ГЛАВА 10
Прошло несколько дней. Мы с Элисон сидели в саду, когда заверещал мой мобильник. Мы только что вернулись из Труро от адвоката, который занимался завещанием Эндрю. На шоссе АЗО произошло ДТП, образовалась огромная пробка, припарковать машину в Труро оказалось весьма затруднительно, сотрудник адвокатской конторы потерял какую-то нужную бумагу, да еще ему требовалась подпись Элисон, так что мы устали и вымотались. Усевшись поудобнее в шезлонгах, мы рассматривали новый образец вышивки - простой шарф с павлиньими перьями по углам, вышитыми гладью и стебельчатым стежком. В вышине над головой распевали жаворонки, в руке у каждой был бокал с охлажденным белым вином - все это здорово восстанавливало силы.
Так что когда прозвучал резкий полифонический сигнал телефона, он оказался на редкость несвоевременным и неприятным. Но я даже представить себе не могла насколько.
- Алло?
Я не удосужилась посмотреть на номер звонящего, прежде чем ответить. Так что голос Майкла явился для меня малоприятным сюрпризом.
- А-а, ты, значит, еще жива? - Голос его звучал слегка разочарованно. - Я тебе несколько сообщений оставил, но ты так и не перезвонила, - обвиняющим тоном добавил он.
Я промолчала.
- Ты куда пропала? - продолжал он.
- Я в Корнуолле, у моей кузины Элисон, хотя это совершенно не твое дело.
На том конце линии возникла пауза, потом послышался вздох. Майкл не привык слышать от меня подобные резкие высказывания, и ему явно не понравилась моя уверенность в себе, не говоря уж об откровенной грубости. Потом он рассмеялся. Смех, решила я, звучал несколько нервно.
- Как интересно! Я тоже. В Корнуолле, я хочу сказать.
Элисон протянула через стол руку и взяла у меня мобильник:
- Привет, Майкл. Да, она тут со мной. Триварт-Фарм, это сразу за Галвалом, в холмах к северу от Пензанса. - Кузина с минуту слушала ответ, потом кивнула: - Если у тебя есть атлас «Лэндрейнджер», ты эту ферму сразу найдешь, она там четко обозначена. Спроси у кого-нибудь по дороге, если заблудишься, или перезвони Джулии, когда окажешься поближе, мы тебе подскажем, куда ехать. Ждем тебя минут через сорок. К чаю у нас салат с крабами - надеюсь, ты не страдаешь аллергией на морепродукты. - Она нажала красную кнопку, прерывая связь, и отдала мне мобильник.
Я непонимающе уставилась на нее:
- За каким чертом ты его пригласила?
- Вам двоим следует спокойно и цивилизованно покончить со своим романом. Ради Анны. Пожмите друг другу руки и вообще ведите себя нормально по отношению друг к другу.
В конце концов, вам же не удастся всю дальнейшую жизнь избегать друг друга, так что вполне можете помириться, пока я присутствую здесь в качестве рефери.
- Тебе легко говорить! Но я вовсе не хочу снова его видеть. Ладно, пойду приму душ, - мрачно заключила я, вытаскивая себя из шезлонга.
- Надень свое красное платье! - крикнула она мне вслед. - Ты в нем просто замечательно выглядишь!
Когда я вернулась в сад через сорок минут, чистенькая и опрятная после душа, с волосами, завязанными на затылке, со свежим макияжем и в красном платье - по той простой причине, что это была у меня единственная вещь, не требовавшая ни стирки, ни глажки, - то обнаружила, что Майкл каким-то образом уже умудрился приехать. Он сидел спиной ко мне в старом деревянном кресле, попивая вино из бокала и смеясь над чем-то, что ему только что сказала Элисон. Судя по виду, он тут чувствовал себя как дома, и это меня сразу взбесило.
- А где же твоя машина? - резко спросила я. - Я что-то не заметила ее на дорожке.
Он обернулся на мой голос.
- Я тоже очень рад тебя видеть, - сообщил он мне в ответ, пытаясь выбраться из глубокого кресла. Я мысленно взмолилась, чтобы оно немедленно развалилось под ним, превратившись в груду переломанного дерева и его костей, но он как-то сумел высвободиться без особых негативных последствий. Б кремовой льняной рубашке и серых мокасинах он выглядел, как всегда, элегантно. Его глаза обежали меня всю. - Я приехал на такси. Это показалось мне самым разумным - дать местным кое-какую работенку. К тому же шофер отлично знал, как сюда добраться.
Ну нет, черт бы меня побрал, ему меня так просто не очаровать! И никаких невинных поцелуев! Я стояла, уперев руки
в бока и вне себя от ярости от того, что он по-прежнему так на меня действовал.
- И что ты тут делаешь? В Корнуолле, я имею в виду.
Он удивленно приподнял бровь, потом повернулся обратно к Элисон:
- Теперь я понимаю, что ты имела в виду.
Я оттащила кресло на некоторое расстояние от стола и села, по-прежнему раздраженно пялясь на него.
- Я… у меня тут было небольшое дело. Кое-какая собственность, которую Анна хочет продать. Кстати, она тебе привет передавала.
Упоминание имени его жены заставило меня похолодеть. У Анны имеются какие-то связи с Корнуоллом? Руки покрылись гусиной кожей, словно меня продуло холодным ветром. Я бросила на него ледяной взгляд, полуприкрыв глаза веками, - так, по моему мнению, смотрят кошки на тех, кого презирают.
- A-а, понятно. Понадобились деньжата для проведения второго медового месяца, не так ли? - ядовито спросила я, и у него хватило совести отвести взгляд. - И где она, эта собственность?
- В деревне Маусхоул. Коттедж, правда, развалившийся. У Анны был арендатор, годами там жил, но теперь он помер. Дом перешел к ней, когда ей исполнился двадцать один год, но сказала она мне про него только сейчас. Любит иногда что-то держать в тайне.
- А где ты остановился? - спросила Элисон, подняв брови.
- Забронировал себе там номер, в маленькой сельской гостинице. Дороговато немного, но, полагаю, не стоит лишать бедных братьев-корнуольцев лишнего честно заработанного пенни. Да, впрочем, и нечестно заработанного.
Я смотрела через сад на долину и гладь моря. Сквозь ажурное переплетение листвы можно было разглядеть колокольню церкви, возвышавшуюся над набережной Пензанса, и узкую сверкающую полосу залива за ней.
Деревня Маусхоул располагалась в нескольких милях оттуда, позади мыса, который прикрывал залив Маунтс-Бэй с запада. Я вспомнила записки Кэт - она упоминала, что именно там было обнаружено рыбачье судно «Констанс», без команды и выброшенное на берег с «турецким клинком», застрявшим в обшивке борта.
- Я бы хотела на него взглянуть, - вдруг заявила Элисон. - На этот коттедж. Некоторые такие старые домики обладают особым очарованием, особенно если простояли некоторое время заброшенными. Могу также кое-что посоветовать насчет того, как его подремонтировать и взять хорошую цену.
Я уставилась на подругу, страстно желая, чтобы та наконец умолкла. Конечно, сейчас ей нужно было именно такое занятие, чтобы отвлечься от печальных размышлений по поводу смерти Эндрю, но я в своем эгоизме могла думать только о том, что каждый пенни, вырученный от продажи коттеджа, станет очередным взносом в обустройство новой жизни Майкла с Анной. И если уж я о них вообще думала (чего я изо всех сил старалась избежать), то желала им быть бедными и несчастными, а вовсе не богатыми и довольными.
Майкл олицетворял собой восторженное оживление. Он склонился над столом, похлопал Элисон по руке, одарил сияющей улыбкой, которая осветила все его лицо, - такой, которая, как я раньше полагала, предназначалась только мне.
- Отлично! Приезжай туда завтра. Не могу сказать, что горю желанием что-то там делать, хотелось бы просто более или менее привести дом в порядок и побыстрее выставить на продажу. Но мне, разумеется, хотелось бы услышать, что ты думаешь по его поводу. Джулия может подтвердить, у меня нет особых талантов в области дизайна интерьера - моя квартира в Сохо благополучно зарастает грязью, там ее уже по уши, так что не думаю, что она бы тебе понравилась.
Тут я не выдержала. Резко отодвинув кресло назад, так что ножки возмущенно заскрипели по гранитным плитам, я рванула под защиту дома, чувствуя на ходу, как две пары глаз сверлят мне спину.
Взбежала наверх и упала на кровать лицом в подушку. Все мое самообладание лопнуло, эмоции вырвались наружу. Слезы, которые я сдерживала десять дней, полились потоком, как наводнение. Я рыдала так, что не услышала шагов по лестнице и скрипа открываемой двери, поэтому, когда матрас просел под чей-то тяжестью, я подпрыгнула и сердце испуганно заколотилось.
Это был Майкл. Он сидел рядом с потрясенным и пристыженным видом. Потом достал из кармана большой измятый носовой платок и вытер мне лицо, размазав потеки соплей по щекам. Я в ярости отпихнула его руку и бросилась в ванную, захлопнув за собой дверь. Ополоснула лицо холодной водой и уставилась на себя в зеркало. Дневной свет всегда обнажает жестокую правду; никогда не могла понять, зачем люди так устраивают свои дома, чтобы в них было больше этого самого света. Если ты уже не можешь похвастаться упругой и нежной кожей, как в двадцать лет, дневной свет с большой радостью тут же подчеркнет все твои морщины, синяки и мешки. И тебе останется только ощущать себя древней, изможденной старухой, даже если ты умудрилась отшелушить все атомы отмершей кожи до последнего, вся обмазалась увлажняющим кремом, унция которого обходится дороже, чем гран настоящих благовоний, и аккуратнейшим образом и с большим знанием дела разукрасила себя самым дорогим макияжем. Все это я проделала менее часа назад. А сейчас смотрелась как жертва землетрясения.
Я злобно протерла лицо фланелью, стерев все, что там было, и вышла обратно к своему бывшему - бросившему меня любовнику, - не озаботившись нацепить на себя защитную маску. Пусть видит последствия того, что натворил, думала я; пусть.
Но Майкл сидел сгорбившись, спиной ко мне. И выглядел очень расстроенным: я его достаточно хорошо знала, чтобы по позе определять настроение. А он был весьма озабочен и возбужден.
- Зачем ты сюда приехал? - спокойно спросила я, радуясь тому, что голос не дрожит.
Он виновато посмотрел на меня и встал, повернувшись ко мне. В руках он держал книгу, свой прощальный подарок мне.
Я прошла через комнату и забрала у него книгу, бережно прижав ее к груди.
- Элисон рассказала мне про эту книгу. - Он снова присел. - Звучит весьма захватывающе.
- Так оно и есть, - ответила я, еще крепче прижимая к себе томик.
- Мне бы хотелось получше изучить ее, - сообщил он и протянул руку. На секунду какой-то предательский инстинкт заставил меня вообразить, будто он тянет руку ко мне самой.
- Не сомневаюсь, что тебе этого хотелось бы.
Майкл удивленно поднял брови.
- Джулия, не сердись.
- Мне кажется, имею полное право сердиться на тебя, не так ли?
- Но я вовсе не хотел тебе зла, правда-правда.
- Тогда зачем ты сюда заявился и теперь пудришь мне - мозги? Вешаешь лапшу на уши насчет этого траханого коттеджа… Неужто не понятно, что это гнусно - являться вот так, откуда ни возьмись, ни с того ни с сего?! Я проехала три сотни миль, чтоб оказаться подальше от тебя, а ты и сюда приперся, стоишь тут передо мной и читаешь эту проклятую книжку, которую подарил мне на прощание, как подачку бросил. Дескать, прощай и хоть поди и утопись.
Я уже орала на него, все сдерживающие центры отказали. Майкл побледнел. Он никогда не умел справляться с подобными взрывами эмоций.
- Успокойся, пожалуйста, - произнес он наконец. - Я просто хотел узнать, все ли у тебя в порядке. Позвонил пару дней назад на твой мобильник, но ответила мне Элисон. И сказала, что очень за тебя волнуется, так что я предложил приехать сюда, чтобы разобраться с этим коттеджем, а также увидеться с тобой.
Я смотрела на него, соображая, что к чему. Мы с Элисон пару дней назад ездили купаться в открытый бассейн неподалеку. Это было очень милое строение в стиле ар деко, на берегу моря, где можно было без конца плескаться в огромном пространстве морской воды, любуясь лазурным небом и церковью Сент-Мэриз, и даже делать вид, что ты на Ривьере. Я вспомнила, что один раз видела, как Элисон разговаривает с кем-то по телефону, пока я лениво плаваю вокруг самого глубокого места бассейна, но тогда не поняла, что это была моя трубка.
- Что ж, очень мило с твоей стороны.
- Да ладно тебе. - Он пожал плечами. - По правде сказать… э-э-э… много причин, по которым нам сейчас нужны деньги…
Мне пришлось подавить возникшую было на лице мерзкую ухмылку. Да уж, райского сада у них, видать, не получается. Что ж, утешение, пусть и слабое.
- Вообще-то это очень странная вещь. - Он кивнул на книгу. - Я ее заполучил после распродажи имущества из одного здешнего дома. Наверное, она тут и валялась с самого - какого там? - 1634 года?
- Нет, с 1625-го. - Я прищурилась. Лжец, видимо, не подозревал, что я знаю: эта книга происходит из дома, в котором мы сейчас находимся. Можно было, конечно, пропустить вранье мимо ушей, но мне почему-то не хотелось. - Элисон сказала, что они с Эндрю переслали ее тебе вместе с кучей других книг. Чтоб ты их продал.
Майкл покраснел.
- Да-да… Но я решил, что она тебе понравится, поскольку это книга про вышивки и все такое. Вот задержал ее некоторое время у себя и даже забыл про нее, пока… ну, ты сама знаешь. На самом деле я ее тебе подарил по ошибке. Честно говоря, тебе бы следовало вернуть ее мне, когда ты закончишь ее читать, чтобы я мог ее продать, как хотела Элисон. Похороны нынче обходятся дорого, а Эндрю, насколько мне известно, пребывал в весьма стесненных обстоятельствах.
Какой подлец, однако! Как только книжка попадет к нему в руки, он тут же ее продаст, немедленно; однако могу поставить что угодно, что денежки, которые он за нее выручит, никогда не попадут в карман Элисон.
- Когда закончу ее читать, может, и верну, - соврала я. Он тут же размяк от явного облегчения.
- Ну, иди ко мне, старушка, - позвал он, раскрывая объятия.
И я с ужасом обнаружила, что двигаюсь к нему, как безмозглый автомат, а потом моя голова оказалась у него на плече, и я ощутила запах утюга от его рубашки и привычный аромат одеколона, исходящий от его горячего тела. Он взял в ладони мое лицо, приблизил его к своему, и я почувствовала, как убыстряется его пульс. Книга самым неудобным образом воткнулась мне в грудь, когда он крепко прижал меня к себе, и тут, разом осознав всю свою слабость и тупость, я отскочила назад. Лицо пылало.
- Уходи, - сказала я. - Ничего у тебя не выйдет.
Он потер лицо, а я вспомнила, как бессчетное число раз стояла над ним на четвереньках, разглаживая подушечками пальцев морщинки напряжения на его лбу.
- Тебя не так-то легко забыть, Джулия, что бы ты обо мне ни думала, - сообщил он. - Мне в последние несколько недель очень тяжело было…
- Вот и отлично. А теперь - уходи.
* * *
В ту ночь я осталась в своей комнате и полностью погрузилась в записки Кэтрин. Миновала полночь, взошла луна, на небе засверкали звезды, но я ничего этого не видела. В листве деревьев заухала сова, а я все читала, хотя было уже два часа ночи, потому что заметки на полях книги вдруг оказались не просто ежедневными записями какой-то рукодельницы, а потрясающим историческим документом, полным тайн и загадок.
ГЛАВА 11
Кэтрин
20 июля 1625 года
Я пишу это, сама ни знаю где, в тимноте и страхе за сваю жизнь, нет, даже за самую сваю душу. Уже пять дней, как ани на нас напали, пять дней и ничей сплашнова ужаса. Я видила такое, какое ни должна видить ни одна женщина, я пиринисла такие унижения, какие ни можит вынисти ни адин христианин, и чем все это кончится, ни магу придставить, разви только мучением и смертью. Вокруг миня одна боль и страдания! И ужасная вонь и жис-токость. Можит, мы все уже мертвые и напали в чистилище. Только я уверена, что сам Ад ни можит быть хуже, чем эта страшная судьба, какая на нас обрушилась. Да смилостивится над нами Господь, надо мной и моими товарищами па нищастью, да спасет Он нас ат такой нечилавеческой учисти, только я баюсь, что Он атвирнул лицо свае от нас и ни слышит наши мольбы…
- Кэт!… Кэтрин!
Она быстро обернулась и увидела Роберта - он стоял в дверях, одетый в свой воскресный костюм и с выражением висельника на лице. Синие глаза смотрели умоляюще. За последние две недели, с тех пор как хозяин объявил Кэт ее судьбу, она едва обмолвилась словом с женихом.
- Что тебе нужно?
- Я зашел за тобой, чтоб отвезти в город. Мэгги сказала, вы собираетесь в церковь в Пензансе послушать нового проповедника, вот я и решил, что, может, мне отправиться вместе с вами. Кроме того, на море неспокойно, над заливом висит туман и изморось… я подумал, тебе не захочется промокнуть…
Кэтрин резко дернула подбородком.
- Спасибо, мы и сами можем туда добраться. Всего-то две мили. - Девушка с сожалением посмотрела на свои лучшие чулки со стрелками на щиколотках. Она сама их вышивала, и они смотрелись просто отлично; мысль о том, что чулки намокнут или, того хуже, испачкаются, привела ее в ярость. Но она ни за что не поедет с Робертом, если этого можно избежать.
Тут появилась и Мэтти. Когда она увидела Роберта Болито, личико расплылось в широкой счастливой улыбке.
- Я видела у дверей твою двуколку. Ты отвезешь нас в город, да? Нынче очень сыро и дождик моросит. Даже Маунт не видать сквозь пелену, так что совсем неохота тащиться пешком, хотя Нелл и Уильям уже отправились, я сама видела.
Кэт вздохнула. Отступать было некуда.
- Нелл Шигуайн пошла в церковь Богородицы? А почему бы ей не отправиться в Галвал, как обычно, со всей остальной прислугой? Это ж была единственная причина, по которой я решила сходить в Пензанс и побыть с матерью и дядей Недом, чего обычно терпеть не могу, - то, что мне по крайней мере не придется терпеть шпионского подглядывания Нелл во время проповеди. Она ж всегда дожидается, когда проповедник упомянет про грех Евы, чтоб сразу начать глупо мне ухмыляться.
Мэтти снова улыбнулась:
- Нынче все будет по-другому, Кэт! Это ж совсем другой проповедник! Вот если б это была очередная длинная- предлинная проповедь нашего преподобного Вила, я б, наверное, померла со скуки.
Я ж нынче всю ночь глаз не сомкнула из-за этих чаек, они все время орали на крыше прямо надо мной. Преподобный говорит, Господь создал всех тварей земных с определенной целью и по своему плану, только я вот не могу понять, зачем вообще они нужны, эти чайки. Я себе вчера все руки до дыр стерла, отчищая двор от их дерьма. Проклятые твари!
Кэт наклонилась к ней и тихо сказала:
- Говорят, что они кричат голосами мертвых, которые еще не попали в рай.
Мэтти отшатнулась.
- Но ведь орут прямо у меня над головой! - жалобно простонала она. - Я ж слышу, как они там ходят. - Глаза ее наполнились слезами.
Роб метнул на Кэт яростный взгляд, потом обнял расстроенную служанку.
- Пошли, я посажу тебя в двуколку, Мэтти. А когда вернемся, я погляжу, что там можно сделать, чтоб убрать с крыши над твоей комнатой их гнезда. Хорошо?
Мэтти уставилась на него с полным обожанием:
- Ты добрый человек, Роб. Кэт просто не понимает, как ей повезло.
Когда они выехали с подъездной дорожки на главную дорогу, туман еще не рассеялся. Дорога круто спускалась к морю. Все вокруг окутывала непроницаемая пелена, удерживая тепло над землей, так что воздух был полон влаги, трудно было дышать. Наползающие с моря туманы не были редкостью в здешних местах, особенно в летнюю пору, и эта пелена скоро рассеется, когда солнце поднимется повыше. Вот только Кэтрин в этом ограниченном туманом пространстве чувствовала себя отвратительно, страдая от клаустрофобии.
У нее было ощущение, что тянущиеся вдоль дороги живые изгороди давят на нее, метелки щавеля угрожают ей своим ржаво-красным цветом, похожим на запекшуюся кровь, торчащие высоко вверх стебли наперстянки, сейчас лишенные цветов, вызывают подозрение, что их обезглавила чья-то безжалостная и злобная рука. Она украдкой глянула на Роберта, на его мощный, грубый профиль и непослушные пряди соломенно-желтых волос, выбивающиеся из-под шляпы. Способна ли она видеть это лицо на соседней подушке, просыпаясь каждое утро, день за днем, год за годом, а рядом, в соседнем сарае, будут мычать коровы, а на крыше над головой - орать чайки, и ее мир будет по-прежнему ограничен узкими рамками и близкими горизонтами? Все ее существо восставало против такой перспективы. Пока хозяин не объявил о том, что они с Робом помолвлены, она неплохо относилась к своему кузену; теперь же едва выносила его присутствие и с трудом могла представить себе, как поедет с ним в карете в церковь, а люди будут смотреть на них, уже как на супружескую пару. Пророчество цыганки, сперва давшее ей надежду, обернулось ложью: через месяц они с Робом станут мужем и женой, потому что извещения об их предстоящей свадьбе уже разосланы и развешаны, а леди Харрис купила у лучшего в городе торговца тканями несколько ярдов испанской парчи, ярко-синей, как море, когда его не застилает, как сегодня, туман. Торговец, кстати, оказался дядюшкой Кэт, Эдуардом Кудом, так что, надо полагать, это была весьма выгодная сделка. Шить себе подвенечный наряд в таком состоянии, когда при каждом взгляде на ткань желаешь, чтоб это был твой саван, вряд ли сделает платье символом удачи и счастья, которые так нужны, чтобы провести тебя через всю замужнюю жизнь. И что хуже всего, единственный возможный путь к спасению - в виде графини Солсбери, собиравшейся с визитом к ее хозяйке, - был перекрыт. Кэт уже две недели трудилась, вышивая напрестольную пелену; и вот в прошлый четверг курьер привез письмо от Кэтрин Хауард, в котором графиня сообщала, что лето хочет провести в своих семейных поместьях в Марлборо и надеется теперь приехать к ним вместе с мужем, который намерен осенью проинспектировать Маунт и оценить необходимость его укрепления и перевооружения.
В ту же ночь Кэт сложила едва начатую работу и упрятала под кровать. И с тех пор больше не прикасалась к ней.
Когда двуколка подъехала к дороге, тянувшейся вдоль берега, девушка рассеянно посмотрела на залив и нависшие над ним облака. Присутствие Сент-Майклз-Маунта ощущалось лишь в виде расплывающейся массивной тени. Прилив стоял высоко, но в море ничто не двигалось: суда и лодки отдыхали, пришвартованные на день к берегу, даже морские птицы сидели неподвижно, упрятав головы под крылья. Кэт лениво поигрывала нитью, выбившейся из подшивки рукава. При обычных условиях она немедленно занялась бы починкой, заштопав распустившуюся ткань такими мелкими и аккуратными стежками, что никто бы ничего не заметил, но, говоря по правде, сейчас у нее не было на это ни сил, ни желания. После того как ее судьба была окончательно определена и уже не оставалось никаких шансов увернуться, она чувствовала себя неясной тенью, прямо как этот замок на острове: пустой и безжизненной вещью, навеки окруженной беспокойным морем.
Дорога огибала гавань, проходя по набережной, мимо лабазов и пакгаузов, мимо рыбных складов и родника Сент-Энтониз-Уэлл, потом резко поднималась вверх, к Куэй-стрит и к церкви Богородицы на вершине холма. Они миновали поток паломников, взбиравшихся на холм, - люди, без сомнения, пришли послушать нового проповедника. Как узнала Кэт, он был пуританин и приехал издалека, из самого Лискарда, и от этого у нее совсем упало сердце: ее собственный дядюшка недавно перешел в эту секту и как глава семьи вознамерился заставить всех остальных последовать его примеру. Многие из устремившихся к церкви были одеты в простую одежду, но далеко не все, как подозревала Кэт, по причине бедности. Она узнала в толпе жирного старого олдермена Полглейза и его не менее толстую жену Элизабет - супруги, пыхтя и потея, пробирались вверх, обряженные в нечто очень простое и черное, разбавленное лишь белыми кружевами воротника и манжет.
Ирония ситуации заключалась в том, что всего несколько лет назад они выглядели бы в точности как испанские католики, которых так презирали, за исключением, может быть, плоеных воротников. Потом двуколка обогнала констебля, Джима Керью, и старого Томаса Эллиса с женой Элис, потом корабела Эндрю с сыном Ифриимом; потом Томаса Сэмюэлса и его сестру Анну; потом семейство Хоскинсов из Маркет-Джу, старого Генри Джонса, у которого был большой дом в Лескаджаке. Создавалось впечатление, что к проповеднику заявится целая толпа народу. Потом их кто-то окликнул, и Кэт увидела Джека Келлинча, который улыбался ей совершенно акульим оскалом с противоположной стороны улицы.
- Эй, там, на двуколке! Ты на вид прямо джентльмен, Роб Болито, едешь себе так важно, да еще и с юной леди рядом, своей будущей женой! А бедная Мэтти сидит себе сзади, одна-одинешенька! - С этими словами он перебежал через улицу, обеими руками ухватился за борт двуколки, рывком перебросил тело через колесо и упал прямо на заднее сиденье рядом с зардевшейся служанкой.
Кэт обернулась и смерила его суровым взглядом. Внутренне она кипела от негодования.
- Достойно удивления, мистер Келлинч, видеть тебя на пути к проповеднику Трурану. С твоим воспитанием и греховными делами тебе гораздо больше подошла бы исповедальня, чем прослушивание речей какого-то старого витии.
Джек рассмеялся.
- Смотри, чтобы тебя не услышал мой старикан, а то разложит тебя у себя на колене и всыплет как следует, чтоб вбить в тебя страх Господень, мистрис Кэтрин. Даже моя мамаша не в силах отвратить его от этой страсти - слушать всякие проповеди. Ай, глядите-ка, а вот и они сами! Помаши им, Мэтти, как машет своим подданным настоящая королева!
На Куэй-стрит показался Айзек Келлинч в сопровождении своей маленькой черноволосой жены Марии, второго сына, Джорди, и дочери Генриетты, которую все называли Цыпа. Мэтти, красная как свекла, слабо им махнула. Старый Айзек на секунду остановился, глядя на проезжающую повозку', потом его яркие глаза выкатились из орбит.
- А ну вылезай из этой паскудной повозки и шагай ногами, которые тебе дал Господь!
Но Джек лишь откинулся назад и расхохотался.
На вершине холма Роберт остановил лошадей, спрыгнул на землю и помог Кэт сойти с двуколки. Потом подождал, придерживая ее за локоть, пока Джек и Мэтти не скроются в толпе. Кэт со злостью вырвала у него руку.
- Ну вот, Мэтти пошла одна, без меня, и теперь все будут ее дразнить из-за Джека, - быстро сказала она. - А ты сам знаешь, бедняжка к нему неравнодушна, а вот он всего лишь заигрывает с ней. Она для него ничего не значит, а в результате у нее сердце будет разбито.
Роберт удивленно взглянул на Кэт:
- Ты ведь почти ничего не знаешь о Джеке…
- Я знаю, что он проходимец и пират и у него в каждом порту по девице. - «И вообще он слишком красив и обаятелен для такой тупой курицы, как Мэгги», - подумала она.
- Ты ошибаешься, - сказал Роб, качая головой. - Ты всегда так решительна в своих высказываниях, Кэтрин, так упорствуешь в своем ожесточении, а сама не видишь, что у тебя прямо перед носом.
- Так! Мало того что я притащилась сюда слушать скучные проповеди этого старикашки, так теперь еще и твои выговоры!
- Если хочешь, я могу уйти. Но Джек женится на Мэтти еще до конца года - запомни мои слова! - Роберт сунул руку в карман и достал оттуда маленький сверток, туго замотанный в кусок синего шелка.
- Вот, держи. Я тебе это дарю. Развернуть можешь потом, в присутствии твоих родственников. Или нет, как тебе больше нравится.
Девушка сжала пальцами сверток. Внутри, под шелком, ощущалось что-то небольшое, твердое и довольно тяжелое.
- Что это?
- Это тебе в знак нашей помолвки. Оно раньше принадлежало моей матери, - ответил он. - Ты бы ей понравилась, несмотря на то что ты меня нисколько не любишь. - Парень крепко сжал челюсти. Ему это было нелегко - высказать вслух то, что в глубине души он знал точно. Но воскресенье - именно такой день, когда можно высказать все, что у тебя на сердце, а кроме того, Роберт не представлял, когда еще сможет это сделать. Они так редко оставались вдвоем, особенно теперь, когда она стала избегать его общества.
Кэт посмотрела на него в некотором смятении:
- Дело не только в тебе, Роберт, не в тебе одном. Мне все тут не нравится - Кенджи, Корнуолл, вся эта жизнь… совсем не то, чего я хочу. Не то, о чем мечтала.
А ее пальцы между тем продолжали исследовать сверток и обнаружили, что в середине у него пусто. Ага, это кольцо! Обручальное кольцо. Она протянула сверток обратно Роберту и насильно вложила его в ладонь:
- Не надо дарить мне его сейчас. Подожди до более подходящих времен, когда между нами не будет ссор.
Он посмотрел на нее таким пронзительным взглядом, что Кэтрин даже испугалась, что он проникнет в самую ее сущность. Потом кивнул. И после паузы, явно заполненной тяжелой внутренней борьбой, сказал:
- Может, мне удастся найти работу где-нибудь еще, в другом месте. И тогда тебе не придется расставаться со своими мечтами, Кэтрин.
После чего повернулся и пошел прочь, оставив ее в полной растерянности.
- Кэтрин!
Она обернулась и увидела своего дядю, который направлялся прямо к ней. Эдуард Куд был высокий мужчина, лысый как коленка и источавший примерно столько же доброты и тепла. Шедшая рядом его супружница, Мэри, являла собой образчик цветущей здоровой женщины с пышным бюстом, едва удерживаемым косточками корсета. Двое их маленьких сыновей бегали вдоль церковного забора и колотили друг друга палками, пока старуха Энни Бэдкок, известная всем ведьма, не обратила на них свой злобный взгляд, и дети, перепугавшись, спрятались в складках юбки своей матери.
- Садись нынче вместе с нами, на нашей скамье, Кэтрин, - сурово сказал дядя Эдуард, сразу положив конец ее надеждам сесть в самом углу церкви вместе с Мэтти, где Кэт могла бы без помех сделать очередную запись в своей книге и избежать шпионских взглядов Нелл Шигуайн. Она взяла с собой и книгу, и грифельный стержень, и маленький ножик, чтоб его затачивать, - все это лежало в кошельке, висевшем на поясе. Записи стали теперь настолько личными, что она вовсе не желала, чтобы кто-то их увидел. И хотя она знала, что ни Полли, ни Нелл не умеют читать, она все же подозревала, что если кто-то из них обнаружит у нее эту книгу, то непременно отнесет ее леди Харрис - первая из самых благородных побуждений, посчитав, что книгу просто не туда положили, а вторая - по злобе. При мысли о том, что ее записи прочтет хозяйка или кто угодно еще, у Кэт от ужаса душа уходила в пятки.