- Здравствуй, доченька!
Джейн Триджинна не снизошла до примитивных пуританских манер своего брата. На ней было темно-синее платье, расшитое серебряной нитью по корсажу и манжетам, и тонкий кружевной воротник.
- Бога ради сними с себя этот ужасный чепец! - И прежде чем Кэт успела развязать ленты чепца, мать сдернула его у нее с головы. - Твои волосы - это твоя гордость и красота!
Так и не прячь ее! И зачем ты напялила это выношенное платье?! - выпалила она, не обращая внимания на неодобрительные взгляды брата. Потом резким жестом подхватила Кэт под руку и повлекла к церкви. - Мне не слишком нравится эта задумка насчет мастера Болито, Кэтрин, но Нед меня вроде как переубедил. Леди Харрис твердит, что Роберт будет хорошо устроен в Кенджи и займет место Парсонса в качестве управляющего, а это, надо полагать, совсем не плохое место. - Джейн поджала губы, так что маленькие складочки неудовольствия возле ее рта превратились в глубокие морщины. - Однако должна тебе признаться, я несколько разочарована. Я надеялась, тебе удастся подцепить одного из сыновей леди Харрис.
- Ты так говоришь, словно это рыбы, мама. Словно их можно поймать.
- Как говорится, ловкий рыбак и кита вытащит, если твердо вознамерится.
- Ну, даже если бы я вознамерилась, то Маргарет Харрис - никогда. Она за мной прямо как ястреб следит и держит своих мальчиков подальше от меня, а сама все время подставляет мне Роба. Но что сделано, то сделано; и мне бы не хотелось больше обсуждать этот вопрос.
Мать надула губы.
- Не сомневаюсь, что твой дядя еще выскажется по этому поводу за обедом. Он очень рад, что ты наконец будешь устроена.
В этот момент солнце пробилось сквозь туман, и шпиль церкви заблестел в золотистом свете.
- Господь улыбнулся нам.
Это произнес высокий, потрепанный на вид мужчина, только что вступивший на церковный двор. Вместо носа у него на лице торчал настоящий орлиный клюв, макушка была лысая, а на подбородке белой пеной серебрилась седая борода. Он продолжил:
- Господь смотрит с Небес на Землю, и все народы должны восславлять Его имя, а все цари земные - Его величие.
Он обратил свой пронзительный взгляд на толпу, оглядел каждого, одного за другим, и все проследовали в церковь. В конце концов его взгляд остановился на Энни Бэдкок, стоявшей по другую сторону церковной ограды. На лице старухи, сморщенном, как печеное яблоко, было очень интересное выражение, которое ее разные глаза превращали в совсем уж гротескное: слепой глаз, казалось, смотрел прямо на них, тогда как видящий был обращен в сторону окутанного туманом залива.
- Входи и ты, добрая жена, и открой свое сердце Господу.
Энни подняла голову и улыбнулась своей беззубой улыбкой, от которой маленьких детей потом мучили кошмары.
- Нет уж, спасибо, преподобный, благослови тебя Господь. Я никогда не была ничьей женой, да и доброй не была. Лучше уж тут постою снаружи, как старая грешница, а спасением своей души уж сама займусь.
- Никто, кроме Господа, не может спасти твою душу, старуха.
- Может и так, но я уж лучше вернусь в свою хижину. - Тут она обратила взгляд своего видящего глаза на Кэтрин: - Если у тебя осталась хоть капля здравого смысла, которым тебя одарил Господь, залезай обратно в свою повозку вместе со своим молодым человеком и возвращайся назад. И усни в его объятиях. Попомни мои слова: пожалеешь, если не уедешь!
Кто-то из слышавших это рассмеялся, заметив недоумение и замешательство Кэт, а ее дядя пришел в ярость:
- Убирайся отсюда, ты, гнусная безумица! И прекрати нести чушь! Прочь! Пошла прочь!
Старуха в течение долгой секунды держала взгляд Кэт, потом набросила на голову шаль и удалилась.
Джейн Триджинна прищелкнула языком.
- В Пензансе уже давно пора завести сумасшедший дом, как в Бодмине, и упрятать туда всех убогих!
- Не очень по-христиански с твоей стороны, мама, - резко заметила Кэт. А все же интересно, что она хотела сказать, эта старая карга? Откуда она узнала про Роба? Может, это он ее и подбил на такое выступление? Размышляя, Кэт последовала за дядей в церковь и заняла крайнее от прохода место на их семейной скамье.
- Я представлю вам восемь характерных черт человека без Христа в сердце! - вдруг громовым голосом провозгласил проповедник, и прихожане умолкли, внимая его словам.
Именно за этим они сюда и пришли. Именно этого они и желали, услышать настоящего толкователя Библии, все его слова про адское пламя, проклятия по адресу еретиков и безбожников.
- Первое. Любой человек без Христа в сердце - это человек низкий и подлый. Пусть ты рожден от благородных людей, будь ты хоть потомком князей земных, все же, если в жилах твоих не струится благородная кровь Иисуса Христа, ты низок и подл!
И он пригвоздил всех к месту яростным взглядом своих синих глаз, как бабочек к доске.
- Второе. Человек без Христа в сердце - это раб. Как сказано в Евангелии от Иоанна, глава 8, стих 36, «если Сын освободит вас, то истинно свободны будете, ибо если нет в вас желания, дабы Христос освободил вас от рабства греха и сатаны, то вовек пребудете рабами: рабами греха, рабами дьявола, рабами закона!»
Женщина, сидевшая в среднем ряду, начала раскачиваться и стонать. Ну конечно, Нелл Шигуайн! Кэт тяжело вздохнула. Преподобный Вил никогда не подвергал своих прихожан столь яростным нападкам. Он призывал их относиться друг к другу с христианским состраданием и всепрощением, мягко и терпеливо разъяснял им трудно понимаемые места из Притчей Соломоновых и Псалтири. Кэт очень хотела бы оказаться сейчас вместе с остальными слугами Кенджи-Мэнора на своем обычном месте в церкви Галвала, где спокойно могла бы заниматься своими записками…
Тут кулак проповедника с грохотом обрушился на кафедру, и Кэт, вздрогнув, пришла в себя.
- Пятое. Это человек извращенный. Человек без Христа в сердце подобен телу, исполненному ран и пороков. Он подобен темному дому без огня, телу без головы, и такой человек есть человек безобразный.
Проповедник чуть понизил голос и горестно уставился на паству, словно все здесь были лишены каких-либо надежд на спасение.
- Шестое. Это самый что ни на есть несчастный и безутешный человек. Если нет в душе стремления к Христу, все утешения ваши - не более чем страдания, все жалости и милосердия ваши - не более чем несчастья.
Седьмое. Это мертвый человек! Лишите человека веры Христовой, и вы лишите его жизни, а лишив человека жизни, вы превратите его в мертвый кусок плоти, в труп!
Слова эхом отражались от потолочных балок, какой-то ребенок в переднем ряду шумно заплакал, и мать принялась его успокаивать. И тут в вызванную этим плачем паузу ворвался грохот и стук. Тяжелая деревянная дверь в конце нефа с треском распахнулась, створки ударились о стену.
Труран в негодовании уставился на запоздавшего. Грудь раздулась, словно он приготовился обрушить на пришельца гневную отповедь. Но тут глаза проповедника выкатились из орбит, словно он не мог поверить в то, что видит, челюсть отвалилась.
Собравшиеся один за другим стали оборачиваться, чтобы посмотреть, кто посмел так ворваться, кто довел их пламенного пастыря до такого странного состояния. Кэт тоже обернулась, и в этот момент в церковь, завывая, как злобные привидения, ворвалась целая банда мужчин. Все они были в длинных черных плащах, с бритыми наголо головами, и все размахивали кривыми, устрашающими на вид саблями.
Сабли были вроде той, что она уже однажды мельком видела в кухне Кенджи, - точно такую обнаружили на брошенном рыбачьем судне «Констанс». Кожа у этих людей была темная, такая же, как у той цыганки, сверкали только белки глаз. Примерно дюжина этих людей стремительно двигалась по проходу, выкрикивая «Аллах акбар!».
«Пираты! - догадалась Кэт. Сердце билось о ребра, как попавшая в силок птичка. - Турецкие пираты!»
Олдермен Полглейз вскочил на ноги.
- Кто вы такие? - заорал он, обращаясь к тому турку, что шел впереди. Мужчина рассмеялся, показав роскошные белые зубы. Борода и длинное, вытянутое лицо делали его похожим на волка. Олдермен привык, чтобы его слушали и слушались. К тому же он был несколько близорук. - Как бы посмели прервать богослужение? Если пришли за милостыней, подождите снаружи, пока закончится служба. А сейчас - вон отсюда! - Он поднял руку, словно призывая всех к порядку. Разбойник небрежным движением ударил его, сильно и жестоко. Вскрикнула какая-то женщина. Мистрис Полглейз опустилась на колени рядом с упавшим мужем, прикрывая его от сверкающей стали. Но пират просто развернул клинок и ударил ее рукоятью по голове, и женщина упала на тело олдермена. Оба замерли на полу, как огромная куча тканей и плоти, не шевелясь. Их дети начали визжать, а за ними и все остальные дети. В переднем ряду зашелся истерическим криком грудной ребенок, сразу весь покраснев.
Один из налетчиков угрожающе сунул свой клинок чуть ли не в лицо младенцу и, обнажив зубы, как рычащая собака, рявкнул: «Сакут![21]».
Вопль ребенка тут же стих, сменившись испуганным хныканьем.
А в церковь все входили и входили иноземцы, выкрикивая что-то на непонятном языке и размахивая саблями. Констебль Джим Керью, видимо, памятуя о служебном долге, ухватил одного из пиратов за руку и попытался вырвать оружие.
Но тот выхватил из-за пояса кривой нож и всадил Джиму в шею. Кровь брызнула фонтаном и забрызгала всех в радиусе четырех футов.
Тут же началась паника, словно собравшиеся пребывали в сомнениях по поводу сути происходящего до того момента, когда погиб констебль и начался ад.
- Боже, спаси нас! Господи помилуй! Помогите! - кричали все.
В дальнем конце церкви Джек Келлинч перескочил через скамью, волоча за собой Мэтти, и рванул к двери в ризницу, но дорогу ему преградила группа людей в черных плащах. «Назад, неверный пес!» - прорычал один из них. Джек остановился, оглядывая противников, словно взвешивая свои шансы, но Мэтти повисла на нем и потянула за руку. «Джек, не надо! - кричала она. - Делай, как он сказал!» А когда тот вроде как собрался все же прорваться, один из пиратов, бросив что-то нечленораздельное своим сотоварищам, ударил его в грудь, да так, что тот отлетел назад, сбив с ног Мэтти, которая, в свою очередь, повалила на пол еще троих, стоявших позади.
А пиратов становилось все больше - двадцать, сорок, пятьдесят, - пока их стало невозможно пересчитать. Маленькая церковь вдруг оказалась битком набитой людьми. Стало невыносимо жарко и душно, кругом кричали. Все вокруг было буквально пропитано страхом. Потом в центре хаоса возникла фигура высокого мужчины, который прошел по нефу, как крыльями размахивая полами своего темно-синего плаща. Пираты отхлынули, освобождая ему дорогу. Его кожа напоминала цветом полированное ореховое дерево, голова была повязана темно-красным платком, концы которого мягкими складками падали на плечи. На нем также были серебряный пояс и тяжелые серебряные браслеты на темных запястьях, клинок кривой сабли украшен богатой золотой насечкой. Главарь обозрел тела на полу, завывающих детей, перепуганных женщин, мужчин с побледневшими лицами.
У него был длинный прямой нос и пронзительный взгляд черных глаз, и это делало его похожим на хищную птицу, безжалостную, умелую и способную на все. Эта мысль пронзила Кэт, по спине пробежал холодок ужаса. Пират в красном тюрбане крикнул что-то на своем языке, и остальные тут же бросились исполнять его приказание, рассыпавшись по церкви и окружив всех прихожан. Главарь же подошел к проповеднику Трурану и встал перед ним. Так они и стояли некоторое время, пожирая друг друга взглядами, потом пират усмехнулся и одним изящным, как у танцора, прыжком оказался позади проповедника, а тот вдруг обнаружил, что к его горлу прижато острие дамасской сабли.
- Сядьте все на свой места и заткнитесь, иначе я убью ваш имам! - крикнул он. По-английски он говорил с сильным акцентом.
Воцарилась полная ужаса тишина. Все расселись по скамьям, подавленные, словно дети, которых строгий воспитатель застиг за недозволенной игрой. Главарь пиратов оглядел их с нескрываемым удовлетворением.
- Вы идете с нами, - заявил он. - Без бой, без сопротивлений. Вы идете с нами на наш корабли, и мы не причинять вам зло. Кто пробует бежать, мы убить. Понятно? Так очень просто.
Кто-то начал молиться, тихой скороговоркой: «Помилуй нас, Господи, спаси от бури и молнии, от чумы и холеры, от голода, от войн и убийств, от внезапной смерти. Спаси нас!»
- Господи помилуй!
- О Боже, о Боже, о Боже!
- Иисусе, спаси и сохрани нас!
- Это хорошо, что вы молиться Богу, - задумчиво произнес пират. - Ибо душа - хрупкий вещь, ее только молитва укрепит. Но только не этому человеку, Иисусу Христу, потому что он просто пророк, из плоть и кровь, как вы и я, и не может спасать душу.
А теперь - встать и не спорить. Пошли все, тихо и мирно.
Один из пиратов поднял с пола олдермена Полглейза и взвалил себе на плечо, словно мешок с репой. Другой помог подняться на ноги шатающейся мистрис Полглейз и подтолкнул ее к выходу.
Никто не пытался сопротивляться. И вот они выбрались на опустевшие улицы Пензанса, на яркий солнечный свет, и тут же увидели три корабля, стоящие на якоре в гавани: великолепную каравеллу со свернутыми парусами, резко выделяющуюся на бирюзовом фоне моря, и два более легких судна со странными треугольными парусами. Кэт заморгала и присмотрелась. Все детали вставшей перед ней картины четко отпечатались в мозгу, нереальные, неправильные: чайка, как-то боком планирующая в синем небе над головой, словно в мире ничего особенного и не случилось. Красные туфли Нэн Типпет с их высокими каблуками, выстукивающими по мостовой, как копыта ослика. Генриетта Келлинч, сосущая большой палец и уставившаяся на пирата, который подталкивал ее брата Джорди острием сабли. У Кэт даже возникло ощущение, что все это - лишь наваждение и сейчас из боковой улочки выскочат шуты и фигляры, сопровождаемые дудочниками и волынщиками, и все запляшут и начнут смеяться… Кошка, напоминающая своим пестрым окрасом черепаший панцирь, сидела на ограде и без всякого любопытства смотрела на них, продолжая тереть лапкой мордочку, ее загадочные глаза отсвечивали золотом. Старый Том Эллис все тер и тер себе рот унизанной кольцами рукой, а его жена висела у него на руке и все спрашивала, что тут происходит и куда это их всех гонят.
И в самом деле, куда? - подумала Кэт. Кто-то сильно толкнул ее в спину, а когда она обернулась, оказалось, что один из этих иноземных негодяев. Он уставился на нее, а потом сказал что-то на своем грубом и непонятном языке. Девушка помотала головой в полном смятении, а он снова толкнул ее, засмеялся над ее непонятливостью, показав огромную черную дыру во рту, где не хватало нескольких зубов.
Это почему-то ужаснуло Кэт больше, чем все остальное.
Когда они подошли к берегу, мэр Мэддерн вдруг обратился к главарю пиратов:
- У меня есть деньги, милостивый сэр. Поглядите, у меня здесь целых пять ангелов и добрая дюжина крон[22], все - чистое золото! - Он вытащил из-за пояса кошель и потряс его. - Возьмите их и отпустите нас.
Кто-то присвистнул. Это была целая куча денег, столько с собой обычно никто не носит. Кто-то буркнул что-то насчет присвоения денежных средств графства, а позади мэра крикнули:
- Это за всех нас, Джон Мэддерн, или только за тебя и твою жену?
Мэр покраснел - и от стыда, и от ярости - и резко обернулся назад, чтоб осадить крикуна. Главарь пиратов разразился хохотом. Он вырвал кошель из руки мэра Мэддерна и вывалил содержимое себе на ладонь. Потом повернулся к своим людям и громко сказал что-то, и все тоже захохотали.
Пират в тюрбане издевательски поклонился мэру:
- Спасибо за пожертвование, толстый. Я его принимал как первый взнос.
- Первый взнос?
- В счет платы за твой освобождение, конечно.
- Платы?!
- Ну да, - улыбнулся пират. - У султана во дворце есть такой птички, они тоже все за всеми повторяют. Говорят, у них есть ум, но я думаю, они просто повторяют звуки, которые слышат, но не понимать смысл. - Главарь помолчал, явно наслаждаясь замешательством мэра. - Плата за твой освобождение. Выкуп. И за твой жена. - Он оглядел толстуху, судорожно цеплявшуюся за руку мужа; глаза у нее были величиной с чайные блюдца.
- Она вроде как женщина добрый телосложений; такой многим мужчинам нравится. Думаю, за нее можно брать хороший деньги. Думаю, четыре сотня фунтов за вас обои.
Что самое любопытное, Мэддерна взбесила именно сумма, а не сама мысль о выкупе.
- Четыре сотни фунтов?! - возопил он, не в силах сдержаться. - Ты с ума, что ли, сошел! Это ж целое состояние!
- Минус первый взнос, сумма… - пират пересчитал монеты у себя на ладони, - два фунт и шестнадцать шиллинг. Остается еще триста девяносто семь фунт и четыре шиллинг в деньги твой страна. Хотя я буду рад принять и испанский реалы и дублоны. - Он помолчал, жестоко ухмыляясь. - Начинай думать, кто за тебя платит и как, или скоро увидишь, как сало слезет с твой туша на рабской скамье галерного гребца!
Мистрис Мэддерн начала всхлипывать, и казалось, что мэр очень скоро последует примеру жены.
Пленные уже стояли у самой воды, и до сих пор в поле видимости не появился никто из жителей города. Если они заметили пиратов, то наверняка позахлопывали ставни и теперь сидели тихо-тихо, как мышки. Или, может быть, молились в церкви Святого Рафаила или Всех святых в Маркет-Джу, не имея понятия о несчастье, постигшем соседей. В Галвале, наверное, уже поют последний псалом, подумала Кэт. Сэр Артур, его семья, Роб и остальные слуги поют, не зная, что у берегов стоят три пиратских корабля, которые проникли в самую гавань под прикрытием тумана и собираются отчалить, прихватив не менее шестидесяти их соотечественников.
Внизу у причала весело болталась целая флотилия маленьких лодок, поднимаясь и опускаясь на волнах довольно спокойного моря; выкрашенные синей краской деревянные гребные лодчонки не слишком отличались от тех, которыми пользовались местные рыбаки. А пираты уже ходили среди пленных, грубыми голосами отдавая команды, разбивая захваченных на группы, способные каждая уместиться в одну лодку.
Пожалуй, только сейчас весь ужас происходящего дошел наконец до пленников, все поняли, что вот-вот навеки расстанутся с родной корнуольской землей. В толпе поднялся жуткий шум, началась сумятица, из нее выскочили, размахивая кулаками, Джек Келлинч и еще пара парней. Один из пиратов с сильным всплеском упал в воду, кривая сабля отлетела в сторону, описав в воздухе полукруг. Клинок так сверкал на солнце, что на него трудно было смотреть - было больно глазам. Пираты безжалостно набросились на беглецов, и очень скоро маленький бунт был подавлен. На земле остался лежать Том Сэмюэлс, он стонал, из раны текла кровь, алым ручейком пробегая между камнями мостовой. Пальцы его отсеченной правой руки еще медленно разжимались, и этот кулак был похож на страшный цветок, распускающийся на солнце.
Пленных погрузили в лодки, которые немедленно отвалили от причальной стенки. Все были настолько подавлены этим взрывом насилия, что больше не оказывали никакого сопротивления.
Кэт позволила забросить себя в лодку, как мешок с грубым товаром, в который она теперь превратилась. Девушка скрючилась на носу, прижавшись к двум плачущим женщинам, которых не знала. В лодке не оказалось никого из ее семьи, и Кэт поняла, что не может заставить себя даже взглянуть на двоих мужчин, что сидели на веслах, выгребая на середину гавани. Вместо этого она уставилась мимо них на берег, на места, которые так давно и так страстно мечтала покинуть навсегда. Кэт еще никогда не видела Пензанс с моря. Она ни разу не бывала на корабле, хотя и родилась в Корнуолле, окруженном сверкающим спокойным океаном. Он и сейчас ворочался под лодкой подобно живому существу, лишая ее способности ориентироваться в пространстве.
Девушка, прикрыв глаза от солнца, смотрела и смотрела на удаляющийся берег. Неужели никто так и не придет им на помощь? Ведь кто-то же должен был увидеть эти огромные корабли и задаться вопросом, что они тут делают. Они ведь прошли мимо Сент-Майклз-Маунта, прямо под артиллерийской батареей, на глазах у часовых, и никто даже тревогу не поднял! Конечно, пираты проникли сюда в тумане, но теперь-то, в дневном солнечном свете, они хорошо видны со всех сторон - огромные, массивные, нахально-вызывающие, с развевающимися флажками и матросами, снующими по палубам. Неужели весь гарнизон тоже на молитве? Или, может быть, поскольку комендант отбыл на уик-энд, все стражи спят беспробудным сном, залив мозги крепим элем? Если все наблюдатели и канониры дрыхнут без задних ног, не имеет никакого значения, сколько новых орудий сэр Артур запросил у Короны, вдруг подумала Кэт, вспомнив тот день - всего месяц назад! - когда высокородные чины Корнуолла собрались в Кенджи.
Потом на нее упала тень самого большого корабля. Подняв глаза, девушка увидела два больших флага, что развевались на его мачтах. Первый был красивый узкий стяг с тремя полумесяцами. Второй оказался огромным зеленым знаменем, на котором была изображена рука, замахивающаяся длинной изогнутой саблей, а рядом с ней - череп, устроившийся на парочке скрещенных костей: он насмешливо улыбался ей, глядя сверху вниз.
ГЛАВА 12
Менее чем за час пленников погрузили на корабль и загнали в трюм. Руки им сковали холодным железом, пристегнули группами по восемь человек к длинным железным прутьям, закрепленным поперек трюма.
Места было мало, едва можно было разместиться сидя, не говоря о том, чтобы лечь, а уж воняло там просто ужасно.
Прихожане пензансской церкви Святой Марии оказались не первыми пленниками бандитов: в трюме уже сидело пятьдесят или более несчастных - они печально наблюдали, как новичков спускали вниз, чтобы разделить с уже сидящими там их жалкую участь. В основном это были мужчины с осунувшимися мрачными лицами, чьи глаза лихорадочно блестели в полумраке. Они молча смотрели, как вновь прибывших расталкивали по местам и приковывали, как на их головы сыпались удары и проклятия, поскольку сами они уже поняли, что гораздо умнее не встревать и не злить своих похитителей.
Когда люк трюма над их головами захлопнулся и все вокруг погрузилось во тьму, только тогда прозвучали первые вопросы.
- С какого корабля вас взяли? - Акцент был сильный, говоривший был явно не из Пенуита. - Видать, большой был - корабль - столько женщин и детишек…
- С корабля? Нет, нас не на корабле захватили, а на берегу, в Пензансе, - ответил мужской голос. Кэт показалось, что это Джек Келлинч.
- На берегу?
- Ага. Они ворвались в церковь и напали, когда мы молились.
Сообщение встретили гробовым молчанием. Потом кто-то заметил:
- В жизни про такое не слыхал. Ни разу за всю жизнь!
- Это было нетрудно проделать в воскресное утро.
Снасти заскрипели - корабль снялся с якоря и тронулся в путь, и, судя по бортовой и килевой качке, нетрудно было догадаться, что они вышли в открытое море. Многие заплакали. Начал сказываться шок от осознания безнадежности положения, который только усиливался от понимания того, что пленники не одиноки, что многие разделили с ними злую судьбу - сильные, здоровые мужчины со всех концов Западных графств.
И они были не в состоянии и не в силах предпринять хоть что-то, чтобы убежать от своих похитителей, и никто не пытался прийти на помощь…
Немного погодя в трюм спустилась группа пиратов. Это были люди небольшого роста, жилистые, с блестящими черными глазами и выбритыми головами, на которых были оставлены лишь маленькие пряди, на самой макушке. Они быстро переговаривались на своем гортанном варварском наречии. Подолы своих широких рубах они пропускали сзади между ног и затыкали спереди за пояс, двигались они с ловкостью кошек, лавируя между пленниками и раздавая им миски с водой, темные сухари и по горсти мелких черных фруктов. Никто с пленниками не разговаривал. Да и те молча приняли воду и еду, дожидаясь, пока пираты уйдут.
- Ешьте и пейте то, что вам дали, - раздался чей-то голос. - Иначе не выдержите морской переход.
Кэт отпила воды. Вода оказалась солоноватой и отдавала чем-то кислым.
- Макайте сухари в воду, а то зубы сломаете, - посоветовал всем из темноты мужской голос. - Не обращайте особого внимания на вкус - это просто уксус. Так они нам сами сказали.
Кэт положила в рот один из маленьких темных фруктов, и тут же чуть не выплюнула - он оказался горько-соленым на вкус, да к тому же с чем-то твердым внутри, вроде камешка. В жизни она не пробовала ничего ужаснее.
- Возьми это себе, - предложила она сидевшей рядом женщине. - Забери, не стану я это есть.
Она смотрела, как женщина вонзила зубы в черный плод и стала его жевать, не меняя выражения лица.
- Ничего, - заметила соседка, - едала я кое-что и похуже. Соленую рыбу, селедку, тухлый сыр, даже тюленьи ласты. И чем бы они ни были, эти маленькие штучки, они не так уж плохи.
Если не будешь их есть, малышка, отдавай мне, а то все равно пропадут, а жратвы у нас будет не так уж много.
- Да кто ж они, эти чудовища, и что они с нами будут делать?! - воскликнула какая-то женщина. Кэт узнала голос матери. Она обернулась и уставилась во тьму, но там было не разглядеть ничьих лиц. Судя по голосу, матери не так уж и досталось, и это могло служить хоть небольшим, но утешением.
В ответ раздался мужской смех:
- Это пираты из Сале, и они везут нас в гости прямо к дьяволу в пасть.
Поднялся шум и гвалт. Потом кто-то спросил:
- Сале - это где?
- А вот Дик вам щас расскажет - он там уже бывал. Он у нас настоящий Иона, что плыл на корабле в Фарсис, точно- точно. Не повезло ему. Давай, рассказывай, Дик Элуит!
В кормовой части трюма раздался мужской кашель. Потом из темноты донесся рокочущий голос:
- Я когда еще ребенком был, отец говорил мне, что те, кто отправится по морям на кораблях, увидят чудеса Господни, и вот когда стал взрослым, то решил, что стану моряком и завербуюсь матросом на купеческий корабль из Лондона. Да-да, так оно и было. Но сказать по правде, я погнался за выгодой, заработать хотел, и, наверное, за это Господь меня и наказал, потому что мной двигало не одно только любопытство увидать творения Господни и желание восславить Его труды и само имя Его. Я думал о том, чтоб поправить свою судьбу, возвыситься путем смелых свершений, но это мне было не суждено.
Это было в 1618-м, когда меня захватили в первый раз. Наш корабль шел на Мадейру с грузом соли и говядины, но однажды рано утром милях в ста от Лиссабонской скалы мы заметили парус с наветренного борта, и корабль пошел за нами в погоню. Мы поставили все паруса, что у нас были, но это не помогло: они мало-помалу догоняли нас, хотя мы и меняли курс и очень старались уйти.
В конце концов, когда взошла луна, они подошли достаточно близко, чтобы нас окликнуть и запросить, откуда мы. «Из Лондона», - ответили мы, а когда осведомились, откуда они сами, то они ответили: «Из Сале». И засмеялись, и тут-то мы и поняли, что это турецкие пираты, и дали бортовой залп, но они успели отвернуть в сторону. Мы еще пытались маневрировать, меняли галсы, но обнаружили, что никак не удается их обхитрить, что бы мы ни делали. Они держались у нас за кормой весь день и всю ночь, а утром подняли турецкий флаг, а мы в ответ - свой, английский, но у нас больше не было пороха в запасе, вот мы и вынуждены были сдаться. И тогда они забросали нас абордажными крюками, притянули к своему борту, и к нам на палубу высадилось с сотню этих пиратов, и они принялись рубить снасти, пока корабль не замер на месте. Они забрали нас к себе, наш бедный корабль потопили, а нас повезли в Сале, это порт на севере Африки, там мавры живут…
- Африки?! - завопил женский голос. -Так там же одни дикари! И это так далеко, через полмира от нас! О Господи, не видать мне больше родного дома!
Многие заплакали, услыхав это ужасное сообщение. Кэт сидела пораженная, ум отказывался повиноваться и понимать происходящее.
- Дайте человеку досказать! Он уже все это пережил и, как видите, выжил, даже при том, что впоследствии его еще раз поразила та же беда и захватили те же самые пираты. - Кэт подумала, что это сказал проповедник, Уолтер Труран, потому что голос был звучный и громкий, он заполнял все внутренности корабля точно так же, как прежде заполнял все пространство деревянной церкви. И вскоре ее догадка подтвердилась, потому что он продолжил: - Господь ничего не делает понапрасну, Он не насылает горе и несчастья на детей Своих просто так, но мы сами делами Своими заставляем Его взять в руку бич и наказать нас болью, потому что грехи и мерзости, что зреют в душах наших, иным путем оттуда не выбить.
Именно так Он проучил Израиль, отдав его в Вавилонский плен, чтобы народ Его ценил радости земли Ханаанской!
- Аминь! - прокричал мужской голос, и другие присоединились к нему.
- Но я не заслужил бичевания Его, - жалобно вымолвил кто-то. - Не заслужил я, чтоб меня забрали эти варвары и безбожники…
- Молчите вы все, сборище жалких душ! Продолжай, Дик Элуит, расскажи, какая судьба ждет нас у этих мавров.
- Нас всех пригнали на невольничий рынок, раздели догола, чтоб все видели, а у меня были кой-какие познания насчет моря и кораблей, так что меня продали хозяину пиратского корабля, а поскольку я отказался стать турком, то посадили на весла. И я три года работал веслом, прикованный к скамье, как дикий зверь. Молился все время, чтоб Господь послал мне смерть, но у Него были другие планы на мой счет. И однажды пираты схватились с голландским кораблем, двадцатипушечным, и там был решительный шкипер и смелая команда. Они захватили это судно, увели его к себе как боевой приз, и уже оттуда я вернулся домой, не став ни на йоту богаче, но став гораздо умнее. И поклялся никогда больше не выходить в море.