- Не хами, паскуда! Неверная скотина, предатель, сын свиньи! Трус, променявший свою веру на ислам, только лишь бы спасти собственный тухлый шкура! Не сметь так обращаться с женщин, ни на моем корабле, ни на каком другом из весь флот Сале! - Раис тяжело и хрипло дышал, продолжая сыпать гневными проклятиями уже на своем языке. Ибрахим, кое-как поднявшись на ноги, бросился вон, оставляя за собой следы крови.
Аль-Андалуси упал на подушки, хватая ртом воздух.
- Кет-рин, скорее, позови сюда Абдулхак! Скорей!
Кэт вскочила на ноги и бросилась к двери. Взбегая по трапу, она выкрикнула это странное, незнакомое имя, но никто не откликнулся. Девушка позвала снова, громче, так что задрожало пламя свечей в лампах, и звук ее голоса эхом отразился от деревянных переборок. И наконец услышала шум голосов и топот бегущих ног. Она еще раз выкрикнула имя Абдулхака, потом бросилась обратно в каюту.
Но когда она вернулась, раис был уже мертв.
Несколько секунд спустя человек по имени Абдулхак появился в дверях. Одним взглядом быстрых черных глаз, что резко контрастировали с седой бородой и потрепанным временем лицом, он окинул всю каюту.
Стоя на коленях возле неподвижного тела капитана, в перепачканной кровью вероотступника белой шерстяной джеллабе, Кэт являла собой вид совершенно убитой горем и собственной виной. Да и чувствовала она себя именно так. Девушка отскочила в сторону, но Абдулхак лишь бросил на нее взгляд и махнул рукой, веля уйти. Потом потряс раиса за плечо, прикоснулся к его лбу, потом к шее. Что-то рявкнул Кэт.
- Что? Я не понимаю.
Бородатый что-то гневно пробурчал, потом выпрямился и прошествовал мимо нее в глубь каюты. Остановился в углу, возле изукрашенной клетки, где спали певчие птицы. Открыл дверцу, сунул внутрь руку и что-то оттуда достал.
- Огонь! - резко сказал он. - Где?
Пораженная, что на пиратском корабле оказался еще один человек, говорящий по-английски, Кэт молча заморгала.
- Сейчас принесу, - очнулась она. Вынесла из-за занавеса жаровню и поставила перед Абдулхаком. Он подул на угли, и те заалели, вспыхнув. Он взял щипцы, положил на бортик жаровни, вложил то, что было у него в ладонях, в их захват и сунул это в угли.
Кэт вскрикнула от неожиданности. То, что она принимала за певчую птичку, оказалось какой-то жуткой и странной рептилией - шкурка у нее была вся в чешуйках, как у ящерицы или змеи, но она никогда таких ящериц или змей не видела. Попав на угли, рептилия завертелась, а из странного, похожего на клюв рта высунулся язык - свернутый спиралью, длинный, ярко-красный. Прикрытые чешуйками глаза дико вращались, шкура горела и шипела. Минуту спустя в жаровне произошло нечто вроде небольшого взрыва.
Абдулхак удовлетворенно кивнул.
- Мезиан, мезиан[37], - пробормотал он.
Потом поднял чудище за когтистую лапку, отнес к постели капитана и два-три раза пронес его под носом мертвого аль-Андалуси. Кэт показалось, что это какая-то древняя, тайная магия. Вонь паленого мяса - острая, тошнотворная - наполнила всю каюту, у девушки заслезились глаза. Она не могла себе представить, чем может мертвая паленая ящерица помочь страдающему и болящему, не говоря уж о том, что аль-Андалуси умер… но раис вдруг оглушительно чихнул, резко поднялся и сел.
У Кэт подкосились ноги, и она очнулась уже сидя на палубе. Она, конечно, слыхала байки о том, что мертвецы иногда вдруг восстают и начинают делать странные движения, даже иной раз произносят последнее слово - да и в самом деле, всем ведь хорошо известно, что Мария Стюарт, королева Шотландская, добрые четверть часа после того, как ее обезглавили, все еще шевелила губами. Но никто никогда не слыхав, чтобы труп вдруг начал чихать.
- Лабас аалик?[38]
Раис опустился обратно на подушки. И обеими руками схватил бородатого за руку:
- Лабас, альхамдолилла. Шукран, шукран, Абдул. Бара-каллафик[39].
Они продолжали тихо разговаривать, потом старик обернулся к Кэт:
- Английский предатель сглазила наш раис, у него дурной глаз. Эта аль-буа, эта хамелеон, сейчас помогла нам, но за это неверный пес должна умереть. - Он похлопал ладонью по кривому кинжалу, висевшему у него на поясе. - Эта будет мне большой радость.
Кэт смотрела, как он уходит, чувствуя себя странно, словно попала в совершенно иной мир, - такой, где смерть может приходить лишь на мгновение, нападать как ястреб и тут же уноситься прочь, где мертвые могут садиться и разговаривать, где обычные правила и законы искажаются, как искажаются лучи света, проходя сквозь воду, где магия вполне действенна и даже ощутима, да к тому же более могуча, чем может подсказать обычная логика, привычный ход вещей и просто здравый смысл.
А теперь Ашаба Ибрахима, который в прошлой жизни был обычным моряком из Западных графств, казнят. Он-то считал себя в полной безопасности, и всего лишь потому, что теперь носил одежду чужеземцев, принял другое имя, обратился в другую религию. Но это оказалось просто двуличием, а вовсе не реальным, честным перевоплощением в иного человека, и это его не спасло. Кэт не ощущала никакой жалости к этому бедолаге, которого когда-то звали Уилл Мартин, никаких чувств по поводу того, что его убьют по капризу раиса. Гораздо сильнее ее тревожило подозрение, что гнев раиса и смерть предателя - результат его угроз ей самой.
Но если так, почему аль-Андалуси соврал старику? Чтобы спасти ее от позора, из какого-то странного чувства уважения? Хотя… если бы Ибрахим не проклял, не сглазил раиса, тогда каким образом магия обгорелой ящерицы вновь вернула его к жизни? Все это было выше ее понимания. Кэт безуспешно ломала себе голову, а по лицу катились слезы.
- Ты почему плачешь?
Девушка обернулась, удивленная, что раис следит за ней, и ее мысли, видимо, отразились у нее на лице. Она тут же в замешательстве отвернулась, вытирая глаза тыльной стороной ладони.
- Ты плачешь об этот предатель?
Пораженная, она снова уставилась на аль-Андалуси:
- Нет, конечно, нет.
- Тогда зачем?
Она мотнула головой, начиная злиться.
- Не знаю!
- Потому что ты решил, что я умер? - Его глаза насмешливо блеснули.
- Нет!
- Много женщины будут плакать, если я умру. - Он помолчал, наблюдая за ее реакцией. - У меня большой семья.
- Сколько у вас детей?
Выражение его лица сразу посуровело.
- У меня нет жена и нет дети. Но много тетушки и кузины и их дети, и мне надо о них заботиться. Они живут и в Сла, и в горных селениях, очень много их, и все зависеть от меня. И я тружусь для них. Каждый весна я отплываю из Сла со всем наш флот, делаю набеги, беру в плен назареев, а если они сопротивляться, я их убиваю. В конце лета или осенью я вернусь домой с пленный, продаю их группы, делю деньги между моя команда, поставщики, марабуты[40], семья, община. Каждый имеет маленький прибыль, и духовный, и материальный, от священной войны, который ведут гази… - Тут начался жуткий приступ кашля, и он замолчал.
Кэт смотрела на него покрасневшими от слез глазами.
- Вы еще очень слабы, вам лучше поспать, - предложила она.
- Когда умру, тогда и посплю, а я еще не умер, хотя тот испанский ублюдок очень старался. - Раис сплюнул, потом приказал:
- Принеси мне трубка!
Кэт оглянулась на резной курительный прибор, стоявший на столике:
- Не думаю, что это самая удачная мысль.
В ответ он щелкнул пальцами:
- Давай сюда!
Его повелительный тон возмутил ее. Девушка вскочила на ноги, схватила кальян и сунула ему:
- Да возьми ты эту чертову штуку и трави себя и свои раны этим гнусным дымом! Ты - чудовище и фанатик-изувер! И мне плевать, даже если ты прямо сейчас тут помрешь!
Пальцы мужчины сомкнулись на горлышке сосуда, носил у него не было. И курительный прибор с грохотом упал на палубу и разбился на множество осколков, залив все вокруг водой с душистыми травами.
Аль-Андалуси яростно выругался. Это был настоящий нутряной рык; после этого он упал на подушки, весь покрытый обильным потом.
- Я думал взять тебя себе в дом, но теперь вижу, что ты… камбо, неуклюжий и глупый и можешь разбить все ценный и красивый.
- Вот и отлично! Мне вовсе неохота быть рабыней в каком-то языческом свинюшнике!
У раиса сузились глаза.
- Ты меня оскорбить?
Кэт решила, что, наверное, не стоит пытаться объяснить ему точный смысл ее слов. Вместо этого нагнулась и стала собирать осколки, избегая его яростного взгляда. Но раиса не так-то легко было отвлечь.
- Что есть «свинюшник»?
Его взгляд буквально буравил ей затылок.
- Дом для свиней, - ответила она тихо, сожалея о своей вспышке.
- Значит, ты меня презирать, да, мой маленькая неверная? Ты думать, что я невежда и «язычник», который живет, как нечистый свинья, в грязи, да? Может, ты даже думать, что мы все там такой, в моя страна, никак не лучше, чем животный или зверь?
Аль-Андалуси буквально выплевывал каждое слово, так что они эхом отдавались у нее в голове, громкие, режущие слух.
Кэт с трудом сглотнула и едва слышно произнесла:
- Нет.
И тут сверху, с палубы, донесся жуткий вопль. Он заполнил всю каюту и вдруг оборвался, так же резко, как и возник. Кэт закрыла глаза. Значит, кончилась жизнь Уилла Мартина из Плимута. И если она, Кэтрин из Кенджи-Мэнора, не будет вести себя умнее, то очень скоро последует за ним.
Слабость пиратского капитана в тот раз спасла ее, потому что сразу после этой сцены раис уснул и проспал весь остаток дня и всю ночь. А на следующее утро лихорадка прошла, и он пришел в себя без помощи обгорелого хамелеона, к некоторому облегчению для Кэт. Она дала ему поесть - пищу принес кто-то из команды на рассвете и оставил у двери, - а потом смотрела, как он ест. После длительных размышлений наконец решилась:
- Вы вчера спросили меня, почему я плачу. Сейчас скажу. Я плакала, потому что не понимаю, как вы живете. Мне непонятно, за что ты велел убить Ашаба Ибрахима. Непонятно, что такое «дурной глаз» и как паленая ящерица может снова оживить умершего. Мне непонятно, почему вы насильно увезли всех нас из нашей страны и при этом считаете, что поступили правильно. Мне непонятно, почему вы так ненавидите добрых христиан. Я не могу понять ничего из всего этого, и больше всего мне непонятно, почему выдержите меня здесь, в своей каюте. Я плакала, потому что привыкла понимать мир, в котором жила, а сейчас я не понимаю ничего. - Все это она выпалила на одном дыхании.
Раис прикрыл глаза, словно ему было больно все это слышать.
- Ох уж эти женщины… Почему они всегда задают так много вопрос? Мы тут вовсе не для того, чтоб понять эта мир. Мы тут для того, чтоб быть в эта мир и благодарить Бог за это. И я к тому же только что проснулся. - Он глубоко вздохнул. - Скажу, почему эта вероотступник умер: он делал так, как будто мой власть на корабле уже нету, как будто я уже мертвый. Никто не может без мой приказ плохо поступать с мой пленник!
Кэт молча выслушала. Потом, помолчав, заметила:
- Абдулхак сказал, что он вас «сглазил» и именно поэтому вы должны были умереть.
Раис сделал небрежный жест рукой, в которой держал кусок хлеба:
- Абдулхак очень мудрый. И когда он говорить команде, что я велел, чтоб предатель умер, они не спорил с мой приказ. Они… как это у вас говорят? Боятся проклятия, дурной глаз и все такое. Они надел ему на голова мешок и бросил в море, чтоб он не мог и их тоже сглазить.
- Но что это такое, сглазить? Как можно взглядом повредить человеку?
- Есть такой старый берберский поговорка: дурной глаз
может привести человек в могила, а верблюда в котел.
- А что такое верблюд?
Аль-Андалуси рассмеялся:
- Неужто все у вас такой невежда? Не могу тебе объяснять, что есть верблюд. Верблюд - это верблюд, и всякий человек знать, сколько он стоит, а вот дурной глаз - он как свет. Его можно видеть, чувствовать или нести вред другим, если посмотреть на них. Он может принести увечье или смерть, но его нельзя взять в руки; что можно делать, это только отвести его - когда тебе удача или воля Аллаха.
- А чем была эта ящерица? Удачей или волей Аллаха?
Аль-Андалуси закатил глаза:
- Спорить с женщина вредно для здоровье. Я уже чувствую, как убывает мой сила. Я уже понимать, что звезды на небесная твердь должны иметь женский род, и каждая месяц бедный-несчастный луна умирать от их бесконечный болтовня. Хамелеон - это очень сильный магия, только действует он против дурной глаз или не действует, это воля Аллаха.
И больше тебе, неверная, я объяснить не могу.
- Почему вы так нас ненавидите, почему зовете «неверными» и «назареями»?
- Ты совсем не знаешь мир, да? Христиане уже тысячу лет ведут война против мой народ. Они преследуют нас, убивают, а религия для них только оправдание. Мой семья погиб от назарей, я остался один, чтоб мстить за них.
- Ох! - вырвалось у нее. Потом, очень тихо, девушка спросила: - Как это случилось?
Мужчина отвернулся.
- Зачем тебе это знать?
- Я хочу понять… - тут она беспомощно развела руками, - понять, почему вы нападаете на нас, почему я тут оказалась…
Раис теперь смотрел на нее сурово и неотрывно.
- Мне не надо оправдывать свой действия. Кроме того, мой история не для уши ребенка, тем боле назарейского ребенка.
- Я уже не ребенок. И даже не знаю, что я и впрямь то, что вы именуете «назареем».
- Ты христианка, да? Веришь в пророк Иисус из Назарета?
Кэт прикусила губу. Нелл и мистрис Харрис нередко подначивали ее, намекая на недостаток христианского благочестия. Она и сама уже не знала, во что она верит. Ее крестили в купели, в церкви Вериана, она всегда возносила молитвы младенцу Иисусу, Отцу, Сыну и Святому Духу, особенно когда ей было тяжело. Но это было до пиратского нападения. Теперь же девушка никак не могла взять в толк, как же Бог, который заботится обо всех людях, позволил, чтобы всю их конгрегацию захватили и увели в плен пираты-язычники, да еще и прямо во время молитвы, а потом затолкали в трюм, где гибнут и умирают в жутких условиях мужчины, женщины и невинные дети.
Такое способно поколебать веру даже самого сильного и упорного верующего, а она к таким никогда и не принадлежала. Но магометанкой она тоже не была. В конце концов Кэт пожала плечами:
- Ну да, думаю, что да.
- Значит, ты моя враг, и я скажу почему. Отец деда мой матери был из Рабат, но уехал оттуда, потому что там нет работа. И он поехал в Испания и пристал к колония мавров в горах Эстремадура. Дед моя мать родился там, и ее отец тоже, а потом и мой мать. Четыре поколений моя семья - понимаешь? - четыре поколений, они жить там, работать там, торговать там, они сделали свой община богатый и цветущий. Мой отец делал торговля - он ездил по весь Марокко, привозить соль и золото и слоновый кость с юга, из Тафраута, на северный берег, потом в Испания, а в Испания брал их отличный толедский сталь, меч и ружья и вез назад, в Африка. Один раз он ночевал в дом семьи моя мать, и он с ней познакомиться и просил ее себе в жены. В следующий приезд они женились, потом он увез ее в свой дом, в Марокко, в горы Атлас, где потом родился я. Но она очень скучал по свой дом, по Испания, по свой семья, она не говорил по-берберски, только по-испански. И вот когда я был пять лет, мы поехал в Эстремадура, побыть с ее семья. Потом испанский король Филипп решил, что все мавр должен уехать из Испания, пусть даже очень долго там жил и почти сам стал испанец. Несколько из нашей семья, они давно увидел, что начинается гонение, и уехал - мой дядя, некоторый кузен и кузина. Они взял все, что могли, и вернулись в Марокко, но мой отец стал злой. Он уже перевез в Испания все, что имел, у него дело там хорошо шли. Зачем нам уехать, говорил он. Потому, что мы мусульман? И отказался ехать. Они его сделали католик, силой. Это был большой дозор для него, но мой мать молил его не противиться. И они там остались, но становилось все хуже, к нему стали относиться как к собака, не уважал, обманывал в делах.
А потом пришел инквизиция. Они забрал отца ночью; а на утро мать посадил меня на мул и отправил вниз, в долина, по торговый дорога, чтоб я вместе с кузен ехать в Марокко. Все сестры плакал, потому что я ехал. Они еще был маленький. «Мы тебя потом догоним», - говорил мне мать, но я знал, что больше их не увижу. Я тоже плакал, вся дорога с гор. Последний раз в моя жизнь я плакал.
Глаза у Кэт были уже совершенно круглые.
- И ты так их больше никогда не видел?
Он сглотнул.
- Целая год я ничего не знал о судьба моей семьи. Я уехал с кузен в Ста и жил там с моими два дяди и их дети. Я ждал мать и отца и сестры, но они не приехал. Один раз ночью мой дядя сказал: «Идем со мной. Тут есть один парень, испанский пленный». Мы отправились в порт Сла, а там причалила один наш корабль с пленный. Эта парень был кузнец из морисков, но когда все мавр оттуда уехал, у него больше не стало работа. И он стал солдат. Он рассказал, что инквизиция пытал мой отец до смерти. Они ему руки вырвал из сустав и бросил гнить в тюрьма, в камера. - Аль-Андалуси закрыл глаза. На его щеке подрагивала жилка.
Глянув вниз, Кэт обнаружила, что так сжала руки в кулаки, тиская в пальцах свою рубаху, что все косточки побелели. Она уже не смела задавать дальнейшие вопросы, потому что страшно боялась услышать ответ.
- Солдаты пришли за остальной члены моя семья через два дня, как забрали отца. Они насиловали мой мать и убил мои сестры. Мать умер от позор и горе. Я был тогда десять лет. Мои сестры были два, четыре и семь лет. Мне надо было остаться там и защищать их… Этот кузнец, он все видел. Он сказал, что хотел их остановить, но я знаю, он врал. Мой дядя дал мне нож, и я убил его. Он был первый назарей, который я убил, мне только стало одиннадцать лет.
А потом я потерял им счет. Я поклялся мстить, и кузены послали меня учеником к один наш большой корсар, Юсуф-раис; он раньше был англичанин по имени Джон Уорд. Англичаны плохо с ним обошелся - звали его герой, когда он захватывал призы для Корона, и негодяй, когда он захватывать их без каперское свидетельство. И тогда он отверг христиан и перешел в ислам и заявил война всем назареи. Один раз он говорил мне: «Если я встречу в море собственного отца, я его ограблю, а потом продам». Он был хороший учитель. Я с ним пять лет плавал. Когда он уехать в Тунис, то оставил мне эта корабль. Он умер три год назад. Я молюсь за него. А теперь я действовать по usanza del таге, по корсарские правила. Я привозить домой много деньги, много пленный, убивать много испанцы, много назарей, дамара’хум Аллах, да поразит их Аллах! Это и мой месть, и священный война. Я не могу свалить инквизиция или король Испании, но могу вести война против их религия и нести им ущерб и вред, где только могу.
У него засверкали глаза, и Кэт вспомнила, что точно такое же выражение видела на лице собственного деда, когда тот рассказывал жуткие истории из времен Марии Кровавой[41], сводной сестры великой Елизаветы, которая сотнями сжигала на кострах протестантов и грозила привести на английские берега испанскую инквизицию и всю страну сделать католической. В Корнуолле ненавидели всех испанцев. Дед сам потерял ногу в бою с испанским капером. И еще она вспомнила, как всего пару лет назад, когда король Яков послал в Испанию делегацию во главе со своим фаворитом Джорджем Вильерсом, герцогом Бэкингемским, чтобы попытаться заполучить испанскую инфанту в жены принцу Уэльскому, в Пензансе и Маразионе было много злобных пересудов и даже призывы к мятежу; Том Сэмюэлс грозил, что вся Англия возьмется за оружие, если им навяжут королеву-испанку, а Джек Келлинч ударил его, потому что его собственная мать была испанка.
Это было довольно странно - обнаружить, что ее собственный народ имеет много общих чувств с этим отчаянным и яростным пиратом. И чрезвычайно стыдно признаться, как ее потрясла рассказанная им история. Кэт даже стало казаться, что аль-Андалуси не чудовище, а просто человек, у которого имеются веские основания действовать так, как он действует.
И еще она обнаружила, что все это время неотрывно смотрела на него; и когда мужчина внезапно поднял глаза и встретился с ней взглядом, Кэт стало страшно неудобно, и она отвернулась.
- Но я все же так и не поняла, почему вы против англичан, - в конце концов заметила сна. - Особенно если помнить, что вы плавали с англичанином и он отдал вам свой корабль. Ведь не англичане убили вашу семью, это были испанцы, а Англия воюет с Испанией, как это было и во времена старой королевы, значит, они и наши враги, так же как и ваши. - Девушка помолчала, собираясь с мыслями. - А Корнуолл вообще-то совсем особое графство, вроде как отдельная страна, сама по себе, он так и не стал частью Англии.
Аль-Андалуси коротко рассмеялся:
- Я делал набег на испанский берега, такой набег, что там не остался целый ни один селение. Они теперь строят везде укрепление, очень много пушки. Вот я и захватывать назареев везде, где попало. Твои люди плохо готовы: нет пушки, нет оборона, очень легко взять. - Видя, как она опечалилась и нахмурилась, он добавил более мягко: - Кет-рин, бери хлеб, ешь. Если ты ухаживать за мной, пока я буду здоров, тебе надо быть сильная. - И он протянул ей кусок небольшого, очень твердого сухаря. - Макни в масло, он станет мягкий, а то зуб можно ломать.
Сломанный зуб - меньше твой цена на рынок. И возьми еще вот это - хорошо для желудок.
На столе рядом с ним стояло ярко раскрашенное глиняное блюдо с горкой соленых черных фруктов, которые ей так и не пришлись по вкусу, и несколькими округлыми, сплющенными, вроде как раздавленными плодами, больше всего напоминавшими маленькие кучки навоза.
Кэт наморщила нос:
- Нет, спасибо.
- Возьми, - повторил раис. - Это хорошо, вкусно. - Он взял один из этих плодов и протянул ей. Кэт пребывала в явной нерешительности, и он чуть ли не насильно сунул ей этот фрукт, - У мой народ гостеприимство важно. Отказ - это оскорбление.
Она откусила немного. И рот вдруг заполнила сладость, так что девушка даже охнула от неожиданности. Ничего подобного она не ожидала - фрукт напоминал вкусом варенье из мушмулы, которое кухарка варила каждую осень, собрав урожай в саду Кенджи-Мэнора.
- О… - только и сумела она произнести и сунула в рот весь фрукт. Изо рта у нее от избытка чувств текла слюна.
Аль-Андалуси смотрел на нее, иронически изогнув бровь.
- Это фиг, - пояснил он. - Есть легенда, что эта самая фрукт Ева дала Адаму, когда сорвал его с Древа познания Добра и Зла.
- В Библии сказано, что это было яблоко!
- По наша традиция, согласно Коран, это тоже был яблоко. А когда Адам проглотил кусочек, он застрял у него в горло и там сделался бугор, какой есть у все мужчины.
- Адамово яблоко! - воскликнула пораженная Кэт. - Мы тоже его так называем!
- Вот-вот. Значит, мы не такой уж чужак друг для друг, как ты думал.
ГЛАВА 16
Раис гаварит, что через два дня мы придем в порт Сале в Мароко. А патом я ни знаю, что са мной будит. Раис уже встал на ноги, и я его мала вижу. Миня не наслали обратно в трюм, держат тут, в его каюте. Я надеилась, что он позволит маме тоже быть тут, но он проста отвернулся от миня, и я ни осмелилась его больши просить. Я баюсь, что будит дальше, патаму что я ему соврала, и он думает, что мы богатые и за нас заплатят большой выкуп. Но он ище грозит, что продаст миня султану, который, как я думаю, тут у них в стране вроде короля. Патаму что, он гаварит, что за миня много заплатят на рынке в Сале из-за моих рыжих волос и светлой кожи. Как мне жалка, что я ни послушалась добрава совета Энни Бэдкок и ни уехала дамой, в Кенджи, вмести с Робом…
- Ты почему удрала, как перепуганный заяц, Джулия? Очень странно это выглядело, надо тебе сказать.
Я посмотрела на кузину в упор:
- Да потому, что перестала выносить его присутствие.
Элисон скорчила сочувственную гримаску:
- Извини. Я, наверное, все испортила, да? Слушай, если тебе это не по нраву, может, мне отказаться от этой идеи с перестройкой коттеджа? Правда-правда. Наверное, не стоит с этим связываться. Много денег он все равно не принесет.
- После Эндрю много долгов осталось? - Мне было не совсем удобно об этом спрашивать. - А то я могла бы тебе помочь, сама знаешь.
Элисон улыбнулась, но глаза были полны слез.
- Наверное, все не так уж скверно, как я думаю. Я еще не занималась всеми этими бумагами, как-то духу не хватало… Но я ведь и сама могу пойти работать, хотя бы для того, чтоб было чем голову занять…
- Да нет, конечно, тебе надо взять этот коттедж в работу. Если, конечно, сама хочешь. Меня в расчет принимать не стоит.
- Да понимаешь, какая штука… - Вид у нее был несколько смущенный. - Боюсь, я слишком увлеклась, когда объясняла Майклу, во что хочу превратить этот коттедж. И он очень вдохновился моими идеями. Даже позвонил Анне, так что она сама сюда завтра приедет, чтобы обсудить, что тут можно сделать.
- Приедет?! - Я пришла в ужас. Интересно, Майкл предложил позвать Анну до того, как позвонил мне, или после? Если до того, то он, видимо, решил, что это его последний шанс увидеться со мной до приезда жены. А вот если после… Мне стало нехорошо. Это что, он такое наказание изобрел за то, что я его послала? Я понимала, что тут замешан еще и чисто практический интерес о коттедже, но что-то в глубине души подсказывало мне, что за всем этим кроются и другие, более глубокие и более гнусные мотивы. - Анна знает, что я тоже здесь?
- Э-э, да, - ответила кузина. - Прости меня. Когда Майкл положил трубку, то сказал, что она шлет тебе привет и с нетерпением ждет встречи.
В сердце словно вонзилось ледяное лезвие.
- Нет, я тут не останусь. Не могу!
Элисон потерла лоб.
- Господи, ну и каша! Может, лучше забыть обо всем этом? И попробовать вернуться к нормальным отношениям?
Я помотала головой:
- Слишком мало времени прошло. Я просто не могу ее видеть. Не чувствую в себе достаточно сил для этого. - У меня вдруг скривились губы, я почувствовала, что вот-вот разревусь.
И слезы тут же хлынули из глаз, а секунду спустя Элисон составила мне компанию. И бросилась мне на шею.
- Ох, я так перед тобой виновата! Прости! Господи, мы с тобой сейчас прямо как два фонтана…
Я ответила ей жалкой улыбкой, но постаралась взять себя в руки.
- Извини, что-то я слишком разволновалась. Это был ужасно глупый роман, его и заводить-то не стоило. Сама во всем виновата, но ты…
Элисон замахала на меня руками:
- Лучше не продолжай. - Она сглотнула. - Слушай, а может, это дает тебе реальную возможность со всем этим покончить? Раз и навсегда?
- Нет, я к этому еще не готова.
- Честно говоря, мне кажется, Майкл тоже не готов. Он только о тебе и говорит, пока тебя нет рядом.
Мое бедное сердечко предательски подпрыгнуло.
- Да, а еще он спрашивал про эту книжку о вышивках, прочитала ты ее уже или еще нет. Он, кажется, думает, что она может оказаться ценной.
- Если так, Эл, ты получишь ее назад.
Она замотала головой:
- Он ведь тебе ее подарил! И она теперь твоя, Джулия, честно-честно. И ни за что не давай ее ему без расписки, ладно?
Я широко улыбнулась.
- Это потому, что нам хорошо известно, какой он порядочный, да? Знаешь, Эл, мне и на самом деле нужно ненадолго смотаться в Лондон, просто посмотреть, все ли в порядке с магазином, и попытаться хоть немного прийти в себя.
Элисон пожала плечами:
- Делай то, что считаешь нужным. - Она положила руку мне на плечо. - Здорово, что ты ко мне сюда приехала. Мне это очень помогло, правда помогло.
- Рада, что сумела к тебе вырваться, - ответила я. Так оно и было на самом деле.
- Все в конце концов наладится, точно наладится. Я что хочу сказать, на все всегда есть свои причины, так ведь? Бывают такие дни, когда я и впрямь думаю, что там, наверху, имеется какой-то общий план, что-то вроде огромного ковра, этакого гобелена, и наши судьбы все в него вплетены - такой громадный, сложный узор жизни и смерти, весь из повторяющихся узоров, цветов и оттенков, и каждый из нас - как тоненькая ниточка во всем этом переплетении. А бывают и другие дни, когда я точно знаю, что мы полностью предоставлены самим себе и что вся эта каша, жуткое месиво, - результат наших собственных дел. И полностью наша вина. - Элисон тяжко вздохнула. - Но тут у нас имеются некоторые очень интересные совпадения. Я что имею в виду… Странно и даже сверхъестественно, что Эндрю должен был отослать эти книги Майклу и что одна из них оказалась про вышивки, как раз о том, чем ты так интересуешься, и в ней оказался этот старинный дневник, и Майкл обнаружил книгу и сразу подумал о тебе… Не говоря уж о том, что Кэтрин была родом не просто из Корнуолла, но прямо отсюда, из Кенджи, А на чердаке обнаружилась куча древнего барахла из того же Кенджи, самого разного - книги, ломаная мебель… Наверное, все это туда засунули, когда ремонтировали Кенджи-Мэнор, который за эти столетия здорово подгнил.
- Э-э-э… - пробормотала я. Мне было как-то не по себе. - Совпадение, видимо.
- Ты дальше уже успела почитать? Как она там, все еще трудится над напрестольной пеленой по заказу графини Солсбери? Как думаешь, она ее закончила?
- Этого, видимо, мы так никогда и не узнаем.
- Ну а почему бы нам не пройтись до этого поместья и не поглядеть, где она там жила? Прежде чем ты уедешь в Лондон.
И я согласилась, правда, не очень охотно.
* * *