Давным‑давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Но, быть может, Анне Андреевне оскорблением «таинства смерти» показались строки:
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И все ли вы забыли?
Теперь вам братья – корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
(«День поэзии», М., 1956)
125 О котором из братьев Кузьминых‑Караваевых идет речь – точно и уверенно сказать не могу. С этой семьей Ахматова связана была двояко: соседством по Слепневу и общением в «Цехе Поэтов». Жена Дмитрия Владимировича, Елизавета Юрьевна Кузьмина‑Караваева (1891 – 1945) – поэтесса, автор стихотворных сборников «Скифские черепки» (1912) и «Руфь» (1916), была одно время, как и А. А., членом «Цеха»; а муж ее, Дмитрий Владимирович (тогда молодой юрист), исполнял в «Цехе» обязанности «стряпчего». Елизавета Юрьевна Кузьмина‑Караваева – в будущем монахиня «мать Мария»; о ней, о ее стихах, о ее подвижнической жизни, об участии во французском Сопротивлении и героической гибели в фашистском концлагере существует обширная литература – см. например, книгу, куда входят и ее собственные произведения и воспоминания о ней: Е. Ю. Кузьмина‑Караваева. Избранное. М., 1991.
Которого из братьев Кузьминых‑Караваевых имела в виду Ахматова, говоря о соседе по Слепневу, «красивом молодом человеке», некогда из‑за нее стрелявшемся, – я не знаю. Исследователь жизни и творчества Анны Ахматовой, Р. Д. Тименчик, в ответ на мой вопрос, высказал предположение, что это был брат Дмитрия Владимировича (1886 – 1959) – Михаил Владимирович Кузьмин‑Караваев (р. 1894). Именно он в 1911 – 1912 г. был семнадцатилетним «студентом, подававшим надежды»: учился в Петербурге сначала на факультете восточных языков, потом на юридическом. (Ни его профессия, ни дальнейшая судьба мне неизвестны. Предполагаю, что судьбой его был лагерь, потом ссылка, а в 54 – 56 г. – возвращение. Тут он и встретился снова с Анной Андреевной.)
126 Евг. Замятин. Воспоминания о Блоке // Русский современник, 1924, книга третья, с. 188, а также: Евгений Замятин. Сочинения. М.: Книга, 1988, с. 314.
127 Ольга Берггольц. Стихи из дневников (1930 – 1956).
Взял неласковую, угрюмую,
С бредом каторжным, с темной думою,
С незажившей тоскою вдовьей,
С непрошедшей старой любовью,
Не на радость взял за себя, Не по воле взял, а любя.
129 Ольга Федоровна Берггольц (1910 – 1975) – автор лирических стихотворений, поэм, многочисленных журнальных и газетных статей, сценариев, пьес, лирической прозы. В 1934 году в Ленинграде вышел сборник «Стихотворения»; в 1942‑м – «Февральский дневник»; в 1950‑м – поэма «Первороссийск», за которую Берггольц получила Сталинскую премию. В 1972 – 73 гг. в Ленинграде вышло «Собрание сочинений» Берггольц в трех томах. Для ленинградцев, переживших блокаду, имя Ольги Берггольц навсегда связано с военными годами. Во время блокады Берггольц работала в радиокомитете, и ее голос чуть не ежедневно звучал в передачах «Говорит Ленинград!»
Жизненный и писательский путь Ольги Федоровны труден и не прям. В юности она переболела воинствующим комсомольством, отдала дань РАППовской идеологии, в середине тридцатых сделалась кандидатом, а затем и членом партии, потом из партии исключена, арестована – и после семимесячного заключения в 38 – 39 годах снова восстановлена в партии.
Беды ходили за ней по пятам. Первый ее муж, поэт Борис Корнилов, расстрелян в 1937 году (когда они уже разошлись). Второй, Николай Молчанов, умер от голода у нее на руках в Ленинграде во время блокады. Еще до этого она потеряла двоих детей. Несмотря на искренность горя, пережитого ею, – стихи ее порою звучали риторически; когда же ей удавалось преодолеть риторику – а это бывало нередко – они обретали глубину, силу и очарование.
Разным в разное время было отношение Ахматовой к литературной деятельности Берггольц. О статьях РАППовского толка А. А. отзывалась негодующе. Поэтический дар ценила весьма, но относилась к стихам придирчиво, принимала их с большим отбором – и, как видно из моих «Записок», иногда не без иронии. К самой же Ольге Федоровне была дружески расположена, памятуя о том, что в 1946 г. Берггольц оказалась среди людей, от нее не отвернувшихся, среди тех, кто продолжал посещать ее, заботиться о ней, слушать и хранить ее стихи. О. Ф. Берггольц вместе со своим третьим мужем, литературоведом Г. П. Макогоненко, сохранила машинописный экземпляр книги Ахматовой «Нечет» – книги, уничтоженной по приказу цензуры. Берггольц понимала и любила Ахматову; в свои зрелые годы она возненавидела притеснения литературы и, как могла, противостояла им. – Написано в 1978 г.
Посмертно, в Ленинграде, в 1983 г., в Большой серии Библиотеки поэта вышли «Избранные произведения» Ольги Берггольц, в годы 1988 – 1990 – три тома Собрания сочинений. В этом Собрании впервые полностью напечатаны стихи Берггольц, созданные ею в тюрьме; в 1990‑м в Москве опубликован сборник прозы «Дневные звезды. Говорит Ленинград». В сборнике этом, кроме выступлений по радио, помещены также статьи о литературе и резкие речи на писательских собраниях, – в частности, та из них (против постановления 46 года), о которой говорится на с. 230 настоящего тома. В журналах «Нева» и «Звезда» 1990 года в номерах пятых опубликованы отрывки из предвоенного, и, частью, из блокадного дневника Ольги Берггольц. Однако, как выяснилось недавно, во время блокады Ольга Федоровна вела и другой дневник: в нем она разоблачала казенную ложь о блокаде, в том числе и собственную. (Вспомним слова Анны Андреевны о двойственности Берггольц.) Эти записи Ольга Федоровна держала в тайне. Железный ящик был закопан в одном из ленинградских дворов. О существовании этого дневника и о том, где он, в сентябре 41 года Ольга Федоровна особой запиской сообщила сестре – а записку доставила эвакуированная из Ленинграда в Москву Анна Андреевна. (Ныне, в 1991 г., этот тайный дневник опубликован в № 4 альманаха «Апрель».)
Когда немцы были на подступах к Ленинграду и со дня на день ожидалось падение города – Анна Ахматова выступила по радио. Ее выступление записала Ольга Берггольц. (См. «Говорит Ленинград».) После кончины Ахматовой Берггольц посвятила ее памяти четыре стихотворения (см. ее однотомник 1983 года); ею же 11 марта 1966 г., после похорон Ахматовой, помещен в газете «Литературная Россия» некролог. – Продолжено в 1991 г.
130 «День поэзии», М., 1956.
131 Мария Сергеевна Петровых (1908 – 1979) – поэт. Из ее оригинальных стихотворений при жизни Анны Андреевны опубликована лишь небольшая часть, да и то лишь в периодических изданиях. Первый сборник «Дальнее дерево» вышел только в 1968 году в Ереване. Между тем, Ахматова, Мандельштам, Пастернак высоко ценили поэзию М. Петровых; высоко ценят ее многие современные поэты и рядовые читатели. Как о замечательном поэте впервые услышала я об М. Петровых от Анны Андреевны еще до войны, в Ленинграде. (От Ахматовой же я узнала, что стихотворение Мандельштама «Мастерица виноватых взоров» обращено к Марии Сергеевне.) Стихотворение М. Петровых «Назначь мне свиданье на этом свете» Ахматова считала одним из шедевров русской лирики XX века.
О поэзии М. Петровых высоко отозвалась А. А. и в беседе с Н. А. Струве за год до своей смерти, в июне 1965 года (см.: «Сочинения», т. 2, с. 344; «Звезда», 1989, № 6, с. 125).
М. Петровых – мастер художественного перевода. Из крупных еврейских поэтов она переводила С. Галкина и П. Маркиша; переводила она и болгар, и поэтов Югославии; но главным образом – армян и поляков. В ее переводах выходили стихи Ованеса Туманяна, Аветика Исаакяна, Атанаса Далчева, Болеслава Лесьмяна, Юлиана Тувима, Владислава Броневского, Ильдефонса Константы Галчинского и мн. др. Нередко работала она и как редактор чужих переводов. Так, под ее редакцией, в Ереване, в 1977 г. вышла «Армянская классическая лирика» и (при участии И. Карумян) «Книга скорби» поэта‑монаха Григора Нарекаци.
С 1959‑го по 1964 год М. С. Петровых, вместе с Д. С. Самойловым и В. К. Звягинцевой руководила семинаром молодых переводчиков.
Мария Сергеевна познакомилась с Анной Андреевной в Ленинграде, осенью 1933 г. Позднее, в те годы, когда А. А. стала подолгу гостить в Москве, останавливалась она, если не «на Ордынке у Ардовых», то чаще всего – «на Беговой у Петровых». Это был ее второй московский дом. А. А. показывала Марии Сергеевне все свои стихи, переводы и пушкиноведческие работы, прислушивалась к ее суждениям – суждениям поэта, мастера, знатока. В 1960 году Ахматова попросила М. С. Петровых помочь ей составить сборник своих стихотворений – этот сборник появился в Гослите в 1961 году.
В 1983 году в Москве под редакцией Н. Глен и А. Головачевой и с предисловием Арсения Тарковского вышел сборник стихов Марии Петровых «Предназначенье»; в 1986‑м в Ереване «Черта горизонта» – воспоминания об М. Петровых, ее стихи и переводы (кроме двух прежних составителей – Е. Дейч и Л. Мкртчян); в 1991‑м с предисловием А. М. Гелескула – «Избранное», куда включен, кроме оригинальных стихов и переводов, отдел «Из письменного стола» – кое‑какие заметки о себе, о Пушкине, Пастернаке, об Ахматовой, о Цветаевой, об Н. Мандельштам. В том же году в Ярославле вышла книжка Марии Петровых «Костер в ночи».
В 1992 г. в книге Левона Мкртчяна «Анна Ахматова. Жизнь и переводы» ([Армения], Егвард, с. 67) опубликована надпись, сделанная Анной Андреевной на сборнике «Из шести книг», подаренном ею в конце пятидесятых годов Марии Сергеевне:
«Другу в радости и в горе, светлому гостю моей жизни, Марии Петровых. Ахматова с любовью. 9 мая 1959. Москва».
Марией Петровых посвящены Анне Ахматовой два стихотворения: «День изо дня и год от года» и «Ты сама себе держава» (см. «Избранное», М., 1991, с. 111 и 115). Интересно также сопоставить стихотворение Петровых, косвенно обращенное к Ахматовой и перекликающееся с ахматовским «Нас четверо». Начинается оно так: «Ахматовой и Пастернака, / Цветаевой и Мандельштама / Неразлучимы имена», а кончается – «Семья, где две сестры, два брата, / Изба о четырех углах…» (там же, с. 112).
Об М. С. Петровых см. 197, 312, а также т. 3 моих «Записок».
132 …единство ритма, дыхания и … души. – Через несколько лет, в статье «Об одном стихотворении» С. Я. Маршак точно изложил эту свою мысль – см.: С. Маршак. Сочинения в 4‑х томах. Т. 4. М., 1960.
133 «Литературная Москва», сб. второй, 1956.
134 Н.Заболоцкий. Столбцы. Л., 1929.
135 «Прощание» – ББП‑З, с. 71.
136 «Утренняя песня» – ББП‑З, с. 65.
137 «Лодейников» – ББП‑З, с. 68 и 69.
138 Я работала в отделе поэзии журнала «Новый мир», когда Заболоцкий, недавно вернувшийся из лагеря, предложил редакции поэму «Творцы дорог». Благодаря поддержке К. Симонова (главный редактор) и вопреки противодействию Кривицкого (комиссар при Симонове) поэму удалось напечатать (см. «Новый мир», 1947, № 1). Это великолепные стихи о Севере, о героях, прокладывающих дорогу в Арктике, все очень величественно – а о том, что герои – заключенные, что изображен рабский труд – ни слова… Замученным русским крестьянам, умирающим на севере лагерникам, «двум несчастным русским старикам» Заболоцкий посвятил другое стихотворение: «Где‑то в поле возле Магадана», но уже значительно позднее. О нем см. 141.
139 «Творцы дорог» – ББП‑З, с. 107.
140 ББП‑З, с. 142, 140, 129, 111.
141 7 января 57 г., когда я в своих записях перечисляла наиболее любимые стихи Заболоцкого, мне не был еще известен ни цикл «Последняя любовь», ни стихотворение «Где‑то в поле возле Магадана», сразу сделавшееся для меня одним из любимейших. Привожу начало:
Где‑то в поле возле Магадана,
Посреди опасностей и бед,
В испареньях мерзлого тумана
Шли они за розвальнями вслед.
От солдат, от их луженых глоток,
От бандитов шайки воровской
Здесь спасали только околодок
Да наряды в город за мукой.
Вот они и шли в своих бушлатах –
Два несчастных русских старика,
Вспоминая о родимых хатах
И томясь о них издалека…
Это стихотворение, написанное в 1956 году, опубликовано было только в 1962 («День поэзии», М., 1962, с. 298) и не целиком, а с исключением одного четверостишия. Полностью – см. ББП‑З, с. 144.
«Уступи мне, скворец, уголок» – ББП‑З, с. 90.
142 Я редактировала для издательства «Молодая гвардия» повесть Н. Ивантер «Жил‑был мальчик».
143 Вопреки своему первоначальному намерению, я решилась предпринять хлопоты о реабилитации М. П. Бронштейна, потому что до получения соответствующего документа нельзя было ни переиздать, ни выручить из спецфонда его книги, ни упоминать его имя и ссылаться на его работы в научных и литературных статьях.
143а Сборник стихотворений Анны Ахматовой 1958 года вышел без обоих предполагаемых портретов: работы Тышлера и работы Фаворского. И вообще безо всякого портрета. Владимиром Андреевичем Фаворским (1886 – 1964) сделана была попытка создать гравюру на дереве, но мастер сам счел ее неудачной. Подробнее об этом см. в кн.: В. А. Фаворский. Воспоминания современников… М.: Книга, 1991, с. 26 и 322. См. также каталог выставки «Анна Ахматова. Образ поэта…» (М., 1989).
144 Речь идет о воспоминаниях Л. Ю. Брик «Маяковский и чужие стихи» – «Знамя», 1940, № 3.
145 Я закрывала дело Лившица. – То есть давала показания, которые должны были подтвердить общеизвестный факт, что ни Лившиц, ни люди, оговоренные им под пыткой, в действительности никаких преступлений не совершали. Это была формальность, считавшаяся почему‑то необходимой для реабилитации. (О том же вызове в прокуратуру по делу Лившица см.: Никита Струве. Восемь часов с Анной Ахматовой // Звезда, 1989, № 6, с. 120 – 121.)
Поэт Бенедикт Константинович Лившиц был расстрелян в 1938 году. Под следствием, в тюрьме, из‑за побоев и нервного потрясения он лишился рассудка – и по требованию следователей оговорил десятки неповинных. (Среди них были, например, поэт Н. Заболоцкий и писательница Е. Тагер. Отбыв свой срок и вернувшись, Е. М. Тагер рассказала мне, что на очной ставке с Бенедиктом Константиновичем убедилась в его полной невменяемости. Об Е. М. Тагер подробнее см. 233.)
Бенедикт Константинович Лившиц (1886 – 1938) – поэт, мемуарист, переводчик – начал печататься в 1910 году. Он автор стихотворных сборников «Флейта Марсия» (1911), «Волчье солнце» (1914), «Из топи блат» (1922), сборника переводов «От романтиков до сюрреалистов» (1934) и др. В начала пути он находился под сильным влиянием французских «проклятых» поэтов (Бодлера, Рембо, Верлена и др.), переводил их, подражал им и собирал их книги; одно время был близок к символистам, но в историю литературы вошел, главным образом, как поэт‑футурист, как историк и теоретик футуризма и как автор мемуаров «Полутораглазый стрелец» (охватывающих литературную жизнь 1911 – 1914 гг.). Полное представление о творчестве Бенедикта Лившица дает вышедший под этим же заглавием в 1989 году в Ленинграде сборник, составленный к столетию со дня рождения поэта вдовой его Е. К. Лившиц и П. М. Нерлером.
С Анной Андреевной Бенедикт Константинович был знаком издавна, встречались они, в частности, в «Бродячей собаке». (О «Бродячей собаке» см. 180.)
146 В. Огнев. День нашей поэзии // Октябрь, 1957, № 2. Статья посвящена сборнику «День поэзии», М., 1956.
147 В феврале 1957 г. в прессе началась систематическая травля альманаха «Литературная Москва». 5 марта в «Литературной газете» появилась угрожающая статья Д. Еремина. В тот же день открылся пленум правления Московского отделения Союза Писателей, длившийся несколько дней; на пленуме обсуждались оба тома альманаха. В защиту выступили Ф. Вигдорова, А. Турков, С. Кирсанов, Л. Кабо, Е. Евтушенко, Г. Фиш. Из членов редколлегии – М. Алигер и В. Каверин. Среди других выступила и я. Помню, говорила я тогда о стихах Акима, Заболоцкого, Юлии Нейман и Цветаевой.
148 Справка, выданная мне 15 мая 57 г. Военной прокуратурой, составлена была так, что, в сущности, ровно ничего не открывала. Как мне известно теперь, после ознакомления с «делом Бронштейна Матвея Петровича № П‑22962» – приговорен он был к расстрелу 18 февраля 38 года в Ленинграде выездной сессией Военной коллегии Верховного суда под председательством Ивана Осиповича Матулевича (Матулевич – первый заместитель главы Военной коллегии СССР Ульриха В. В.). Приговор приведен в исполнение через 15 минут в подвале Большого Дома. Никакой отдельной могилы у Матвея Петровича, разумеется, нет, но, как известно теперь, в те месяцы ежовщины, о которых речь, тысячи трупов расстрелянных палачи свозили на пустырь неподалеку от Левашова.
В справке 57 года ни о пытках, ни о следователях, ни о молниеносном суде, ни о могиле – ни звука. Конкретности из нее вытравлены – и все‑таки тогда она потрясла меня и моих «невольных подруг». И вот мы читаем в официальном документе: «за отсутствием состава преступления». Значит, невиновность публично признана!.. А в 1990 году мне даже и вполне легально показали «дело Бронштейна».
Впрочем, и в так называемом «деле № П‑22962», к которому меня допустили, запечатлен далеко не весь путь заключенного со дня ареста до минуты расстрела. Какие насилия совершали над ним в промежутках между допросами и на самих допросах? Однако некоторые протоколы, фамилии следователей, заступнические письма ученых и литераторов и расписка на бланке – неразборчивая фамилия того, кто выстрелил ему в затылок, – уцелели.
«Дело оперативной разработки», то есть доносы на Матвея Петровича, поступившие в НКВД еще до его ареста, мне не показали. Зато имена и фамилии «полулюдей», истязавших Бронштейна, к этому времени были мне уже известны благодаря историку‑архивисту Д. Г. Юрасову. Это – Н. И. Готлиб, Н. Н. Лупандин и Г. Г. Карпов. Н. Н. Лупандин, палач с четырехклассным образованием, по‑видимому, специалист по истреблению ленинградской интеллигенции, сыграл зловещую роль, в частности, в делах Бориса Корнилова, Бенедикта Лившица, Н. Заболоцкого. Дальнейшая судьба следователей примечательна: Н. И. Готлиб в 1939 году расстрелян, Н. Н. Лупандин впоследствии – пенсионер Союзного значения. (Точь‑в‑точь как и бывший руководитель советского государства Никита Сергеевич Хрущев!) Г. Г. Карпов стал – тут перо мое слегка запинается! – председателем Совета по делам русской православной церкви при Совете Министров СССР… Фамилию того профессионала, который привел приговор, вынесенный Бронштейну, в исполнение, – мне разглядеть не разрешили.
О научной деятельности М. П. Бронштейна см. «Записки», т. 1, в отделе «Но крепки тюремные затворы…».
149 …Знаю, помню, вы защищали стихи и предисловие. – В «Литературной Москве», во втором сборнике были напечатаны стихи Марины Цветаевой с предисловием Ильи Эренбурга. Еремин в своей статье против «Литературной Москвы» трактовал Цветаеву хоть и отрицательно, однако не без уважения. Статья его, несправедливая и невежественная, была в то время среди разгромных статей вполне заурядной. Выступление же некоего Рябова («Крокодил», 1957, № 5), в смысле грубости и неприличия, выходило из ряда вон. Заметка его называлась «Про смертяшкиных». Он издевался над поэзией Цветаевой; издевался и над ее смертью, и над Эренбургом, который говорил о поэзии, судьбе и гибели Марины Цветаевой, по мнению Рябова, излишне трагическим тоном.
На пленуме я отвечала обоим: и Еремину, и Рябову.
Об издевательской заметке в «Крокодиле» я, помнится, сказала: «Поэзии Марины Цветаевой принадлежит будущее; что же касается Рябова, то если он и войдет в память потомков, то лишь как один из хулителей великого поэта: где‑нибудь на задворках, мелким шрифтом, в примечаниях к Полному Собранию Сочинений Марины Цветаевой будет упомянута его нынешняя постыдная статья». – Написано в 1978 г.
В сборнике «Слушая время», куда вошли дневники и записные книжки Э. Казакевича, а также его письма (М.: Сов. писатель, 1990), опубликован черновик письма в редакцию журнала «Крокодил». Вот чем кончается его письмо к Рябову:
«Итак, никакого ладана, плача и стона, ни крокодильих слез на берегах Москвы‑реки нет. На берегах этой знаменитой реки идет плодотворная созидательная работа по углублению и расширению советской культуры, в том числе живая большая работа по воскрешению из мертвых того, что не заслуживает смерти, – вопреки противодействию всякого рода смердяковых…» – Продолжено в 1991 г.
150 Первые три из названных Анной Андреевной стихотворений см. ББП‑М, с. 84 и 107; четвертое полностью опубликовано в России в газете «Воля народа», № 206 в 1917 г. и через 50 лет за границей – см.: Осип Мандельштам. Собр. соч. в 3‑х томах. Т. 1 / Под редакцией проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. Нью‑Йорк: Международное Литературное Содружество, 1967, с. 67.
Первую строку забытой мною четвертой эпиграммы («знакомства нашего на склоне») А. А. приводит в своих воспоминаниях о Мандельштаме, рассказывая обо всех стихотворениях, посвященных ей Осипом Эмильевичем.
151 Я не запомнила, какие из семи (или восьми?) стихотворений Пастернака, полученных Анной Андреевной в подарок, вызвали ее суровый отзыв. Но помню твердо: она всегда неистово бранила «Вакханалию», посмеивалась над «Евой» и с иронией отзывалась о стихах «Быть знаменитым некрасиво» – «Пятитомник‑П», т. 2, с. 112, 76, 74.
«В больнице» – там же, с. 102; «Ненастье» – там же, с. 93; «Ночь» (Летчик) – там же, с. 96; «Когда разгуляется» – там же, с. 86.
152 Строки из поэмы Осипа Мандельштама, озаглавленной «Стихи о неизвестном солдате». Эти стихи (одни из последних) печатались уже не раз; история текста и наиболее точная публикация стихов принадлежит И. М. Семенко – см. НМ, 1987, № 10.
153 …В этой симметрии что‑то кроется. – А. А. имела в виду две статьи, появившиеся почти одновременно: статью Е. Серебровской «Против нигилизма и всеядности», напечатанную в Ленинграде, в журнале «Звезда» (1957, № 6), и статью Коваленкова «Письмо старому другу», напечатанную в Москве, в журнале «Знамя» (1957, № 7). И в той, и в другой оба критика великодушно прощали Ахматовой акмеистические грехи ее молодости за патриотизм, проявленный во время войны; и в той, и в другой статье Ахматову противопоставляли значительнейшим из поэтов, ее современников: в одном случае Марине Цветаевой, в другом – Осипу Мандельштаму.
154 Анна Андреевна… вдруг… не дав мне даже допить мою чашку, повелительно увела обратно к себе. – А дело было в том, что Анне Андреевне не хотелось продолжать разговор о Любимове. «Основная работа Любимова, – сообщает КЛЭ, – книга воспоминаний “На чужбине”». (Отдельное издание этой книги вышло в 1963 году, но в 1957‑м, незадолго до нашего разговора, воспоминания появились в «Новом мире» (№№ 2 – 4). КЛЭ находит, что Лев Дмитриевич Любимов (1902 – 1976), раскаявшийся эмигрант, покинувший Россию в 1919 году и возвратившийся в 1948‑м, автор искусствоведческих работ об Эрмитаже, Русском музее и русской иконописи «ярко отразил – в своих воспоминаниях – судьбу русской эмиграции, ее расслоение и разложение». А. А., как и я, прочла в «Новом мире» мемуары Любимова и ощутила в них нечто мутное, уклончивое, недостоверное. К тому же от лиц, чьих имен она не назвала мне, от людей, вернувшихся вместе с Любимовым в Россию в 1948 году, до нее доходили слухи, что сначала Любимов был сотрудником французских газет и русской эмигрантской газеты «Возрождение»; потом, во время немецкой оккупации сотрудничал во французской прогитлеровской газете «Je suis partout», издававшейся немцами; а когда немцев из Франции выгнали, вступил в «Союз советских граждан» и сделался сотрудником газеты «Советский патриот». «О собственном разложении он умолчал. Балансирует, как на канате», – сказала А. А., когда мы вошли в ее комнату. «Что мы знаем об эмиграции? Не нашего ума это дело».
Сборник Заболоцкого, о котором мы якобы «ушли договаривать» – Н. Заболоцкий. Стихотворения. М., 1957.
155 «Остров доктора Моро» – фантастический роман Герберта Уэллса о враче‑физиологе, который разными способами, не исключая и вивисекции, пытался перекраивать живых зверей.
Елисавета Багряна (1893 – 1991) – болгарская поэтесса. Начиная с 1927 г. ею опубликовано несколько сборников лирических стихотворений. Поэзия ее, как указано в КЛЭ, посвящена «темам любви, больших человеческих чувств». Ахматова перевела 11 стихотворений Багряны, печатавшихся предварительно в журналах, а затем в сборнике: Елисавета Багряна. Сердце человеческое. М.: Гослитиздат, 1959.
Н. А. Струве в своих воспоминаниях сообщает:
«…Ахматова жаловалась, что ей приходится переводить поэтесс, которые ей же подражали:
– Омерзительнейшая работа». (См.: Никита Струве. Восемь часов с Анной Ахматовой // Звезда, 1989, № 6, с. 12.)
156 Лев Васильевич Успенский (1900 – 1978) – романист, мемуарист, очеркист, лингвист. Автор нескольких книг для детей; наиболее известны «Двенадцать подвигов Геракла» (1938) и «Слово о словах» (1954). Говоря о воспоминаниях Льва Успенского, А. А. имеет в виду очерк «Из записок старого ленинградца», см. «Звезда», 1957, № 6.
157 …кто таков есть Лев Успенский. – Вот смысл моего повествования:
Осенью 1937 года редакция, вошедшая в историю литературы, как «ленинградская редакция, руководимая С. Маршаком», была ошельмована, обвинена во вредительстве, разогнана.
Писатели, вовлеченные в работу над книгами для детей «вредительской группой» Маршака, погибали и ранее 37 года и позднее: так, например, Раиса Родионовна Васильева была арестована сразу после убийства Кирова, в 35 году, и расстреляна в лагере – в 38‑м, а Даниил Хармс арестован и погиб в заключении в 42‑м, во время блокады; но основной погром производился осенью 37‑го: аресты, следствия, казни. И публичное шельмование на собраниях и в прессе.
К октябрю 37 года были уже арестованы, убиты или ожидали гибели в тюрьмах и лагерях многие из окружавших редакцию литераторов: Н. Заболоцкий, Г. Белых, С. Безбородов, М. Бронштейн, Тэки Одулок (Спиридонов), Н. Константинов (Боголюбов), арестованы были и работники «книжной» редакции: А. Любарская, Т. Габбе, К. Шавров, М. Майслер и главный редактор журналов «Еж» и «Чиж» поэт Н. Олейников. Со дня на день ожидался арест главы «вредительской группы» С. Я. Маршака. О том, почему не арестованы, а всего лишь уволены двое из редакторов – З. Задунайская и Л. Чуковская – открыто спрашивали на писательских и внутрииздательских собраниях провокаторы и стукачи.
Именно этот момент избрал писатель Л. Успенский, дабы разъяснить окружающим, что «ныне разоблаченные враги народа» были в действительности не только врагами, но и бездарными невеждами, втиравшими очки наивным людям.
4 октября 1937 г. в Издательстве вышел специальный номер стенной газеты «За детскую книгу», весь посвященный многолетнему вредительству маршаковской группы. Организовал, составил и выпустил этот номер Г. Мишкевич. В этом номере, среди статей «Повысим революционную бдительность!», «Добить врага» и еще нескольких в том же роде, – среди статей, принадлежавших перьям тех, кто по распоряжению «сверху» организовал погром, была помещена статья человека, далекого от нашей редакции, – литератора, лишь изредка печатавшегося в журнале «Костер» – Льва Успенского, статья под более чем скромным заглавием «Несколько слов о “теории литературы”».
Статьи «Добить врага» и им подобные изобиловали общепринятой в 37 – 38 гг. терминологией: «В течение долгого периода в издательстве орудовала контрреволюционная вредительская шайка врагов народа – Габбе, Любарская, Шавров, Боголюбов, Олейников и др.»; «детская литература фактически была дана на откуп группе антисоветских, морально разложившихся людей»; «диверсионная группа редакторов ленинградского отделения», «в течение многих лет в издательстве орудовала группа врагов народа, ныне разоблаченных органами НКВД»; «враг народа Олейников… открыто, на глазах у всех, разваливал “Сверчок”…» «Сигналы о вредительстве Олейникова были, но к ним никто не прислушивался. А разве мало сигналов было о деятельности Габбе, Любарской, Чуковской, Боголюбова. Сигналы были, когда стало известно о переписке редакторов с троцкисткой Васильевой»; «известно было о бытовом и моральном разложении Любарской, ее связи с проходимцем Безбородовым и особом покровительстве со стороны шпиона Файнберга»; «Чуковская протаскивала контрреволюционные высказывания в однотомнике Маяковского»; «писательские кадры были засорены врагами народа. Шпион Спиридонов, Потулов, Белых, Бронштейн, Безбородов, Колбасьев, Васильева – вот далеко неполный список врагов, которые объединились вокруг Габбе, Любарской, Чуковской…»; «Сейчас враги разоблачены… Надо со всей решительностью и беспощадностью добить врагов и до конца выкорчевать вражеские корешки из издательства…»
Свою статью «Несколько слов о “теории литературы”» Лев Успенский только начал канонически, на манер соседних: «Много лет в Лендетиздате действовала группа вредителей. Из месяца в месяц, из года в год эти люди разваливали работу издательства».