Белль открыла глаза, поначалу она видела все как в тумане. Потом перед глазами появились перья. Пузатый бок фарфорового чайника. Позолоченная нога. И пара бархатных ножек.
«Получилось! Я дома!»
Белль с такой силой ринулась через щель в «Стране Грез», что не удержалась и кубарем ввалилась в комнату, уткнувшись носом в плюшевый ковер.
– Белль! Ты вернулась!
– Как мы волновались!
Белль почувствовала, как сильные лапы подняли ее. Пошатываясь, она оперлась о конторку и заметила стоявшую книгу.
– Закройте ее! Прошу вас! – дрожащим голосом взмолилась она.
– Конечно, Белль, только не волнуйся. – Люмьер подскочил к книге и с треском захлопнул ее. Она моментально съежилась до своих обычных размеров.
Белль взглянула на свои руки – строчки, покрывающие их, исчезли.
– Я здесь! Я жива! – она крепко обняла Люмьера. – Я думала, что больше никогда вас не увижу!
По очереди она обняла всех остальных: Когсворта, миссис Поттс, Плюметт. Подняла Чипа, поцеловала его и погладила Фру‑фру.
– А где… – вдруг запнулась она, ища глазами Чудовище.
Она обнаружила его стоящим в нерешительности поодаль.
Белль шагнула, остановилась и вдруг бросилась к нему на шею, зарывшись лицом в густой мех.
– Я не могла выбраться оттуда, – сбивчиво зашептала она со слезами на глазах. – Твое сердце… то, что ты мне подарил…только оно меня спасло. Без него, без тебя… я бы погибла!
– Ш – ш – ш, Белль, не надо. Все хорошо. Ты нашла дорогу обратно, это самое главное, – сказал Чудовище, прижимая ее к груди.
Белль кивнула и обняла его еще крепче, словно боялась, что он окажется таким же ненастоящим, как Страна Грез. Так они стояли, пока Белль не убедилась, что Чудовище никуда не исчезнет, и не отпустила его.
Слезы текли по щекам Белль. Тогда Чудовище, не удержавшись, вытер их косматой лапой. Белль вскрикнула, отпрянув назад, и схватилась за щеку – ощущение было такое, словно по коже провели щеткой для обуви.
Кто – то деликатно кашлянул.
– Позвольте предложить. – Люмьер протянул Белль носовой платок. Она с улыбкой взяла его и вытерла слезы.
– Думаю, чашка горячего чая и пара сырных лепешек – как раз то, что мадемуазель сейчас нужно, – продолжил Люмьер. – Принесу их в гостиную. А Когсворт растопит камин. Да, Когсворт?
– Я вообще не понимаю, что за переполох вы тут устроили! Она вернулась, и всем понятно, что…
Миссис Поттс дернула его за руку.
– В смысле…да, конечно, уже бегу! – засуетился Когсворт.
Слуги поспешили покинуть библиотеку, оставив Белль и Чудовище одних.
– Это ж надо додуматься! – возмущалась вполголоса миссис Поттс, спускаясь по лестнице.
– Ободрать нежную щечку нашей девочки своей лапищей!
Она вздохнула.
– Иногда я просто впадаю в отчаяние! Неужели мы никогда не научим хозяина хорошим манерам?
– Ну, по крайней мере, он не лизнул ее в нос! – прыснула Плюметт.
– И нам остается надеяться, что он не потащит ее в гостиную в зубах, как щенка! – рассмеялась Миссис Поттс.
– Надежда есть! – усмехнулся Люмьер. – Для Белль и мессира. И для всех нас.
– Надежда есть всегда, – глубокомысленно заявил Когсворт. – Разве я не рассказывал вам, как Фердинанд, принц Брауншвейгский, пытался выдворить маршала де Брольи из Вестфалии? Это было во время сражения при Брегене. Положение было аховое, скажу я вам! Гессенские наемники взяли нас в кольцо…
Миссис Поттс и Плюметт одновременно подняли глаза к потолку и ускорили шаг. Чип, Фру‑фру и Люмьер поспешили за ними, а Когсворт, не заметив, что его аудитория сбежала, продолжал разглагольствовать.
Чудовище смотрел на Белль. Она слегка поежилась и отвела глаза.
– Пойдем в гостиную? Или ты не хочешь лепешек? – спросил он.
– Я тебе словами не могу передать, как я их хочу! Но сначала мне нужно кое – что сделать.
Она подняла «Страну Грез» с пола и вышла из комнатки в библиотеку. Там она распахнула окно, в которое тут же ворвался ледяной ветер.
Белль смотрела на книгу в своих руках, и все, что с ней произошло, пронеслось у нее перед глазами. Она мысленно поблагодарила Люцианоса и Арану, где бы те ни были. Она пообещала Отто, что никогда его не забудет. Наконец она вспомнила, как близко графиня Терр де Мор была к победе, и то, что она сама чуть не позволила ей себя погубить.
Взглянув в последний раз на книгу, Белль вышвырнула ее в окно. Налетевший порыв ветра подхватил ее, перелистал страницы и разодрал в клочья. Обрывки «Страны Грез» закружились вихрем и пропали в вышине.
Белль захлопнула окно и повернулась. Волосы ее растрепались, щеки горели румянцем.
Чудовище достал из кармана ленту, которую Чип нашел на полу перед книгой, и протянул ей.
– Спасибо, – произнесла Белль. Дрожащими руками она пыталась перевязать волосы, но не могла.
Чудовище заметил это и мягко взял ее ладони в свои теплые лапы.
– Может, расскажешь, что случилось?
– Эта история такая странная, что, боюсь, ты не поверишь.
– Я попробую! – засмеялся Чудовище. – Знаешь, когда дело касается чего – то «странного», у меня богатый опыт!
Белль смущенно опустила глаза.
– Я сказал что – то не то? – испуганно спросил Чудовище, и улыбка сползла с его лица.
– Нам не всегда удается вежливая светская беседа, не правда ли? – усмехнулась Белль.
– Это точно, – кивнул Чудовище. – Я совсем не умею поддерживать разговор. И быть идеальным другом у меня тоже не получается. Да и просто другом тоже…
Белль вспомнила своих «идеальных» друзей из Страны Грез: графиню и ее элегантных гостей, профессора Труфаторе, Анри.
– У меня тоже, – призналась она. – Может быть, ты не идеальный друг. Но ты настоящий. И я рада, что ты есть.
Чудовище улыбнулся и сжал ладони Белль.
– Ну что, продолжаем учиться? Дашь мне еще один шанс?
Белль улыбнулась.
И решила, что это хорошая идея.
ЭПИЛОГ
Под дуплистой старой ивой, возле торопливого журчащего ручья, две сестры, Любовь и Смерть, коротали время за своей вечной игрой.
Хозяйкой ивы была Любовь, поэтому каждый, кто когда‑либо отдыхал под зеленым пологом ее ветвей, обретал покой и умиротворение, каким бы изнуряющим и безнадежным ни был его путь.
Любовь и Смерть сидели в плетеных креслах. Огромный мухомор служил им столом. Над их головами, разгоняя темноту ночи, плясали светлячки.
В этот раз шахматная доска была сделана из обсидиана и слоновой кости, а фигурки выточены в виде насекомых.
– Твой ход, – сказала Смерть, барабаня пальцами по ручке кресла.
– Знаю, – ответила Любовь.
– Всю ночь так просидим?
– Ты не можешь понукать любовью.
Через мгновение ее королева – черный богомол – сожрала одну из пешек Смерти, толстую желтоватую гусеницу.
– Как твоя поездка в Венецию? – спросила Любовь, пока Смерть склонилась над доской.
– Весьма продуктивно, – ответила та. – Могу с радостью сообщить, что вспышка эпидемии была достаточно сильной. Десять тысяч смертей в неделю – мой личный рекорд. Я привезла тебе кое – какие сладости.
Любовь улыбнулась.
– А ты привезла мне три миллиона луидоров?
– Нет. Почему я должна была это сделать? Ты не выиграла пари.
– Но я близка в этому.
Смерть нахмурилась. Она подтолкнула своего коня – кузнечика, и тот снес голову ночной бабочке – черной ладье.
– Я всегда выигрываю, – уверенно сказала Любовь.
Смерть откинулась на спинку кресла и посмотрела на сестру.
– Тебе кто – нибудь говорил, что хвастать неприлично?
– Чудовище учится проявлять заботу о других, – продолжила Любовь. – Он сожалеет о своем прошлом поведении. Он учится любить, а Белль ему помогает. И за нее он отдаст жизнь.
– Правда? Это я могу устроить!
Любовь проигнорировала язвительную остроту.
– Чудовище полюбит и будет любим до того, как последний лепесток упадет с волшебной розы. Просто жди и наблюдай.
Смерть покачала головой.
– Снова ты не в состоянии задать более серьезный вопрос: а Белль сможет полюбить Чудовище?
– Непременно. Они уже стали друзьями. Это первый шаг.
– Я бы на твоем месте не была так уверена. История не окончена. Многое еще может пойти наперекосяк. А уж когда в истории замешаны людские сердца, так непременно и случится.
– И все же я надеюсь на лучшее.
– Дураки всегда надеются. – Смерть кивнула на доску: – Твой ход.
Любовь сосредоточилась на игре, и в ее глазах засветилась решимость. Прищурившись, Смерть выпрямилась в кресле. Атаки и ответные выпады, ловушки и окружения, отвлекающие маневры и взаимные уколы следовали друг за другом.
Так текли часы – под покровом темноты и в розовых лучах рассвета, при ярком дневном свете и сгущающихся сумерках.
Вечная игра Любви и Смерти, начавшаяся в далеком прошлом, уходила в необозримое будущее.