— Я думала, в обморок упаду, когда увидела, на сколько снизили цену на это платье!
Хихикая и с трудом волоча сумки с покупками, мимо скамьи, на которой сидела Памела, прошли еще две женщины.
Должно быть, это судьба. Памела опять взглянула на уродливый фонтан и чуть не рассмеялась. А может быть, все это предопределено богами. Она решила купить новое платье у прославленной Шанель, чтобы надеть его этим вечером. Она намеревалась пойти на эротическое шоу с невероятным мужчиной. И возможно, потом она даже займется с ним сексом.
Ладно, забыть об этом. Она хочет двигаться вперед. Итак, глубокий вздох...
А как насчет... Может быть, она просто пообнимается с ним после. Но в любом случае, более интимные ласки не исключены. Памела закрыла планшет и сунула его в кожаный портфель.
Красное. Она купит красное платье, которое «чуть-чуть слишком» открывает ноги. Возможно, она даже сделает педикюр. Да, она определенно сделает педикюр. Красные ногти на ногах просто необходимы ей сегодня вечером. Негромко напевая себе под нос, Памела направилась к раю кутюрье.
Бахус постукивал пальцами по ресторанному столику. Все шло не так, как он задумывал.
— Принеси мне еще текилы! — зарычал он на проходившую мимо официантку и тут же пожалел об этом, потому что официантка съежилась от вспышки божественного гнева и рванула к бару, едва не роняя стулья.
Плохо уже и то, что Бахуса раздражали молодые олимпийцы. Но совершенно недопустимо выплескивать это раздражение на ни в чем не повинных людей в его королевстве.
А ведь это место по-прежнему было его королевством.
Подбежала официантка с текилой.
— Извините, сэр. Мне следовало уделять вам больше внимания. Я совсем не хотела, чтобы вам пришлось ждать вашу выпивку.
|
|
Бахус благодушно улыбнулся ей и коснулся руки девушки, послав малую толику магии. И тут же испуганный взгляд исчез. Юные щеки порозовели, губы соблазнительно приоткрылись.
Девушка подумала, что ошиблась, приняв этого человека за страшного жирного чужака. Да и рассердился он не так уж сильно. И вовсе он не жирный. Просто очень большой мужчина. А ей нравились крупные мужчины — действительно нравились. Тепло хлынуло из его пальцев в ее руку и расплылось по всему телу, пощекотав нервы и заставив интимные места повлажнеть и прийти в состояние готовности. Девушка уставилась в темные глаза незнакомца и наклонилась ближе к нему, желая, чтобы он убрал пальцы с ее руки и запустил их ей между ногами, и...
Бахус хихикнул и погладил крепкую молодую руку.
— Сегодня, только попозже вечером, ты придешь ко мне. Просто думай обо мне, и желание приведет тебя в мой номер.
И только тогда, когда его приказ прочно утвердился в ее подсознании, он отпустил ее руку. Официантка вздрогнула от наслаждения.
— Да, — выдохнула она почти со стоном.
— А теперь иди. — Бахус легонько взмахнул рукой, и завеса упала с глаз девушки.
Она моргнула и неуверенно посмотрела на него.
— Принести вам что-нибудь еще, сэр?
— Может быть, позже, — ответил он.
Она медленно пошла прочь, и вид у нее все еще был ошеломленный. Бахус смотрел на ее округлые ягодицы, воображая, каково все это будет попозже вечером. Девушка просто восхитительна, молода и свежа, и она будет безумно влюблена в него. Он ведь бог, современные смертные нуждаются в нем. И он воистину оказывает девушке услугу, добавляя в ее такую обыденную жизнь немножко одурманивающей магии божественного вина и плодородия.
|
|
Но он был при том и единственным богом, имеющим право использовать свою силу здесь, среди смертных. Лас-Вегас был его личным открытием. ОН НИ С КЕМ НЕ СТАНЕТ ДЕЛИТЬСЯ СВОИМ КОРОЛЕВСТВОМ! И в особенности он не станет делиться с этими золотыми близнецами. Бахус всегда ненавидел обоих, и Артемиду, и Аполлона, за их совершенство и беспечную надменность. Им, видите ли, недостаточно показалось «Дворца Цезаря», недостаточно развлечений рядом со смертными. Они отыскали дорогу к его особенному местечку — фонтану «Форума»!
Да, он через нимф дал выход своей силе бессмертного. Он намеревался ошеломить близнецов. Он специально выбрал жертвой ту подавленную маленькую смертную и заставил ее выпить столько вина, чтобы она смогла завершить заклинание. Он прекрасно знал бешеный нрав Артемиды — все олимпийцы были с ним знакомы. И он был уверен, что богиня сделает все, чтобы не допустить наложения последней печати на заклинание, особенно когда увидит столь карикатурное изображение тщеславной Охотницы, изваянной в откровенно неуважительной манере. А пытаясь противодействовать ему, эти золоченые божки невольно выдали бы себя перед смертными современного мира.
Какой это был бы потрясающий спектакль! И конечно, гнев Зевса был бы велик, но после яростной бури на Олимпе Бахус смог бы снова проскользнуть через отвергнутый верховным владыкой портал и вернуться в свой изумительный Лас-Вегас, чтобы править там по своей прихоти.
|
|
Но близнецы не вмешались в ритуал, а смертная действительно связала Артемиду обязательством выполнить свое заветное желание. И Аполлон принялся ухаживать за той женщиной! Бахус внимательно наблюдал, как эти двое весь остаток вечера млели, глядя друг на друга. Бахус был совершенно уверен, что бог света не воспользовался своей неизбывной силой, чтобы соблазнить женщину!
В Бахусе начал вскипать нешуточный гнев. Аполлону ведь даже не нужно было использовать божественную силу и магию, чтобы соблазнить кого бы то ни было. Он обладал прекрасным мускулистым телом и золотистой кожей, и его мужественность намного превосходила стандарты смертных. Это казалось даже несправедливым; это всегда и было несправедливо.
Бахус уговорил небо над пустыней разразиться бешеным ливнем, чтобы испортить Аполлону свидание, но это не помогло. Потом он подтолкнул беспечную смертную, заставив упасть прямо на мостовую. Смертная должна была очутиться под колесами машин, и золотому богу пришлось бы выдать себя, спасая ее, — но Аполлон и тут умудрился испортить подстроенный Бахусом несчастный случай, и обитатели Лас-Вегаса не заметили, что среди них могущественный бессмертный. Это было уже просто невыносимо.
Бахус не мог терпеть, чтобы какой-то другой бог распоряжался по-своему в его королевстве.
Потом Бахус припомнил страстный поцелуй, которым обменялись Аполлон и смертная, и как бог света нес девушку под дождем на руках, будто ее спаситель. Значит, именно она вызвала такой интерес бога света к Лас-Вегасу. Кто знает, как долго Аполлон будет наслаждаться этой новой игрушкой? И что, если потом, когда Аполлону наскучит именно эта смертная, он вдруг ощутит интерес к современным женщинам вообще? Сам Бахус заинтересовался ведь ими. Он залпом допил текилу. Нет, этого никогда не будет. Он не потерпит, чтобы Аполлон соблазнял его смертных.
Но как избавиться от бога света? Пожалуй, это будет трудновато. Аполлон, видимо, не собирался выдавать свое божественное происхождение и навлекать гнев Зевса, и в то же время ни он, ни его сестрица пока не рассказали Зевсу о ритуале, который учинил Бахус. К несчастью, было слишком очевидно, что Аполлон, начав соблазнять ту смертную, искренне наслаждался всем происходящим. Ну, пусть сам винит себя за то, что подсказал Бахусу, как именно можно испортить ему удовольствия Лас-Вегаса.
Бахусу хотелось визжать от ярости. Конечно, разве Аполлон мог не наслаждаться Лас-Вегасом? Это было отличное местечко для божественных игр, а Аполлон обладал божественной силой, чтобы оживить его дремлющую магию, — так же, как это делал Бахус.
Ха! Презрительная усмешка искривила лицо толстого бога. Вот бы он посмотрел, каково было бы Аполлону в Лас-Вегасе без его сверхъестественной силы. Да он бы просто превратился в младенца, заблудившегося в темном лесу! Аполлон думает, что он превосходит Бахуса, но он совершенно не знаком с современным миром смертных... у него нет ни денег, ни роскошных апартаментов, ни знания того, как манипулировать смертными по собственному желанию.
Внезапно Бахус резко выпрямился на стуле, слишком узком для его огромного тела. Вот оно! Если он сумеет придумать, как заставить Аполлона пропустить момент закрытия портала завтра утром, великий бог света окажется в ловушке современного мира на целых пять дней, без своей устрашающей силы! Он станет слабым... беспомощным... несчастным! А когда портал откроется вновь, он сбежит отсюда и никогда больше не вернется. И тогда нужно будет лишь подождать, пока неприязнь бога света к Лас-Вегасу захватит и остальных чванливых богов Олимпа.
Он должен это сделать, и он это сделает. Аполлон будет заперт в Лас-Вегасе без своего могущества. Бахус улыбнулся, и его улыбка была полна пугающей радости.
Глава тринадцатая
— Эта одежда довольно странная, мой господин, но твое тело все равно выглядит прекрасно, — сказала желтоволосая нимфа страстным голосом.
Компания нимф, собравшихся вокруг Аполлона, вышедшего из гардеробной, заохала и защебетала, соглашаясь с подругой.
Аполлон изучил свое отражение в огромном зеркале в резной раме. Прошлой ночью он был так рассеян, уйдя от Памелы, что забыл забрать вещи из магазина Армани, но этим утром, едва проснувшись, он сразу подумал о предстоящем свидании с Памелой, и тут же перед ним встали разные проблемы, например: как ему одеться и куда им пойти? Его новая одежда была совершенно испорчена дождем. Рассматривая смятую рубашку, Аполлон пытался понять, как современные мужчины умудряются существовать, постоянно нуждаясь в новых нарядах? Впрочем, это объясняло огромное множество магазинов, торговавших разнообразными вещами. Должно быть, в королевстве Лас-Вегас приходится тратить уйму времени на то, чтобы выглядеть прилично. Но Аполлон был богом, так что он поступил так же, как поступали многие бессмертные: отправил за покупками нимф.
Бог света смахнул пушинку с рубашки сливочного цвета, сшитой по тому же фасону, что и погибшая под дождем голубая. В ткань новой рубашки были искусно вплетены почти незаметные светло-голубые полоски. Брюки были сшиты из отличного льна, чуть более темного оттенка, чем рубашка. Всегда следовало обращаться к нимфам, если речь шла о красоте и цвете. Нежные тона, выбранные ими, были похожи на первый солнечный луч, смешавшийся с легкой голубизной утреннего неба.
— Вы отлично постарались, — одобрительно улыбнулся Аполлон нимфам, тут же захихикавшим и затрепетавшим от похвалы.
Самая смелая из всей компании, прелестная дриада с волосами цвета осенних листьев, с которой, насколько мог припомнить Аполлон, он развлекался несколько столетий назад, подошла поближе. Она встряхнула длинными, до талии, волосами, от чего ее тончайший и почти прозрачный наряд стал виден Аполлону целиком. Соски ее темнели сквозь невесомую ткань, и когда взгляд Аполлона невольно устремился к ним, они тут же напряглись.
— Почему бы тебе не остаться с нами, бог света? — промурлыкала нимфа, соблазняюще проводя рукой по телу. — Мы сможем доставить тебе гораздо больше удовольствия, чем любая из смертных женщин.
— Да, — сказала другая нимфа, — и тебе незачем надевать вообще хоть какую-то одежду для тех радостей, которые мы готовы тебе доставить.
Остальные нимфы засмеялись и начали импровизированный танец вокруг своего любимого бога. Они улыбались с откровенным призывом, маня его своей сексуальной красотой.
Аполлон наблюдал за ними, довольный и польщенный таким вниманием. Он давным-давно был чрезвычайно популярен среди маленьких полубожеств. Они были похожи на прекрасные эротические цветы, которые легко сорвать и насладиться их сладостью. Но на этот раз Аполлон не испытывал желания поддаться их очарованию. Если они были цветами, то Памела была самой матерью-землей — чувственной и сочной. И больше всего на свете Аполлону хотелось погрузиться в ее великолепие.
— Возможно, в другой раз, мои красавицы, — сказал он нимфам.
— Прочь отсюда! — Резкий голос, представлявший собой женскую копию его собственного, раздался от двери. — Бог света будет занят сегодня вечером.
Нимфы умчались из комнаты, бросая на Артемиду встревоженные взгляды.
— Ни к чему было обижать их, — сказал Аполлон, проводя рукой по волосам.
— Ну, я просто немного рассеянна, и мне не до нежных чувств сладких нимф. Например, прямо сейчас я ощущаю такие тяжелые цепи, сковавшие меня со смертной женщиной, что сам Прометей счел бы их чрезмерными.
Аполлон рассмеялся.
— Ну, вряд ли все настолько уж плохо.
Лицо его сестры оставалось напряженным и серьезным.
— Я чувствую тяжесть ее потребностей и желаний. И то и другое велико.
Смех Аполлона утих.
— С ней что-то случилось? Она в порядке?
— Эта глупая смертная чувствует себя прекрасно. Она просто полна похоти, потребности, желания и предвкушения. Это все просто захлестывает.
— Памела не глупа, — сказал Аполлон с огромным облегчением.
Ей ничто не грозило. С ней не случилось... да ничего с ней не случилось, кроме того, что она отчаянно желала его.
— Надеюсь, эта глупая ухмылка на твоем лице означает, что сегодня ночью ты уложишь эту смертную в постель... и избавишь наконец меня от груза заклинания.
— В общем, да, я собираюсь это сделать, — ответил Аполлон.
Но он и не подумал стереть с лица улыбку. Ради всего святого, он был счастлив!
— Я бесконечно рада слышать это. — Артемида бросила на брата недовольный взгляд.
Аполлон взял ее под руку, и они отправились к Большому пиршественному залу Олимпа, к порталу, ведущему в современный мир.
— Должен ли я поблагодарить тебя за то, что ты заставила меня отправиться в королевство Лас-Вегас?
— Я определенно не предполагала и не желала того, что с нами случилось. — Но Артемиде просто пришлось ответить на улыбку брата. — Хотя я и чувствовала, что тебе необходимо отвлечься.
Аполлон молчал, пока они не дошли до портала. Потом он посмотрел на сестру с таким выражением, которого Артемида совершенно не поняла.
— Уверен, ты отвлекла меня так, как и сама не ожидала, сестра.
Стараясь скрыть растерянность, Артемида сказала:
— Ты только постарайся, чтобы я поскорее избавилась от цепей. Как можно скорее.
— Не беспокойся, сестра, — ответил Аполлон, и его тело растворилось в портале.
Артемида проводила его взглядом, нахмурилась и брезгливо вздохнула. Пожалуй, нужно присмотреть за братом. Он витает где-то в облаках. И его необходимо подтолкнуть, чтобы он действительно сделал то, что должно быть сделано. Артемида покачала головой и уставилась на портал. Иной раз она совершенно не понимала брата.
Памела еще не видела его, и Аполлон оставался в тени большой колонны, пожирая взглядом девушку. Она сидела за тем же столиком. И время от времени подносила к губам бокал с вином. Выглядела просто великолепно. На ней было красное платье глубокого, сверкающего оттенка, отлично подходившее к темным волосам и светлой коже. Фасон платья был простым и элегантным. Оно облегало тело, как вторая кожа, оставляя открытыми руки и длинные, соблазнительные ножки.
Аполлон улыбнулся и покачал головой. Она опять была в этих ужасных туфлях. То есть, конечно, не в тех, что прошлым вечером. Те, что она надела сегодня, представляли собой золотые сандалии, ненадежно прикрепленные к таким же высоченным кинжалам. Аполлону просто не терпелось посмотреть, как она пойдет на них и как при этом будут выглядеть ее ножки и чудесные ягодицы. Он почувствовал, как чресла начали напряженно тяжелеть, пока он наблюдал за Памелой. Он хотел взять ее прямо сейчас... утащить подальше от толпы, подняться в ее номер... уж тогда он показал бы ей, что значит быть любимой богом. Он уже сделал шаг вперед — но заставил себя остановиться.
Нет. Он не желал брать ее силой. Он хотел большего, а для того, чтобы получить это большее, он должен показать Памеле себя, настоящего себя. И была ли она под отравляющим воздействием чар или нет, если то, что происходит между ними, всего лишь сексуальное влечение, то взаимоотношения с Памелой будут развиваться так же, как с другими его подругами. Они расстанутся, когда их тела насытятся друг другом.
Аполлон подумал о Гадесе и Лине, о том счастье, которое они обрели вместе. Он тоже хотел счастья, а его он никогда не найдет, если позволит страсти замутить разум. Аполлон вышел из тени, направившись к будущей возлюбленной широким уверенным шагом.
Он видел, в какое именно мгновение Памела заметила его. Ее глаза сразу распахнулись, а соблазнительные губы изогнулись в нежной приветственной улыбке. Сердце Аполлона громко заколотилось. Что это такое, что она заставляет его чувствовать, кроме обжигающего желания и тоски? Тревогу? Эта маленькая современная смертная могла заставить так волноваться бога света?
Пока он приближался, Памела ощущала нарастающее напряжение и возбуждение. Она искренне порадовалась, что купила новое платье от Шанель, и ее не беспокоило, что приобретено оно было совсем не на распродаже. По крайней мере, она уверена, что выглядит хорошо. Теперь только бы не начать болтать всякую ерунду, как последняя идиотка.
Глаза у него оказались даже прекраснее, чем ей запомнилось; это была синева глаз Пола Ньюмана, умноженная на пять. И он был высок. Чертовски высок. Восхитительно высок. Высоченный.
— Добрый вечер, сладкая Памела. — Аполлон взял ее руку и поднес к губам.
Он постарался, чтобы его губы задержались на ее коже на мгновение дольше, чем необходимо, но в то же время не настолько долго, чтобы она почувствовала себя неловко, — и был весьма рад, когда в ответ вспыхнули румянцем ее щеки. Да, он был опытен в деле обольщения... но при этом бог света определенно не имел опыта в настоящей любви.
— Ты выглядишь так, как будто кто-то должен сейчас написать твой портрет или поэму в честь твоей необычайной миловидности.
— Наверное, я должна поблагодарить, — ответила она, стараясь сохранить внутреннее равновесие. — Если «необычайная миловидность» — это комплимент.
— Именно так. — Он все еще не отпускал ее руку.
— Тогда действительно спасибо.
— Было бы за что. — Аполлон неохотно выпустил пальцы Памелы и сел рядом с ней. — Ты сегодня ни на миг не покидала мои мысли, Памела.
Его взгляд скользнул от прелестного лица к телу, потом к длинным скрещенным ногам, которые Памела держала так, чтобы они были видны целиком.
— Должно быть, твоя лодыжка уже совершенно здорова, если ты не побоялась снова надеть такие ходули.
Памела улыбнулась и повертела ступней.
Она чувствует себя отлично. И это вовсе не ходули. Это новинка сезона от Прада, и они стоили мне целое состояние, но я в них просто влюбилась, так что мне ничего не оставалось, кроме как забрать их к себе домой.
— Повезло же твоим туфелькам, — сказал Аполлон чуть охрипшим голосом.
Он наклонился и обхватил лодыжку Памелы; осторожно проведя большим пальцем по коже, он нащупал то место, где находились кости и сухожилия, которые он исцелил прошлой ночью. Он хотел лишний раз убедиться, что там все в порядке. Но вдруг понял, что ему слишком трудно сосредоточиться на лечении. Нога Памелы выглядела так сексуально в этих крошечных штучках, изображавших собой туфли... да к тому же ногти оказались окрашенными в ярко-красный цвет в тон платью... Было нечто невероятно возбуждающее в этих почти полностью обнаженных ногах и в этих алых ноготках...
Памела чувствовала, как его пальцы осторожно скользнули от лодыжки вверх, и внутри стало горячо, как будто она сделала большой глоток дорогого шотландского виски. Она пожалела о том, что он наконец отпустил ее ногу.
Аполлон махнул рукой официанту и распорядился принести бокал вина.
— Ты уже знаешь, чем сегодня занимался я — думал о тебе. Расскажи теперь, что делала ты в Лас-Вегасе, пока время до нашей встречи тянулось так медленно.
Неплохо, подумала Памела, неплохое начало разговора. Им необходимо говорить, потому что ей нужны время и светская болтовня, чтобы совладать с разбушевавшимися гормонами. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не начни бормотать, как безмозглая курица!
— Ну, прежде всего я сделала то, что позволяю себе очень редко. Я проспала допоздна.
Аполлон вопросительно вскинул золотистую бровь.
— Я вообще-то обычно встаю рано, — пояснила Памела. — И мне нравится не спеша выпить чашку кофе, любуясь прекрасным рассветом в Колорадо.
— Тебе нравятся рассветы?
Памела улыбнулась, слегка расслабившись оттого, что разговор пошел на хорошо знакомую тему.
— Я их просто обожаю!
Ответ девушки задел что-то в душе Аполлона. И ему вдруг отчаянно захотелось раскрыться перед ней, рассказать, кто он таков, поделиться своим миром и своей жизнью. Она любила рассветы. Разве из этого не следовало, что она могла бы полюбить и бога света? Аполлон уже открыл рот, чтобы сообщить ей свое настоящее имя, но сдержался. Он вовсе не хотел, чтобы она неизбежно «полюбила» его как бога. Ему хотелось, чтобы Памела прониклась чувствами к Фебусу, тому человеку, который прятался в боге. Но он все же не сумел скрыть огромного желания, наполнившего его голос:
— Может быть, как-нибудь в ближайшие дни мы с тобой вместе увидим, как солнце поднимается в небо.
Памела вспыхнула и не нашлась с ответом. Она даже пробормотать что-нибудь бессмысленно-вежливое не смогла. Черт побери, все это уже становилось намного большим, чем простой флирт и ни к чему не обязывающее свидание. Она задыхалась, теряла голову... Она хотела... она хотела...Черт побери, пропади все пропадом! Ей хотелось слишком многого, когда он смотрел на нее вот так! Но когда она только познакомилась с Дуэйном, ей тоже многого хотелось. Ведь он как будто держал в своей уверенной руке ключи от всей ее жизни... Однако реальность оказалась такова, что в его руках были только эмоциональные путы, которыми он хотел привязать Памелу к себе — или выбить из нее дух свободы, чтобы сделать из жены нечто такое, чем она не была, в соответствии со своим идеалом безупречной супруги.
А значит — расслабиться и не спешить... ей необходимо притормозить и проще смотреть на Фебуса. Да, он выглядел великолепно, но интуиция Памелы кричала во весь голос, что люди редко таковы, какими кажутся на первый взгляд. Одно дело — поразвлечься в выходные. И совершенно другое — впутаться в новые серьезные отношения.
Аполлон видел в выразительных глазах Памелы отражение внутренней борьбы, прочел и пришедшее несколько мгновений спустя решение отстраниться от него — и это причинило богу света такую боль, какой он и вообразить не мог. Но он совсем не собирался сдаваться так легко. Он улыбнулся тепло и открыто.
— Ладно, — сказал он, словно только что сделал девушке некое предложение, которое она проигнорировала. — Мне нравится то, что мы оба радуемся рассветам, но ты сказала, что проспала, а значит, этим утром ты рассвета не видела. А чем еще ты занималась сегодня?
Памела посмотрела ему в глаза. Они были такими теплыми и такими невероятно синими... Эти глаза навевали мысли о летнем небе над Средиземным морем...
Черт!.. Опять она за свое! Опять она покупается на его внешность, как какая-нибудь паршивая школьница!
— Памела?
— Ох, извини.
Она сделала глоток вина.
— Я немножко рассеянна. Иной раз со мной такое случается. Вот только не в отношении работы, — тут же уточнила она. — Тут я полностью сосредотачиваюсь. Как сегодня днем. Я начала делать набросок собственной версии того чудовищного фонтана. Вроде бы занималась этим минут двадцать или около того, но когда наконец перевела дыхание и посмотрела на часы, то оказалось, что прошло два часа.
Памела немного помолчала, прищурившись.
— Я опять, да?
— Что?
— Ну, отвлеклась, ушла от темы. — Болтаю как дурочка, мысленно добавила она.
— Есть такое.
— Извини, Фебус.
Аполлон улыбнулся. Он просто наслаждался ясностью мысли Памелы и тем, как на ее лице менялись выражения, особенно когда она говорила о своей работе. Она совсем не была хищницей, пытавшейся поймать на крючок бога света, или девицей, ослепленной его бессмертной мощью. Памела была искренней, настоящей. Она отвечала ему честно, правдиво — и это возбуждало Аполлона, как никогда в жизни.
— Я ничуть не против. Мне нравится наблюдать, как ты размышляешь о чем-то своем.
— Ну, может быть... — Памела сделала паузу, внимательно всматриваясь в Фебуса и ожидая увидеть признаки сарказма или насмешки. — Может быть, для тебя это просто непривычно. Большинству мужчин это не нравится, их это отвлекает и раздражает.
— В самом деле? — Он покачал головой. — Мне кажется, я уже говорил, что слишком часто мужчины ведут себя как последние дураки.
— А я с тобой полностью согласилась.
Они улыбнулись друг другу. И Памела, поддавшись порыву, подняла бокал.
— За тех мужчин, которые не ведут себя как дураки.
— Этот тост я с удовольствием поддержу. — Аполлон рассмеялся и коснулся своим бокалом бокала Памелы. — А теперь расскажи мне о своем наброске. Ты еще и художница, да? Или это сродни пониманию архитектуры — ты должна это уметь, чтобы хорошо делать свою работу?
Вопрос Фебуса порадовал Памелу; он показал, что собеседник действительно слушал, о чем она говорила вчера, а сейчас было видно, что он с интересом ждет ее ответа.
— Мне нравится делать наброски, и я даже вполне сносно пишу акварелью, но, конечно, не настолько хорошо, чтобы считать себя художницей. Но ты прав. Это так же важно в моей работе, как понимание основ архитектуры. Еще важно умение делать макеты для плотников или обойщиков, или даже для скульпторов, чтобы они могли по-настоящему ухватить, чего именно желают мои заказчики.
Брови Аполлона медленно поползли вверх, а взгляд устремился к монструозному фонтану во дворе перед ними.
Памела тоже посмотрела туда, тяжело вздохнула и кивнула.
— Да, ты угадал. Нынешний заказчик хочет водрузить во дворе своего дома для отдыха копию вот этого чудища.
— Ты уверена, что правильно его поняла?
Аполлон во все глаза таращился на извергающее воду сооружение. Он просто не мог оторваться от отвратительной пародии на самого себя.
— Более чем. На самом-то деле я сегодня как раз и пыталась отыскать более или менее приличный компромисс, но он ведь настаивает, чтобы я сохранила центральную фигуру, Бахуса. — Памела передернула плечами. — Я хочу попытаться как-то убедить его отказаться от этого. Он уже решил, впрочем, что боковые фигуры ему не нужны.
Аполлон бросил на нее быстрый взгляд.
— Ты имеешь в виду статуи Цезаря, Артемиды и... — Он запнулся на собственном имени.
— Да, и Аполлона, — подтвердила Памела. — Вон тот головастик с арфой должен изображать собой бога солнца.
Аполлон изо всех сил постарался сохранить безразличное выражение лица.
— Ну, на самом деле Аполлона правильнее называть богом света, а инструмент в его руках — лира, а не арфа.
— Да? — пробормотала Памела, присматриваясь к статуе. — Я и не знала, что это не одно и то же. А, ну да, ты ведь музыкант, так? А я только и знаю, что эта штука светится неоновым зеленым, когда уродик оживает.
— Да. — Аполлон сумел не скривиться. — Я тоже так слышал.
Все еще глядя на статую, Памела сказала:
— Я даже не знала, что Аполлон — бог света. Я всегда думала, что он солнечный бог.
— Так предпочитают называть его римляне, однако для греков он всегда будет богом света, подарившим людям медицину, музыку, поэзию и правду.
— Правду?
— Да, правдивость очень важна для Аполлона. Он всегда был одним из немногих олимпийцев, которые считали увертки и скрытность оскорбительными.
— Я и понятия не имела. Я думала, все эти мифологические боги весьма импульсивны и самовлюбленны. Я вроде бы помню, что мой учитель английского описывал их как бездельников и распутников.
Аполлон слегка откашлялся и неловко поерзал на стуле.
— Эти боги... ну... да, они, безусловно, очень страстные, и страстность иногда подталкивает их к неожиданным и эгоистичным поступкам. Но ты должна помнить еще и то, что в древнем мире считалось большой честью удостоиться любви кого-то из богов, и в особенности бога света.
— Ох, но тогда получается, что хотя Аполлон и говорил правду, он совсем не знал, что такое преданность.
Аполлон нахмурился, не зная, что ответить. Ему хотелось как-то оправдаться, но он не мог. Памела была совершенно права. Он никогда не был кому-то предан. Да он никогда и не хотел этого.
— Значит, ты, кроме прочего, увлекаешься еще и мифологией? — спросила Памела.
— Ну, наверное, это можно назвать скорее страстью, чем увлечением, — с легкой улыбкой сказал Аполлон. — Я знаю достаточно, чтобы заверить тебя: лира бога света никогда не сияет зеленым в то время, когда он играет на ней, а голова у него совсем не такая большая.
Памела усмехнулась.
— Рада это слышать. Просто не представляю, как бы он мог быть дамским угодником с такой внешностью.
— А тебе известно, что в некоторых древних текстах говорится: Аполлон нашел свою любовь? — Он говорил быстро, спеша опередить здравый смысл, который заставил бы его замолчать. — И после того был целую вечность верен своей возлюбленной.
— Вот как? И кем же она была? Прославленной богиней?
— Нет, он нашел свою половинку среди смертных.
— Смертная женщина? Ух ты... Наверное, потому-то все это и называется мифами. Я просто вообразить не могу настоящую, реальную женщину, которая оказалась бы настолько глупа, чтобы влюбиться в бога.
У Аполлона что-то сжалось в груди.
— Но только подумай о том, что она получила! Она воспользовалась шансом — и нашла свою настоящую половину!