Фальшивый камень сменился дорогим ковром, когда Аполлон и Памела покинули торговую зону «Форума» и вошли во «Дворец Цезаря».
— Сюда, — сказал Аполлон, поворачивая направо и минуя несколько рядов торопливо мигающих машин с прорезями для денег... а потом он замедлил шаг и остановился.
— Что, не в ту сторону повернул? — спросила Памела.
Аполлон улыбнулся.
— Нет, но мне в голову пришла одна мысль. Ты не хотела бы испытать удачу?
На милом личике Памелы отразился вопрос.
— Тебе нужна та сумочка, но ты не хочешь тратить на нее четыре тысячи долларов. Но что, если ты выиграешь эти деньги? Тогда ты купишь ту вещицу?
— Мне кажется...
Аполлон кивком указал на ближайший ряд автоматов.
— Я просто чувствую, что сегодня нас ждет удача.
Памела задумчиво прикусила губу.
— Я вообще-то никудышный игрок. И мне нравится знать, что если я отдаю свои деньги, то получу что-то взамен.
— Тогда позволь мне снабдить тебя деньгами.
Аполлон извлек из кармана сверток и быстро перелистал десятка полтора купюр, на большинстве которых стояли цифры 50 или 100.
— Боже правый! Фебус, ты что, не доверяешь кредитным картам?
Аполлон изо всех сил постарался скрыть смущение. Бахус упоминал что-то о разных способах, которыми современные смертные рассчитываются за покупки, но Аполлон почти не помнил, что он говорил.
— Мне нравятся эти деньги. — Он помолчал, пытаясь сообразить, что еще тут можно сказать. — Они не слишком яркие, но выглядят интересно.
Он протянул ей стодолларовую купюру.
— Возьми эту и скорми какой-нибудь машине, и посмотрим, что получится.
Памела состроила гримасу, глядя на Аполлона, как на сумасшедшего.
— Я не могу вот так выбросить на ветер сто долларов, даже если они твои. И я действительно никогда прежде не играла. Так что не думаю, что можно рассчитывать на удачу.
|
|
— А мне кажется, ты везучая. Мне же ты принесла удачу.
Памела невольно улыбнулась.
— Нет, я не могу выбросить сотню долларов.
— Тогда возьми вот это. — Аполлон перебирал купюры до тех пор, пока не отыскал наконец пятерку. — И не забывай, ты можешь выиграть столько, чтобы купить тот смешной башмачок.
Когда Аполлон упомянул о столь желанной вещице, глаза Памелы вспыхнули, и бог света понял, что победил.
— Ладно, договорились.
Но она не взяла пятерку. Вместо того она переворошила деньги в руке Аполлона и нашла двадцать долларов.
— Я сыграю вот на это, и только на это. Если я выиграю, ты получишь половину. Если проиграю — буду должна тебе десятку.
— Ладно, договорились, — повторил Аполлон ее слова. — Какую машину испытаем?
Памела окинула взглядом ряд звенящих, подмигивающих, светящихся игровых автоматов, слегка испуганная их гладким чужим видом. Был вечер воскресенья, девятый час, но занята была пока что едва половина автоматов — игроки нажимали на кнопки и дергали за металлические рычаги со всепоглощающей сосредоточенностью.
— Это же ты у нас счастливчик, — сказала она наконец. — Ты и выбирай.
Аполлон потер подбородок, делая вид, что тщательно изучает ряд мигающих ящиков.
— Мне нравится, как выглядит вот этот.
Он взял Памелу за руку и подтащил к автомату неподалеку от них. В этом ряду сидели всего двое игроков, и оба находились через несколько мест от выбранного богом света автомата.
— «Колесо Фортуны». Ты уверен, что предпочитаешь именно этот? Называется как шоу... Наверное, это дурной знак — то, что мне никогда не нравился этот конкурс. Я сама не слишком хорошо умею произносить слова по буквам. — Она передернула плечами. — Ладно, черт с ним...
|
|
— Ты нервничаешь. — Аполлон не понял ни слова из того, что она сказала, но зато отлично понимал и тон ее голоса, и язык ее тела.
— Да, — согласилась Памела, чувствуя себя ужасно глупо. — Ты прав. Нервничаю. Я же говорила тебе, что никогда раньше не играла.
— А ты не думай об игре. Думай о той сумочке в витрине.
Памела взбодрилась.
— Ну, купить сумочку мне действительно хочется... Она села на маленький мягкий табурет и повернулась к безвкусно, кричаще разрисованному автомату.
— Похоже, деньги надо сунуть сюда... — пробормотала она, засовывая двадцатку в узкую щель.
Купюра исчезла, а машина звякнула и загудела, выставив на дисплее цифру кредита: «Двадцать долларов».
Памела посмотрела на Фебуса.
— Готов?
— Готов.
Памела ухватилась за красный набалдашник серебристого рычага и потянула. Ее внимание полностью сосредоточилось на окошке с тремя секторами, и она совершенно не заметила, как Аполлон сделал рукой повелительный жест.
— Бар... — сказала Памела, когда первый барабан повернулся и замер в окошке автомата.
— Бар... — повторила она, когда остановился второй барабан, и в ее голосе послышалось волнение.
И наконец она во все горло закричала:
— БАР! — когда остановился и третий барабан.
Автомат взорвался огнями, загудел сиренами и начал выплевывать деньги из железной пасти, а Памела визжала от восторга и обнимала Аполлона; он прижимал ее к себе, радостно хохоча.
|
|
Иной раз по-настоящему приятно быть богом.
Глава девятнадцатая
Ручка сумочки, изображавшей рубиновый башмачок, представляла собой филигранную золотую цепочку, напомнившую Памеле своеобразные ожерелья двадцатых годов. Она накинула цепочку на плечо, и ее охватило отчаянное детское желание помчаться вприпрыжку, как Дороти по дороге из желтого кирпича. Она поверить не могла, что сумочка теперь принадлежит ей! Вернель просто на нет изойдет, когда увидит такую штучку.
— Нет, ну надо же было такому случиться, чтобы джекпот оказался как раз восемь тысяч долларов! — воскликнула Памела, крутясь во все стороны и любуясь, как сумочка отражается в витринах магазинов, мимо которых они проходили.
— Я же говорил тебе, я чувствовал себя очень удачливым сегодня, — сказал Аполлон, восхищаясь бурной и непосредственной реакцией Памелы на выигрыш.
— Я сама никогда бы не решилась купить нечто столь невероятно дорогое. — Памела сжала руку Аполлона и понизила голос: — Даже если бы речь шла о паре самых прославленных дизайнерских туфель в самом начале модного сезона! Нет, только не четыре тысячи!
— Но тебе ведь нравится эта сумочка.
Аполлон улыбнулся, глядя на Памелу сверху вниз и всей душой радуясь, что смог доставить ей такое удовольствие. И как ни странно, ему совсем не хотелось рассказывать Памеле, что это он заставил игровой автомат выбросить ровно ту сумму, которая ей требовалась. Это теперь казалось совсем не важным. А важно было то, что Памела невероятно радовалась. От этого на сердце у Аполлона стало легко и свободно.
— Да, мне нравится эта сумочка. Я вообще обожаю сумочки. Я в них просто влюблена! — Памела расхохоталась. — И мне наплевать, что это звучит пошло. Я буду носить ее только по особым случаям. Когда я вернусь в свою студию, я ее выложу под стекло в окне перед входом, там, где написан девиз нашей фирмы: «Дизайнерская студия "Рубиновый башмачок"... Мы знаем: нет места лучше, чем дом».
Они снова шли через «Дворец Цезаря», и Аполлон с удовольствием слушал болтовню Памелы. Ему понравился девиз ее студии. А для него самого теперь не было дома без Памелы. Аполлон не сомневался в этом... он уже успел убедиться, что это именно так. Королевство Лас-Вегас было чужим, незнакомым местом, но когда он прошел через портал этим вечером и направился к «Забытому погребку» и Памеле, он чувствовал себя так, словно вернулся домой. Аполлон, бог света, один из изначальных двенадцати олимпийцев, влюбился в Памелу Грэй, очень современную смертную женщину.
— Эй! А что ты собираешься сделать со своими четырьмя тысячами?
Аполлон поднес руку Памелы к губам.
— Понятия не имею. Может, ты поможешь мне решить? Я точно помню, как ты говорила, что ни за что не отдала бы четыре тысячи долларов за дизайнерские туфельки... — Голос Аполлона затих, а взгляд бога света скользнул вниз по телу девушки, к ужасающим на вид острым каблукам ее босоножек. — А я замечаю, что мне все больше нравятся твои туфли на ходулях.
— Да, ты определенно знаешь, как подобраться к сердцу девушки, — усмехнулась Памела.
— Надеюсь, что так, и да помогут мне боги, — искренне ответил Аполлон.
Он повернул в узкий боковой коридор и, пройдя еще несколько футов, остановился перед простой белой дверью.
— Ну, не может быть, — сказала Памела, оглядываясь по сторонам. — Тут же нет вообще никакой вывески. И это далеко от других ресторанов.
Она подозрительно посмотрела на дверь, потом таким же взглядом одарила Фебуса.
— Мне кажется, ты где-то ошибся поворотом.
Он улыбнулся, как настоящий заговорщик.
— Я ведь говорил тебе, это не для всех.
— Но... — начала было Памела.
Аполлон повернул ее лицом к себе. Он должен был сделать все очень быстро. Ему не нравилось влиять на ее ум своей силой, но ему нужно было провести Памелу через портал, а потом мгновенно перенести в свой храм — да так, чтобы она не успела осознать, что именно происходит.
— Я обещал, что сегодняшний ужин будет таким, каких ты не пробовала никогда в жизни.
Аполлон не трудился оглядываться по сторонам; маленький служебный коридор был защищен чарами олимпийцев. Никто из смертных не смог бы вторгнуться сюда, пока Аполлон применял к Памеле свою магию.
— Но прежде чем мы войдем туда, я должен сделать кое-что такое, что я хотел сделать с того самого момента, когда сестра так внезапно помешала нам сегодня.
Аполлон привлек Памелу к себе. И пока его руки скользили по нежным изгибам ее тела, а губы касались ее губ, он сосредоточился на том, чтобы погрузить ум девушки в туман своей золотой силы. Он приказал этому полному света туману мягко окутать ее мысли, так, чтобы всего несколько вздохов его драгоценная смертная не замечала ничего вокруг себя и не понимала, где находится.
— Ох... — выдохнула Памела, слегка покачнувшись.
Аполлон мгновенно подхватил Памелу на руки, одновременно открывая дверь и шагая через портал. Он лишь мельком заметил Большой пиршественный зал Олимпа, но успел увидеть, что Артемида выполнила обещание. В огромном зале не было ни единого бессмертного, и никто не заметил, как бог света возвращается на Олимп, бережно держа в руках какую-то современную смертную. Аполлон молча отдал приказ, чтобы он и Памела были перенесены в его храм — и они исчезли в дожде солнечного света.
Бахус злорадно улыбнулся, входя в служебный коридор и приближаясь к двери, скрывавшей за собой олимпийский портал. Похоже, все будет до смешного легко. Аполлон, как обычно, был слишком самоуверен и надменен. Он и не заметил, что Бахус следовал за ним с того самого момента, когда бог света и та смертная встретились в винном баре. То есть на самом деле Аполлон вообще ничего не замечал, кроме современной смертной, которой был целиком и полностью поглощен. Аполлон изображал из себя эдакого невоспетого героя, когда манипулировал игровым автоматом, чтобы подарить смертной возможность купить предмет ее желания. Бахус дождаться не мог, когда женщина вдруг поймет, насколько беспомощен и жалок золотой бог без своей силы. Бахус предвкушал, как увянет самодовольство бога света, пусть даже всего на пять дней, до следующего уик-энда.
Бахус быстро прошел через портал. Как он и предполагал, Большой пиршественный зал Олимпа был пуст. И насколько Бахус знал золотых близнецов, они постараются сделать так, чтобы зал оставался пустым до тех пор, пока не закончится маленькое свидание Аполлона со смертной и он не вернет женщину обратно. Очень удобно... Бахус едва не рассмеялся вслух, но совладал с собой. Он еще успеет вдоволь позлорадствовать позже; а сейчас ему необходимо сосредоточиться.
Бог вина встал лицом к порталу и поднял руки над головой, призывая ядовитую силу своих владений и начиная произносить ритуальное заклинание:
Сила вина, богатая и горячая,
Влейся в этот портал, подготовь его,
Чтобы та смертная могла выйти сквозь него
без вреда.
Но если она вернется, она должна стать тем,
что значит ее имя.
Задержись здесь лишь на мгновение, мягкая
сила,
А потом растворись, когда свет Аполлона
прогонит утреннюю росу.
Бахус ненадолго замолчал, чтобы справиться с буйной радостью, охватившей его при упоминании имени бога света. Сначала нужно было закончить неотложное дело, и Бахус снова сосредоточился, чтобы завершить устройство ловушки.
Вот какой урок я хочу преподать солнечному
богу:
Есть много способов быть сожженным.
Бахус махнул руками в сторону портала, и тот на мгновение вспыхнул живым светом холодного розового вина. И тут же свет угас, портал стал выглядеть как обычно.
— Шаг первый сделан, — пробормотал Бахус себе под нос. — Шаг второй впереди.
Бог вина негромко произнес приказ. И тут же его тело исчезло — и возникло вновь, но уже в саду за храмом Аполлона. Бахус выглянул из-за аккуратно подстриженного куста. Как он и ожидал, было пусто, хотя обычно вокруг храма любимого бога толпились светлые нимфы, жаждущие внимания Аполлона.
— Да, восхищение нимф ни к чему, если приглашаешь современную смертную, — прошептал Бахус. — Ну, для меня так только лучше.
Для такого крупного бога Бахус двигался удивительно легко. Он проник в храм через заднюю дверь и бесшумно пошел по мраморному коридору, пока не добрался до комнаты-ниши, где девственные служанки Артемиды болтали и хлопотали, готовя еду и подносы с вином. Да, он явился как раз вовремя. Бахус, набравшись терпения, дождался, пока девица, отвечавшая за вино, отвернулась, чтобы сказать что-то хихикающей подружке, — и тут же стремительным, уверенным движением окунул пальцы в кувшин с вином, шепча:
Отравляй... возбуждай... воспламеняй
желание...
Затуманивай ум, снимая запреты...
разожги их...
Вино на мгновение вспыхнуло неестественным бледно-розовым светом. Никем не замеченный, Бахус задом вышел из комнаты и растаял в темноте. Теперь ему оставалось только ждать и наблюдать... наблюдать и ждать.
Артемида бурей ворвалась в комнату, и ее служанки уважительно замолчали.
— Они прибыли!
Взволнованный шепоток был прерван легким взмахом божественной руки.
— Сегодня, служа моему брату, вы служите мне самой. — Девушки склонили головы. — Так что сыграйте свои роли как следует!
— Да, богиня, — откликнулись нежные голоса.
— Поднесите им вина, — распорядилась Артемида, и две девушки поспешили выполнить ее приказание.
Когда они вышли, богиня осмотрела блюда, наполненные разными деликатесами. Потом, взглянув на внимательно следивших за ней служанок, насмешливо произнесла:
— Должна ведь я помочь богу света исполнить его желание?
Девицы захихикали, кивая. Артемида простерла руки над ужином брата:
Отравляй... возбуждай... воспламеняй
желание...
Затуманивай ум, снимая запреты...
разожги их...
Поток силы хлынул из пальцев богини и опустился на блюда с едой. Те на мгновение вспыхнули светом — и тут же вернулись к обычному виду.
— Накройте для них стол и оставьте их наедине. Аполлон этим вечером желает, чтобы никто ему не мешал.
Преисполненная довольства, Артемида покинула храм брата и не спеша направилась к Большому пиршественному залу. Там не должно быть никого; об этом Артемида позаботилась. Афродита и Эрос недавно вернулись после двухдневной вылазки в королевство Лас-Вегас и теперь отдыхали в своих храмах. А нимфам, болтавшимся в Лас-Вегасе, Артемида сама напомнила, что пора возвращаться, и довольно резко приказала всем немедленно отправиться в леса и горные долины, где им и было место. Глупые существа... Остальные из двенадцати главных бессмертных вообще предпочитали в зал не соваться. Артемида слышала, что Гера и Зевс снова крупно поссорились. И никому, хоть смертным, хоть богам, не захотелось бы очутиться у них под рукой в такой момент. Так что Артемида ждала брата в пустом зале и надеялась, что еще до рассвета она почувствует, как цепь, связывавшая ее со смертной, разорвется. Она ведь действительно сделала все, что могла. Остальное зависело от Аполлона.
— Ну, это абсолютно захватывает! — Памела благоговейно рассматривала окружающую обстановку. — Поверить не могу, что обычная небольшая дверь может скрывать за собой такое!
— Тебе нравится?
— Нравится? Ты шутишь, да? Это просто невообразимо прекрасное место! — Памела откинула голову, пытаясь увидеть сводчатый потолок, на котором только теперь заметила потрясающие фрески, но опять накатило головокружение, и она пошатнулась.
Сильная рука Фебуса вовремя подхватила девушку.
— Может быть, тебе лучше сесть? — предложил он, подводя Памелу к креслу, обитому изысканной тканью; два таких кресла стояли напротив друг друга по сторонам мраморного стола.
Памела опустилась в кресло и потерла лоб.
— Должно быть, я сегодня слишком много времени провела на солнце. Голова кружится.
В комнату в это же мгновение вошли две юные девушки — как будто слова Памелы прозвучали как реплика на выход. Они были одеты в короткие просвечивающие туники из белого шелка, украшенные серебряной вышивкой, изображавшей силуэты разных лесных существ. Одна девушка несла поднос, на котором стояли золотой кувшин и два золотых кубка. Девушки застенчиво улыбнулись Фебусу и Памеле.
— Вина? — спросили они в один голос.
— Разумеется, — кивнул Аполлон.
Девушки, двигаясь с такой грацией, что смотреть нa них было чистым удовольствием, наполнили кубки.
— Ваше пиршество готово, — мелодично произнесла одна из девушек.
— Должны ли мы будем прислуживать вам? — спросила другая.
— Да, — кивнул Аполлон.
Обе низко присели и поспешили вернуться туда, откуда пришли.
— Но мы же еще ничего не заказывали, — сказала Памела.
У нее ужасно болела голова, она чувствовала себя слегка растерянной.
— Я заранее сообщил, что нам подать. — На мгновение Аполлон задумался. — Пожалуй, это можно назвать предварительным заказом.
Поскольку Памела недоуменно нахмурилась, он поспешно добавил:
— Надеюсь, ты не против. Я хотел удивить тебя греческими деликатесами.
— Удивить греческими деликатесами? Звучит интригующе. Почти так же интригующе, как выглядит сам этот ресторан. — Памела провела ладонью по креслу. — Шелковый бархат... мой любимый декоративный материал.
Прикосновение к бархату как будто оказало успокоительное действие, и тяжесть в голове Памелы начала таять. Ее пальцы задержались на прекрасной ткани.
— Шелковый бархат всегда напоминает мне о воде; он такой скользкий и мягкий... Я просто обожаю его.
— Рад, что тебе нравится, — сказал Аполлон, с облегчением видя, что Памела приходит в себя после воздействия его силы.
Памела оглядела неярко освещенную комнату. Они не просто были здесь единственными посетителями — во всем помещении вообще не было других столиков. А пространство было большим, но в то же время непохожим на все остальное во «Дворце Цезаря» и «Форуме»; здесь поработали декораторы, обладающие вкусом и чувством стиля. Никто не постарался набить все, от пола до потолка, разной псевдоримской ерундой. Пол, кстати, оказался просто невероятным. Он как будто был высечен из цельной мраморной плиты, хотя Памела отлично знала, что это невозможно.
— Какой здесь пол изумительный. Выглядит как лучший каррарский мрамор, но я никогда не видела каррары со сплошными золотыми прожилками, как здесь. И из того же мрамора — стены и колонны! Ох, как мне нравится этот минималистский стиль! Здешний декоратор был совершенно прав; такой мрамор слишком прекрасен, чтобы покрывать его росписями. Один-единственный гобелен — отличное решение; такого акцента вполне достаточно. — Памела показала на гобелен, закрывавший большую часть стены перед ними.
На гобелене был изображен обнаженный мужчина. Великолепный молодой обнаженный мужчина. Памела прищурилась, пытаясь рассмотреть его в рассеянном свете. Мужчина стоял рядом с колесницей, держа в руке лиру.
— Что-то в нем есть знакомое, — сказала Памела.
— Ну, может быть, это потому, что у тебя на шее висит его изображение, — быстро сказал Аполлон.
Памела потрогала золотую монету и улыбнулась.
— Верно, ты ведь говорил, что этот ресторан называется «Гора Олимп». Наверное, и здесь тоже изображен Аполлон. Знаешь, я определенно нахожу сходство между ним и тобой, особенно в том, как он смотрит на этом гобелене. Это даже немного странно.
— Совпадение, — беспечно бросил Аполлон. — Выпьем немножко?
Он подал кубок Памеле, потом поднял свой.
— За удачу!
Памела усмехнулась и погладила сверкающую сумочку, лежавшую рядом с ней.
— За удачу, — повторила она и отпила немного вина. — О, какое удивительно вкусное! Обычно мне не слишком нравятся белые вина.
Она заглянула в кубок.
— Но оно не совсем белое.
Цвет вина был таким же необычным, как и вкус. Если бы Памелу попросили описать его для какого-нибудь винного журнала, она сказала бы, что палитра этого вина легкая и свежая, как запах груши или дыни, а цветом оно напоминает солнечный свет.
— Что это, «Пино Крис»?
Аполлон пожал плечами.
— Не уверен. Я попросил подать лучшее из домашних вин.
И тут он сказал чистую правду. Весь ужин, вместе с вином, задумывала Артемида. Аполлон сделал еще глоток. Надо будет спросить сестру об этом вине, подумал он; вино действительно было и вкусным, и необычным. Оно казалось прохладным, однако Аполлон чувствовал, как вино наполняет его теплом, как бы исходящим откуда-то из глубины. Он посмотрел на Памелу. Ее щеки разгорелись, и она продолжала изучать отделку комнаты. Заметив его взгляд, Памела мягко улыбнулась. Ее губы чуть приоткрылись. Они были такими пухлыми, манящими...
— Я скучал по тебе сегодня, — сказал Аполлон.
— Я тоже по тебе соскучилась.
— Как же мне выдержать без тебя следующие пять дней?
— Пять дней?
Это должно было значить, что он приедет в Лас-Вегас в следующие выходные. Но разве она не собиралась вернуться в Колорадо? Ведь ее теперешний заказ должен был занять всего неделю. Пять дней без него... Мысли Памелы внезапно стали вялыми и несвязными... Время вдруг показалось неопределимым и незначимым. Она не хотела, чтобы он уезжал, но прямо сейчас он был здесь, так близко, что его можно было коснуться. Разве может мужчина быть таким красивым? Памела заставила себя остаться в кресле, хотя ей отчаянно хотелось перебраться в кресло Фебуса... содрать с него рубашку... и целовать, целовать его тело сверху донизу...
— Да, я... — Аполлон запнулся.
Что, собственно, они с Артемидой придумали в качестве объяснения его «поездки»? Аполлон вдруг понял, что ему очень трудно сосредоточиться на чем-нибудь, кроме ее губ.
Несколько девушек вошли в комнату одна за другой, неся полные блюда, и помешали Аполлону отшвырнуть стол и впиться в губы Памелы.
Аполлону и Памеле подали на золотых блюдах пищу богов.
— Тончайшие виноградные листья, начиненные лучшими кусочками мяса и сыром, — сообщила одна из служанок Артемиды нежным чарующим голосом, когда Памела откусила от душистого комочка.
— Барашек, вспоенный молоком и медом, — промурлыкала другая служанка.
Аполлон попробовал мясо, потом улыбнулся и с удовольствием принялся за еду. Конечно, его сестра обычно не отличалась хозяйственностью, но этим вечером она превзошла себя.
— Сыр из молока коз, за которыми ухаживали нимфы — так, словно это их любимые дети.
— Оливки и винные ягоды с горы Олимп, собранные нежными, знающими руками жриц Афродиты.
Да, это было наилучшее обслуживание, какое только видела Памела в своей жизни. Ей хотелось спросить Фебуса, как он умудрился организовать такой ужин. Должно быть, он забронировал для них двоих весь ресторан, а это значило — среди многого прочего, — что он невероятно успешный врач. А выглядел таким молодым! Вообще-то Памела собиралась спросить, сколько ему лет, и когда у него день рождения, и где он родился... но не потому, что это имело какое-то значение. Она просто удивлялась. Еще надо бы спросить его о... о... о чем? Она никак не могла сосредоточиться...
...потому что еда была такой потрясающе, невообразимо вкусной. Все чувства Памелы сосредоточились на ужине. Это было что-то большее, чем просто еда. Это напоминало о летнем солнце, жаре, желании... она перевела взгляд от тарелки на Фебуса, наблюдавшего за ней. Его глаза сияли, как сапфиры... У Памелы перехватило дыхание.
— Мы оставляем вас наедине; на ночь мы удаляемся... — пропели служанки.
И когда они исчезли, их сладкие голоса продолжали шептать почти неслышно:
«Отравляй... возбуждай... воспламеняй желание... Затуманивай ум, снимая запреты... разожги их...»
Аполлон и Памела едва заметили уход девушек. Они смотрели друг на друга, и вся комната, весь мир исчезли для них. Кожа у обоих горела от нараставшего внутреннего жара и желания.
— Мне нужно, чтобы ты любила меня...
Голос Аполлона был низким от страсти. Где-то в глубине ума, где еще сохранились остатки здравого смысла, он понимал, что его влечение к Памеле слишком грубо, слишком несдержанно, однако не мог остановиться... и не хотел останавливаться.
— Да... — выдохнула Памела одно-единственное слово.
Аполлон поднялся на ноги роковым плавным движением, сделавшим его похожим на большого загорелого льва, как подумалось Памеле. Он отшвырнул стол, стоявший у него на пути. Памела сообразила, что стол отлетел так, будто Фебус толкнул его с нечеловеческой силой, но мысли у нее расползались, не успев толком оформиться. Когда Фебус грубо разорвал рубашку и сорвал с себя брюки, она только и смогла подумать, что ее тело откликнулось на то, как гортанно он выкрикнул ее имя и как он великолепно выглядит обнаженным...
— Да, — простонала она снова, вскакивая с кресла и бросаясь в его объятия.
Его губы впились в нее. Она одной рукой обхватила его за плечи, почувствовав, как от яростного желания дрожат все его мускулы. Свободной рукой она через голову сорвала с себя блузку, а потом быстро расстегнула молнию на брюках, и они тут же соскользнули с нее. Фебус нащупал застежку бюстгальтера и попытался расстегнуть ее.
— Я не могу... мне нужно... — простонал он в разочаровании. — Я должен ощущать тебя всей кожей.
Он наконец просто разорвал полоску кружев на ее спине, и груди Памелы вырвались на свободу. Она прижалась ими к его груди, целуя Фебуса в горячую шею.
Аполлон выругался, пытаясь обуздать свою страсть. Но Памела взяла его руку, ласкавшую ее грудь, и направила ее к трусикам... и все мысли о сдержанности вылетели из головы бога света.
— Здесь тоже... — Памела прикусила его нижнюю губу, втягивая ее в рот. — Я хочу, чтобы ты и это порвал...
Аполлон со стоном повиновался. А потом обхватил ладонями обнаженную талию Памелы и со всей силой бога поднял девушку и пронзил ее своим дрожащим копьем.
Памела была невероятно влажной, готовой принять его. Она обхватила ногами его талию и впилась ногтями в плечи. Откинув голову, она выгнулась назад, полностью поглощенная захватившей ее потребностью насытиться его прикосновениями... его огнем.
А он был сплошное пламя. Под руками Памелы его тело действительно светилось. Памела улавливала это чувствами, но ее ум не в состоянии был удержать хоть одну мысль. Ей казалось, что свет, исходивший от его повлажневшей от пота кожи, — просто часть его возбуждения; он дразнил ее, искушал и лишь подстегивал ее страсть. Волосы упали ему на лицо, густые, золотые, сияющие... а его глаза... Его глаза обжигали Памелу. И ей хотелось сгореть в их огне; ей хотелось, чтобы ее охватило пламя его страсти.
Она чувствовала, что чудесно, потрясающе не владеет собой.
— Крепче... — прошептала она прямо в его губы, едва узнав собственный голос.
Фебус шагнул вперед, и Памела ощутила обнаженной спиной гладкую прохладу мраморной колонны. Она опиралась на колонну и встречала его удары с такой же огненной страстью.
— Не останавливайся... не сейчас... не останавливайся... — едва дыша, бормотала она, чувствуя себя так, словно вознеслась на вершину мира.
Оргазм, настигший ее, не был похож ни на что, испытанное ею прежде в жизни. Он поглотил ее целиком, и это было уже на грани физической боли...
А потом оказалось, что она уже не прижимается к колонне. Фебус нес ее куда-то. Они миновали арочный проем, что отделял обеденный зал от примыкавшей к нему комнаты. Здесь в самом центре стояла большая кровать под балдахином. Памела поняла, что они очутились в какой-то спальне, но ум Памелы был полностью занят ощущениями тела... и ничто реальное не могло проникнуть в ее мысли, кроме вкуса и запаха Фебуса.
— Что происходит? — прошептала она, когда он лег на кровать рядом с ней.
— Я люблю тебя, Памела. Навеки. Вот что значит моя любовь.
И он снова начал вечный и неизменный танец любви, выходя из ее тела и вновь погружаясь в него... снова и снова. Памела гладила его влажную грудь, когда он приподнимался над ней. Его кожа светилась золотом. Ошеломленная, она посмотрела туда, где соединялись их тела. Они оба светились... там был огонь... языки пламени лизали кожу... унося их к яростному наслаждению... пожирая их...