— Ладно, — сказала она резко. — Я тебя прощаю.
И замерла, скрестив руки на груди. Она бросила мяч и ждала ответного удара. Но, к удивлению Памелы, мяч приняла сестра Фебуса.
— Мы с братом должны поговорить. Это семейное дело, и я...
— Никаких проблем, — огрызнулась Памела. — Я подожду.
— Памела, это верно, что у вас есть брат? — Артемида смотрела на девушку, что-то прикидывая в уме.
Памела, не успев развернуться, чтобы отойти в сторону, напряженно кивнула.
— Тогда вы должны понимать, что иногда семейные проблемы становятся важнее наших личных желаний. В нас нуждаются дома. Прошу, не судите поспешно моего брата из-за этого.
Памела ответила с такой же откровенностью:
— Я не сужу поспешно; я просто защищаюсь.
— Тебе незачем защищаться от меня, — сказал Аполлон.
Не в силах удержаться, он осторожно, кончиками пальцев погладил ее длинную обнаженную шею. Памела вздрогнула, но Аполлон не смог понять, было ли это от желания — или оттого, что она отвергала его.
— Давай встретимся вечером. Позволь мне увидеть тебя еще раз до того, как я должен буду уехать. Я ведь уже поклялся тебе, что вернусь.
Ей не следовало соглашаться. Он уже вызвал в ней слишком сильные чувства. Памела открыла было рот, чтобы сказать «нет»... но тут же представила себе ночь без него. Это было похоже на утро без солнечного света — все так уныло... пусто... как ее прежняя жизнь. Она не вернется к этому, даже если это будет стоить ей разбитого сердца. По крайней мере, прямо сейчас она знала, что ее сердце снова ожило.
— Отлично, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голос прозвучал безразлично. — Можешь пригласить меня на ужин. «Закусос Максимус» вряд ли можно принимать в расчет.
|
|
— Он выберет превосходное место, — сказала Артемида с довольной улыбкой.
— Отлично, — повторила Памела. — Если мы встретимся в восемь, у тебя будет достаточно времени, чтобы вовремя отбыть по семейным делам?
Артемида едва заметно кивнула брату.
— Да, — сказал он. — Я зайду за тобой в твой номер.
— Нет! — слишком быстро возразила Памела.
Потом откашлялась, стараясь совладать с дрожью в коленках.
— Лучше встретимся в винном баре. Как в тот раз.
Она тут же пожалела о том, что сказала «как в тот раз». Как перед прошлой ночью... которая закончилась в постели, где они до самого следующего полудня занимались любовью...
По нежной улыбке Аполлона было нетрудно понять, что и он тоже слишком хорошо помнил, с чего началась предыдущая ночь.
— Я буду ждать тебя, сладкая Памела, в нашем винном баре. Как в тот раз.
Теперь уже ничто не мешало ей уйти.
Глава семнадцатая
Едва заметный свет портала слегка задрожал, когда божественные близнецы вышли из современного мира назад, на Олимп. Аполлон стиснул зубы, его глаза пылали сдерживаемым гневом. Коротким жестом он велел сестре последовать за ним, вон из переполненного пиршественного зала.
— Я не собиралась... — зашептала Артемида, но мрачный взгляд Аполлона заставил ее придержать язык.
— Подожди, пока дойдем до моего храма, — процедил он, вежливо улыбаясь Афродите, заманивающей его на диван, на котором она сидела.
Богиню любви окружала стайка хихикающих нимф горных долин, одетых в прозрачные лоскутки; нимфы репетировали танец плодородия со сложными движениями живота.
— Эти нимфы — ужасные сплетницы, — заговорщическим шепотом произнесла Артемида.
|
|
Аполлон бросил на нее презрительный взгляд.
— Все нимфы таковы. Вы все таковы.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он крепко взял ее за локоть.
— Не здесь. Не сейчас.
Брат с сестрой пошли дальше через олимпийские сады, вежливо отвечая на приветствия и с сожалением отклоняя бесконечные приглашения повеселиться, — и наконец вошли в золотые двери храма Аполлона.
Как только они очутились в личных покоях бога света, он резко обернулся к сестре.
— Зачем ты устроила Памеле эту глупую сцену?! О чем только ты думала? Или ты вообще не думала? Ты едва не загубила все!
— Загубила все? — насмешливо переспросила Артемида. — Какое именно «все» ты имеешь в виду? Рыцарский роман, который ты затеял? Цепи до сих пор не разорваны, Аполлон! Я ощущаю действие заклинания! Я все еще привязана к ней! Что происходит? Ты до сих пор не занялся с ней любовью?
Аполлон отвернулся, уходя от пристального взгляда сестры.
— Ты был с ней в постели, — выдохнула она. — Но это не помогло! Не в этом было ее заветное желание!
Аполлон коротко, напряженно кивнул. Он подошел к стеклянному столу, на котором было выгравировано изображение его небесной колесницы, и наполнил бокал вином, всегда стоявшим там.
— Но ты даже не догадывался, что ритуал не завершен.
Это не было вопросом, однако Аполлон, сделав большой глоток, ответил сестре:
— Ни в малейшей мере.
— Я не понимаю, что происходит, — сказала Артемида. — В постели у вас все было хорошо? Она ответила тебе?
Аполлон поверх края бокала посмотрел на сестру.
|
|
— Разумеется, все было отлично! Я ведь не юнец неопытный.
— Так ты ее удовлетворил? Аполлон нахмурился.
— Да.
— Ты в этом уверен? Ты ведь знаешь, так частенько бывает: мужчине лишь кажется, что он дал женщине достаточно, тогда как на самом деле...
— Она не притворялась со мной! — взревел Аполлон.
Стены храма вспыхнули ослепительным светом. Артемида поспешно прикрыла глаза ладонью, ожидая, пока утихнет божественный гнев.
— Ну, все равно что-то было не так.
Она осторожно посмотрела в щелку между пальцами, прежде чем убрать ладонь от глаз. Артемида терпеть не могла, когда брат вот так исходил бешеным светом.
— Возможно, ее желание не ограничивалось одним-единственным актом любви.
— Это было не единственный раз, — возразил Аполлон, потирая лицо ладонью. — Мы занимались любовью всю ночь и все утро. Она была удовлетворена, так же как и я.
— Тогда есть другой вариант. Что, если заветное желание Памелы вообще не имеет отношения к простому сексу? — Артемида принялась беспокойно шагать взад-вперед, рассуждая вслух. — Хотя оно и было связано с постелью... я ведь почувствовала, как заклинание ослабело этой ночью... Но цепь все равно цела, так что ясно: ее сердце желает чего-то большего, нежели секс.
Задумавшись, богиня остановилась у стеклянного стола и наполнила бокал для себя.
— Я улавливала ее чувства, особенно когда она хотела уйти от тебя там, возле бассейна.
Аполлон быстро взглянул на сестру.
— И что она чувствовала? — требовательно спросил он.
— Ей было больно, она была растеряна и смущена.
Аполлон со стоном опустился в кресло. Сестра внимательно наблюдала за ним.
— Ты тревожишься за нее? — негромко спросила она.
Аполлон поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Думаю, я полюбил ее.
— Полюбил? — Артемида покачала головой. — Этого не может быть. Она простая смертная. И если тебе даже этого недостаточно, то не забывай: она смертная из современного мира.
— Это я и без тебя знаю.
— И вообще, почему ты так решил? — фыркнула Артемида. — Ты же никогда не влюблялся!
— Вот именно поэтому я и уверен, что теперь влюбился! Я прожил несчетное множество лет, но никогда не испытывал таких чувств, как теперь.
— Каких? Какие именно чувства могут быть столь сильны, что ты счел их за любовь? — спросила Артемида.
— Я беспокоюсь о ней больше, чем о себе. Ее счастье — счастье для меня. Ее боль приводит меня в отчаяние.
Богиня посмотрела на брата так, словно он ее не на шутку озадачил.
— Возможно, это пройдет со временем.
— Дело в том, моя дорогая сестра, что я не хочу, чтобы это проходило. — Аполлон улыбнулся невесело. — Этим утром я был слишком самодоволен. Мне казалось, что любить — это так просто! Я нашел родственную душу, свою половинку. Я полюбил ее, и она должна чувствовать ко мне то же самое. Я был просто высокомерным болваном!
— Ты уверен, что она твоя половинка?
— Похоже, она — неотъемлемая часть моей души.
— Но если это так, то по самой природе подобных уз она должна тоже любить тебя, — сказала Артемида, пытаясь отыскать хоть какой-то смысл в причудливых высказываниях брата.
— Можно и так думать, — с несчастным видом пробормотал Аполлон.
Артемида постучала кончиками пальцев по подбородку.
— Ну ладно... Она смертная. Может, поэтому все так запуталось! Сердце Памелы желает, чтобы в ее жизни появилась настоящая любовь, хочет найти свою половину — она просто назвала это романтикой, но разве это по сути не одно и то же? Романтика... любовь... истинное желание... родственные души... Разве нельзя использовать все эти слова для описания одного и того же? И если я права, то есть смысл и в том, что ритуал оказался незавершенным и заклинание не снято!
— Да какой тут может быть смысл? Если ее желанием было встретить настоящую любовь, а я и есть ее половина, то почему тогда заклинание не снято?
— Она должна узнать и принять тебя как подлинную любовь. Видно же, что с ней пока что этого не произошло. — Артемида положила руку на плечо брата. — Эмоции, которые доносятся до меня из-за нашей с ней связи, — это отнюдь не любовь и удовлетворение. Памела испытывает боль и смущение; она не ощущает себя любимой.
Взгляд Аполлона затуманился.
— Я знаю, что в прошлом ее сильно ранил какой-то мужчина. Но я был настолько самоуверен, что решил: одно лишь легкое прикосновение к бессмертной силе — и моя страсть исцелит ее.
— Ты ошибался, брат. Памела куда сложнее. В ней скрыто большее.
— Тем больше в ней того, что стоит любить, — невнятно произнес Аполлон.
Артемида хлопнула его по спине.
— Глядя на твое отчаяние, я радуюсь, что ничего такого не испытала.
— Думаю, я начинаю понимать, что любовь — это и отчаяние, и чудо, скрытые вместе под нежной кожей женщины, — сказал Аполлон.
— Так почему бы тебе просто не сказать, кто ты таков? Приведи ее сегодня вечером на Олимп, воспользуйся силой бессмертного, чтобы ее любовь всплыла на поверхность.
Аполлон ужаснулся.
— Это не будет любовью! Это будет презренное поклонение или страх, смешанный с обожанием!
— Да, вот уж отличный пример того, насколько мы с тобой разные. Ты не хочешь пользоваться своей силой, чтобы завоевать Памелу; я же думаю, что только в этом и есть смысл. Какая смертная не захотела бы, чтобы ее полюбил бог?
Услышав, как Артемида высказывает вслух самодовольные мысли, которые совсем недавно посещали его самого, Аполлон преисполнился презрения к себе. Нечего и удивляться, что Памела отказывается признать в нем родственную душу...
— Что-то подсказывает мне, что Памела совсем не обрадуется, когда узнает, кто я на самом деле.
Артемида громко фыркнула.
— Современные смертные не похожи на людей Древнего мира. Они управляют железными тварями, покорными их воле. Разного рода сведения разносятся между ними с помощью механизмов, а не магии и ритуалов. Для них мы мертвы. Нет, она должна в первую очередь полюбить меня как обычного мужчину. И только после этого я смогу убедить ее принять меня как бога.
— И как же ты собираешься это сделать?
— Я должен любить ее, как простой мужчина любит свою женщину.
Артемида вопросительно вскинула брови.
— Всем сердцем, всеми силами, — пояснил Аполлон. — Видишь ли, когда я научусь этому, я выиграю нечто бесценное. Ее любовь.
— Как думаешь, ты сможешь завоевать ее любовь до завтрашнего рассвета?
— Сильно сомневаюсь, — сказал Аполлон.
Артемида вздохнула.
— Наверное, мне нужно радоваться уже и тому, что связь между мной и Памелой стала слабее. Теперь это походит на легкий зуд, с которым, правда, нелегко справиться, но это уже не постоянное изматывающее раздражение. Да уж, Бахус своей выходкой запустил нешуточные дела.
— Ты с ним говорила?
— Нет, он в последние дни старается не появляться на Олимпе. — Артемида пожала плечами. — Хотя он и раньше не слишком много времени проводил здесь. Он давно уже предпочитает общество смертных. Когда наши мытарства закончатся, надо не забыть всерьез разобраться с ним за дерзость.
Аполлон промолчал. Разве мог он сказать сестре, что его «мытарства» не закончатся никогда? Он мало что знал о любви, но уже был уверен в одном. Любовью нельзя руководить — она не начинается и не заканчивается по приказу. К несчастью.
— Аполлон? Очнись! Я спросила, как ты намерен действовать сегодня вечером!
— Я не знаю! — Стены храма угрожающе засветились, и бог света постарался обуздать разочарование. — Ужин... она сказала, что я могу пригласить ее на ужин. Ты сама слышала.
Гладкий лоб Артемиды сморщился, когда она вспомнила слова Памелы.
— «Закусос Максимус»... Что за странное имя?
— Да так, просто неудачное название.
— Мне все же кажется, что тебе следует сегодня привести ее сюда. Уговори ее посетить Олимп, твой личный храм. Что может быть более романтичного?
— Артемида, я уже объяснял тебе, что отказываюсь пользоваться своей силой, чтобы завоевать ее любовь.
— Так и не используй ее, упрямый олух! Но это твой дом, и он, уж конечно, несравнимо прекраснее всего, что может предложить королевство Лас-Вегас!
Аполлон немного подумал над словами сестры.
— Вообще-то ей нравится античная архитектура.
— Вот и приведи ее сюда! Скажи ей, что это особая, скрытая от посторонних часть «Дворца Цезаря». По крайней мере, ты будешь уверен, что вы останетесь действительно наедине.
— Наверное, я мог бы воспользоваться силой и затуманить ее ощущения, когда мы будем проходить через портал...
— Так веди ее сюда поскорее, пока еще кто-нибудь из двенадцати высших не положил на нее глаз.
Аполлону начала нравиться идея сестры.
— И мне не придется тревожиться из-за несчастных случаев, или железных монстров, или еще каких-нибудь помех современного мира. Я смогу сосредоточиться на том, чтобы убедить ее в моей любви...
К тому же Аполлону действительно хотелось показать Памеле свой дом и увидеть, как она отреагирует на здешнюю красоту... даже при том, что он не сможет признаться ей, кто хозяин этого великолепия.
— Я сама составлю меню ужина и велю моим личным служанкам дождаться тебя. Нимфам доверять нельзя.
— Отлично! — воскликнул Аполлон. — Только не забудь сказать им, что они не должны называть меня Аполлоном.
— Да-да, мои служанки подыграют тебе, Фебус, — улыбнулась Артемида.
— Я в долгу перед тобой, Диана, — улыбнулся в ответ Аполлон.
Артемида подумала, как хорош и обаятелен ее брат. Памела просто не сможет устоять перед ним, в особенности если Артемида кое в чем ей поможет... а она намеревалась это сделать.
— Значит, все решено, но нужно многое подготовить. Времени мало. К рассвету Памела должна вернуться в королевство Лас-Вегас. Будем надеяться, полностью и окончательно влюбленная в Фебуса, — сказала Артемида.
Потом она дважды хлопнула в ладоши и властным голосом олимпийской богини позвала:
— Служанки, сюда!
Не прошло и секунды, как в облаке блистающей серебряной пыли перед ней материализовались двенадцать прекрасных молодых женщин; они как будто были окружены светом, позаимствованным у луны.
— Дамы, мой брат нуждается в нашей помощи. Вот что мы должны сделать...
Аполлон наблюдал за начавшейся бурной деятельностью, пока сестра не выставила его из комнаты, напомнив, что ему уже почти пора отправляться на свидание с возлюбленной. Бог света улыбался, готовясь к встрече. Он приведет в свой дом свою истинную любовь. Он будет умолять и любить ее здесь, где чувствует себя наиболее спокойно. Она поймет, что ей незачем бояться новой боли. И тут, в его собственном мире, он будет уверен, что все пойдет хорошо и ничего дурного не случится.
Глава восемнадцатая
— Я просто представления не имею, что надеть, — вздохнула Памела в трубку сотового телефона.
— Что-нибудь горячее, но не обжигающее, — ответила Вернель. — Он ведь должен кое-что объяснить тебе до того, как опрокинет на спинку и снова заставит раздвинуть нетерпеливые ножки.
— Мои ножки не нетерпеливые. — И без того уже красное ухо Памелы, прижатое к трубке, покраснело еще сильнее. — Ну ладно, ладно... может быть, действительно немножко нетерпеливые.
— Памми! Нет такого понятия, как «немножко нетерпеливые». Это как быть немножко беременной или устроить маленькую ядерную войну.
— Ох, боже... Я, наверное, просто шлюха. — Памела прикрыла глаза ладонью.
— Ох, умоляю! Ты занималась сексом с двумя мужчинами за... восемь или девять лет? И за это ты называешь себя непотребной женщиной?
— Но я переспала с ним после всего лишь второй встречи! — прошептала Памела.
— Нечего там шептать. Ты ведь одна. И к тому же разговариваешь не с той женщиной, которой следовало бы стесняться. Давай-ка вспомним одну нашу старую шутку. Что берет с собой лесбиянка на второе свидание? — Вернель выжидающе замолчала.
— Автомобильный прицеп со своими вещами, чтобы можно было сразу перебраться к новой подруге, — усмехнулась Памела.
— Вот именно. Так что, как видишь, с моей точки зрения, ты демонстрируешь потрясающую осторожность.
— Да, ты права. Я говорю явно не с той женщиной, — сказала Памела.
Вернель не обратила внимания на эти слова.
— Но это совсем не значит, что ты не должна поиграть в безразличие. По крайней мере, до тех пор, пока молодой джедай Фебус не объяснит, почему сбежал от тебя утром и, что куда более важно, почему не упомянул о такой необходимости раньше, например в то время, когда ты раскидывала ножки, или сразу после этого.
— Мне бы не хотелось, чтобы ты называла его так.
— Почему? Это же комплимент. Кроме того, судя по твоему сентиментальному описанию, такое название ему отлично подходит.
— Он не похож на джедая. Если хочешь знать правду, он скорее похож на молодого бога.
— Ох, ты только послушай себя! Никто не может усмирить рыцаря джедая, кроме принцессы Леи!
— Вернель! Толку от тебя...
— Извини. Итак, что надеть... Можно то потрясающее шелковое платье сливочного цвета, ну, которое с такими узенькими лямочками. У него вполне весенний фасон, и оно притом не будет слишком бросаться в глаза. Ты ведь взяла его с собой, да?
— Да, взяла. Но ты не забыла, какое у него глубокое декольте? Черт! И оно на лямках! Голые плечи и глубокий вырез уже сами по себе достаточно горячи.
— Верно. Ладно... а ты прихватила те черные свободные брюки? Ну, с небольшими разрезами по бокам, сквозь которые видны лодыжки?
— Да. Кажется, они здесь.
— Надень их и блузочку без рукавов. Только выбери такую, у которой высокий ворот. Таким образом он сможет увидеть кусочек твоих ног и руки, а остальное будет скрыто. И если он хороший мальчик, он сумеет снять с тебя лишнее после того, как добьется прощения.
— Вернель, ты просто неисправима, — сказала Памела.
— Да, я такая, но я еще и знаю, какой наряд хорошо выглядит на женщине.
— Ладно, поняла. Хорошо. Я надену те брюки. Но не буду с ним спать.
— Спать? Вряд ли ты знаешь, каково это — спать с джедаем. Может, я и не гетеросексуалка, но даже я понимаю, что никто не спит рядом с рыцарем джедаем.
— Прекрати! Ты прекрасно понимаешь, что я говорю о сексе.
— Памми, ты вполне можешь заняться с ним сексом. Только сначала сделай его несчастным.
Памела начала было что-то говорить, но тут же передумала.
— Ладно. Может быть.
— Вот только не надо этих «ладно» и «может быть». Мне знаком этот тон. В чем дело, что не так? Скажи, девочка!
— Он мне нравится, — тихо произнесла Памела.
— А, вот так уже немного яснее. И что не в порядке?
— Нет, я хочу сказать — он мне по-настоящему нравится. А я этого не хочу. Это не слишком-то умно.
— Памела, послушай меня. Что не слишком умно, так это позволять мистеру Властному Придурку Дуэйну отравить твое будущее. Возможно, этот парень, Фебус, и не твой единственный. Возможно, он годится лишь на то, чтобы немножко поразвлечься в Лас-Вегасе, и ты будешь помнить его просто как мужчину, который разбудил тебя. Но тебе никогда не узнать, каков он или каковы другие мужчины, если ты не будешь пользоваться шансом. И любовь — тоже нечто в этом роде. Ты должна ловить шанс, чтобы выиграть.
— Не знаю, смогу ли я, — сказала Памела. — Мы ведь уже выяснили, что игрок я не слишком хороший.
— Ты сможешь, — твердо заявила Вернель.
— Да почему ты так уверена?
— Если ты намерена оставаться одна, то незачем нервничать из-за того, сможешь ты или не сможешь. Просто прикинь, что для тебя лучше, и продолжай жить своей жизнью. Будь честна с собой. Можешь ты мне ответить: ты себя чувствовала лучше до того, как встретила Фебуса, или нет?
— Мне было легче, — сухо ответила Памела.
— Ну, куколка, «легче» — это когда ты делаешь шторы в спальне из той же ткани, что и покрывало на кровати. Я говорю — «лучше».
Памела скривилась, представив идеально совпадающие цветочные рисунки.
— Уж точно нет.
— Так воспользуйся же шансом, Памми! Ты воистину заслуживаешь того, чтобы по-настоящему ожить снова.
— Я тебя обожаю, Вернель, — сказала Памела.
— Ну, это все женщины говорят. Повеселись сегодня вечером. И постарайся не слишком усердно анализировать бедного треножника. Помни, ты можешь быть шикарной, но не взволнованной.
— А?
— Не важно. Иди одевайся.
— Ладно, я позвоню тебе завтра.
— Кстати, ты заметила, что это уже второй разговор, когда ты ни разу не упомянула о работе, а?
— Черт бы все это побрал! Я просто схожу с ума. Как у тебя продвигается с миссис... — начала было она, но ее прервал смех Вернель.
— Памми! Стоп! Это же просто замечательно, что ты начала думать о чем-то кроме «Рубинового башмачка»!
— Да, но...
— Да, но все прекрасно! Как обычно. Тебе не о чем беспокоиться. Позвони мне завтра, после встречи с Фостом. И помни: радость и фантазия, Памела, веселье и выдумка!
— Ты сегодня выглядишь так же прекрасно, как и соблазнительно, — сказал Аполлон, целуя руку Памелы и медля оторвать губы от ее кожи.
И его взгляд, и этот поцелуй были полны намека.
«Отлично, — подумала Памела, сдерживая нервную дрожь, — и строго противоположно тому впечатлению, которое я хотела произвести».
— Могу поспорить, ты говоришь это всем девушкам, — насмешливо сказала она, подражая тону Вернель.
— Нет, не в последнее время, — ответил он, и его небесного цвета глаза потемнели и стали очень серьезными. — И я никогда не говорил этого с такой искренностью.
— Тогда спасибо, — кивнула Памела, безуспешно пытаясь не поддаваться чарам его глаз.
Она мысленно встряхнулась, как кошка, угодившая лапками в воду, и осторожно сменила тему:
— Как твоя сестра?
— Еще беспокоится, но все нормально.
Он взял Памелу под руку, чтобы усадить в кресло. Аполлону хотелось сжать ее в объятиях и начать целовать прямо здесь, перед их кафе. Но язык ее тела отчетливо говорил ему, что спешить нельзя, нужно держаться поосторожнее.
— Диана совсем не хотела обидеть тебя. Как она и сказала, она в последнее время слегка не в себе.
Памела хотела уже пожать плечами и бросить что-нибудь вроде «да мне-то какое дело», но остановилась. Вместо того она выпрямилась и посмотрела в его бездонные глаза.
— Я не собираюсь делать вид, что меня нисколько не задело то, что я вдруг узнала о твоем отъезде, о котором ты ничего мне не сказал. По правде говоря, мне захотелось просто сбежать от тебя подальше.
— По правде...
Он задумчиво кивнул, думая о том, как ему нравится ее искренность, и в то же время понимая, что слишком редко женщины вообще бывали честны с ним. Они обожали его... поклонялись ему... старались добиться его внимания. Но вряд ли кто-то из них хотя бы пытался вести себя честно.
— Тебе стало больно оттого, что ты подумала: я мог уехать, ничего не объяснив. Мне очень жаль, что так случилось. — Он коснулся ее щеки, а потом золотой монеты, висевшей на ее шее. — Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты чувствовала себя так, словно должна бежать от меня, чтобы защититься. Прошу, поверь, твоим чувствам рядом со мной ничто не грозит.
И снова она ответила с полной откровенностью:
— Я стараюсь поверить тебе, но больше я ничего не могу обещать.
Аполлон поднес к губам ее руку.
— Тогда я буду довольствоваться твоей честностью и тем, что у меня есть возможность завоевать твое доверие.
— Можешь ты объяснить, почему уезжаешь?
— Ты не слишком будешь возражать, если мы поговорим об этом за ужином? Я задумал для тебя кое-что необычное на сегодня.
— Ох, ладно. — Памела почувствовала радость, которую ей хотелось бы скрыть немного удачнее. — Я ужасно голодна.
Она встала, остро ощущая, что Фебус все еще держит ее руку, но совершенно не желая отбирать ее.
— Куда мы идем?
— На гору Олимп, — ответил он с сияющим взглядом.
— Звучит так, будто ресторан с подобным названием просто обязан быть где-то рядом, вот только я не припомню такого, хотя и осмотрела вроде бы весь «Форум». Он во «Дворце Цезаря»?
— В него можно войти через «Дворец Цезаря», но это закрытое место. О нем знают лишь немногие.
— Только боги, да? — пошутила Памела.
— Только боги, — согласился Аполлон, усмехаясь.
Они рука об руку пошли через «Форум» к казино.
Их пальцы интимно касались друг друга, и Памела вспоминала, как прекрасно это было: находиться в его объятиях, прижимаясь к его обнаженной груди... Она ощущала его необычный запах. Он не был похож на запах модного и ужасно мужского одеколона. Запах Фебуса был чистым и естественным, оставаясь мужским. Ей нравилось вдыхать его снова и снова.
— Ты закончила рисунки купален? — спросил Аполлон.
— Да, закончила, — ответила Памела, отгоняя наконец от себя мысли о его коже. — И мне они нравятся. Я никогда не делала подобного. Это очень волнует — когда создаешь нечто совершенно новое. Ну конечно, это удастся сделать только в том случае, если я сумею убедить Эдди.
— Думаю, ты его убедишь.
Я тоже всерьез на это надеюсь, я... ОХ ЧЕРТ ПОБЕРИ! — Памела резко остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Она уставилась на сверкающие сумочки, выставленные в запертой стеклянной витрине, водруженной на мраморный постамент перед претенциозным магазинчиком дамских аксессуаров.
— Просто глазам не верю, до чего же она безупречна!
Памела, как зачарованная, выпустила руку Аполлона и подошла к витрине. Там в небольшой хрустальной коробке лежали три усыпанные драгоценностями сумочки. Одна — как детская копилка-поросенок, вторая представляла собой чудесную стрекозу, а третья... Именно к третьей и было приковано внимание Памелы. Это была точная копия рубинового башмачка Дороти из «Волшебника страны Оз». Под лампами витрины она играла и переливалась красными бусинками и полудрагоценными камнями и выглядела волшебной и знакомой, как будто только что прилетела из страны Оз...
— Я должна ее заполучить. — Памела помахала рукой, привлекая внимание продавца, что стоял внутри магазина.
Аполлон наблюдал, как Памела, совершенно очарованная сумочкой, похожей на красную туфельку на таком же высоком каблуке, как те, что любила носить сама Памела, нетерпеливо ждала, пока слуга отопрет ящик и осторожно достанет сумочку-туфлю. Памела почтительно взяла безделушку. Она посмотрела на золоченый ценник, висевший на застежке сумочки. И побледнела.
— Скажите, я действительно не ошибаюсь? Тут написано «четыре тысячи долларов», не четыре сотни? — спросила она служащего.
— Нет, мадам, вы не ошибаетесь. Эта сумочка — оригинальная работа Джудит Лейбер. — По тону слуги было ясно, что это вполне объясняет цену.
— Она прекрасна... — Памела неохотно отдала сумочку служащему, и тот вернул ее в стеклянный ящик.
— Могу я показать вам что-нибудь еще, мадам?
— Нет, спасибо.
Слуга запер ящик.
— Если я смогу быть вам еще чем-то полезен, только кликните.
Он развернулся на месте и вернулся на свой пост в бутик.
— Ты не собираешься ее покупать? — спросил Аполлон, расстроенный несчастным видом Памелы.
— Ты шутишь? Четыре тысячи долларов! Я не могу потратить такие деньги на сумочку.
— Но ты сказала, что она безупречна.
— Так и есть! И четыре сотни долларов можно отдать за такое совершенство. — Памела вздохнула и снова взяла его за руку, чтобы увести от магазина. — Идем, а то я разрыдаюсь.
— У тебя нет четырех тысяч долларов? — спросил Аполлон, когда они пошли дальше.
— Ну, у меня есть четыре штуки. Но у меня нет лишних четырех штук... по крайней мере, настолько лишних, чтобы выбросить на игрушку вроде драгоценной сумочки. Даже если это рубиновый башмачок самой Дороти. Ох, ладно. Может быть, когда-нибудь...
Аполлон подумал о толстом свертке бумажных денег, что лежал у него в кармане. Он не помнил точно, какую сумму взял с собой. Он просто вытащил сколько-то из пачки купюр, которые были по приказу Зевса оставлены Бахусом в золотой чаше у входа в портал. Аполлон быстро произвел мысленный подсчет и был почти уверен, что четыре тысячи там не наберется. Но в любом случае Памела считала это огромной суммой, скорее всего, слишком большой для подарка. Аполлон посмотрел на золотую монету, уютно устроившуюся в ложбинке между грудями Памелы. Памела и это не хотела принять от него, хотя даже отдаленно не представляла себе стоимости талисмана. Нет, она наверняка не позволит ему подарить ей ту сумочку.