Текст к МЭ . «Лифт Эйнштейна».




 

Вне и внутри лифта [20]

Закон инерции является первым большим успе­хом в физике, фактически ее действительным нача­лом. Он был получен размышлением об идеализиро­ванном эксперименте, о теле, постоянно движущемся без трения и без воздействия каких-либо других внеш­них сил. Из этого примера, а позднее из многих других мы узнали о важности идеализированного эксперимента, созданного мышлением. Здесь тоже будут обсуждаться идеализированные эксперименты. Хотя они могут выглядеть и весьма фантастично, тем не менее они помогут нам понять в относительности столько, сколько это возможно с помощью наших простых методов.

Раньше у нас был идеализированный эксперимент с прямолинейно и равномерно движущейся комна­той. Здесь мы будем иметь дело с падающим лифтом.

 

13 А. Эйнштейн, Л. Инфельд

 

Представим себе огромный лифт на башне небо­скреба, гораздо более высокого, чем какой-либо из действительно построенных. Внезапно канат, поддер­живающий лифт, обрывается, и лифт свободно пада­ет по направлению к земле. Во время падения наблюдатели в лифте производят опыты. Описывая их, мы можем не заботиться о сопротивлении воздуха или трении, потому что в наших идеализированных условиях можно пренебречь их наличием. Один из наблюдателей вынимает платок и часы из своего кармана и выпускает их из рук. Что происходит с этими предметами? Для внешнего наблюдателя, который смотрит через окно лифта, и платок и часы падают по направлению к земле с одинаковым уско­рением. Мы помним, что ускорение падающих тел со­вершенно независимо от их масс, и это было тем фак­том, который обнаружил равенство тяжелой и инерт­ной масс (стр. 39). Мы помним также, что равенст­во двух масс — тяжелой и инертной — с точки зрения классической механики было совершенно случайным фактом и не играло никакой роли в ее структуре. Однако здесь это равенство, отражен­ное в равенстве ускорения всех падающих тел, су­щественно и составляет основу всех наших рас­суждений.

Вернемся к падающему платку и часам; для внеш­него наблюдателя оба предмета падают с одина­ковым ускорением. Но таково же ускорение и лифта, его стен, пола и потолка. Поэтому расстояние между обоими телами и полом не изменится. Для внутреннего наблюдателя оба тела остаются точно там же, где они были в тот момент, когда наблюдатель вы­пустил их из рук. Внутренний наблюдатель может игнорировать поле тяготения, так как источник послед­него лежит вне его системы координат. Он находит, что никакие силы внутри лифта не действуют на оба тела, и таким образом они остаются в покое, как если бы они находились в инерциальной системе. Стран­ные вещи происходят в лифте! Если наблюдатель толкает тело в каком-либо направлении, например вверх или вниз, то оно всегда движется прямолинейно

 

и равномерно, пока не столкнется с потолком или по­лом лифта. Короче говоря, законы классической ме­ханики справедливы для наблюдателя внутри лифта. Все тела ведут себя так, как следовало ожидать по закону инерции. Наша новая система координат, жестко связанная со свободно падающим лифтом, отли­чается от инерциальной системы лишь в одном отно­шении. В инерциальной системе координат движущее­ся тело, на которое не действуют никакие силы, будет вечно двигаться прямолинейно и равномерно. Инерциальная система координат, рассматриваемая в клас­сической физике, не ограничена ни в пространстве, ни во времени. Однако рассматриваемый случай с наблюдателем, находящимся в лифте, иной. Инерциальный характер его системы координат ограничен в про­странстве и времени. Рано или поздно прямолинейно и равномерно движущееся тело столкнется со стен­ками лифта; при этом прямолинейное и равномерное движение нарушится. Рано или поздно весь лифт столкнется с землей, уничтожив наблюдателей и их опыты. Эта система координат является лишь «кар­манным изданием» реальной инерциальной системы.

Этот локальный характер системы координат весь­ма существен. Если бы наш воображаемый лифт до­стигал размеров от Северного полюса до экватора и платок был бы помещен на Северном полюсе, а часы на экваторе, то для внешнего наблюдателя оба тела не имели бы одинакового ускорения; они не были бы в покое друг относительно друга. Все наши рассужде­ния потерпели бы крушение! Размеры лифта должны быть ограничены так, чтобы можно было предполо­жить равенство ускорений всех тел по отношению к внешнему наблюдателю.

С этим ограничением система координат, связан­ная с падающим лифтом, инерциальна для внутрен­него наблюдателя. По крайней мере мы можем ука­зать систему координат, в которой справедливы все физические законы, хотя она и ограничена во време­ни и пространстве. Если мы вообразим другую систе­му координат, другой лифт, движущийся прямолиней­но и равномерно относительно свободно падающего,

то обе эти системы координат будут локально инерциальными. Все законы совершенно одинаковы в обе­их системах. Переход от одной системы к другой дается преобразованием Лоренца.

Посмотрим, каким путем оба наблюдателя, внеш­ний и внутренний, описывают то, что происходит в лифте.

Внешний наблюдатель замечает движение лифта и всех тел в нем и находит его соответствующим за­кону тяготения Ньютона. Для него движение являет­ся не равномерным, а ускоренным вследствие дейст­вия поля тяготения земли.

Однако поколение физиков, рожденное и воспи­танное в лифте, рассуждало бы совершенно иначе. Оно было бы уверено в том, что оно обладает инерциальной системой, и относило бы все законы приро­ды к своему лифту, заявляя с уверенностью, что за­коны принимают особенно простую форму в их системе координат. Для них было бы естественным считать свой лифт покоящимся и свою систему коор­динат инерциальной.

Невозможно установить принципиальное различие между внешним и внутренним наблюдателями. Каждый из них мог бы претендовать на право отнести все события к своей системе координат. Оба описания со­бытий можно было бы сделать одинаково последовательными.

Из этого примера мы видим, что последовательное описание физических явлений в двух различных сис­темах координат возможно, даже если они не дви­жутся прямолинейно и равномерно друг относитель­но друга. Но для такого описания мы должны при­нять во внимание тяготение, создающее, так сказать, «мост», позволяющий перейти от одной системы координат к другой. Поле тяготения существует для вне­шнего наблюдателя, для внутреннего наблюдателя оно не существует. Ускоренное движение лифта в по­ле тяготения существует для внешнего наблюдателя, для внутреннего же наблюдателя — покой и отсут­ствие поля тяготения. Но «мост», то есть поле тяго-

 

тения, делающее описание в обеих системах коорди­нат возможным, покоится на одной очень важной опоре: эквивалентности тяжелой и инертной масс. Без этой руководящей идеи, ос­тавшейся незамеченной в класси­ческой механике, наши тепереш­ние рассуждения полностью отпа­ли бы.

Возьмем несколько иной идеализированный эксперимент. Пусть имеется инерциальная система координат, в которой справедлив закон инерции. Мы уже описывали то, что происходит в лифте, покоящемся в такой инерциаль­ной системе. Но теперь мы изме­ним картину. Кто-то извне привязал к лифту канат и тянет его с постоянной силой в направле­нии, указанном на рисунке 64.

 

 

       
 
   
 

 

 


рис. 64.

 

 

Неважно, как это осуществлено. Так как законы механики справедливы в этой систе­ме координат, то лифт в целом движется с постоян­ным ускорением в направлении движения. Будем опять слушать объяснения явлений, происходящих в лифте, даваемые внешним и внутренним наблюда­телями.

Внешний наблюдатель. Моя система координат инерциальна. Лифт движется с постоянным ускоре­нием, потому что подвергается воздействию постоян­ной силы. Наблюдатели внутри лифта находятся в абсолютном движении, для них законы механики несправедливы. Они не находят, что тела, на которые не действуют силы, покоятся. Если тело остается сво­бодным, оно скоро столкнется с полом лифта, так как пол движется вверх по направлению к телу. Это происходит одинаково и с часами и с платком. Мне кажется очень странным, что наблюдатель внутри лифта должен всегда быть на «полу», потому что, как только он прыгнет, пол достигнет его вновь.

 

Внутренний наблюдатель. Я не вижу какого-либо основания считать, что мой лифт находится в абсо­лютном движении. Я согласен, что моя система коор­динат, жестко связанная с лифтом, фактически не инерциальна, но я не думаю, что это имеет какое-то отношение к абсолютному движению. Мои часы, платок и все тела падают потому, что лифт в целом находится в поле тяготения. Я замечаю движение точно такого же рода, как и человек на Земле. Он объясняет его очень просто — действием поля тяготения. Такое же объяснение подходит и для меня.

Эти два описания — одно данное внешним, а дру­гое внутренним наблюдателем — вполне после­довательны, и нет возможности решить, какое из них правильно. Мы можем принять любое из них для описания явлений в лифте: либо вместе с внешним наблюдателем принять неравномерность движения и отсутствие поля тяготения, либо вместе с внутренним наблюдателем принять покой и наличие поля тяго­тения.

Внешний наблюдатель может предположить, что лифт находится в «абсолютном» неравномерном движении. Но движение, которое уничтожается пред­положением о действии поля тяготения, не может считаться абсолютным.

Возможно, что имеется выход из неопределенно­сти, созданной наличием двух различных описаний, и, может быть, можно было бы вынести решение в пользу одного и против другого. Представим себе, что световой луч входит в лифт горизонтально через боковое окно и спустя очень короткое время дости­гает противоположной стены. Посмотрим, каковы бу­дут предсказания обоих наблюдателей относительно пути луча.

Внешний наблюдатель, который считает, что лифт находится в ускоренном движении, утверждал бы: световой луч входит в окно и движется горизонталь­но вдоль прямой с постоянной скоростью по направ­лению к противоположной стене. Но лифт движется

 

вверх, и за время, в течение которого свет доходит к стене, лифт изменит свое положение. Поэтому свет упадет в точку, расположенную не точно напротив точки его входа, а немного ниже (рис. 65).

 

       
 
   
 

 


рис. 65.

 

Смещение будет очень небольшим, но тем не менее оно сущест­вует, и световой луч проходит от­носительно лифта не вдоль пря­мой, а вдоль слабо искривлен­ной линии. Это вызвано тем, что за то время, когда луч пересека­ет внутренность лифта, сам лифт смещается на некоторое расстоя­ние.

Внутренний наблюдатель, ко­торый считает, что на все объек­ты в лифте действует поле тяго­тения, сказал бы: ускоренного движения лифта нет, а есть лишь действие поля тяготения. Луч света невесом и потому не бу­дет подвергаться действию поля тяготения. Если его направить горизонтально, он упадет на стену в точке как раз напротив той, в которую он вошел

Из этого обсуждения следует, что имеется воз­можность выбора одной из двух противоположных точек зрения, так как явление различалось бы для обоих наблюдателей. Если ни в одном из только что указанных объяснений нет ничего нелогичного, то все наши предыдущие рассуждения нарушаются, и мы не можем последовательно описывать все явления дву­мя методами, либо принимая поле тяготения, либо отказываясь от него.

Но, к счастью, в рассуждениях внутреннего на­блюдателя имеется серьезная ошибка, спасающая на­ши предыдущие заключения. Он сказал: «Луч света невесом и потому не будет подвергаться действию поля тяготения». Но это неверно! Луч света несет энергию, а энергия имеет массу. Но на всякую инерт­ную массу поле тяготения оказывает воздействие,

так как инертная и тяжелая массы эквивалентны. Луч света будет искривляться в поле тяготения точно так же, как искривляется траектория тела, брошенно­го горизонтально со скоростью, равной скорости све­та. Если бы внутренний наблюдатель рассуждал строго и принял бы во внимание искривление свето­вых лучей в поле тяготения, то его выводы были бы точно такими же, как и выводы внешнего наблюда­теля.

Поле тяготения Земли, конечно, очень слабо для того, чтобы искривление светового луча в нем можно было обнаружить непосредственно экспериментом. Но известные опыты, проделанные во время солнеч­ных затмений, убедительно, хотя и косвенно, пока­зывают влияние поля тяготения на путь светового луча.

Из этих примеров следует, что имеется вполне обоснованная надежда сформулировать релятивист­скую физику. Но для этого мы должны сначала раз­решить проблему тяготения.

Мы видели на примере с лифтом последователь­ность двух описаний. Можно предположить наличие неравномерности движения, а можно этого не делать. Мы можем исключить из наших примеров «абсолют­ное» движение с помощью поля тяготения. Но тогда в неравномерном движении нет ничего абсолютного. Поле тяготения в состоянии полностью его уничто­жить.

Призраки абсолютного движения и инерциальной системы координат могут быть исключены из физики, и может быть построена новая релятивистская физи­ка. Наши идеализированные опыты показывают, как тесно связана проблема общей теории относительнос­ти с проблемой тяготения и почему эквивалентность тяжелой и инертной масс так существенна для этой связи. Ясно, что решение проблемы тяготения в об­щей теории относительности должно отличаться от ньютоновского. Законы тяготения, так же как и все законы природы, должны быть сформулированы для всех возможных систем координат, в то время как

законы классической механики, сформулированные Ньютоном, справедливы лишь в инерциальных систе­мах координат.

 

Приложение 6.

Текст к МЭ6. ЭПР-эксперимент.

« 1.8. Парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена (1935)

Спор Альберта Эйнштейна с Нильсом Бором окончил­ся на Сольвеевском конгрессе 1930 года победой Бора, од­нако Эйнштейн продолжал искать аргументы в пользу своего мнения, то есть не против квантовой механики как тако­вой, но против той ее формы, которую предложил и отста­ивал Бор, против копенгагенской интерпретации. Кроме ве­роятностной интерпретации, Эйнштейна тревожил принцип неопределенности. И вот в 1935 году он в соавторстве с По­дольским и Розеном опубликовал работу, в которой попытался доказать, что квантовая механика, включающая принцип неопределенности, не может быть полной теорией. Эта работа строилась вокруг некоторого мысленного эксперимента, который приводил к выводам, казавшимся авторам работы па­радоксальными. Эти выводы активно обсуждались в течение многих лет после выхода работы и получили название пара­докса Эйнштейна-Подольского-Розена, или парадокса ЭПР.

    р1 р2
       
   



q1 0 q2

. р2 q¢ 0
. р¢ q¢ 0

Рис. 17. Парадокс Эйнштейна-Подольского-Розена. Перед измере­нием q2 = —q1, р2 = р1 измерение дает q1 = q', p2 = р¢. В резуль­тате координата и импульс первой частицы точно известны: q1 = q', p1 = р¢. Но это невозможно в силу принципа неопределенностей.

 

Опыт, предложенный авторами, включал две точечные ча­стицы, которые приводились в определенное состояние, а за­тем производились измерения над этими частицами. Состоя­ние двух частиц описывается волновой функцией ѱ (q1, q2). за­висящей от координат (q1, q2) обеих этих частиц. Требовалось, чтобы эта функция зависела лишь от суммы этих координат, ѱ (q1, q2) = f(q1 + q2), причем функция одной переменной f(x) представляла собой очень узкий пик в точке 0. В этом случае волновая функция ѱ (q1, q2)отлична от нуля лишь тогда, когда сумма координат двух частиц q1 + q2 равна нулю. Это значит, что в том состоянии двух частиц, которое описывается дан­ной волновой функцией, координата одной частицы равна по величине и противоположна по знаку координате второй ча­стицы, q1 = —q2.

Если по правилам квантовой механики перейти от коор­динатного представления к импульсному, то есть построить волновую функцию в импульсном представлении, ѱ (p1, p2), то окажется, что она имеет вид ѱ (p1, p2)= f(p1 + p2), где f(x) — очень узкий пик в нуле. Это значит, что разность импульсов двух частиц р1 — р2 равна нулю, то есть импульсы двух частиц равны друг другу, р1 = р2.

Итак, мы имеем дело с таким состоянием двух частиц, в котором координаты этих частиц проти­воположны, а импульсы равны (рис 1.7 слева).

Это означает, что координату первой частицы можно най­ти, измеряя координату второй частицы. То же касается и им­пульса: импульс первой частицы можно найти, измеряя им­пульс второй частицы. Это и приводило к парадоксу, к кажу­щемуся противоречию с принципом неопределенности.

Работу ЭПР понять непросто, логика рассуждений в ней очень тонкая. Попробуем упростить эту логику, рассуждая несколько иначе, но по существу эквивалентно.

Предположим, что в состоянии, предложенном ЭПР (ко­торое только что описано), производится измерение коорди­наты одной из частиц и импульс второй из них. Пусть при из­мерении координаты (первой частицы) получился результат q', а при измерении импульса (второй частицы) результат р'. Но ведь в состоянии, которое было до измерения, сумма коор­динат двух частиц и разность их импульсов равны нулю. По­этому, рассуждая наивно, можно считать, что результат изме­рения координаты первой частицы дает нам одновременно и знание координаты второй, а измерение импульса второй ча­стицы дает сведения и об импульсе первой. Итак, измерение показывает, что координата и импульс первой частицы равны (q', р'), а координата и импульс второй частицы (—q', р'). Та­ким образом, такое наивное рассуждение приводит к выводу о том, что после проведенных измерений мы знаем точное зна­чение и координаты, и импульса каждой из двух частиц, что противоречит принципу неопределенности Гейзенберга.

На самом деле, конечно, не стоит думать, что это наивное рассуждение справедливо и тем самым принцип неопределен­ности опровергнут. Напротив, поскольку принцип неопределенности является неотъемлемой чертой квантовой механики (подтверждается многими экспериментами), то следует сде­лать вывод, что такое наивное рассуждение некорректно.

Давайте уточним, какой именно элемент этого рассужде­ния оказывается некорректным и приводит к ошибке. Ключевой (на самом деле некорректный) элемент рассуждения со­стоит в следующем. Если мы измеряем импульс второй части­цы и получаем величину р', то это значит, что импульс первой частицы тоже равен р'. Это на самом деле неверно. Верно бо­лее слабое утверждение: если измерение импульса второй ча­стицы дало величину р', то измерение импульса первой части­цы с вероятностью 1 (то есть вполне достоверно) даст вели­чину р' Итак, верно, что измерение импульса первой частицы даст р'. Неверно, что импульс первой частицы равен р'.

Почему нам наивно кажется, что это одно и то же? Потому что мы пользуемся классическим понятием реальности. Ведь в классической теории (к которой мы привыкли, и на кото­рой выросла наша интуиция) то, что мы получаем при изме­рении, реально существовало и до измерения. При измерении мы лишь получаем информацию о реально существующем, но ни в какой мере не меняем реальность. Вот это-то казалось бы очевидное понимание реальности и измерения в квантовой механике не имеет места. В квантовой механике реальность творится при измерении.

Именно на эти очень тонкие различия в классическом и квантовом понимании реальности обратили внимание Эйн­штейн, Подольский и Розен (в несколько иной формулировке). Они пришли к заключению, что квантовая механика неполна в том смысле, что она не включает «элементы реаль­ности» (читай — не включает реальность в классическом ее понимании). Различия между классическим и квантовым по­ниманием реальности стали очень актуальными в последние десятилетия.

Вывод ЭПР о неполноте квантовой механики (в смыс­ле включения элементов реальности) был назван парадоксом ЭПР и чрезвычайно часто обсуждался в литературе. Впослед­ствии мысленный эксперимент, предложенный ЭПР, был мо­дифицирован Давидом Бомом так, что стал более наглядным. В этой модификации частица спина 0 (спин — это «внутрен­ний момент вращения» частицы) распадалась на две частицы спина 1/2, а затем у этих частиц измерялись проекции спина на те или иные оси.

Если измерялись проекции на одну и ту же ось (скажем, ось z), то возникала корреляция: если проекция первой части­цы при измерении оказывается равной +1/2, то проекция вто­рой обязательно окажется равна -1/2 (это следует из сохране­ния суммарной проекции спина и того факта, что до измере­ния она равна нулю).

Парадокс возникал, когда измерялись проекции спина на ортогональные оси: скажем, проекция первой частицы на ось z, а проекция второй частицы — на ось х. В этом случае, если сделать предположение о том, что измеряемые значения про­екций спина являются элементами реальности, то оказывает­ся, что мы имеем возможность определить одновременно про­екции спина частицы на две ортогональные оси. Но кванто­вая механика утверждает, что это сделать невозможно. Значит, квантовая механика неполна»[21].

 

Приложение 7.

Мах Э. Умственный эксперимент [22]

 

ГЛАВА 11.
УМСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ1

1. Человек накопляет опыт через наблюдение изменений и окружающей его среде. Но самыми интересными и поучительными являются для него те изменения, на которые он может оказать известное влияние своим вмешательством, своими произвольными движениями. К таким изменениям он может относиться не только пассивно, но активно приспособлять их к своим потребностям; они же имеют для него величайшее экономическое, практическое и умственное значение. На этом основана ценность эксперимента.

Когда мы наблюдаем, как ребенок, достигший первой ступени самостоятельности, испытывает чувствительность членов собственного своего тела; как он, удивленный своим изображением в зеркале или своей тенью при ярком солнечном свете, пытается
через движения определить условия этих явлений, как он упражняется попадать в определенную цель, мы вынуждены признать, что инстинктивная склонность к экспериментированию прирождена человеку и что главный метод экспериментирования —метод изменений — он находит в себе уже данным, без всяких дальних поисков. Если взрослый человек по временам теряет эти сокровища и бывает вынужден, так сказать, открывать их сызнова, это объясняется тем, что в большинстве случаев он воспитывается обществом для более тесного круга интересов, сживается с этим кругом и вместе с тем усваивает массу готовых и стоящих якобы выше проверки воззрений, чтобы не сказать предубеждений.

При экспериментировании ум может участвовать в различной степени. Много лет тому назад мне довелось наблюдать это самому: паралич постиг мою правую руку и, чтобы не находиться в постоянной зависимости от помощи других людей, мне приходилось одной рукой делать то, что обыкновенно делается обеими. Изменяя движения в соответствии с поставленной целью, действуя даже без всякого плана и слишком бурно, не раздумывая долго, а только удерживая полезное и упражняясь в нем, я вскоре обогатился множеством мелких изобретений. Так я научился разрывать, например, книги и проч. Но решительно лишь через размышление нашел я способ делать геометрические

1 Некоторые части этой главы были уже напечатаны в Poskes Zeitschr f. physiol. u. chem. Unterncht. 1897. Januarheft.

 

чертежи при помощи циркуля, линейки и тяжести, служившей дня замены второй руки, как и выполнять все те искусственные приемы, для осуществления которых движений одной руки оказывалось вообще недостаточно. Вряд ли можно сомневаться, что не существует резкой границы между экспериментом инстинктивным и руководимым мышлением. Преимущественно плодами первого рода эксперимента является, без сомнения, большинство изобретений доисторической эпохи, как плетение, прядение, тканье и т. д., — изобретений, которые производят однако впечатление глубокой продуманности, но биологического предтечу которых мы можем усмотреть в способе устройства гнезд у птиц и обезьян. Большая часть этих изобретений принадлежит, веpoятно, женщинам и получены они, надо полагать, во время игр, причем оказавшееся случайно приятным или полезным было с намерением удержано и заучено лишь впоследствии. Раз было
сделано первое начало, размышление и сравнение легко привели к более совершенным попыткам2.

2. Эксперимент не есть исключительное достояние человека. Можно наблюдать его и у животных, и притом на различных ступенях развития. В грубой форме эксперимент проявляется в беспорядочных движениях хомяка, имеющих целью приподнять крышку ящика, в котором животное надеется найти пищу, и при сей своей беспорядочности в конце концов ведущих к цели. Более интересны уже собаки С. Lloyd Morgan'а, которые после многих попыток понести палку с тяжелым набалдашником, стали брать ее не посередине, а близ набалдашника (в центре тяжести) или после бесплодных попыток пронести через узенькую дверь палку, схваченную посередине, стали браться за нее с конца и таким образом благополучно протаскивали через дверь. Эти животные обнаруживали однако мало способности использовать

2К довольно целесообразным средствам приводят иногда просто пробы. Я видел однажды, как служанка подкладывала большой ковер под тяжелый обеденный стол, которого один человек не мог поднять. В одно мгновение стол стоял на ковре, не будучи сдвинут с места. Девушка утверждала, что она не раздумывала над тем, как это сделать. Свернув почти совсем ковер, она положила его у стола и, приподняв последний в этом месте и удерживая одной ногой отвернутый конец ковра, другой ногой толкнула его так, что он весь развернулся под столом. Аналогичной процедурой на другой стороне стола она закончила дело Вынужденный употреблять только одну руку, я, когда приходилось поднимать занавес окна, мог делать это только в несколько приемов ввиду большой длины шнура. Но вдруг я нашел более удобный способ, хотя над этим сознательно и намеренно не задумывался: моя рука лезла вверх по шнуру, хватаясь за него попеременно то большим и указательным пальцем, то остальными тремя пальцами; достигши наибольшей высоты, я оттягивал шнур книзу и начинал операцию сызнова.

Познание и заблуждение 193

 

опыт одного случая для ближайшего однородного с ним. Мне приходилось наблюдать умных лошадей, которые ногами осторожно нащупывали рискованный спуск, и кошек, которые, опустив лапку в предложенное им молоко, испытывали степень его теплоты. От простой пробы при помощи органов чувств, поворота тела, перемены точки зрения до существенного изменения условий, от пассивного наблюдения до эксперимента — переход совершенно постепенный. То, что отличает здесь животных от человека, есть прежде всего величина круга интересов. Молодая кошка с любопытством разглядывает свое изображение в зеркале, заглядывает и за зеркало, но у нее пропадает всякий интерес, как только она замечает, что перед ней не живая кошка. Горлица не достигает даже и этой ступени развития: как мне это пришлось наблюдать самому, она может по четверти часа простаивать на расстоянии двух шагов, требующихся по этикету, перед собственным своим изображением в зеркале, ворковать и кокетничать, не замечая своего заблуждения. Какая разница оказывается в уровне развития, если с этой горлицей сравнить четырехлетнего
ребенка, который вдруг с изумлением и интересом замечает, что бутылка с вином, опущенная в воду для охлаждения, кажется в воде уменьшенной в размерах. Другой ребенок в том же почти возрасте выражал свое изумление по поводу стереоскопических явлений, которые он заметил случайно, скосив глаза перед ковром3. Руководимый мышлением эксперимент образует краеугольный камень науки, сознательно и намеренно расширяет опыт. Но не следует слишком низко ценить и роль инстинкта и привычки в эксперименте. Невозможно сразу мыслью охватить всю массу условий, имеющих значение при опыте. Кто лишен уменья схватывать необычное и быстро приспособлять движения
руки смотря по потребности, будет плохо успевать в подготовительных работах, составляющих предварительную ступень к планомерному ведению эксперимента. Совсем иначе экспериментируем мы в области, с которой освоились продолжительным занятием.
Если же мы возвращаемся к этой области после значительного перерыва, можно заметить, что вновь приходится приобретать все то, что нельзя фиксировать в понятиях, как то: тонкое чутье к побочным обстоятельствам, ловкость рук и т. п.

3 Большие размеры круга интересов - вот, по моему мнению, главная причина, обусловливающая превосходство интеллекта 3-4-летнего ребенка над интеллектом умнейшего животного. Мне трудно понять, как человек, имевший дело с детьми и животными, может допустить существование действительных численных понятий, действительной способности счета у лошади. См. упомянутое на стр. 98 сочинение Th. Zell'a.

3. Кроме физического эксперимента существует еще другой, получающий широкое применение на более высокой ступени умственного развития, — мысленный эксперимент или эксперимент в уме. Прожектер, фантазер, писатель романов4, поэт социальных или технических утопий — все экспериментируют в уме. Но то же самое делают солидный купец, серьезный изобретатель или исследователь. Все они представляют себе известные условия и с этим представлением связывают ожидание, предположение известных последствий: они делают умственный опыт. Однако и то время как первые комбинируют в своей фантазии условия, которые в действительности совместно не существуют, или приписывают в своем представлении этим условиям последствия, с ними не связанные, вторые в своем мышлении остаются весьма близкими к действительности, потому что их представления являются хорошими копиями этой действительности. Возможность экспериментирования в мыслях основана на более или менее точном непроизвольном отражении фактов действительности в наших представлениях. Можем же мы в нашей памяти открывать еще подробности, на которые во время непосредстненного наблюдения не обращали никакого внимания. Как в своих воспоминаниях мы открываем черту, внезапно вскрывающую перед нами истинный характер человека, дотоле нам незнакомый, так память знакомит нас с новыми свойствами физических
фактов, ускользавшими до тех пор от внимания, и помогает делать открытия.

Наши представления у нас под рукой и нам легче и удобнее оперировать ими, чем физическими фактами. Мы экспериментируем в наших мыслях с меньшими затратами. Нет поэтому ничего удивительного, что умственный эксперимент предшествует физическому и подготовляет его. Так, физические исследования Аристотеля суть большею частью умственные эксперименты, и которых применяются им накопленные в памяти и, главное, в
языке приобретения опыта. Но умственный эксперимент есть и необходимое предварительное условие эксперимента физического. Каждый экспериментатор, каждый изобретатель должен представлять себе в уме все необходимые для осуществления поставленной задачи действия прежде, чем он претворит их в дело. Стефенсону, например, известны из опыта вагон, рельсы, паровая машина. Однако он должен еще представить себе в уме комбинацию из стоящего на рельсах вагона, приводимого в движение паровой
машиной, прежде, чем приступить к осуществлению этой комбинации на деле. И Галилей должен был видеть перед собой в

4 См. Е. Zola, Le Roman experimental Pans, 1898.

 

фантазии все операции для исследования движения падающего тела прежде, чем осуществить их на деле. Всякому новичку в экспериментировании приходится испытать, что недостаточное предварительное обдумывание опыта, необращение внимания
на источники ошибок и т. д. может иметь для него не менее трагикомические последствия, чем это бывает в практической жизни с человеком, который «задним умом крепок».

4. Если наш физический опыт стал богаче и его чувственные элементы соединились с многими более разнообразными, но зато и более слабыми психическими ассоциациями, может начаться игра фантазии, в которой настроение данного момента, окружающая среда и направление мысли определяют, каким ассоциациям наступить в действительности. Поэтому, когда физик ставит себе вопрос, чего следует ожидать, в соответствии с физическим опытом, при разнообразно комбинированных условиях, то очевидно, что ожидаемое не может быть существенно новым и отличным от того, что дает простой и некомбинированный физический опыт. Поскольку физик размышляет о действительности, его деятельность отличается, конечно, от свободной фантазии. Но и элементарнейшая мысль физика, касающаяся какого-нибудь отдельного физического чувственного опыта, не совпадает вполне с последним. Обыкновенно она содержит меньше, чем факт опыта, воспроизводит его только схематически, иногда же делает к ему неумышленно прибавки. Поэтому обозревание в воспоминании опытов и придумывание новых комбинаций обстоятельств в состоянии показать нам, насколько точно наши мысли воспроизводят опыт и насколько они согласуются между собой. Так происходит логико-экономический очистительный процесс, — процесс прояснения мысленно построенного содержания опыта. Через такое обозревание становится яснее, чем через единичный опыт, какие обстоятельства играют решающую роль, какие обстоятельства находятся между собой во взаимной связи и какие друг от друга не зависят. Нам становится при этом ясно, как нам совместить наши удобства с необходимостью не погрешить против опыта, какие мысли наиболее просты и вместе с тем могут быть в наиболее широких размерах согласованы как с самими собой, так и с опытом. Достигаем мы этого через вариации фактов в наших мыслях.

Результат умственного эксперимента, догадка, которую мы связываем с измененными в наших мыслях обстоятельствами, может оказаться столь определенной и решительной, что а



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: