Стивен Кинг
Нужные вещи
Аннотация
В провинциальном городке происходит невероятное: его жители отныне оптом и в розницу могут покупать все, что ни пожелают, – чувственные наслаждения, немыслимо дорогие вещи и даже… власть. Однако платить за покупки приходится самым дорогим, что есть у человека…
Стивен Кинг
НУЖНЫЕ ВЕЩИ
Посвящается Крису Левину, который знает ответы далеко не на все вопросы, а лишь на те, что в них нуждаются.
Дамы и господа,
Уважаемое собрание!
Подойдите ближе
И попрошу внимания.
Я расскажу вам байку –
Платить не придется,
Зато, кто поверит –
От души рассмеется.
Стив Ирл. «Змеиный Яд»
Я слышал о тех, кто способен заблудиться в трех соснах, если, конечно, тьма такая, что, как говорится, хоть глаз выколи.
Генри Дэвид Торо. «Леший»
Пролог
ТЫУЖЕ БЫВАЛ ЗДЕСЬ…
Ну, конечно, бывал. Не может быть сомнений. У меня прекрасная память на лица.
Ну так иди же скорее сюда, давай пожмем друг другу руки. Знаешь, я тебя узнал по походке, еще до того, как разглядел в лицо. Ты выбрал как нельзя более удачное время для возвращения в Касл Рок. Не правда ли, он неподражаем? Скоро откроется охотничий сезон, и по лесу станут бродить всякие безмозглые идиоты и палить во все живое, что движется и не мелькает оранжевым пятном,[1]а потом выпадет снег, и под ногами развезет и захлюпает, но это случится позже. А сейчас пока стоит октябрь, и мы позволяем своему городу задержать эту пору так долго, как ему заблагорассудится.
Спроси меня, и я отвечу – это самое лучшее время года. Весна здесь, конечно, тоже неотразима, но что до меня, так я любой май на октябрь, не задумываясь, променяю. Западный Мэн – это часть штата, которая на исходе лета превращается в глухомань, отдыхающие покидают свои коттеджи на берегу озера и в верховьях Вью и возвращаются в Нью-Йорк и Массачусетс. Местные уже давно привыкли к их бесконечным приездам и отъездам, два раза в год привет, привет, привет, пока, пока, пока. Я вовсе не против того, что они приезжают, потому как они привозят с собой накопленные за зиму зелененькие, но и не стану печалиться при расставании, ведь помимо долларов они привозят дурные городские привычки.
|
|
Вот об этих дурных привычках я как раз и хотел поговорить – может, присядешь со мной на пару минут? Вот здесь, на ступеньках эстрады нам будет с тобой неплохо. Солнышко пригревает и отсюда, из самой сердцевины Общинной Площади, мы сможем любоваться центром города, он раскинется перед нами как на ладони. Только смотри, не засади занозу, эти ступеньки давно пора бы отциклевать и свежевыкрасить. Это работа Святоши Хью, но он никак за нее не примется. Пьет горькую, видишь ли, и это ни для кого не секрет. Секреты в Касл Рок хранить умеют и хранят, если очень постараются, а ради Святоши Хью стараться не стоит, так как всем давно известно, что он и работа с давних пор не в ладах друг с другом. О чем это я?
Ах, да. Ты только взгляни на ту штуку – вот это я понимаю, мастерская работа. Такие листовки по всему городу развешаны. Думаю, Ванда Хемфилл (супруг ее, Дон, владелец Супермаркет Хемфилл) сама почти все расклеивала.
Сорви-ка вон ту и передай мне, дружище. Да не стесняйся, чего там, кому какое дело будет на эстраде Общинной Площади болтаться такая бумаженция или нет.
|
|
Вот это да, здорово закручено! Нет, ты только взгляни! На самом верху пропечатано ИГРАЛЬНЫЕ КОСТИ И ДЬЯВОЛ. Буквы здоровые, красные, и, глянь-ка, из них дымок крючком завивается. Как будто эту писульку заказным письмом прямехонько из геенны огненной доставили. Ха! Тот кто не знает этого болота, и впрямь решит, что мы все в очереди стоим, чтобы к чертям на сковородку пристроиться. Но ты ведь наверняка знаешь, как все иногда в таких городишках с ног на голову встает. А к Преподобному Вилли сейчас какая-нибудь птичка под одеяло залетела. Можешь не сомневаться. Церкви в таких городишках… да чего там, ты и так все прекрасно сам понимаешь. Они друг за дружку цепляются – как будто – а на самом деле никогда не бывают счастливы вместе. Поначалу все тихо и мирно, а потом вдруг перебранка, и все разбегаются в разные стороны.
На этот раз перебранка была будь здоров, должен тебе сказать.
Обиженных тьма-тьмущая. Понимаешь какое дело – католики задумали запустить ночное казино в Доме Рыцарей Колумба, это на другой стороне города. В каждый последний четверг месяца, если я правильно понял, а всю прибыль пустить на ремонт церковной крыши. Ты эту церковь знаешь, мы ее называем Собор Царицы Святой Водицы, наверняка проезжал мимо нее по дороге в город, если, конечно, добираться со стороны Касл Вью. Симпатичная церквушка, правда?
Идея казино пришла в голову Отцу Брайаму, но дочери Изабеллы подберут все, что плохо лежит. Особенно Бетси Виг. Она, можешь мне поверить, тут же представила себе, как ходит в каком-нибудь из своих черных платьев, из которых все наружу так и прет, жульничает напропалую или рулетку крутит, приговаривая: «Делайте ваши ставки, дамы и господа, делайте ваши ставки».
|
|
Да все они, я уверен, чуть не полопались от этой идеи. Дел-то на грош, безобидная игрушка, но им кажется, что они всех перехитрят.
А вот Преподобному Вилли это безобидным вовсе не кажется, и считают они все это огромной хитростью, он то есть и его конгрегация. Он истинный Преподобный Вильям Роуз, и всю жизнь недолюбливал Отца Брайана, да и тот, впрочем, к нему никогда целоваться не лез. (Кстати, именно с легкой руки Отца Брайама Преподобного Роуза прозвали «Пароход Вилли», и тот в курсе.) Короткое замыкание произошло между двумя этими духовными целителями еще раньше, но история с Казино Найт уже походила скорее не на замыкание, а на смертельную схватку. Когда Вилли прослышал о том, что католики собираются провести ночь за игорными столами, он едва крышу не пробил своей крохотной остромакушечной головенкой. Он раскошелился и из собственного кармана заплатил Ванде Хемфилл и ее симпатичному табунчику из кружка кройки и шитья за то, чтобы они поразвесили повсюду эту дребедень насчет игральных костей и дьявола. С тех самых пор наши католики и баптисты чесали друг с другом языками лишь в разделе писем нашей еженедельной газетенки, лязгали зубами, брызгали слюной и посылали друг друга куда Макар телят не гонял.
Вон, посмотри туда и сразу поймешь о чем я толкую. Видишь, бабенка из банка выходит? Это Нэн Робертс, хозяйка закусочной. Нэн самая богатая в нашем городе, с тех пор как старик Поп Меррил приторговывает барахлишком на блошином рынке в небесах. Она была баптисткой еще в те времена, когда Гектор[2]пешком под стол ходил. Теперь смотри дальше, навстречу ей шагает верзила Аль Жендрон. Этот парень такой истый католик, что по сравнению с ним сам Папа кошерным покажется. Ирландец Джонни Брайан у него в лучших друзьях. Ну, теперь не пропусти представление! Видал, как они носы вздернули, когда друг дружку узрели? Ха! Разве не умора? Ставлю доллар, что на том самом месте, где они пересеклись, мороз грянул градусов в двадцать. Как говорила моя покойная мамаша, чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не плакало.
Теперь глянь вон туда. Видишь колымагу у входа в видеосалон? Эта машина шерифа, а в ней засел Джон Лапонт. Считается, что он следит за водителями, здесь, в центре города, зона движения с ограниченной скоростью.
Школы, дети и все такое прочее. Но я советую тебе прищуриться и приглядеться повнимательнее. Этот тип вовсе не делом занимается, на фотографию зенки пялит. Достал ее из бумажника и любуется. Хоть отсюда и не видать, мне эта картинка известна лучше, чем девичья фамилия матери. Зуб даю, это снимок, который Энди Клаттербук сделал с Джона и Сэлли Рэтклифф на Национальной Ярмарке во Фрайбурге год назад. Джон обнимает Сэлли за плечи, а она держит плюшевого медвежонка, которого он заработал в качестве приза в тире. Они оба на этом снимке так счастливы, что вот-вот лопнут. Но это было тогда, а теперь все иначе. Теперь Сэлли помолвлена с Лестером Праттом, учителем физкультуры в колледже. Этот ярый баптист, впрочем, как и она.
Джон еще не оправился после разлуки. Смотри, смотри, вздыхает. Душу себе наизнанку выворачивает. Только человек, который все еще по уши влюблен (или, по крайней мере, так думает), может этакие тяжкие вздохи из себя выдавливать.
Ты никогда не замечал, что неприятности и дурные привычки обычно возникают из ничего? На пустом месте. Могу и пример привести. Вон паренек поднимается по ступенькам к зданию суда. Да нет, не этот, в костюме. Этот Дэн Китон, наш городской голова. Ты на другого смотри, чернявого, в рабочем комбинезоне. Это Эдди Уорбертон, ночной сторож в нашей мэрии. Понаблюдай за ним и увидишь, что он будет делать. Во! Остановился на верхней ступеньке, оглянулся. Ставлю два доллара, что он глазеет на станцию техобслуживания Саноко. Владелец этой станции Сонни Джекет, и между ними черная кошка пробежала с тех пор, как два года назад Эдди взял у него машину.
Эту машину я хорошо помню. «Хонда Сивик», ничего особенного для любого другого, но не для Эдди, потому как это была первая и единственная новехонькая машинка, которая оказалась у него в руках. Сонни повел себя как последний негодяй и взял за нее гораздо больше того, что она стоила – так говорит Эдди. Уорбертон раздел меня с этой машиной догола – это уже мнение Сонни. Ну, ты знаешь как это бывает…
Короче, Сонни Джекет потащил Эдди Уорбертона в суд, и сначала они поскандалили в зале заседаний, где разбираются жалобы граждан, а потом продолжили уже в коридоре. Эдди кричал, что Сонни обозвал его пустоголовым ниггером, а Сонни вопил, что мол, черта с два, ниггером я его не обзывал, зато все остальное чистая правда. В конце концов оба остались ни с чем.
Судья заставил Эдди выложить еще пятьдесят зеленых, и тот верещал, что это чересчур много, а Сонни кричал, что это все равно что ничего. Кончилось все тем, что в новой машине Эдди загорелась проводка и «хонда Сивик» оказалась на свалке, что на Таун Роуд, 5, а Эдди теперь ездит «олдсмобиле» 89-го года, у которого подтекает масло. Эдди уверен, что Сонни известно о пожаре в «хонде» гораздо больше, чем кому-либо другому.
О, господи, грехи наши тяжкие! Вот уж воистину, чем бы дитя ни тешилось…
Ну, кажется в такую жарищу, как сегодня, с тебя хватит. В общем, такова жизнь в маленьком провинциальном городе, будь это Пейтон Плейс, Гроверз Корнерз или Касл Рок. Люди жуют, пьют и судачат за глаза друг о друге. Живет здесь Слоупи Додд, который всегда держится особняком, потому что ребята дразнят его, несчастного заику. Есть еще Миртл Китон, и если она кажется несколько одинокой и застенчивой, как будто не совсем понимает, на каком свете находится и что вокруг происходит, то только из-за своего мужа (тот самый, которого ты заметил у здания суда позади Эдди), который последние полгода или около этого не в себе. Смотри, какие у нее красные глаза, и веки припухли. Наверняка плакала или плохо спала, а, может, и то, и другое, как думаешь?
А вон идет Линор Поттер, одета, как всегда, с иголочки. Наверняка намылилась в Вестерн Ауто, чтобы узнать, не пришел ли ее заказ специальное органическое удобрение. У этой женщины вокруг дома растет цветов больше, чем у Картера в аптечке запас печеночных таблеток. Ты бы знал, как она ими гордится! Наши дамы ее недолюбливают, считают гордячкой.
Из-за этих ее цветов, валерьянки и нюхательных солей, из-за того, что ей из Бостона каждый месяц присылают семьдесят долларов. Они считают ее гордячкой, и поскольку мы тут с тобой сидим рядышком на этой занозистой ступеньке, я скажу тебе по секрету: я думаю, они правы.
Ничего необычного, скажешь ты, все как у всех. И все же некоторые неприятности у нас в Касл Рок не такие уж необычные. Сейчас объясню. Все до сих пор помнят Фрэнка Додда, регулировщика, который двенадцать лет назад спятил и стал убивать женщин; не забыли и собаку, которая взбесилась и до смерти искусала Джо Кеймбера и старого бродягу на дороге. Искусала она и нашего доброго старину шерифа, Джорджа Баннермана. Теперь на его месте работает Алан Пэнгборн, и работает на совесть, но в глазах города он никогда не станет тем, кем был для него Верзила Джордж.
Необычно было и то, что случилось с Реджинальдом Мериллом, «Папашей», старьевщиком, который держал магазин, подержанных вещей. Назывался этот магазин очень громко – Центр Изобилия и располагался вон там, напротив, где теперь пустое место. Изобилие это сгорело давненько, но есть люди, которые были тому свидетелями (или во всяком случае так утверждают), и, вылив в себя несколько кружек пива в Мудром Тигре, расскажут, что пожар, который уничтожил Центр Изобилия и унес жизнь самого Папаши Мерилла, был далеко не случаен.
Его племянник Туз говорит, что с дядюшкой незадолго до пожара происходило нечто загадочное – ну, вроде как в «Сумеречной Зоне».[3]По правде говоря, Туз и в глаза не видел как Папаша калоши отбросил, потому как в это время четвертый год барабанил в шошенкской тюряге за грабежи в ночное время. Кстати сказать, у нас тут всегда поговаривали, что Туз плохо кончит. Он еще в школе учился, а уже был самым задиристым из всех мальчишек в городе. Когда он шел по улице в своей кожаной мотоциклетной куртке, обвешанной всякими бряцающими молниями и клепками, и сапогах, подбитых железными подковами, добрая сотня ребятишек, завидев его, перебегала на другую сторону. И все-таки, знаешь, теперь ему верят. Кто знает, может, и вправду что-то странное происходило в тот день с Папашей, а, может, тут больше болтовни за чашкой кофе и куском яблочного пирога у Нэн.
Наверняка здесь все так же, как и там, где ты вырос. Есть люди религиозные, есть светлые личности, есть такие, кого хлебом не корми, дай посплетничать, а кому – поворчать… Да, наверное, и такого сорта таинственная история, которая произошла с Папашей в тот день, когда он расстался с жизнью в своем магазинчике, тоже не редкость, и повсюду будут болтать от чего да почему это случилось. И все-таки, как говорит указатель при въезде в город, Касл Рок вполне уютное местечко для тех, кто желает здесь родиться и состариться. Солнышко обогревает воду в озере и листья на деревьях, а в ясный день с вершины Касл Вью вся дорога на Вермонт прямо как на ладони. Летние приезжие поднимают бучу насчет того, что написано в воскресных газетах, и изредка по вечерам в пятницу или субботу происходят рукопашные стычки на стоянке перед Мудрым Тигром (иногда, правда, не или, а и в пятницу, и в субботу), но летние приезжие всегда, в конечном счете, возвращаются домой, и стычкам приходит конец. Рок, как говорится, приличный городок, и когда кто-нибудь оскаливает зубы и навостряет когти, знаешь, что мы говорим? Мы говорим: у него это пройдет. Или: у нее это пройдет.
Генри Бофор, например, бесится, когда Святоша Хью нападает на Рок-Ола, а он это всегда делает, как только напьется… Ну, у Генри это пройдет.
Вильма Ержик и Нетти Кобб терпеть не могут друг друга, просто бесятся… У Нетти это пройдет (возможно), а для Вильмы бешенство вообще нормальное состояние. Шериф Пэнгборн все еще скорбит по своим безвременно ушедшим жене и ребенку, что уж, конечно, настоящая трагедия, но у него это тоже пройдет со временем. Артрит Полли Чалмерс не пройдет ни за что на свете, наоборот, он со временем все больше дает себя знать, но она к нему привыкнет и научится с ним жить. Живут же другие.
Мы все время сталкиваемся друг с другом то там, то сям, по поводу и без него, но в целом жизнь течет спокойно. Во всяком случае текла до сих пор. Но я тебе, дружок, должен поведать настоящую тайну, из-за которой я и подозвал тебя, когда увидел, что ты вернулся. Мне кажется, неприятности настоящие неприятности – у нас впереди. Я их нюхом чую, наплывают с горизонта, словно весенняя гроза, когда небо раскалывается от грома и молний. Дрязги между католиками и баптистами по поводу Казино Найт, жестокость ребятишек, которые дразнят несчастного заику Слоупи, святость Джона Лапонта, горе шерифа Пэнгборна… мне думается, все это покажется детскими забавами по сравнению с тем, что предстоит.
Видишь дом напротив, через Мэйн Стрит? Через три после того места, где когда-то Центр Изобилия стоял? Экий ты, да вон тот, с зеленым тентом над входом. Ну да, верно. НУЖНЫЕ ВЕЩИ, написано. Черт его знает, что это значит. Ты понимаешь? И я – нет. Но селезенкой чувствую, что беда оттуда грядет. Точно говорю.
Теперь взгляни вон туда. Видишь мальчонку? Вон того, с велосипедом? У него такой вид, как будто ему самый сладостный сон снится из тех, какие когда-либо посещали мальчишек. Вглядись в него повнимательней, парень. Зуб даю, с него все и начнется.
Нет, говорю тебе, я не знаю что именно… И все-таки запомни этого мальчонку. А еще советую тебе побродить по городу, понаблюдать, прислушаться. Сразу поймешь – что-то не так, вот-вот все завертится, и это так же точно, как будто кто-то пообещал.
Я знаю этого паренька, того, что велосипед вперед толкает. Ты тоже, наверное. Его зовут Брайан и как-то там еще. Папаня его ставит рамы и двери то ли в Оксфорде, то ли в Южном Париже.
Не спускай с него глаз, говорю тебе. И вообще, держи ухо востро. Ты уже бывал здесь раньше, но скоро все изменится.
Я это знаю.
Я ЧУВСТВУЮ.
Гроза надвигается.
Часть первая
ПРЕМЬЕРА
Глава 1
– 1 –
В маленьком городке открытие нового магазина всегда большое событие.
Брайан Раск не придавал этому такого значения, как другие, например его мать. Он слышал, как она чирикала (ты не думай, что я сплетничаю.
Говорила она сыну, сплетни – грязное занятие, и я никогда в жизни такого не допущу) по телефону со своей лучшей подругой Майрой Иванc, и происходило это в течение месяца, а то и больше. Первые рабочие появились в старом здании, в котором раньше помещалась контора «Недвижимость и Страхование Западного Мэна» в начале учебного года, и с тех пор там работали. Мало кто доподлинно знал, чем они занимаются; первой их задачей было установить большое витринное стекло, а второй – замазать его мелом.
Две недели назад на входной двери, прямо над пластиковым прозрачным глазком, появилось объявление:
СКОРО ОТКРЫТИЕ!
Гласило оно.
НУЖНЫЕ ВЕЩИ
Новый тип магазина
«Вы не поверите своим глазам!»
– Это всего лишь очередной антикварный магазин, – мать Брайана говорила Майре. Кора Раск делала три дела одновременно – сидя на диване держала одной рукой трубку, второй то и дело подносила ко рту конфету, вишня в шоколаде, и при этом не отрывала глаз от экрана телевизора, по которому демонстрировали очередную серию «Санта Барбары». – Говорю тебе, обычная антикварная лавчонка, где будут продавать дурацкую американскую мебель начала века и старые никому ненужные телефонные аппараты. Вот увидишь.
Этот разговор происходил сразу после того, как было вставлено и забелено витринное стекло, и в голосе матери звучала такая непоколебимая уверенность, что Брайан решил, будто вопрос полностью закрыт. Ее размышления и предположения казались настолько же бесконечными и неиссякаемыми, как проблемы телевизионных героев «Санта Барбары» и «Городской Больницы».
На прошлой неделе первую строчку объявления на двери поменяли:
ГРАНДИОЗНОЕ ОТКРЫТИЕ!
ПРЕМЬЕРА СОСТОИТСЯ 9 ОКТЯБРЯ!
ПРИВОДИТЕ СВОИХ ДРУЗЕЙ И ЗНАКОМЫХ!
Брайан не так был увлечен событием, как его мать (и кое-кто из учителей; он слышал, как они обсуждали этот вопрос в учительской средней школы Касл Рок, где он учился), но все же ему было всего одиннадцать лет, а любой здоровый одиннадцатилетний ребенок всегда проявляет интерес ко всему новому. Кроме того, он был совершенно заинтригован названием. НУЖНЫЕ ВЕЩИ… Что бы это значило?
В прошлый вторник, возвращаясь домой из школы, он прочитал новую строку объявления, появившуюся взамен старой. По вторникам во второй половине дня он был занят. Дело в том, что Брайан родился с заячьей губой и, хотя благодаря хирургической операции, проведенной когда ему исполнилось семь лет, внешний вид губы был исправлен, все же ему приходилось посещать логопеда. На расспросы взрослых он всегда упрямо твердил, что терпеть не может эти занятия, но на самом деле кривил душой. На самом деле он был глубоко и безнадежно влюблен в мисс Рэтклифф и всю неделю с нетерпением ждал, когда наступит час урока. Вторник в школе тянулся бесконечно, и последние два часа Брайан начинал со сладостным замиранием сердца прислушиваться к тому, что творилось у него в душе. А там в это время уже начинали трепетать крыльями разноцветные нежные бабочки.
С ним вместе исправлением дикции занимались еще четверо детей, и никто из них не жил в том же районе города, что Брайан. Он был этому чрезвычайно рад. После того, как он в течение часа находился в классе с мисс Рэтклифф, компания ему была ни к чему. Он любил ранним вечером брести домой в одиночестве, не спеша толкать велосипед, а не ехать на нем верхом, и мечтать, мечтать о ней, не замечая, как плавно, скользя в воздухе, падают к его ногам желтые осенние листья, позолоченные косыми лучами октябрьского солнца.
Его путь проходил тремя кварталами выше Общинной Площади, по Мэйн Стрит, и в тот день, увидев объявление о предстоящей премьере, он сплющил нос о стеклянную поверхность двери в надежде увидеть, что явилось на смену массивным столам и тоскливо-желтым стенам Недвижимости и Страхования Западного Мэна. Любопытство его не нашло удовлетворения. И дверь, и витрина были наглухо затемнены шторой. Брайан увидел лишь отражение собственной физиономии и сложенных чашечкой ладоней.
В пятницу, 4-го числа, объявление об открытии нового магазина было помещено в еженедельной газете «Призыв», издающейся в Касл Рок. Объявление было занесено в рамку, а ниже текста были нарисованы ангелочки, стоящие спиной друг к другу и дующие в длинные трубы. Там ничего не говорилось такого, чего нельзя было прочитать в объявлении, прикрепленном к двери магазина присоской: название магазина – НУЖНЫЕ ВЕЩИ, открытие состоится в десять часов утра 9-го октября и, конечно, «Вы не поверите своим глазам!»
Ни единого намека на ассортимент товаров, которыми владелец или владельцы магазина собираются удивлять публику.
Это, похоже, полностью вывело из себя Кору Раск, во всяком случае настолько, что она позвонила подруге Майре утром в субботу, что случалось нечасто.
– Можешь не сомневаться, глазам своим я поверю, – сказала она. – Когда увижу никелированные кровати, которым якобы двести лет, а на самом деле, любой, кто не поленится заглянуть под оборку покрывала, увидит клеймо Рочестер, Нью-Йорк, яснее ясного пропечатанное на раме, я вполне поверю своим глазам.
Майра что-то на это ответила. Кора слушала, вылавливая из консервной банки горошины, по одной или по две, и тут же клала их себе в рот. Брайан и его маленький братишка Шон сидели в гостиной на полу и смотрели по телевизору мультики. Шон был полностью погружен в мир гномов, да и Брайан, по справедливости говоря, не был абсолютно равнодушен к компании маленьких голубых человечков, но ушки он при этом держал на макушке и ни одного слова из телефонного разговора не пропустил.
– То-о-очно! – завопила Кора Раск с еще большим возбуждением и уверенностью, чем обычно, выслушав, видимо, особо острое замечание Майры. Цены выше крыши и телефоны-перестарки!
Вчера, в понедельник, Брайан катался по центру на велосипеде со своими двумя-тремя приятелями и видел, как над витриной нового магазина подняли темно-зеленый навес, через все поле которого белыми буквами красовалось название НУЖНЫЕ ВЕЩИ. Полли Чалмерс, директриса пошивочного ателье, стояла на тротуаре, уперев руки в свои восхитительно стройные бока и разглядывала этот тент с выражением то ли восторженного удивления, то ли удивленного восторга.
Брайан, который знал толк в навесах, сам удивлялся и восхищался. Этот навес был новехонький, единственный подобного рода на Мэйн Стрит, и придавал магазину свою особую индивидуальность. Словарный запас Брайана был пока лишен слова «элегантный», но тем не менее он сразу понял, что во всем Касл Рок подобного магазина еще не было. Навес делал его похожим на какой-нибудь магазин из тех, что показывали по телевизору. Салон «Западные авто» через улицу напротив казался по сравнению с этим новичком аляповатым и провинциальным.
Когда он пришел домой, мама сидела на диване, наслаждалась пирогом со взбитыми сливками Литтл Дебби, потягивала диетическую колу и смотрела «Санта Барбару». Его мама всегда пила диетическую колу, когда смотрела послеполуденные сериалы. Брайан не мог понять, зачем она это делает, терялся в догадках, предполагая, что она хочет таким образом смыть впечатление, чтобы оставить место для нового, но спросить в открытую не решался. Она могла раскричаться на него, а когда его мама начинала шуметь, надо было срочно искать надежное укрытие.
– Привет, ма! – сказал он, бросил портфель на полку и достал из холодильника молоко. – Знаешь что? Над новым магазином навес повесили.
– Кто повесился? – послышался ее голос из гостиной. Брайан налил себе молока в стакан и подошел к двери в гостиную.
– На-вес по-ве-си-ли, – повторил он по слогам. – Над новым магазином.
Мама выпрямилась, нашла пульт дистанционного управления и нажала кнопку, убрав звук. На экране Эл и Коринна продолжали обсуждать свои проблемы Санта Барбары в своем излюбленном ресторане «Санта Барбара», но теперь только глухонемой мог догадаться по губам, какие именно проблемы возникли в этот момент.
– Что? – переспросила мама. – В магазине Нужные Вещи?
– Угу, – промычал Брайан, допивая молоко.
– Не глотай слова, – сказала мама, запихивая в рот последний кусок пирога. – Это звучит ужасно. Сколько раз я тебе говорила.
«Столько же раз, сколько объясняла, что разговаривать с полным ртом неприлично», – подумал Брайан, но вслух ничего не сказал. Он с малых лет научился держать язык за зубами.
– Прости, мамочка.
– Что за навес?
– Зеленый.
– Парусиновый или алюминиевый?
Брайан, чей отец торговал отделочными материалами в фирме Дика Перри Обшивка и Двери в Южном Париже, прекрасно понимал о чем речь, но если бы этот навес был выполнен из тех материалов, которые назвала мать, он вряд ли вообще обратил бы на него внимание. Алюминию и парусине грош цена, половина населения Касл Рок вывешивает такие над своими окнами.
– Ни то, ни другое, – сказал он. – Это какая-то дорогая ткань.
Полотно, думаю. И выступает наружу так, что тень оказывается прямо под ним.
Круглый, вот такой. – Он показал руками аккуратно, чтобы не разлить молоко, обведя полукруг. – А на краю название написано. Потрясающе, честное слово.
– Ну, черт меня дери!
Именно этой фразой Кора чаще всего выражала самые крайние чувства, охватившие ее, возбуждение или возмущение. Брайан сделал предусмотрительный шаг назад на тот случай, если чувство возникло последнее.
– Как ты думаешь, мама, что это такое? Может быть, ресторан?
– Понятия не имею. – Она потянулась к телефону. Для этого надо было отодвинуть кошку Шипучку, газету с программой телевидения и банку с диетической колой. – Но что-нибудь вульгарное, – это наверняка.
– Мам, а что значит нужные вещи? Может быть это… – Не мешай мне, Брайан, видишь, мамочка занята. В хлебнице есть слоеные языки, возьми, если хочешь, но только один, а то аппетит испортишь.
Она уже набирала номер телефона Майры. И минуту спустя они с превеликим энтузиазмом обсуждали зеленый навес.
Брайан языка не хотел (он очень любил свою маму, но при виде ее вечно жующих челюстей частенько терял аппетит) он сел за кухонный стол, открыл учебник математики и принялся решать заданные на дом задачи. Он был очень способным и трудолюбивым мальчиком, а математика оказалась единственным предметом, по которому он сегодня не успел приготовить задание в школе.
Методично передвигая точки в десятичной дроби, а затем производя действие деления, он прислушивался к разговору, который вела по телефону мама. В который раз она говорила Майре, как они приобретут еще один магазин, торгующий пузырьками из-под столетней давности духов и фотографиями чьих-то никому не нужных родственников, и какой это стыд и позор, и как только такие вещи продают и покупают. Слишком много развелось людей, говорила Кора, у которых девиз всей жизни «сделал дело, убегай смело». Когда она говорила о навесе, можно было подумать, что кто-то вознамерился ее обидеть и чрезвычайно в этом преуспел.
Наверное, она предполагала, ей должны были доложить, думал Брайан водя карандашом, отбрасывая и округляя. Точно, так и есть. Ее мучило любопытство, это, во-первых. А на ее любопытство положили, это, во-вторых.
Такая комбинация ее может до инфаркта довести. Ладно, скоро она все узнает.
А когда это случится, может быть, она и с ним поделится величайшей тайной.
А если она снова будет очень занята, тогда он сам поймет из одного из ее послеполуденных телефонных переговоров с Майрой.