Н
еудача с Беркли не покончила со стремлением попасть в элитный американский колледж. Включавший грамматику тест «А» дался со второй попытки, да так удачно, что Шульгин смог претендовать на университетскую стипендию. Но в этот раз выбор был сделан в пользу Гарварда, и в 1941-м шестнадцатилетний Саша отправляется в Массачусетс изучать курсы по вышмату, общей химии, физике и психологии. При этом специализация на органике пока была всего лишь планами на магистратуру. Оказавшись на восточном побережье в окружении отпрысков американского истеблишмента, Александр Федорович чувствовал себя откровенно не в своей тарелке: колоссальный социальный разрыв с однокурсниками проявлялся во всем, начиная от происхождения и довольно юного возраста и заканчивая несоизмеримым годовым доходом родителей.
Естественно, отсутствие возможности влиться в студенческую общину отразилось на учебе и значительно подпортило планы на разгоравшуюся Вторую мировую. Дело в том, что в 1943 году при Гарварде в качестве альтернативного способа мобилизации была запущена программа подготовки флотских офицеров V-12, своего рода аналог нынешних российских военных кафедр. Ее успешное выполнение гарантировало офицерские погоны по окончании бакалавриата — бонус сам по себе неплохой, а в условиях продолжающейся пятый год мировой мясорубки почти жизненно важный. Главным условием, помимо хороших физических данных, являлась идеальная зачетка, которой Саша к восемнадцати годам похвастаться не смог. Так он оказался в Нью-Йорке на пирсе 92, в толпе призывников.
Первую половину 1943 года эскадренный миноносец USS Pope занимался сопровождением конвоев снабжения американских вооруженных сил в Северной Африке. После разгрома Африканского корпуса Роммеля эсминец, на котором служил наш герой, был задействован в подготовке операции «Хаски» и обеспечении безопасности десанта союзных сил на море. После сицилийского триумфа Паттона «Поуп» отправили назад в открытый океан, выполнять первоочередную для любого уважающего себя эсминца задачу — охотиться на подводные лодки. Во время битвы за Атлантику Александр Федорович пережил событие, предопределившее всю его дальнейшую жизнь. Из всех возможных травм, ранений и заболеваний, которые только можно получить на флоте, Шульгину выпало подхватить острую инфекцию тканей большого пальца левой руки. Ход болезни требовал хирургического вмешательства, но инфекция развивалась так затейливо, что возможности для операции на корабле просто не было. До английского берега оставалось несколько сот морских миль, и вся медицинская помощь состояла из инъекций морфия и покерных партий, помогавших хоть как-то отвлечься от постоянной боли. Сразу по прибытии в порт Ливерпуля Сашу доставили в военный госпиталь в Уотертауне. Здесь-то момент истины и случился.
Перед самой операцией медсестра приносит Шульгину стакан апельсинового сока. Зоркий глаз студента-химика сразу обнаруживает фракцию не растворившихся на дне белых полупрозрачных кристаллов. Задавшись целью пронаблюдать эффект поданного столь коварным способом препарата, Шульгин, недолго думая, опрокидывает весь стакан, полностью сфокусировавшись на действии предполагаемого анестетика. Конечно, попытка терпит полный провал и через пару минут бравый моряк полностью отключается. Какое зелье дало столь быстрый и ошеломительный результат?
«Мне сообщили, что „наркотик“ белого цвета, который лежал на дне моего стакана с апельсиновым соком и который поверг меня, собиравшегося следить за происходящим и защищаться, в коматозное состояние, которое позволило хирургу проделывать со мной все, что угодно, был всего-навсего сахаром. Какой-то грамм сахара лишил меня сознания, потому что я твердо ожидал именно этого действия. Сила обыкновенного плацебо, способного радикально изменить состояние сознания, оказала на меня сильное впечатление. Участие разума в том, что случилось со мной, было, без сомнения, реальным, и я решил, что, возможно, его роль и была главной».
ТИТУЛЬНЫЙ ЛИСТ PHD ШУЛЬГИНА
Пережив на своей шкуре максимально достижимый эффект плацебо, Александр Федорович окончательно определился с предметом своих научных изысканий. Что происходит в человеческом разуме при принятии любого вещества, пусть даже самого невинного? Как выстраивается связь между индивидом и принимаемым им препаратом в смысле отношения ожидаемого эффекта и его подлинного действия? Как нащупать грань между психическим и соматическим следствием приема как активных, так и неактивных веществ? Ответы на каждый из этих вопросов лежали в области психофармакологии и требовали одинаково глубокого понимания и основных законов высшей нервной деятельности, и принципов действия психоактивных веществ. При этом наркотики стали основным объектом исследований Шульгина по вполне рациональной причине. Если развивать дихотомию «человек-вещество», то первый выступает в качестве непредсказуемой переменной, так как причина измененного состояния сознания может скрываться в самом сознании. Оно может произвольно усиливать или ослаблять действие употребленного препарата, в случае плацебо создавать ощутимый эффект всего лишь вокруг своей убежденности в активности вещества и, в конце концов, переходить в измененное состояние без каких-либо веществ вообще (в контексте медитации или некоторых религиозных практик). А вот сами наркотики, в свою очередь, обладают куда более предсказуемым и поддающимся подтверждению действием. Иными словами, ПАВ в работах Шульгина стали инструментами познания психики, а отдельный человек — мерилом их эффективности.
Сразу после демобилизации дорога к высшему образованию продолжается. Гарвард было решено оставить позади и снова попытать счастья в Беркли: всё-таки почти дома, да и гарвардский снобизм оставил не самые лучшие впечатления. Шульгин возвращается в Калифорнию и… снова терпит фиаско в том же самом проклятом тесте на грамматику. Но в этот раз комиссия принимает во внимание заслуги ветерана мировой войны и разрешает пересдать. В 1947-м двери Калифорнийского университета наконец открылись, и спустя два года наш герой получает степень бакалавра. В 1954-м он заканчивает диссертацию на тему синтеза и изотопного мечения аминокислот и становится доктором философии.
C Беркли было связано и знакомство с первой женой, Ниной. Впервые они встретились на собрании одного из студенческих клубов Калифорния-Холл. Сложно сказать, что привлекло ее больше: преследовавший Сашу запах лабораторного ванилина или русские корни, — Нина изучала филологию и лингвистику, специализируясь на славянских языках, и, по признанию самого Шульгина, знала русский даже лучше, чем он сам. Так или иначе, как это часто бывает у не очень общительных людей, первые же серьезные отношения вскоре привели к браку. В конце 40-х Александр Федорович женится на своей рыжеволосой возлюбленной с шотландскими корнями, и всего через год у них рождается сын. Мальчика назвали Теодором — в честь деда. Несмотря на то, что у его супруги имелись довольно стойкие внутренние барьеры касательно психоделиков (как вспоминал потом сам Шульгин, ее мир был во многом закрыт для нее самой), все годы замужества Нина относилась к экспериментам мужа с неподдельным участием. К примеру, регулярно брала на себя роль «сиделки» во время полевых испытаний каждого нового изобретения, непременно производимых автором на себе.
Еще до обретения PhD Шульгин вместе со своими однокурсниками, Дэвидом и Элис Шварц, принимает участие в запуске Bio-RadLaboratories. Деловая часть ложится на молодую пару, а сам он непосредственно руководит исследованиями. Но вскоре друзей приходится оставить: Сашу заметил титан американской химической индустрии — DowChemical.
