- Существуют методы лечения для стойких амнезий, - сказал он. - Наркотики, гипноз, но большинство уже были опробованы.
- Но ты, Кристина, уникальный случай, ты сама себе можешь помочь, - сказал он, и когда я спросила его, почему, он ответил, потому что я отличаюсь от большинства страдающих амнезией.
- Картина твоих симптомов такова, что позволяет предположить, что твои воспоминания не потеряны навсегда, - сказал он. - Ты можешь помнить события в течение нескольких часов. Вплоть до того, как ты заснёшь. Ты даже можешь дремать и всё равно, когда проснёшься, будешь помнить всё, ровно до тех пор, пока не заснёшь глубоким сном. Это очень необычно. Большая часть людей страдающих амнезией теряют воспоминания каждые несколько секунд...
- И? - спросила я.
Он толкнул по столу ко мне коричневый блокнот.
- Думаю, тебе стоит задокументировать лечение, твои чувства, впечатления и воспоминания. Здесь.
Я протянула руку и взяла блокнот. Его страницы были пустыми.
«Так это и есть лечение? - подумала я. - Вести дневник? Я хочу помнить события, а не просто записывать их.»
Должно быть, он почувствовал моё разочарование.
- Я надеюсь, что запись воспоминаний может вызвать другие воспоминания, - сказал он. - Эффект может быть коммулятивным.
Я помолчала. А у меня есть выбор? Вести дневник или остаться такой навсегда.
- Хорошо, - сказала я.
- Отлично, - сказал он. - Я записал свой номер на форзаце. Звони, если запутаешься. Я взяла блокнот и сказала, что позвоню. После длинной паузы он снова заговорил:
- Недавно мы плодотворно поработали с твоим ранним детством. Мы рассматривали картинки. Вот такие.
Я ничего не ответила, и он вытащил из папки фотографию.
- Сегодня я хочу, чтобы ты посмотрела на эту фотографию, - сказал он. - Узнаёшь?
|
|
На фотографии был изображён дом. Сначала он показался мне абсолютно незнакомым, но затем я увидела истёртую лестницу, которая вела к входной двери, и неожиданно поняла. Это дом, в котором я выросла. В этом доме я ожидала оказаться, когда проснулась сегодня утром. Он выглядел по-другому, как-то менее реально, но, несомненно, это был он. Я с трудом сглотнула.
- Я здесь жила, когда была ребёнком, - сказала я.
Он кивнул, и сказал мне, что большая часть моих ранних воспоминаний не затронута.
Он попросил меня описать, как выглядит дом внутри.
Я рассказала ему то, что помнила, что парадная дверь ведёт прямо в гостиную, что в задней части дома маленькая столовая, что посетителям рекомендовали идти по аллее, которая отделяла наш дом от соседнего, и заходить прямо на кухню позади.
- Что ещё? - спросил он. А что наверху?
- Две спальни, - сказала я. - Одна в передней части, а другая - сзади. Ванна и туалет рядом с кухней, в глубине дома. Они были отдельным строениями, пока их не соединили с остальной частью дома двумя кирпичными стенами и крышей из гофрированного пластика.
- Что ещё?
Не знаю, чего он ещё хотел.
- Я не понимаю... - сказала я.
Он спросил, помню ли я мелкие детали. И именно тогда я вспомнила.
- Моя мама хранила банку в кладовке, на которой было написано «Сахар», - сказала я.- Она хранила там деньги. Она прятала её на верхней полке рядом с джемами. Она сама их варила. Мы собирали ягоды в лесу, в который приезжали. Только я не помню, где это. Мы втроём шли вглубь леса и собирали ежевику. А потом моя мама её варила, чтобы сделать джем.
|
|
- Хорошо, - сказал он, кивая. - Отлично! Он записывал что-то в папку перед ним.
- А что насчёт этих?
Он показал мне ещё пару фотографий. На одной - женщина, в которой спустя пару минут, я узнала свою мать. На другой - я.
Я рассказала ему всё, что смогла. Когда я закончила, он отложил их в сторону.
- Хорошо. Ты вспомнила о детстве гораздо больше, чем обычно. Думаю, что это из-за фотографий, - он сделал паузу. - В следующий раз я покажу тебе ещё несколько.
Я согласилась. Интересно, где я взяла эти фотографии, откуда он знает о моей жизни то, чего я и сама не знаю.
- Можно я оставлю её себе? - спросила я. - Фотографию моего старого дома. Он улыбнулся:
- Конечно!
Он протянул фотографию мне, и я засунула её между страниц блокнота.
Он отвёз меня назад и объяснил, что Бен не знает о наших встречах, но как он сказал мне, я должна подумать, хочу ли я рассказывать ему о дневнике.
- Ты можешь почувствовать, что что-то сдерживает тебя, что ты не хочешь писать о чём- либо. Думаю, очень важно, чтобы ты писала то, что хочешь. Плюс Бена может не обрадовать то, что ты решила предпринять ещё одну попытку лечения. - Он замолчал. - Возможно, лучше скрывать это.
- Но как тогда я буду вести дневник? - спросила я. Он ничего не ответил. У меня появилась идея:
- Ты можешь напоминать мне? Он сказал мне, что будет.
- Но тебе нужно сказать мне, где ты будешь его прятать.
Мы остановились перед домом. Только, когда он остановил машину, я поняла, что это
мой дом.
- В шкафу для одежды. Я положу его в глубине шкафа.
Я мысленно вернулась к тому, что видела сегодня утром, когда одевалась.
|
|
- В коробку из-под обуви.
- Хорошая идея. Но тебе нужно будет сделать запись сегодня вечером прежде, чем ты уснёшь. В противном случае завтра это будет всего лишь пустой блокнот. И ты не будешь знать, что это.
Я сказала, что так и сделаю, и вышла из машины.
- Береги себя, Кристина.
Сейчас я сижу в кровати, жду мужа и смотрю на фотографию дома, в котором я выросла. Он кажется таким нормальным, таким земным. Таким знакомым. Как я перенеслась оттуда сюда? Что произошло? Какова история моей жизни? Я слышу, что пробили часы в гостиной. Полночь. Бен поднимается по лестнице.
Я спрячу дневник в обувной коробке и положу её в шкаф туда, куда обещала доктору Нэшу. Завтра, если он позвонит, я напишу ещё.
Суббота, 10 ноября
Я пишу это в полдень. Бен внизу, читает. Он думает, что я сплю, но я, несмотря на то, что устала, не сплю. У меня мало времени. Я должна закончить до того, как забуду. Я должна сделать эту запись. Я смотрю на часы и засекаю время. Бен предложил сходить прогуляться после обеда. У меня чуть больше часа.
Сегодня я проснулась, не зная, кто я. Когда я открыла глаза, то ожидала увидеть твёрдые углы прикроватного столика, жёлтую лампу, приземистый шкаф в углу комнаты и приглушённых тонов обои с рисунком папоротников. Я ожидала услышать маму, готовящую бекон на завтрак, или отца, насвистывающего во время стрижки изгороди в саду. Я ожидала, что в кровати не буде никого, кроме меня и кролика с оторванным ухом.
Я ошибалась. Я в комнате моих родителей. Так я подумала сначала, но потом поняла, что не узнаю комнату. Она была мне совершенно незнакома. Я забралась обратно в кровать.
«Что-то не так, - подумала я. – Всё ужасно, ужасно неправильно».
К тому времени как я спустилась вниз, я уже увидела фотографии вокруг зеркала, прочитала надписи к ним. Я знала, что я не ребёнок, и даже не подросток. Я уже поняла, что человек, готовящий завтрак внизу и подпевающий радио, не был ни отцом, ни соседом по комнате, ни парнем. Его зовут Бен, и он мой муж. Я замешкалась у входа на кухню. Мне было страшно. Сейчас я его увижу, как в первый раз. Какой он? Будет ли он выглядеть, как на фотографиях? Или же они не давали точное представление о нём? Может быть, он будет старше, толще, лысее? Какой у него голос? Как он двигается? Насколько удачное у меня замужество?
Видение появилось неизвестно откуда. Женщина. Моя мама? Говорила мне быть осторожнее. Выходить замуж в спешке...
Я открыла дверь. Бен стоял ко мне спиной, переворачивая лопаткой шипящий и брызжущий бекон. Он не слышал, как я вошла.
- Бен? - сказала я. Он резко повернулся ко мне.
- Кристина? Ты в порядке?
Я не знала, что ответить, и поэтому сказала:
- Да, думаю, да.
Тогда он улыбнулся, кажется, он почувствовал облегчение, и я тоже.
Он выглядел старше, чем на фотографиях наверху, на его лице было больше морщин, его волосы начали седеть и немного выпадать на висках, но это делало его ещё более привлекательным. Его подбородок обладал силой, подходящей более пожилому мужчине, а его глаза светились озорством. Я поняла, что он напоминает слегка постаревшую версию моего отца.
Я могла бы найти и хуже. Куда хуже.
- Ты уже видела фотографии? - спросил он. - Не волнуйся. Я всё объясню. Почему бы тебе не присесть?
Он указал жестом:
- Столовая там. Я буду через мгновение. Вот, возьми.
Он дал мне мельницу с перцем, и я пошла в столовую. Несколькими минутами позже он последовал за мной с двумя тарелками. Он поставил тарелки с бледными полосками бекона, плавающими в жире, поджаренные яйца и хлеб. И пока я ела, объяснил, как мне дальше
жить.
Он сказал, что сегодня суббота, что он работает пять дней в неделю учителем. Он рассказал про телефон в моей сумке, про доску, прикреплённую к стене на кухне. Он показал мне, где наш резервный фонд, две двадцатифунтовые банкноты, туго свёрнутые и засунутые за часы на каминной полке, и альбом, в котором я могу увидеть частички своей жизни. Он сказал, что вместе мы справимся. Не уверена, что поверила ему, но ничего другого, похоже, мне не остаётся.
Я закончила есть и помогла ему убрать посуду.
- Может быть, пойдём на прогулку попозже, - спросил он. - Если ты хочешь? Я сказала, что хочу. Кажется, он был доволен ответом.
- Мне только нужно сделать доклад, - сказал он. - Хорошо?
Я поднялась наверх. Когда я осталась одна, моя голова закружилась, пустая и полная одновременно. Я ничего не могла понять. Всё казалось нереальным. Я посмотрела на дом, в котором сейчас была, на дом, который, как я теперь знала, мой, глазами, которые никогда не видели его прежде. На мгновение я почувствовала себя так, как будто бегу. Мне нужно успокоиться.
Я села на угол кровати. Я справлюсь с этим, подумала я. Наведу порядок в доме. Займу себя. Я взяла подушку, чтобы взбить её, в это время что-то начало звонить. Я не знала, что это. Это была тихая, настойчивая, тоненькая мелодия. Моя сумка лежала у ног, и когда я подняла её, поняла, что звонок, похоже, идёт из неё. Я вспомнила, что Бен говорил мне о телефоне. Когда я нашла его, он светился. Некоторое время я смотрела на телефон. Часть меня, похороненная глубоко внутри, или где-то на краю памяти точно знала, что это за звонок. Я ответила.
- Алло? - мужской голос. - Кристина? Кристина, ты там? Я ответила, что да.
- Это твой доктор. С тобой всё в порядке? Бен рядом?
- Нет, - сказала я. - Он... Что это значит?
Он назвал мне своё имя, и рассказал, что мы работаем уже несколько недель.
- Над твоей памятью, - сказал он, и когда я не ответила, он продолжил, - Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Посмотри в шкафу в спальне.
Он сделал паузу прежде, чем продолжить:
- Там, на полу, стоит коробка из-под обуви. Загляни в неё. Там должен быть блокнот. Я посмотрела на шкаф в углу комнаты.
- Откуда ты всё это знаешь?
- Ты сказала мне, - ответил он. - Мы виделись вчера. Мы решили, что ты будешь вести дневник. Ты сказала мне, где будешь его прятать.
Я не верю тебе, хотелось сказать мне, но мне показалась, что это будет невежливым, да и не было полностью правдой.
- Посмотришь? - спросил он. Я ответила, что посмотрю, тогда он добавил. - Посмотри прямо сейчас. Не говори ничего Бену. Посмотри.
Я ещё не закончила телефонный разговор, но подошла к шкафу. Он был прав. В шкафу на полу стояла коробка из-под обуви, голубая коробка с надписью "Школа" на неподходящей по размеру крышке, а внутри её лежал блокнот, завёрнутый в ткань.
- Он у тебя? - спросил доктор Нэш.
Я вытащила его и развернула. Он был в коричневом кожаном переплёте и выглядел
дорогим.
- Кристина?
- Да. Он у меня.
- Хорошо. Ты его читала?
Я открыла первую страницу. Меня зовут Кристина Лукас, было написано в начале. Мне сорок семь. У меня амнезия.
Я занервничала, заволновалась. Это было похоже на шпионаж, но за самой собой.
- Да, - сказала я.
- Замечательно!
Потом он сказал, что позвонит завтра, и на этом мы закончили разговор.
Я не двигалась. Там, на корточках у открытого шкафа и неубранной кровати, я начала читать. Сначала, я почувствовала разочарование. Я ничего не помнила из того, что написала. Ни доктора Нэша, ни офиса, в который он привёл меня, ни задачи, которые мы решали. Несмотря на то, что я слышала его голос, я не могла представить его себе или себя с ним. Дневник был похож на выдумку. Но затем я нашла фотографию, засунутую между страниц дневника. Дом, в котором я выросла, дом, в котором я ожидала проснуться этим утром. Он настоящий, это моё доказательство. Я встречалась с доктором Нэшем, и он дал мне эту фотографию, этот кусочек моего прошлого.
Я закрыла глаза. Вчера я описала дом моего детства, банку из-под сахара в кладовой, сбор ягод в лесу. Помню ли я ещё всё это? Смогу ли я вспомнить ещё что-нибудь? Я подумала о моей маме, отце, желая, чтобы появились ещё какие-нибудь воспоминания. Потихоньку начали появляться картинки. Неяркий оранжевый ковёр, оливко-зелёная ваза. Желтый детский комбинезон с розовой уткой, пришитой на груди, и клепками до середины. Пластмассовое тёмно-синее кресло для ребёнка и горшок грязно-розового цвета. Цвета и формы, но ничего, описывающее жизнь. Вообще ничего. Я подумала, что хочу увидеть родителей. И тогда впервые я осознала, что каким-то образом знаю, что они мертвы.
Я вздохнула и села на край незаправленной кровати. Между страниц дневника лежала ручка и я, не задумываясь, взяла её, намереваясь сделать запись. Я открыла его на нужной странице, и закрыла глаза, чтобы сосредоточиться.
И именно тогда это и произошло. Осознание ли того, что мои родители умерли, вызвали остальные воспоминания, я не знаю, но у меня было чувство, как будто мой мозг проснулся от долгого, глубокого сна. Он ожил. Но не постепенно, а толчком. Электрическая вспышка. Неожиданно я уже сидела не в спальне с чистой страницей дневника передо мной, а где-то в другом месте. Назад в прошлое, в прошлое, которое я потеряла, и я могла дотронуться, почувствовать и ощутить вкус всего-всего. Я поняла, что я всё помню.
Я увидела себя, идущую домой, в дом, в котором я выросла. Мне тринадцать или четырнадцать, стремясь продолжить историю, которую пишу, но нахожу записку на кухонном столе.
"Нам нужно было отъехать." - гласила она. Дядя Тэд заберёт тебя в шесть. Я беру напиток и сэндвич и устраиваюсь со своим блокнотом.
Миссис Ройс сказала, что мои истории сильные и трогательные. Она думает, что я могла бы сделать на них карьеру. Но я не могу придумать, что написать, не могу сконцентрироваться. Я в тихой ярости. Где они? Что они делают? Почему не взяли меня с собой? Я скомкала бумагу и выбросила её.
Видение исчезло, но следом за ним появилось другое. Сильнее. Реальнее. Мой отец
везёт нас домой. Я сижу на заднем сидение машины, смотрю на пятно на стекле. Мёртвая муха. Кусок щебня. Не знаю. Я что-то говорю, но не знаю, что собираюсь сказать.
- Когда вы собирались мне рассказать? Никто не ответил.
- Мам?
- Кристина, - сказала мама. - Не надо.
- Пап? Когда ты собирался мне рассказать? Тишина.
- Ты умрёшь? - спрашиваю я, по-прежнему глядя на пятно на окне. - Папочка? Ты умрёшь?
Он оглянулся, посмотрел на меня и улыбнулся:
- Конечно же, нет, мой ангел. Конечно же, нет. Пока не стану старым-старым. И пока у меня не будет много-много внуков!
Я знала, что он врёт.
- Мы будем бороться, - сказал он. - Обещаю.
Вздох. Я открываю глаза. Видение закончилось, исчезло. Я сижу в спальне, в спальне, в которой проснулась этим утром, и всё же одно мгновение она выглядела по-другому. Совершенно плоская. Бесцветная. Лишённая энергии, как будто я смотрела на фотографию, которая выгорела на солнце. Как будто вибрация прошлого вымыла всю жизнь из настоящего.
Я посмотрела на дневник. Ручка выскользнула из пальцев, прочертив синюю линию на странице.
Сердце забилось в груди. Я вспомнила кое-что. Кое-что большое, кое-что важное. Незабытое. Я подобрала ручку с пола и начала писать. Когда я закрыла глаза и попыталась вернуть воспоминание, у меня получилось. Я. Мои родители. Едем домой. Оно всё ещё здесь. Не такое яркое, как будто оно исчезало со временем, но всё ещё здесь. Тем не менее, я рада, что записала его. Я знаю, что в конечном итоге оно исчезнет. По крайней мере, оно ещё не совсем забыто.
Бен должно быть закончил свой доклад. Он крикнул снизу, спрашивая, готова ли я. Я сказала, что готова.
Я спрячу дневник в шкаф, найду куртку и какую-нибудь обувь. Позже я напишу больше.
Если вспомню.
Всё это было написано несколько часов назад. Мы гуляли весь день после обеда, но сейчас вернулись домой. Бен на кухне, готовит рыбу на ужин. У него включено радио, и звуки джаза долетают до комнаты, где я сижу и пишу.
Я не предложила помочь в приготовлении еды, я слишком спешила наверх и записать то, что я видела сегодня, но он, кажется, и не возражал.
- Ты можешь пока вздремнуть, - сказал он. - Минут сорок пять до того, как мы будем ужинать.
Я кивнула.
- Я позову тебя, когда он будет готов.
Я посмотрела на часы. Если я буду писать быстро, мне хватит времени.
Когда мы ушли из дома, ещё не было часа. Мы ехали недолго. Припарковали машину у низкого, приземистого здания. Оно выглядело заброшенным. В каждом заколоченном окне
сидело по оному серому голубю, а двери были закрыты гофрированным железом.
- Это бассейн, - сказал Бен, когда вышел из машины. - Думаю, летом он открыт. Пошли? Бетонная дорожка, извиваясь, шла к вершине холма. Мы шли в тишине, слыша лишь редкое карканье ворон, которые сидели на пустом футбольном поле, да жалобный лай
собаки, детские голоса и гул города.
Я подумала о своём отце, его смерти и о том, что хотя бы немного помню об этом. Я наблюдала за одинокой бегуньей на беговой дорожке, пока дорожка не увела нас за высокие изгороди к вершине холма. Здесь я уже увидела жизнь. Маленький мальчик запускал змея, а его отец стоял рядом с ним, девушка шла с собачкой на длинном поводке.
- Это Парламентский холм, - сказал Бен. - Мы часто приходим сюда.
Я ничего не ответила. Город простирался перед нами под низкими облаками. Он казался безмятежным. Меньше, чем я представляла. Вдалеке я видела все дороги, которые шли от него к низким холмам. Я увидела опоры телекоммуникационной башни, собор Святого Павла, электростанции в Баттерси, очертания которых, не знаю почему, хоть и смутно, но узнала. Были и другие, менее знакомые достопримечательности: стеклянное здание по форме напоминающее толстую сигару, гигантское колесо вдалеке. Как и моё собственное лицо, этот вид казался чужим, но каким-то знакомым.
- Кажется, я узнаю это место, - сказала я.
- Да. Мы приходим сюда уже некоторое время, хоть вид и постоянно меняется.
Мы пошли дальше. Большинство скамеек были заняты одним человеком или парами. Мы направились мимо вершины холма к одной из них и сели. Я почувствовала запах кетчупа - наполовину съеденный бургер лежал под лавочкой в картонной коробке. Бен аккуратно поднял её и выкинул в одно из мусорных вёдер, затем вернулся и сел рядом со мной. Он показал на какую-то достопримечательность.
- Это Кэнери-Уорф, - сказал он, жестом указывая на здание, которое даже на расстоянии, выглядело неизмеримо высоким. - Думаю, оно было построено в начале девяностых. Там находятся офисы и тому подобное.
Девяностые. Странно слышать о десятилетии, которое я не могу вспомнить, как прожила, ёмко выраженном одним словом. Должно быть, я упустила столько много. Столько музыки, столько фильмов и книг, столько новостей. Катастроф, трагедий, войн. Целые страны могли развалиться на куски, пока я блуждала, забывая всё день ото дня. Столько моей собственной жизни. Столько видов, которые я не узнаю, независимо от того, что я вижу их каждый день.
- Бен? Расскажи мне о нас.
- Нас? О чём ты?
Он повернулся ко мне лицом. Порыв ветра с холма холодом пахнул мне в лицо. Где-то загавкала собака. Я не знала, сколько я могу сказать. Он думал, что я вообще ничего о нём не помню.
- Извини. Я не знаю ничего обо мне и о тебе. Я даже не знаю, как мы познакомились или когда поженились, вообще ничего.
Он улыбнулся и подвинулся так, чтобы наши тела соприкоснулись. Он положил руку мне на плечо. Я начала отдаляться, но потом вспомнила, что он не чужой, что я замужем за ним.
- Что ты хочешь знать?
- Не знаю. Как мы познакомились?
- Ну, мы оба учились в интернете. Ты только начала учиться в аспирантуре. Помнишь? Я отрицательно покачала головой:
- Не совсем. Что я изучала?
- Ты получила степень по английскому, - ответил он, и видение быстро и резко мелькнуло передо мной.
Я увидела себя в библиотеке и вспомнила смутные идеи диссертации о феминистической теории и литературе начала двадцатого века. Хотя на самом деле, я писала диссертацию между делом, в перерывах в написании романа. Моя мама не могла этого понять, но, по крайней мере, считала допустимым.
Сцена повисела ещё мгновение, мерцая, настолько реальная, что я почти могла дотронуться до неё, но потом Бен заговорил, и она исчезла.
- Я получал степень по химии. Я всё время видел тебя. В библиотеке, в баре - везде. Меня всегда поражало, как ты прекрасно выглядишь, но я не мог заставить себя заговорить с тобой.
Я засмеялась.
- Правда? - я не могла представить себя в роли запугивающей.
- Ты всегда казалась такой уверенной в себе. И сильной. Ты могла сидеть часами в окружении книг, просто читая и делая заметки, потягивая из чашки кофе или ещё что- нибудь. Ты была такой красивой. Я даже не мечтал о том, что ты мной заинтересуешься. Но однажды мне довелось сидеть рядом с тобой в библиотеке, и ты случайно опрокинула чашку, и кофе пролился на мои книги. Ты так извинялась, хоть это едва ли имело значение. Мы вытерли кофе, а потом я настоял на том, чтобы купить тебе другой. Ты сказала, что это ты должна купить мне кофе в знак извинения, и я ответил, хорошо, и мы пошли за кофе. Вот и всё.
Я попыталась представить эту сену, вспомнить нас двоих, молодых, окружённых скучными бумагами, смеющихся. Но не смогла и почувствовала горячий укол грусти. Я представила, как каждая пара должна любить истории о том, как они встретились: кто первым заговорил, что сказал, а у меня нет воспоминаний о нас.
Ветер трепал хвост воздушного змея, который издавал звук, похожий на предсмертный хрип.
- Что было потом? - спросила я.
- Мы встречались. Ну, ты знаешь, как обычно. Я получил степень, ты защитила кандидатскую, а потом мы поженились.
- Как? Кто кому сделал предложение?
- О. Я сделал предложение.
- Где? Расскажи мне, как это произошло.
- Мы были безумно влюблены, - сказал он, отвернулся и посмотрел вдаль. - Мы всё время проводили вместе. Ты снимала дом вместе с кем-то, но ты едва там бывала. Большую часть своего времени ты проводила со мной. Казалось логичный жить вместе, пожениться. Поэтому на день Святого Валентина я купил брусок мыла. Дорогое мыло, из тех, которых тебе по-настоящему нравятся, и я снял обёртку и вдавил в него кольцо, а потом завернул обратно и подарил тебе. А вечером, когда ты готовилась ко сну, нашла его и сказала да.
Я улыбнулась. Всё это было как-то неряшливо, кольцо в мыле, и чревато тем, что я бы не воспользовалась этим мылом и не нашла кольцо в течение нескольких недель. Но всё же это было не лишено романтики.
- А с кем я жила? - спросила я.
- Я как-то не помню. С другом. В любом случае мы поженились на следующий год. В церкви в Манчестере недалеко от дома твоей матери. Это был прекрасный день. Тогда я проходил учительскую подготовку, поэтому у нас было не особенно много денег, но всё же свадьба была прекрасной. Светило солнце, все были счастливы. А потом мы отправились в медовый месяц. В Италию. На озёра. Это было великолепно.
Я попыталась представить церковь, платье, вид из комнаты отеля. Но ничего не получилось.
- Я ничего не помню, - сказала я. - Извини.
Он отвёл взгляд, повернув голову так, что я не могла увидеть его лицо:
- Это не имеет значения. Я понимаю.
- Мало фотографий, - сказала я. - В альбоме, я имею в виду. Там вообще не было фотографий с нашей свадьбы.
- У нас был пожар. В последнем доме, где мы жили.
- Пожар?
- Да. Наш дом сильно обгорел. Мы потеряли много вещей.
Я кивнула. Это нечестно, потерять и память, и вещи, напоминающие о прошлом.
- А что было потом?
- Потом?
- Да. Что было потом? После свадьбы, медового месяца?
- Мы стали жить вместе. Мы были очень счастливы.
- А потом?
Он вздохнул и не ответил ничего. «Этого не может быть, - подумала я. - Это не может описать всю мою жизнь. Это не может быть всем, чего я достигла». Свадьба, медовый месяц, брак. Но чего я ещё ожидала? Что ещё могло произойти? Ответ пришёл неожиданно. Дети. Малыши. Я с содроганием поняла, что именно это отсутствовало в моей жизни, в нашем доме. На каминной полке не было фотографий сына или дочки, с выпуска, спуска по бурной реке, даже простого обыденного позирования перед камерой, а так же ни одной фотографии внуков. У меня нет ребёнка.
Я почувствовала укол разочарования. Неудовлетворённое желание иглой врезалось в моё сознание. Хоть я проснулась, даже не помня, сколько мне лет, но какая-то часть меня, должно быть, знала, что я хочу ребёнка. Неожиданно я услышала, как моя мама описывает биологические часы, как будто они были бомбой.
- Нужно начинать получать от жизни всё, чего ты хочешь, - говорила она, - потому что сегодня с тобой всё в порядке, а уже завтра...
Теперь я поняла, что она имеет в виду: бум! Мои амбиции исчезли, и всё, чего я хотела бы, это иметь детей.
- Это случилось со мной, - сказала она. - Это случится с тобой. Это случается с каждым.
«Но это не случилось, - подумала я. - Вернее случилось, но что-то другое. Я посмотрела на своего мужа.»
- Бен? - сказала я. - Что было потом?
Он посмотрел на меня и сжал мою руку.
- Потом ты потеряла память, - сказал он.
Память. В конечном итоге всё возвращается к этому. Всегда.
Я посмотрела вдаль на город. Солнце висело низко над горизонтом, едва пробиваясь
сквозь облака, отбрасывая длинные тени на траву. Я поняла, что скоро стемнеет. Солнце сядет, а луна взойдёт на небо. Ещё один день закончится. Ещё один день будет потерян.
- У нас никогда не было детей, - сказала я. Это было утверждение.
Он не ответил, но повернулся и посмотрел на меня. Он держал мои руки в своих, растирая их, как будто они замёрзли.
- Нет, - сказал он. - Не было.
На его лице появилось печальное выражение. Из-за себя или меня? Не знаю. Он потёр мои руки, зажав мои пальцы между своих. Я поняла, что, несмотря на смятение, чувствую себя в безопасности с этим человеком. Я видела, что он добрый, заботливый и терпеливый. Не важно, насколько ужасна моя ситуация, всё могло бы быть ещё хуже.
- Почему? - спросила я.
Он ничего не ответил. И посмотрел на меня, на его лице отразилась боль. Боль и разочарование.
- Как это произошло, Бен? - спросила я. - Как я стала такой? Я почувствовал, как он напрягся.
- Ты уверена, что хочешь знать?
Мои глаза остановились на маленькой девочке на трёхколёсном велосипеде в отдалении. Я знала, это точно не первый раз, когда я задавала этот вопрос, не в первый раз он был вынужден объяснять мне. Возможно, я спрашивала ему об этом каждый день.
- Да, - сказала я и поняла, что в этот раз всё по-другому. В этот раз я записала всё, что он рассказал мне.
Он сделал глубокий вздох.
- Это произошло в ледяном декабре. Ты шла с работы, на которой провела весь день, домой, была всего лишь в нескольких шагах. Свидетелей не было. Мы не знаем, пересекла ли ты дорогу вовремя или машина, которая сбила тебя, заехала на тротуар, но в любом случае ты, должно быть, полетела кувырком на капот. Ты очень сильно пострадала. Обе ноги были сломаны. Рука и ключица тоже.
Он сделал паузу. Я слышала гулкий шум города. Движение, самолёт над головой, шум ветра в деревьях. Бен сжал мою руку.
- Говорят, что ты сначала ударилась головой, и поэтому потеряла память.
Я закрыла глаза. Я ничего не могла вспомнить об аварии, и поэтому не рассердилась и даже не расстроилась. Вместо этого я была переполнена каким-то тихим сожалением. Пустота. Рябь на поверхности озера памяти.
Он сжал мою руку, и я положила свою на его, почувствовав холодную твёрдость его обручального кольца.
- Тебе повезло, что ты выжила, - сказал он. Я почувствовала, что бледнею:
- Что случилось с водителем?
- Он не остановился. Он сбежал с места происшествия. Мы не знаем, кто сбил тебя.
- Но кто так делает? - спросила я. - Кто может сбить кого-нибудь и сбежать?
Он ничего не ответил. Не знаю, чего я ожидала. Я подумала о том, что я прочитала о встрече с доктором Нэшем.
«Неврологическая проблема, - сказал он мне. - Структурный или химический. Гормональный дисбаланс.» Полагаю, он имел в виду болезнь. Это просто случается, приходит из неоткуда.
Но мой случай хуже. Кто-то сделал это со мной, этого можно было избежать. Если бы я выбрала другую дорогу домой тем вечером, или если бы водитель машины, которая сбила меня, выбрал бы другую дорогу, со мной бы до сих пор было бы всё в порядке. Сейчас я уже могла бы быть бабушкой.