- У меня ещё есть...? - спросила я.
- Нет, - прервал он. - У тебя был только Адам. Он был единственным ребёнком.
В прошедшем времени. Значит, доктор Нэш знает, что он умер. Я не хотела спрашивать, но знала, что должна.
- Ты знаешь, что он был убит?
Он остановил машину и заглушил двигатель. Парковка была тусклой, освещённой лишь несколькими флуоресцентными лампами, и тихой. Я ничего не слышала, кроме хлопанья дверей и грохота лифта. На мгновение я подумала, что может быть, ещё есть шанс. Может быть, я неправа, и Адам жив. Меня осенила мысль. Адам был для меня таким реальным, когда я читала про него сегодня утром, а его смерть нет. Я попыталась представить или вспомнить, как должна была себя чувствовать, когда узнала, что он был убит, и не смогла. Всё это казалось неправильным. Горе, безусловно, должно было сокрушить меня. Каждый день наполнен непрекращающейся болью, тоской и знанием, что часть меня умерла, и я уже никогда не буду целой. Конечно же, моя любовь к сыну должна быть настолько сильной, чтобы помнить об этой потере. Если он действительно умер, значит, моё горе, разумеется, должно быть сильнее амнезии. Я поняла, что не верю мужу. Я не верю, что мой сын мёртв. На какое-то мгновение счастье замаячило на горизонте, но затем доктор Нэш заговорил.
- Да. Я знаю.
Возбуждение разорвалось внутри меня, как крошечный взрыв, обернувшись своей противоположностью. Хуже, чем разочарование. Более разрушительное, пронизанное болью.
- Как...? - всё, что я смогла сказать.
Он рассказал мне туже историю, что и Бен. Адам, армия, бомба на обочине. Я слушала, стараясь найти в себе силы, чтобы не заплакать. Когда он закончил, на мгновение воцарилась тишина, а потом он положил свою руку на мою.
|
|
- Кристина, - сказал он мягко. - Мне очень жаль.
Я не знала, что сказать. Я посмотрела на него. Он наклонился ко мне. Я посмотрела на его руку, покрытую мелкими царапинами. Я представила, как вечером дома он играет с котёнком, а может щенком, как живёт обычной жизнью.
- Мой муж не рассказывает мне об Адаме. Он хранит все его фотографии в металлической коробке под замком. Для моей же защиты.
Доктор Нэш ничего не ответил.
- Почему он так поступает?
Он посмотрел в окно. Я увидела надпись "сука" на стене напротив нас.
- Позволь задать тот же вопрос. Как ты думаешь, почему он так поступает?
Я погрузилась в мысли. Я перебрала все причины. Таким образом, он может контролировать меня. Иметь надо мной власть. Таким образом, он может лишить меня единственного, из-за чего я почувствую себя полноценной. Я поняла, что не верю, что всё это правда. Я пришла к очевидному выводу:
- Думаю, ему так легче. Не говорить мне, если я не помню.
- Но почему ему так легче?
- Потому что я расстроюсь? Должно быть, тяжело говорить мне каждый день не только то, что у меня был ребёнок, но и то, что он умер. Да ещё и таким ужасным образом.
- Какие-нибудь ещё причины? Я помолчала, а потом поняла.
- Ему, наверное, тоже тяжело. Он ведь отец Адама и... Я подумала о том, как он справляется со своим горем.
- Это очень трудно для тебя, Кристина. Но ты должна помнить, что и Бену тоже тяжело.
Ещё тяжелее, в некоторой степени. Он очень тебя любит, я так думаю, и...
-... а я даже не помню, что он существует.
- Верно, - ответил он. Я вздохнула.
- Я, должно быть, любила его, когда-то. В конце концов, я же вышла за него замуж. Он ничего не ответил.
|
|
Я подумала о том незнакомце, с которым проснулась сегодня утром, о фотографиях нашей совместной жизни, о том сне среди ночи, или воспоминании. Я думала об Адаме, Алфи, о том, что я сделала или помышляла сделать. Паника нарастала внутри меня. Я чувствовала себя в ловушке, из которой не было выхода. Мои мысли метались из одного угла в другой в поисках свободы и выхода. "Бен, - подумала я про себя. - Я могу держаться за Бена. Он сильный".
- Ну и ну, - сказала я. - Я чувствую себя совершенно разбитой. Он повернулся ко мне.
- Я хотел бы помочь тебе чем-нибудь.
Выглядел так, как будто действительно хотел этого, как будто он сделал бы всё, что в
его силах, чтобы помочь мне. Нежность была в его глазах и в том, как его рука лежала на моей, и там, в тусклом полумраке подземной парковки, мне стало интересно, что будет, если я положу свою руку на его или перемещу голову слегка вперёд, пристально глядя в его глаза, чуть-чуть приоткрыв рот. Наклонился бы он тогда ко мне? Попытался бы поцеловать? А я бы позволила? Или он бы подумал, что я нелепая? Глупая? Может быть, я и проснулась сегодня утром, думая, что мне двадцать, но мне уже далеко не двадцать. Мне почти пятьдесят. Я бы почти могла бы его матерью. А вместо этого я смотрю на него. Он в свою очередь сидит абсолютно неподвижно, глядя на меня. Он кажется сильным. Достаточно сильным, чтобы помочь мне. Чтобы разобраться со всем.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, даже не думая, что я собираюсь сказать, но приглушённый звонок телефона прервал меня. Доктор Нэш даже не шелохнулся, не считая того, что убрал свою руку, и я поняла, что это мой телефон.
|
|
Я вытащила звонящий телефон из сумки. Тот, который мне дал муж. "Бен" - было написано на экране. Когда я увидела его имя, поняла, как была несправедлива. Он тоже потерял ребёнка. И он должен был жить с этим каждый день, даже не имея возможности поговорить об этом со мной, прийти к своей жене за поддержкой. И он делал всё это из любви ко мне. А вот, что делаю я, сижу в машине на парковке с мужчиной, которого едва знаю. Я подумала о фотографиях, которые видела сегодня утром в альбоме.
Я и Бен, снова и снова. Улыбающиеся. Счастливые. Влюблённые. Но если бы сейчас я пришла домой и посмотрела на них, я бы увидела лишь того, кого там не хватает. Адама. Но это те же самые фотографии, и на них мы смотрим друг на друга, как будто никого в мире больше не существует. Мы были влюблены. Это очевидно.
- Я перезвоню ему позже, - сказала я и положила телефон обратно в сумку. "Расскажу ему сегодня вечером о дневнике, докторе Нэше, обо всём", - подумала я. Доктор Нэш откашлялся.
- Нам нужно подняться в офис. Пошли.
- Конечно, - сказала я, не глядя на него.
Я начала писать это в машине, пока доктор Нэш вёз меня домой. Большей частью мало разборчивые, торопливые каракули. Доктор Нэш ничего не говорил, пока я писала, но я видела, как он смотрит на меня, как ищет правильные слова. Интересно, о чём он думал. В офисе, он спросил у меня разрешение, обсудить мой случай на конференции, на которую был приглашён.
- В Женеве, - сказал он, не в состоянии скрыть вспышку гордости. Я ответила согласием и представила, как скоро он спросит, можно ли сделать копию моего дневника. Для исследований.
Когда мы приехали домой, он попрощался и добавил:
- Удивлён, что ты писала в дневник в машине. Кажется... ты полна решимости. Похоже, ты не хочешь упустить ничего.
Понимаю, что он имел в виду. Он имел в виду, помешательство. Отчаяние. Отчаяние, с которым я пытаюсь записать всё. И он прав. Я полна решимости. Я вошла в дом и закончила писать уже за обеденным столом, закрыла дневник, положила его в укромное место и медленно разделась.
Бен прислал мне сообщение на телефон: "Давай сходим сегодня вечером куда-нибудь.
Поужинаем. Сегодня пятница".
Я сняла тёмно-синие брюки, которые нашла в гардеробной этим утром, и бледно-
голубую блузку, которая, как я решила, будет лучше всего сочетаться с этими брюками.
Я была сбита с толку. Во время сеанса, я дала доктору Нэшу дневник, и он спросил, может ли он прочитать его, я ответила согласием. Это было до того, как он сказал про встречу в Женеве, и теперь мне интересно, не поэтому ли он попросил дневник.
- Это превосходно! - сказал он, когда закончил читать.
- Очень хорошо. Ты вспомнила много всего, Кристина. Многие воспоминания возвращаются. Нет оснований, чтобы прервать то, что ты делаешь. Ты, наверное, чувствуешь сильное воодушевление...
Я не чувствовала никакого воодушевления. Я чувствовал себя сбитой с толку. Я флиртовала с ним или он со мной? Он же положил свою руку на мою, но я позволила это сделать и не убирала её.
- Ты должна продолжить писать, - сказал он, когда вернул дневник, и я сказала, что буду продолжать.
Теперь в спальне я попыталась убедить себя, что не сделала ничего плохого. Но всё же я чувствовала вину. Потому что мне это нравилось. Внимание, чувство общности. Среди всего, что происходит, это было крошечное пятнышко радости. Я почувствовала себя привлекательной. Желанной.
Я подошла к ящику с нижним бельём. Там, в укромном уголке, я нашла чёрные шёлковые трусики и подходящий к ним бюстгальтер и надела их. Я знала, что это белье, скорее всего, моё, но не ощущала этого. Тем временем я думала о дневнике, который был спрятан в гардеробной. Что Бен подумал, если бы он обнаружил его? Если бы он прочитал всё, что я написала, всё, что я чувствовала? Понял бы он?
Я встала перед зеркалом. "Он бы понял", - сказала я сама себе. Он должен. Я изучала своё тело глазами и руками. Я обследовал его, пробежала пальцами по контурам и неровностям, как будто оно было чем-то новым, подарком. Чем-то, что нужно изучить с нуля. Хоть я и знала, что доктор Нэш не флиртовал со мной, но то непродолжительно время, которое я думала, что флиртовал, я не чувствовала себя старой. Я чувствовала себя живой.
Не знаю, сколько я так стояла. Для меня время тянется практически бессмысленно. Годы пролетели мимо, не оставив и следа. Минуты не существуют. Для меня существовал лишь звон часов внизу, которые показывали мне, что время идёт. Я посмотрела на своё тело, на ягодицы и бёдра, на тёмные волосы на ногах и подмышками.
Я нашла бритву в ванной и намылила ноги, затем провела холодным лезвием по коже. Должно быть, я делала это бесчисленное количество раз. И всё же это кажется странным, почти смехотворным. Я порезала кожу на голени, слабый укол боли, затем кровь навернулась на ранке и побежала вниз по ноге. Я задержала её пальцем, размазав кровь, и поднесла его к губам. Вкус мыла и тёплого металла. Я оставила её течь по снова гладкой коже и затем вытерла влажной салфеткой.
Вернувшись в спальню, я надела чулки и обтягивающее чёрное платье. Выбрала из коробки на комоде золотое ожерелье и подходящие серёжки. Села за трюмо, сделала макияж, накрутила и залакировала волосы. Побрызгала парфюмом на запястья и за ушами.
И всё это время воспоминания всплывали передо мной. Я увидела, как натягиваю чулки, застёгиваю пояс с подвязками и бюстгальтер, но это была другая я в другой комнате. В комнате было тихо. Играла негромкая музыка, и в отдалении были слышны голоса, звук открываемых и закрываемых дверей и слабый звук движения. Я чувствовала спокойствие и счастье. Я повернулась к зеркалу, изучая лицо в свете свечи. "Неплохо, - подумала я. -
Совсем неплохо".
Память была вне досягаемости. Воспоминания мерцали под толщей небытия, и, хотя я могла увидеть некоторые детали, выхватить изображения и моменты, они лежали слишком глубоко, чтобы добраться до них.
Я увидела бутылку шампанского на прикроватном столике. Два бокала. Букет цветов на кровати и карточку. Я поняла, что я в номере отеля, одна, жду мужчину, которого люблю. Я услышала стук, увидела, как я поднялась, подошла к двери, но в этот момент воспоминание закончилось, как будто я смотрела его по телевизору, и, неожиданно, кто-то выключил антенну.
Я подняла глаза и увидела себя. Несмотря на то, что женщина, которую я увидела в зеркале была незнакомкой, а с макияжем и залакированными волосами стала ещё более неузнаваемой, чем обычно, я почувствовала, что готова. Для чего? Не знаю, но я чувствовала, что готова. Я спустилась вниз, чтобы дождаться своего мужа, мужчину, за которого я вышла замуж, мужчину, которого я любила. "Люблю, - напомнила я себе. - Мужчину, которого я люблю".
Я услышала, как в замке поворачиваются ключи, как дверь открылась, как он вытер ноги о коврик. Свист? Или это звук моего дыхания, тяжелый и затруднённый?
Голос.
- Кристина? Кристина, ты в порядке?
- Да. Я здесь.
Кашель, слышно, как он повесил куртку и поставил кейс. Он крикнул:
- Всё хорошо? Я тебе звонил и оставил сообщение.
Скрип лестницы. На мгновение я подумала, что он не зайдёт сначала повидаться со мной, а сразу поднимется наверх в ванну или займётся своими делами, и почувствовала себя глупо и нелепо из-за того, что вырядилась в чью-то одежду, ожидая своего кто-знает- сколько-лет мужа.
Мне вдруг захотелось снять с себя этот наряд, соскрести макияж и превратиться обратно в ту женщину, которой я была, но я услышал, как он заворчал, пока стягивал один за другим ботинки, и поняла, что он сидел и надевал домашние туфли. Лестница снова заскрипела, и он вошёл в комнату.
- Дорогая... - начал он и замолчал. Его глаза пробежались по моему лицу, телу, а затем встретились с моими глазами. Не знаю, что он думал в этот момент.
- Вау! - сказал он. - Ты выглядишь... - он покачал головой.
- Я нашла эти вещи, - сказала я. - Подумала, принарядиться немного. Как-никак пятница ведь. Впереди выходные.
- Да, - сказал он, всё ещё стоя у дверного проёма. - Да. Но...
- Ты хочешь сходить куда-нибудь? Я встала и подошла к нему.
- Поцелуй меня, - попросила я, и, хотя не планировала этого, мне показалось, что я поступаю правильно, поэтому обвила его шею руками.
Он пах мылом, потом и работой. Сладко, как цветные мелки. На меня нахлынуло воспоминание. Я стою на коленях рядом с рисующим что-то Адамом. Но оно не задержалось.
- Поцелуй меня, - снова попросила я. Его руки обвили мою талию.
Наши губы встретились. Сначала едва коснувшись. Так целуют, желая спокойный ночи или доброго утра, так целуют на публике, так поцелуют мать. Я не отпускала его, и он поцеловал меня снова. Также.
- Поцелуй меня, Бен. Как следует.
- Бен, - спросила я позже. - Мы счастливы?
Мы сидели в ресторане, в который ходили раньше, как сказал он, конечно же, я об этом не знала. В рамках на стенах висели фотографии людей, которых я приняла за звезд небольшой величины. Позади стояла раскрытая печь в ожидании пиццы.
Я взяла дыню с тарелки передо мной. Не помню, чтобы заказывала её.
- Я имею в виду, - продолжала я, - мы женаты уже... сколько лет?
- Дай-ка подумать. Двадцать два года.
Это прозвучало невероятно долго. Я подумала о видении, которое у меня возникло, пока я собиралась сегодня вечером. Цветы в номере отеля. Я могла ждать только его.
- Мы счастливы?
Он положил вилку и сделал глоток сухого вина, которое заказал. Пришла какая-то семья и заняла столик рядом с нами. Пожилые родители и их двадцатилетняя дочь. Бен заговорил.
- Мы любим друг друга, если ты это имеешь в виду. Я точно тебя люблю.
Это было сказано, чтобы я в ответ тоже призналась в любви к нему. Мужчины всегда произносят слова "Я люблю тебя" как вопрос. Но что я могла сказать? Он для меня незнакомец. Любовь не может возникнуть вдруг в любую секунду жизни, и не важно, насколько сильно бы мне хотелось верить в обратное.
- Я знаю, что ты не любишь меня, - сказал он. Некоторое время я смотрела на него, шокированная этим заявлением.
- Не волнуйся. Я понимаю, в какой ты оказалась ситуации. Мы оказались. Ты не помнишь, но когда-то мы любили друг друга. Абсолютно, невероятно. Знаешь, как в романах. Как Ромео и Джульетта, и всё такое. - Он попытался засмеяться, но это вышло у него принуждённо и неловко. - Я любил тебя, а ты любила меня. Кристина, мы были счастливы. Очень счастливы.
- До несчастного случая.
Он вздрогнул от этих слов. Неужели я сказала слишком много? Я читала дневник, но говорил ли он мне сегодня о водителе, вбившем меня и сбежавшем с места происшествия. Не знаю, но всё же было бы логично для любого в моей ситуации предположить, что некий несчастный случай имел место быть. Я решила не волноваться об этом.
- Да, - сказал он грустно. - До тех пор мы были счастливы.
- А теперь?
- Теперь? Я бы хотел, чтобы всё было иначе, но я несчастлив, Крис. Я люблю тебя. Я бы не хотел быть с кем-либо ещё.
"А что насчёт меня? - подумала я. - Я несчастна? "
Я посмотрела на столик рядом с нами. Отец придерживал очки на глазах и, щурясь, изучал заламинированное меню, пока его жена снимала с их дочери шляпу и шарф. Девушка, слегка приоткрыв рот, беспомощно сидела на стуле, глядя в никуда. Её правая рука подёргивалась под столом. Тонкая нитка слюны свисала с её подбородка. Её отец заметил мой взгляд, и я отвела глаза и посмотрела на мужа, слишком быстро, чтобы создалось впечатление, что я не наблюдала за ними. Они, должно быть, уже привыкли к тому, что
люди отводят взгляд слишком поздно.
Я вздохнула.
- Хотела бы я помнить, что случилось.
- Что случилось? - спросил он. - Почему?
Я подумала обо всех тех воспоминаниях, которые приходят ко мне. Они были краткими, мимолётными. Сейчас они ушли. Исчезли. Но я их записала. Я знала, что они существуют, всё ещё существуют, где-то. Они просто потеряны. Я уверена, что должен быть ключ, воспоминание, которое разблокирует все остальные воспоминания.
- Я просто думаю, что если я смогу вспомнить несчастный случай, тогда, возможно, я смогу вспомнить и другие моменты. Не все, но достаточно. Например, нашу свадьбу, наш медовый месяц. Я даже не могу вспомнить этого.
Я сделала глоток вина. Я чуть не произнесла имя нашего сына, вспомнив, что Бен не знает, что я прочитала о нём.
- Просто проснуться и вспомнить, кто я, было бы уже достаточно. Бен сцепил пальцы и опёрся подбородком о них.
- Врачи сказали, что этого не произойдёт.
- Но они ведь не знают наверняка, не так ли? Они же могут ошибаться?
- Сомневаюсь.
Я поставила бокал на стол. Он ошибается. Он думает, что всё потеряно, что моё прошлое полностью исчезло. Может быть, именно сейчас и нужно рассказать ему о тех разрозненных кусочках воспоминаний, которые у меня были, о докторе Нэше. О моём дневнике. Обо всём.
- Но я время от времени вспоминанию события, - сказала я. Он выглядел удивлённым. - Я думаю, что воспоминания возвращаются ко мне вспышками.
Он расцепил руки.
- Правда? Какие именно воспоминания?
- О, когда как. Иногда ничего особенного. Просто странные чувства, ощущения. Видения. Немного похожие на сны, но они кажутся слишком реальными, чтобы быть выдуманными.
Он ничего не ответил.
- Должно быть, это воспоминания.
Я ждала, что он спросит больше, захочет, чтобы я ему рассказала всё, что видела, так же и то, каким образом я узнала, что эти вспоминания настоящие. Но он молчал. И продолжал печально смотреть на меня. Я подумала о воспоминаниях, которые описала, о том, как он предложил мне вино на кухне в нашем первом доме.
- У меня было воспоминание о тебе, - сказала я. - О тебе намного моложе...
- И что же я делала?
- Ничего особенного. Просто стоял на кухне.
Я подумала о девушке и её родителях, сидящих всего в нескольких футах от нас. Мой голос снизился до шепота:
- Целовал меня. Он улыбнулся.
- Я подумала, что если я способна вспомнить одно событие, то, возможно, могу вспомнить и остальные....
Он протянул руку через стол и взял мою.
- Но дело в том, что завтра ты не вспомнишь об этом событии. В этом и заключается проблема. У тебя нет фундамента, на котором можно выстроить здание памяти.
Я вздохнула. То, что он говорит, правда. Я не смогу записывать всё, что случилось со мной до конца моей жизни и уж тем более читать всё это каждый день. Я посмотрела на семью рядом с нами. Девушка неуклюже зачерпывала ложкой суп с овощами и подносила её ко рту, капая на салфетку, которую её мать повязала вокруг её шеи. Я представила их разрушенные жизни, посвящённые уходу за больной, а ведь они были свободны от этой роли сиделок годы назад. Я подумала, что у нас то же самое. Мне тоже нужна тщательная опека. И, я поняла, что Бен любит меня так же, как и они своего ребёнка, но это никогда не будет взаимно. И всё же мы отличаемся. Может быть, у нас ещё есть надежда.
- Ты хочешь, чтобы мне стало лучше? - спросила я. Он посмотрел на меня удивлённо.
- Кристина, пожалуйста...
- Может быть, мне встретиться с кем-нибудь? С доктором?
- Мы уже пробовали...
- Но что может быть плохого, если попробовать снова? Технологии со временем развиваются. Может быть, уже есть новый метод лечения?
Он сжал мою руку.
- Кристина, нет никаких новых методов. Поверь мне. Мы уже испробовали всё.
- Что? Что мы пробовали?
- Кристина, пожалуйста. Не надо...
- Что мы пробовали? Что?
- Всё. Ты не представляешь, что это было такое.
Похоже, ему было некомфортно. Его глаза метались туда-сюда, как будто он ожидал, что его ударят, но не знал с какой стороны. Я могла тогда задать самый главный вопрос, но не сделала этого.
- На что, Бен? Мне нужно знать. На что это было похоже? Он ничего не ответил.
- Расскажи мне!
Он поднял голову и сглотнул. Он выглядел пугающе: лицо красное, глаза широко открыты.
- Ты была в коме, - начал он. - Все думали, что ты умрёшь. Но не я. Я знал, что ты сильная, что ты сможешь с этим справиться. Я знал, что тебе станет лучше. А затем, однажды, мне позвонили из больницы и сказали, что ты очнулась. Они думали, что это чудо, но я знал, что дело обстоит иначе. Это ты, моя Крис, вернулась ко мне. Ты была ошеломлена, сбита с толку. Ты не знала, где находишься и не могла вспомнить ничего о несчастном случае, но ты узнала меня и свою мать, хотя ты и не знала, кто мы такие. Они говорили, чтобы мы не волновались, что потеря памяти после таких тяжёлых травм - это нормально, что всё пройдёт. Но потом...
Он пожал плечами и посмотрел на салфетку, которую держал в руках. На какое-то мгновение мне показалось, что он не собирается продолжать.
- Что потом?
- Кажется, тебе стало хуже. Однажды я пришёл к тебе, и ты даже понятия не имела, кто я такой. Ты подумала, что я доктор. А потом ты забыла, кто ты тоже. Ты не могла даже вспомнить своё имя, в каком году родилась. Ничего. Врачи поняли, что у тебя так же
перестали формироваться новые воспоминания. Они проводили тесты, делали анализы. Они делали всё. Но это не дало результатов. Они сказали, что авария повредила твою память. Что так теперь будет постоянно. Что нет никакого лекарства, что они ничего не могут сделать.
- Ничего? Они ничего не делали?
- Нет. Они сказали, что твоя память либо вернётся, либо нет. И чем дольше ты будешь жить без неё, тем меньше шансов, что она вернётся. Они сказали мне, что единственное, что я могу сделать, это присматривать за тобой. И именно это я и пытался делать.
Он взял обе мои руки в свои, поглаживая пальцами их и задевая твёрдый ободок обручального кольца и наклонился вперёд так, что его голова оказалась всего лишь в нескольких сантиметрах от моей.
- Я люблю тебя, - прошептал он, но я не смогла ответить. И остаток ужина мы доедали практически в тишине.
Я чувствовала, что негодование нарастает во мне. Злость. Кажется, что он уже решил, что мне нельзя помочь. Так непреклонно. Вдруг я поняла, что больше не ощущаю желания рассказать ему о своём журнале или докторе Нэше. Наоборот, мне хочется сохранить это в секрете ещё какое-то время. Мне казалось, что это единственное, про что я могу сказать
«моё».
Мы пришли домой. Бен сделал себе кофе, а я пошла в ванну. Там я написала столько, сколько смогла, затем сняла одежду и макияж и надела халат.
Ещё один день подошёл к концу. Скоро я пойду спать, и мой мозг начнёт всё удалять. Завтра я пройду через всё это снова. Я поняла, что у меня нет никакой цели. И не могло быть. Всё, чего я хочу, быть нормальной. Жить, как все остальные, когда опыт основывается на опыте, каждый следующий день вытекает из предыдущего. Я хочу вырасти, узнать разные вещи. Там, в ванной, я подумала о своём возрасте. Я пыталась представить, на что похожа жизнь в таком возрасте. Неужели я буду и в семьдесят и в восемьдесят просыпаться, думая, что моя жизнь только начинается? Неужели буду просыпаться, даже не представляя, что мои кости старые, а суставы потеряли былую подвижность? Я не могу представить, что со мной будет, когда я обнаружу, что вся моя жизнь осталась позади меня, что всё уже произошло, и мне даже нечем это доказать. Нет сокровищницы воспоминаний, нет богатого опыта, нет накопленной мудрости, чтобы жить дальше. Что мы такое, если не скопление воспоминаний? Как я буду себя чувствовать, когда посмотрю в зеркало и увижу отражение бабушки? Не знаю, но сейчас мне нельзя об этом думать.
Я услышала, как Бен вошёл в спальню и поняла, что не смогу положить дневник в гардероб, поэтому положила его на стул рядом с ванной под свою одежду. "Переложу его позже, - подумала я, - когда Бен уснёт". Я выключила свет и вышла из ванны.
Бен сидел на кровати и смотрел на меня. Я ничего не сказала, но легла рядом с ним. И поняла, что он голый.
- Я люблю тебя, Кристина, - сказал он и начал целовать меня, шею, щеки, губы.
Его дыхание было горячим и немного пахло чесноком. Я не хотела целоваться с ним, но не оттолкнула его. "Я же сама просила этого", - подумала я. Надев это глупое платье, сделав макияж, побрызгавшись духами, попросив его поцеловать меня, перед тем, как мы пошли в ресторан. Я повернулась к нему лицом и, хоть я и не хотела этого, ответила на поцелуй.
Я попыталась представить нас в доме, который мы только что купили, срывающих друг с друга одежду по пути в спальню, а наш неприготовленный обед пылится на кухне. Я
сказала себе, что, должно быть, я любила его тогда, а иначе, зачем бы я вышла за него замуж? Поэтому не должно быть причины, чтобы не любить его сейчас. Я сказала себе, что то, что я делаю важно, что это выражение любви и благодарности, и когда его рука двинулась к моей груди, я не остановила его, а попыталась убедить себя, что это естественно и нормально. Я так же не остановила его, когда его рука скользнула между моих ног, и только я знала, когда позже, много позже, я начала тихо постанывать, это было не из-за того, что он делал. Это не были стоны удовольствия, но стоны страха из-за того, что я увидела, когда закрыла глаза.
Я в номере отеля. В том же, в котором, как я видела ранее, я готовилась к вечеру. Я увидела свечи, шампанское, цветы. Я услышала стук в дверь, увидела, как я поставила бокал, из которого пила, и встала, чтобы открыть. Я ощущала волнение, ожидание. Воздух был наполнен обещанием. Секса и освобождения. Я подошла к двери, взялась за ручку, твёрдую и холодную, глубоко дыша. Наконец-то, всё будет хорошо.
А затем провал. Чистый лист памяти. Дверь открывается, двигается ко мне, но я не вижу, кто за ней.
Там, в кровати с моим мужем, паника захлестнула меня, она взялась из ниоткуда.
- Бен! - закричала я, но он не остановился, кажется, он даже не слышал меня.
- Бен! - повторила я. Я закрыла глаза и прижалась к нему. Я окунулась в прошлое.
Он в комнате. За мной. Этот мужчина, да как он смеет! Я повернулась, но ничего не увидела. Жгучая боль. Горло сдавлено. Я не могу дышать. Он не мой муж, не Бен, и, тем не менее, его руки на мне, всюду, его руки и его тело, накрывающее меня. Я пыталась дышать, но не смогла. Моё тело, содрогаясь, обмякло и превратилось в ничто, в пепел и воздух. В моих лёгких вода. Я открыла глаза и ничего не увидела, кроме багрянца.
«Я умру здесь, в этом номере. Боже, - подумала я. - Я никогда такого не желала. Я никогда такого не просила. Кто-нибудь должен помочь мне. Кто-нибудь должен прийти».
Я, конечно же, совершила ужасную ошибку, но не заслуживаю такого наказания. Я не заслуживаю умереть. Я чувствую, как исчезаю. Я хочу увидеть Адама, своего мужа. Их нет здесь. Здесь никого нет, только я и этот мужчина, мужчина, руки которого сжимают моё горло.
Я оседаю всё ниже и ниже. Прямо в темноту. Мне нельзя спать. Мне нельзя спать. Мне.
Нельзя. Спать.
Воспоминание неожиданно закончилось, оставив после себя ужасную пустоту. Мои глаза распахнулись. Я вернулась домой, в постель, мой муж рядом со мной.
- Бен! - закричала я, но было слишком поздно. С тихим приглушённым вскриком он кончил.
Я прижалась к нему настолько сильно, насколько смогла, а спустя мгновение он поцеловал меня в шею и сказал мне снова, что любит меня, а потом спросил:
- Крис, ты плачешь...
На меня накатили неконтролируемые рыдания.
- Что такое? - спросил он. - Я тебе сделал больно?
Что я могла ему ответить? Меня трясло, пока мой мозг пытался обработать то, что я видела. Номер отеля полный цветов. Шампанское и свечи. Незнакомец, сжимающий мою шею. Что я могла сказать? Всё, что я могла, это плакать всё сильнее и сильнее, оттолкнуть его, а потом ждать. Ждать, пока он заснёт, выбраться из кровати и записать всё это.
Суббота, 17 Ноября, 2.07 ночи
Не могу уснуть. Бен наверху в кровати, а я пишу это на кухне. Он думает, что я пью какао, который только что приготовил для меня, и что скоро вернусь в кровать. Я так и сделаю, но сначала должна сделать эту запись.
Дома тихо и темно, но раньше всё казалось живым. Я спрятала дневник в шкаф и залезла в кровать после того, как написала, что я видела, когда мы занимались любовью, но я до сих пор чувствую себя обессиленной.