- Гипоксия? - спросила я, наткнувшись на незнакомое слово.
- Извини. Кислородное голодание.
У меня поплыло перед глазами. Всё начало сжиматься и искажаться, как будто становиться меньше, или как будто, наоборот, я становилась больше.
Я услышала свой голос:
- Кислородное голодание?
- Да. У тебя были симптомы острой нехватки кислорода в мозгу. Такими могли быть последствия от отравления углекислым газом, хотя нет тому доказательств, или удушения. На твоей шее были отметины, подтверждающие это. Но самое вероятное объяснение, что ты чуть не утонула.
Он остановился, я же была поглощена тем, что он рассказывал.
- Ты помнишь что-нибудь об этом?
Я закрыла глаза. Но не увидела ничего, кроме открытки на подушке со словами "Я люблю тебя" и покачала головой.
- Ты выздоровела, но твоя память не вернулась. Ты пробыла в больнице несколько недель. Сначала в отделении интенсивной терапии, затем, в отделении общей терапии. Когда твоё состояние было в норме, тебя отправили назад в Лондон.
Назад в Лондон. Конечно. Меня нашли около гостиницы. Наверное, я была далеко от дома. И спросила, где я была.
- В Брайтоне. У тебя есть догадки, почему ты была там? Какая-нибудь связь с этой местностью?
Я подумала о выходных, но ничего не пришло в голову.
- Нет. Ничего. Ничего из того, что я знаю, по крайней мере.
- Возможно, поездка туда поможет тебе освежить память. Меня бросило в дрожь. Я покачала головой.
Он кивнул.
- Хорошо. Может быть бесчисленное количество причин, почему ты была там.
"Да, - подумала я. – Но лишь одной объясняются букеты роз и романтические свечи и никаких намёков на мужа".
- Да. Конечно.
Интересно, кто-нибудь из нас упомянёт слово "роман" и то, как должен был чувствовать себя Бен, когда понял, где я была и почему. Меня осенило. Вот причина, почему Бен не поведал мне о реальной причине амнезии. Зачем ему было напоминать мне об этом, если, пусть и ненадолго, я предпочла ему другого мужчину? По спине побежал холодок. Я изменила своему мужу, и теперь вижу цену этого поступка.
|
|
- Что случилось после? Я снова сошлась с Беном? Он покачал головой.
- Нет. Ты всё ещё была очень больна. Тебе пришлось остаться в больнице.
- Долго?
- Несколько месяцев ты была в отделении общей терапии.
- А потом?
- Тебя перевели, - он заколебался, и я уже собиралась попросить его продолжить, но он заговорил сам. - В психиатрическое отделение.
Эти слова потрясли меня.
- Психиатрическое отделение? - я вообразила это устрашающее место, забитое кричащими психами. Я не могла представить себя там.
- Да.
- Но почему? Почему туда?
Он говорил мягко, но его тон был раздраженным. Я неожиданно поняла, что об этом мы уже говорили ранее, и, скорее всего, не один раз. По-видимому, до того, как я стала вести дневник.
- Так было безопаснее. Ты сносно отошла от телесных повреждений, но с памятью стало ещё хуже. Ты не знала, кто ты и где находишься. У тебя появились признаки паранойи, ты утверждала, что врачи в сговоре против тебя. Ты пыталась сбежать.
Он помолчал.
- Становилась всё более не управляемой. Тебя перевели ради твоей же собственной безопасности, и ради безопасности других.
- Других?
- Иногда ты выходила из себя.
Я попыталась представить, как это было. Представить кого-то, слоняющегося без дела каждый день, потерянного, не знающего, кто он, и где находится, и зачем его положили в больницу. Кого-то спрашивающего, но не находящего ответов. Кого-то в окружении людей, которые знают про него больше, чем он сам. Наверное, это было, как в аду. Я напомнила себе, что речь шла обо мне.
|
|
- А потом?
Он не отвечал. Его взгляд был устремлен на дверь позади меня, как будто он ждал кого- то. Но никто не приходил, дверь не открывалась. Мне уже начало казаться, что он мечтает сбежать.
- Доктор Нэш, что случилось потом?
- Некоторое время ты была там, - сказал он. Его голос превратился практически в шепот. Думаю, он говорил мне это и раньше. Но сейчас он знал, что я запишу, и ходил вокруг, да около этой темы уже более нескольких часов.
- Долго?
Он ничего не ответил, и я спросила снова:
- Как долго?
Он поднял на меня глаза, его лицо выражало смесь печали и боли:
- Семь лет.
Он расплатился, и мы вышли из кафе. Я оцепенела. Не знаю, чего я ожидала, когда думала, что пережила худшую часть своей болезни, но даже не предполагала, что насколько всё было плохо, сколько я пережила боли.
По пути доктор Нэш повернулся ко мне.
- Кристина, у меня есть предложение. - Он говорил так, как будто спрашивал меня,
какое мороженое мне нравится. Такая небрежность может быть только напускной.
- Продолжай.
- Я думаю, тебе было бы полезно посетить больницу, место, куда тебя поместили.
Место, где ты провела столько времени.
Моя реакция была мгновенной:
- Нет. Зачем?
- Ты проживёшь свои воспоминания заново. Подумай о том, что случилось, когда мы пришли в твой старый дом.
Я кивнула.
- Ты тогда кое-что вспомнила. Думаю, это может случиться вновь. Мы можем вызвать ещё больше воспоминаний.
|
|
- Но...
- Ты не обязана это делать. Но... послушай, по правде говоря, я уже договорился с персоналом. Они будут рады видеть тебя. Нас. В любое время. Я лишь должен позвонить им, и сказать что мы в пути. Я пойду с тобой. Если ты почувствуешь беспокойство или неудобство, мы уедем. Всё будет хорошо. Обещаю.
- Думаешь, что это поможет мне поправиться? Правда?
- Не знаю. Возможно.
- Когда? Когда ты хочешь поехать?
Он остановился. Я поняла, что машина, рядом с которой мы стояли его.
- Сегодня. Думаю, сегодня. И добавил нечто странное:
- Мы не можем терять время.
Я не обязана была идти. Доктор Нэш не заставлял меня соглашаться на поездку. Но хоть я и не помню такого, на самом деле, не могу вспомнить практически ничего, я, должно быть, сказала "да".
Дорога оказалась не долгой. Мы молчали всё время. Я не могла ни о чём думать, ничего говорить, ничего чувствовать. Мой разум был пуст.
Я порылась в сумке, вытащила дневник, наплевав на то, что сказала доктору Нэшу, что не взяла его с собой, и сделала эту запись.
Я хотела запечатлеть каждую деталь нашего разговора. Я писала, молча, практически не думая, и мы не разговаривали, пока он парковался и пока шли по стерильным коридорам, пропитанным застоялым запахом кофе и свежей краски.
Люди на колясках и с капельницами проезжали мимо нас. Объявления отслаивались от стен. Лампы над головой мерцали и жужжали. Я думала лишь о семи годах, которые провела здесь. Такое ощущение, что это целая жизнь, целая жизнь, о которой я ничего не помню.
Мы подошли к двустворчатой двери и остановились. Фишэр Уорд. Доктор Нэш нажал кнопку на установленном на стене домофоне, и что-то пробормотал.
"Он не прав, - подумала я, когда распахнулась дверь. - Я не выжила после нападения.
Кристина Лукас, которая открыла дверь того гостиничного номера, мертва".
Ещё одна двустворчатая дверь.
- Кристина, ты в порядке? - спросил он, когда первая дверь закрылась за нами, изолировав нас от окружающего мира. Я ничего не ответила. - Это блок безопасности.
Меня вдруг охватило чувство, что закрывшаяся дверь никогда не откроется, и я останусь
здесь навсегда. Я проглотила комок в горле.
- Понятно, - ответила я.
Вторая дверь начала открываться. Я не знала, что увижу за ней, и не могла поверить, что уже была здесь.
- Готова? - спросил он.
Длинный коридор, с каждой стороны которого находились двери. Пока мы шли, я успела разглядеть, что за ними располагались комнаты со смотровым стеклом. В каждой была кровать, некоторые заправленные, некоторые - нет, часть занята, но большинство свободны.
- Пациенты здесь страдают самыми разнообразными недугами. У многих симптомы шизофрении, но есть и с раздвоением личности, острым беспокойством, депрессиями.
Заглянув в одно из окон, я увидела голую девушку, которая сидела на кровати и смотрела телевизор. В другой - раскачиваясь на корточках, сидел мужчина, он обнимал свои колени, как будто пытался укрыться от холода.
- Они заперты? - спросила я.
- Эти пациенты были помещены сюда согласно закону о психическом здоровье. Также известному, как принудительное психиатрическое лечение. Они тут для собственного блага, но вопреки их желаниям.
- Собственного блага?
- Да, они опасны как сами для себя, так и для других. Их нужно держать под наблюдением.
Мы пошли дальше. Женщина посмотрела на меня, когда я проходила мимо её комнаты. Хоть наши глаза и встретились, она не подала вида. Вместо этого она ударила себя, глядя на меня. И когда я вздрогнула, она сделала это ещё раз.
Перед глазами замаячило видение. Я, ещё ребёнок, в зоопарке наблюдаю за тигром, который ходит туда-сюда по клетке. Но я отбросила это видение и пошла вперёд, решив не смотреть по сторонам.
- Почему меня поместили сюда? - спросила я.
- Перед тем как тебя сюда поместили, ты была в отделении общей терапии, как все остальные. Ты провела несколько дней дома с Беном. Но становилась всё более неконтролируемой.
- Неконтролируемой?
- Ты пыталась уйти из дома. Бену пришлось следить за дверью. Пару раз у тебя была истерика. Ты утверждала, что он делал тебе больно, и против воли держал взаперти. Некоторое время после того, как вернулась в больницу, ты была в норме. Но затем снова начала вести себя подобным образом и там.
- И им нужно было найти способ запереть меня.
Мы подошли к посту медсестры. Человек в форме сидел за столом, набирая что-то на компьютере. Он поднял глаза, когда мы подошли, сказал, что доктор скоро будет здесь, и предложил присесть.
Я внимательно изучала его лицо, кривой нос, золотую серёжку, в надежде, что что- нибудь вызовет хотя бы слабый проблеск воспоминаний. Ничего. Палата казалась мне совершенно чужой.
- Да. Ты пропала. Спустя четыре с половиной часа, полиция нашла тебя у канала. Одетую лишь в пижаму. Бену пришлось забрать тебя из участка. Ты не хотела уходить ни с
кем из медсестёр. У них не оставалось выбора.
Он рассказал, что сразу после этого, Бен стал уговаривать, чтобы меня перевели.
- Ему казалось, что психиатрическая палата - не лучшее место для тебя. И он был прав. Ты не была опасна ни для себя, ни для других. Вполне даже возможно, что нахождение среди гораздо более больных людей только вредило тебе. Он писал врачам, главному врачу больницы, твоему врачу. Но ничего не получилось.
- А потом открылся центр для людей с хроническими нарушениями работы головного мозга. Бен изо всех сил проталкивал твою кандидатуру, и, в конце концов, тебя обследовали и признали приемлемой для этого места, но возникли проблемы с финансами. Бену пришлось уйти с работы, чтобы заботиться о тебе. Он не мог в одиночку оплачивать твоё пребывание там. Но он также не мог и опустить руки. По-видимому, Бен угрожал пойти к прессе с твоей историей. Было множество заседаний, апелляций и так далее, но в конечном итоге его труд увенчался успехом, тебя приняли, как пациента на попечении государства до тех пор, пока ты не выздоровеешь. Ты переехала сюда около десяти лет тому назад.
Я подумала о своём муже, пытаясь представить, как он пишет письма, агитации и угрозы. Это казалось невозможным. Человек, которого я повстречала утром, казался очень скромным и почтительным. Не слабаком, конечно, скорее покладистым. Но он не был похож на человека, способного нагнетать события. "Мой недуг изменил не только меня", - подумала я.
- Здание было довольно небольшим, - сказал доктор Нэш. - Всего лишь несколько комнат в реабилитационном центре. Здесь было совсем немного пациентов. Много людей помогало ухаживать за тобой. Здесь у тебя было больше свободы. Ты была в безопасности, и тебе стало лучше.
- Но я не была с Беном?
- Нет, он жил дома. Ему нужно было работать, и он не мог и работать, и ухаживать за тобой. Он решил...
Воспоминание вспыхнуло передо мной, неожиданно отбросив меня в прошлое. Хотя всё было немного размыто и немного туманно, образы были столь яркими, что хотелось отвести взгляд.
Я увидела, как я иду по этим самым коридорам к комнате, которая, как мне казалось, была моей. На мне тёплые домашние туфли и синий халат, стянутый на спине. Со мной чернокожая женщина в форме.
- Вот, дорогая, - сказала она. - Смотри, кто пришёл навестить тебя. Она отпустила мою руку и указала на кровать.
Группа незнакомых мне людей сидела вокруг кровати и смотрела на меня. Я увидела тёмно-волосого мужчину, и женщину в берете, но никак не удавалось разглядеть их лица.
Мне хотелось сказать, что это не моя комната. Здесь какая-то ошибка. Но я промолчала.
Встаёт четырёх или пятилетний ребёнок, который сидел на краю кровати, и бежит ко мне, называя меня мамочкой. Я понимаю, что он обращается ко мне, и лишь потом понимаю, кто это. Адам. Я присела, и он обнял меня. Я поцеловала его в макушку и встала.
- Кто вы? - спросила я у сидевших вокруг кровати людей. - Что вы здесь делаете? Лицо мужчины сразу стало грустным, а женщина в берете встала и сказала:
- Крис, Криси. Это я. Ты же знаешь, кто я, правда? Она подошла ко мне, и я увидела, что она плачет.
- Нет. Нет! Выметайтесь! Выметайтесь!
Я повернулась, чтобы выйти из комнаты, но увидела ещё одну женщину, которая стола за мной. Я не знала, кто она и как сюда попала. Я заплакала.
Я начала сползать на пол, но незнакомый ребёнок, обнимающий мои колени, продолжал называть меня мамочкой. "Мамочка, мамочка, мамочка". Я не знала, почему, я не знала, кто он и зачем он меня обнимает.
К моей руке кто-то прикоснулся. Я вздрогнула. Голос.
- Кристина? С тобой всё хорошо? Доктор Уилсон здесь.
Я открыла глаза и осмотрелась. Перед нами стояла женщина в белом халате.
- Доктор Нэш, - сказала она. Они пожали друг другу руки, а затем она повернулась ко мне. - Кристина?
- Да.
- Рада встрече. Меня зовут Хилари Уилсон. Я пожала ей руку. Она была немного старше меня. Её волосы начали седеть, и очки в форме полумесяца висели на золотой цепочке у неё на шее.
- Как поживаете? - спросила она. И откуда-то пришла уверенность, что мы с ней уже встречались. Она кивнула в сторону коридора. - Пошлите?
Её офис был очень большим, заставленный книгами и коробками с документами. Она села за стол и указала на два стула перед ним. Мы с доктором Нэшом сели.
Я наблюдала за тем, как она достала папку из стопки на столе, и открыла её.
- Сейчас, дорогая, - сказала она. - Посмотрим, что у нас здесь.
Всё вокруг, как будто замерло. Я знаю её. Я видела её фотографию, когда лежала в сканере, но тогда я её не узнала.
Я уже была здесь. Много раз. Сидела там же, где и сейчас, на этом же стуле или на похожем, наблюдала за тем, как она делает записи в моём деле, поглядывая на меня поверх очков, элегантно сидящих на носу.
- Мы уже встречались... - сказала я. - Я помню.
Доктор Нэш посмотрел на меня, затем на доктора Уилсон.
- Да, - сказала она. - Встречались. Хоть и не очень часто.
Она объясняла, что только начала работать здесь, когда меня перевели. Сначала она даже не была моим врачом.
- Очень обнадёживает, что вы помните меня. Прошло много времени с тех пор, как вы лечились здесь.
Доктор Нэш нагнулся вперёд, и сказал, что стоит взглянуть на комнату, в которой я жила. Она кивнула и присмотрелась в папку. Спустя примерно минуту, она сказала, что не знает, какая комната была моей.
- Возможно, вы переезжали из комнаты в комнату много раз, да и в любом случае, и после вас было много пациентов. Может быть, стоит спросить у вашего мужа? Согласно записям, Адам и Бен посещали вас почти каждый день.
Утром я читала про Адама, и я почувствовала всплеск счастья от упоминания его имени и облегчение от того, что я застала хотя бы кусочек его детства. Я покачала головой:
- Нет. Я предпочла бы не звонить Бену. Доктор Уилсон не стал возражать.
- Ваша подруга Клэр тоже часто заходила. Может быть, узнать у неё? Я отказалась:
- Нет, мы не общаемся.
- Какая жалость. Но не берите в голову. Я могу вам немного рассказать, какой была ваша жизнь здесь.
Она посмотрела записи, затем сцепила руки.
- В основном вас лечил психолог-консультант. Вы прошли сеанс гипноза, но, боюсь, успех был временный и незначительным.
Она продолжала читать:
- Вы не реагировали на большинство лекарств. Хотя успокоительное помогало вам заснуть, здесь бывает довольно шумно. Надеюсь, вы понимаете, о чём я.
Я вспомнила ужасную картину, которую представила себе ранее, изумившись, неужели я когда-то была такой.
- Какой я была? Я была счастлива? Она улыбнулась.
- В целом, да. Вы многим нравились. Кажется, даже завели друзей, в особенности дружили с одной из медсестёр.
- Как её звали?
Она просмотрела записи.
- Боюсь, тут не указано. Вы часто играли в пасьянс.
- Пасьянс?
- Карточная игра. Возможно, доктор Нэш объяснит позже? - Она подняла глаза и сказала. - Согласно записям, иногда вы проявляли жестокость.
- Не беспокойтесь. В таких случаях это нормально. Люди, перенёсшие тяжелые травмы головы, часто склонны к насилию. Особенно, если был повреждён участок мозга, отвечающий за самоконтроль. К тому же, пациенты с такого рода амнезией, как у вас, частенько склонны к тому, что мы называем "конфабуляция". Всё вокруг кажется им бессмысленным, поэтому они вынуждены изобретать детали. Придумывать подробности о себе и людях, окружающих их, о том, что случилось с ними. Это объясняется желанием заполнить пробелы в памяти. В некотором смысле это понятно. Но когда фантазии страдающих амнезией опровергают, зачастую это влечёт за собой агрессивное поведение. Должно быть, реальная жизнь сильно сбивала вас с толку. Особенно, когда к вам приходили посетители.
Посетители. Я вдруг испугалась, что могла ударить своего сына.
- Что я делала?
- Иногда вы набрасывались на кого-нибудь из персонала больницы, - сказала она.
- Но не на Адама? На своего сына?
- Нет. Согласно записям, нет.
Я выдохнула, но напряжение не ушло.
- У нас есть несколько страниц чего-то вроде дневника, который вы вели.
- Может быть, вам будет полезно взглянуть на них? Так вам легче будет понять состояние, в котором вы пребывали.
Это было рискованно. Я взглянула на доктора Нэша, и он одобрительно кивнул. Доктор протянула мне синий лист бумаги, и я взяла его в руки, боясь даже смотреть на него.
Когда же я отважилась, то увидела, что он покрыт безумными каракулями. Сверху буквы шли ровно и строго по горизонтальным линиям. Но чем ниже опускался текст, тем грязнее и крупнее они становились. В самом низу были почти двухсантиметровыми. Влезало всего пару слов в строку. Хоть меня и пугало то, что я могу увидеть, я начала читать.
"8:15 утра, - гласила первая запись. - Я проснулась. Бен здесь". Сразу же ниже я написала:
"8:17 утра. Игнорировать последнюю запись. Она была написано кем-то другим». А ниже:
"8:20 утра. ТЕПЕРЬ я проснулась. До этого я спала. Бен здесь". Мои глаза скользнули в конец страницы.
"9:45. Я только что проснулась САМЫЙ ПЕРВЫЙ РАЗ". И затем строчкой ниже:
"10.07. ТЕПЕРЬ я определённо проснулась. Все эти записи - ложь. ТЕПЕРЬ я проснулась".
Я подняла глаза.
- Это что, правда, я?
- Да. Долгое время у вас было постоянное ощущение, как будто вы только что проснулись от очень долгого, очень глубокого сна. Смотрите.
Доктор Уилсон указала на страницу, что лежала передо мной, и начала цитировать: "Я спала целую вечность. Это всё равно, что быть МЁРТВОЙ. А я только что проснулась. И вижу всё, будто впервые".
- Ваши попытки записать свои переживания, по-видимому, одобрялись в надежде, что это поможет запоминать события прошлого. Но боюсь, это привело лишь к тому, что вы начали полагать, что все записи были сделаны другими людьми. И думать, что на вас ставят эксперименты, удерживая здесь против вашей воли.
Я снова посмотрела на страницу. Она была заполнена почти одинаковыми записями, написанными с разницей в пару минут. Мурашки побежали по телу.
- Неужели мне было настолько плохо? - спросила я. Мои слова, казалось, эхом отозвались в голове.
- Некоторое время, да, - сказал доктор Нэш. - Твои записи показывают, что ты могла хранить воспоминания всего лишь несколько секунд. Иногда пару минут. Постепенно время хранения информации увеличивалось.
Я не могла поверить, что написала это. Казалось, что это дело рук человека, чей мозг совершенно разрушен, разнесён в пух и прах. Я снова взглянула на слова: "Это всё равно, что быть МЁРТВОЙ".
- Простите, - произнесла я. - Я не могу... Доктор Уилсон забрала лист.
- Я понимаю, Кристина. Такое может расстроить. Я...
Паника охватила меня. Я поднялась на ноги, но комната начала вращаться.
- Я хочу уйти. Это не я. Я не могла быть такой. Я бы никогда не ударила человека. Я бы никогда. Я просто...
Доктор Нэш поднялся тоже, за ним и доктор Уилсон. Она сделала шаг вперёд и наткнулась на стол, разметав бумаги. Фотография упала на пол.
- Господи... - произнесла я.
После моих слов, она взглянула на пол, после чего присела, пытаясь закрыть фотографию листком. Но я увидела достаточно.
- Это я? - спросила я. Мой голос перешёл на крик. - Это я?
На фотографии была изображена молодая девушка. Её волосы были убраны назад. На первый взгляда казалось, что на ней была маска на Хэллоуин. Один глаз был открыт и
смотрел в камеру, а другой скрывал огромный багровый синяк, губы были набухшими, розовыми, покрытыми рубцами. Щеки были распухшими, что придавало лицу гротеский вид. Они напомнили мне раздавленные фрукты, гнилые, лопнувшие сливы.
- Это я? - закричала я, хоть, несмотря на опухшее, раздутое лицо, я и так понимала, что это я.
Моё сознание раскололось на две половины. Одна часть меня была спокойной, тихой, безмятежной. Она смотрела на вторую, как та бушевала и кричала, сдерживаемая лишь присутствием доктора Нэша и доктора Уилсон. Она как будто говорила: "Вот, как ты себя ведёшь на самом деле. Неловко, да?" Но моя вторая половина была сильнее. Она взяла верх, показала ту, настоящую меня. Я снова закричала, снова и снова, и бросилась к двери.
Доктор Нэш пошёл за мной. Я распахнула дверь и выбежала, но куда бежать? Видение. Двери с засовами. Звук сигнализации. Преследующий меня мужчина. Мой сын в слезах. "Я уже делала это, - подумала я. - Всё это уже было". Воспоминание погасло.
Должно быть, они каким-то образом меня успокоили, убедили уйти с доктором Нэшем.
Следующее, что я помню, я сижу в его машине, он рядом, за рулём.
Небо начало затягивать облаками, улицы посерели и казались какими-то ровными. Нэш говорил что-то, но я не могла сосредоточиться. Словно мой разум сошёл с привычного пути и завёл меня туда, откуда сложно найти путь назад.
Я смотрела в окно на покупателей в магазинах, на людей с собаками, колясками и прогулочными велосипедами, и сомневалась, действительно ли я хочу докопаться до правды. Да, это может мне помочь, но насколько? Я уже не жду, что когда-нибудь проснусь утром, зная всё, как нормальные люди. Зная, что я делала вчера, и что я планирую на этот день. Какие дороги меня привели сюда, и что я за человек. Лучшее, на что я надеюсь, что однажды я смогу смотреть в зеркало без шока. Надеюсь, вспомнить человека по имени Бен, за которого я вышла замуж, и сына, которого потеряла, по имени Адам. Надеюсь, что мне не
нужно будет видеть свою книгу, чтобы знать, что я её написала.
Но даже это кажется недосягаемым. Я думала об увиденном в Фишер Уорд. Безумие и боль. Разрушенная личность. К этому я ближе, чем к выздоровлению. Пожалуй, было бы лучше научиться жить так, как живётся.
Я могла сказать доктору Нэшу, что более не хочу его видеть. Я могла сжечь дневник, похоронив всю правду, которую смогла найти. Спрятать это всё так глубоко, чтобы самой не знать, где. Могла бы бежать от прошлого, я даже не буду сожалеть. Ведь спустя несколько часов, воспоминания о докторе и о дневнике, исчезли бы навсегда, сделав мою жизнь простой.
Бессвязные дни сменяли бы друг друга. Но воспоминания об Адаме, всё равно всплывали бы иногда. У меня бывали бы дни полные боли и страданий, память о потерях возвращалась бы, но это всё длилось бы недолго. Пока я снова не усну и спокойно забуду. "Насколько проще было бы мне, - подумала я. - Гораздо проще, чем сейчас".
Я подумала о той фотографии. Эта картинка сжигала меня изнутри. Кто сделал это со мной? Почему? Я вспомнила про гостиничный номер. Воспоминание было ещё в голове, но под покровом, просто вне досягаемости. Этим утром я прочитала, что у меня были причины полагать, что у меня был роман. Но даже если так, я всё равно не помню, с кем я была. Всё, что у меня есть, имя, которое я вспомнила пару дней назад. И нет никаких гарантий, что я вспомню больше, даже если очень захочу.
Доктор Нэш всё ещё что-то говорил. Я понятия не имела, о чём, и перебила его:
- Мне становится лучше?
Какое-то время слышно было только моё сердцебиение, я уже подумала, что у него нет ответа.
- А как ты думаешь? - спросил он в ответ.
- Не знаю. Да, полагаю, что лучше. Иногда я вспоминаю события из прошлого. Вспышки воспоминаний. Они посещают меня, когда я читаю дневник, и кажутся реальными. Я помню Клэр. Адама. Мою маму. Но они словно нити, которые невозможно удержать. Как шарики, улетающие в небо, которые я не успеваю поймать. Я не помню свою свадьбу. Я не помню первые шаги Адама, его первые слова. Я не могу вспомнить, как он пошёл в школу, как закончил её. Ничего. Я даже не знаю, была ли я там. Может быть, Бен решил, что нет смысла брать меня туда.
Я сделала глубокий вдох.
- Я не могу даже вспомнить, как я узнала о его смерти. Как его хоронили. Я начала плакать.
- Такое ощущение, будто я схожу с ума. Иногда я даже думаю, что он жив. Можешь в это поверить? Иногда я думаю, что Бен врёт мне об этом, как и обо всём остальном.
- Обо всём остальном?
- Да. Как о моём романе. Нападение. Причине, по которой у меня нет памяти. Обо всём.
- И почему ты думаешь, он это делает? В голове мелькнула мысль.
- Потому что у меня был роман? - предположила я. - Потому что я ему изменила?
- Кристина, но это маловероятно, разве нет?
Я ничего не ответила. Конечно же, он был прав. Где-то глубоко внутри я не верила, что его ложь может быть затянувшейся местью за что-то, что случилось давным-давно. Объяснение должно быть куда более приземлённым.
- Знаешь, думаю, тебе становится лучше. Ты вспоминаешь события гораздо чаще, чем когда мы в первый раз встретились. Эти обрывки памяти? Это определённо признаки прогресса. Они означают...
Я повернулась к нему.
- Прогресса? Ты называешь это прогрессом? - я практически кричала, злость выплеснулась наружу, словно я не могла больше удерживать её внутри.
- Если это так, тогда я не знаю, хочу ли этого. Слезы неудержимо потекли ручьем.
- Я не хочу этого!
Я закрыла глаза и отдалась горю. В этом беспомощном состоянии я почувствовала себя лучше. И мне не было стыдно.
Доктор Нэш говорил со мной, говорил, что не нужно расстраиваться, что всё образуется, просил успокоиться. Я не обращала на него внимание. Я не могла успокоиться и не хотела.
Он остановил машину. Заглушил двигатель. Я открыла глаза. Мы проехали магистраль, и передо мной был парк. Через пелену слёз я увидела группу подростков, которые играли в футбол, воротами им служили две груды курток.
Начался дождь, но они не прекращали играть. Доктор Нэш повернулся ко мне лицом.
- Кристина, извини, наверное, сегодняшний день был ошибкой. Не знаю... Я надеялся, что мы сможем вызвать воспоминания. Я был неправ. В любом случае тебе не стоило видеть
ту фотографию...
- Я даже не знаю, в фотографии ли дело.
Я прекратила плакать, но лицо было мокрым, а из носа текло.
- У тебя есть салфетки? - спросила я. Он потянулся к бардачку.
- Скорее, во всём вместе.
- Видеть всех тех людей, представлять, что я когда-то была такой. И дневник. Я не могу поверить, что это все писала я. Я не могу поверить, что я была так больна.
Он протянул мне носовой платок.
- Но ты уже не так больна.
Я забрала платок и высморкалась.
- Может быть, даже хуже, - сказала я тихо. - Там было написано, что это как быть мёртвой. Но это? Это ещё хуже. Это как умирать каждый день. Снова и снова. Мне нужно вылечиться. Я не могу так жить дальше. Я знаю, что сегодня я пойду спать, а утром проснусь, и снова ничего не буду знать, и так завтра, и послезавтра, всю жизнь. Я не могу представить этого. Я не выдержу этого. Это не жизнь, это просто существование, это просто перескакивание с одного момента в другой, не имея ни малейшего представление о прошлом и планов на будущее. Именно так, мне кажется, живут животные. А самое худшее то, что я даже не знаю, чего я не знаю. Должно быть, существует множество событий в моём прошлом, которые могут ранить меня. Событий, которые мне и не снились.