Карл: Может быть, что-то с этой стороны? Нет? Если что-то есть, выкладывайте. Я кусаюсь, но это не трагедия. Все в порядке? Всегда остаются маленькие вопросы жизни, с них всегда все начинается, а потом достигает огромных размеров. Берта, на твой день рождения у тебя должно быть 55 вопросов.
Берта: Я их собираю. (смех)
Карл: Копишь на будущее.
Берта: Но знания не помогают. Так, сидя с тобой, мой ум вроде как становится очень острым и направленным, но это не помогает.
Карл: Поэтому он такой острый. Потому что не помогает.
Берта: Он и не должен помогать, я знаю.
Карл: Да, благодаря этому парадоксу ты видишь, что даже острый ум, интеллектуальное понимание или красивые слова не могут тебя коснуться. Они есть и на какое-то время, возможно, приносят облегчение, но так что же? А дальше?
Берта: Да, «а дальше?».
Карл: Именно это я и имею в виду – «а дальше?».
Берта: Этим я сейчас и поглощена.
Карл: А я указывал на «а дальше?».
Берта: (с сарказмом) Ага, «а дальше?»! (смех)
Тереза: Пятьдесят пять раз «а дальше?», «а дальше?»!
Мужчина: Выпей чаю.
Карл: Выпей чаю, потому что ничего не помогает – аллилуйя!
Берта: Да, ничего не помогает.
Карл: Ага, прекрасно.
Берта: (сердито) Ага, прекрасно! (смех)
Карл: Это же покой. Одна только идея о том, что в один прекрасный день ты получишь помощь, что кто-то или что-то поможет тебе, что придет некое понимание, и тогда ты сделаешься счастливой на веки вечные, – это порождает войну. Но если ты увидишь, что ничто никогда не поможет тебе, не выведет тебя из того, что ты есть, – это покой. Ты пребываешь в войне только потому, что надеешься что-то выиграть, что-то получить. Но если ты действительно увидишь, что тебе ничего не выиграть, то уже обретешь покой ума, потому что нет никакого «а дальше?». Всегда остаются эти «а дальше?» и «что потом?».
Берта: То, что ты только что сказал, я говорю себе. И опять это двое разговаривающих, одно «я» говорит другому: «О, ты уже То».
Карл: Разве же это не прикольно? Одно «я» говорит: «И снова привет». А другое говорит: «О да, я тут. В очередной раз приятно познакомиться». «Давненько не виделись». «Ага, с прошлой ночи. О да». «С прошлой ночи? Ах да, интересно». «Очень интересно». (смех)
Берта: Этот вечный…
Карл: Разговор.
Берта: Репортер.
Карл: Бесконечный разговор.
Берта: Все время рассказывает что-то, «тра-ля-ля», ну ты знаешь. Постоянно.
Карл: Но если ты перестаешь его консервировать, то останется просто разговор, а не консервы из него. Если ты не будешь класть его в консервную банку историй, то разговор будет идти своим чередом – ну и что? Ты постоянно ведешь разговор с собой. Бесконечный разговор бесконечной вселенной. Но когда в нем отсутствует история, нет вчера, нет завтра, нет предшествующего момента, то остается простое говорение в настоящем, разговор с собой без предшествующих мыслей. Всегда новый и свежий. (встает, перемещается из стороны в сторону, разыгрывая разные роли) «Привет!» «А! Мы знакомы?» (смех) «А, приятно познакомиться». «Кажется, я тебя знаю, хотя и не знаю».
Тереза: Лучше встать?
Карл: (садится обратно) О! Это цирк. Скоро я буду…
Мэри: Жонглировать.
Карл: Жонглировать! Берта, без проблем.
Мужчина: «Должна быть проблема, должна быть!»
Карл: Ты всегда говоришь с собой. В чем же дело? Благодаря всем этим разговорам ты понимаешь, что это только развлечение, потому что оно ничего не дает. Ты постоянно всех затыкаешь. Но сам заткнуться не можешь. Этот разговор никогда не начинался и никогда не завершится. Ты никогда не сможешь заткнуться.
Чем сильнее ты пытаешься заткнуться и контролировать себя, тем больше вовлекаешься в разговор и превращаешь его в нечто серьезное, важное. Ты становишься все тяжелее и тяжелее, и затем превращаешься в личность, считающую себя чертовски важной. «Все, что я говорю, так чертовски важно! Я чертовски важный говорун!» (смех)
Франческо: С меня хватит!
Карл: «Я надоел себе до чертиков! Но я чертовски важен!» (смех усиливается)
Мэри: Язык тела не хуже слов.
Карл: Язык тела. Ходячий сэндвич. Ein Witz zwischen zwei Ohren [43]Ходячая. «Привет!» Это называется «я».
Берта: Это уже давно продолжается. Все бесполезно.
Тереза: По-моему, она считает тебя шуткой.
Карл: Да, но как насчет нее самой? Вот где проблема.
Женщина: Но другие так думают.
Карл: Другие думают?
Берта: Нет, что касается меня…
Карл: Тебя? О, покажи мне себя. (тишина)
Карл: Как выглядит «я» Берты?
Берта: Я могу только повторять за тобой.
Карл: Ах, повторять за мной. Как попугай. Попугайничать. (на заднем плане кричат попугаи) Хм. Есть что на сегодня? Израиль?
Израильтянин: Это секрет. Я могу спросить себя.
Карл: (со смехом) «Ты мне больше не нужен!» Да, это лучше всего! Кому ты нужен? Наслаждайся!
Израильтянин: Взаимно!
Карл: Значит, это так просто, что тебе достаточно спросить самого себя. Ха! Красота. Я могу идти домой. Ха! Словно ты постоянно не спрашивал самого себя. Но Я не знает больше твоего «я». А есть ли мое «я» в твоем «я»? Что делать?
Берта: Но ты никогда… ты сам говоришь: «Я не могу никому помочь, поэтому мои речи бессмысленны, так какого черта я здесь делаю, пойдемте по домам». Все в таком духе.
Карл: Думаю, ты бы сказала то же самое, если бы сидела здесь. (смех)
Берта: Если ничего из того, что ты говоришь, не помогает…
Карл: Ага!
Берта: Значит, ты просто говоришь, говоришь и говоришь.
Карл: Я всегда повторяю, что должен бы считать себя самым бесполезным человеком на Земле. Но я счастлив этим. То, что никто ничего не понимает, дает такую свободу. Я могу говорить и петь песни, творить всякую ерунду, да что угодно. И это ничего не меняет. То, что это ничего не меняет, и есть свобода. Я и могу нести сплошную ерунду, потому что вокруг и так одна сплошная ерунда. В ней никогда не обнаружится смысл, потому что он ей не нужен! Это прекрасно!
Представь себе, если бы от меня была какая-то польза. Это было бы адом! Я был бы дьяволом. Тот, кто говорит тебе: «Я могу помочь», – это сам дьявол, сто пудов. И самому этому дьяволу требуется самопомощь. (смех)
Рита: Ты мог бы просто петь песни.
Карл: Нет, не мог бы. Каждое слово, сказанное здесь, должно быть сказано. Когда происходит пение, то происходит пение; когда идет говорение, то идет говорение. Я не «мог бы». Не может быть иначе, нежели то, что я делаю прямо сейчас. Все это сказки – все эти сравнения с чем-то еще. «Рамана ничего не говорил в течение двадцати лет, а затем заговорил. А почему ты болтаешь?» Сравнения, тра-ля-ля. «Иисус ходил по воде. Ха, он плавать не умел. Ха-ха-ха». (смех)
Мэри: Это правда. Авсипар не плавает. Нет, серьезно! Мехер Баба говорит… (смех)
Карл: Слава тебе, Господи, я не авсипар. Я умею плавать.
Ты не можешь не наслаждаться собой
София: Я понимаю шутки про всякую ерунду, но не могу отделаться от тоски по дому.
Карл: Я могу повторить для тебя шутку.
София: Я не могу от этого отделаться. Для меня это не шутка. Вот и все.
Карл: Но я тебе говорю, это шутка. Для Того, которое является самим домом, тоска по дому – это шутка, нравится тебе это или нет. Твоя тоска – шутка.
Аико: Так, это хорошие новости. А где плохие?
Карл: Всякие новости – это плохие новости, потому что в любом случае ничего не ново. А когда ничего не ново, ничего не старо. В том и прелесть этого.
Луиза: «Отсутствие новостей – это хорошая новость». Так говорят.
Карл: Но это все равно новости.
Мэри: Это все равно «ин-форма-ция». (смех)
Франческо: Вот тебе подарок.
Карл: Каждый день – день рождения или что?
Франческо: Ага. Для тебя.
Карл: Поздравления! Да-да-да-да-да!
Луиза: Вот ты и запел!
Карл: Каждое утро до просыпания похоже на песню: «Junge, коmm bald wieder »[44]. (смех) Мой корабль придет. «Корабль взаимоотношений» придет[45]. Титаник все равно пойдет ко дну. Если ты Титан, то превратишься в Титаник, тонущий корабль. Корабль назывался Титаник, потому что был самым большим в свое время. А все эти гиганты понимания должны пойти ко дну.
Рита: Лучше держаться в тени.
Карл: Открытка из ниоткуда?
Рита: Нет, лучше не высовываться.
Карл: Не высовываться? Откуда?
Рита: (со смехом) Не знаю.
Карл: Ты не знаешь? А некоторые скажут, что тебе нужно сделать себя заметной, чтобы тебя торкнуло. Но это не срабатывает. Каждый ищущий говорит: «А, гильотина! Просветление! Пожалуйста, отруби мне голову в первую очередь. Пожалуйста, ну пожалуйста!» Но тут является тоскливейшее бытие и говорит: «Нет!» (смех)
Франческо: Это очень угнетает.
Карл: Это его постоянная позиция. «Возьми меня! Возьми меня!»
Мэри: Хороший был фильм «Титаник».
Карл: Я не видел.
Мэри: Ты не видел? Я думала, ты смотрел все фильмы.
Карл: Я не смотрю фильмы про любовь. Фу! Отвратительно. «Взаимоговношения». (смех)
Мужчина: Там был один плюс: спецэффекты…
Карл: Ну, может быть, одна минута этого фильма ничего. Конец всегда счастливый, я знаю.
Мужчина: Нет, он тонет.
Карл: Но для меня это и есть счастливый конец – когда все умерли! (смех)
Мэри: Ты смотрел «Лжец, лжец»?
Карл: Нет.
Тереза: Тебе нужно посмотреть.
Мэри: Это эксцентрично.
Карл: Эксцентрично?
Мэри: Я думаю, тебе понравится.
Карл: Мне все нравится. Это не вопрос.
Женщина: Кроме «Титаника».
Карл: Кроме «Титаника».
Мэри: А как насчет «О Шмидте»?
Тереза: «Лучше не бывает». Тоже хороший.
Мэри: Да. Если тебе нравится…
Карл: То, что я не видел, мне не нравится. (смех) Очень просто. То, что я видел, мне понравилось. Она хочет составить меню. «Ах, этот хороший, тот хороший». Да быть не может – я ведь их не смотрел.
Антонио: Это значит, что первого хватило. Тебе понравилось то, что ты посмотрел, так что первого фильма было достаточно.
Карл: Какого фильма?
Антонио: Этого фильма.
Карл: Первого ужаса, появившегося из утробы. Поверь, этого было достаточно! Этого фильма о появлении из темноты – ааа! Вполне достаточно. Этого ужаса быть живым уже достаточно. Каждую секунду фильм ужаса.
Мэри: Если только ты не знаешь, что это сон.
Карл: Кто знает, что это сон? Все та же часть этого фильма ужасов. «Если только»! Хорошенькая идея – «если только»!
Мэри: Это только слова.
Карл: Ага, опять! «Ты же знаешь, что я подразумеваю под этим!»
Мэри: Давай заменим слово «подразумеваю».
Карл: Это очень хорошее слово. С этим твоим «ты знаешь, что я подразумеваю» ты уже достаточно гнусная[46].
Один такой гнус пришел поговорить в Берлине. Очень гнусный. Он сказал: «О, ты носишь часы, значит, ты встревожен». С места в карьер: «Ты носишь часы, значит, ты встревожен».
Тереза: Почему?
Карл: Потому что все, кто носит часы, встревожены. Почему? Понятия не имею. Спроси его.
Он был одним из тех учителей – духовных учителей, пришел с тремя или четырьмя учениками и просто хотел пошуметь. «Я тебе покажу, кто лучше!» «О'кей». Потом я начал говорить, а он выпучил глаза и принялся орать: «Я знаю!» «Ты знаешь? О, милости просим. Пожалуйста, расскажи нам, что ты знаешь». «Я знаю!» Он пришел в настоящую ярость. «Пожалуйста, расскажи нам. Все ждут. Всем любопытно узнать, что ты знаешь». «Я знаю!» Он здорово рассердился. А кульминацией стало: «Если бы ты знал, то ты знал бы, что я знаю!» (смех)
Мэри: Да он покраснел.
Карл: (со смехом) Я не шучу. Но это было весьма гнусной штукой. Как ты говоришь: «Ты знаешь, что я подразумеваю». Это все равно что: «Если бы ты знал, то ты знал бы, что я подразумеваю».
Мэри: Это хорошее слово.
Карл: Да, хорошее слово.
Мэри: Но если увиливать, то это не такое хорошее слово для тебя.
Карл: Увиливать? Увиливать, как змея? Не так хорошо для меня?
Мэри: Не важно.
Карл: Ты имеешь дело со множеством лиц, поверь. Много лиц с гнусным «я подразумеваю». «Если ты знаешь, что я подразумеваю под этим». «Очень разумно»[47]. Может быть, будет последний вопрос?
Роза: Последний звонок.
Карл: Последний Карл на сегодня.
Луиза: (хихикая) Чаша наполнилась. Нет, пленка закончилась.
Карл: Нет, нет. Там еще два часа. Не волнуйся.
Луиза: Запись перегружена.
Карл: Потому что ты на ней говоришь.
Луиза: Кто говорит?
Карл: Без понятия.
Франческо: Это большой вопрос для последнего вопроса.
Карл: Смотрите, кто говорит. «Уж кто бы говорил»[48].
Мэри: Карл? Значит, рамка существует просто для красоты?
Карл: Для какой красоты?
Мэри: Обрамление – не для того, чтобы что-то получить, а просто ради красоты.
Карл: Нет, обрамление есть, потому что сначала ты создаешь картину, а потом эту картину тебе хочется вставить в раму. Вот и все.
Мэри: Я поняла.
Карл: Особенно, когда у тебя хорошая картина, тебе хочется вставить ее в раму Тебе хочется ее сохранить.
Мэри: Мило. И ничего при этом не получить. А просто – ох.
Карл: Что «ох»? Это обрамление – ты создаешь историю из обрамления чего-либо, обрамления момента.
Мэри: Чтобы запомнить.
Карл: А что ты не можешь запомнить? Чтобы сказать, что ты не можешь запомнить что-то, ты должна запомнить это.
Мэри: Я не говорю, что это истина.
Карл: Какая истина? Какая ложь?
Мэри: Мне нравится обрамление.
Карл: Раз нравится обрамлять, обрамляй. Значит, ты застряла в этой раме.
Мэри: Не застряла!
Карл: Конечно, застряла.
Мэри: Не застряла!
Карл: (твердо) Ты застряла в раме! (смех)
Мэри: Мне нравятся рамы.
Карл: Она обрамляет даже божественную любовь. Она обрамляет все. Она – обрамитель. Это ее работа. Она торгует рамами.
Мэри: (со смехом) Нет, я ничего не делаю! Я ничего не зарабатываю.
Карл: Те, кто говорит: «Нет, я ничего не делаю», – этих я хорошо знаю. «Я не делаю, я не делаю. Нет, я этого не делал! Нет, нет, не я! Нет, я не такой. Нет!»
Мэри: Мне следует что-нибудь сделать с моей любовью к обрамлению?
Карл: Я понятия не имею, что тебе следует сделать. Понятия не имею.
Мэри: Я тоже.
Карл: Наслаждайся этим.
Мэри: Я наслаждаюсь.
Карл: Да? Ладно. Ведь ты не можешь не наслаждаться. Словно кто-нибудь мог бы сидеть здесь и не наслаждаться. Все, что сидит здесь, – это Я, наслаждающееся собой. Бесконечно. Даже ненаслаждение – это наслаждение собой. Ты не можешь выйти из наслаждения, ибо ты есть само наслаждение. Часть этого развлечения – это говорение и не говорение. И ты не можешь не развлекать себя, поскольку это все, что ты есть, – развлечение. Бог мой. Аллилуйя! Большое спасибо. (смех)