Январь 21, 2004
Сознание неистощимо
Луиза: Ты кланяешься ей. Очень мастерски.
Карл: Фу.
Луиза: Nicht[61]«фу» – кланяешься[62].
Карл: Вечно ты издеваешься. Приятных вещей ты мне никогда не говоришь.
София: О да. Редко. (смех) Ты никогда не говоришь приятных вещей.
Группа: Оу!
София: Я просто делаю то, что ты говоришь. Вот и все. Ничего более.
Карл: О'кей. Ты получаешь то, что заслуживаешь, я знаю. Звучит хорошо. Ты видишь? Ей видно? Нам видно?
Женщина: (пытливо) Видно что-нибудь?
Луиза: (со смехом) Видно что-нибудь!
Карл: Осталось еще две минуты. Мы можем немного развлечься. Все хорошо?
София: Лучше не спрашивать.
Карл: О, мне нравится спрашивать. Ладно. Тот же порядок, что и каждый день – никакого порядка. Если вы пришли в первый раз, это как вопрос-ответ. Просто и без формальностей. У кого есть вопрос, на него, может быть, будет ответ.
Франческо: И «может быть» – это правда!
Карл: Франческо!
Франческо: Ты сказал мне только десять процентов.
Карл: Я тебе ничего не даю.
Франческо: Я говорю – о нет! – я снова начал. (смех)
Карл: Ты обещал себе не разговаривать?
София: Он сказал: «Я ни о чем его сегодня не спрошу!»
Франческо: Мы сейчас начинаем, нет? (смех)
Луиза: Кажется, что, если есть ясные указания, от одного до десяти, или если есть убеждение – какое угодно… кажется, что все просто, когда есть структура. Если бы ты дал нам указания от одного до десяти…
Карл: Указания?
Луиза: Почему жизнь кажется такой простой, когда следуешь определенным инструктивным правилам? Например, покупаешь аппарат, читаешь инструкцию, и она сообщает тебе, как его включить – бум – он работает.
Карл: Мануал. Тебе нужен «ман-у-эль». Мануэль. (смех)
Луиза: Так, Карл, путаница начинается только тогда, когда нет инструкции, нет структуры и рекомендаций.
Карл: Да, это хорошо.
Луиза: Почему это хорошо?
Карл: Потому что то, что может запутаться, должно запутаться. То, которое есть ты, никогда не может запутаться ни в одной путанице. То, которое остается, тотальный остаток, всегда есть То, которое никогда не может быть, никогда не было и никогда не будет сбито с толку какой-либо путаницей.
Луиза: (со смехом) О'кей, pass auf?[63]
Карл: Ты сама напросилась! (смех)
Луиза: Всегда так: ах да, ах да, о'кей, о'кей, спасибо, спасибо, а потом – бум! Конец.
Карл: Да, в том-то и дело.
Луиза: Аппарат сломался.
Карл: Все это не ради того, чтобы дать тебе какие-то техники и занять твое время на годы вперед, чтобы ты выбралась из той скуки, в которой находишься, и тебе было, чем заняться. Это неподходящее место. Бум-бум-бум.
Луиза: Бум-бум. Да.
Карл: Ответ прост: то, чем ты являешься, ты не можешь найти во времени, или в пространстве, или в каких-то обстоятельствах. Поэтому любая техника хороша, она заполняет твое время, однако она не даст тебе то, что ты есть. Так что же делать? Хорошо: от одного до десяти – а дальше? Досчитаешь в обратном порядке до одного, а дальше? Ты снова считаешь, один, два, три, десять, а дальше? Опять обратно. Бесконечно.
Луиза: Происходит постоянное колебание туда-сюда легкого и трудного, легкого и трудного.
Карл: Существует легкость и существует болезнь. Легкость и болезнь[64]. Здоровье и заболевание идут рука об руку.
Луиза: Хм.
Карл: Заболевание, которое можно вылечить, всегда возвращается. Ты спрашиваешь о технике, чтобы освободиться от болезни неведения, но неведение, которое может уйти, может вернуться.
Луиза: Ха!
Карл: Так что с этим делать? Ты все равно будешь зависеть от чего-то, что должно уйти. Вообрази себе свободу и зависимость от того, что что-то должно уйти ради свободы, чтобы свобода могла быть тем, чем она является, – хороша идея!
Луиза: Да.
Карл: Тогда это будет твоя свобода, потому что у тебя есть техника, к которой можно вернуться. Ты положишь ее себе в карман – и что тогда? «О, это тот, кто обладает свободой!» Надеюсь, что нет. Это и есть «и тогда».
Луиза: И тогда у меня снова начнет болеть голова, а ты говоришь, что передачи не существует. (смеется) Знаешь, я прямо сейчас снова это чувствую. А ты говоришь, что нет такой вещи, как передача или излучение шакти.
Карл: Нет, это не передача.
Луиза: Тогда что это? Почему я чувствую это прямо сейчас, когда ты говоришь со мной, и это идет, идет и идет?
Карл: А я это вижу, вижу и вижу.
Луиза: Да, да, а потом – бум!
Карл: Это не передача, ведь я говорю с Тем, которое есть ты, а не с призраком. Поэтому я ничего не передаю. Мне не нужно никуда проникать, поскольку я говорю с Тем, которым являюсь. Передачи не существует, не существует передатчика и не существует принимающего.
И в этом отсутствии передатчика и принимающего пробуждается жизнь. Это ты ощущаешь как шакти, жару, жар тела. Затем начинается сопротивляемость третьего глаза. Тогда из-за этого жара или энергии у тебя начинается головная боль или мигрень, которая возникает из-за отсутствия передатчика и принимающего, поскольку в каждой клетке пробуждается осознанность самой жизни. И тогда сопротивление контролера приносит головную боль.
Луиза: Сопротивление контролера?
Карл: Потому что ты хочешь контролировать, ты хочешь контролировать свою энергию; эта идея «моей энергии», это «я» – всегда идея контроля. Поэтому, что бы ни возникало, ты хочешь сделать это своей энергией, своей системой контроля, ведь так? Тогда начинается сопротивление, и ты становишься маленькой трубой, и энергия должна пройти сквозь маленькую трубу, и тогда это превращается в головную боль. С контролем ты хочешь сузиться. Когда ты контролируешь, ты узок. Но сделать с этим ничего не можешь.
Луиза: Нет. Только дышать.
Карл: Только дышать. (оба смеются) Нет, говорю тебе, я пережил пять лет мигрени, и знаю, откуда она появляется. Но когда она ушла, она просто ушла. Потому что вместе с контролером уходит все. Остается просто тотальная открытость всех частей, когда наступает это приятие безо всякой системы контроля.
Я ощущаю твой жар здесь и сейчас, всю эту энергию, но она не беспокоит это (указывает на тело), чем бы она ни была. Она входит и выходит, как волны энергии. Но это не моя энергия или что-то еще. Она просто приходит и уходит.
Контролирование, контролирование. (Луиза глубоко вздыхает) Напряженное. У вас есть вопросы об этом?
Матильда: Да, мне интересно, почему не действует аспирин?
Карл: Не действует. Потому что это не химическая штука, которую можно устранить с помощью другой химии. Нет, я пытался. Когда была мигрень, я перепробовал все. Забудь об этом. Гомеопатия, аллопатия, бла-бла-бла. Антипатия.
Роза: (со смехом) Антипатия!
Карл: Да, симпатия также не сработала.
София: Значит, контролер может потерпеть неудачу – или нет?
Карл: О, это было благодаря Махабхарате, увиденной по телевизору. Вся эта тема свободной воли, и вся эта история с Кришной, и, в конечном итоге, прохождение небес и ада с Юдхиштхирой и полное отождествление себя с Юдхиштхирой, с этим персонажем. И потом, не желая оставаться на небесах, потому что на небесах были только враги, он отправился в ад, и Кришна спросил его: «Мог бы ты принять ад навеки? Есть ли хоть какое-то желание избежать этого и осталось ли в тебе стремление избежать то, что есть ад, что есть отделенность?»
Это было просто абсолютным «нет». «Я абсолютно изжил это стремление». И тогда, в этот момент, наступило тотальное приятие, тотальное разрушение, крушение контроля.
София: В тотальном «нет» было приятие.
Карл: В тотальном «выхода нет». Был ад, и не было желания выбираться из него, просто больше не было никакой идеи выхода. «Если должно быть так, то это так. О'кей».
Абсолютное приятие, даже без произнесения слов. В абсолютном приятии контролера нет. А без контролера всякое сопротивление и вся мигрень исчезли в тот самый момент и больше не возвращались.
Но не благодаря чьему-то добровольному решению избавиться от этого. Приятие есть тогда, когда оно есть, а не благодаря какой-то технике, которую ты делаешь, потому что любая техника, которую ты используешь, направлена против этого. Всякий раз, когда ты пытаешься контролировать приятие, ты хочешь, чтобы оно стало твоим приятием. Ты хочешь контролировать даже приятие, и тогда оно сужается еще больше.
Поэтому я и говорю, что все техники в определенном смысле направлены против приятия. Потому что все, что ты делаешь, направлено против него. Ты хочешь контролировать его своей техникой. Ты хочешь сделать его своим приятием. Так ты все больше и больше становишься контролером. Ты даже становишься богом, авсипаром вселенной, когда контролируешь это. Потому что у сознания нет пределов контроля. Поэтому ты даже становишься великим богом вселенной, но ты по-прежнему «обладатель одинокого сердца».
Пит: Существует эта воображаемая личность, которая занимается всем этим поиском и попытками контроля… Возможно, было бы полезно просто сказать этой личности: «Да, занимайся своими поисками, продолжай попытки контроля»… до тех пор пока она просто не разрушится, знаешь? Просто продолжай попытки…
Карл: Нет, она не может разрушиться, потому что это уже сознание, а сознание неистощимо. Если бы оно было похоже на личность, которую можно исчерпать, потому что в ней присутствует личностная энергия, которую можно исчерпать, то было бы легко. Существует техника йоги, в которой можно полностью использовать эту личностную энергию. Но поскольку личность уже является самим сознанием, она неисчерпаема, потому что это неисчерпаемая энергия.
Существует абсолютное сознание, и тебе не исчерпать его. У него всегда найдется очередное средство, чтобы избежать истощения. Внезапно открывается второе дыхание, и третье, и пятое дыхание и все, что угодно, – для этого поиска.
Пит: Разрушения никогда не происходит.
Карл: Разрушения никогда не будет, потому что разрушаться нечему. Существует абсолютное сознание, и идея сознания настолько реальна и настолько абсолютна – ты не можешь исчерпать эту идею. Потому что даже эта идея абсолютна.
Все те идеи истощения – они срабатывают внутри определенных рамок. Скажем, ты бегун. У тебя может быть идея о том, что ты выдохнешься через сорок миль, или пятьдесят миль, или десять миль, или одну милю, или даже через сто метров. Но марафонец после двадцати километров может остановиться на передышку, и тогда он чувствует, что не может даже идти, но внезапно возникает мертвая точка, момент приятия, и он снова бежит, словно вообще не бежал до этого.
Никогда не знаешь… Эта энергия – столь загадочное, столь чудесное, столь магическое нечто. Неисчерпаемое. Если это должно случиться, если суждено случиться тому, что ты снова должен побежать, ты побежишь, и побежишь, и побежишь.
Пит: Подобно многим, я проделал большое количество садхан, а потом, похоже, наступил кризис, когда я понял тщетность этого, понимаешь? Но ты говоришь, что, как только ты делаешь передышку, тот маленький воображаемый человек выпрыгивает и начинает снова выполнять свои садханы. Или, может быть, не начинает. Может быть, он пробуждается?
Карл: Может быть, нет. Я не знаю. Не потому, что ты выполнял садхану, ты откажешься от этого. Если так должно случиться, то это будет похоже на высказывание Раманы: «Благодаря своему везению я пришел в этот мир и сразу, одним лишь „Кто я?“, оказался в Том, без необходимости проделывать сначала что-то другое». Так что никогда не знаешь. Это тайна. Абсолютная тайна. В ней нет правила. Абсолютная «бесправильность».
Я бы сказал, нет ничего, что ты мог бы заключить в рамку какого-то правила или техники. Ни в чем нет никакого «благодаря». Есть только «вопреки». В любой момент это может абсолютно измениться, превратившись во что-то другое. Это не похоже на движение из А в Б со всеми промежуточными техниками, когда ты исчерпываешь свои садханы и становишься более сознательным, и тогда ты более осознан, бла-бла-бла, карточный домик рассыпается – нет. Ты должен быть вопреки исканию, вопреки садхане, а не благодаря прекращению чего-либо. Снова и снова я вбиваю это: что вопреки знанию или незнанию, ты есть, что ты есть, не «благодаря».
Знание ты можешь достигнуть, оно все равно вторично. Так что забудь о нем. То знание, которое приходит благодаря отсутствию ума или пустоте ума, опять обусловлено.
Пит: Но это разрушение, когда ты становишься абсолютно обнажен и способен пройти сквозь игольное ушко… я не говорю, что благодаря садханам можно достичь чего-то… но иногда момент той наготы наступает, когда ты проделал множество садхан, ты все излил, но все это обернулось для тебя большой неудачей, и вдруг ты достигаешь этой наготы, наступает момент, когда ты понимаешь…
Карл: Каждую ночь ты обладаешь этой наготой в глубоком сне. Так что ты мог бы выполнять садханы, чтобы спать. У тебя есть снотворное и техники для сна в глубоком сне? Погружение в глубокий сон происходит благодаря твоим садханам? В глубоком сне никто не беспокоится о садхан ах, знании или незнании или чем-то еще, что появится в следующий момент, потому что нет беспокоящегося, нет вопросов и ответов. Так ты выполняешь садханы, чтобы уснуть?
Пит: (со смехом) Если только бодрствование является садханой. Я не знаю. Когда я высыпаюсь, мне нужно какое-то время побыть в состоянии бодрствования, прежде чем я снова смогу уснуть.
Карл: Значит, из-за того, что ты спишь, ты снова просыпаешься. Звучит хорошо. «Я сплю, чтобы снова проснуться, и я просыпаюсь, чтобы я снова мог уснуть». Бесконечный круг: ты истощаешь себя, чтобы снова уснуть. Это садхана, подобная духовной технике. Ты используешь эту технику, чтобы истощить себя, дабы лучше спать, чтобы потом проснуться со свежими силами для работы. Звучит хорошо.
Но это есть, как оно есть. Посмотри на мир. Так много великих мастеров уходили в самадхи осознанности, порой на тысячу лет, но потом они снова просыпались и работали. Этот сон наполнен всеми видами пробуждения, и истощения, и восстановления, и делания, и неделания. Твоя идея «тотального ухода из-за исчерпанности» не работает. Ты не можешь исчерпать то, чем ты являешься. Это всегда звучит мило, хорошо и очень логично, только не работает. Это работает, если ты хочешь купить мерседес, или приобрести новый дом, или достичь другой цели, вроде этой. Ты можешь использовать пошаговый «от А до Б» подход, чтобы достичь ее. Но не То, которое ты ищешь.
Поэтому этот драгоценный ум, этот драгоценный интеллект ты можешь выкинуть в ближайшую помойку, потому что для Того он не сработает. Но это красиво, а? Что он не работает. У тебя есть инструмент, ты можешь его использовать, хотя он все равно не работает. Ладно. Ты играешь с ним. Ты играешь с умом, играешь с интеллектом, играешь с садханой – это медитация. Ты просто играешь. Ты развлекаешься.
Ты Само-развлекаешься только тогда, когда не получаешь от этого никакого результата. В тот момент, когда у тебя появляется ожидание результата, ты работаешь, и тогда ты действительно работаешь в поте лица. Тебе даже хочется получить результат становления тем, что ты есть. Бог ты мой! «Это будет мое Я. Я достиг себя». Что это было бы за «Я», которое ты мог бы достичь?
Чарльз: Ограниченное «Я».
Карл: Да. Относительное «Я», относительная свобода, относительное – что угодно. Ограниченное, ограниченное, ограниченное. И что? Так что такое эта «личная свобода»? Идея. Просто идея. Она приятна, но не имеет никакой ценности. Ты все равно существуешь «вопреки», не «благодаря» твоему деланию или неделанию. Если ты увидишь это, если ты действительно увидишь, что ты есть вопреки твоим садханам, вопреки тому, что ты сделал или не сделал, вопреки твоим грехам или не грехам, вопреки твоей вине или не вине, действительно вопреки, всегда вопреки, никогда «благодаря», – то это уже свобода. Бог ты мой.