- Феликс… Феликс… Ты как? – Она старалась приложить к моему лбу платок. – Скорую! Быстро! – Крикнула она бармену, который все это время стоял окаменевший, будто истукан.
- Уфф… - Я постепенно приходил в себя. – Все н-нормально…
- Феликс, ты должен поехать к врачу!
- Не-не! – Хотя тело, по-прежнему, плохо слушалось, я чувствовал в себе уже немалую уверенность. – Поеду домой, отлежусь… Все будет хорошо…
Ноги до сих пор двигались как ватные, но я приходил в себя. Кинув бармену двести баксов в качестве компенсации за погром, я вышел на улицу и поплелся к дороге. Полина, переживая, поддерживала меня за локоть и довела до самой проезжей полосы, где я поймал такси и поехал домой на Николину. В душной машине мне было немного не по себе, но постепенно я оклемался, открыл окно над задним сидением, высунул голову и стал глубоко дышать…
29.
Когда я преступал порог дома, в голове чувствовалось брожение и неуверенность, будто я возвращался с недельной пьянки. По-моему, у меня дергался висок — или мне так казалось. Явно не лишним было бы в тот момент полежать несколько часов и оклематься.
Но только я зашел в гостиную, как увидел гневную Марину в ее розовом ночном пеньюаре. Ее лицо искажала гримаса злости. Точно.. Она все знала…
— Ах вот ты где! Ты все шляешься, сукин сын! Что? — Кричала она, тряся руками. — Очередную шлюху себя нашел, деньги не куда тратить?
Мое сердце сжалось… Никто не смеет так говорить со мной, никто не смеет оскорблять Полину.
— Заткнись! — заорал я во весь голос. — Заткнись! Полина тебе не шлюха! Посмотри на себя, мерзкая сисястая шваль!
Действительно. В этом нелепом розовом прикиде, в этой псевдоэротичной ночнушке, Марина смотрелась как огромная разжиревшая курица, напялившая на себя купленный на распродаже в секс-шопе наряд. Я знал, что вопрос веса — больной для Марины: она постоянно ходила к разным диетологам и тратила кучу денег на таблетки — ума не хватало от дивана жопу оторвать. Но в тот моем состоянии меня нельзя было остановить. Я мог высказать все, все самое неприятное…
— Что? — Осклабилась Марина. — Да как ты смеешь? Сам на себя посмотри. Обрюзгший пьяный уродец, снимающий дешевых проституток… Конечно, как мужчина, ты уже давно никто, и никто тебе, кроме как за подаренный Мерседес и бутики не даст!
— Да как ты смеешь мне это говоришь, шваль! — Закричал я. — Ты! ТЫ!!!! Мерзкая тварь, которая живет на мои деньги… Да если бы не я, ты вообще бы уже давно ушла на дно — вместе с твоим дебилом Ванечкой, которого ты воспитала полным недотепой..
— Не смей так говорить про нашего сына! — Запричитала она. — Ты никогда не уделял ему времени с гастролями и концертами, тебе больше нравилось проводить время со своими друзьями-кретинами, продюсерами-мудаками и продажными шлюхами!
— Заткнись Марина… — От ее крика мне становилось дурно. — Заткнись… — я наклонился вперед. — Заткнись., прошу тебя…
— Неет, дорогой! — видя что, мне плохо, ее охватило сущее злорадство. — Я тебе все выскажу! Ты забыл, как приехал в Москву никем и ничем, как ты бегал по этим консерваториям с нотами, неудачник? Ты забыл, как тебе помог мой папа, познакомив с Димой, который устроил тебе первый в жизни концерт? А когда в девяностые ты, как мудак, ушел из Союза Музыкантов и сидел, сложа руки, не мой ли брат устроил тебя на радио? А?
— Такого не было, нет… — Я оседал на пол, чувствуя, как кровь отходит от мозга…
—Ты послушай! — Она явно хотела добить меня. — А все эти твои вечные депрессии, истерики, кризисы? Я всегда это терпела, я всегда старалась быть с тобой мягкой.
— Неет… — Я уже буквально стоял на коленях, держась за голову… — Нет…
— И запомни, Феликс. Другая бы женщина давно ушла бы к другому человеку, плюнув на все твои миллионы. Лишь такая как я могу тебя терпеть. И знаешь, я очень жалею…
— НЕЕЕТ! — Огромным усилием я собрал себя в кучу, воспрянул и бросился на нее вперед с кулаком. — Да как ты смеешь, сучка! Ты в жизни ни копейки без меня не заработала! Я… яяя……. Я единственный человек, способный на многое…!
В порыве приступа я явно не рассчитал удар и пронесся мимо. Захлебываясь на ходу воздухом, я споткнулся, падая на пол и ударяясь головой об ступеньку. Сверху на меня сыпались жестокие удары ногами…
— Запомни… Феликс! Запомни!!! — Последние слова, что я слышал. — Ты просто неудачник!
Внутри все перемешалось, я потерял сознание, провал…
30.
Шокирующая тишина. Нарушающие ее звуки в белой палате.
— Ему нельзя больше волноваться. Любое волнение может оказаться критическим.
— Да, доктор, я все понимаю. Вы даже не представляете, какие усилия я прилагаю.
— Поймите, это не шутки. Он буквально на износе. Ему нужен серьезный отдых подальше от города и как можно скорее.
Эти слова проходили словно через вату, я слышал их будто издалека. Постепенно я понял, что нахожусь в больничной палате. Когда я наконец смог открыть глаза, вокруг была тишина. Рядом сидела Полина.
— Где доктор? — Спросил я. — Что со мной случилось?
— Только что ушел. Феликс, — она смотрела на меня растроганными глазами, — ты еле уцелел.
Я попытался двинуться, но ощутил резкую головную боль в шее.
— Жена тебя била… — Мрачно продолжила Полина. — Если бы она не остановилась, могла бы вообще убить. Вот сучка какая. Ведь видела, что тебе плохо. А нет, специально, добивала.
— Ах сука… — С ненавистью сказал я, постепенно вспоминая картину происшедшего. — Она еще ответит..
— Феликс, тебе нельзя нервничать. Ну как ты мог дойти до такого?
— Иначе было нельзя.
— Я понимаю дорогой. — Полина положила мне руку на лоб, проверяя температуру. — Ты был в отключке два дня. Я звонила на мобильный, на работу, даже домой. Жена твоя, как услышала женский голос, взвизгнула и бросила трубку. Мне помог твой директор Вова. Он сказал мне, что тебя обнаружила охрана и отвезли в больницу. Как только я узнала, я сразу поехала сюда…
— И долго ты здесь уже сидишь? — Спросил я.
— Несколько часов.
— Полина… — Я пытался взять в руку ее ладошку. — Полина, ты такой молодец.
— Брось ты.. — Печально сказала она, а потом улыбнулась. — Я рада, что с тобой все хорошо. Смотри. — она стала доставать из-за тумбочки пакет с продуктами. — Я привезла тебе кое-что вкусненькое.
— Полина, — я прямо был растроган, глядя на мой любимый бельгийский шоколад, — я все оплачу… как только выздоровею..
— Даже не думай. — Она резко воспряла. — Ладно, извини, но мне надо на работу. Лежи здесь, отдыхай. Чуть позже зайдет доктор…
Она аккуратно склонилась надо мной, поцеловала в губы, а потом ушла, оставив в воздухе витание духов и нежности.
Я сделал усилие и заворочался. Вытянул отекшие от продолжительного лежания конечности. Кулаки сжимались в бессильном порыве.. Опять! Нужно что-то делать.
Но что? Мысли вертелись в моей голове, как кролики на вертеле.
В первую очередь я поклялся себе, как выйду, обязательно довести до ума «Последний артист». Это мой последний шанс на победу. Иного выхода нет.. А пока, надо сделать одно дело, есть кое-что, чем я намерен заняться…
Дверь отворилась. Вошел седой врач с бородой. Посмотрев на меня, он проверил пульс, поправил капельницу, и затем встал надо мной.
— Феликс Абрамович. В вашем возрасте и при ваших сосудах нельзя совершать необдуманных поступков. Будьте в следующий раз осторожнее. Я надеюсь, ваша подруга Полина вам объяснила.
— Да, доктор.
— Я выпишу вам кое-какие лекарства. — Продолжал врач. — Там большой список всевозможных препаратов — «Глицин», «Кавентон», еще кое-что. Конечно, после выписки некоторое время вам надо наблюдаться у невропатолога, хорошо было бы еще сделать УЗИ головного мозга и томограмму.
— Хорошо. — Сказал я. — Доктор, можно трубку?
— А? Да-да, конечно.
Когда врач принес мне больничный телефон, я поблагодарил его и стал вспоминать номер. Наконец, когда нужная комбинация высветилась в моей голове, я взял в руки трубку и набрал на кнопках.
— Алло? — После коротких гудков послышался басистый прокуренный голос.
— Привет, Палыч. — Сказал я.
— О, Феликс… Это ты? Как у тебя там???
— Слушай, есть дело…
Объяснив Палычу суть ситуации, я поставил трубку на тумбочку, потянул ноги и с блаженной улыбкой откинулся на подушку.
31.
Пока я находился в больнице, Полина буквально оборвала мой телефон звонками. Она звонила постоянно — по несколько раз в день. Спрашивала, все ли у меня в порядке, не нужно ли что-нибудь привести, помочь. Мне право было неудобно — ну что же она возится со мной как со стариком? — но в то же время, приятно до умопомрачения — единственный раз в моей жизни появился преданный человек, который поддерживал бы меня в беде и не жаждал от меня денег.
Я лежал в палате и думал, где же в моих отношениях с семьей я допустил ошибку. Несомненно, я слишком много занимался работой и совсем не уделял внимание домашним. Ванечку надо было воспитывать раньше. Если бы я занялся сыном еще до восьмого класса, когда в первый раз заметил его тягу к ночным приключениям и прогулам, возможно из него бы не получился такой лоботряс. А эта сука Марина — надо было побольше пилить ей мозг, а Ване чаще давать ремнем по жопе, да так чтобы неповадно было. А то сейчас постоянно выгораживает его, идиота, даже пальцем не дает тронуть…
Впрочем, о семье мне почему то не хотелось вспоминать. Мысли о семье все чаще вытеснялись Полиной. Она была для меня как мать, как подруга, спасательный круг и в чем то даже жилетка. Я мог сказать ей абсолютно все, не боясь упасть в ее глазах или показаться слабым. Возможно ей нравилось, что такой сильный мужчина как я в какой-то момент из сильного льва превращается на ее руках в беспомощного тигренка — я слышал, что многих женщин такое заводит. В любом случае, Полина оказывала мне такую духовную поддержку, которой у меня не было последние лет пятнадцать с Мариной.
Было несколько звонков по работе. Коллеги, в основном, интересовались моим здоровьем — лицемерные суки, как я их ненавижу. Звонил Скворцов, спрашивал о самочувствии. Когда я услышал его голос в трубке, я сжал от злобы кулаки. Это ведь ты, сука, рассказал все журналистам, это ты, сука, дал им комментарий! Ты думаешь, я тебе теперь буду верить и прощу? Нет, мразь! Ты уже в моем черном списке! Разбитый после разговора с Скворцовым телефон невозможно было восстановить, Полина передала мне свой старенький Сименс, я вставил в нее свою сим карту с разбитого и снова был на связи.
Подчиненные спрашивали про «Последний артист» и всячески боялись заводить тему Полины. Все помнили историю с пиарщиком Костиком, с работы вылетать никто не хотел. Пару слов насчет Полины попытался замолвить мой администратор Костя, но я четко ему намекнул, что если он не хочет околачиваться у биржи труда, тему моей личной жизни и отношений не стоит поднимать в суе.
Позвонил Ванечка, что-то лепетал, желал скорейшего выздоровления, рассказывал, что очень усердно учится, старается. Я конечно же не поверил ни одному его слову, тем более в какой-то момент на заднем фоне раздался женский ржач. Наверняка сидел в ресторане с какой-нибудь очередной первокурсницей, рассказывал, кто его папа, угощал нахаляву и готовился драть ее на своей съемной хате за 2500 в месяц… Эх, выйду с больницы, достану наконец свой ремень... Теперь Марина меня не сдержит, Марина в прошлом...
Но все-таки Полина — какой молодец. Даже предложила пожить мне у нее некоторое время, пока я не окрепну и не смогу вернуться к жене. Я, конечно, отказался — это уже слишком, что я бомж какой что ли, у меня и своя вторая квартира есть. Но Полина не уступала: сказала, что все равно поселится со мной, будет ухаживать, помогать мне, готовить. Никакие аргументы про рестораны и домработницу она слышать не хотела. Черт побери, а ведь это приятно — будет сидеть со мной, греть меня своими теплыми ладошками, поить чаем… А может быть наконец то мы сможем заняться с ней любовью…так страстно и нежно…Ох, когда я представлял это, судорогами сводило пах.
Да, все меня бросили, но у меня остался единственный близкий. Я благодарил бога за Полину и обещал себе никогда ее не забывать.