Лао-цзы освободили от его обязанностей, и император сказал ему:
— Ты был прав, прости меня. У нас действительно разные способы мышления.
Встреча Конфуция и Лао-цзы
Лао-цзы жил в пещере, в горах. О его странностях ходили легенды. Конфуций отправился повидаться с Лао-цзы. Ученики остались ждать его у входа в пещеру. Когда он вышел, то весь трясся. Они спросили его:
— Что случилось?
— Я знаю, что птица летает, зверь бегает, рыба плавает. Бегающего можно поймать в капкан, плавающего — в сети, летающего — сбить стрелой. Что же касается дракона, то я ещё не знаю, как его поймать! Он не человек, он — дракон!
Даже ученики Лао-цзы были потрясены, потому что Конфуций был намного старше, его уважал народ, его уважали при дворе. И то, как повёл себя с ним Лао-цзы, было просто оскорбительным. Но не для Лао-цзы! Он был простым человеком, не высокомерным, не смиренным, просто чистым человеком. И если это больно ранило — его чистота, его обыкновенность — если это так сильно задело Конфуция, то что он мог поделать?
Лао-цзы был чистым зеркалом, в котором отражалось все несовершенное.
Ученики спросили Лао-цзы:
— Что вы сделали?
— Я ничего не делал, я просто отражал! — ответил он.
Когда Конфуций посмотрел в глаза Лао-цзы, то понял, что этого человека невозможно обмануть. Конфуций попытался завести разговор о «высоком человеке», но Лао-цзы рассмеялся и сказал:
— Я никогда не видел что-либо «высшее» или «низшее». Человек есть человек, точно так же, как дерево есть дерево. Все участвуют в одном и том же Существовании. Нет никого, кто был бы выше или ниже. Это бессмыслица.
Тогда Конфуций спросил, что происходит с человеком после смерти.
— Вы живёте, но разве можете вы сказать, что такое жизнь? — спросил в ответ Лао-цзы.
Конфуций смутился, а Лао-цзы продолжил:
— Вы не знаете этой жизни, в которой вы сейчас находитесь. И вместо того, чтобы познавать её, вы беспокоитесь о той, запредельной.
Я испугался
Ле-цзы направился в Ци, но с полдороги вернулся и встретил дядю Темнеющее Око.
— Почему возвратился? — спросил Темнеющее Око.
— Я испугался!
— Чего же испугался?
— Я ел в десяти харчевнях, и в пяти мне подавали раньше всех.
— Пусть так. Но чего же тебе пугаться?
— Чистота внутри ещё не освободилась, а из тела она просачивается в виде луча. Внешним воздействовать на сердца людей, чтобы они пренебрегали уважаемыми и старыми, значит готовить себе беду. Ведь хозяин харчевни не имеет лишних доходов, продаёт лишь кашу да похлёбку. Если так поступает тот, у кого прибыль скудная, а власть ничтожная, что же сделает властитель тьмы колесниц, который отдаёт все силы государству и все знания управлению? Поэтому-то я и испугался, что тот царь захочет поручить мне дела и станет ждать от меня заслуг.
— Прекрасное наблюдение! — воскликнул Темнеющее Око. — Но если ты останешься у себя, люди станут искать у тебя защиты.
Вскоре Темнеющее Око пришёл к Ле-цзы и у дверей увидел множество туфель. Обернувшись лицом к северу, Темнеющее Око опёрся подбородком о посох, нахмурился и, постояв немного, молча вышел. Принимавший гостей доложил об этом Ле-цзы. Тот, босой, с туфлями в руках, побежал за Темнеющим Оком и, догнав у ворот, спросил:
— Поскольку вы, Преждерождённый, пришли, не дадите ли мне совет?
— Всё кончено! Я предупреждал, что люди станут искать у тебя защиты. Это действительно так! Способный привлечь других, чтобы стекались к тебе, ты оказался не способным помешать другим искать защиты. К чему это?
Стоит результату разойтись с предвидением, и непременно получится огорчение. Оно бессмысленно и поколеблет тебя самого. Никто из твоих последователей этого тебе не скажет. Вся их мелкая болтовня — яд для человека. Без пробуждения, без сознания разве помогут созреванию друг друга?
Любовь к камню
Жил когда-то богатый купец и владел он драгоценным камнем, равного которому не было на всей земле. Любил он этот камень больше всего на свете и никогда с ним не расставался. Днём и ночью любовался купец своим камнем, забывая о сне и еде, и здоровье его от этого стало ухудшаться.
Забеспокоилась жена купца — так недолго и мужа потерять, и, захватив с собой деньги и дары, отправилась за советом к мудрому даосу, слава о котором летела во все стороны света быстрее стрелы, пущенной из тугого лука. Даос благосклонно принял подарки и, обещав помочь, отправил несчастную женщину восвояси.
Через две ночи наступило полнолуние, и влюблённый в камень богач вышел в сад, чтобы полюбоваться, как лунный свет играет на гранях его сокровища, зажигая в мерцающей глубине камня разноцветные огни. Вдруг холодное дуновение коснулось щеки купца и, обернувшись, он увидел рядом с собой словно сотканную из мрака безликую фигуру в странной одежде из лохмотьев и перьев.
— Кто ты и что ты здесь делаешь? — дрожащим голосом спросил богач, с ужасом вглядываясь в зловещие очертания незнакомца.
— Я — твоя смерть и пришла за тобой, — ответил странный глуховатый голос.
— Но я ещё молод и не хочу умирать, — севшим от страха голосом прошептал купец.
— Я могу выполнить твоё последнее желание, — сказала смерть. — Проси что хочешь, кроме одного — остаться жить на земле.
— А я могу и после смерти не расставаться с камнем? — спросил богач с затаённой надеждой.
— Конечно, если таково твоё последнее желание, — равнодушно ответила смерть. — И ты и твоё сокровище будете навечно заточёны в холодной непроглядной тьме. Ты не сможешь видеть свой камень, но будешь вечно сжимать его в руках.
— И я больше никогда не увижу луны? — тоскливо спросил купец.
— Ты никогда больше не увидишь ни луны, ни сада, ни родных, — захохотала смерть. — Ты не сможешь любоваться цветами, ласкать жену, вкушать лакомства, греться на солнце и подставлять лицо летнему ветерку. Но зачем тебе всё это? Всю свою жизнь ты видел только одно — драгоценный камень, и после смерти ты не расстанешься с ним.
— Дай мне срок проститься с родными, — отчаянно закричал богач, падая на колени. — Я сделаю всё, что ты хочешь; только оставь мне ещё один день!
— Ладно, — говорит смерть, — я дам тебе один день, если за это ты отдашь мне свою драгоценность.
Протянул купец смерти камень, даже не взглянув на него, и бегом бросился в дом. Мечется по комнатам, жену зовёт, а её нигде нет. Выбежал снова в сад, смотрит — у ворот жена стоит и держит в руках его заветную драгоценность.
— Откуда у тебя камень? — теряя рассудок, завопил богач. — Тебе дала его смерть?
— О чём ты говоришь? — удивилась жена. — Мне отдал его даос, когда выходил из нашего сада.
Понял тогда купец, с кем он вёл ночную беседу. Заплакал он от облегчения, потом рассмеялся, обнял жену, забрал у неё камень и, размахнувшись, зашвырнул его в реку.
Искусство ремесленника
Столяр Цин был лучшим в своём ремесле.
Однажды ему заказали сделать раму для колокола для правителя Лу, и когда работа была закончена, рама оказалась столь прекрасна, что казалось, будто это дело рук богов или духов. Правитель Лу пришёл посмотреть и спросил у столяра, в чём секрет его искусства.
— Я простой ремесленник, — ответил Цин. — О каком искусстве ты говоришь? У меня есть только небольшие секреты ремесла, и я расскажу о них. Когда я решил сделать раму для колокола, мне не захотелось тратить попусту Ци — энергию жизни, поэтому я постился, чтобы сосредоточиться и успокоить сердце.
После трёх дней поста я уже больше не думал ни о награде, ни о похвалах, ни о чине или деньгах, которые мог бы получить за хорошую работу. На пятый день я уже забыл, что за работу меня могут возвеличить или унизить, будут хвалить или бранить, я перестал предаваться мыслям о том, что одним мой труд может показаться искусным, а другим — грубым. К концу седьмого дня поста я достиг такой сосредоточенности духа, что забылся совершенно: не чувствовал ни рук, ни ног своих. Моё ремесло захватило меня всего, а всё остальное перестало для меня существовать.
Тогда я пошёл в лес и через некоторое время увидел дерево, форма которого как раз подходила для рамы. Вот так мой дух, освобождённый от суетных забот, нашёл совершенное дерево. Может быть, именно поэтому люди говорят, что раму сделали боги или духи.
Только учитель может это не делать
Однажды в день Постижения Истины Мудрейший из клана Спокойных показал нескольким избранным ученикам своё умение превращать камни в золото и серебро.
Один из учеников Мудрейшего, потрясённый увиденным, спросил другого ученика:
— Если наш Учитель способен превращать камни в золотые слитки, почему он не стал самым богатым и могущественным человеком в Поднебесной?
— Да, наш Учитель может делать это, — гордо ответил тот, — но он не был бы Великим Учителем, если бы не был способен не делать этого.
О манерах и еде
Мудрую Свинью спросили:
— Почему во время еды ты становишься в пищу ногами?
— Я люблю ощущать еду не только ртом, но и телом, — отвечала мудрая Свинья. — Когда я, насыщаясь, ощущаю прикосновение пищи к ногам, то получаю от этого двойное удовольствие.
— А как быть с манерами, присущими достойному воспитанию?
— Манеры предназначены для окружающих, а удовольствие для себя. Если основа удовольствия исходит от моей природы, то само удовольствие приносит пользу, — объясняла Мудрая Свинья.
— Но ведь и манеры приносят пользу!
— Когда манеры приносят мне больше пользы, чем удовольствия, я не ставлю ноги в еду, — гордо ответила свинья и ушла по своим делам.
Привычка, характер, судьба
Конфуций любовался в Люйляне водопадом; струи спадают с высоты в три тысячи жэней, пена бурлит на сорок ли. Его не могут преодолеть ни кайманы, ни рыбы, ни черепахи — морские или речные. Заметив там пловца, Конфуций подумал, что тот с горя ищет смерти, и отправил своих учеников вниз, чтобы его вытащить. Но тот через несколько сот шагов вышел из воды с распущенными волосами, запел и стал прогуливаться у дамбы.
Конфуций последовал за ним и ему сказал:
— Я принял тебя за душу утопленника, но вгляделся: ты — человек. Дозволь задать вопрос: владеешь ли секретом, как ходить по воде?
— Нет, — ответил пловец. — У меня нет секрета. От рождения — это у меня привычка, при возмужании — характер, в зрелости — это судьба. Вместе с волной погружаюсь, вместе с пеной всплываю, следую за течением воды, не навязывая ей ничего от себя. Вот почему я и хожу по воде.
— Что означает "от рождения — это привычка, при возмужании — характер, в зрелости — это судьба"? — спросил Конфуций.
— Я родился среди холмов и удовлетворён жизнью среди холмов — такова привычка; вырос на воде и удовлетворён жизнью на воде — таков характер; это происходит само по себе, и я не знаю почему — такова судьба
Лишь вспомнил
Жил мудрый и почтенный святой. Со всех концов страны просвещённые люди устремились лицезреть его мудрость, но тот хранил молчание. Он молчал пред всяким, приходившим с вопросом; вместо ответа он чертил на земле бамбуковым посохом: «Тот, кто удовлетворён в своём сердце, видит добро повсюду и во все времена». Иногда он писал: «Где есть неудовлетворённость, там все усилия напрасны», или: «Пребывай в молчании, тишине, и ты познаешь».
Но посетителей не устраивали эти ответы, ибо они были слишком привязаны к словам. Они не могли понять, почему мудрец не отвечает им прямо. Почему? Он наверняка знает ответы. Другие мудрецы дают советы и предписывают разные методы, говорят о суровом подвижничестве, а что же этот? Его проповеди не услышишь ухом и как же их понимать?
Святой был настоящим мистиком. Он не был аскетом, и у него не было никаких специальных рецептов и упражнений, только понимание — молчаливое понимание.
Однажды во время одного праздника перед ним появился юноша. При нём не было ни посоха, ни мудрых писаний, на его языке не вертелись вопросы, только в глазах были устремлённость и великая страсть. Он подошёл к святому, не садясь, не ища места, чтобы возлечь, подобно другим, он взирал на безмятежное лицо старца, не говоря ни слова. Затем, к изумлению прочих, он взял посох из его рук и начертал на песке слова: «Как свет рассеивает тьму?»
Святой, вернув себе посох, написал: «Какая тьма? Разве ты потерялся во тьме?». Юный пилигрим начертал: «Теряет ли путь потерявшийся? В самом ли деле потерявшийся потерян?» Какое-то время мудрец созерцал лицо юноши, а затем написал на земле: «Лишь забыт».
Мудрец стёр всё написанное и начертал: «Какое желание привело тебя сюда?»
Множество жадных глаз следило за тем, как посох передавался из рук в руки: «Желания?.. У меня их нет».
Поглядев на пилигрима, святой взял посох, поднялся, вытянул правую руку и, трижды постучав им по земле, застыл в этой позе.
— Зачем вы это сделали? — спросил пилигрим.
Мудрец нацарапал: «Любопытство — форма желания».
Посох мелькал туда-сюда до тех пор, пока пилигрим не написал: «Говорят, есть священная мантра, читая которую можно слиться воедино со Вселенной». Мудрец начертал: «Был ли ты когда-нибудь отделенным от Неё?» Вдруг преподобный поднял посох и обрушил его на голову юноши, повергнув его в глубокий транс.
Минули дни. Сидя в самоотречении у ног великого мудреца, юный пилигрим вкусил его блаженство. Ни разу не задал он вопроса, безграничная любовь расцвела между ними. На третий день мудрец нарушил свое многолетнее молчание.
— Вот ты и пришёл, наконец! — раздался его хриплый голос.
Юноша не ответил, заглянул в мудрые глаза старца, затем взял посох из его рук и написал: «Лишь вспомнил!»
Мудрость мира
Однажды пришёл к даосскому монаху человек и пожаловался, что, как ни пытается, не может понять мудрость мира. А так как он не может понять мудрость мира, он сомневается в мудрости Бога. Это очень смущает его, потому он и пришёл просить у мудреца помощи. Монах согласился помочь этому человеку, но при одном условии: тот будет выполнять его требования.
Первое его требование было таким: сидеть у берега и слушать, как поёт река.
— Это голос Бога, — сказал монах.
Так человек и сделал. Но вечером, когда монах спросил его, понял ли он мудрость мира, он покачал головой.
Тогда монах приказал человеку смотреть в костёр.
— Это танец Бога, — сказал он.
Но утром вновь человек сказал, что не понял мудрость мира. Земля и воздух тоже ничего не сказали ему о мудрости мира, ибо не разглядел человек их тайн.
Монах задумался. А на третий день сказал:
— Тогда посмотри в себя, там таятся все твои сомнения.
И, увидев в своей душе отражение целой вселенной, человек понял мудрость Бога. И сомнения отступили, и покой заполнил его душу.
Сокровенные желания
Решил однажды голубой чёрт из Большой пещеры стать святым и прославиться добрыми делами. Надел на себя самые красивые одежды и разослал во все концы Поднебесной своих родственников и знакомых с вестью о том, что он берётся исполнять самые сокровенные людские желания. Скоро к пещере, где жил чёрт, потянулись вереницы людей, жаждущих получить обещанное.
Первым предстал перед чёртом бедный крестьянин. Только хотел обратиться к нечистому со своей просьбой, как чёрт и говорит:
— Ступай домой. Твоё желание исполнено.
Вернулся крестьянин домой, стал искать мешки с золотом и серебром, как вдруг видит — идёт к его дому сосед, а на плечах у него вместо своей собственной — кабанья голова, глазами вращает да клыками щёлкает. Ужаснулся крестьянин: «Неужели у меня такие желания?»
После крестьянина подошла к чёрту старая женщина, неся на спине мужчину с высохшими ногами. Положила его у ног чёрта и говорит:
— Исполни заветное желание моего сына. До конца жизни буду благодарна тебе.
Посмотрел чёрт на мужчину, а у того и руки отсохли.
Заплакала, заголосила старая женщина:
— Что ты наделал, проклятый!
А чёрт и говорит:
— Что же мне делать, если он с детства хотел, чтобы у него и руки отсохли, тогда ты не сможешь заставлять его короба плести и кормить его будешь из своих рук.
Делать нечего. Взвалила мать сына на плечи и пустилась бегом из пещеры, пока сын ещё чего-нибудь не пожелал.
Так и не стал чёрт святым. Недобрая слава о нём пошла. Но в этом он сам виноват. Уж кто-кто, а чёрт должен бы знать, что сокровенные желания не всегда желанны бывают.
Понимание жизни
УЧжуан-цзы умерла жена, и Творящий Благо пришёл её оплакивать. Чжуан-цзы же сидел на корточках и пел, ударяя такт по глиняному тазу.
Творящий Благо сказал:
— Мало того, что вы не оплакиваете умершую, которая прожила с вами, своим мужем, до старости, и вырастила детей. Не слишком ли много себе позволяете, предаваясь пению, отбивая такт о таз?
— Это не так, — ответил Чжуан-цзы. — Могла ли меня не опечалить её кончина? Но затем я задумался о том, что было вначале, когда она ещё не родилась, не только не родилась, но ещё не обладала телом, не только телом, но даже и эфиром. Слитая с неразличным, неуловимым, стала развиваться и обрела эфир, эфир развился, и обрела тело, тело развилось, и обрела жизнь. Ныне же прошла через новое развитие — смерть. Всё это сменяло друг друга, как времена года: весна и осень, лето и зима. И я понял, что плакать и причитать, когда она покоится в огромном доме, значит не понимать жизни. Поэтому и перестал.
Игла, колотушка и жезл
Однажды крестьянин спас даоса, когда тот тонул. Решил даос отблагодарить крестьянина за добрый поступок и отвёл его в свою пещеру. Там достал он из тайника огромную тыкву и вынул из неё три волшебные вещи: иглу, колотушку и жезл. Положил их даос у ног крестьянина и сказал:
— Хоть эти вещи и неказисты на вид, заключена в них волшебная сила: игла дарует жизнь и излечивает все болезни, колотушка при ударе высекает золотые и серебряные монеты, а жезл даёт власть победить любое войско и уничтожить врагов. Ты спас мне жизнь и в награду ты можешь выбрать одну из них.
Крестьянин, не долго думая, взял иглу и спрятал её у себя в поясе.
— Ты слишком быстро принял решение, — удивился даос. — Неужели тебя не прельщают богатство или власть?
— Я выбрал жизнь, — ответил мудрый крестьянин, — так как ни власть, ни богатство без неё цены не имеют, а, спасая жизни других, я, при желании, буду иметь и власть, и богатство. Вот почему мне милее игла, а что касается жезла и колотушки, то с ними хлопот не оберёшься.
Пользоваться силой
Гуньи Бо прославился своей силой среди правителей. Танци Гун рассказал о нём чжоускому царю Сюиньвану. Царь приготовил дары, чтобы его пригласить, и Гуньи Бо явился. При виде его немощной фигуры в сердце Сюиньвана закралось подозрение.
— Какова твоя сила? — спросил он с сомнением.
— Силы моей, вашего слуги, хватит лишь, чтобы сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней цикады.
— У моих богатырей хватит силы, чтобы разорвать шкуру носорога да утащить за хвосты девять буйволов, — в гневе воскликнул государь, — а я ещё огорчён их слабостью! Как же ты мог прославиться силой на всю Поднебесную, если способен лишь сломать ногу весенней саранчи да перебить крыло осенней цикады?
— Хорошо! — глубоко вздохнув, сказал Гуньи Бо. — На вопрос царя я, ваш слуга, осмелюсь ответить правду. Учил меня, вашего слугу, Наставник с Шангоры. Равного ему по силе не найдётся во всей Поднебесной. Но никто из шести родичей об этом не знал, ибо он никогда к силе не прибегал. Я, ваш слуга, услужил ему, рискуя жизнью, и тогда он поведал мне, вашему слуге: «Все хотят узреть невиданное — смотри на то, на что другие не сморят; все хотят овладеть недоступным — займись тем, чем никто не занимается. Поэтому тот, кто учится видеть, начинает с повозки с хворостом; тот, кто учится слышать, — с удара колокола. Ведь то, что легко внутри тебя, не трудно и вне тебя».
Слава моя, вашего слуги, не в том, чтобы своей силой злоупотреблять, а в том, как ею пользоваться. Разве это не лучше, чем злоупотреблять своей силой?
Ступени учения
Ле-цзы стал учиться.
Прошло три года, и я изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Лишь тогда удостоился я взгляда Старого Шана.
Прошло пять лет, и в сердце родились новые думы об истинном и ложном, устами по-новому заговорил о полезном и вредном. Лишь тогда я удостоился улыбки Старого Шана.
Прошло семь лет, и, давая волю своему сердцу, уже не думал ни об истинном, ни о ложном, давая волю своим устам, не говорил ни о полезном, ни о вредном. Лишь тогда учитель позвал меня и усадил рядом с собой на циновке.
Прошло девять лет, и как бы ни принуждал я своё сердце думать, как бы ни принуждал свои уста говорить, уже не ведал, что для меня истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно; не ведал, что для других истинно, а что ложно, что полезно, а что вредно. Перестал отличать внутреннее от внешнего. И тогда все чувства как бы слились в одно: зрение уподобилось слуху, слух — обонянию, обоняние — вкусу. Мысль сгустилась, а тело освободилось. Кости и мускулы сплавились воедино. Я перестал ощущать, на что опирается тело, на что ступает нога, о чём думает сердце, что таится в речах. Только и всего.
Тогда-то в законах природы для меня не осталось ничего скрытого.
Искусство управлять колесницей
Учителя Отца Цзао звали Великим Бобом. Когда Отец Цзао пришёл к нему учиться управлять колесницей, то по обычаю держался очень скромно. Великий Боб же ничего ему не объяснял целых три года. Отец Цзао относился к учителю всё почтительнее, и тот, наконец, с ним заговорил:
— В старинной песне поётся:
«Сын хорошего лучника
Сначала должен плести корзины.
Сын хорошего литейщика
Сначала должен шить шубы».
Ты сначала смотри, как я бегаю. Станешь бегать, как я, тогда сможешь взяться за шесть пар вожжей, управлять шестеркой коней.
— Буду лишь повиноваться приказу, — ответил Отец Цзао.
Тут Великий Боб сделал дорогу: на расстоянии шага один от другого установил столбы, на которых умещалась лишь ступня. По ним он стал ходить, бегать туда и обратно, не скользя и не падая.
Отец Цзао стал этому учиться и за три дня овладел его искусством.
— Как ты понятлив! Как быстро всё усвоил! — вздохнув, сказал Великий Боб. — Так поступает Колесничий. Когда ты ходил, то овладел умением ногами, а откликался на него сердцем. Это и распространи на управление колесницей. Держи в порядке вожжи там, где они соединены с удилами, натягивай их или ослабляй в согласии с углами губ коней. Правильно соразмеряй мысль в своей груди, чувствуй ритм руками. Внутренне овладеешь волей, а внешне научишься угадывать желание коней. Тогда-то и сумеешь посылать коней вперед или отводить назад, словно по натянутому шнуру, делать повороты или кружиться, словно по угломеру и циркулю, и силы коней хватит с избытком на любой, самый дальний путь. Вот это истинное мастерство. Овладев мастерством управления удилами, приводи в соответствие поводья; овладев мастерством управления поводьями, приводи в соответствие и руки; когда руки овладеют мастерством, приводи в соответствие и мысли. И тогда можешь уже не следить глазами и не подхлёстывать кнутом. Будешь стоять прямо с лёгким сердцем, и шесть пар вожжей не перепутаются, и топот двадцати четырёх копыт будет равномерным, движения же совершенно точными при езде вперёд, назад, кругом и при поворотах. А затем уж твоя колесница проедет всюду, где только поместятся колеса, всюду, где только хватит места для конских копыт. И тогда езда в любой местности станет для тебя одинаковой, не заметишь ни отвесных гор, ни узких ущелий, ни топи, ни равнины. На этом кончается моё искусство, и ты им овладел.
Несравненный скакун
Князь Му, повелитель Цзинь, сказал Болэ:
— Ты обременён годами. Может ли кто-нибудь из твоей семьи служить мне и выбирать лошадей вместо тебя?
Болэ отвечал:
— Хорошую лошадь можно узнать по её виду и движениям. Но несравненный скакун — тот, что не касается праха и не оставляет следа. Это нечто таинственное и неуловимое, неосязаемое, как утренний туман. Таланты моих сыновей не достигают высшей ступени: они могут отличить хорошую лошадь, посмотрев на нее, но узнать несравненного скакуна они не могут. Однако есть у меня друг, по имени Цзю Фангао, торговец хворостом и овощами, — он не хуже меня знает толк в лошадях. Призови его к себе.
Князь так и сделал. Вскоре он послал Цзю Фангао на поиски коня.
Спустя три месяца тот вернулся и доложил, что лошадь найдена.
— Она теперь в Шаю, — добавил он.
— А какая это лошадь? — спросил князь.
— Гнедая кобыла, — был ответ.
Но когда послали за лошадью, оказалось, что это чёрный, как ворон, жеребец. Князь в неудовольствии вызвал к себе Болэ.
— Друг твой, которому я поручил найти коня, совсем осрамился. Он не в силах отличить жеребца от кобылы! Что он понимает в лошадях, если даже масть назвать не сумел?
Болэ вздохнул с глубоким облегчением:
— Неужели он и вправду достиг этого? — воскликнул он. — Тогда он стоит десяти тысяч таких, как я. Я не осмелюсь сравнить себя с ним, ибо Гао проникает в строение духа. Постигая сущность, он забывает несущественные черты; прозревая внутренние достоинства, он теряет представление о внешнем. Он умеет видеть то, что нужно видеть, и не замечать ненужного. Он смотрит туда, куда следует смотреть, и пренебрегает тем, что смотреть не стоит. Мудрость Гао столь велика, что он мог бы судить и о более важных вещах, чем достоинства лошадей.
И когда привели коня, оказалось, что он поистине не имеет себе равных.
Как пахнет роза?
Ученики увлечённо обсуждали изречение Лао-цзы: «Тот, кто знает, не говорит; тот, кто говорит, не знает». Когда зашёл Учитель, они спросили его, что означают эти слова.
— Кто из вас знает, как пахнет роза? — задал он вопрос.
Все знали. Тогда он предложил:
— Расскажите об этом.
Никто не сказал ни слова.
Полное присутствие
Когда-то давным-давно в Срединной Империи собрались на турнир со всего света самые лучшие, самые могучие бойцы. Судил состязания великий китайский мудрец. Наконец, после многих тысяч боев он выбрал троих самых великих воинов и попросил каждого из них рассказать, как тот тренируется.
Первым поднялся огромный свирепого вида боец и сказал:
— Каждое утро на восходе солнца я ломаю деревья, камни, доски — всё, что попадается мне на пути. Вокруг моего жилища на день пути всё обращено в прах, в пустыню.
— Прекрасно, — сказал мудрец. — А как тренируешься ты? — спросил он другого бойца.
Поднялся высокий худощавый человек, более похожий на монаха или аскета.
— Каждое утро на восходе, — сказал он, — я предаюсь медитации. Я беру своё тело под контроль разума и воли и заставляю его быть лёгким и быстрым, как мысль.
— Прекрасно, — сказал мудрец. — А как тренируешься ты? — спросил он третьего воина.
Поднялся самый обычный ничем не примечательный внешне человек. Если бы он ещё совсем недавно не выиграл тысячу поединков, никто бы и не подумал, что это — воин, да ещё великий.
— А я вообще не тренируюсь, — сказал третий. — Просто я стараюсь присутствовать во всём, что делаю.
Сила мысли
Однажды могучий воин пришёл к Птице — Хранительнице Чёрного Камня за советом.
— Я хочу стать сильнее, — сказал воин, — что для этого надо сделать?
— Подними эту скалу, — попросила Птица, но воин не смог выполнить её просьбу.
— Сила твоих мыслей таится в груди, — сказала Птица, — поэтому тебе тяжело поднимать скалу. Ты неустойчив и слаб. Попробуй опустить силу мыслей в ноги, для чего представь себя деревом, а стопы — корнями…
Воин последовал совету Каменной Птицы и без труда поднял скалу.
Мало иметь в себе силы — нужно ещё уметь ими управлять.
Окончательное желание
Некий дровосек встретил в горах даосского бессмертного. Бессмертный, которому дровосек понравился, пообещал исполнить любое его желание. Разумеется, дровосек попросил золота. Бессмертный коснулся огромного валуна пальцем, и тот немедленно превратился в золотой слиток. Увидев, что дровосек как-то странно смотрит на слиток и не берёт его, бессмертный осведомился, не слишком ли мало он дал золота. На это дровосек ответил:
— Я передумал, мне больше не нужно золота. Мне нужен твой палец.
Сон
Однажды императору Чжуан Чжоу приснилось, что он — бабочка, весело порхающая бабочка. Он наслаждался от души и не сознавал, что он — Чжоу.
Но вдруг проснувшись, удивился, что он — Чжоу, и не мог понять: снилось ли Чжоу, что он — бабочка, или бабочке снится, что она — Чжоу.
Это и называют превращением вещей, тогда как между Чжоу и бабочкой непременно существует различие.
Укротитель зверей
Учжоуского царя Сюаньвана начальником над пастухами был раб Жёрдочка Для Птиц. Он умел обращаться с дикими зверями и птицами и, собирая их, кормил во дворе и в саду. Он укрощал и приручал любого хищника, даже тигра и волка, орла или скопу (рыболова). В его присутствии самцы и самки спаривались и размножались, образуя целые стада. Разнообразные виды зверей паслись рядом, не царапая и не кусая друг друга.
Обеспокоенный тем, как бы секрет искусства раба не умер вместе с ним, царь приказал ему обучать Садовода с Маогоры.