холоде всеведения душа от несказанной, тайной мистерии Божественной печали, и я, Фалес
Аргивинянин, чей дух был подобен спокойствию базальтовых скал в глубине океана,
почувствовал, как жгучие слезы очей моих растопили лед сердца моего. То были глаза
вознесенного на крест Бога. И проклятым, воющим диссонансом ворвался сюда визг менялы,
обманутого священником, ныне с ожесточением терзаемого римскими солдатами. Еще
момент и три креста осенили вершину Голгофы...
– И к злодеям причтен, – услышал я произнесенные около слова и, обернувшись,
увидел молодого Иоанна, который полными слез глазами глядел на своего Учителя и своего
Бога. Залитая дивным светом любви не выдержала душа моя, и я порывисто взял его за
руку. Он вздрогнул и посмотрел на меня.
– Мудрый Эллин! – сказал он. – Вот где мы встретились с тобой. Ты предсказал это,
мудрый. Я знаю, ты любишь моего Учителя. Не сможешь ли ты попросить разрешения,
чтобы он подпустил к кресту Мать Господа моего.
Но только я собрался исполнить просьбу Иоанна, как увидел центуриона,
подходившего к нам с Арраимом.
– Этот знатный эфиопянин, – сказал он, указывая на последнего, – прибыл от Понтия
Пилата с приказанием мне выполнить желание Матери распятого Царя Иудейского. Он
сказал мне, что она здесь с тобой, ученик распятого. Где она и чего она желает? Клянусь
Юпитером! Я выполню все, что могу и даже больше, ибо душа моя не болела никогда так,
как теперь, при виде этой гнусной казни невинного. Погляди, – он гневно указал на группу
саддукеев и священников, омерзительно кривлявшихся в какой-то сатанинской радости у
подножия креста. – Погляди! Я много видел на своем веку, но пусть разразит меня гром,
никогда не видел более густой крови, чем пролившаяся сегодня, и более гнусных людей, чем
твои сородичи, ученик Распятого! – и он, отвернувшись, с ожесточением плюнул.
– Мы хотим просить тебя, римлянин, чтобы ты допустил к кресту Мать моего
Учителя, – мягко сказал Иоанн.
– И чтобы она слышала все издевательства и насмешки, которые сыплют на голову ее
страдающего сына эти дети Тартара? – спросил римлянин. – Впрочем, я помогу этому делу.
Проси сюда эту женщину и иди с ней сам. – И центурион подошел к кресту.
– Довольно! – зычно крикнул он. – Ваше дело сделано. Ваш царь висит на кресте.
Уйдите отсюда прочь. Дайте место священным слезам Матери. Тихим шагом, опираясь на
руку Иоанна, подошла к кресту окутанная в покрывало женщина и с немым рыданием
припала к окровавленным ногам Распятого.
С божественной кротостью глянули вниз очи Бога, страдающего муками
человеческими.
– Иоанн, – раздался тихий голос Его, – даю тебе Мать свою, отдай ее им… Мать!
Сойди с высот твоих и иди к ним. – И вновь поднялись очи Спасителя и остановились на
группе, которую составляли я, Фалес Аргивинянин, Арраим и центурион. Невольно глянул я
на Арраима. Обратив очи свои на Спасителя, самый могучий маг на Земле, был весь – порыв
и устремление. Я понял, что один лишь знак с креста и все вокруг было бы испепелено
страшным огнем пространства. И тихо-тихо прозвучало с креста:
– Отче, прости им, ибо не знают, что творят. – Низко опустилась под этим укором
голова Арраима – великого мага планеты.
– Клянусь Юпитером! – изумленно прошептал возле меня центурион. – Он прощает
им. Да Он воистину Божий Сын! – Я, Фалес Аргивинянин, жадно следил за всем, ибо сердце
мое было переполнено вместо холода познания потоком любви Божественной, и я увидел,
как очи Бога обратились к разбойнику, и с креста в несказанных муках не отрывавшего взора
от Господа не то стон, не то рыдание было ответом на взгляд Бога.
24– Где царство твое, распятый царь? – мучительно вырвалось из растерзанной груди
разбойника. – Где бы ты ни был, Кроткий, возьми и меня с собой!
– Ныне же будешь со мной в царстве моем, – послышался тихий ответ с креста. И
снова увидел я, как затрепетали невидимые крылья над головой первого избранника Божия –
разбойника с большой дороги, и какая-то тень легла на его лицо. Он глубоко вздохнул, и
голова его опустилась на грудь.
– Клянусь Юпитером, – недоуменно прошептал стоящий возле меня центурион, – что
за дивные дела творятся сегодня. Да ведь он никак умер!
– Смотри, Аргивинянин! – как-то торжественно сказал мне Арраим, и рука его легла
мне на плечо.
И вот мгла, которая давно уже стала накапливаться на горизонте, как-то придвинулась
ближе и стала мрачнее. И я, Фалес Аргивинянин, увидел, как из нее выросли два гигантских
крыла, похожих на крылья летучей мыши, как отверзлись два огромных кроваво-красных
ока, как вырисовывалось чье-то могучее, как дыхание Хаоса, гордое чело с перевернутым