Ощутив под ногами твердую почву, путешественники медленно продвигаются вперед и обнаруживают приближение вечера скорее, чем тень какой‑либо харчевни на горизонте. Зато слева вырисовываются контуры внушительной гасиенды, принадлежащей явно богатому землевладельцу. Два друга съезжают с дороги и сворачивают к строениям, сомневаясь в гостеприимности хозяина. Это некая странная личность, пруссак, по имени фон Пут Камер. Как выяснится, бывший нацист, из тех, кто по окончании войны спрятался в самых удаленных местах Южной Америки. Он весьма учтиво принимает своих гостей, предоставляет им комнату и на следующее утро показывает свое поместье.
– Фантастическое место, – вспоминает Альберто. – Он воссоздал у себя уголок Шварцвальда с соснами, оленями, типично немецкими домиками.
Друзья соглашаются порыбачить с соотечественниками фон Пут Камера, которые живут по соседству, и они проводят день, ловя форель в компании нескольких вояк, гальванизирующих прошлое. Это напоминает Эрнесто, как сразу после войны его отец, участник «Action Argentina», антинацистского движения, пытался убедить своих сограждан в Кордове в опасности, которую представляют собой немцы, недавно поселившиеся в районе. По его мнению, они являлись как бы плацдармом для последующего массового переселения. Ранее в «Майн Кампф» Гитлер писал о распространении влияния на слаборазвитые страны Южной Америки. И однажды на Лысом холме Эрнесто увидел группу немцев, выходивших из дома, над которым реял флаг со свастикой[2]. 6 февраля Подероса II, отремонтированная местным механиком, преодолевает первые снежные вершины. Проехав озера Карруэ Чико и Карруэ Гранде, застывшие у подножья головокружительных вершин, Фусер не отказывается от желания взобраться на одну из этих «крыш мира», чтобы увидеть ослепительный блеск вечных снегов. Тенью за ним следует Миаль. Четыре часа подъема в кожаных комбинезонах, камни, срывающиеся из‑под ног, так что невозможно удержаться, и наконец величественные владения кондоров. Затем утомительное возвращение к загону для лам. Их, лязгающих зубами от холода, встречает лесник, предлагает горячий бульон, и они засыпают как убитые на фоне белых Анд.
Восторгам нет конца. Озеро Науэль Уапи (Большое Зеркало). Однажды вечером, когда они разбивают палатку под цветущей миртой, на берегу озера вроде бы ниоткуда появляется незнакомец и явно интересуется мотоциклом. Глотая слова, он пытается сбить с толку друзей, что якобы опасный чилийский бандит пересек границу и бродит в районе озера, ища, чем поживиться… Фусер спокойно откладывает в сторону бомбилью с мате, достает из кармана отцовский Смитт‑и‑Вессон, с которым никогда не расстается, невозмутимо убивает утку в озере и вновь берет свою бомбилью. Потрясенный бродяга исчезает в мгновение ока.
14 февраля у Пуэрто‑Фриас они пересекают границу Аргентины и Чили. Через двадцать километров появляется первая чилийская деревушка, Пелла, расположенная на берегу озера Эсмеральда, цвета драгоценного камня, имя которого оно носит. Местность живо напоминает Альберто орла и решку его друга: решка – красота обрамления и гостеприимство жителей, орел – эксплуатация местности компанией, которая владеет отелем, машинами, судами, бороздящими озеро, короче, всем местечком. Никто не проходит здесь, не оставив песо в кассе компании, за исключением двух перевозчиков, которые спят в открытом на все четыре стороны гараже, соорудив гамаки из тряпок и веревок.
Застывшие потоки лавы затрудняют для Подеросы проезд по склону вулкана Осорно. В городе, носящем то же название, друзья из любопытства наносят визит в администрацию клиники – именуемой семейным пансионатом, – и начинается политический спор. Миаль и Фусер развивают свои теории о будущем демократии, рабочих, которые спасут страну… Хозяин прерывает их:
– Только один человек способен спасти страну: генерал Ибаньес дель Кампо. И единственный режим для Чили – диктатура. Все остальное – чепуха.
17 февраля Нортон теряет элемент цепи и застревает на обочине. Путешественники останавливают разбитую телегу. На нее затаскивают мотоцикл, а сами усаживаются рядом с возницей. По пути Фусер разглагольствует об аграрной реформе, что земля должна принадлежать там, кто ее обрабатывает, а не тому, кто зачастую даже не знает, где она находится… Когда он заканчивает, крестьянин качает головой:
– Мне много не надо. Все, чего я хочу, так это, чтоб мне заплатили за работу. И генерал Ибаньес дель Кам‑по это пообещал.
Подероса путешествует теперь на грузовике – за крестьянином эстафету принимает студент‑ветеринар с прогрессивными идеями, и «братья по борьбе за свободу» приобретают еще одного знакомого. О Вальдивии у них остается обманчивое впечатление. В Темуко, прочитав L’Ausfral, они мечтают об острове Пасхи (чилийский аванпост в Тихом океане). Прекрасные мечты, но и только.
Агония несчастного Нортона продолжается. Эрнесто удалось отремонтировать цепь, но стоит им сесть в седло, как снова заваливаются из‑за чеки и оси колеса. Это конец – картер расколот, двигаться дальше нельзя. Мало того, уже на Байя‑Бланка полетел задний тормоз, нужен приличный ремонт, который потребует денег. Два дня механик выворачивает наизнанку Подеросу, а друзья веселятся на местном празднике. Танго, водка, пьяные пеоны… драка: пока Фусер, танцуя, прижимает к себе жену одного пеона, Миаль вовремя обезоруживает мужа, приближающегося с бутылкой в руке. Пора уезжать.
Под железнодорожным мостом снова соскакивает трансмиссия. Они толкают мотоцикл до поселка с прелестным названием «Кулипули», очень напевным. Здесь кузнец делает сложную деталь, но Нортон снова отказывается трогаться с места. Друзья приуныли. Снова грузовиком до Малеко, потом до чилийского Лос‑Анжелеса. По пути голодные индейцы в пончо и шляпах с обтрепанными полями трясутся на лошадях, таких же голодных. В Лос‑Анжелесе две немного дичащиеся девчушки провожают путешественников в казарму пожарных, где капитан проявляет гостеприимство. Они даже участвуют в тушении пожара. Под колокольный звон им выдают каски и куртки, они прыгают на ходу на мотопомпу. Прибывают на место, увы, слишком поздно: жильцы, к счастью, живы, но от дома из ели и бамбука почти ничего не осталось. Миаль хватает багор и самоотверженно бросается на последние языки пламени, Фусер принимается расчищать завалы, как вдруг – душераздирающее «мяу» под еще дымящимися обломками крыши. Несмотря на крики пожарников, Эрнесто бросается вперед и тут же возвращается, держа комочек черной шерсти, под восторженные аплодисменты присутствующих. Спасенный им кот станет амулетом пожарных.
Более чем через два месяца они прибывают в Сантьяго. 2 марта 1952 года решают наконец расстаться с Подеросой II, устав перевозить ее в кузове грузовика. В ожидании лучших времен они заводят ее в амбар одного соотечественника, достойного доверия, забирают сумки с вещами и накрывают палаткой – от сырости и пыли, чувствуя, что покрывают ее саваном. Скрепя сердце снова отправляются в дорогу.
Они продолжают свое путешествие автостопом. В Вальпараисо им приходится распроститься с мечтой о Рапа Нуи, острове Пасхи: туда только один пароход в полгода и тот только что ушел. В этом городе Фусер знакомится со старухой‑астматичкой, которую они встретили в Джоконде, местном бистро, где им готовили мате.
«Бедняга едва видела, – так он описывает этот эпизод. – Ее конура вся пропиталась острым запахом пота и давно немытых ног. Она задыхается и плюс к тому хроническая сердечная недостаточность. В ее случае медицина бессильна, но все равно так хочется что‑нибудь сделать. Прекратить несчастья, обрушивающиеся на эту бедную старуху, которая будет лезть из кожи, чтобы удержать в себе жизнь и, заработав крохи, свести концы с концами.
В бедных семьях, таких, как эта, человек, потерявший способность зарабатывать на жизнь, оказывается окруженным едва прикрытой враждебностью. С этого момента он перестает быть отцом, матерью, братом, чтобы стать помехой в борьбе за выживание. Здоровые ненавидят вас из‑за вашей болезни, как будто вы нарочно издеваетесь над теми, кто должен за вами ухаживать.
В эти отчаянные моменты те, кто не надеется дожить до завтрашнего дня, с пронзительной ясностью осознают ужас своего положения, в котором, по существу, находятся пролетарии всего мира. В умирающих глазах покорность, смирение, жадная и безнадежная мольба о помощи, которая проваливается в пустоту, так же, как и его тело скоро исчезнет в таинственной бесконечности, которая нас окружает. Я не могу знать, до каких пор будет сохраняться положение вещей, основанное на абсурдном понятии социальной касты, но уже сейчас необходимо, чтобы власть имущие проводили бы меньше времени в восхвалении идеальности своего правления, а больше думали о том, чтобы собрать достаточно средств на дела, полезные для общества.
Не в моих силах сделать для больной что‑либо существенное, разве что указать ей приблизительный режим питания, прописать диуретик и антиастматическое лекарство. Я дал ей несколько таблеток драмамина, которые у меня оставались. Когда я уходил, меня сопровождали трогательные слова благодарности старой женщины и полная безучастность других членов семьи».
Путешественникам удается, усыпив бдительность портовой полиции, забраться на корабль «Сан‑Антонио» и отбыть в северном направлении. После Атлантического океана и блестящей жизни Мирамара они начинают свое путешествие по Тихому океану, спрятавшись в туалете судна и по очереди крича «занято», каждый раз когда кто‑нибудь поворачивает ручку.
– К счастью, на корабле были другие туалеты, – добавляет Альберто.
Через два часа чересчур тесное помещение и вонь заставили зайцев явить себя миру. К счастью, капитан – добрый малый. После отеческого наставления он поручает Фусеру вымыть туалеты, потому что, кажется, эти места ему особо нравятся, а Миалю – почистить лук. Отныне друзьям ничто не мешает в свободное время любоваться кашалотами и летающими рыбами. Путешественники высаживаются в Антофагасте, откуда рассчитывают добраться до рудников Чукикамата около боливийского Салар Чалвири.
С поднятым пальцем они продвигаются без осложнений. Машин достаточно много и всегда найдется та, которая отвезет их по назначению. Дорога вьется змейкой между холмами, пустыми, серыми, чуть дальше – рыжими. Ни стебелька травы. Нет даже кактусов. Остановка в Бакуедано, одной‑единственной улице, тянущейся в пустыне, с обеих сторон длинная череда оцинкованных бараков, холмы селитры по всему горизонту. Эти бараки в большинстве своем закусочные, куда служащие железной дороги приходят «подкрепляться». В поисках пристанища на ночь Фусер и Миаль знакомятся с парочкой в потрепанной одежде. Парень был задержан по подозрению, что он коммунист, заключен в тюрьму на три месяца. Теперь он готов землю есть, чтобы получить работу, а это невозможно с ярлыком, который приклеили.
При свете луны Эрнесто готовит мате около барака, а парочка трясется от ночного холода. Нужно слышать, как парень рассказывает о своих товарищах, убитых в Гуачипато или утопленных в океане, потому что они были коммунистами. Все время, пока он говорит, спутница смотрит на него с любовью и благоговением. Эрнесто чувствует теплую нежность к этим ребятам, не получившим образования, но обладающим большим сердцем, философски относящимся к несчастьям и гонениям. После мате все четверо пробуют заснуть, несмотря на холод.
Следующий день двое друзей встречают уже на пустынном плато Калама. Насколько хватает глаз, вокруг нет ничего, кроме бесконечных миражей да редких машин, грохочущих время от времени из‑за неровной дороги. На закате солнца все вдруг как‑то заколебалось, волшебно и грандиозно. Фусер и Миаль добираются до края плато, где их ожидает настоящая фантасмагория. Внизу – колоссальный карьер, похожий на Великий Каньон в Колорадо, но вырытый людьми, фараонский размах по размеру и по количеству несчастных, которые тут работают. Десятки километров крутизны до многих сотен метров в высоту с массой букашек – индейцев, копающихся в земле, красной как кровь. Зрелище, сводящее с ума.
Огромные, устрашающие рудники Чукикамата – это последний солнечный храм выходцев из великого доколумбовского времени и одновременно ад, куда отправили новых конкистадоров.
Глава III
ЧУКИКАМАТА: ОТКРОВЕНИЕ
Именно в Чукикамате в период с 13 по 16 марта 1952 года Эрнесто Гевара де ла Серна начинает становиться Че. В нужное время, в нужном месте – судьбоносная закономерность, спусковой крючок.
При входе в рудник предупреждение: посторонним вход воспрещен. Однако, что удивительно, Фусера и Миаля не обыскивают, не допрашивают. Весьма предупредительный комиссар разрешает им даже познакомиться с секциями карьера на полицейской машине в компании приветливого и словоохотливого лейтенанта. Эрнесто удивлен подобному приему в месте, которое довольно сильно пахнет долларами. Нужно сказать, что они представились как врачи. Вечером полицейские предлагают разделить с ними обед. Приезжие поглощают еду с таким аппетитом, как если бы они ничего не ели со вчерашнего дня. Затем в комнате отдыха, уставшие, они падают на хорошую походную кровать.
14‑го подъем на рассвете, чтобы нанести визит мистеру Мак Кебою, администратору рудника. После долгого ожидания в приемной их представляют этому, по мнению Эрнесто, настоящему американцу: «Ростом, весом, жвачкой и четкими мыслями». На плохом испанском Мак Кебой объясняет, что они здесь незаконно, затем все же соглашается предоставить им сопровождающего, и экскурсия начинается.
Сначала о самом руднике под открытым небом. Он образован уступами пятидесятиметровой ширины на протяжении многих километров. Бурят отверстия, закладывают туда динамит и взрывают склон горы. Отвалившиеся куски грузят в вагонетки, которые электрический локомотив везет до первой дробильной мельницы. Затем руда поступает во вторую, потом в третью дробильную мельницу, ее все более измельчают. Пыль обрабатывают серной кислотой в огромных резервуарах. После чего раствор сульфатов направляется в помещение с электрическими чанами, в которых отделяется медь и восстанавливается кислота. Друзья, увлеченные медицинскими исследованиями, захвачены тем, что они видят. Электролитическая медь затем плавится в огромных печах при температуре 200°. Растопленный металл разливается в широкие литейные формы, куда засыпается костная мука из сожженных животных. Чаны охлаждаются с помощью холодильной установки. Затвердевший металл извлекается оттуда посредством электрических подъемников. Отделочная машина обрабатывает его, и бруски красного золота медленно движутся, не задерживаясь, один к одному – красивое зрелище. Все происходит точно как в фильме Чаплина «Новые времена».
Больше, чем машины, Эрнесто интересуют люди. Разговаривая с рабочими, он обнаруживает, что каждый знает только то, что происходит в его секции и то частично. Многие работающие здесь уже более десяти лет не знают, что делают рядом. Такое положение поощряется компанией Браден, которая может легко эксплуатировать рабочих, держа их на низком культурном и политическом уровне. Отважные профсоюзные деятели должны без конца воевать, объясняет один из них, чтобы избежать надувательства.
Когда они уходят, сопровождающий, которого приставили к нашим героям, цинично уточняет:
– Когда намечается митинг, я и другие сотрудники администрации приглашаем как можно больше рабочих в бордель. Таким образом не достигается кворума, необходимого, чтобы требования, высказанные на собрании, вошли в силу. – Он спокойно продолжает: – Надо сказать, что с требованиями они хватили через край и не отдают себе отчета, что один‑единственный день забастовки – это миллион долларов, потерянный для компании!
– И что же, например, они требуют?
– О, до 100 песо повышения!
Сто песо соответствует одному доллару.
На следующий день – посещение нового, еще не действующего завода, предназначенного для переработки сернистых соединений меди, оставшихся нетронутыми по выходе из цикла переработки. Учитывают дополнительную выработку порядка 30 %. Монументальные печи в процессе постройки и труба 96 метров высотой, самая высокая в Южной Америке. Увидев ее, Фусер не может удержаться от желания оказаться там. Сначала на подъемнике до 60 метров, затем по маленькой железной лестнице выше. Альберто едва успевает за ним, и на самом верху, на этом своеобразном минарете, он слушает торжественную речь своего друга‑муэдзина, уносящуюся в облака. Альберто помнит ее:
– Эта местность принадлежит народу арауко, который надрывается на работе, чтобы наполнить карманы североамериканцам. Благодаря надувательству, которого не замечают индейцы, их красная земля превращается в зеленые бумажки. Естественно, янки и их присные построили для себя школу – это здание внизу. Альберто, преподаватели специально приезжают, чтобы обучать их детей. А еще площадку для гольфа, и дома у них не сборные.
Фусер раздумывает, рассматривая бараки, где ютятся рабочие семьи:
– Тем не менее эта система могла бы решить проблему жилья. Не только здесь, в Чукикамате, но везде в Чили, а может, и во всей Латинской Америке. Надо только, чтобы план был хорошо продуман и правильно выполнен. Красивые дома, по‑настоящему отделанные. Здесь все как попало, минимум расходов на рабочих – жилье с минимумом удобств. Слепили вместе, даже не проведут канализации.
Окинув взглядом огромную, еще девственную территорию, которая начнет разрабатываться лет через десять, тот, кто будет ставить подпись «Че», когда станет президентом кубинского национального банка, считает:
– Предполагая, что миллионы долларов будут выходить отсюда, когда уже сегодня перерабатывают девяносто тысяч тонн руды каждый день, понимаешь, что эксплуатация человека человеком не кончится быстро.
Окампо в своем труде о чилийской меди писал, что производительность доходила до того, что первоначальные инвестиции были возвращены за сорок рабочих дней. Читая об этом, Эрнесто решил, что это чересчур, и не хотел верить. Сейчас он понял, что это правда. Совсем другим спускается на землю. Кто он – наивный идеалист, будущий врач, полный благородных идей? Теперь Эрнесто знает наверняка, он будет все силы направлять на помощь бедным и беззащитным. Ему еще не хватает щелчка, искры, но всему свое время. Оно уже идет, без сомнения.
Спустившись, они проходят мимо обширного кладбища с лесом крестов.
– Сколько их? – спрашивает Эрнесто у сопровождающего.
– Не знаю, наверное, тысяч десять, – рассеянно отвечает тот.
Фусер смотрит на него:
– Наверное?
– Мы точно не считаем…
– И вдовы, сироты, им что‑то дают?
В ответ пожимают плечами. Эрнесто смотрит на друга, и Альберто видит, как у него в глазах сильнее разгорается огонь ненависти к мучителям и кровопийцам, соединенный с любовью к обездоленным. Гремучая смесь, способная ковать будущих борцов, убежденных революционеров.
Чукикамата – на местном наречии «красная гора» – навсегда впечатается огненными буквами в сознание Че Гевары.
16 марта друзья покидают рудник и продолжают свой поход к Токомилья. Снова пустыня. В письме к своим Фусер сравнивает себя с Дон‑Кихотом на Росинанте, атакующим звездный флаг. Грузовик, перевозящий бревна, доставляет путешественников к перуанской границе. Всю дорогу шофер поет куэка местного фольклора. Они проводят ночь в порту Икики, в глубине ангара, который делят с семейством крыс. На следующий день – отправление в Арику, порт на границе с Перу. У обочины дороги они видят стелу в память о конкистадорах Альмагро и Вальдивии. На дорогах, крутых, узких, опаленные солнцем Фусер и Миаль думают о кастильских солдатах, закованных в латы и доспехи, которые пробирались пешим ходом на юг Чили…
Они предупредили о своем прибытии, и в Арике их уже ждут в лаборатории местной больницы. Доктор Гранадо показывает реакцию Циля – Нильсена, которая позволяет легко обнаружить бациллу лепры. 23 марта они входят в Перу через пограничный пост Чакаллута, с другой стороны реки Ллута. Эрнесто вспоминает стихи, где речь идет о богатстве земли и горных реках.
– Неруда? – спрашивает Альберто.
– Нет, Марти!
Хосе Марти – поэт и отец Кубинской революции XIX века.
Забрав письма, которые их ждали в консульстве, они разгуливают по предместью, потрясенные жизненным укладом кечуа и аймара. Кривые улочки, участки земли, разделенные только деревьями или низкими заборчиками. Сочные, теплые цвета в одежде женщин, юбки и пончо, черные шляпы с загнутыми полями вдохновляют Эрнесто на поэму об инках. Один добрый человек предоставляет нм джип и своего шофера, чтобы отвезти их на дорогу, ведущую на север. На шоссе после ливня настоящая река, с водоворотами и бурунами, способная увлечь за собой машину. В Тарата («перекресток» на аймара) на высоте почти трех тысяч метров улицы залиты солнцем и в то же время вдали прекрасно виден снежный торнадо. Джип возвращается обратно, путешественники продолжают свой путь к озеру Титикака в небольшом, битком набитом автобусе. Впереди ковер зеленого мха, корм для лам и вигоней. Еще выше, в Илаве, на отметке пяти тысяч метров среди сугробов вдруг возникает странное нагромождение камней с крестом наверху. Индеец, путешествующий с женой и детьми, до сих пор сохранявший молчание, произносит: «Апачета!» Каждый прохожий кладет сюда камень, объясняет один пассажир Фусеру и Миалю, таким образом курган мало‑помалу становится пирамидой. Легенда гласит, что бедняк оставляет здесь с камнем усталость, заботы и страдания, от которых его освобождает
Пачамама, Мать‑Земля, чтобы тот вернулся на свою дорогу жизни свободным и спокойным.
– А крест? – спрашивает Эрнесто.
Мужчина улыбается:
– Святой отец ставит его сюда, чтобы обмануть индейцев. Апачета и крест – он смешивает религии. Вроде бы показывает, что верит в силу Апачеты, а потом убеждает свою паству принять католичество. Так он думает заполучить больше прихожан! А на самом деле индейцы продолжают верить в Пачамаму и Вяракочу, богов инков.
Как сторонника ортодоксальной церкви, подобная профанация буквально потрясает Эрнесто, который испытывает ко лжи болезненное отвращение. Известно, что инки представляли необычайно развитый народ и в течение пяти веков было сделано все, чтобы выхолостить их уверенность, разрушить память об их былом величии и сбросить их детей в бездну зависимости от колы и алкоголя.
Эрнесто и Альберто возвращаются в автобус – ночь опустилась на них, как мачете, – и, сонные, они катят в кромешной тьме. Полная тишина. Как наяву предстают перед ними униженные, покорившиеся, отравленные наркотиками и пьянством несчастные индейцы, испытавшие на себе молох цивилизации, принесенной теми, на кого так похожи два светлокожих аргентинца!
Рассветное солнце слепит глаза: чудесный вид простирается до бесконечности. 26‑го к вечеру автобус добирается до Пуно и озера Титикака. Друзья спрыгивают на землю, торопясь не пропустить закат солнца на озере, огромном, молчащем, безмятежном. Четыре тысячи метров над уровнем моря! Путешествие продолжается на север, в другом автобусе. Правда, им становится не по себе, когда они попадают внутрь, там уже расположилось целое племя индейцев с двадцатью мешками картошки, пятью бочонками и множеством домашних животных. Но шофер, не церемонясь, покрикивает на них, и те немного подвигаются. Один молодой индеец даже кладет им на колени парочку кур – подарок хорошим людям, – и наконец отъехали.
Во время остановки в Хулиаке шумный и задиристый младший офицер размахивает бутылкой водки и предлагает нашим друзьям хлебнуть из нее. Чтобы показать свои способности, он вытаскивает револьвер и стреляет, делая дырки в потолке. Но когда прибежавшая на шум хозяйка обнаруживает дыру и начинает вопить, герой внезапно перестает куражиться и невнятно бормочет, что выстрел произошел случайно. Она зовет жандарма, следуют объяснения, и чтобы быстрее отправиться дальше, наши путешественники помогают головотяпе выпутаться из скандального положения.
Чем дальше на север продвигается автобус, тем больше в него садится пассажиров европейского типа. Когда на открытую площадку обрушивается потоп, «белым господам» предлагают пересесть в кабину, чтобы укрыться. Фусер и Миаль сначала категорически отказываются – ведь под дождем мокнут женщины и дети. Но все же вынуждены согласиться, на них так странно смотрят, не понимая отказа. Появляется солнце, и они возвращаются в кузов. Дальше едут с песнями.
На следующей остановке два друга не прочь поесть, но карманы пусты. Тогда они придумывают розыгрыш, который здорово помогает, когда животы подводит от голода, а у них нет ни песо. Они говорят на аргентинском наречии, привлекая внимание коренных жителей, и всегда в харчевне находится кто‑нибудь, кто с ними раскланивается.
– Здравствуйте, – отвечает на это Альберто. – Какой прекрасный день, не правда ли? Именно сегодня день рождения моего друга.
– Примите поздравления! – слышится в углу.
– Мы бы с удовольствием выпили с вами, но не можем предложить ничего, кроме стакана воды. Нет денег, – беспечно поясняет Миаль. – Такова жизнь.
– Тогда ставлю я! – отвечает всякий раз добрый малый. – Что будете?
– Очень жаль, – Эрнесто грустно улыбается, – но я не могу пить на пустой желудок. Язва, понимаете ли.
В двух случаях из трех доброму человеку ничего не остается, как предложить каждому поесть.
31 марта они прибывают в Куско. Инки называли этот город, расположенный в центре владений кечуа и аймара, «пуп земли». Сперва путешественники отправляются в местный музей, чтобы пополнить знания, прежде чем лезть на Мачу‑Пикчу. Здесь знакомятся с юной студенткой‑метиской, которая станет сопровождать их все время, пока они в городе. В зале антропологии они обнаруживают, что у инков была в ходу трепанация черепа. Это, замечает Эрнесто, такой же уровень цивилизации, как в Египте. Их привлекает коллекция миниатюрных хранителей домашнего очага из сплава золота, серебра, олова и меди. Фигурки представляют эротико‑юмористические сценки, тонкость и выдумка которых много говорят о художественном таланте их создателей. Перед глазами золотые головы лам, изумрудные лица вождей. Потрясенный искусством древних цивилизаций, Эрнесто замечает несомненное сходство между вазами с ручками в виде птиц или пум и некоторых ассирийских статуэток. Позднее он заинтересуется предположениями, утверждавшими существование определенного миграционного влияния.
Друзья идут в церковь, вооружившись альбомами для рисования. Они потрясены коллекцией подношений, собранных там. Согласно надписи сама дароносица из чистого золота весит 80 килограммов, а украшена она почти 2 200 драгоценными камнями. Это особенно раздражает молодую метиску:
– Золото здесь лежит без пользы, а во многих школах нет учебников…
Мария‑Магдалена приводит путешественников к доктору Эрмосе, с которым Альберто познакомился два года назад в Аргентине, на конгрессе, посвященном сифилису. Эрмоса сначала никак не может признать коллегу в залатанных брюках и грязной рубашке. От Миаля требуется назвать по имени врачей на фотографии, сделанной во время того конгресса, и Эрмоса рассыпается в извинениях. Позднее, после нескольких порций джина, слушая пластинку Атауальпа Йупанки[3], они становятся лучшими друзьями в мире.
Эрмоса предоставляет в распоряжение путешественников лендровер, с помощью которого они добираются до крепости Оллантайтамбо. Горы, обступающие Долину инков, полностью возделаны, они такие высокие, что при взгляде снизу земледельцы и быки похожи на тлю. Воздух теплый и прозрачный, в тени вишен и эвкалиптов вдоль тропинок растут яркие цветы. Ослы с длинной шерстью пасутся на склонах гор, чьи вершины исчезают в облаках.
Наконец они прибывают в Оллантайтамбо, воздвигнутую на головокружительной высоте из многотонных гранитных блоков, как бы висящих в небе. Легенда утверждает, что инки облегчили обработку камня благодаря траве, сок которой так действовал на камень, что делал его мягким и податливым как глина. Там есть такие слова: «Птица делает гнездо в скалах, потому что тоже знает траву, и она приносит ее в клюве, чтобы проделать в скале дыру и там поселиться». Сооружение задумано и рассчитано так, чтобы его можно было использовать для выращивания маиса в мирное время, а в случае нападения превращать в неприступную крепость.
С энтузиазмом обследовав дуги, редуты и мельчайшие уголки, Миаль и Фусер возвращаются в Куско. Прогуливаясь по Йукай, центральному месту развлечений и занятий спортом инков, Эрнесто достает из мешка свои записки, которые он сделал, когда работал санитаром на корабле, и дает почитать Альберто:
«С удивительным постоянством, точно метеориты, залетающие из космического пространства, необъяснимые вещи сотрясают человека, уводя в сторону от привычного. Как можем мы жить в месте, где постоянно ходим по острию ножа, даже не предполагая, что причина скрыта в выделении радиоактивных веществ (…). Во время одного из долгих скитаний по пустынным и жарким морям меня охватила такая тоска и так долго она продолжалась, что сегодня, когда этот кошмар позади, я улыбаюсь с надеждой и дышу полной грудью. Сидя за столиком в дешевом кафе, застыв, как муравей в меду, я анализирую причины и следствия и делаю вывод, что любой человек или любое произнесенное слово может внезапно бросить нас в ужасную бездну или вознести на недоступную высоту».
Некоторое время спустя они заводят разговор с крестьянином, который рассказывает свою грустную историю:
– Когда я женился, десять лет назад, то построил маленький домик на пустоши. Выкорчевывал деревья, жег пни, собирал камни, готовил землю к пахоте. На это ушло три года, и никто не появлялся. Когда поспел урожай, меня выгнали оттуда с помощью полиции. С женой и двумя сыновьями мы расположились немного выше. Через четыре года урожай уже был хорош, и снова владелец выбрал момент натравить на нас полицию, которая выселила нас. Я всегда оставался ни с чем.