– Не курю! – спокойно ответил Бешеный.
– Я не спрашиваю, куришь ты или нет! – Боровой явно чувствовал себя здесь главным, и решил сразу показать это новичку. – Или у тебя уши заложило?
Не отвечая, словно его и не слышал, Бешеный спокойно осмотрел камеру, присматриваясь, куда опуститься. Кто окунался за решетку, знает, что от того, какое место ты займешь при первом появлении в камере, о тебе многое станет понятно старожилам.
Справа от входа был расположен «дальняк», то есть отхожее место. Слева – бачок с питьевой водой и кружкой на цепи.
От середины камеры и до самой дальней стенки, на которой виднелось маленькое окошечко, возвышались деревянные нары, чуть наклоненные ко входу. Мужик‑наркоман сидел справа, Смирнов – посередине, а бугай слева, напротив бачка.
– Привет, батя! – кивнул Бешеный наркоману. – И тебе, земеля, – подмигнул он Смирнову.
Александр выглядел не самым лучшим образом: синяк под глазом, рубашка разорвана, вид испуганный. Бешеный догадался, что его кожаная куртка лежит под задницей бугая, судя по тому, что на том уже была одета джинсовая куртка.
– Ты че, бля, не слышишь, что с тобой человек разговаривает? – начал злиться бугай.
И вновь Бешеный никак не среагировал на его вопрос. Он подошел и сел между наркоманом и Смирновым.
Повернувшись, он спросил наркомана:
– Ты что, батя, не осадишь этого бычка, не впервые же паришься?
– Не по годам мне игры эти, земляк, – ответил тот и добавил: – На зону окунется – сразу притухнет! – он брезгливо сплюнул сквозь зубы и, словно учуяв в Бешеном своего, бросил, глядя на бугая: – Баклан гребаный!
– Ты че, бля, давно в лоб не получал, сморчок трухлявый? – взревел семейный дебошир.
– Ты губы‑то подбери! – осмелел наркоман. – Не видишь, что люди разговаривают?
Смирнов сидел ни жив ни мертв: он ощущал надвигающуюся угрозу, но не знал, на кого она падет, а потому боялся, что именно на нем потом и отыграется этот верзила.
Александр тоже выглядел не маленьким: килограммов под восемьдесят и рост нормальный – за метр восемьдесят, но его обидчик весил за центнер, да и по всему видать: к драке Александр явно не был приспособлен. За него всегда вступался его брат, не давая его в обиду с самого детства.
– Ты че, падла, страх потерял? – рассвирепел Боровой, вскочил и угрожающе подошел к старому сидельцу: – Да я тебя сейчас… – он поднял над ним свой огромный кулак.
Но нанести удар он не успел: не вставая с места, Бешеный резко выбросил правую ногу ему навстречу и нанес сильный и точный удар в солнечное сплетение. Здоровяк коротко ойкнул, мгновенно согнулся пополам, и второй удар Савелия, тыльной стороной ладони в лоб, отбросил его к самой двери. Ударившись задницей в дверь, бугай рухнул прямо лицом вперед на пол. Упал и не шевелился.
– Ловко ты его, – довольно хмыкнул наркоман. – Меня Киней кличут, Киня‑Наркоман.
– Похоже, – улыбнулся Бешеный, пожимая ему руку.
– А он жив? – тихо спросил Александр.
– А ты что, жалеешь эту падаль, что ли? – поинтересовался Киня‑Наркоман. – Он же с тебя куртку снял, накостылял тебе, синяк под глаз поставил…
– Не жалею я его! – возразил Смирнов и резонно добавил: – Боюсь, что оклемается и на мне отыграется.
– Тебя как обзывают? – ухмыльнулся Бешеный.
– Сашкой, а что?
– Вот что, Сашок, запомни главное правило в тюрьме: «Не верь, не бойся, не проси!» И этого бычка не бойся: я ему все рога поотшибаю, пока не поймет.
– Чего не поймет?
– Как нужно себя вести за колючкой, – пояснил Бешеный. – Погань! Привык на воле кулаками махать… За что ты‑то попал, сердешный?
– С ментами цапнулся, – он вздохнул.
– Подрался, что ли? – удивился наркоман.
– Ага!
– Надо же, сынок, ну ты и даешь! – удивленно заметил старый сиделец. – С ментами не побоялся бодаться, а здесь трусишь, как осиновый лист!
– Там, на воле, как говорит мой брат, есть свидетели, а здесь – только очевидцы! Посмотри на этого бугая: настоящий бульдозер! – он все еще никак не мог прийти в себя.
– Хочешь сказать, что я здоровее тебя? – усмехнулся Бешеный. – Встань‑ка! – предложил он и встал сам.
Когда Смирнов поднялся, он оказался на полголовы выше Савелия, да и по комплекции больше.
– Ну и что? – парень пожал плечами. – Кому‑то дано руками махать, а кому – машины ремонтировать.
– А ты что, пацан, в машинах хорошо шаришь? – спросил Бешеный.
– Любую поломку исправлю! – ответил Смирнов.
В этот момент бугай пришел в себя. Он приподнялся и мутным взглядом взглянул на соседей по камере.
– Что случилось? – в его глазах действительно читалось непонимание.
– Шлепал ты не по делу: вот и наступил на свой поганый язык. А потом поскользнулся об него и упал, – ехидно объяснил старый наркоша.
– Ты че плетешь, старый! – к Боровому вновь вернулось желание командовать, он встал и набычился.
– Послушай, ты, баклан тупоголовый, – Бешеный встал и сделал шаг навстречу, – тебе что, сломанного ребра мало? Сотрясения мозгов недостаточно? Хочешь, чтобы я тебе всю клетку раскурочил? – Говорков, не мигая, уставился на него, посылая свои биоэнергетические импульсы.
Боровой попытался распрямиться, но неожиданно схватился за грудь и простонал:
– Больно! – удивленно произнес он.
– Стучи в кормушку и скажи, что тебе к врачу нужно! – Бешеный проговорил тихо, но каждое слово будто вкладывал прямо в мозг этому дебоширу.
– Да, я все понял: споткнулся, упал и ударился грудью, – покорно проговорил он, повернулся и громко постучал в кормушку.
– Чего еще? – спросил дежурный, открыв кормушку.
– Мне к врачу нужно… – морщась от боли и тяжело дыша, проговорил Иван.
– Больше тебе никуда не нужно? – усмехнулся тот, но все‑таки поинтересовался: – Что у тебя болит, не животик ли прихватило? – он усмехнулся.
– Ребро сломал.
– Как сломал? – Игривость как ветром сдуло – известие о сломанном ребре заставило прапорщика насторожиться: не хватало получить нагоняй от начальника, недосмотрел, мол.
– Споткнулся, упал и ударился прямо о край нар, – проговорил тот и простонал, держась за грудь.
– Это правда? – спросил прапорщик, обращаясь к остальным сидящим.
– А ты попробуй его центнер сала на себе поносить, сам все поймешь! – ответил за всех старый сиделец.
– Ладно, сейчас доложу старшому, – прапорщик захлопнул кормушку.
Через пару минут дверь открылась и в камеру заглянул капитан, оглядел всех, внимательно взглянул на дебошира, морщившегося от боли, и обреченно приказал:
– Боровой, выходи!
Когда дверь за ними захлопнулась, Смирнов с удивлением спросил:
– У него что, действительно ребро сломано?
– А ты разве не слышал? – пожал плечами Бешеный. – Что, переживаешь за него?
– Нет, как‑то странно все… Он говорил словно машина… автоматически, что ли?
– Тогда зачем же нужен был доктор? – хитро прищурился Киня‑Наркоман.
– Как зачем? – не понял Смирнов.
– Сам говоришь, машина, а кто у нас по машинам спец? Ты! Вот и отремонтировал бы сам, – старик рассмеялся, довольный своей шуткой.
– Так это что, вы так шутите, Киня? – улыбнулся наконец Александр.
– Если Киня, то Киня‑Наркоман, а так меня Кешей нарекли, Иннокентий, значит, – представился старик. – Вот и ты улыбнулся, а то сидел и трусил, как осиновый лист.
– Ничего я и не дрожал, просто боялся, и все, – насупился Александр.
На этот раз рассмеялся и Бешеный:
– Ты правильно мыслишь, Сашок, трусить и дрожать совсем разные вещи, – резонно пояснил он. – Ты курточку‑то набрось на себя…
– Спасибо за куртку: ее подарил мне брательник мой, – он благодарно взглянул на своего неожиданного защитника, аккуратно расправил и одел ее.
Ты, Сашок, никогда никого не бойся. Запомни, внутри можешь бояться: страха не испытывает либо дурак, либо дебил. А вот снаружи никогда не показывай страха, тогда и другие будет тебя бояться, – втолковывал ему Бешеный. – Подумают, не боится пацан, значит, имеет на это право.
– Ты, сынок, слушай, что тебе земляк базарит: он дело говорит, – поддержал Иннокентий.
***
После скудного ужина: перловой каши с куском черного хлеба и алюминиевой кружки бледного чая, Иннокентий вскоре заснул крепким сном, мерно похрапывая не очень громкими руладами.
Смирнов сидел молча и думал о чем‑то своем.
Бешеный решил поговорить с ним:
– Жаль мне тебя, парень! – со вздохом проговорил он.
– Почему это?
– Первый раз окунаешься и сразу можешь большой срок срубить: менты такого не прощают.
– Следователь сказал, что все восемь могут впаять, – Александр едва сдерживался, чтобы сдержать эмоции. – Но я уверен, что брательник не бросит меня в беде.
– Что он может? – скептически махнул рукой Бешеный.
– Не знаю… – Александр пожал плечами. – Заплатить может… Следователю, ментам…
– А кто твой брат, олигарх, что ли?
– Олигарх не олигарх, но деньги у него водятся.
– Он что, комерс?
– Ты имеешь в виду, коммерсант? Нет, он в авторитете…
– Вор, что ли? – спокойно спросил Бешеный.
– Не вор, но сидел несколько раз и воров много знает.
– Сидел? Может, у него и погоняло есть? – Бешеный сделал вид, что у него проявился интерес. – Вдруг пересекались где? Шарик‑то круглый…
– В смысле прозвище? Есть, Толик‑Монгол!
– Толик‑Монгол твой брат? – Бешеный изобразил радостное удивление. – А я сижу, мозги ломаю: откуда мне твоя физия знакома! – он покачал головой, всматриваясь в Александра. – Точно, как одно лицо!
– Да, нас многие путают…
– Толик‑Монгол правильный пацан, – одобрительно кивнул Бешеный. – Но с бабульками, мне кажется, ты перегнул: чтобы тебя вытащить, бо‑о‑ольшая капуста нужна! А он, насколько мне известно, мелочевкой занимается.
– Мелочевкой? – возмутился за брата Александр. – Как ты думаешь, может человек, который, как ты говоришь, занимается мелочевкой, ментам за просто так более полумиллиона отвалить? А? Ответь!
– Рублей?
– Зеленых, Сергей, зеленых! – он торжествующе уставился на своего соседа.
– Пол‑лимона? Не с фига себе? Что‑то ты загибаешь, Сашок! – недоверчиво протянул Бешеный.
– А вот и не загибаю! – разгорячился тот, но тут же понизил голос, бросив взгляд на спящего соседа. – Если хочешь знать, то я сам эти бабки и оставил в приемной ГУВД!
– Ну и сказочник ты, Сашок! – хохотнул Бешеный. – Полмиллиона зеленых скинул в ментовской, и так просто слинял оттуда? Не верю! Хоть режь меня, не поверю!
– Вот тебе крест! – Смирнов действительно перекрестился.
– Может, скажешь, для чего эти деньги слились ментам? Не за просто же так? Толик‑Монгол не дурак, чтобы такими бабками раскидываться, тем более, ментам. Уж лучше бы на общак пожертвовал, – Бешеный сплюнул.
– Конечно же, не просто так! – Александр понизил голос и взглянул на собеседника.
«Господи, что же я делаю! – „услышал“ Бешеный его мысли. – Первому встречному рассказываю о том, о чем Толик просил забыть навсегда! Но с другой стороны, этот мужик сидел с Толиком, хорошо знает его… Ну, узнает он, что нужно было отвлечь ментов от сходки, что, убудет от этого? Или Толяну хуже станет? Ладно, на всякий случай промолчу, а то потом придется все рассказывать и про Америку, и про Италию, и про Китай с Японией. Да, Камо ловко придумал с подводной лодкой. Можно себе представить, как обделался итальянский мафиози, когда под его окнами всплыла атомная подлодка! И Лева‑Приз здорово с кино придумал. Представляю рожи иностранцев, увидевших среди встречающих „высоких“ правительственных чиновников и звезд эстрады. Тут тебе и премьер‑министр, и Администрация Президента, и Пугачева… Точно сдвиг по фазе пошел! Такие бабки Срубить со всех стран! Что ни говори, а Сиплый недаром Академию возглавляет: головастый!.. Может, прав братан? Тут пашешь, как папа Карло, а получаешь, как Буратино… Взять и пойти к ним работать? Тем же самым водителем или механиком…»
Его размышления прервал Савелий:
– Так ты говоришь, не за просто бабки ментам слили? – переспросил он.
– Я так думаю, – ответил Смирнов.
– Ладно, не знаешь, значит, не знаешь… Встречу Толика‑Монгола и сам у него спрошу, а может, и Сиплого… интересно просто…– Бешеный пожал плечами, с деланным безразличием отмахнулся, и уже сделал вид, что хочет отвернуться, как бы готовясь заснуть.
Смирнов, видимо, задетый последней фразой, но скорее всего, услышав, что новый знакомый знает и Сиплого, решительно возразил:
– Почему не знаю, знаю! У них в тот день деловая встреча была, важная…
– Сходка, что ли? – Бешеный откровенно зевнул во весь рот.
– Ну конечно же, сходка! – подтвердил собеседник. – Вот Сиплый и решил таким образом делом занять важных ментов, чтобы, значит, не помешали.
– Да‑а, такими деньгами кого угодно отвлечь можно, – завистливо заметил Бешеный. – Видать, тему серьезную терли, на очень большие бабульки…
– Даже себе представить не можешь, насколько серьезную, – заверил сосед по камере и, с чувством выполненного долга, предложил: – Что, поспим или еще побазарим?
– Нет, давай прижмем хотя бы минут триста, а то с утра может такая смена прийти, что с пяти начнет мозги парить, – Бешеный отвернулся и снова удалился в свои мысли:
«Собственно, я свою миссию выполнил: с шестнадцатью миллионами все ясно, как божий день, а параллельно еще и с кино кое‑что прояснилось. Но с какой целью уголовники занялись съемками кино? Уверен, что кино никто из них снимать и не думал изначально: оно явно нужно было им для прикрытия. Но какого? Отмыть „грязные“ деньги или под его прикрытием совершить что‑то ужасное? И при чем здесь иностранцы? Я не думаю, что уголовники решили политикой заняться… Тогда зачем им снимать двойников политиков, да еще и премьер‑министра? Голова кругом идет! С одной стороны, вроде бы задачу по использованию Смирнова выполнил и можно спокойно „освобождаться на волю“, с другой, не все прояснилось с кино. Однако, судя по мыслям Смирнова, ему вряд ли что известно о подробностях использования съемок фильма. Вот его брат – другое дело! Но как с ним связаться?»
Бешеный снова повернулся к недавнему собеседнику:
– Слушай, Сашок, не сегодня – завтра меня нагонят отсюда, не подскажешь, как мне с братом твоим сконтактоваться? – озабоченно спросил он.
– А ты что, его мобильник… – начал тот, но тут же сам себя и одернул: – Ах да, он же недавно сменил номер… Есть чем записать?
– Даже если и было бы, не стал бы, – резонно ответил Бешеный. – Зачем Толика светить? Диктуй: я запомню!..
Говорков отложил в памяти номер Толика‑Монгола, потом решил, что не стоит Александру помнить все подробности их разговора.
– Ну что ж, спасибо, Сашок! – он протянул ему руку.
А когда тот ответил на рукопожатие, задержал его ладонь в своей и внимательно взглянул ему в глаза. Парень дернулся, застыл, ощутив некий холодок в груди, но тут же замер и смотрел, не мигая, в глаза нового знакомого. Не хватило буквально нескольких секунд, чтобы оставить в памяти Смирнова только то, что нужно было Бешеному: неожиданно проснулся Иннокентий.
Он удивленно посмотрел на них:
– Вы что, в гляделки играете? – ухмыльнулся старый наркоша. – Кто кого переглядит?
– Ага, что‑то вроде того! – ухмыльнулся Бешеный.
Смирнов как‑то странно посмотрел на Иннокентия, потом на Бешеного. Хотел что‑то сказать, но лишь пожал плечами, после чего повернулся к стене и попытался заснуть, долго ворочаясь, словно мысли не давали покоя…
***
Как и было запланировано, на следующий день Бешеного вызвали из камеры «на допрос». К сожалению, Смирнов спал, а Иннокентий бодрствовал, и Бешеный не стал рисковать, чтобы закончить кодировать Александра.
Когда он вошел в кабинет начальника отделения милиции, тот встал из‑за стола и дружелюбно поздоровался с ним за руку:
– Присаживайтесь… Чай, кофе?
– Нет, спасибо, – улыбнулся Бешеный. – Мне бы сейчас огромный кусок бифштекса с кровью.
– Да, здесь у нас… – начал подполковник, но Бешеный перебил:
– …не санаторий!
– Вот именно, – согласно кивнул начальник. – Какие пожелания, кроме, разумеется, бифштекса?
– Разрешите позвонить генералу?
– Разумеется, – подполковник пододвинул к нему телефонный аппарат.
Бешеный на память набрал номер:
– Остап Никитович? Доброе утро! Узнали?
– Как не узнать? Приветствую, Сергей Кузьмич… Есть новости? – с нетерпением спросил Сковаленко.
Так точно, товарищ генерал! – по‑военному доложил Бешеный. – Выполнил, как и обещал! Моя миссия завершена, так что меня можно выпускать. Подробности при встрече!
– В таком случае, срочно ко мне! Дай‑ка подполковника!
– Вас, товарищ подполковник, – Бешеный протянул трубку начальнику.
– Доброе утро, товарищ генерал! С вами говорит подполковник Суховерко!
– Вот что, подполковник, организуй машину, чтобы ко мне срочно доставили Сергея Кузьмича.
– Но мне же нужно сначала оформить его документы… – растерянно залепетал подполковник. – Ведь в постановлении о задержании сказано, что Сергей Мануйлов подозревается в совершении тяжкого преступления.
– Послушай, подполковник, тебе что, впервые приходится выпускать задержанного по распоряжению начальства? – начиная раздражаться, спросил Сковаленко.
– Никак нет!
– Так что же ты мне здесь мозги ковыряешь? Сказано отпустить – отпускай и срочно привези ко мне! Ясно?
– Так точно, товарищ генерал, но… – подполковник красноречиво замолчал.
– Тебе что, нужно мое письменное подтверждение?
– Тогда бы и вопросов не было…
– В таком случае, привези задержанного Мануйлова ко мне в кабинет лично. На допрос! Понятно?
– Слушаю, товарищ генерал, привезти задержанного Мануйлова Сергея Кузьмича к вам на допрос лично! – повеселел подполковник. – Через двадцать минут будем у вас… – он положил трубку и повернулся к Бешеному, и, виновато пожимая плечами, пояснил: – Случись проверка, кто будет отвечать? Конечно же, подполковник Суховерко! Пойди потом докажи, что отпустить задержанного приказал генерал. Вас же сюда по разнарядке привезли, официальные документы оформили…
– Да вы не волнуйтесь, товарищ подполковник: вы же поняли, что генерал приказал привезти меня к нему на допрос, а это означает, что там за меня распишутся и с вас снимется вся ответственность, – терпеливо разжевал Бешеный.
– Но мне кажется, что Остап Никитович остался недоволен, – поморщился Суховерко.
– Да он через пять минут после того, как я войду к нему в кабинет, о вас и не вспомнит, – заверил Бешеный.
– Дай‑то Бог! – глубоко вздохнул подполковник и тут же позвал дежурного офицера…
Через двадцать минут Говорков входил в кабинет генерала Сковаленко.
– Ну, рассказывай! – нетерпеливо приказал тот.
Довольно подробно Савелий рассказал генералу о злополучных шестнадцати миллионах. Информацию о съемках «народного фильма» решил, пока не встретился с Богомоловым, придержать, не рассказывать: мало ли какие планы могут быть у Константина Ивановича?
– Неужели все так просто? – Сковаленко даже несколько разочаровался и встал из‑за стола. – Такой сыр‑бор из‑за какой‑то воровской сходки.
– По всему, эта самая сходка была очень важна жуликам: потому и расстались с такими деньгами, – заметил Савелий.
– Господи, да если бы с каждой встречи жуликов в казну капали такие деньги, то я бы даже распорядился охранять их сходку сотрудникам милиции, – рассмеялся генерал и тут же, взглянув на Савелия, оборвал смех и добавил: – Шучу, конечно! Но каковы пошли преступники, а?
– А вам не кажется, товарищ генерал, что они добились, чего хотели? – прямо спросил Савелий.
– О чем вы?
– Почти весь ваш аппарат сидел у вас в кабинете и тщательно пересчитывал купюры, а вы, скорее всего, распорядились ни с кем вас не соединять, так?
Ну, если бы ЧП какое произошло, то меня бы все равно соединили бы, – смущенно возразил Сковаленко, но потом покачал головой и признался: – Но по существу вы правы: они меня в буквальном смысле на «фу‑фу» подловили! – он со вздохом опустился в свое кресло. – А что я мог сделать? Такая сумма пришла на мой адрес… Я доложил заместителю министра: тот – министру и снова мне: сосчитай, говорит, и доложи все в рапорте, а сам снова к министру.
– Короче, государственная машина закрутилась, – усмехнулся Савелий.
– Закрутилась? – собрал все морщины на лбу генерал. – Не то слово! Министр вызвал и уже лично распорядился: срочно разобраться и доложить! Так‑то вот!
– Ну, теперь‑то вам есть о чем докладывать! – ободряюще заметил Савелий.
– И все благодаря вам, – Сковаленко протянул руку. – Спасибо за четкую и быструю работу, Савелий.
– Нам всем спасибо, – возразил он.
– Всем‑то всем, но без вас – неизвестно, сколько бы мы еще проваландались. Так что я уже подписал приказ о премировании вас крупной денежной суммой. Идите и получайте: заслужили! Поздравляю! – Сковаленко крепко пожал Савелию руку.
– Служу России, товарищ генерал… – Говорков вытянулся по стойке «смирно». – Остап Никитович, у меня есть к вам одна просьба…
– Говорите, для вас выполню любую! – заверил Сковаленко и тут же добавил, хитро глядя на Савелия: – В разумных пределах, разумеется.
Подержите Александра Смирнова в КПЗ несколько дней, но так, чтобы у него не было никаких возможностей связаться с волей… – попросил Савелий.
– Опять что‑то задумали? – прищурился Сковаленко.
– Пока только наброски… – ответил Савелий.
– Ладно, не хотите говорить, значит, не можете, – понимающе кивнул генерал. – Трех дней достаточно?
– Постараюсь управиться, – пообещал Бешеный.
– Хорошо, возьмем вашего клиента под колпак…
– Мюллера‑Суховерко? – улыбнулся Савелий.
– Буквоед ваш Суховерко! – недовольно нахмурился Сковаленко.
– Почему это мой? Скорее ваш, – возразил Савелий.
– Ваш, потому что вы сейчас встанете на его защиту, угадал? – спросил генерал.
– А что ему остается делать? – действительно вступился Савелий. – У него директивы, бумажки, отчетность, а вы приказываете все нарушить. Как ему поступать в таком случае? Вас ослушаться, навлечь гнев старшего по званию, нарушить инструкции: получить от вас же нагоняй за это… Куда крестьянину податься?
– Ладно, считайте, убедили старика… законник! – по‑доброму улыбнулся Сковаленко. – Жалко, что вы не в моей команде работаете…
– У вас и без меня достаточно толковых ребят, – заверил Бешеный.
– Но такого, как вы, нет!
– Будут! – твердо заверил Савелий. – Поверьте, появятся даже лучше!
– Пока травка подрастет, лошадка та умрет!
– Шекспир, конечно, был умным писателем, но мне кажется, что пройдет совсем немного времени, и Россия воспрянет и снова станет великой державой, и у нее появятся новые молодые специалисты, которые будут лучше нас и умнее.
– Откуда такая уверенность?
– По‑другому, как говорится, и быть не может! – твердо произнес Савелий.
– Господи, как же вы напоминаете меня в молодости, – ностальгически произнес генерал и глубоко вздохнул: – Сейчас бы мне ваши годы…
– В любом возрасте есть свои плюсы и минусы, – пожал плечами Савелий.
– Но мне бы очень хотелось дожить до того времени, когда, как вы говорите, Россия снова станет великой державой!
– Доживете, верьте мне!
– Скорее бы сбылись ваши предсказания… – со вздохом покачал головой генерал и добавил: – Ваши слова бы да Богу в уши…
Глава 11
ПРИЯТНАЯ ВСТРЕЧА
Сиплый нежился в огромной джакузи под ласками двух проституток, постанывая от удовольствия, когда к нему заглянул телохранитель и молча остановился перед ним. Как у всех людей, имеющих какие‑то отклонения в физическом плане, характер у Сиплого был просто невыносимым: он мог взорваться по любому поводу. Особенно в те моменты, когда он, по его собственному выражению, «ублажал свое тело перед будущими победами». Темноволосая длинноногая девица массажировала его тощие телеса, а блондинка слизывала с его лица капельки пота.
Несколько минут телохранитель терпеливо ожидал, когда его хозяин обратит на него внимание.
Наконец Сиплый увидел его, недовольно скривился и хмуро бросил:
– Чего тебе, Фиксатый? – эта фраза, процеженная сквозь зубы без аппарата, могла вызвать смех у любого человека, впервые сталкивающегося с Сиплым: его голос был похож на тот, каким разговаривают лилипуты. Однако телохранитель даже не улыбнулся.
– К тебе Толик‑Монгол ломится… – прохрипел он в ответ, на миг сверкнув золотой фиксой.
***
В недалеком прошлом этот хрипатый телохранитель был неплохим музыкантом: он не только отлично играл на саксофоне, но при этом хорошо пел и подавал серьезные надежды как эстрадный исполнитель. Но однажды, сильно простудившись, он, вопреки предупреждениям врача, был вынужден поехать на вечеринку, чтобы не упустить хороший заработок. Он весь вечер играл на саксофоне, пил водку и пел песни. Связки не выдержали, и, несмотря на все усилия врачей отоларингологов, он не только перестал петь, но и навсегда охрип.
Врачи предупредили: если он не хочет навсегда потерять даже такой, хриплый, голос, то должен вообще не только забыть про саксофон, но и про пение. Пришлось смириться, а чтобы совсем не потерять любимое дело, стал осваивать клавишные инструменты. Но тут всплыли старые финансовые махинации с левыми концертами. И, несмотря на все старания адвокатов, отвертеться не удалось, и несостоявшемуся музыканту пришлось на семь лет отправиться в места не столь отдаленные.
За колючей проволокой зоны жалости нет ни у кого и ни для кого! Едва прознав, что с ними сидит бывший певец и музыкант, ему тут же предлагают попеть блатные песни, чтобы потешить сидельцев. Попробуй откажи!
«Ты чего, бля, братву, значит, не уважаешь? Всякой шелупони на воле пел, а здесь не хочешь? С Пугачихой на пуховых перинах трахался! Шептал ей про любовь и песни напевал, а здесь западло, значит? Может, тебе лучше Филе на ухо напевать? Ах ты, козел безрогий!»
Это самое мягкое, что мог услышать человек с подобными способностями в случае отказа.
Там, за колючкой, все озлоблены, всякий считает себя безвинно пострадавшим: все обострено столь сильно, что любая, даже самая незначительная, оговорка вызывает такую бурную реакцию у любого сидельца, словно каждому из них нанесли кровную обиду. Короче говоря, дай только повод – отметелят от всей души. И тот, кто допустил косяк, может считать, что ему еще несказанно повезло, если бедняга просто окажется на больничной койке и сможет вообще когда‑нибудь оклематься.
Конечно же, неудавшемуся музыканту приходилось петь, несмотря на категоричные запреты эскулапов: тут уже не до сохранения голоса, живым бы остаться.
Раз попел, два попел, и вскоре его речь можно было различать с большим трудом. Наверняка сбылись бы предсказания врачей, если бы на зону вскоре не пришел Сиплый, который, имея почти такой же дефект с горлом, пожалел бедолагу и взял парня под свою защиту.
Нужно заметить, что на зоне, как правило, быстрее всего сходятся те заключенные, которые имеют что‑то общее между собой: например, жили в прошлом в одном городе, имели одинаковое увлечение на свободе, одной национальности, одни недуги. Такие сидельцы образовывают даже в тюрьме, во время следствия, семьи. Члены такой семьи питаются вместе, делятся получаемыми с воли продуктами, защищают друг друга.
Так сошлись и герои нашего повествования: один – сиплый, другой – хриплый.
Поначалу хрипатого певца все так и звали – Музыкант, но когда у него, от «хорошего питания», раскрошился зуб и местный умелец сварганил ему фиксу из рандолевого металла, Сиплый резонно решил, что человек с кличкой Музыкант должен петь и играть, а коль скоро не может, пусть будет Фиксатым…
***
– Ломится? – с недовольным прищуром переспросил Сиплый своего давнего телохранителя.
– Говорит, срочно нужно побазарить с тобой, босс! – пояснил Фиксатый.
– Ладно, зови его сюда! – Сиплый повернулся к девицам: – Идите‑ка, лярвы, в спальню…
– И сколько тебя ждать, милый? – томно спросила пышненькая блондинка.
Проведя наманикюренным пальчиком по его щеке, она попыталась прижаться к нему своими прелестями.
– Отвали! – угрюмо отмахнулся Сиплый. – Сколько нужно, столько и будешь ждать: деньги‑то все равно капают! – он хлопнул ее по заднице и мерзко хихикнул.
Когда девицы, нисколько не стесняясь Фиксатого, бесстыдно выскользнули за дверь, Сиплый дотянулся до аппарата и нацепил его на шею и только потом накинул на себя махровый халат с капюшоном.
– Чего тебе, Монгол? – спросил Сиплый, когда тот вошел в гостиную.
– Базар есть… – буркнул тот в ответ.
– Так срочно, что нельзя было подождать, пока я расслабляюсь и ублажаю свое тело перед будущими победами? – Сиплый гордо выпрямил спину.
– Поверь, Сиплый, не стал бы портить тебе удовольствие, – понимающе вздохнул Толик‑Монгол, – но дело у меня срочное… Понимаешь, менты поганые моего братишку приняли, – угрюмо добавил он.