– Даю тебе одну минуту, – смилостивился он и отошел в сторону.
Чтобы достать лезвие из тайника и поместить его в глазницу, Пирату понадобилось не больше тридцати секунд. Правда, по ходу дела он легонько себя оцарапал: руки‑то продолжали трястись. Когда охранник вернулся, он уже плескал себе в лицо холодной водой (горячей не давали) над умывальником, объемом не превышавшим миску для супа. Дверь приоткрылась.
– Руки вверх, – скомандовал охранник.
Пират поднял руки, расставил ноги, позволил осмотреть свое анальное отверстие – в общем, безропотно прошел через стандартную процедуру.
– Пошел.
Пират взял свою Библию.
– Тебе кто‑то разрешал?
– Это же простая Библия.
Охранник протянул руку, чтобы отобрать книгу, однако в движении этом, не таком резком, как остальные, сквозило почтение. Библию он взял за корешок, встряхнул, но оттуда ничего не выпало – только свесилась золотая закладка. Охранник вернул книгу владельцу.
Они зашагали по блоку мимо многочисленных крысоловок.
– Adios, – сказала одна из крыс.
«Adios» переводится как «до свидания». А еще в этом слове зашифровано слово «Бог». Пират все еще размышлял над этим, когда они вышли из корпуса (охранник шел с «невидящей» стороны, но спорить было бесполезно), пересекли грязный пятачок возле кухонь и очутились в комнате, где Пират раньше не бывал.
Еще несколько охранников. Некоторых он знал, некоторых видел впервые, но все, как на подбор, самые злобные. Почему?
– Что это у него?
– Библия.
– Кто ему разрешил ее взять?
Охранники переглянулись. Где‑то зазвонил телефон, и Пирату почудилось, что он услышал слова: «Офис старшего надзирателя». Раз так, то его Библия и впрямь, должно быть, имеет значение. Слова повторились.
– Библия‑то никому не мешает, но он не может оставлять ее при себе, пока его не передадут судебным приставам.
Охранник забрал Библию. Потом на Пирата надели наручники, пристегнули их к цепочке на поясе, ноги замкнули в кандалы.
– До скорого, Пират, – сказал охранник.
Пират зашаркал к выходу. Пересек еще один пятачок. Сел в конец белого микроавтобуса с надписью «Управление исполнения наказаний» на боку. Двойные двери сомкнулись. Щелкнули язычки замков. Микроавтобус тронулся: водитель и двое охранников, один из которых держал в руках Библию, сидели впереди, Пират в одиночестве – сзади. В двух маленьких окошках Пират смог разглядеть деревенские пейзажи. Первые пейзажи с тех пор… С тех пор как он впервые покинул стены тюрьмы – это был непродолжительный визит в больницу после нападения Эстебана Мальви. Пират наблюдал за жизнью пригорода сквозь стекла окошек. Один раз на глаза ему попалась женщина в шортах и футболке, идущая по обочине. Он продолжал таращиться в надежде увидеть еще кого‑нибудь, но напрасно. Вскоре он уснул и со всех сторон его окружил рокот ливня.
– Эй, просыпайся.
Он открыл свой единственный глаз. Микроавтобус не двигался. Перед ним стоял один из охранников.
– Вставай.
Пират встал, проверяя рукой, не сползла ли повязка. Он потащился к открытой двери, присел на край железного дна и неуклюже спрыгнул, споткнувшись, но все‑таки не рухнув мешком. При этом глазницу его чуть резануло изнутри. Приземлился он на асфальтовое покрытие парковки.
– Давай шагай.
Пират зашагал по парковке, с обеих сторон сопровождаемый конвоирами. Они спустились по лестнице и вошли в какое‑то подвальное помещение, в конце которого находились две пустые камеры.
– Заходи.
Пират вошел в одну из камер. Дверь затворилась. Зазвенели ключи: его запирали. Охранники вышли. Пират сел на нары, очень похожие на тюремные. Судя по запаху, где‑то неподалеку варили кофе – настоящий кофе из зерен. Пират не пил такого двадцать лет. Он вдохнул настолько глубоко, насколько позволяли легкие.
Дверь открыли. Вошли люди: уже знакомые ему двое охранников в желтовато‑коричневой форме, несколько незнакомых в форме синего цвета, а следом за ними – та самая женщина с потрясающей кожей. Сюзанна, чья фамилия вертелась у него на языке. Она приблизилась к его камере.
– Здравствуйте, мистер Дюпри. Вы себя хорошо чувствуете?
– Здравствуйте, мисс… эм… Сюзанна.
Ее глаза вдруг сузились до щелок. Она резко развернулась вокруг своей оси, лицом к охранникам и полицейским.
– Почему он весь закован?!
Откликнулся мужчина в синей форме с тремя желтыми полосками на рукаве:
– Стандартная процедура.
– Возможно, это и стандартная процедура, сержант, но, согласно кодексу нашего штата, эта процедура предоставлена на ваше усмотрение. И я хочу, чтобы с него сняли все эти оковы.
– Невозможно, – отрезал сержант.
– К тому же у нас для него есть нормальная одежда. Мой клиент не явится в суд в этом преюдициальном облачении.
Пират не понял последнего предложения, но ему нравилось, что она оказывает такое сильное воздействие на служителей закона. Все они тотчас принялись хмурить брови, краснеть и блеять что‑то невнятное. Он с трудом сдержал смех. А может, и рассмеялся – разве что самую малость, поскольку несколько офицеров раздраженно покосились на него.
Последовала долгая пауза. Пират знавал такие паузы, он неоднократно становился их свидетелем последние двадцать лет. Кто первый заговорит – тот проиграл.
– Приведите шефа, – распорядился сержант.
Шеф явился минуты через две. Пират даже не узнал бы в нем полицейского: он‑то ожидал человека в нарядной форме, а не в сером деловом костюме. Однако все обращались к нему «шеф», так что других вариантов не было. Мужчина был подтянутый и широкоплечий, хотя, конечно, помельче Пирата; из тех темноволосых кареглазых красавчиков, в чьих жилах течет немного каджунской[11]крови. Ему стали объяснять ситуацию. Шеф слушал, не отрывая глаз от Пирата. И тот вдруг вспомнил взгляд этих карих глаз, наполненный ложным сочувствием, вспомнил, кто это. Вспомнил детектива по фамилии Жарро. Значит, выбился в начальники?…
В комнате воцарилась тишина. Нарушил ее начальник полиции:
– Снимите кандалы. И наручники. Он может одеться в повседневную одежду, но сперва ее нужно проверить. Два судебных пристава не должны отлучаться от него ни на секунду. Этого достаточно? – поинтересовался он у Сюзанны.
– Спасибо, – ответила она.
– Как вы сами знаете, это «предоставлено на наше усмотрение». Что‑нибудь еще?
– Мне бы хотелось пару минут побеседовать с клиентом наедине.
– Можете беседовать сколько угодно, но только в присутствии пристава.
Сюзанна смерила начальника долгим взглядом, но возражать не стала. Все, кроме одного мужчины в форме, ушли. Тот же уселся на высокий стул в углу. Сюзанна подошла к камере вплотную.
– Вам нельзя находиться на контактном расстоянии от клиента, – сказал охранник.
Сюзанна остановилась в трех футах от решетки.
– Как вы поживаете, мистер Дюпри?
– Ну, – пробормотал он, – нормально.
– У вас, вероятно, накопилось множество вопросов.
Вопрос у него был всегда один: почему Господь вообще решил придраться к Иову? Других в голову не приходило.
– К примеру, насчет слушания? – подсказала Сюзанна.
– Ага. Слушание.
– Во‑первых, я хочу, чтобы вы не волновались.
– Я не волнуюсь, – сказал Пират. Но он соврал: мысли об Эстебане Мальви и его приятелях‑бандитах непросто было прогнать.
– Хорошо. Вам не обязательно говорить. Я буду все время рядом. Что же касается возможного исхода, то я не берусь его предугадать. Обычно в таких случаях я советую ожидать худшего.
– Это запросто, – сказал Пират.
Сюзанна посмотрела на него и продолжила, но он, вдруг отвлекшись на созерцание ее прекрасной кожи, такой мягкой и сияющей, пропустил почти всю ее речь, успев поймать лишь последние слова:
– … не смогли выяснить, что это значит. Если это вообще что‑либо значит, конечно.
– О чем вы?
– О смене судейского состава, произведенной в последний момент, – сказала Сюзанна. – Именно это я и пыталась вам разъяснить.
– А сколько там этих судей? – спросил Пират. Ему стало неловко, и он хотел дать ей понять, что ее слова представляют для него интерес.
– Сколько судей?
– Ну, человек девять, да?
– Девять? – рассмеялась Сюзанна. – Вы, наверное, имеете в виду Верховный суд?
Пирату ее смех не понравился. Внезапно он стал замечать дефекты ее кожи, а также те дефекты, создать которые было бы очень легко. Он промолчал.
Смех смолк.
– Судья всего один, – сказала она. – Согласно расписанию, это должен был быть один старый южанин – старомодный, судя по всему, сноб, но с хорошей репутацией. Вот только в последний момент его кандидатуру сняли, а кого назначили, мы толком и не знаем.
– Со старыми южанами‑снобами я никогда особо не ладил, – заметил Пират.
– Тогда можете считать это добрым предзнаменованием, – сказала Сюзанна. – Судью‑заместителя старым южанином‑снобом не назовешь при всем желании: начнем с того, что это чернокожая женщина.
И это тоже паршиво.
К тому же молодая. Это Пират заметил сразу же, как только его ввели в зал судебных заседаний. Веко у него невольно задергалось, хотя свет был не очень ярок. Затем, когда контуры снова обрели четкость, он увидел судью – та сидела за трибуной, рядом лежал молоточек, название которого он забыл. На вид судья была ровесницей Сюзанны, но выглядела далеко не столь дружелюбной. Она увидела, что Пират приближается к одному из передних столов в сопровождении Сюзанны и с Библией в руке, и нахмурила брови. Пират уже не был настроен так решительно против предупредительного заключения.
Он сел. В обыкновенной одежде он чувствовал себя весьма странно: коричневый костюм, белая рубашка, бежевый галстук. У него никогда не было костюма – во всяком случае, если считать костюмом брюки и пиджак одного цвета. Когда‑то у него был фиолетовый пиджак с серебряными пуговицами. Кстати, именно этот пиджак – Пират вспомнил это лишь сейчас – был на нем, когда его арестовали.
– С вами все в порядке? – спросила Сюзанна.
– Ага.
– Я бы хотела вас кое с кем познакомить, – начала она и представила мужчину, сидевшего с другой стороны. Его фамилию, явно еврейскую, Пират не расслышал.
– Держитесь, – сказал тот.
Держаться за Библию? Пират сжимал ее не очень крепко, поигрывая золотой закладкой. Оглянувшись, он увидел множество людей, сидевших сзади. Прибывали и новые. И одну женщину – загорелую, стройную, постарше Сюзанны, но и милее, мягче – он узнал. Пират видел ее лишь однажды, двадцать лет назад, но лица ее он не забудет никогда. Если приглядеться, кожа этого лица уже не так мягка, как прежде. О нет. Именно эта женщина сидела за свидетельской трибуной – возможно, в этом самом зале? – и это она указала на него и сказала, что убийца – он. Но убийца не он. Прошлое нахлынуло на Пирата волной. Как он сидел в камере предварительного заключения, не снимая фиолетового пиджака, и каждый день ждал, что его освободят под залог, ведь его уже не раз пытались осудить по статье «взлом и проникновение», обычное дело. Наверное, глупо с его стороны… И вот его уже вызывают и расспрашивают о Пэриш‑стрит, где он никогда не был, и о каком‑то Джонни Блэнтоне, которого он не знал. Он не делал этого, он не убивал Джонни Блэнтона, он за всю свою жизнь не убил ни одного человека! Женщина – имени ее Пират не помнил – встретилась с ним взглядом и сразу отвернулась. О да. В этот момент, ощущая в себе давно забытое возбуждение, он вспомнил, какой дорогой ценой далось ему умиротворение. Пират тоже отвернулся и открыл на коленях свою Библию.
«Ибо снегу Он говорит: будь на земле; равно мелкий дождь и большой дождь в Его власти».[12]
– Вы в порядке? – повторила Сюзанна.
Пират, кивнув, продолжал читать.
– Встаньте, суд идет.
Пират встал, как и все остальные, и сел, когда все сели. Что‑то начало происходить вокруг, но мысли его были далеко. По интонациям говоривших он понимал, что затевается ожесточенный спор. Какой‑то усатый коротышка, тыкавший в него пальцем, хотел, чтобы он остался в тюрьме. Еврейский дружок Сюзанны хотел его освободить. Они спорили о кассете. Спорили о Наполеоне Феррисе. Давал показания какой‑то работник ФЕМА, что бы ни значила эта аббревиатура. Разгорелся спор о том, при каких обстоятельствах была обнаружена кассета. Кто‑то кричал, что у этого работника ФЕМА имеются связи в проекте «Справедливость». И не ловил ли его когда‑то полицейский по имени Бобби Райс? Не хотел ли он попросту отомстить Бобби Райсу? Но какой в этом смысл? Это язвительно интересовался еврей. Ведь к тому моменту как пленку обнаружили, Бобби Райс уже погиб. «А вам не приходило в голову, что это может быть заговор против всего полицейского управления?» – еще язвительней вопрошал приземистый любитель потыкать пальцем. Свара продолжалась. Теперь показания давал кто‑то другой. Правда ли, что между начальником полиции и его заместителем сложились напряженные отношения? Шум нарастал. Пират утратил всякий интерес к происходящему.
Шло время. Все звуки смешались в оглушительную, яростную какофонию. Пират поймал себя на том, что все время перечитывает абзац про «большой дождь». Господь, который вихрь, сотворил большой дождь, который ливень. Он вдруг осознал это. Вихрь плюс дождь равно ураган. Книга Иова – великая книга, ибо…
Сюзанна внезапно впилась в его колено пальцами. Его это поразило. Пират вскочил как ошпаренный и изумленно уставился на нее. Она указала на судью. Та держала слово:
– … И, в соответствии с разумно обоснованными сомнениями, в случае если бы данная пленка была представлена при первоначальном рассмотрении дела, суд полагает, что, невзирая на…
Через пару минут она наконец стукнула своим молоточком.
– О боже, – вымолвила Сюзанна. – Вы свободны.
Поднялась страшная суматоха. Язык у Пирата как будто распух, и он не мог произнести ни единого внятного слова. Сюзанна повела его к двери. Пират снова увидел стройную загорелую женщину, которая его опознала. В глазнице его что‑то шелохнулось, как будто он пытался отсутствующим глазом бросить взгляд в сторону женщины. Довольно болезненное ощущение: внутри же находилось лезвие. Гладкая кожа на лице женщины растаяла, и обнажилось нечто кошмарное. Возможно, жить ей осталось совсем недолго.
Глава 11
– Ты ходила на слушание? – удивился Клэй. – Не понимаю…
Они сидели в кофейне напротив музея. Экскаватор «ДК Индастриз» катался взад‑вперед по той площадке, где раньше стояло «Седьмое небо», чьи истонченные арки создавали обманчивое впечатление, будто украденная скульптура была очень высокой.
– Разве это важно – тот факт, что я туда пошла? – задала встречный вопрос Нелл. – А как насчет результата?
– В суде может случиться что угодно, – заметил Клэй.
– Может, дело в судье? Если бы судьей был другой человек, Эрл Роман…
– Сложно сказать. – Не слышно ли сомнения в его голосе? И не гнев ли блеснул в его глазах, стоило ей упомянуть Эрла Романа? – Но все же ответь, зачем ты пошла на слушание, – потребовал он.
– А что в этом такого?
Им подали кофе: эспрессо для Клэя, латте для Нелл. Чашка казалась в его руке совсем крохотной. У него были очень красивые смуглые руки, сильные и изящные одновременно – два качества, которые отлично характеризовали его в целом.
– Что в этом такого? – эхом повторил он. – Для начала вот что: зачем ты сама подвергла себя этому испытанию? – Клэй пригубил эспрессо, наблюдая за женой из‑за ободка чашки. Ей на миг показалось, что в его взгляде читается профессиональное любопытство.
– Мне просто нужно было увидеть его.
– Зачем?
– Узнать, как он выглядит.
– Какая разница, как он теперь выглядит, – огрызнулся Клэй. – Люди сильно меняются за двадцать лет.
– Я знаю. – Прежнего Элвина Дюпри, каким она запомнила его в суде и на Пэриш‑стрит, нынешний напоминал только габаритами. Он ужасно постарел, гораздо сильнее, чем можно было ожидать за двадцатилетний срок; он весь был усеян шрамами, он совсем одряхлел. Изменилось все, кроме одной небольшой детали…
– Так зачем же, Нелл?
– Я уже ответила.
– Почему ты не упоминала об этом раньше?
– Ты ушел на работу. Решение было спонтанное.
– Спонтанное, значит.
– Да.
– Ты ничего не обдумала заранее?
– Нет. Не совсем.
– Не совсем?
– Нет.
– Так что же спровоцировало это спонтанное решение?
– Клэй, я себя чувствую, как на допросе!
Он с болью взглянул на нее.
– Прости, малышка, – сказал он и, протянув руку, коснулся ее. Ей тут же стало лучше. – Ну, тебе же не звонила Ли Энн Боннер, ничего такого?
– А почему она должна была мне звонить?
– Ну, перед тем как ты запрыгнула в машину и поехала в суд.
Нелл убрала руку.
– Ли Энн мне не звонила. У меня своя голова на плечах.
– Черт, само собой! – воскликнул Клэй. – Ты самый умный человек, которого я встречал. Никто с тобой не сравнится. Я просто не могу понять, что подвигло тебя…
Она перебила его:
– Разве ты не понимаешь? А что, если я засадила за решетку невиновного? Испортила ему всю жизнь? Клэй, он превратился в настоящего старика, он потерял один глаз, и одному Богу известно, что еще с ним случ…
– Прекрати! Остановись. Ты не засадила…
Подошла официантка.
– Ну что, ребята, готовы? У нас сегодня неплохой миндальный торт, только испекли. За счет заведения, шеф.
– Спасибо, не нужно, – отозвался Клэй. – И принесите, пожалуйста, счет, когда нам пора будет закругляться. – Официантка удалилась. Он подался вперед и заговорил полушепотом: – Ты никого не сажала за решетку. Это сделали присяжные. И руководствовались они не только твоими показаниями. Дюпри был давно известен как грабитель, и на его счету было очень похожее ночное нападение, когда он угрожал ножом, и финал мог бы быть таким же, если бы патрульная машина случайно…
– Вот это меня тоже беспокоит, – сказала Нелл. – Что нож так и не нашли.
– Ни одно дело, – ответил ей Клэй, – ни единое дело нельзя раскрыть так, чтобы сошлись абсолютно все концы. Это не значит, что в деле что‑то неладно. Забудь, что видела нож. Имелось ножевое ранение. Мы учли криминальное прошлое подозреваемого. Уж это‑то сходилось.
– Но что случилось с ножом?
Клэй воздел руки.
– Выбросил его в реку!
– Но там работали ныряльщики, и они ничего…
– …или в кусты, или в канализацию, или в мусорное ведро. Это не важно. Он сделал это.
Она внимательно посмотрела на мужа. Каково это – знать человека досконально, угадывать все его мысли, но не соглашаться с ними или, по крайней мере, сомневаться в их истинности. Нелл впервые ощутила укол той особенной боли, которую испытываешь только лишь в счастливом браке.
– Ну а пленка?
Клэй тоже смотрел на жену.
– Нелл, тебе, наверное, нелегко будет с этим смириться, но мы, возможно, никогда не узнаем правды…
– Никогда не узнаем правды?
– Не сможем ответить на все эти вопросы: откуда она взялась, кто ее сфабриковал, зачем и так далее. Конечно, человеку с твоим складом ума, человеку настолько совестливому, необходимо знать ответы на эти вопросы. Я сидел внизу, следил за ходом слушания в прямом эфире, и у меня возникло это неприятное ощущение. Что мы никогда не узнаем всей правды.
Никогда? Неведение показалось ей невыносимым. Сумеет ли она примириться с этим со временем? Нелл знала, что время лечит некоторые раны, но от этого знания ей не стало легче – скорее она отнесла его на счет человеческой слабости.
– Я не поняла ту часть, когда парня из ФЕМА заподозрили в мести Бобби Райсу, – сказала она. – И что они имели в виду, говоря о ваших с Даррилом напряженных отношениях? – Даррил Пайнс служил заместителем начальника полиции еще с тех времен, когда Клэй был простым детективом.
– Он метит на мою должность. Так было всегда, это всем известно. Но такое случается в любой организации. Мы с ним нормально ладим.
Нелл вдруг пришла в голову странная мысль.
– А Бобби с ним ладил?
Клэй снова отхлебнул эспрессо и снова взглянул на нее из‑за ободка чашки. И взгляд этот снова напомнил ей о его профессии.
– К чему ты клонишь?
– Ни к чему, – сказала она. – Просто пытаюсь понять. – Нелл обхватила его руку своей. У него были очень толстые вены на тыльной стороне ладони – она почувствовала пульсацию крови. – Ты хочешь сохранить светлую память о Бобби, да? В этом все дело? Не хочешь чернить его имя?
– Светлая память о Бобби не нуждается в моей помощи, – ответил Клэй. Зазвонил его мобильный. Он взял трубку, выслушал собеседника и отключил связь. – Мне пора.
– Это как‑то связано с…
– Нет. – Клэй встал. – Вооруженное нападение на банк, в районе Ривербенда. – Он положил деньги на стол.
– Будь осторожен.
– Я всегда осторожен, – сообщил он, наклонившись к ней для поцелуя. И в этот момент, когда лица их были близки, тихо добавил: – Возможно, мы никогда не узнаем всей правды, но пусть это не испортит того, что у нас есть.
Их взгляды пересеклись. Ей подумалось, что теперь его взгляд вовсе не напоминает взгляд профессионала. Это был взгляд мужчины на женщину, и только.
– Я не позволю этому случиться, – сказала Нелл. – Но, как бы там ни было, Дюпри виновен, верно?
Клэй приоткрыл рот, намереваясь что‑то сказать, закрыл его и приоткрыл вновь. Она уловила запах его дыхания, неизменно свежего и сладковатого, а теперь еще сдобренного кофейной нотой.
– Я не знаю, детка.
Нелл почувствовала мощный отток крови от головы, настоящий кровяной потоп, от которого впору рухнуть в обморок. Словно кто‑то внутри нее выдернул пробку.
– Ты не знаешь?
Он легко коснулся пальцем ее губ.
– В любом случае, – сказал Клэй, – мы должны постараться забыть обо всем этом и двигаться вперед. Хорошо?
Она попыталась кивнуть, как бы показывая, что согласна. Улыбнувшись ей на прощание, Клэй направился к двери, но внезапно остановился и вернулся к столику.
– Что касается Норы… – Он огляделся по сторонам. Официантка была занята своими делами за стойкой, единственные, кроме них, клиенты сидели на другом конце зала. – Я все уладил.
– Спасибо.
– Нам нужно подумать и о ней. Но я уверен, что все будет хорошо. Абсолютно все.
Они – команда. Да, они близки во всех возможных смыслах. Даже тогда, когда он вышел из кофейни и уехал под завывание сирены, она чувствовала его прикосновение на губах. Сирена стихла. Нелл позвонила домой, но никто не ответил. Набрала мобильный Норы, но и там ее встретили лишь длинные гудки.
Нелл доехала до Пэриш‑стрит и, припарковавшись на пешеходном настиле, вышла к самому краю реки, где раньше находился пирс. Как и говорил Кирк Бастин, воду очистили от плававшего там мусора: обломков машин и мертвечины – мертвых деревьев, птиц, рыб и собак. Можно было заметить даже слабое течение по направлению к заливу, а сквозь заросли тростника на другом берегу семенил краб. Интересно, Кирк действительно уволил тех своих помощников? Может, это тоже входило в уборку, это ритуальное жертвоприношение природе? Если это так, то какими жертвами возможно будет возместить ущерб, нанесенный Бернардином?
Нелл закрыла глаза и попыталась представить ту ночь. Тьма, полная луна, Джонни. Она помнила, что Джонни тогда рассказывал ей о контурах морского дна и о гигантской воронке. Нелл как наяву видела мужчину, прятавшегося за подпоркой. Помнила, что из‑за платка его лицо показалось ей изуродованным – таким оно и стало впоследствии. Что бы это значило? Она отчаянно пыталась сообразить, какой смысл кроется за этой иронией судьбы, но не могла.
Нелл села на краю моста и какое‑то время следила за течением, чувствуя себя такой же безвольной, гонимой, как вода. Внизу проплывали отражения облаков. Если чуть наклонить голову, они могли сойти за подводных чудовищ, что прячутся в пучине. Джонни заслонил ее собой. Сквозь ткань платка мужчина произнес всего одно слово: «Деньги». Этого было недостаточно, чтобы запомнить его голос, даже тогда, не говоря уж о сегодняшнем дне. Потом блеснуло лезвие. Этот звук стали, упершейся в кость, вошедшей в нее и вынырнувшей наружу… Нелл отчетливо помнила этот звук даже сейчас, сидя у расчищенного болота. Нож с легкостью выскользнул из плоти Джонни. Она видела изгиб лезвия в лунном свете и помнила его так же отчетливо, как скрежет стали по кости. Затем – слишком поздно – Нелл оттолкнула грабителя, и его лицо на миг мелькнуло перед ее глазами. Она снова зажмурилась, силясь вспомнить то лицо, но разум подбрасывал ей сущие крохи. Овал, не более. Пустой, белый овал с голубыми глазами, что успели мигнуть, прежде чем их место заняли глаза «Предсказательницы». Нелл пожалела, что на суде села в последнем ряду; сядь она поближе, смогла бы, наверное, лучше рассмотреть единственный оставшийся глаз Дюпри в те считанные мгновения, когда он оборачивался. Узнал ли он ее? Если и да, то виду не подал. Он вообще, казалось, не отдавал себе отчета, где находится, как будто его накачали транквилизаторами. Разрешили ли его адвокатам…
Что это? Нелл заметила в глубине какой‑то проблеск, короткую вспышку, которая тут же потухла. Подавшись вперед, она вгляделась вглубь, но там уже ничего не блестело. Это еще не значило, что вспышка ей померещилась, не значило, что нож не покоится где‑то там на дне. Да, ныряльщики безуспешно исследовали дно еще тогда, но ведь они могли его не заметить. Возможно, он застрял где‑то в тине. А теперь, двадцать лет спустя, обрушился Бернардин и взбаламутил воду. Почему бы и нет? Юристы из проекта «Справедливость» нашли пресловутую пленку при таких же примерно обстоятельствах.
Нелл встала и сбросила туфли. Вокруг никого. Уже через минуту, в одном лифчике и трусах, она осторожно соскользнула с края мостовой и погрузилась в воду.
Здесь она играла еще в детстве – не совсем здесь, чуть выше по течению, где река упиралась в угол Магнолия‑глэйд. Вода всегда была теплая, почти как в ванне, но сейчас Нелл обдало холодом. Быть может, Бернардин открыл какой‑то источник, прежде скрытый в водной толще? Джонни должен был знать. Нелл набрала полные легкие воздуха и, взрезав поверхность одним движением, поплыла вниз.
Река была всего десять‑двенадцать футов в глубину и прозрачностью вод не могла сравниться с океаном вокруг Отмели Попугайчиков, однако Нелл все же видела, что хотела, уверенно приближаясь ко дну. Конечно, без маски видимость оставляла желать лучшего, но она все же видела. Видела мягкие зеленые водоросли, желтые и розовые ракушки, жирного коричневого сома с длинными белыми усами. Выходит, Бернардин вернул сюда сомов? Тут Нелл вспомнила то, о чем должна была подумать гораздо раньше: что в реке также водились аллигаторы, – и, внезапно почувствовав за спиной чье‑то присутствие, обернулась. Аллигаторов там не оказалось, зато у берега тускло мерцал какой‑то предмет. Не нож, зеркальце. Маленькое круглое зеркальце в хромированной рамке, из тех, что вешают на автомобильные двери.
Нелл толчками выбралась на поверхность, вдохнула, рассмотрела свою находку. На зеркальце виднелась трещина, ее отражение было как будто расколото пополам. Нелл подплыла к берегу и, нащупав опору для стоп, вскарабкалась на набережную.
Возле ее автомобиля стояла патрульная машина полиции Бельвиля с надписью «Заместитель начальника» на боку. Всю одежду Нелл оставила на ближайшем камне. Она отложила зеркальце, второпях напялила блузку, в которой ходила на заседание суда, и застегнула уже почти все пуговицы, когда дверца со стороны водителя отворилась и из нее вылез не кто иной, как Даррил Пайнс. Он был в полном обмундировании; глаза прикрывал козырек фуражки, складки живота свешивались через пояс. Нелл потянулась за юбкой.
– Ни с места, – приказал Даррил Пайнс. Рукой он держался за рукоятку табельного пистолета.
– Даррил!
– Что?
– Это же я, Нелл Жарро.
Он убрал руку с пистолета.
– Ты плавала в реке или мне просто показалось? – Голова его шевельнулась так, будто он осматривал ее сверху донизу, но сказать наверняка было сложно: фуражка закрывала обозрение.
– Да, плавала. – Нелл обернулась юбкой и застегнула «молнию».
Даррил перешел через дорогу на пешеходную часть.
– Не признал тебя поначалу.
Нелл тем временем обулась.
– Да, сколько времени прошло…
– С каких пор?
– С тех пор как мы в последний раз встречались. Кажется, на благотворительном баскетбольном матче.
– Да, кажется, там. – Он приблизился к ней. Теперь она видела его глаза: они были прикованы к ее блузке. Она застегнула последние пуговицы и взяла зеркальце.
– Что это у тебя?
– Старое автомобильное зеркало.
– Вытащила из воды?
– Да.
– Можно взглянуть?
Нелл протянула ему зеркальце. Даррил повертел вещицу в руках, осмотрел со всех сторон, уставился на свое отражение. Волосы его, некогда русые, теперь поседели и окрасились легкой желтизной. Они были жирноватыми, и стрижка ему бы не помешала. Глаза же его, которые она раньше никогда не рассматривала, оказались голубыми.
– Ценная вещь? – наконец спросил он.
– Да нет.
– Тогда зачем же ты… – Осекшись, Даррил поглядел по сторонам. – Это же здесь все случилось, да? Ну, это убийство.