– Мы не сможем проникнуть в склеп, пока старик не окажется здесь, – сообщил ему Дестриер.
– У нас нет плана действий на тот случай, если кому-нибудь удастся туда проникнуть?
– Он очень прост. Если кто-то действительно доберется до седьмого этажа, он не сможет пройти за эту чертову дверь. Другого плана нет. По крайней мере, она оттуда никуда не денется.
Дестриер вернулся к своему компьютеру и открыл журнал безопасности. В тусклом свете монитора его лицо приобрело синеватый, мертвенный оттенок.
– О Боже!
02:01 >> ЭТАЖ 7: СКЛЕП 26: ОТКРЫТ
02:02 >> ЭТАЖ 7: СКЛЕП 27: ОТКРЫТ
02:04 >> ЭТАЖ 7: СКЛЕП 27: УСТАНОВЛЕНО ВТОРЖЕНИЕ
– Еще одно вторжение!
– Это не вторжение, кретин долбаный. Она выбралась из подвала.
Сталь скрежетала по стали. Сноп белого света становился все ярче, выхватывая из темноты клубы пыли и кабели, висевшие вдоль стен. Элли знала, что ей нужно отойти с путей, но она была уверена, что деться ей было некуда. Пролом, по которому она выбралась в туннель, находился слишком высоко, а туннель был слишком узок. Она беспомощно стояла посреди колеи, и свет слепил ей глаза. Девушке казалось, что минула целая вечность. Было ли это то, что ее отец видел в последние секунды своей жизни?
Она закрыла глаза. Свет давил на веки. Она услышала визг тормозов. Должно быть, машинист заметил ее, но она знала, что уже слишком поздно.
Шум постепенно стих, отдаваясь эхом в туннеле. Неужели смерть наступает именно так? Она не почувствовала удара – но, очевидно, при такой скорости его вряд ли можно почувствовать.
Она открыла глаза и тут же зажмурилась. В лицо ей бил ангельский свет, источник которого находился в нескольких метрах от нее. Может быть, пришло время держать ответ перед высшим судом? Что ей следует сказать?
Свет загородила тень.
– Какого черта вы тут делаете? Еще чуть-чуть – и отправились бы на тот свет.
Элли прикрыла глаза рукой. Перед дрезиной стоял черный человек в желтом комбинезоне и белой каске. Он был рассержен, но в его голосе прозвучали теплые нотки сочувствия. Оглядев ее с ног до головы, он спросил:
– Где ваши жилет и каска?
– Я…
– Черт возьми! – работник подземки отвернулся. – Будете объясняться с менеджером станции «Бэнк».
Менеджер станции «Бэнк» оказался седовласым человеком с острыми чертами лица, в мешковатом костюме. Элли сочинила историю, пока сидела на стуле возле его офиса, ожидая, когда ее пригласят, но она не вызвала у него интереса. Он указал рукой на полку над его головой, заставленную буклетами в виниловых обложках.
– Вам известно, что это такое?
Девушка покачала головой.
– Это контракт на выполнение моей работы. В нем говорится все: какой длины должны быть винты, сколько крыс я должен убить, сколько рулонов туалетной бумаги мне позволено использовать.
Он сложил ладони вместе и уставился на нее.
– В нем также указано число служащих, гибель которых я могу допустить. Хотите знать это число?
Элли молчала.
– Ноль, – менеджер отхлебнул кофе из пластиковой кружки. – Вы заблудились и чуть не попали под дрезину. Это нарушение техники безопасности, а в контракте говорится, что такие нарушения недопустимы. Я должен сообщить об этом начальству, но в этом случае мне придется три дня корпеть над бумажками. Мы отстанем в работе – вот только в контракте говорится, что это тоже недопустимо. Таким образом, я потрачу еще три дня на составление отчета с объяснением причины отставания. В результате мы отстанем на неделю. Согласно контракту, в случае отставания на неделю мы должны выплачивать компенсацию. Босс надерет мне задницу, и я буду должен написать еще один отчет. Два миллиона пассажиров будут проклинать мое имя, и все из-за того, что какая-то глупая кобыла не в том месте повернула в туннеле. Вы меня поняли?
Элли поняла.
– Ваше имя?
Элли слишком устала, чтобы что-то выдумывать. Он взглянула на карту, висевшую на стене позади него.
– Хайно.
– Так. Вы рождены для этой работы, не так ли? – ответ в данном случае не требовался. – Кем вы работаете?
– Уборщицей.
– Всегда эти чертовы уборщицы, – заметил менеджер, не обращаясь ни к кому конкретно.
На поверхности земли начинался новый день. В скором времени на улицу выйдут все персонажи из прежней жизни Элли – дворник на углу Гришем-стрит, развозчик газет, киоскер. Теперь они будут приветствовать и игнорировать других людей. Для Элли предыдущий день еще не закончился. Она попала в западню, расставленную ночью, которая никак не кончалась. Вместе с бригадой уборщиц и крысами она брела сквозь тьму, счищая отходы человеческой жизнедеятельности со стен станции, скопившиеся за неделю? За месяц? Она не знала. Пух, волосы, обрывки одежды и клочки бумаги. Эта процедура напоминала раздевание трупа.
Ее смена закончилась в пять. Она сняла комбинезон и достала свою сумку из выделенного ей запирающегося ящика. Бригадир провел уборщиц мимо бездействовавших эскалаторов к дверям, но Элли задержалась. Она провела всю ночь в туннеле и в конце концов оказалась всего в какой-нибудь сотне метров от здания «Монсальвата». Они, должно быть, уже выяснили, как ей удалось выбраться, и наверняка проверят станции центральной линии, когда те откроются.
Девушка дождалась, когда все остальные уйдут, затем собралась с духом и сунула голову в офис менеджера станции «Бэнк».
– Как мне добраться до дома?
На мгновение ей показалось, что он сейчас оторвет ей голову. Но, видимо, что-то в ее лице – отчаяние или изнеможение – смягчило его гнев.
– Куда вам нужно?
Как можно дальше – на край света, если возможно. Элли снова взглянула на висевшую за его спиной карту.
– В Илинг.
– Через пять минут мимо нас будет проходить поезд со щебнем. Он может взять вас до Эктона, – менеджер нахмурился, хотя, как показалось Элли, уже не злился на нее. – Иначе вы, наверное, опять пойдете пешком, и мне придется разбираться еще с одним случаем нарушения техники безопасности.
Элли добралась на поезде до станции Уэст-Эктон. В холодном предрассветном тумане она отыскала на платформе станции телефонную будку и набрала номер. Гарри ответил мгновенно.
– У вас все в порядке?
– Я все достала, – в голосе девушки не было торжества, одна лишь смертельная усталость. – Где мы встретимся?
Служащие «Монсальвата» называли это помещение «командным пунктом», правда, обычно метафорически. Экраны на стенах транслировали новости, сообщали финансовую информацию, демонстрировали графики и балансы. Они также могли использоваться для расширения комнаты в бесконечное пространство для проведения видеоконференций. Уборщицы еще не приходили: было семь часов утра, а комната до сих пор хранила следы битвы за поглощение холдинга «Талуэт», будучи завалена папками, бумагами, кофейными чашками, коробками из-под пиццы и давно остывшими пончиками. За столом собрались человек десять во главе с Бланшаром и Дестриером. В дальнем конце стола, отдельно от других, расположился старик в инвалидном кресле. Худой, как скелет, он сидел съежившись, будто ему было холодно. Белую кожу его лица избороздили морщины, но глаза были синими, словно у младенца. Старик был привязан к инвалидному креслу трубками и проводами, торчавшими из металлического воротника, окаймлявшего его тонкую шею. При каждом вдохе в действие приводился небольшой арсенал насосов и клапанов, прокачивавших воздух через его легкие. Тем не менее не вызывало сомнений то, что все присутствующие относились к нему с большим почтением. Не из жалости или уважения, а из-за страха.
– Мы расставили людей на платформах станций «Бэнк» и «Ливерпуль-стрит» сразу после их открытия, – доложил Дестриер. – Однако она каким-то образом сумела ускользнуть.
С видом собаки, ожидающей пинка, он взглянул на человека в инвалидном кресле. Синие глаза смотрели не моргая.
– К счастью, она до сих пор носит с собой своей телефон. Мы зафиксировали его час назад в Эктоне. Мы послали туда группу, но когда они туда прибыли, ее там уже не было. Должно быть, опять уехала на подземке. Она направляется на восток, обратно в город.
На настенных экранах графики и цифры сменились картами и снимками со спутника с наложенной на них схемой подземки. На экране позади Дестриера был изображен журнал безопасности, нависший над ним, будто смертный приговор.
Мишель Сен-Лазар издал из своего кресла звук, похожий на кашель. Все повернулись в его сторону. Разумеется, когда-то у него был нормальный голос, но никто из присутствующих – разве что кроме Бланшара – никогда не слышал его. Теперь за него говорило изощренное техническое устройство.
– Она должна опять проявить себя. И когда это случится, вы будете наготове.
На сером бульваре Юстон-роуд, среди молодежных хостелов и офисных зданий вокзал Сент-Панкрас из красного кирпича стоит подобно сказочному замку: возвышенная симфония башенок, бельведеров, шпилей, средников и арок. Поколение 60-х прошлого века, не любившее ни красоту, ни сказки, едва не снесло его. Но он выжил и теперь высится в своем обновленном великолепии, исполняя своеобразную роль английских ворот в Европу.
За кирпичным фасадом, неподалеку от того места, где останавливаются поезда, стоял дородный джентльмен в пальто, устремив взор на простиравшуюся над ним гигантскую изогнутую стеклянную крышу. Он был поэтом. Фрагменты его стихов были рассыпаны золотом на полу, словно они выпали из портфеля. Он стоял не шевелясь. Его бронзовые глаза без устали смотрели вверх.
Человек, стоявший рядом с ним, выглядел не столь безмятежно. На расстоянии его можно было принять за брата поэта-статуи: округлая фигура, которую пальто делало еще более неохватной; кривые, как у спаниеля, ноги; толстый приплюснутый нос; шляпа на голове. Он сканировал взглядом толпу и через каждые несколько секунд смотрел на часы, словно кого-то ждал. Даже в это раннее время зал вокзала был заполнен бизнесменами, отправлявшимися первыми поездами в Париж и Брюссель.
Неожиданно человек застыл на месте. К нему направлялась темноволосая девушка в джинсах и трикотажной рубашке. У нее был рюкзак, но висел он не на спине, а на груди – как его иногда носят особо беспокойные туристы. Он пошел ей навстречу.
– Вы пришли. Слава богу.
Она ничего не ответила. Разве можно описать словами то, что произошло с ней за последние двадцать четыре часа?
– Принесли?
Элли положила ладонь на рюкзак, словно будущая мать, защищающая свой живот.
– Сейчас-то вы можете мне сказать, что это такое?
– То, что мы долгое время желали обрести вновь, – он протянул руку к рюкзаку, но девушка сделала шаг назад. Она явно еще не была готова расстаться со своей добычей.
– Я не могу сказать вам, что сейчас находится у вас в руках, – мужчина был похож на директора школы, держащего речь перед выпускниками, – вы даже представить себе не можете, скольких людей постигла неудача там, где вы достигли успеха. Это поразительная… – он запнулся, стараясь подобрать подходящее слово, – …победа.
Это не вернет мне отца. И мать.
– Сработало сигнальное устройство. Они знают, что содержимое склепа пропало, и будут искать его по всему Лондону.
Гарри кивнул.
– Наши люди наблюдали за зданием банка. В два часа ночи окна в нем светились, словно римские свечи. Мы боялись худшего, – он бросил взгляд через плечо. – Они не могли проследить за вами?
– Исключено.
Гарри достал из внутреннего кармана пальто конверт.
– Я взял для нас билеты на следующий парижский поезд.
– Я не захватила с собой паспорт.
– Документы в этом конверте. Отныне вас зовут Дженни Морган. Добравшись до Парижа, мы сможем пересечь Европу, не оставив следа. Мы позаботимся о вашей безопасности, Элли. Это я вам обещаю.
Они спустились по эскалатору в зал ожидания, и через двадцать минут подошел их поезд. После всего пережитого это были для Элли едва ли не самые тяжелые минуты. Она с нетерпением наблюдала, как часы отсчитывают секунды, и чувствовала, что вот-вот сойдет с ума. Гарри принес ей кофе, но она так и не притронулась к нему. Наконец объявили посадку. Они прошли на платформу, нашли свой вагон и заняли места. Элли уткнулась в окно, моля бога, чтобы поезд поскорее тронулся. Очередь медленно втягивалась внутрь вагона. Почти все имели с собой внушительный багаж. Семьи с детьми уезжали на каникулы, бизнесмены ехали по делам, молодые люди с рюкзаками отправлялись в очередное путешествие. И среди них были два человека в длинных черных пальто и черных кожаных перчатках, не имевшие багажа.
Элли оцепенела от ужаса. Она схватила Гарри за руку.
– Видите тех двоих? Это люди Бланшара.
Гарри замер на месте.
– Вы уверены?
– Эти же люди присутствовали на похоронах моей матери, – Элли испытала то же непреодолимое чувство беспомощности, что и в туннеле, когда ее ослепил сноп света. – Но как они добрались сюда?
– Наверное, они проследили за вами.
Элли с недоумением посмотрела на него.
– Это невозможно.
Гари бросил взгляд на карман ее джинсов, из которого что-то выпирало.
– Что это?
Она вытащила из кармана телефон и уставилась на его дисплей, обрамленный блестящим черным пластиком. Он завибрировал, зазвонил, и одновременно с этим под зеркальной поверхностью вспыхнула красная надпись.
Гарри вскочил на ноги и дернул ее за рукав.
– Бегите отсюда, Элли!
Он ринулся вдоль вагона. Проводник попытался остановить его, но Гарри пробился вперед, крича, что забыл зонт. Он выдернул чью-то сумку с багажной полки и выскочил на платформу. Поколебавшись несколько мгновений, Элли схватила свой рюкзак и бросилась в противоположном направлении.
В конце платформы служащий в форменной фуражке дунул в свисток. Двери вагонов с шумом закрылись. На светофоре загорелся зеленый свет. Перепрыгивая через вытянутые ноги и сумки, Элли достигла дверей в тот самый момент, когда они закрылись. Она несколько раз нажала кнопку, но двери не желали открываться. Платформа поплыла назад. Выглянув в окно, она увидела, что Гарри лежит на бетонном покрытии, один из людей Бланшара сидит перед ним на корточках, а второй обыскивает украденную им сумку. Эта картина постепенно исчезла из ее поля зрения. Ей хотелось кричать от бессилия.
Прижатый к платформе Гарри смотрел своему врагу в лицо и чувствовал, как игла пронзает его вену.
– Это не смертельно, – сказал ему человек из «Монсальвата». – Мы просто хотим немного с вами поболтать.
Тем временем его напарник закончил изучение содержимого сумки.
– Его здесь нет. Очевидно, он остался в поезде.
Гарри услышал звук шагов, но он не надеялся на помощь. Скорее всего, у них заготовлена правдоподобная история. Он чувствовал, как по его телу расползается яд. Очень скоро наступит состояние, в котором он не сможет ничего скрыть.
Они прижали его руку к туловищу, но он имел возможность дотянуться ею до кармана своего пальто. В нем лежали две капсулы. Одна предназначалась для Элли, но он не успел передать ее девушке.
Люди из «Монсальвата» поднялись на ноги и принялись объяснять служащим вокзала, что Гарри сбежал из частной психиатрической клиники. Он украл у кого-то сумку – нельзя ли разыскать ее хозяина? Они вкололи ему седативное средство, если бы им помогли его поднять…
Это и было нужно Гарри. В процессе подъема хватка, сковывавшая его движения, ослабла, он в одно мгновение вытащил капсулы из кармана и засунул их в рот. Люди в черном попытались разжать его зубы, но было слишком поздно. Он успел раскусить обе капсулы.
В его затуманивающемся сознании промелькнула последняя мысль: лишь бы они не схватили Элли.
Элли сошла с поезда в Эббсфлите. Проводники пытались удержать ее, объясняя, что поездом «Евростар» нельзя пользоваться для местных переездов, но она плакала и кричала, что в связи с семейными обстоятельствами ей срочно нужно вернуться домой. В конце концов они отпустили ее. Девушка тщательно осмотрела платформу, опасаясь, что люди Бланшара могли предугадать ее следующий шаг и прибыть на эту станцию раньше нее. Но эта поездка заняла всего пятнадцать минут, и даже Бланшар вряд ли смог бы придумать более быстрый способ пересечь Лондон. Она наблюдала, как поезд выползает со станции, представлявшей собой бетонированный пустырь, освещенный фонарями и окаймленный проволочным ограждением, что придавало всему окружающему вид концлагеря. Оставленный на багажной полке мобильный телефон продолжал передавать сигналы, показывая ее перемещение в сторону Ла-Манша и дальше во Францию. Если повезет, пройдет несколько часов, прежде чем они обнаружат, что она рассталась с ним.
Элли прошла в зал станции и изучила расписание движения поездов. В ее утомленных глазах названия станций расплывались в бессмысленные пятна и растворялись в пустоте. От лямок рюкзака болели плечи. Ей было очень любопытно, что же все-таки находится внутри, но она не осмелилась рассматривать содержимое рюкзака на публике. Из-за чего разыгрываются такие страсти?
Мысли в ее сознании плыли, как в тумане. Усилием воли она заставила себя сосредоточиться.
Ты несешь на спине то, из-за чего погиб твой отец. То, ради чего руководство «Монсальвата» готово убить, лишь бы вернуть это себе. У Гарри могут иметься друзья, но он почти наверняка погиб, и у тебя нет никакой возможности связаться с ними. Приходится действовать самостоятельно.
Первым делом нужно решить, куда теперь идти.
Глава 32
Иль-де-Пеш, 1142 г.
Обезглавленное тело графа лежит на полу. Вокруг алтаря лужицы крови. У дверей двое наших людей отбиваются от стражей, прибывших слишком поздно. Малегант срывает крышку с золотой раки, заглядывает внутрь и швыряет ее в окно. Стекло разбивается, из ларца выпадают кости и прах. Это не то, ради чего он сюда явился.
Малегант указывает рукой на боковую дверь в стене часовни.
– Проверить там.
Четверо из нас следуют за ним в крошечную ризницу. На столе лежит связка ключей. Малегант хватает ее и выводит нас через другую дверь во двор. Слева от нас стражи продолжают осаждать часовню. Мы налетаем на них, словно стая волков. Зажатые между нами и нашими людьми внутри часовни, они быстро гибнут.
Я чувствую, как что-то ударяет мне в щеку – слишком тяжелое для капли дождя. Передо мной в стене появляется небольшое углубление, выщербленное арбалетным болтом. Я бросаюсь на землю. Человек, стоящий рядом со мной, не столь удачлив: болт поражает его в плечо и застревает в спине. Можно было бы вытащить его, но так он лишь скорее истечет кровью.
Вокруг нас падает еще несколько болтов. Они летят из окон башни.
– Нам нужно добраться до арбалетчика, – говорит Малегант.
У нас нет щитов, но наш предводитель хватает одного из мертвых стражей и ставит его на ноги. Он держит труп перед собой, будто это тряпичная кукла. Болты вонзаются в него, словно иглы в подушку.
Мне приходит в голову идея получше. Я переворачиваю бочку с водой и дальше передвигаюсь на коленях, толкая ее перед собой вверх по склону. На полпути к башне она перестает защищать меня. Я отбрасываю бочку в сторону и стремительно преодолеваю последние несколько ярдов, чтобы найти укрытие у стены. Болты впиваются в землю позади меня.
Малегант уже здесь, труп с торчащими из него стрелами рядом с ним. Наш предводитель ужасен, но мне кажется, что он под защитой высших сил, и они помогут мне, если я буду рядом с ним.
Остальные все еще стоят в нерешительности у часовни. Малегант приказывает им следовать за нами. Один из них использует в качестве щита отделанную серебром Библию священника, второй пытается отмахиваться от болтов веслом. Остальным приходится полагаться на удачу.
Но их задача заключается лишь в том, чтобы отвлекать внимание. Мы с Малегантом поднимаемся по узкой лестнице на стену. Слева от нас – небольшая дверь, ведущая в башню. Она заперта, но один из ключей, взятых Малегантом в ризнице, подходит к ней.
Арбалетчики не ожидали, что мы сможем до них добраться. Они стоят у бойниц, не сводя глаз со своих мишеней во дворе. Мы с Малегантом убиваем двоих из них, прежде чем они успевают нас заметить. Еще один поворачивается к нам. Его арбалет направлен прямо мне в грудь. Если бы он выстрелил, мне пришел бы конец. Но сила Малеганта спасает меня. Руки арбалетчика трясутся от страха, оружие ходит ходуном. Я вонзаю в его тело меч.
Малегант расправляется с остальными. Пол коридора башни усеян мертвыми телами, лежащими в лужах крови, среди рассыпанных стрел. В конце коридора – две высокие створчатые двери.
Мы оказываемся в большом зале с очагом в центре и с деревянными скамьями вдоль стен. В дальнем конце – две высокие двери. Одна из них черная, как тутовая ягода, вторая цвета слоновой кости. Они навевают мне воспоминание о клетчатом столе в подвале лавки ювелира в Труа. Одна дверь приоткрыта, и в этот момент я замечаю легкий взмах белой руки: кто-то пытается ее закрыть. Малегант быстро вынимает нож и метает, целясь в руку. Поистине сегодня на его стороне дьявол. Раздается крик боли.
Наш предводитель распахивает дверь настежь. За ней на каменном полу распростертое тело. Это женщина в белом платье, именно ее я видел, когда мы зашли во двор замка. Кровь стекает по ее руке к локтю. Ей, должно быть, очень больно, но она не издает ни звука. Лицо скрыто волосами.
Я мысленно возвращаюсь в Турси, к часовне на опушке леса. Волосы и кожа женщины светлеют, а ее красивое платье превращается в изодранную рубашку. Ада.
Малегант извлекает из ее руки нож и перерезает ей горло.
Странно, но из всего, что случилось тогда, я четко помню картину, открывшуюся мне в дверном проеме. Помещение больше всего походит на часовню, хотя здесь нет святых и распятий. Поскольку замок построен на мысу, окна с его трех сторон выходят на море, и поэтому комната напоминает плывущий корабль. На сводчатом потолке, выкрашенном в сумеречно-синий свет, изображены золотые созвездия. В дальнем конце помещения, под окнами, на столике из слоновой кости находится белый камень. Над ним висит наконечником вниз черное копье, подвешенное на веревке к потолочной балке. Из-за плотного тумана в окне создается впечатление, что оно парит в воздухе.
Через ткань белого платья лежащей на полу женщины, словно алые розы, проступают пятна крови. Движимый внезапным порывом, я поднимаю меч. Малегант, похоже, только этого и ждал. Он поворачивается ко мне, и мы скрещиваем мечи. Звук удара, похожий на звон колокольчика, разносится эхом по залу. Лезвие моего меча ломается, и в руках у меня остается лишь его обломок.
– Питер Камросский, – смеется Малегант. – Я все думал, когда же ты вспомнишь, кто ты есть.
Я не знаю, откуда ему известно мое имя. Меня обволакивает непроницаемое облако, я пробуждаюсь из кошмара в еще более страшную реальность. До моего слуха доносятся отдаленные звуки пожара и резни.
Я швыряю обломок меча в лицо Малеганта и мчусь через зал к главной лестнице. Наши люди поднимаются по ней вверх – я не могу пробиться через них. Я бегу по коридору, пока не упираюсь в обитую железом дверь – благодарение Богу, она оказывается незапертой.
После темной лестницы даже туман слепит глаза. Я оказываюсь в открытой сторожевой комнате в верхней части башни и бреду в сторону земляного вала. На двери нет замка, и укрыться от моих бывших товарищей не представляется возможным. Даже если бы я мог запереть ее, выход отсюда только один.
Я развязываю ремешки шлема и снимаю его. Со стороны лестницы доносятся крики и топот. Сколько у меня осталось времени? Я пытаюсь снять доспехи, но кожаные узлы намокли из-за постоянной сырости. Ничего не остается, как просто перерезать их ножом. Кольчуга падает на пол, словно разорванная цепь. Звуки шагов становятся все громче. Я сбрасываю с себя стеганый плащ и остаюсь в тонкой полотняной рубахе. Вскарабкавшись на парапет среди зубцов стены, я слышу, как сзади распахивается дверь, и прыгаю вниз.
Глава 33
Оксфорд
– Элли?
Дуг всматривается в темноту. Теплый желтый свет обрамляет его фигуру, подобно ореолу. Из-за двери распространяется соблазнительный аромат жареного лука и бекона. Элли только сейчас ощутила, насколько она хочет есть.
– Можно войти?
– Конечно. С тобой все в порядке? Почему ты не отвечала на мои сообщения?
Она взглянула на себя в зеркало в прихожей и поняла, что его так потрясло. Ее измученное лицо приобрело серый цвет. Под правым глазом до сих пор сохранилась полоска сажи из туннеля, слезы оставили на щеках серебристые следы, хотя она не помнила, чтобы плакала в ближайшее время.
Она повалилась вперед, и Дуг едва успел подхватить ее. Он отнес Элли в гостиную и налил ей чаю. У него был старомодный чайник, который свистел, когда закипала вода. Запахи горевшего газа и пара пробудили воспоминания о зимних вечерах на кухне с матерью. Элли снова заплакала.
– Почему бы тебе не принять душ?
Дуг отвел девушку наверх, в ванную. Она сознавала, что находится в опасности и что у нее очень мало времени. Напряжение было таким, будто внутри нее тикали часы. Но она не сопротивлялась Дугу. От горячей воды ее кожа сразу покраснела.
Она лежала, почти целиком погрузившись в воду. На лице выступили капельки пота. Волосы разметались и колыхались в воде, словно у утопленницы. Дуг сидел на полу рядом с вешалкой для полотенец. В джемпере для рыбалки и с чашкой чая в руке он выглядел по-домашнему, и это хоть немного успокаивало.
– Я получил твое сообщение о смерти матери. Мне очень жаль.
В его тоне Элли послышался упрек. Она еще глубже погрузилась в воду.
– Когда были похороны?
– Вчера.
Сейчас Элли казалось, что с тех пор минула тысяча лет.
– Мне очень хотелось приехать. Я не знаю, что происходит с нами, но…
– Дело не в этом. Все гораздо страшнее, чем ты можешь себе представить, – Элли опять заплакала, даже не замечая этого, – то, что умерла мама, это лишь малая часть… Мне нужна твоя помощь.
Дуг наклонился вперед. На его лице отразилась озабоченность.
– Что случилось?
Элли рассказала ему о том, что с ней случилось с самого начала, хотя пыталась избегать всего, что касалось Бланшара. Интересно, думала она, обратил ли Дуг внимание на то, что в некоторых местах повествование становилось необъяснимо туманным, а если обратил, не заметил ли, что эти места всегда были связаны с Бланшаром. Она сделала это, хотя и понимала, что, стараясь скрыть свои отношения с банкиром, настолько запутала историю, что сама перестала ее понимать.
Но, по всей вероятности, эта история была столь невероятной, что Дуг ничего не заметил. Он слушал ее не прерывая. Когда Элли закончила, он задал только один вопрос:
– И ради чего все это?
Глаза Элли были устремлены в потолок.
– Не знаю. Я не осмелилась посмотреть, что было в коробке, на людях.
Дуг бросил взгляд в угол, где рядом с грязной одеждой Элли лежал рюкзак.
– Посмотрим?
Элли натянула старую одежду, оставшуюся еще с лета, а вдобавок к этому накинула на плечи один из толстых свитеров Дуга. Ей нравилось ощущать его тяжесть и запах.
Они задернули портьеры в гостиной и опустились на колени, подобно детям на Рождество. Элли открыла рюкзак.
И все ради вот этого?
Она видела, что Дуг подумал то же самое. Картонная коробка и кожаный тубус. Стоило ли за них умирать? По стеклам забарабанил дождь. Они инстинктивно повернулись к окнам. Элли вспомнила, что однажды сказал Бланшар. Деньги – фикция, временное отсутствие недоверия. Ценность представляет лишь то, о чем две стороны могут договориться в любой данный момент времени.
Бланшар считал, что за это можно лишить жизни. Ее отец считал, что за это можно отдать жизнь. Это был своего рода договор.
Дуг с помощью кухонного ножа вскрыл коробку, отодрав от нее клейкую ленту. Элли подняла крышку. Они заглянули внутрь.
Лондон
Дестриер переживал один из худших дней в своей богатой дурными событиями жизни. Он был на ногах с часу ночи, и ему до сих пор не удалось разыскать Элли Стентон. С отсутствием сна он еще мог смириться, но отсутствие результатов – вот это было настоящей проблемой. В течение дня он успел съездить в Париж и вернуться в Лондон. Он устроил засаду со своими людьми на вокзале Гар дю Нор. Они тщательно сканировали поток выходивших из поезда пассажиров, пока он не иссяк. Сигнал телефона Стентон свидетельствовал о том, что она все еще находится в поезде. Дестриер вытащил из урны использованный билет и прошел на платформу, утверждая, что забыл в вагоне сумку. Он нашел телефон на багажной полке, и служащие вокзала никак не могли взять в толк, в чем причина его ярости.
Ему не оставалось ничего другого, как вернуться в Лондон и предстать перед Бланшаром и Сен-Лазаром.
Дестриер сжимал кулаки, так что побелели костяшки, и призывал себя к спокойствию. Он не винил себя, поскольку ему были неведомы угрызения совести. Единственным чувством, которое он испытывал, была ярость – ярость от того, что эти люди нарушили плавное течение его упорядоченной жизни. За это он их ненавидел, и ненависть породила желание мести. Он найдет их и разорвет на части. Они заплатят сполна за причиненное ему зло. Отыщется Элли Стентон, вернется назад коробка, и все будет хорошо.