– Ах так, ну и кто же это был?
Уж не испуг ли прозвучал в этом металлическом, полном напряжения мужском голосе?
– Это была женщина. Она представилась Марией Луизой, сослуживицей вашей жены.
– Да, да. Она уже однажды звонила, – ответил Бернхард.
Теперь в его голосе звучали нотки раздражения. А может, облегчения?
– Надеюсь, что вы сказали, что она уехала.
– Да, но она просила дать ей адрес и номер телефона Хелены, и я пообещала спросить об этом вас.
– Хелена по‑прежнему живет здесь: улица Орхидей, 9. И если Мария Луиза еще раз позвонит, вы можете сказать ей об этом.
Этот неожиданно резкий тон показался Ивонн крайне неприятным.
– Но… но она же там не живет, – осторожно возразила она.
– Если эта подруга захочет написать письмо, я позабочусь о том, чтобы доставить его Хелене.
– Хорошо, я непременно скажу ей об этом, когда она снова позвонит.
Глава 14
Уже с порога Ивонн заметила, что в доме творится что‑то неладное.
Пальто Бернхарда висело на вешалке, что не было чем‑то из ряда вон выходящим, поскольку он очень часто работал дома. Нет, доносившийся шум заставил ее прислушаться. Приглушенный звук, похожий на рычание, прерывался каким‑то неправдоподобным учащенным пыхтением, словно кого – то душили под водой и этому несчастному время от времени удавалось всплыть на поверхность и глотнуть воздуха. Шум доносился из гостиной.
– Здравствуйте! – крикнула Ивонн и осторожно подошла к двери. – Есть кто‑нибудь дома?
Бернхард Экберг сидел за столом, согнувшись и вытянув ноги, подбородком упираясь в грудь, а руками сдавливая щеки, словно закачивая в себя воздух. Все его тело было напряжено, как при судорогах, лицо было пунцово‑красным, а из горла доносилось протяжное «Э‑эх». Потом, похоже, боль немного отпустила, он поднял лицо кверху, сделав несколько жадных глотков воздуха.
– Что случилось? Вам что‑то в горло попало? – спросила Ивонн, склонившись над мужчиной.
Он резко качнул головой, а потом снова его тело приняло судорожную позу, как мгновение назад перед удушьем.
Господи, что же ей делать?!
– Нора, – задыхаясь, произнес он, как только снова глотнул немного воздуха. – Я не могу дышать. У меня болит за грудиной. Это сердце.
– С вами такое прежде уже случалось?
Сначала Бернхард кивнул, а потом покачал головой:
– Было, но не настолько плохо.
– Скорую вызвать?
Он снова отчаянно закрутил головой. Пот ручьями стекал с его лба. Еще никогда в жизни Ивонн не видела, чтобы спокойно сидящий человек так потел.
– Может, принять какие‑нибудь лекарства?
– В моем пиджаке, – задыхаясь, пробормотал мужчина.
Ивонн кинулась в прихожую и принялась рыться в карманах его твидового пиджака. Там оказались только перчатки. Прощупывая пальцами подкладку пиджака на наличие в нем внутренних карманов, она наткнулась на твердый уголок, который смахивал на пластинку с таблетками. Отыскав, наконец, вход в карман, она обнаружила, что в ее руках фотография, которая, подобно водительскому удостоверению, была полностью запаяна в прозрачный пластик.
На фотографии была изображена женщина. В глаза бросались ее волосы, густые непослушные локоны, доходившие почти до плеч подобно настоящей львиной гриве. Женщина улыбалась, нет, смеялась широко и открыто фотографировавшему ее человеку, и из‑за смеха – а может, причиной тому было солнце, поскольку складывалось впечатление, что снимок был сделан на улице, – ее глаза превратились в узкие щелки. У нее был маленький нос, высокие скулы и вполне очевидный зазор между двумя передними зубами. Нельзя сказать, что она была очень красивой, но весь ее облик излучал ребячье озорство, здоровье и силу.
Ивонн быстро спрятала фотографию в пиджак. Еще раз обыскав наружные карманы, под перчатками нашла и таблетки. Она принесла из кухни стакан воды и протянула его Бернхарду вместе с лекарством. Поначалу из‑за сильной одышки он не мог даже глотать, но потом ему все‑таки удалось это сделать.
Казалось, что таблетки начали действовать практически сразу, дыхание мужчины выровнялось, но он, покачав головой, прошептал осипшим голосом:
– Не думаю, что это поможет. Это – инфаркт. У Стаффана из банка в прошлом году было то же самое. Я узнаю эти симптомы.
– Тогда вам нужно как можно скорее отправиться в больницу, – заметила Ивонн. – Я вызову скорую помощь.
– Нет, нет, у меня в гараже стоит машина. Нора, у вас есть права?
Она кивнула.
– Ключи на комоде в прихожей.
Марка автомобиля конечно же была «вольво», как и у остальных жителей предместья, однако модель не комби. Ивонн сначала выкатила автомобиль на улицу, а потом пошла в дом за Бернхардом.
Он уже сидел на стуле в прихожей. На нем был твидовый пиджак, а на коленях лежала маленькая спортивная сумка. Казалось, что теперь его недуг перешел в другую стадию. Бернхард дрожал и стучал зубами, словно от лютого холода. Ивонн невольно задумалась, а действительно ли это инфаркт.
– Машина на улице, пойдемте, – сказала она.
При слове «пойдемте» он встал, словно пес по команде, и послушно последовал за ней. Ивонн открыла ему дверцу рядом с водительским сиденьем, и он с трудом протиснулся в салон, при этом сумка так и осталась стоять у него на коленях. Она предложила переложить ее в багажник, но Бернхард так энергично закачал головой, что его зубы застучали, как кастаньеты.
– Нора, если я сейчас умру… – прошептал он, когда Ивонн быстро, как могла, мчалась по улице Флоксов, при этом внимательно высматривая кошек и игравших на улицах детей.
– Прекратите говорить глупости. Вы не умрете, – грубо оборвала его Ивонн. Когда она заметила, что ее резкий тон оказал на него успокаивающее действие, продолжила в том же духе: – Это вовсе не инфаркт, а что‑то совсем иное. Сделайте несколько глубоких вдохов и откиньтесь на спинку кресла. Попробуйте расслабиться. Дышите глубже.
Бернхард откинулся в кресле, пытаясь последовать рекомендациям Ивонн. Его руки судорожно сжимали лежавшую на коленях сумку.
Конечно, Ивонн понятия не имела о том, был это инфаркт или нет. Она решила ехать как можно быстрее и продолжать разговаривать с Бернхардом, словно ничего и не происходило. Она дважды проехала на красный свет и дважды так отчаянно обогнала впереди идущие машины, что Бернхард, забыв про одышку, с нескрываемым ужасом и вместе с тем с почтением глубоко вздохнул:
– Боже, Нора, как вы едете!
Затем он снова стал задыхаться, и из его нечленораздельных стенаний Ивонн смогла разобрать только «как у Стаффана, те же симптомы», и вдруг внезапно он, прижав подбородок к груди и потирая рукой сумку, произнес уже тише что‑то похожее на «Прости меня, Хелена, прости!».
В отделении экстренной госпитализации толпилось множество людей, но как только задыхавшийся Бернхард заикнулся про инфаркт, его тут же пропустили вперед. И прежде чем медсестра повела его по коридору, он обратился к Ивонн со следующими словами:
– Нора, вы меня подождете?
– Ну конечно.
Бернхард выглядел испуганно, и она не сдержалась и нежно провела рукой по его щеке. Он застенчиво улыбнулся.
Когда после более чем получасового отсутствия Бернхард вновь показался в конце коридора, он был абсолютно спокоен и молчалив и уже не задыхался от удушья. Шедший с ним рядом врач что‑то сказал ему, но что именно, Ивонн разобрать не смогла, и легонько похлопал Бернхарда по плечу.
Ивонн встала и пошла им навстречу.
– Ну как? – спросила она.
Бернхард только покачал головой и направился к выходу. Ивонн побежала вслед за ним.
– Обратно домой? Мне садиться за руль?
Не отвечая, Бернхард прошел сквозь стеклянные входные двери и направился к машине которую Ивонн оставила на месте экстренной парковки. Мужчина встал со стороны, противоположной водительскому сиденью, и дождался, когда Ивонн откроет замок.
– Страх, – сказал он, в то время как Ивонн, не обращая внимания ни на какие правила движения, стала сдавать назад.
Бернхард выглянул из окна. Его тело источало запах пота.
– Все в порядке, это все чертов страх. Во всяком случае, так сказал врач. Не знаю, приступы страха случаются у меня уже давно, но на этот раз это была физическая боль. Это было прекрасно. Я подумал: «Наконец я заболел по‑настоящему! Инфаркт, по крайней мере, – это уже что‑то более конкретное». Однако только у таких, как Стаффан, случаются инфаркты.
В его устах это прозвучало как самая желанная награда.
– A y таких, как я, – только приступы страха. Да, Нора, нам очень повезло, что мы не вызвали скорую и не опозорились.
Ивонн, улыбнувшись, посмотрела на него. Теперь руки Бернхарда лежали ровно, и он выглядел как растерянный ребенок, у которого только что отняли игрушку. И снова спортивная сумка лежала у него на коленях. Бернхард не расставался с ней, даже когда был у врача. Ивонн подумала о том, что бы могло в ней находиться. Неужели он был уверен в том, что его положат в больницу, и поэтому носил с собой все свои туалетные принадлежности?
– Если бы Хелена была здесь, то мне не пришлось бы ехать в больницу. Моя жена – медицинская сестра, и при этом очень квалифицированная.
У Ивонн комок подступил к горлу, и, очевидно, он это заметил.
– И ты, Нора, тоже очень хороший работник, – быстро добавил Бернхард. – Как ты водишь машину! Прямо настоящий автогонщик. Хочу сказать, что я под впечатлением.
Ивонн рассмеялась:
– Будем надеяться, что на светофоре я не засветилась. Полицию это бы явно впечатлило.
– Хелена водит машину не так смело, как ты. Но она очень…
– Умелая? – добавила Ивонн.
– Да, она – очень умелый водитель, так же как и ты, Нора.
Ивонн задним ходом въехала в ворота дома Бернхарда и заглушила двигатель.
– Сейчас уже лучше?
– Да, но я кажусь себе полным идиотом. Я ведь действительно подумал, что это сердце.
– А что это за таблетки, что я вам принесла?
– Стезолид. Я иногда принимаю их по необходимости. Когда, к примеру, очень разволнуюсь. Иногда, Нора, мне бывает очень плохо.
Она понимающе кивнула.
– Врач из экстренной госпитализации выписал мне больничный. Поэтому несколько недель я проведу дома. Я очень измучился. Я подумал…
– Да?
– Я знаю, Нора, что ты работаешь где‑то еще. Ты же ведь убираешь еще и в каком‑то агентстве, не так ли? А не могла бы ты работать у меня на один день больше? Я был бы тебе очень благодарен.
Он посмотрел на Ивонн так, словно совершил что‑то ужасное и теперь ожидал приговора.
– Спокойно скажи «нет», если тебе не подходит такой вариант, – быстро добавил он.
– Я, наверное, смогу приходить еще один раз в неделю, – ответила Ивонн. – Может, в четверг? Но только после обеда, до обедая занята.
Мужчина просиял:
– Так мы и сделаем: четверг после обеда. А сегодня тебе вовсе не стоит убираться у меня. Лучше поезжай домой, Нора. Думаю, нам обоим не помешает немного отдохнуть после такого… волнения.
Бернхард протянул левую руку через рычаг коробки передач и неуклюже погладил женщину по той части тела, до какой сумел дотянуться, а это оказалось ее колено. Он тут же резко отдернул руку, словно испугавшись, что она сможет превратно расценить этот жест.
– Нора, спасибо тебе за все, – прошептал он. – В следующий раз я обязательно отблагодарю тебя за помощь.
– Совсем не стоит этого делать. За свою помощь я не возьму с вас деньги, – решительно заявила Ивонн.
Дома она пробыла одна в полной тишине пару часов до тех пор, пока Симон не пришел из школы. Ивонн сделала мясные клецки из говядины, которую купила по дороге домой. Она скатала превосходные тефтельки, без добавления лука, который Симон терпеть не мог, и обжарила их на сковороде, а в это время рядом на плите варилась лапша. Йорген уехал в командировку, то ли в Мюнхен, то ли во Франкфурт.
После обеда Ивонн вместе с сыном посмотрела телевизор – шла передача из серии научной фантастики. Симон не пропустил ни одного выпуска, в то время как она смотрела ее в первый раз. Следя за развитием сюжета, Ивонн почти в полудреме откинулась на спинку дивана. Ее мысли витали вокруг Бернхарда Экберга и его необычного приступа страха. Ивонн вспомнила его сдавленное приглушенное бормотание в машине – «Прости меня, Хелена, прости», такое отчаянное, исступленное и едва ли не ритуальное, очень смахивавшее на молитву. А еще она вспомнила его сконфуженный взгляд по пути домой, и то, как он обращался к ней на «ты», и его большие карие глаза, печальные и вопрошающие, как у ребенка.
Открыв глаза и почувствовав рядом с собой полусонного Симона, Ивонн была несколько удивлена тому, что рядом с ней на диванной подушке лежала детская рука, сжимавшая в кулаке пульт от телевизора. Словно она ожидала увидеть совсем иное тело с гораздо большей по размеру конечностью.
– И чего ты ее смотришь? Ты же все равно ничего не понимаешь, – заявил Симон, когда Ивонн снова попыталась вернуться в реальность и спросила что – то у сына относительно передачи.
В этот вечер она рано легла спать. Проходя после ванной по коридору, она прихватила с собой в спальню беспроводной телефон. На мгновение ей вспомнились все телефонные аппараты, что она видела в доме Экберга. Один стоял на комоде в прихожей, другой висел на стене в кухне, а третий, беспроводной, стоял в кабинете Бернхарда. Она знала абсолютно точно, что ни у одного из них не было дисплея, на котором отображался номер звонившего абонента, поскольку уже неоднократно протирала их от пыли.
Ивонн набрала номер Бернхарда. Он наверняка лежал в постели, поскольку прошло довольно много времени, прежде чем поднял трубку.
– Это я, Нора. Извини, что я так поздно тебя беспокою, но мне бы хотелось узнать, как ты сейчас чувствуешь себя.
– О! – Бернхард был крайне удивлен и вместе с тем очень обрадован. – Большое спасибо, это так любезно с твоей стороны. У меня все в порядке. Вот сижу и смотрю старый дурацкий фильм. Какую‑то американскую дрянь. Но иной раз таким образом можно и в самом деле неплохо расслабиться.
– Очень рада, что тебе уже лучше. – Сказав это, Ивонн тут же обратила внимание на то, что она, так же как и Бернхард, отказалась от уважительного обращения на «вы». И она решила оставить все так, как есть.
– А знаешь, сегодня утром я действительно думал, что умру, – шутливо заметил Бернхард. – Я подумал, что это – кара Господня. А ты, Нора, веришь в Божью кару?
На стене прямо над ней по телевизору шла американская комедия с актерами‑неграми. Она отключила звук, но при этом их реплики были слышны в трубке с другого конца провода. Получалось, что она оба смотрели одну и ту же программу.
– Я не верю в Бога, и еще меньше в Его кару. А с чего ты это взял? За что тебя должны наказывать? – спросила Ивонн с удивлением.
– За мои грехи, за что же еще? – весело ответил он. – Я думаю, Он хотел меня напугать, напугать и унизить.
– Унизить?
– Да, перед тобой, Нора. Я почувствовал себя явно униженным. И ты должна это понять. Из‑за какого‑то там страха поднять такую бучу. А ты поехала прямо на красный свет светофора! – При воспоминании об этом Бернхард расхохотался. – Прямо как в кино. Это было драматично, не так ли, Нора?
– Это хорошо, что я слышу твой смех, – заметила Ивонн. – Надеюсь, ты сегодня ночью сможешь спокойно уснуть.
– Спасибо, Нора. С четвергом не возникнет никаких трудностей?
– Никаких. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, Нора! Спасибо за звонок.
Глава 15
Когда Ивонн пришла в четверг в дом Бернхарда Экберга, она вдруг почувствовала, что он стал вызывать у нее отвращение. И вовсе не оттого, что считала, будто страх унижает, а просто ей стал претить его… его внешний вид. Толстые губы, которые, похоже, никогда не закрывались и были всегда полуоткрытыми, как у ребенка, с нетерпением ожидавшего сладостей. Крупный нос картошкой. Карие влажные собачьи глаза, которые неотступно следили за ней, преисполненные мольбой и одновременно вызовом. Морщина между ртом и подбородком. Интересно, что она выражала? Какое‑то неизъяснимое отвращение и трусость.
Бернхард сидел в маленькой комнате на втором этаже перед телевизором и смотрел программу «Магазин на диване». Угрюмый и замкнутый, он оставался там с тех самых пор, как пришла Ивонн. Он ни словом не обмолвился про то, что случилось с ним в понедельник. Ивонн поздоровалась с ним, а затем принялась за уборку. Когда она начала пылесосить в этой комнате, Бернхард, перекрикивая гул работающего прибора, громко сказал:
– Те рубашки, что ты недавно гладила, нужно заново перегладить!
Она отключила пылесос.
– Прошу прощения, но почему?
– Посмотри на рукава. На них остались складки. Тебе нужно быть более старательной.
Следовало ли ей показать ему, насколько эти слова разозлили и опечалили ее? Или лучше все обстоятельно аргументировать? А может, просто промолчать? И она остановилась на последнем варианте.
Почему, думала Ивонн, когда вновь принялась пылесосить, почему есть так много курсов об искусстве управления и ни одних, посвященных искусству быть управляемым?
Она, продолжая пылесосить, наблюдала за поведением Бернхарда. Тот сидел уставившись в телевизор, где улыбающаяся женщина оседлала фантастический фитнес‑тренажер.
«Бедный мужчина, – подумала Ивонн. – И почему же я сразу не заметила, какой ты отвратительный? Тебя бросила жена, а с такими внешними данными никогда не найти себе другую».
Эти мысли должны были послужить Ивонн предупреждением, ведь однажды она уже пережила нечто подобное, однако в этот момент даже не вспомнила об этом.
Как‑то Ивонн принимала участие в проекте на одном из предприятий, где работала вместе с симпатичным простым мужчиной, при этом относилась к нему совершенно безразлично. И так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день не разглядела в уголке его рта маленькую бородавку. Сначала она просто констатировала этот факт, потом бородавка стала раздражать ее до такой степени, что она не могла даже находиться с этим человеком в одном помещении. Ивонн перестала воспринимать его, полагая, что и другие смотрят на него такими же глазами. Она металась между сочувствием к нему и бешенством.
Во время командировки в Польшу Ивонн и этот мужчина сели в одно такси, чтобы после какого‑то мероприятия добраться до своего отеля. И внезапно в этом самом такси она почувствовала к этому человеку с бородавкой сильное влечение. Возжелав его, она пошла вместе с ним в его номер. Их отношения, которые в любом случае были совершенно бессмысленными, закончились, как только оба вернулись домой. Но и несколько месяцев спустя Ивонн продолжала страдать от любви к нему.
Но самое примечательное было то, что у этого человека вообще не было никаких бородавок. Вполне безобидная родинка, подобная тем, что имеются на телах большинства людей, выросшая в ее фантазиях до уровня физического уродства. Вероятно, это было проявлением психологической защиты против влечения, которое она неосознанно ощущала по отношению к нему и которое до некоторой степени задевало ее чувства.
В одной записной книжке под названием «Житейская наука», которую Ивонн подарили на каких‑то курсах и в которую ей было предложено регулярно вносить замечания, взятые из личного опыта, она когда‑то написала крупными печатными буквами: «Если мужчина, которого ты прежде воспринимала совершенно нормально, стал неожиданно вызывать у тебя сильнейшее чувство отвращения, то на это стоит обратить внимание». После этой записи Ивонн почувствовала себя невероятно мудрой. Однако «Житейская наука» лежала теперь в одной из журнальных подшивок в офисе ее агентства «Твое время». И похоже, что в памяти Ивонн от нее не осталось и следа. А может, это была уже память Норы? У Ивонн иногда возникало такое чувство, что в роли Норы Брик она ощущала себя совсем по‑иному. И это проявлялось не только внешне: в одежде, разговоре и поведении, но и на глубинном уровне. К примеру, в мыслях и воспоминаниях. Как если бы у Норы не было доступа к жизненному опыту Ивонн, и наоборот.
Не отводя глаз от экрана телевизора, Бернхард спросил ее:
– Нора, как по‑твоему, а существует ли вообще прощение?
Ивонн отключила пылесос. По телевизору в это время как раз демонстрировали новый прибор, резавший помидоры на тонкие ломтики.
– Да, – ответила она с некоторым удивлением. – Думаю, что да.
– За все, даже за самые скверные поступки?
Ивонн ответила не сразу.
– Да, – произнесла она, наконец. – Я думаю, что если ты осознаешь, что наделал, искренне раскаиваешься и просишь простить тебя, то в этом случае будет и прощение.
Мужчина бросил на нее загадочный взгляд, смысл которого она так и не смогла понять. Ивонн подождала еще некоторое время, но продолжения не последовало, и она снова включила пылесос.
Глава 16
Ноябрь. Подошли к концу ясные, солнечные денечки.
– Вот и захлопывается крышка колодца, – объявил Бернхард.
Ивонн безмолвно следила за тем, как медленными круговыми движениями он водил граблями по гальке каменного сада.
– Крышка колодца?
Мужчина указал рукой на толстый серовато – белый слой облаков.
– Колодезная крышка. Иногда я думаю, что это крышка гроба. Но лучше все‑таки назвать это колодезной крышкой, огромной, тяжелой, будто из бетона. Сейчас она накроет всех нас, и вот тогда посмотрим, удастся ли пережить этот мрак до тех пор, пока она снова не будет снята. Возможно, что хоть она сумеет уберечь нас.
– Вам снова плохо? – спросила Ивонн.
Бернхард встал, опершись о грабли.
– Ты имеешь в виду тот приступ страха, как мы поехали в больницу и так далее. Такие приступы случаются со мной все чаще. Теперь я знаю, каково это, но с трудом верю в то, что это связано только с психикой.
– Бернхард, это психическая реакция организма, – возразила Ивонн. – Сердце начинает биться чаще обычного, и дыхание нарушается. Но это не опасно.
– Но у меня от этого такая боль в затылке, плечах и ключице.
– Это все от перенапряжения.
Ивонн вспомнила о б уроках по массажу на курсах по повышению квалификации, что проводились на теплоходе. Поскольку она не смогла тогда покинуть их, то, воспользовавшись ситуацией, приняла участие в заинтересовавших ее занятиях.
– Однажды я проходила курс расслабляющего массажа, – продолжила она, глядя на то, как измученный болями Бернхард трет затылок. – Клининговая фирма, на которую я сейчас работаю, оплатила мое обучение в том агентстве, где я убираю на данный момент. Иногда мы обучаемся на подобных курсах. Они хотят, чтобы мы, уборщицы, делали друг другу массаж. Десять минут до работы и десять – после.
– Но это прекрасная идея, – заметил Бернхард.
– Со служащими, в офисах которых мы убираем, работают конечно же профессиональные массажистки. А мы, уборщицы, массируем друг друга сами. Это – самый недорогой и доступный нам способ.
– Ну да. Но это лучше, чем ничего.
– Они считают, что так мы дольше продержимся. Наши организмы очень быстро изнашиваются. Но как я уже сказала, у меня есть некоторые навыки. Конечно же я не специалист, но Сорайе нравится.
– Сорайе?
– Моей коллеге. Мы работаем с ней в паре.
– Ага.
– Ну, если хочешь, можем попробовать. Но для этого нам нужно вернуться в дом.
Бернхард, поставив грабли возле зарослей бамбука, махнул рукой, и это означало, что он готов на все.
– Конечно, я не прочь попробовать. Если хорошенько поразмыслить, то полагаю, и у нас есть нечто подобное. Можно пойти и сделать массаж за счет банка. Но я никогда этого не делал.
Они направились по каменной дорожке к дому. Опавшие яблоки так и лежали неубранными под деревьями. Бернхард вовремя не позаботился об урожае, а теперь было уже поздно.
На улице было прохладно, и вернуться в дом оказалось весьма приятно.
– Тебе нужно раздеться до пояса, – сказала Ивонн.
Бернхард послушно расстегнул рубашку и огляделся с таким блеском в глазах, словно оказался не у себя дома, а в каком‑то экзотическом месте.
– Мне сесть или лечь и вообще что мне нужно делать? – хихикнул он.
Ивонн принесла стул от обеденного стола.
– Вот, садись лицом к спинке, а спиной ко мне.
Бернхард сразу же выполнил ее указание и оседлал стул.
– Ну и что теперь? – спросил он нетерпеливо.
– Одну секунду.
Ивонн принесла диванные подушки и положила их на высокую спинку стула. Впрочем, она понятия не имела о том, откуда это взяла. Во всяком случае, ничему подобному на курсах ее не учили.
– Можешь положить голову на подушки. Хочешь, упрись лбом, хочешь – щекой.
– Так?
– Именно так, – кивнула Ивонн, недоумевая, откуда взялся у нее этот решительный тон. – Мне бы не помешало еще немного массажного крема, но можно обойтись и без него.
И она принялась массировать короткую толстую шею Бернхарда. Мужчина оказался мускулистее, чем она могла предположить: его мышцы были твердыми и выпуклыми, как корни деревьев. Вдоль позвоночника проходил длинный белый шрам, возле поясницы начинался другой, который, спускаясь ниже, скрывался под брюками.
– Несчастный случай, – пояснил Бернхард, почувствовав, как Ивонн провела рукой по неровности кожи. – Это случилось еще в молодости. Юность – опасное время.
– Да уж, – заметила Ивонн, но Бернхард больше ничего не добавил.
Она положила ладони по обеим сторонам его позвоночника и медленно провела вниз. Мужчина что‑то тихо буркнул себе под нос: похоже, ему понравилось.
– Это движение Сорайя любит больше всего, – сказала Ивонн. – Она считает, что это лучше, чем секс с собственным мужем.
Ивонн почувствовала, как мужчина слегка вздрогнул, словно его охватил озноб. Когда она снова положила ладони на его плечи, он повернулся и коснулся ее руки губами – этот жест выражал нежность и искреннюю благодарность.
– А это – любимец Сирпы, он помогает от болей в суставах рук, – шепнула она на ухо Бернхарду и, скользнув руками по его плечам, поглаживающими движениями помассировала грудную клетку.
Тяжело задышав, мужчина положил руки на ладони Ивонн и крепко их сжал.
– Спасибо, Нора. Этого достаточно, – глухо отозвался он.
Бернхард, отстранив от себя Ивонн, встал и надел рубашку.
– Я что‑то не так сделала?
Он покачал головой:
– Нора, я – женатый человек. И об этом не следует забывать ни мне, ни тебе.
Он отнес стул на место, резко задвинул его под стол.
– Но ведь ты не живешь в нормальном браке, – с некоторым упорством в голосе заметила Ивонн.
Бернхард медленно обернулся и посмотрел на Ивонн, словно она сказала глупость и даже ересь.
– Ты ничего не хочешь рассказать? Ты все еще от этого страдаешь? – продолжила она вкрадчивым тоном.
Бернхард молча застегивал одну пуговицу за другой.
– Она бросила тебя?
Не говоря ни слова, он накинул галстук на шею и вышел в коридор.
Ивонн побежала вслед за ним и встала за его спиной, когда он стал завязывать галстук перед зеркалом.
– Хелена уехала, – сказал Бернхард, стоя лицом к зеркалу. – Но она вернется.
– Ты в этом так уверен? – спросила Ивонн.
– Безусловно.
Завязав галстук, он так и остался стоять спиной к Ивонн. Она видела в зеркале, как его лицо приняло совершенно отсутствующее и враждебное выражение.
– Бернхард, – серьезно спросила Ивонн. – Где твоя жена?
Оба надолго замолчали. Их взгляды встретились в зеркале, словно смотреть так друг на друга было гораздо легче. Затем, тяжело вздохнув, он сказал:
– Хелена сидит в тюрьме.
Такого ответа Ивонн ожидала меньше всего. Он был слишком абсурден и невероятен для того, чтобы все это оказалось правдой. Несмотря на потрясение, она попыталась говорить спокойным тоном.
– И какой у нее срок?
– Десять лет.
– Десять лет? – Ивонн чуть не поперхнулась. – Тогда выходит, что она совершила тяжкое преступление.
Бернхард кивнул в зеркале:
– Самое тяжкое.
Этот ответ кружился у Ивонн в мозгу, но от этого не становился понятнее.
– Хочешь сказать… – растерянно пробормотала она.
Бернхард повернулся к ней и произнес:
– Хелену посадили за убийство.
Никогда еще Ивонн не видела, чтобы в чьих‑нибудь глазах было столько всепоглощающей и разрушительной тоски. В глазах мужчины блеснули слезы, а затем скатились по щекам: его лицо исказила горькая гримаса. У Ивонн не хватило сил выдержать это зрелище.
Бернхард вслепую коснулся ее рук. Она обняла его, ощутив губами его влажные и соленые от слез щеки. Они простояли минут десять, пока вздрагивавший от всхлипываний мужчина не пришел в себя. Чтобы согреться, он сунул руки под свитер Ивонн, а она развязала галстук, только что завязанный с такой тщательностью.
Когда Бернхард окончательно успокоился, Ивонн взяла его за руку и, как ребенка, отвела в гостиную на диван.
– Рассказывай.
И он начал свой рассказ, словно это слово было для него неким паролем. Сначала говорил быстро и сбивчиво, но потом все спокойнее и размереннее, словно это повествование могло облегчить его страдания.
– Самое страшное в том, что именно я всему виной.
– То есть как?
– Я изменил ей с одной женщиной, в нашем летнем домике в Эсе. У Хелены возникло подозрение, и она также отправилась туда. И конечно же застала нас с поличным. То, что я сделал, не может иметь прощения. Хелена всегда была необыкновенной женщиной и никогда бы не предала меня. Мы познакомились с ней, когда мои дела были совсем плохи, и она спасла мне жизнь. И потом она застала меня в нашей супружеской постели с другой женщиной! Вполне можно понять, что она совсем потеряла голову от ревности, не так ли?