Там же имелись великолепные рисунки самих пауков.
– Ну и как? – лукаво спросила Лена, глядя на меня своими влажными глазами. – Понравилось?
– Да, очень красивые твари. Всегда любил пауков. Есть в них какое‑то особое очаровательное изящество, отточенное сотнями миллионов лет эволюции. Но причем здесь мистика? Обычная фольклорная легенда, каких много.
– Тут не совсем легенда, – прозвучал ее будто посторонний голос.
– В смысле?
– Это правда, – тихо прошептала она. – Почти.
– Что, правда? – не понял я.
Девушка не ответила.
– Что паук не является опасным для человека? – снова спросил я чуть погодя, видя, что она упорно не желает продолжать свои объяснения. – Охотно верю.
– Нет, правда состоит в том, что такой паук может превращаться в привлекательную молодую девушку. Или женщину. Вернее наоборот – девушка в паука и обратно.
– То есть, иносказательно? Аллегория такая?
– Какая там аллегория, ты не понял. Жертва видит все то, что описано в данном тексте. Уразумел? Днём – симпатичную девушку, а ночью – паука. Это в самом простом случае. А бывает и так, что девушка сама решает, кем быть – человеком или пауком.
– Это как? Паук весит несколько граммов, если очень большой, а девушка – килограмм сорок, если худенькая и миниатюрная. С законом сохранения массы, что будем делать?
– Все правильно, но тут дело в другом… Реально никто ни в кого не превращается, конечно. Просто джёрёгумо воздействует на мозги людей таким образом, что они видят ее пауком. Естественно, сначала она жила обычной девушкой, но потом с ней что‑то случилось, она прошла специальное обучение и сделалась джёрёгумо. Способность влиять на восприятие клиента тренируется годами. Особые практики позволяют организовать внушение таким образом, что объект видит лишь паука, именно к нему приковано его внимание. А сама девушка будто скрывается в тени, она просто остается вне зоны внимания, как говорили раньше – «отводит глаза». Вот такого паука я и нашла в своей комнате. К нам его явно завезли – в том доме, где я жила, в соседней квартире, проживал какой‑то журналист, специалист по юго‑восточной и восточной Азии, все время туда мотался. С тех пор через меня прошло много пауков, но при такой нагрузке они долго не живут, пару лет всего…
– Только девушки так умеют? – удивился я, снисходительно улыбаясь.
– Да, но не спрашивай меня, почему. Сама толком не знаю.
* * *
…а потом мы занимались сексом, причем так самозабвенно, будто совершали некий колдовской обряд по изгнанию недобрых духов. Иногда я ощущал себя мухой, которую самка паука готовит для своей трапезы.
– Знаешь, что я ценю в тебе больше всего? – вопросительно сказал я, когда всё у нас закончилось.
– Кажется, догадываюсь, – хихикнула она.
– Нет, не это.
– Да ладно? – усомнилась в моей прямоте Лена.
– Ну, да. Больше всего я ценю то, что если я тебе надоел или мешаю, то ты скажешь – «отстань, я занята» и это получится вовсе не обидно. И я уйду, прекрасно осознавая, что потом, когда что‑то изменится, ты позовешь меня снова… Слушай, а хочешь кофе?
– Хочу, только хорошего. У тебя разве есть? Или надо будет переться в какое‑нибудь кафе?
– Есть, причем настоящий. Пошли на кухню.
Мы быстренько привели себя в порядок и прошли на коммунальную кухню, где я достал из хитро запирающегося столика банку с зернами аравийского кофе, за тысячу рублей завещанную мне соседом. Там же, рядом, хранились и все прочие кофейные причиндалы: джезва, набор чашек и крутая немецкая кофемолка.
Хорошо что мне повезло, и во всей трехкомнатной коммунальной квартире обитал я один, а кухня оказалась в нашем полном распоряжении. Тут стояли три плиты, очевидно, закрепленные за каждой комнатой. Плиты выглядели комично: одна – старая, эмалированная, сверкала белизной и чистотой, другая – новая, некогда серебристая, стала коричневой от копоти и грязи, а третья выглядела абсолютно современной и неиспользованной. От Дмитрия Павловича я уже знал, что она действительно так ни разу и не выключалась – просто еще не подсоединена к газовой трубе. К двум плитам примыкали кухонные столы, на которых готовили еду, а в углу – мойка из трех железных раковин. На самой кухне, по всей вероятности, не ели, да и пищу по тарелкам раскладывали, скорее всего, в комнате, но сейчас, когда кроме нас никого тут не было, можно бы и нарушить традицию. Еще, судя по натянутым над плитами веревкам, тут сушили белье. Видимо жильцы использовали экспресс‑метод сушки: выстиранные шмотки вывешивали прямо над зажженными плитами. Интересно, всем ли нравилось, что над их кастрюлями болтаются чьи‑нибудь носки или трусы?
– Настоящий кофе по‑турецки, с которым по известности соперничает, пожалуй, лишь кофе по‑арабски, поражает многообразием получаемого вкуса, от очень сладкого, до горького и густого, – голосом занудного профессионального лектора важно пояснил я, приводя в рабочее состояние кофемолку. – Причем молоко в него добавлять нельзя ни в коем случае. Делать так, значит оскорблять саму идею. Помол зерен у нас как можно более тонкий, практически в пыль. Использовать надо только свежеобжаренные зерна, это – само собой. Будем считать, что у нас сейчас именно такие. Согласно традиционным рецептам, нагрев проводим очень медленно, а непосредственное время кипения не должно превышать нескольких секунд. Именно для этого и используем джезву. Но сам процесс…
Рассказывая, я сопровождал свои слова соответствующими действиями. Все произносимое помнилось очень хорошо, поскольку сам недавно читал про это на каком‑то сайте. Кофе в джезве выглядел будто некое диковинное колдовское зелье, а я, словно старый полусумасшедший колдун, всё что‑то подсыпал, добавлял и помешивал...
– …сам процесс приготовления зависит исключительно от вкусов и привычек кофеманов, – с загадочным видом продолжал я. – Одни сначала доводят до кипения воду в джезве и лишь затем добавляют кофе и сахар, что замедляет кипение. Другие начинают со смешивания сахара с кофе, заливая смесь холодной водой и лишь потом медленно доводят до кипения. Я придерживаюсь второго способа. Особенно важен момент закипания, который не является обычным – необходимо уловить самое начало образования и подъема густой коричневой пенки… Вот она! Ага, сейчас, когда первая пена уже подошла, джезву сразу же снимаем с огня, даем пенке осесть, теперь снова помещаем на огонь и дожидаемся второго подъема … Так. Теперь готовый кофе уже окончательно снимаем и разливаем по чашечкам. Вообще‑то желательно иметь керамические и толстостенные чашки, но это всего лишь традиция. Стеклянные тоже вполне подойдут. В общем‑то, всё готово, можно приступать к кофепитию…
Глава XIII
Скульпторша
На другой день пора было, наконец, нанести визит той самой скульпторше, что по сходной цене изготавливала слепки мужских гениталий.
Большой новый дом, отдаленно напоминающий современную версию знаменитой Дакоты в Нью‑Йорке. Только в отличие от прославленного здания, здесь не имелось ни то чтобы парка, а зелени не было вообще. Нельзя же считать за таковую вытоптанные газоны да несколько засохших молодых деревцев, так и не вынесших пересадку.
Девушка‑скульптор выглядела маленькой и худенькой, даже истощенной. Одежда ее больше бы подходила безбашенной девочке‑веганке, основную часть времени проводящей на улице в каких‑нибудь неформальных тусовках, но никак не успешной художнице, каковой Лиза в действительности являлась. Как мне стало известно (прежде чем идти на встречу, я собрал кое‑какую информацию о художнице), за последнее время ее творчество получило определенное признание в среде профессионалов.
Быстро окинув меня взглядом, будто одежду на вешалке супермаркета, она деловито сказала вместо приветствия:
– Так, идите в душ. Там всё тщательно брить. Можете использовать шампунь из зеленого флакона: стоит на полочке. Одноразовые бритвы там же. Махровый халат висит на вешалке. Короче, увидите.
– А‑а‑а‑а… э‑э‑э‑э… – растерянно проблеял я.
– Вас не устраивает что‑либо конкретное? – неправильно истолковала мое поведение Лизавета. – Мы же обсудили все условия.
– Ну, не то чтобы совсем не устраивает, но… Вообще‑то меня прислала, – я назвал имя своей знакомой колдуньи, – чтобы проконсультироваться по вашей специальности.
– Проконсультироваться? В смысле?
– Реально ли сделать копию какого‑либо предмета так, чтобы ее можно перепутать с оригиналом?
– А! – девушка вдруг весело засмеялась, – так это вы! Извините меня ради бога. Совсем закрутилась и запамятовала! Она же предупреждала, что вы зайдете, а я решила, что очередной клиент!
– Получилось как в старом анекдоте. Знаете? Порезал парень палец на руке и пришел в поликлинику. Врачиха ему говорит: «Раздевайтесь, раздевайтесь!» «Зачем? – удивился парень. – Я ведь только палец повредил!» Тут мужской голос из‑за ширмы: «Это еще что, я вообще только телефон пришел починить!»
Скульпторша снова засмеялась.
– Я заплачу за консультацию, – по‑своему понял я ее смех.
– И думать забудьте, – отмахнулась девушка. – Она меня столько раз выручала, что я в долгу перед ней. Так что вы хотите узнать? Что‑то конкретное?
– Погодите… она же говорила, что вы между собой почти незнакомы, и кроме телефонного номера ничего она о вас не знает.
– Похоже на нее, – усмехнулась скульпторша. – Так что вас конкретно интересует? Вы проходите.
Мы прошли в аккуратную комнату, по стенам которой располагались шкафы, то, что когда‑то называли стенкой. Только тут «стенка» действительно оправдывала свое наименование – ни промежутков, ни свободных проемов – одни дверцы. Посередине комнаты стоял вращающийся стул на роликах и какое‑то странное сооружение с ремешками и пряжками, похожее на аппарат для лечения больного позвоночника. Судя по размерам и форме ремешков, устройство вполне годилось, чтобы как следует зафиксировать человека.
– Видите ли, я бы хотел узнать и понять, каким образом сделать пластмассовую копию объемного предмета так, чтобы на расстоянии полуметра, через стекло, эту копию казалось невозможным отличить от оригинала. Это можно?
– Вообще‑то можно, – как‑то неуверенно сказала скульпторша. Похоже, что‑то ее обеспокоило в моем вопросе. – А что там за оригинал?
– Череп. Старый потемневший от времени человеческий череп.
– Да, вы присаживайтесь. Не возражаете, если я закурю? – спросила девушка и кивнула на стул.
С улицы доносился шум автомобилей, высокий женский голос прокричал – «Не буду я так, идиот!», а где‑то совсем на краю восприятия послышалось что‑то похожее на отдаленный гром.
Не дожидаясь моей реакции, скульпторша привела свое сооружение с ремешками в горизонтальное положение, села на него верхом, достала из заднего кармана джинсов мятую пачку сигарет, взяла из другого кармана маленькую зажигалку и нервно закурила. Тут я обратил внимание на ее руки – сильные, жилистые, с заметными венами. Похоже, в моей собеседнице вообще не осталось ни грамма лишнего жира, только тот физиологический минимум, что необходим для нормального функционирования организма.
– Что вы знаете об этой истории? Договоримся так – вы раскрываете мне все те сведения, которыми располагаете, а я расскажу в ответ то, что знаю сама. Идет? Кстати, меня зовут Лизавета, можно просто – Лиза.
Я постарался поудобнее устроиться на стуле, невольно отметив про себя, что она говорит «то, что знаю сама» а не «всё, что знаю сама». Несмотря первые впечатления, девушка вовсе не выглядела истощенной. Ее руки чуть заметно дрожали.
– Может, сделаем проще, – предложил я, – поиграем в вопросы и ответы. Устроим такой равноценный обмен?
– Как любимые герои Роджера Желязны? Давайте попробуем. Вы играете белыми, так что начинайте.
– Скажите, Лиза, к вам кто‑нибудь обращался с просьбой сделать копию черепа?
– Да, – кратко ответила Лизавета.
– Так не честно!
– Почему? Я вам ответила. Откуда вы знаете, что я имею отношение к этому делу?
«Хех, а я и не знал, что ты имеешь какое‑то отношение, – подумал я, – но ты ответила на незаданный вопрос, и на том спасибо».
– Хорошо, – согласился я. – О ваших знаниях на интересующую меня тему, намекнула наша общая знакомая, что дала ваш адрес. Кто к вам обращался с просьбой сделать копию черепа?
– Я не знаю этого человека и никогда прежде его не видела.
– Как он выглядел?
– Погодите, я еще не задала свой вопрос, – улыбнулась девушка. – В чем состоит ваш интерес к этой истории?
– Мне обещали заплатить, если я выясню истину, – туманно ответил я. – Так как он выглядел?
– Солидный старик, лет шестидесяти, без живота, а не с толстым брюхом, как это теперь бывает сплошь и рядом. Лицо правильное, без каких‑либо особых примет. Ни усов, ни бороды нет. А что, этот череп представляет из себя нечто особенное? Почему такая суета вокруг него?
– На этот вопрос я ответить не могу, тема закрыта заказчиком, извините. Ответ засчитан? Хорошо. Тогда поведайте, о чем вы говорили с тем мужиком?
– Всё как есть рассказала. А вы что, настоящий частный детектив?
– Не вполне настоящий, но нечто вроде. Скажите, а на три‑дэ принтере такое можно изготовить?
– Я в курсе про три‑дэ принтеры. Теоретически можно для копирования использовать в комплекте с три‑дэ сканером, но эти девайсы пока жутко дорогие, и далеки от совершенства. Форму передают, цвет – не очень. Да и расходные материалы для такого принтера дороговаты. Но перспективы впечатляют. Как говорится, поживем‑увидим. Чего только стоит имплантат, который заменил три четверти черепа человека или самое настоящее человеческое ухо. Скажите, а сколько вы берете за один заказ?
– Зависит от заказчика, цены бывают самые разные, случается, я вообще работаю бесплатно, это если меня интересует что‑то еще помимо денег… Скажите, а такие три‑дэ установки в нашей стране имеются?
– В Питере одна точно есть, в Техноложке, в Москве – в Зеленограде, в институте каком‑то. Наверняка, еще много где имеются, но я не знаю. А какой самый дорогой у вас был заказ?
– Самым дорогим оказался как раз безденежный – мне тогда досталась вполне новая Мазда, езжу на ней до сих пор. А про такие объемные копиры не посоветуете, у кого можно спросить? Чтобы человек профессионально находился в теме?..
Мы еще некоторое время перебрасывались репликами, но постепенно выяснилось, что вопросы и ответы и у меня и у Лизы закончились. Что‑то не мог объяснить я, что‑то не хотела рассказывать она.
Пора уходить.
В этот момент я заметил, что солнце куда‑то спряталось, за окном потемнело, и над городом нависла темная синеватая туча, словно летающий остров Лапута из «Путешествий Лемюэля Гулливера» Джонатана Свифта.
– Кажется, дождь собирается, – неоригинально заметил я. – Надо торопиться, а то промокну.
Явно начинался не просто дождь, а сильный ливень. Стали заметны вспышки молний, где‑то отчетливо забурчал гром, по железному подоконнику застучали отдельные капли.
– Я провожу вас до метро, вы не против? – вдруг ни с того ни с сего сказала Лиза. – Все равно в магазин нужно идти.
– Смотрите, промокните потом, – предостерег я, подумав, что неплохо было бы увидеть эту девушку в мокрой майке.
Когда мы выглянули из парадной на улицу, тяжелые и большие капли дождя уже сливались в сплошную стену воды.
– Переждем? – предложила Лиза, – вон как ливанул, мы так до машины не добежим. Смоет нафиг.
В подтверждение её слов где‑то рядом шарахнула молния. Оглушительный гром заставил девушку вздрогнуть. Внезапно возникшие лужи покрылись пузырями.
– Это теперь надолго, – задумчиво сказала девушка, видимо приняв какое‑то решение. – Пойдем назад, у меня для вас еще кое‑что осталось.
И мы вернулись в ее квартиру. Как только переступили порог, она сказала:
– Идите в душ. Я хочу сохранить о вас объемную память. Не беспокойтесь, это будет бесплатно…
Процедура изготовления слепка оказалось очень мучительной, хотя и в чем‑то приятной. Мужики меня поймут.
Когда все необходимые манипуляции завершились, и я оделся, Лиза сказала:
– Я перед вами в долгу, поэтому должна показать одну вещь…
– Что? – не понял я. – Почему в долгу?
– Сейчас… подождите минуточку…
Скульпторша полезла в стопку папок, оказавшуюся за дверцей одного из шкафов. Некоторое время она что‑то там целеустремленно искала, потом радостно ахнула и вытащила серую папку, где лежало множество листов плотной бумаги с рисунками. Выбрав один из них, Лиза молча показала его мне. Увидев изображение, я, по‑моему, даже вскрикнул.
– Это кто? – глупо спросил я.
– Вы же узнали его, или мне только послышалось? – хитро осведомилась девушка. – Это тот самый старик, что допытывался по поводу черепа.
На меня смотрел начертанный углём слегка шаржированный портрет Иннокентия Петровича – официального сотрудника аукциона «Хронос».
Глава XIV
Коллекционер
Никогда прежде я не размышлял о своем будущем. Это казалось бессмысленным. Оно, будущее, прежде представлялось мне вполне обыкновенным. С обожаемой женой, лучшими в мире друзьями, замечательной любимой работой. Принимая всё хорошее, как должное, я совершенно не задумывался о последствиях.
Все закончилось несколько лет назад. Жена со мной развелась, большая часть тех, кого я полагал друзьями, оказалась просто приятелями, а теперь и с постоянной работы придется уйти…
SMS‑ка поступила, как всегда бывает в подобных случаях, неожиданно и совсем не вовремя:
«Привет. Тебе чего?»
Не сразу удалось сообразить, что это всего‑навсего запоздалый ответ приятеля на мое собственное сообщение, отправленное еще тогда, из вагона скоростного экспресса.
Писал старый питерский знакомый, когда‑то немало личного времени и сил потративший на ознакомления меня с достопримечательностями ночной жизни «параллельного Петербурга». Такая бесцеремонная грубоватость считалась характерной особенностью этого человека. Он славился прямотой суждений и беспардонностью поведения. Но меру знал, и той тонкой грани, за которой начинается обычное трамвайное хамство, никогда не переходил. Парадоксальным образом он мог неожиданно оскорбиться на сущую ерунду, но был отходчив, и легко забывал свои обиды.
Прочитав SMS‑ку, я решил, что со старым знакомым будет полезно посидеть за пивом. Не виделись мы около двух лет, с той поры случилось много чего разного, хотя время промелькнуло на удивление быстро. Повод для встречи имелся – предоставленный Еленой ноутбук временами глючил при включении, но потом работал довольно‑таки прилично. Мне удалось поймать сносный вай‑фай, не запароленный в какой‑то соседней квартире, поэтому появился терпимый доступ в Интернет. Но выскакивающие каждый раз при включении записки надоедали. Понять сущность проблемы сходу почему‑то не удалось, а серьезно разбираться с чужим компьютером было просто лень.
Иван – так звали приятеля – считался прекрасным айтишником, специалистом по компьютерному железу. Мне далеко до него. Он мог сходу определить начинку того или иного компа, вылечить дохлую флешку, разобраться в любых проблемах и мгновенно принять верное решение. Его знания поражали. Он помнил, по‑моему, все когда‑либо выпущенные чипы, знал какой драйвер к какому девайсу применить и где лучше всего скачать. Рассказывали, что некоторое время он работал на спецслужбы, но чем‑то там не понравился начальству, и ушел из конторы. Об этом периоде своей жизни он никогда не распространялся, а на прямые вопросы, заданные, как правило, за пивом в полупьяном состоянии, отделывался шуточками или попросту отмалчивался. Для души и в качестве хобби он коллекционировал трилобитов – палеозойских членистоногих, немного похожих на гигантских мокриц или бескрылых мадагаскарских тараканов. Причем часто сам ездил на всякие карьеры и лично выковыривал там новые находки. На этом благородном поприще Иван достиг определенного уровня и даже пользовался высоким авторитетом в среде коллекционеров.
«Я в Питере, – набил я на своем телефоне, – хорошо бы встретиться».
«Отлично. Говорить способен?» – пришел вопросительный ответ.
«Да», – разрешил я.
Такая предусмотрительность, несмотря на характер Ивана, объяснялась просто. Как‑то раз он позвонил в самое неподходящее время, когда я находился в постели с весьма привлекательной молодой женщиной. И надо же беде случиться, что другой его звонок пришелся на очень похожий момент. Не столь острый, но тем не менее. Я тогда высказал все, что о нем думаю, не особенно стесняясь в выражениях, и с тех самых пор Иван взял в привычку при звонках мне предупредительно спрашивать о способности разговаривать. А то мало ли что.
Почти сразу мобильник зазвонил. Номер не определился, но я не сомневался, что это Иван. Кстати, он терпеть не мог любых иных модификаций своего имени. Всякие там Джоны, Вани и Иоанны, находились под строжайшим табу.
– Здорово! Ты сейчас где? – сразу же спросил мой приятель. – Я с работы звоню.
– Я на «Ваське», на Восьмой линии.
– Отлично. Ровно через два часа освобождаюсь, и встречаемся в «Макдаке» напротив Лавры. Знаешь где? Приезжай. Перекусим заодно.
– Ты что, в «Макдаке» питаешься? – удивился я. Раньше Иван всегда неодобрительно отзывался о подобных заведениях.
– Иногда. Ладно, давай, буду ждать, – сказал Иван, после чего повесил трубку.
Иван в «Макдаке»? Да уж, сильно я от этой жизни отстал, прямо скажем. Впрочем, если редко общаться со старыми знакомыми, то и не такое может приключиться.
На самом деле, не следует говорить о «Макдаке» так, будто это нечто дьявольское. Есть мнение, что клиент получает то, за что платит, поэтому качество пищи – тема отдельная. Народу постоянно вдалбливают, что «Макдак» есть средоточие Абсолютного Зла, но при этом забывают, каким злом является почти любая обработанная жратва из какого‑нибудь шикарного супермаркета. Не сильно лучше и та пицца, что доставляют на дом, а картофель фри вообще суют в большинстве забегаловок, ресторанов, кафе и баров. В общем, если питаться только в «Макдаке», и вести при этом неподвижный образ жизни, наплевав на дневные нормы жиров, углеводов и солей, то можно посадить всё, не только печень, но и вообще все внутренние органы. Но если заходить туда лишь изредка, то беды не будет. Ведь бесконечные судебные иски, что проходил «Макдак», заставили его повысить качество до таких сияющих высот, что даже во сне не виделись ни одной другой забегаловке. Конечно, Россия не Америка, и даже не Европа, но, тем не менее, международная сеть быстрого питания старается марку держать и откровенного дерьма не допускать.
Когда я входил в общий зал, у самой стенки уже сидел Иван. Как только он меня увидел, то приветственно поднял руку и помахал ей. Видимо, он застолбил для нас небольшой столик.
– Ну, привет! – теперь в реале поздоровался Иван. – Тебе я уже взял. Как поживаешь? Как дела?
Иван взял для меня два бутерброда с цыпленком, салатом и майонезом, большой стакан ананасового сока и пакетик фри. Бутерброды напоминали сложенные нижними сторонами шляпки пантерных мухоморов, меж которых выглядывала зелень, майонез и белое аппетитное мясо.
– Не очень, как. Я даже думаю, что совсем никак, – задумчиво молвил я.
– Это почему? – продолжая цитату из известного мультфильма, спросил Иван. – Что с тобой?
– Да вот, жив пока, просто всякие вопросы замучили, как и того меланхоличного ослика из мультика.
– Вечные вопросы бытия?
– Вечные. А все почему? И по какой причине? И какой из этого следует вывод? Короче – фигней страдаю. А у тебя, смотрю, все вполне нормально?
– Да, ничего так. Что, заметно? – с этими словами он усмехнулся и шлепнул себя по животу. – Так что у тебя?
За те два года, что мы не виделись, мой приятель немного потолстел. Видимо частое питание в «Макдаке» не прошло для него бесследно.
– Ничего особенного, – притворно тоскливым голосом, проблеял я. – Все же не могут...
– Чего не могут? – поддержал Иван.
– Обедать в «Макдаке», сохраняя при этом относительно приличную форму, – признался я. – Ты что, регулярно здесь питаешься?
– Нет, но временами приходится, – с явным сожалением повинился мой приятель.
– В смысле – приходится? Заставляют что ли?
– Дело в том, что работаю я сейчас в этом здании…
– В гостинице в этой? – с удивлением перебил я. Раньше никогда не замечал за ним склонностей к гостиничному бизнесу.
– Нет, конечно. Просто здесь арендует помещение наша фирма, а наш генеральный директор заключил соглашение с «Макдаком», что все наши здешние сотрудники будут питаться тут. Хотя бы раз в неделю. Вот и хожу сюда изредка… Мы предоставляем чеки и они оплачиваются, поэтому ты, – он указал пальцем куда‑то в направлении моего солнечного сплетения, – в данный момент мне ничего не должен за эту скромную трапезу. Круто?
– Круто. А «Макдаку» это вообще‑то зачем? Вроде на отсутствие клиентов никогда не жаловался, да и место здесь бойкое, прибыльное.
– Ты меня спрашиваешь? Лучше у нашего генерального спроси.
– Слушай, а на мою эс‑эм‑эску ты чего только сейчас ответил? Я ее давно посылал.
– Когда?
Я объяснил, когда и зачем.
– Вот ведь не повезло! У меня как раз свободное место образовалось, один теперь живу. В моей квартире мог остановиться. Хотя, правда, тут такое дело… – вдруг спохватился Иван, – да ладно, что уж теперь говорить, проехали...
– А жена как же? На даче? – спросил я Ивана, который стал вдруг каким‑то задумчивым.
– На какой там даче… – оживился он, – развелись мы, вернее – разошлись. Теперь она со своим хахалем живет. Через месяц – окончательный развод.
– Ну, извини. Прими мои самые искренние…
– Да ладно, брак и так разваливался, наступило всего лишь естественное завершение процесса.
– Конечно, это не мое собачье дело, но почему?
– Почему разводимся? Так просто. Прихожу в один прекрасный вечер домой, часов в одиннадцать, а на столе записка: «Иван, я люблю другого. Уже давно. Ухожу. За вещами заеду в субботу».
– И всё?
– Не совсем… Да, никаких скандалов между нами не было, мы просто не подходили друг другу. Она категорически не желала и не умела вести беседу. Слушать и слышать могла одну лишь себя. И говорить, говорить, говорить… Если кто‑то отвечал на ее же вопрос, она тут же перебивала и продолжала болтать свое. Происходила она из мелкого провинциального городка, и как следствие, на всю жизнь, у нее остался соответствующий комплекс. При этом она была одержима идеей, что получила какое‑то необыкновенно фантастически высшее образование, и при любой возможность старалась это подчеркнуть, что было главным аргументом в любом споре. Вдобавок она не всегда правильно умела употреблять падежи, и везде по любому поводу, а чаще без всякого повода, вставляла своё любимое «о том».
– А что она заканчивала?
– Журфак какого‑то университета. Но точно знаю, что не петербургского.
– Понятно, – усмехнулся я.
– Вот теперь всё. А чего еще? Как в кино. Приехала с каким‑то улыбчивым незнакомым мужиком, и увезла свое барахло на его тачке. Три ездки понадобилось. Хотел я набить этому парню смазливую харю, а потом вдруг передумал.
– Что так? Полегчало бы.
– А толку? Ну, врезал бы ему. Он в ответ врезал бы мне. Или не врезал бы. А потом, как в каком‑нибудь пошлом романе, мы бы пошли в кабак, и вместе принялись пить нефильтрованное живое пиво? Нет уж, спасибо. В результате, не стал я без всякой пользы способствовать локальному росту энтропии, а занялся собственными делами.
– Причем тут энтропия? – не понял я.
– Все просто. Есть такое доказанное явление, как локальное ускорение роста энтропии отдельно взятыми людьми.
– Понятно. Слушай, а у меня тут дело.
– Ко мне что ли? – грубовато спросил Иван.
– К тебе, к кому же еще?
– Серьезное?
– В общем, да, – кивнул я.
– Тогда давай поговорим у меня дома? Пивка примем? Не против? Ты, по‑моему, никогда у меня дома не был. Посмотришь, как живу.
«Вот уж обошелся бы без этого приглашения! – расстроено подумал я, – Теперь надо будет ехать в такую даль».
Иван жил в Красном Селе, в двухкомнатной квартире, на последнем этаже пятиэтажки без лифта.
– Ты на машине? – с надеждой спросил я. Очень уж не хотелось лишний раз отдавать свое бренное тело во власть общественного транспорта.
– Да, конечно. Тут она, на стоянке.
Мы вышли на площадь, обогнули огромное здание отеля и подступили к одной из тех машин, что обильно облепляют все допустимые для парковки обочины. Иван владел серебристой Хондой‑минивэном.
– Вот, купил в прошлом году, – с неприкрытой гордостью сказал мой приятель, отключая сигнализацию. – Как тебе?
Если судить по интонации, мой собеседник, очевидно, принадлежал к той неизменно умножающейся категории граждан, что делают идола или фетиша из своего средства передвижения. Такие готовы убить любого за едва заметную царапинку и будут часами рассказывать, как их пытались обмануть в каком‑нибудь дешевом автосервисе. Сейчас Иван явно набивался на восхищение и похвалу. Не на того напал.