– Вы весьма проницательны, – слегка поклонился я.
– Работа такая, – улыбнулась Татьяна Николаевна. – Все просто. Не так давно из Москвы позвонил начальник аналогичного отдела головного офиса, и просил, если вы появитесь, оказать содействие.
– Он меня знает? – удивился я, – этот начальник? – В курсе, чем я занимаюсь?
– В смысле – знает? Вы что, так и не поняли? Ведь это он послал вас в Петербург.
– Иннокентий Петрович?
Она прикрыла глаза и сказала:
– Да. Так вот, самое главное. Когда проходил тот злосчастный торг, я видела этого коллекционера черепов в компании Андрея Емецкого. Как увидела – сразу опознала. По‑моему они друг с другом были знакомы, причем хорошо – очень уж по‑свойски разговаривали. Я наблюдала их издали, о чем говорили, не знаю, но сцена запомнилась. На меня тогда навалилось много дел, и что там случилось потом – сказать не могу…
– А сам Емецкий?
– А Емецкий пропал, и никто больше его не‑е‑е ви‑и‑иде‑е‑ел… – тихо протянула она, и тут я понял.
– Тела не нашли? – спросил я, на что она молча кивнула. – Тогда почему все думают, что погиб?
– У нас вовсю шли торги, когда заявилась полиция. Как потом стало известно – гостиничный номер, где Андрюша остановился, оказался взломан, ничего не похищено, только перевернуто все, а на видном месте предсмертная записка.
– Вы ее видели?
– Нет, не показали как‑то, даже содержание не рассказали. Но следаки, вроде бы, в подлинности не сомневаются. Смысл ее состоял в том, что писавший расстается с жизнью вполне добровольно. Не верю я, Андрюша никогда бы не стал… Как мы потом выяснили по своим каналам, записку написали кровью. Группа совпадает, и сейчас делают генетический анализ. Но что‑то мне подсказывает, что и там всё совпадёт.
– Почерк?
– Похож. Будто в спешке писал…
– Тоже мне, Есенин… Почему же тогда все вокруг решили, что произошло именно убийство?
– Не все так решили. Многие считают, что его заставили. Текст записки, вроде бы написан в несвойственной Андрею манере, кроме того, всё слишком нарочито и искусственно как‑то. Очень неестественно выглядело. Или убийство, неумело подделанное под самоубийство, или самоубийство, замаскированное под убийство, или похищение, или банальное бегство, или сознательные действия с целью запутать следствие…
– «Шведская спичка»[2] какая‑то.
– Вот и я том, – с неожиданной злостью сказала Татьяна Николаевна. – Спрятался где‑то, залёг на дно, и пьянствует с девками в свое удовольствие, пока шум не утихнет. А нам теперь житья не дают, нервы мотают. Но раз человек пропал, то дело возбудили об убийстве. Да и следы крови пропавшего в наличии. Но самое интересное заключалось в том, что файлы с видео наблюдениями за интересующий всех период, исчезли.
– Как?
–Я не знаю как это было проделано. Могу говорить только о тех, что записывались здесь, в «Хроносе». Формально файлы сохранились, их время создания и размеры не изменились, но ничего там увидеть уже нельзя. Наш компьютерный гений долго копался, а потом неохотно признался, что там не содержится никакой полезной информации, один шум.
– А это компьютерщик, он кто?
– В смысле – «кто»? Это Иван, вы же знакомы! Да и сам он подтвердил знакомство, когда я звонила ему перед нашей встречей. У вас еще есть вопросы? А то у меня работа.
– Скажите, а когда вы заканчиваете? У меня возникла прекрасная идея. Может, пообедаем вместе, а вы что‑нибудь еще припомните?
– Вряд ли я расскажу вам еще хоть что‑нибудь новое, – одними губами слегка улыбнулась Татьяна Николаевна, – а в шесть меня будет ждать муж, и он может без понимания отнестись к вашей прекрасной идее.
Глава XVI
Арт‑директор
Еще одним человеком, с которым просто необходимо было поговорить, являлся Артемьев – мой старинный знакомый, некогда известный в Интернете под ником «Inviter». В ту героическую пору, работал он порнорежиссером, и, по непроверенным слухам, «зашибал крутое бабло». Но потом рынок начал портиться, законодательство ужесточилось, сменилась городская администрация, а сам Инвайтер вовремя поменял профессию. Стал арт‑директором питерского ночного клуба с игривым названием «Кобылка‑Party». Чем он там занимался, я понятия не имел, а нужен он мне был в качестве эксперта и опытного консультанта по своей прежней, порнографической специальности.
Как и всем остальным, я послал ему SMS‑ку из поезда, но ответа вообще не получил. Тут ничего удивительного не было – Инвайтер всегда был трудноуловим, а теперь, после смены рода деятельности, мог и номер сменить. Однако – повезло. Я дозвонился, и мы договорились встретиться в каком‑то неизвестном мне ранее муниципальном кафе. Пиццерия, итальянская кухня, ароматный кофе в историческом центре города.
С прошлого года мой знакомый изменился мало, только стал более ухожен, гладко причесан и щеголял в шикарном костюме‑тройке. Прежде таких замашек за ним не водилось. Это был относительно молодой мужик с модной небритостью и короткой прической ежиком. За время, что мы не виделись, бывший Инвайтер несколько расползся, хотя и раньше худым назвать его было сложно. Когда‑то постоянно смеющиеся глаза теперь ничего иного, кроме откровенного цинизма, не выражали. После обычных приветствий и недолгих воспоминаний, я решил аккуратно поинтересоваться о теперешней работе своего друга.
– Ты же знаешь, я сейчас – арт‑директор клуба, – несколько высокопарно произнес Артемьев, будто речь шла как минимум о министерском кресле.
– Веришь ли, но всегда хотел понять, чем занимается такой вот арт‑директор.
– Ну, много чем, так сразу и не расскажешь…
– А если попробовать?
– Попробовать… Как бы тебе попроще объяснить… я, прежде всего, основной автор атмосферы и главный организатор тусовки, понятно?
– Не‑а. Вернее – понятно, но не совсем.
– Вот смотри. Мои должностные обязанности включают разработку и организацию информационных поводов для посещения клуба, мероприятий и вечеринок; проведение переговоров и заключение долгосрочных договоров с новыми партнёрами; рекламу, пи‑ар, прямой маркетинг; работу с промоутерами; разработку и внедрение программ лояльности. Много всего.
– Надо же, чего бывает. Прости мое глубокое невежество, но что такое программа лояльности? Что‑то наподобие программы политкорректности?
– Нет, конечно, – вдруг засмеялся Артемьев. – Ну, например, типичной программой лояльности являются клубные карты трех уровней – серебряная, золотая и платиновая. По сути – дисконт. Причем при дальнейших посещениях с использованием такой карты клиентам предоставляются скидки, в том числе по накопительной системе. Там еще имеется целая система бонусов и презентов. Может быть повышен ранг карты. Кроме того, при получении подобных карт, как правило, заполняется анкета, в которой указывается е‑мейл клиента, что даёт возможность оповещать его о новых товарах и услугах, в частности, интересующих его потенциально. Короче говоря, это комплекс маркетинговых мероприятий для развития в будущем повторных посещений уже существующими клиентами, продажи им дополнительных товаров и услуг, продвижения корпоративных идей, ценностей и других видов потенциально прибыльного поведения. Вот так примерно.
– Сколько интересных слов! Потенциально прибыльное поведение мне особенно сильно понравилось.
– Слушай, ты меня чего позвал? – вдруг обозлился бывший Инвайтер. – По делу или выведывать особенности моих профессиональных обязанностей?
– По делу, не кипятись. Консультация нужна, по твоим прежним занятиям.
Артемьев сразу как‑то сдулся, обмяк и поскучнел.
– Ах, это… – сказал он странным голосом, – тебя что‑то конкретное интересует, или так просто?
– Вполне конкретное. Вот смотри, – я достал диск, что был в досье. – Там четыре порноролика. Что можно о них сказать? Меня всё интересует, в особенности всякие несообразности и специфические черты. Буду очень признателен за твои личные впечатления и замечания. Может, вспомнишь или узнаешь кого.
– Слава создателю. Я уж думал, что ты опять в какое‑то дерьмо вляпался. Или все‑таки вляпался? У тебя ноут с собой?
– Дома. Сейчас нет.
– А у меня только яблочный планшетник. Что делать будем?
– Возьми домой, спокойно посмотри, без суеты, а завтра вернешь и скажешь авторитетное мнение эксперта. Идет?
– Идет. Завтра значит?
– Можно сегодня, – улыбнулся я. – Понимаешь, я в цейтноте. Очень ограничен во времени, жутко не успеваю, и хотелось бы поскорее…
– Уговорил. Давай твой диск. Тебе это будет стоить упаковку чешского пива, – и он назвал известную марку. – За срочность.
– Совесть есть?
– Есть, конечно, поэтому и попросил всего‑навсего пива, а не французского коллекционного коньяку. Скажи спасибо, что вообще согласился.
– Спасибо. Да, еще один вопрос, и я от тебя отстану. Клуб «Аттракцион». Знаешь о нем что‑нибудь?
– Что? Какой клуб? Где ты такое слово откопал?
Недолго думая, я показал клубную карту, что вывалилась из желтого конверта с досье Емецкого.
– А, вот оно что… – как‑то задумчиво пробормотал бывший Инвайтер. – И нечего врать было, что тебя только одна порнография интересует.
– Вот честно тебе скажу, совсем об этом забыл. Когда с тобой договаривался, даже не помнил об этой карточке. А как увидел такого благообразного, такого успешного, благополучного и такого респектабельного тебя…
– …то сразу же нагадить захотелось?
– Нет, – захихикал я и замотал головой, – не сразу. После того, как ты потребовал упаковку пива. Ты же теперь у нас крутой спец по клубному бизнесу? Так? Сам этого не отрицал. Поэтому ответить на мой вопрос не составит труда. Что там про эту карточку?
– Ну, что я могу тебе сказать? Это у вас там, в Москве…
– Да ладно, не прикидывайся. Ведь что‑то знаешь, по глазам вижу.
– Врешь. Ничего ты по моим глазам не видишь. Хорошо, скажу, только уговор.
– Да? Какой? – насторожился я.
– После того, как я посмотрю твой диск, а ты принесешь мне коробку пива, больше контактов мы иметь не будем.
– Договорились. Итак, я тебя внимательно слушаю, – сухо сказал я.
– Формально «Аттракцион» – тематический клуб, но фактически это место сборищ настоящих извращенцев, для которых чужая жизнь – только повод пощекотать пресыщенные нервы… Короче, держись оттуда подальше, есть такие темы, что лучше их вообще не касаться.
Мы еще поговорили о чем‑то несущественном, и разошлись, твердо пообещав друг другу встретиться здесь же, только спустя сутки.
* * *
На другой день я пришел раньше Артемьева, пакет с коробкой пива поставил под столик и бросил гадательные кости. Как‑то удивительно быстро «подсел» на это смешное суеверие. Затянуло. Кости предсказали: повторные встречи, пустые хлопоты, мелкую удачу, казенный дом и денежные потери. Надеюсь, они врут. Ничего из перечисленного сейчас не хотелось. Особенно напрягали денежные потери. Вероятно, может получиться так, что кости уже оказались правы. Я же потратился на коробку пива, в котором заинтересован совершенно чужой мне человек, а если сейчас выяснится, что ничего полезного в этом кафе он не расскажет, то вот вам и повторная встреча, и пустые хлопоты в казенном доме. Кафе‑то как никак муниципальное.
Артемьев опоздал минут на тридцать.
– Извини, пробки, – сказал он вполне московскую фразу. – Забирай свой диск. А вот еще один. В качестве бонуса, записал кое‑какую инфу про этот «Аттракцион». Инфа совершенно обезличенная, так что на меня лучше не ссылайся, все равно откажусь. Пиво принес?
– Принес, – ответил я, кивнув на пакет и одновременно убирая оба диска подальше в рюкзак. – А у тебя как впечатления об этом видео?
– Ну, что я могу сказать? Съемка бездарная, любительская, качества никакого, режиссура отсутствует, таланта – ноль. Само действие вообще безмерно скучно и никакого интереса не представляет.
– Не густо, – разочарованно сказал я.
– Зато этого парня я знаю…
– Знаешь? Откуда?
– Вернее, он был у нас в студии, даже сниматься пробовал, – с хитринкой в голосе пояснил Артемьев.
– И что?
– А ничего. Просто не подошел, и всё.
– Почему?.. – спросил я, а потом сразу же пожалел, и так можно было бы догадаться, почему некоторые кандидаты не проходят подобные проверки.
– Ну, как почему, – со вкусом начал объяснять бывший порнограф, – все‑таки кое‑какие способности тут нужны. А у этого парня их вовсе не оказалось. Физические данные – так себе, ничего особенного, таких множество. К тому же, на пробах у него вообще не встал. Кое‑как раскочегарили, так он сразу же кончил. Сказал, что смущает яркий свет и обилие народа на площадке. А у нас не клиника по лечению сексуальных расстройств, сам понимаешь. В результате, когда его отсеяли, он начал чего‑то требовать, претензии предъявлять, скандалить. Подрался с нашим продюсером, глаз ему подбил, идиот.
– А потом?
– Что – потом? Всё. Я вызвал охрану, вломили ему так, чтобы надолго запомнил, и мало бы не показалось, да и выкинули на улицу. Как зовут – не знаю, даже если бы и знал, все равно бы забыл. Но я, по‑моему, и не знал. Такая вот история.
– Это всё? А девушки? – с некрепкой надеждой спросил я.
– Этих вообще никогда не видел.
– С продюсером познакомишь?
– Сам познакомишься. Я рекомендацию напишу, что ты – хороший хедлайнер.
– Погоди… – оторопел я, – ведь headliner, если мне не изменяет память, это такой шоумен, нет? Гвоздь программы, главный исполнитель какого‑нибудь шоу. Не проще сказать как оно обстоит на самом деле?
– Нет, всё‑таки не проще. Так он с тобой даже разговаривать не станет. Что касается хедлайнера, то частично ты прав, но так бывает не всегда и не везде. Нередко хедлайнером называют автора заголовков. Удачное название, как ты сам прекрасно понимаешь, залог успеха. После вложения немалого времени и труда в своё творенье, любой автор просто мечтает, чтоб его товар хорошо продавался. А пиво себе оставь, я не такая уж и сволочь, как ты почему‑то думаешь.
Все‑таки кости оказались правы.
Вот вам и суеверие.
Глава XVII
Обещанная история
Несмотря на желание, я никак не мог встретиться с ведьмой. Мы иногда перезванивались, но поговорить с глазу на глаз, на чем она сама же настаивала, не получалось. Колдунья вечно была очень занята. Ее внешность, умение работать с людьми и хорошие профессиональные качества обеспечивали столь плотный график, что встреча со мной туда никак не встраивалась. Прошлый раз удивительно повезло – какой‑то богатый клиент, забронировавший для себя солидный отрезок времени, поменял планы и не явился, а тут нарисовался я и Ксения со свом синяком.
Наконец пришла SMS‑ка: «Свободна сегодня после девяти вечера и до десяти утра. Можешь приходить, только не опаздывай».
Я был точен как швейцарские часы, и ждать себя не заставил.
Сегодня ведьма облачилась в рваные джинсы, изношенные кроссовки и белую майку с розовой «Хеллоу Кити». Свои великолепные черные волосы она забрала сзади в хвост, перетянутый резиночкой кислотно‑желтого цвета. Может быть такой прикол? Одежка подходила разве что какой‑нибудь маленькой девочке, а никак не молодой женщине выглядевшей лет на двадцать пять. По‑моему тут больше подошла бы майка со Странной Эмили, да и то вряд ли. Абсолютно идиотское сочетание, но ей было хорошо!
– Может, наконец, скажешь, чего тогда на записку мою не отреагировал? Специально же тебе в дверь засунули, у меня случайно окно возникло. Хотела встретиться и спокойно поговорить.
– Так это от тебя была та записка? С каких это пор ты «госпожа Арина»?
– С недавних, – с некоторым даже удовольствием проговорила она.
– Ирина же всегда была.
– «Ирина» – для специалиста моего профиля звучит как‑то не очень убедительно. Не впечатляет.
– Так нафига писать мне от имени, о котором я и знать‑то не знаю? – удивленно возразил я. – Послала бы эсэмэску.
– Мог бы и сам догадаться. Но вообще, очень хорошо, что ты не сообразил и не пришел. Удачно получилось.
– Почему? – спросил я, почувствовав холодок где‑то внутри живота.
– Ко мне вломилась тройка каких‑то бандитов, еле отбилась. Я‑то отбилась, а вот если бы клиенты, или ты вдруг пришел – точно пострадали бы. Я могла не справиться.
– А это серьезно? – задергался я. – Бандиты?
– Да не думай ты об этом! Ерунда. Конкуренты шалят. Я уже приняла нужные меры, все будет о’кей. Главное, не касаться интересов очень больших людей и религиозный бизнес не задевать. «В наши нервные времена, – вдруг заговорила колдунья совсем другим голосом, – вольнодумные рассуждения о религии вновь стали темой весьма опасной. Сулящей, как известно, если и не покушение со стороны каких‑нибудь религиозных фанатиков, то, по меньшей мере, привлечение к суду “за разжигание межрелигиозной розни”. Поэтому в данной ситуации очень удобно концепцию “бог” трактовать в каком‑нибудь предельно нейтральном, безобидном для всех контексте».
– Ну, ты и завернула. Или цитата такая?
Что это с ней? Запинки в произнесении слов сами по себе ничего не значили, но, если тональность голоса вдруг менялась, похоже, дело нечисто. С другой стороны – колдунья все‑таки, мало ли что…
– Цитата. Это кусочек лекции, что я читаю своим ученикам, – пояснила Арина. – Ты как насчет выпить? У меня есть превосходный херес!
Отказаться от хереса не получилось.
– Давно преподаешь? – спросил я после первой рюмки.
– Третий год уже в универе. Сначала они, студенты в смысле, меня всерьез не принимали, но ничего, сумела справиться. Сразу сказала – кому неинтересно – можете сваливать на все четыре стороны, зачеты в конце семестра выставлю. А кому интересно, сидите и слушайте.
– И как после такого заявления? Группа не разбежалась?
– Ничего подобного, только двое обалдуев перестали ходить. Зачет я им поставила, как и обещала, но зато поделилась с коллегами, и уж те отыгрались на них по полной.
– То есть у вас дружный коллектив?
– В общем, да… но я себя сразу поставила так, чтобы не допускать ни фамильярности, ни пренебрежения к себе.
– Ну, ты крута! Даже неудобно как‑то с тобой рядом. Но с богами в своих лекциях поаккуратнее, – проговорил я, глядя мимо нее, туда, где за окном тучи лениво наползали на бледно‑голубое небо. – Ведь уже вступил в действие закон об ответственности за оскорбление чувств верующих.
– Знаю, – подтвердила она, еще раз наполняя рюмку. – Если точно, то введена уголовная ответственность за публичные действия, совершенные в целях оскорбления религиозных чувств. Называется это так: «Нарушение прав на свободу совести и вероисповеданий». Вплоть до лишения свободы на срок до трех лет. Ничего, у меня подруга – крутой адвокат, ни одного дела не проиграла, отмажет.
– Все равно рискуешь. А если я верю в Зевса? Попробуй теперь сказать, что его нет.
– Попробую, – по‑моему, искренне развеселилась Арина. – Его давно уже нет. Гера с ним развелась и выгнала за моральное разложение и многочисленные измены. Люди потеряли веру в него, и как результат он утратил силу. Опустился, спился и умер бомжом на станции Обухово ещё до начала перестройки в январские морозы…
Я рассмеялся.
Только сейчас сделалось заметно, что Арина потребляет свое пойло намного активнее меня, при этом сохраняя полную серьезность.
– Но погоди, – уже немного беспокойно сказал я. – Если я – человек, имеющий некие личные убеждения, не сходящиеся во мнении с какой‑то из многочисленных религий, то значит, смело могу полагать оскорблением любую попытку перекрестить меня или прочитать молитву в моем присутствии? Так? А если по подъездам ходят свидетели кого‑нибудь там, я что, должен их выслушивать, дабы не оскорбить их религиозных чувств? Так что ли? Маразм.
– Маразм. Так ты узнал, что я просила?
– То, что стало в реальности с вашим профессором? Узнал, конечно.
– Что?!
– Он сменил имя, несколько изменил внешность, сбрил бороду и теперь его зовут Алексей Сергеевич. Фамилию не знаю, где живет – тоже. Извини уж.
– Ты что, издеваешься? С такими именами тьма народу, да и не факт, что это его новое паспортное имя. Фактически ничего полезного я от тебя не узнала.
– Извини. Это всё. Но я же узнал! А как насчет того, чтобы все‑таки подарить мне ту историю?
– Нахал ты, однако ж. Ладно, я сегодня добрая.
– Добрая колдунья – это всегда здорово. Можно сказать – основа любой доброй сказки.
– Хорош прикалываться! Короче, пока у меня душевное настроение, желание и время есть, слушать будешь?
– Буду, конечно, – сказал я, а сам подумал, что ей самой не терпится поделиться обещанной историей.
Ведьма удовлетворенно откинулась на спинку кресла, и с наслаждением проговорила:
– Тогда слушай. Помнишь, я как‑то рассказывала, что захотелось мне преподавательскую работу найти? И вот, по прошествии некоторого времени оказалась я в коридорах знаменитого Новоладожского университета. Я тогда только устроилась на кафедру, никого еще как следует не знала и боялась всего страшно, но это была замечательная практика, которая мне многое дала. Я, наконец, поняла, что это именно то место, где я и должна была оказаться. Приходилось работать очень много: иногда с утра до поздней ночи, и работала я так увлеченно, что совсем не ощущала усталости. Но был там один профессор, общую историю нежити читал. Довольно стремный такой дядечка. Один из самых видных исследователей в своей области. По выражению студентов «читал все, принимал все». Принимал в своей манере, то есть гонял по несколько раз на пересдачу, в выражениях особо не стеснялся, короче, суровым был преподом, принципиальным. И я вот все думала, почему, при богатейшей эрудиции, он отличался какой‑то наивной методологией и узостью мысли. То есть, временами, профессор сыпал такими откровениями, что, наверное, мог бы и постесняться. Например, иногда он заговаривался и рассказывал о каких‑нибудь исторических персонажах такое, будто пил с ними вино из одной бутылки, посещал один бордель и справлял нужду в одном и том же отхожем месте. Однако при этом был он абсолютно серьезен и даже больше – гордился своей методой. Если кто‑то начинал спорить, то профессор буквально взрывался. Не терпел он альтернативных мнений, причем с таким видом, будто в самом деле свято верил в свои слова. Откуда у человека, который на самом деле знает до хрена, в характере такое неприкрытое чванство? Не могла понять. Тем более, что в свое время он читал лекции в Сорбоне, то есть вовсе не доморощенное светило. Не могла я взять в толк, как у такого специалиста могло возникнуть столь брутальное самомнение, доходящее порой до тупого самодурства? Очень любил он разные псевдоисторические сплетни, ничем не подкрепленные и явно вымышленные. Рассказывал в частности, что какой‑то русский во времена якобинского террора скупал у палача отрубленные головы, клал их в железные клетки с цепями, и прятал в реке или в лесу. Потом, через год, вытаскивал, черепа отмывал и у себя хранил. Ну, полный же бред, но подобных баек было у него великое множество…
Ведьма прервалась, и долила себе в рюмку.
Слушая колдунью, я лихорадочно соображал, что теперь делать? Как выйти из разговора так, чтобы не показать своей заинтересованности и не вызвать лишних вопросов и подозрений с ее стороны?
– И вот, – продолжала Арина, – как‑то раз, сказал он, что нужна физическая подмога: помочь переехать на новую квартиру. Отобрал нескольких крепких студентов – мебель таскать и коробки грузить, а взамен обещал в сессию не особо свирепствовать. Потом, вдруг я заметила, что один из этих ребят стал каким‑то тихим и пришибленным. Я тогда в их группе вела практикум, и с ним у меня сложились вполне дружеские отношения. Зря лыбишься, парень был очень талантливый, но раздолбаистый, и я помогала ему, как преподаватель. Спросила, что случилось, и поведал он жуткую историю. Таскали они профессорское барахло из старой квартиры в грузовик, и наоборот, из грузовика в квартиру новую. Коробки, мебель, тюки разные. Так вот, пока ехали, моего студента посадили в кузов, чтобы за коробками следил. А он взял и открыл одну из любопытства. А там – переложенные поролоном, человеческие черепа, явно настоящие. А коробок‑то много. Студентик перепугался до смерти, закрыл коробку, и с тех пор тихоней заделался, даже учиться лучше стал. История меня заинтриговала. Под благовидным предлогом напросилась я к профессору домой, он тогда вполне обжился уже в новом доме на улице Савушкина. А со студентом договорилась, что в определенное время тот подойдет к профессорской машине и стукнет так, чтобы включилась сигнализация. Если сигнал потом отключится, и никто не придет, то снова стукнет. Все знали, что полицию профессор на дух не переносил и все свои проблемы старался сам решать, без помощи властей. Да и сигнализацию такую поставил, что орала на весь квартал – старомодная какая‑то. Так вот, сижу я у профессора, что‑то он мне втолковывает, а тут – сигнализация сработала… Он в окно глянул, взял пульт, что‑то сделал и звук пропал. Проходит минута – снова сигнализация. Он опять что‑то там вырубил. Через минуту еще раз сигнал. Тогда профессор рассвирепел, и давай звонить кому‑то… Да, забыла сказать, что была у него любимая ученица, Яна, к тому времени уже доцент. Сука, редкостная. Так он ей звонил, представляешь? Просил машину проверить, сам, говорит, занят, отойти не могу. Наверное, она где‑то недалеко жила. Ну, думаю, провалился наш план. Но Яна что‑то такое ответила, профессор трубку бросил, как‑то по особенному выругался, и побежал во двор сам. Он был удивительно подвижен, несмотря на возраст. А я немедленно бросилась квартиру осматривать, и почти сразу натолкнулась на темный чулан, а там что‑то за зановесочками, с потолка до полу. Я занавеску отодвинула – черепа! На полках, в два ряда! И таблички перед каждым. Причем, имена такие – «Людовик XVI», «Максимилиан Робеспьер», «Емельян Пугачев»… Перепугалась я, закрыла все, как было, и села на свое место. Тут и профессор пришел. О чем мы там говорили, я уже не помню, но, по‑моему, он что‑то заметил, однако ничего не сказал. А тем же летом вроде бы погиб, сгорел в доме, который снимал во время практики. Один только рассыпающийся скелет на пепелище нашли, по характерному кольцу опознали. Вначале думали, что кольцо серебряное, но оказалось – платиновое. Вот тогда и решили отправить к нему на квартиру кого‑нибудь с кафедры. Как‑никак погиб одинокий человек, надо же об имуществе позаботиться. Так оказалось, что квартиру уже обчистили. Всё вывезли. Причем соседи даже не заметили ничего. Как я слышала, платиновое кольцо тоже пропало… Студенту я правду потом так и не сказала, соврала, что не видела ничего.
Повисла пауза.
– Так что ты думаешь теперь? – как можно спокойнее спросил я.
– Разве не ясно? То и думаю, что профессор наш много веков на земле жил, и все эти истории, что он своим студентам рассказывал – сущая правда, всё это он сам видел, собственными глазами. Естественно, его исторический взгляд на прошлое отличался от официального, и его бесило, когда при нем несли всякую чушь. Доказать‑то он ничего не мог! Только черепа своих давних знакомых коллекционировал. А еще я думаю, что он подпитывался жизненной энергией за счет окружающих, не старел ни фига, поэтому приходилось ему иногда исчезать, изображать свою смерть, а потом объявляться где‑нибудь в другом месте…
Почему‑то мне вдруг вспомнился рассказ про одного такого чародея с причудами и богатой фантазией. Тысячу лет на свете жил, и вот вдруг додумался – послал за собственной смертью «великолепную семерку». Новых острых ощущений ему, видите ли, захотелось, вот крутых людей на задание и отправил. А ведь знал, подлец, что погибнут все, потому и прикалывался. Да не все оказалось так просто… Чёрт, кто же автор этого рассказа? Кто‑то известный…
– …и еще я думаю, – продолжала Арина, – что такой человек, если почует опасность разоблачения, не остановится ни перед чем. Ему есть что терять.
– Думаешь, он активно спал со своими студентками? – глупо спросил я, чтобы что‑нибудь сказать.
– Чего там думать, я сама в универе препод. Знаю. Случается такое и довольно часто, как и в любых других коллективах. Привлекает девочек скорее не оценка, а статус. Умных мужиков не так много, как кажется. Кстати, часто на такой почве браки вырастают. Ну и еще плюс в том, что серьезные преподы своим любимым студенткам обеспечивают хорошее продвижение. Правда, есть одно обстоятельство. Очень редко получается развести препода просто на зачет, обычно умным мужчинам нравятся именно умные девушки. Они и сами отлично сдадут, а роман – просто как дополнение. Бывает, конечно, всякое, но к попыткам сексуально использовать молодость и обаяние относятся или с юмором или брезгливо. У меня один коллега так шутил: ну где еще, кроме как на зачете, стареющий мужчина столько раз может услышать: «я согласна». Правда, он‑то как раз человек, которого таким образом разводить абсолютно бесполезно.