– Не совсем, – тупо признался я.
– Ну, как же. У каждого есть двойники в параллельных реальностях, вернее – точные копии. Считается, что они никоим образом недоступны, поэтому можно сказать, что и не существуют вовсе. Но другой физик‑теоретик, тоже американец – Билл Вудс, математически корректно показал, что в реальности могут наличествовать объекты, или субъекты, способные осуществлять горизонтальный переход. Перескок, между этими мирами. Он назвал это – «эффект прыгающего субъекта» или эффектом прыгуна. Пресловутый джампер‑эффект. Вся сложность в умении контролировать процесс, вызывать осознанный прыжок…
Мы неторопливо брели по Бульварному кольцу. Прошли мимо Трубной, миновали Сретенку и двигались уже в сторону Чистых прудов. Тем временем Иннокентий Петрович закончил свои объяснения, а я приступил к собственным. Наверняка нас уже взяла под контроль система видеонаблюдения Москвы, как людей сомнительных, подозрительных, ведущих какие‑то длинные непонятные разговоры.
Я поведал о питерских встречах и тех данных, что удалось добыть. Мой рассказ о беседе с Лизаветой Иннокентий Петрович выслушал с невозмутимым лицом, и виду не показал, что прекрасно знаком и уже разговаривал с ней. Даже задал пару вопросов об этой девушке, словно и не встречался никогда.
– …Таким образом, у меня получается вот что, – завершал я свой рассказ. – Некто скопировал череп при помощи три‑дэ устройства, потом, скорее всего вручную, разрисовал его так, чтобы выглядел будто настоящий, и вернул на витрину вместо оригинала. Такие дела… Скажите, а кто мог взять настоящий череп, незаметно вынести его, а после так же незаметно поставить на место копию? Хранитель Андрей Емецкий мог? Несмотря на охрану и видеонаблюдение? Может аппаратуру отключали? Или случались сбои электропитания?
– Невозможно. Это первое, о чем мы подумали. Ничего такого. Проверили несколько раз. Единственная теоретически допустимая возможность – замена во время перевозки после предварительной экспертизы.
– Везли откуда? – спросил я в смутной надежде, что издалека.
– Из института Антропологии. Это у площади Гагарина.
– Времени недостаточно, – удрученно признал я очевидную истину. – Моя версия не выдерживает критики.
– Вот и я о том. Антропологи тоже подменить не могли – люди ответственные, надежные, многократно проверенные, да и знают они, если что случись – на них первым делом подозрение падет. Мы там все перепроверили несколько раз. Но в вашей идее о три‑дэ принтере что‑то все‑таки есть, надо подумать. Питерские встречи оказались тоже очень интересны.
– Может, и тут «эффект прыгающего субъекта» сработал? – в отчаянии спросил я.
– Ой, не хотелось бы. Тогда мы точно бессильны. Оставим эту гипотезу на потом, когда деваться будет уж совсем некуда. Вы вели записи по ходу дела?
– Да, конечно.
– Покажете мне потом, хорошо? А пока – работайте дальше, времени у нас всего пара недель. Так кто, по‑вашему, мог убить нашего Емецкого? Предположения есть?
– Выходит так, что никто. Или – наоборот, кто угодно. Никаких улик, никаких данных. В полиции дело приобрело статус висяка. У этого вашего Емецкого был офигительно большой круг общения. С кем он только не встречался. От защитников прав секс‑меньшинств, до изготовителей порнографии. С художниками был знаком, даже натурщиком подрабатывал.
– Где подрабатывал?
– В структуре Академии художеств. Еще его периодически арестовывала полиция за незаконные пикеты и демонстрации, но дальше штрафов дело не заходило никогда. Понимаете, недовольных им хватало, но настоящего врага я так и не отыскал. Никто не желал ему смерти. Скорее всего, убили его из чисто деловых соображений.
– Каких соображений?
– Деловых. Кого‑то чем‑то он очень раздражал. Как говорится – ничего личного, только бизнес. И этот кто‑то, кому Емецкий мешал, человек достаточно влиятельный, чтобы спрятать все концы. У меня сложилось впечатление, возможно неверное, что как только я начинаю что‑нибудь существенное нащупывать, так раз – и всё. Нить обрывается.
– У вас сейчас что, никаких зацепок? – с явной надеждой спросил Иннокентий Петрович.
– Да зацепки‑то есть, а толку? Фактов не хватает, вот беда. А ведь вы просили твердые улики, причем такие, чтобы их потом полиции передать, и чтобы доказательства при этом не утеряли своего значения.
– Понятно, – задумчиво сказал Иннокентий Петрович, – тогда так решим. Вы пока работайте, немного времени у нас еще есть. В конце концов – ничего катастрофического не случится. Ну, снимем мы с торгов этот лот, вычеркнем его из каталога. Такое случается сплошь и рядом. Не впервой. Расходы мы вам возместим, как и обещал. Только документы предъявите – билеты, чеки…
– А убийца?
– Ну, что ж… Выходит, зря старались, и убийца окажется ненайденным вами. Это дело полиции.
И что, всё что ли? Очень уж легко смирился он с возможной неудачей. Спокойно как‑то.
* * *
Позже я передал Иннокентию Петровичу подробные отчеты, к которым приложил многочисленные чеки из заведений общественного питания, проездные и прочие расходные документы. И действительно – на другой день счет пополнился соответствующей ожиданиям суммой.
Глава XXIII
Подарок
Оставалась еще одна незначительная зацепка: оказавшаяся в конверте с досье карточка клуба «Аттракцион». Данный клуб я немного знал, поэтому всей душой надеялся, что как‑нибудь удастся обойтись без непосредственных контактов с этим заведением.
Инвайтер‑Артемьев, единственный мой реальный консультант в области клубного бизнеса, как только услышал, что меня интересует, тут же ушел в глубокую несознанку. Рассчитывать на него не приходилось.
Конечно, я давно уже слышал о клубе «Аттракцион». Как и многие в Городе. Это вроде того, как все слышали о бешенстве, столбняке, сибирской язве и прочем, что нехорошо для здоровья, однако мало кто испытал хоть что‑то из вышеупомянутого на себе лично.
Клуб «Аттракцион» не для всех. Только для некоторых избранных. Если кому‑то надоело кататься на сноуборде с горы Нангапарбат; наскучило летать на дельтаплане с голой задницей через кратер действующего вулкана; приелось плавать наперегонки с крокодилами; если кто‑то переспал со всем, что имеет пульс и с тем, что его уже не имеет; если кто‑то действительно думает, что испытал и повидал в этой жизни всякое и его уже нечем удивить или развратить, то клуб «Аттракцион» готов принять такого с распростертыми объятиями. Шокировать новыми возможностями. Соблазнить непривычными ощущениями. Дело за малым – получить допуск в клуб. Но если посетитель этого клуба вдруг умрет с улыбкой на устах или ужасом в глазах, пусть потом не жалуется, что его не предупреждали: каждый вступающий дает соответствующую подписку.
Клуб «Аттракцион» спрятал себя на границе жилой и нежилой частей города, где всё окружено плотным кольцом железобетонных заборов с колючкой, бдительной охраной, видеокамерами и сигнализацией, дабы отгородить от всего внешнего. Только людям весьма обеспеченным, очень влиятельным и с чрезвычайно хорошими связями, можно вкусить затейливых наслаждений, предлагаемых этим клубом. Божества и дьяволы, вчерашние преступники и сегодняшние звёзды, яркие гламурные дарования и смазливые молодые подонки, жаждущие необычных сексуальных развлечений и экзотических партнеров, приходят в этот клуб, чтобы насладиться своими замысловатыми играми. Зато, таких как я, охранники держат как можно дальше, и почему‑то всегда находят безотлагательную причину отказаться от взятки, даже если это очень хорошая взятка.
Клуб «Аттракцион» расположился на самой окраине промзоны, будто его присутствия смущались или стыдились как обитатели самой зоны, так и население за ее пределами. Собственно, так бы оно и было, если б люди вообще знали, что клуб именно здесь. Заведение не кричит о себе. Не афиширует. Оно строго для членов, а членство исключительно по особому приглашению. Реклама не нужна – те, кому надо, войдут и так, а другим делать тут нечего. Меня, например, ни за что бы не пропустили, поэтому я с нетерпением ждал возможности оказаться внутри.
Я остановился перед входом в клуб «Аттракцион» и задумчиво изучал его с безопасного расстояния. Многое из предлагаемого клубом заставило бы маркиза де Сада потерять веру в себя и навсегда утратить аппетит. Жестокость и страсть здесь смешались вместе, дабы сделаться гораздо противней суммы отдельных компонентов. Люди посещают этот клуб не для развлечения или даже не ради возбуждения. Они приходят, чтобы удовлетворить потребности, которые никто и нигде не потерпит ни при каких обстоятельствах.
Каждый член клуба может привести с собой одного‑единственного гостя. В надежде на это по улице, будто ничего не подозревая, фланировали несколько девушек и молодых людей. Наметанным глазом я выбрал одну такую особу, показал ей клубную карту, она кивнула и мы пошли. Это оставался единственный для меня шанс узнать что там и как.
Но глубоко зайти не получилось.
После формального фейс‑контроля, оставался самый главный контроль – верификация клубной карты. Охранник провел каким‑то навороченным сканером по карточке Емецкого, и тяжело посмотрел мне прямо в глаза.
– Это ваша карта? – уверенным тоном спросил он, внимательно приглядываясь к моей физиономии.
– Да, а что? – с вызовом ответил я.
– Это не ваша карта, – веско заключил охранник. – Я не знаю, как она к вам попала, но лучше быстрее уходите отсюда. У вас одна минута. Время пошло.
Только тут я заметил, что подцепленная мною девушка уже исчезла, будто и не было ее.
Да, не удалось проскочить. Пора сматываться.
Существовала, правда, еще одна возможность узнать что‑нибудь полезное. Виртуальный тематический консультант. Я отыскал давно неиспользуемый контакт в аське, и написал.
Я собрал все данные об «Аттракционе», добавил свои собственные наблюдения и заключения, придал им читабельный вид и форму, в результате получился небольшой текстовый файл килобайт на сорок.
Моим консультантом была очень серьезная, обстоятельная тридцатилетняя женщина, работающая в одной из государственных «палат». Местом своим дорожила, и абы с кем языком предпочитала не трепать. На профайле блога она писала о себе так: «юрист, чиновник, неуравновешенный человек, уравновешенный работник, скульптор, писатель, читатель...» Расспрашивать приходилось аккуратно, чтобы не вызвать подозрений. Версия получилась такая – пишу книжку и хочу проконсультироваться по не вполне ясному для меня вопросу. Я прикинулся «валенком» и разыграл полное неведение. Как там сказала Ксюша? Ваниль? Очень хорошо, как раз то, что мне сейчас надо. Маскировка мне нравилась, и должна была сработать.
Дальнейшая наша беседа происходила в режиме чата, но удобнее будет изобразить ее в форме обыкновенного диалога.
Диалог выглядел примерно так:
– Привет. Нужна твоя консультация. Очень.
– Да? Про что? Привет.
– По «теме».
– Ага, консультация, говоришь? Пиши.
– У меня в одном тексте есть кусок про BDSM‑клуб. Это вставной эпизод, к сюжету отношения почти не имеющий. Но поскольку я «не в теме», да и вообще, то хотел тебе показать. Вдруг что‑то не так?
– Давай, посмотрю. Одиноко... мизантропия и все такое... Так что на мой скорый ответ не рассчитывай.
– Согласен. Лови…
После этого я переслал тот самый сорокакилобайтный текстовый файл со своими наблюдениями и размышлениями.
– Почитала... – ответила она некоторое время спустя. – Ты в тематических клубах или на тематических мероприятиях когда‑нибудь бывал? Или это всё твои фантазии?
– Фантазии, – в очередной раз соврал я. – Как мне недавно объяснили, я – ваниль!
– М‑м‑м‑да... тяжелый случай. Ну, тогда навскидку: у тебя очень долго, нудно и пафосно рассказывается о теме... не то, чтобы такого не бывает, пафоса там хоть отбавляй, но такие длинные монологи в реальности вещь весьма редко происходящая... имело бы смысл хотя бы немного разбавить чужими репликами…
– Точно. Согласен. Еще?
– Еще… в промзонах, насколько я знаю, тематические клубы редко устраивают... скорее всякие музыкальные, потому что дешевле... тематический народ – как правило, состоятельный, им в лом переть в какие‑нибудь дальние дали... Я знаю три тематических клуба: один находится в трёх минутах от Филей, второй на Покровке, и третий в десяти минутах от Чистых прудов. Насчет закрытых и суперэлитарных ручаться не могу... Как‑то так.
– Ага, спасибо!
– Еще одно. Твое описание клуба больше походит на кубриковские широко закрытые глаза. В Москве все проще – как правило, если это клуб не уровня ви‑ай‑пи, то он состоит как бы из двух помещений. Первое относительно цивильное, с намеками на тему в виде изображений триникси, вероятно, еще каких‑нибудь атрибутов, которые постороннему человеку кажутся элементами декора, но дают возможность понять тем, кто в теме, что клуб действительно тематический. Второе помещение либо в подвале, либо вход в него не прямой. Это уже собственно тематическое помещение, с крупными девайсами, типа станка, андреевского креста, лебедки для подвеса, рамы и всего прочего... Собственно, тут довольно простое объяснение – владельцам надо же как‑то зарабатывать бабло, а БДСМ‑щики в клубах сидят не круглые сутки, где‑то раз в неделю примерно. А то и реже. Поэтому основное помещение работает как обычное кафе или банальный бар. В жизни все проще. Взять ту же пресловутую «Евразию», где в ресторанной части проходила обычная ванильная свадьба, а в остальной – наша репетиция Темного бала. Я‑то вообще больше в фетише, а не в БДСМ, но эти направления сильно пересекаются, в том числе, за счет одних и тех же людей... Короче, в них много общего.
– Понятно. Ну, я немножко пофантазировал, скажем так. Использовал чужие стандарты. Это как с фильмами про «Безмолвного свидетеля» – хочется чего‑то идеально‑недостижимого.
– Ну да... я же не критикую – в конце концов – у каждого свое видение, например, в стиле этого можно вписать туда еще чего‑нить покруче... но если хочется изобразить что‑то более похожее на реал, то как‑то так... и еще – названия клубов либо как‑то связаны со словом «dungeon» – подземелье, либо являются какими‑то совсем нейтральными. Причем, это не только у нас, но и за рубежом тоже.
– Все равно – спасибо!
– Всегда пожалуйста. Удачи!
Да уж. Если и она ничего не знает, то к кому же еще обращаться‑то?
А может дела обстоят намного проще? Не верю я в ее полную невинность в этом вопросе. Как и Инвайтеру не верю. Все они прекрасно всё знают и понимают, но предпочитают помалкивать, дабы не сболтнуть чего лишнего. Вполне рациональный подход, понимаю. Наверное, действительно имеются темы, которых лучше не затрагивать, а к их материальным воплощениям не прикасаться и даже близко не подходить.
Иными словами, ничего ценного выудить из этой клубной карты не удалось. Полный облом.
Вот после всего этого я и спрятал досье на Емецкого, чтобы дома не хранить и с собой не таскать. Мало ли как оно повернется.
* * *
Подарок прислали по почте. Вернее – извещение на него.
По обычной Почте России, что представлена железными ящиками на стене первого этажа в холле. Вечно туда суют всевозможный спам: рекламу; визитки разнообразных индивидуалов и корпораций – от электриков до проституток; объявления о замене окон или батарей; портреты кандидатов в мэры и прочий мусор. Для подобной продукции на полу обычно стоит картонная коробка. Уборщица регулярно выкидывает содержимое на помойку, и емкость никогда не переполняется. Иногда, правда нечасто, приходят нужные вещи: разнообразные счета, бесплатные газеты, что незаменимы, как упаковочный материал; объявления жилищного кооператива; извещения. Вот поэтому‑то и приходится внимательно следить, дабы не выбросить ненароком что‑нибудь полезное.
Извещение на подарок меня почему‑то испугало.
Вообще‑то всегда, еще с детства, я до ужаса боялся получения всяких подарков. Как правило, дарили нечто лишнее, ненужное или неприятное. Обычно одежду, что была или велика, или мала, или бесила своим фасоном; какие‑нибудь нелепые безумно дорогие игрушки, в которые неинтересно играть; бесценные иллюстрированные книжки, которые скучно читать и вдобавок «что‑нибудь вкусенькое », от чего у меня, как правило, болел живот.
Подарки долго потом валялись в комнате, захламляя и без того ограниченное жилое помещение, путались под ногами, ломались и постепенно выкидывались на помойку. При этом приходилось выслушивать упреки от родителей, что такая‑то тётя, или такой‑то дядя подарил (подарила) мне эту замечательную вещь, а я, такой нехороший, ее даже не читал, не играл, не использовал по назначению.
Но случались и неожиданные исключенья. Моя единственная родная тётушка всегда отлично знала, что мне нужно в данный конкретный момент, и дарила именно это. Она дарила что‑нибудь биологическое: живого сцинка (который жил потом у меня многие годы, пока его не вытащил из террариума и не задушил кот младшей сестры); гигантскую рогатую раковину морского моллюска мурекса; зуб мамонта; отпечаток рыбы и другие замечательные вещи.
Другая тетушка (вернее – жена брата моей бабушки, но называл я ее тетей) всегда дарила исключительно деньги. Я тогда увлекался биологией, и копил на хороший профессиональный биологический микроскоп. Средства шли в фонд покупки оптического прибора. Кончилось тем, что приобрел я на собранную сумму нечто иное, но это была уже совсем другая история.
Троюродная сестра – единственный близкий по духу и возрасту человек – подарила справочник «Земноводные и пресмыкающиеся СССР» с великолепными иллюстрациями Кондакова. Я всегда испытывал восхищение перед рептилиями и амфибиями. Эта книга до сих пор у меня на полке.
Другим интересным исключением стала оригинальная вещь – ракета, которую надлежало до середины наполнить водой, при помощи специального насоса туда же закачать сжатый воздух, направить вверх, и, нажав на рычажок, отпустить. Кто подарил – я, к своему стыду, уже и не помню. Запуски проводились в городском дворе, а в связи с плотностью застройки, особого простора для полетов не имелось. В жаркие дни игрушка доставляла массу удовольствия мне и моим приятелям. Выбрасывая рабочее тело (воду) под давлением сжатого воздуха, ракета долетала аж до пятого этажа, что казалось ух как круто. Кончилось тем, что кто‑то перекачал, и ракета оглушительно лопнула. Однако перед этим, летательный аппарат несколько раз умудрялся попадать на балконы и в окна соседям, что вызвало много шума, жалоб и громких скандалов со стороны скучных и неинтересных взрослых. Наверное поэтому, летающие игрушки никто мне больше уже не дарил, а зря. В детстве я питал слабость ко всему летающему и необычному.
Подарки дарились на новый год и на мой день рождения, причем полагалось развернуть презент при дарителе, изобразить на лице нечто похожее на радость, переходящую в экстаз, торжественно сказать «спасибо» и поцеловать в щёчку. Именно данный ритуал доставлял особые муки и нравственные страдания неокрепшей детской душе. Видимо поэтому тот, кому надлежало ведать моей судьбой, в конце концов, сжалился, и ненужные подарки дарить перестали. Почти.
И вот что‑то прислали по почте.
Я чуть было не пропустил квитанцию.
Всё, как положено – извещение на плохой бумаге, которое я чуть было не выкинул при очистке своего ящика. Почтовый ящик ломился от рекламы накопившейся за время моего пребывания в Петербурге.
Ни о чем особенном не думая, я взял казенного вида бумажку и отправился в почтовое отделение.
Летний город жил своей обычной жизнью. Нещадно пекло солнце, гудели машины, шелестела листва, чирикали воробьи и каркали вороны. Бомжи сидели возле помойки и терпеливо ждали, когда кто‑нибудь выбросит в контейнер очередной пакет с мусором. Весело шумели дети. Где‑то в небе обиженно кричала одинокая пустельга. Жирные глупые голуби, дергая головами, ходили по асфальту в поисках крошек и подачек от сердобольных старух.
На почте толпился народ, со стен смотрели рекламные плакаты о пользе почтовых отправлений, а отсутствие хорошей вентиляции создавало духоту.
Ожидавшие своей очереди клиенты четко делились на две неравные категории – молодежь и пенсионеры. Первые явно прибежали за покупками, сделанными через Интернет. Зачем пришли вторые, сказать не берусь, однако всех объединяло общее недовольство, заметное по выражениям лиц. Люди казались злыми и уставшими.
Отстояв очередь и предъявив квитанцию, я получил синюю коробку с логотипами Почты России. Коробка оказалась сравнительно большой, довольно тяжелой и очень неудобной в переноске. При получении посылки еще хотели снять деньги за хранение – первичное извещение, видите ли, выписывали на каком‑то вторичном извещении, или что‑то вроде того, не помню уже. Короче, ничего этого я не понял, устроил скандал, и обошлось без дополнительных выплат.
Наверное, от жары, из‑за долгого стояния в духоте, а может от созерцания унылых интерьеров почтового отделения, или от перетаскивания неудобной коробки, захотелось спать. Я поставил коробку в угол, бросился на диван и почти сразу провалился в сон.
Сон был яркий и объемный, как в детстве. Снилось, будто прячусь в кустах черных удушливых цветов. Все вокруг черно‑белое, с оттенками серого. Тихий узкий пустой переулок, незнакомое место. Вдруг вижу огромного бегущего паука. Почему‑то боюсь его, и смотрю на него в ужасе. Это удивляет. А вокруг вроде бы Петербург, только совсем непохожий на тот город, что хорошо знаком и любим. Это страшный, холодный, бездушный город, высасывающий жизни из своих обитателей. Появляется медленно идущая Смерть с косой, словно на маскараде хелоуинской вечеринки. Подходит ближе, ближе, как вдруг замечаю приросшего к ее телу паука, составляющего с ней единое целое. Эта помесь смерти и паука явно кого‑то ищет. Вокруг по‑прежнему ни одного человека. Внезапно из‑за поворота вышла еще одна такая смерть, потом еще… Возникло ощущение, что сзади движется такой же монстр, но тут что‑то зазвенело, и сон прервался.
Звонил телефон.
В свое время я специально выбрал сигнал, наиболее похожий на обычный звонок, какие были раньше, в аппаратах с наборным диском.
– Да? – сонно спросил я трубку.
– Ты что, спишь там что ли? – говорила та самая знакомая, что втравила меня во всю эту детективную историю. Моя нанимательница. – Привет! Давно вернулся? Надо будет встретиться и спокойно поговорить. Ты куда‑нибудь ходил, что‑нибудь делал?
Поняв, что ей ничего толком не известно, я почему‑то решил не распространяться о походе на почту. Особенно по телефону. Да и зачем ей?
– Да нет вроде бы… Ничего такого.
– Вот и молодец. Я тогда заеду за тобой, ладно? Только резких движений не делай. Ну, пока, не скучай.
Чего это с ней? По‑моему она никогда не заезжала за мной, все происходило как раз наоборот. Каких еще резких движений?
Потом я аккуратно вскрыл посылку и развернул коробку, внутри которой оказался пластиковый предмет, похожий на источник бесперебойного питания для персонального компьютера, но без соответствующих разъемов и маркировки. Сверху притягивала взгляд ярко‑желтая наклейка с призывной надписью: «OPEN HERE». Только отлепил, как что‑то открылось, и мир для меня сразу же пропал.
Глава XXIV
Валериан Георгиевич
Валериан Георгиевич, заслуженный московский пенсионер, понимал, что миссия, порученная ему, абсолютно секретна, поэтому неблагодарна и совершенно бескорыстна. Знал Георгич, на что шел, добровольно неся свой крест.
Первое время, когда он остался один, жизнь казалась конченой и никому не нужной. Дети давно выросли и уехали на чужбину. Внуки вообще почти позабыли родной язык (а может, и не знали его никогда?) никто с дедом не водился. Да и общих тем для разговоров не возникало. Водка тоже не спасала – непереносимость к алкоголю оказалась врожденной. Купил, было, компьютер с Интернетом, но тот поработал с месяц, потом начал развратные картинки показывать, а еще после и совсем заглох. Не верил Валериан Георгиевич ни китайцам, ни буржуям – отечественный компьютер купил, родной. Не помогло. Это уже позже Георгич понял: агенты Мирового правительства так подкапывались, сначала совратить хотели порнографией, чтобы шантажом взять, а как ничего не вышло, совсем испортили умную машинку. Через Интернет. Хорошо хоть ремонтника компьютерного Георгич не вызвал, не знал еще тогда, что все они Мировому правительству служат и у Госдепа США на жаловании. Пробовал в церковь ходить, но как увидел, что нету там Бога, а батюшки все как один ненастоящие, поддельные, сплошь переодетые сотрудники Моссада, то бежал прочь оттуда и впредь зарекся.
Стал замечать Валериан Георгиевич, что соседи в квартирах на этаже меняться начали. Вроде бы внешне так же выглядят, но не они это – фальшаки, подделки, муляжи ходячие. А те, кто подальше, с верхнего и нижнего этажей – те продались. Тоже стали на Мировое правительство шпионить и травить экологию. То стены сверлят, чтобы трубки туда вставить и нервным газом по сигналу удушить, то музыку запустят гипнотическую, то в телевизор вместо обычных программ транслируют поддельные передачи. Такие ложные передачи Георгиевич быстро определять научился, и сразу переключал на другой канал, а все стены фольгой обклеил – излучение экранировать. Щели в квартире загерметизировал – чтобы никакой газ теперь не проник. Но когда мысли его, Георгича, перехватывать начали, да по телевизору транслировать, ящик пришлось отключить совсем. Его Валериан Георгиевич потом к помойке отнес и в бак выбросил, дабы избежать соблазна. Телефон тоже выключил – слишком уж часто агенты Мирового правительства звонили и проверяли: не поддался ли еще? Держится ли? Но, отключив аппарат, за телефон Георгич исправно платил – мало ли что могло произойти.
Депрессия и безысходность не оставляли ни на минуту, сны стали уродливы и ужасны. Особенно после того, как заменили в подъезде лифт (дураку ведь понятно, кем, для чего, и на чьи деньги это было сделано!)
В продуктовые магазины Георгич старался вообще не ходить и ничего там не покупать. Только на рынке. Воду фильтровал и дважды кипятил. Знал же, что через ГМО это проклятое, Мировое правительство всех людей давно уже активно зомбирует. А ГМО, оно же везде – в продуктах, в напитках, в соли, в сахаре и в воде из‑под крана. А кто не переделывается, кто сопротивляется, как он, тех изводят по программе Бжезинского, главного идеолога горбачевской Перестройки и сторонника дальнейшего расчленения России. В промтоварные Георгич ходил, но покупал исключительно то, что имело ГОСТ. То, что без ГОСТа – всё поддельное, отравное и ядовитое, это он знал точно.
Страшно сказать, но Валериан Георгиевич подумывал даже смертный грех совершить и руки на себя наложить. Уберёг Господь. Оказалось, нужен Родине Георгиевич, да еще как нужен! Сработал вставленный в коронку зуба радиоприемник‑передатчик, и голос в голове приказал:
«Привет вам, Валериан Георгиевич от истинных патриотов России! Настал ваш час послужить Родине! С вами говорит старший оперуполномоченный Главного управления госбезопасности майор Круглов. Итак – запоминайте первое ваше задание…»
Так и не узнал бы никогда Валериан Георгиевич про передатчик, заподозрил бы, что с ума рехнулся и голоса в голове появились. Но Господь опять оградил. Вовремя надоумил книгу одного из последних истинных патриотов прочитать. Понял Георгич, что это включился установленный стоматологом нержавеющий радиозуб, а звук от него через кости поступал прямо в мозг Георгича. Задание оказалось несложным. Надлежало купить хороший телескоп, и внимательно следить за двором, благо жил Георгич на предпоследнем этаже шестнадцатиэтажного дома. Все наблюдения записывать в специальную тетрадь, для последующей сдачи сотруднику Органов. Особенно внимательно предлагалось надзирать за офисом, расположенным на первом этаже жилого дома напротив.
Пришлось искать магазин с телескопами и купить устройство. Деньги на книжке имелись – переводили дети‑эмигранты, хотели все совратить заграницей, даже переехать уговаривали. Не иначе, как тоже продались. Хорошо, что не поддался Георгич, устоял перед соблазном, да и деньги вражеские сберёг – будто знал, что на благое дело потребуются. В телескопах Георгич разбирался вполне прилично – еще в детстве ходил в астрономический кружок дворца пионеров. Хороший прибор выбрал, самый дорогой, системы Максутова: благо коротенький, в случае чего и спрятать можно.
Настала у Георгича новая жизнь, интересная, нужная, полная тревог и увлекательных опасностей. Майор Круглов регулярно выходил на связь, указания давал.
Постепенно разузнал Георгич об этом офисе всё. Что за контора, как называется, какие люди там работают. Когда приходят, когда уходят, телефоны ихние выяснил. И тут понял – это же свои, родные, только прикидываются буржуйской фирмой, а на него, на Георгича, важная миссия возложена – следить и охранять. Когда надо, то и просигнализировать. Уберечь от беды. Как следить ночью, и куда сигнализировать – Георгич даже не думал, об этом позаботятся другие, кому положено. Но днем вахту нес исправно, все записывал и докладывал майору Круглову, когда тот выходил на связь через радиозуб. Майор Круглов благодарил за службу и давал новые директивы. Указания были простые и несложные, причем о некоторых Георгич и сам перед тем даже не говорил – только думал. Что ж, тем лучше: стало быть, майор Круглов мысли Георгича на контроле может держать, значит, перехватывают наши у Мирового правительства инициативу, не зря Валериан Георгиевич службу свою несёт.