– Знаешь, – сердито заметил я, когда мы уже уселись и пристегнули ремни безопасности, – вот честно тебе скажу, мне всегда глубоко пофигу, как выглядит та консервная банка, на которой езжу сам или возят меня. Лишь бы внутри бензином не воняло, и сидеть удобно было. Ты не красна девица, притворяться перед тобой не стану.
– Вообще‑то существует прямая зависимость между тем, как выглядит автомобиль, тем, удобно ли сидеть в нем и тем, какая внутри поддерживается атмосфера, – с обиженной ноткой в голосе заявил мой собеседник. – Пора бы уж понимать такие вещи.
– Ну, извини, сказал что думал.
Больше мы не разговаривали пока ехали. По дороге завернули к какому‑то магазину, молча купили пива и закуси, и так же молча поехали дальше. Только к концу пути, наконец, мой приятель оттаял, и из машины мы выходили во вполне дружественном расположении духа.
– Ты прости, что я надулся, – вдруг рассмеялся Иван, – просто тачка мне недешево обошлась, берегу ее, и немного обиделся, когда ты столь неуважительно о ней отозвался. Даже не ожидал от себя, а как подумал – самому смешно стало.
– Меня тоже прошу извинить, надо было следить за собой.
– Ладно, проехали, – резюмировал мой приятель.
Тем временем мы добрались до квартиры и расположились на вполне приличной кухне, скорее заслуживающей звания столовой. Никогда бы не подумал, что оказавшийся вдруг холостым, Иван так тщательно следит за своей берлогой.
– А у тебя хорошо, стильно так, – честно признался я. – Очень душевно всё, приятно глазу.
– Не врешь? – усомнился искренности Иван.
– С чего бы? Всегда говорю то, что думаю, за что имею массу всяческих проблем.
– Понял уже, – усмехнулся мой приятель. – Приходится поддерживать порядок и соответствовать. Вот, бывает, склею в баре чем‑то опечаленную девицу с короткой стрижкой, и везу к себе. Не в гостиницу же её тащить. Давай, что там за дело у тебя?
– Не посмотришь ноут? Чего‑то глючит, не пойму что с ним. А пока расскажу, что да как.
– А, приперло! – злорадно воскликнул Иван. Глаза его заблестели, а руки принялись совершать какие‑то хватательные движения. – Он у тебя с собой? Давай, давай его сюда, показывай. Пиво – потом.
В этот момент компьютерщик напоминал маньяка в экстатическом состоянии перед свершением очередного зверского преступления. Я вытащил из рюкзака ноутбук Елены, и пока Иван его изучал, стал разглядывать окружающий интерьер.
– Ты же до сих пор, по‑моему, коллекционируешь разных там палеозойских тараканов? – неожиданно для себя спросил я.
– Трилобитов я коллекционирую, и тебе, между прочим, это отлично известно, – пробормотал Иван, включая в розетку вилку от блока питания ноутбука. – Вот недавно на карьере в Бабино… Плиомеру фишери[1] огроменную нашел, свернутую, вообще без дефектов, представляешь? Такую крупную в жизни не встречал. Один московский собиратель как увидел, так прямо…
– Ладно, трилобитов, так трилобитов, – перебил я Ивана. – Аукцион «Хронос» тебе известен?
– Ну, еще бы. Очень популярное местечко, знаешь ли. Я даже продавал на нем кое‑что, когда деньги вдруг понадобились.
– В Москве? – не понял я.
– Почему это? «Хронос» – крупный, уважаемый аукционный дом, у него отделения и в Питере, и в Ебурге, и в Новосибе. В Нижнем, по‑моему, тоже имеется. Не всё же одной вашей Москвой ограничивается.
Пропустив мимо ушей колкость, я спросил:
– А представь такую ситуацию: кто‑то спер с витрины образец, скажем, того же трилобита, а заменил его точной копией. Настолько точной, что через стекло невозможно отличить от оригинала. Такое вообще можно осуществить? Если да, то как?
– Никак. Витрину охраняют. В помещениях аукциона постоянное видеонаблюдение, реагирующее на движение. Сигнализация. Да и сами трилобиты не так чтобы уж очень дороги, работа больше стоить будет. Разве что какой‑нибудь уникум своровать.
– Ну, допустим, что уникум.
– Это ты в общем плане интересуешься? Или с конкретной целью?
– С конкретной. Детектив пишу, и там такой вот сюжет.
– Дурацкий сюжет. Лучше про зверское извращенное убийство напиши. С обилием крови и натуралистических подробностей. Любой хороший детектив в своей основе содержит убийство. Классика жанра. Например, так: в музее зарезали сторожа…
– По‑моему про это писал Дэн Браун, – прервал я Ивана, после чего он поджал губы и словно чуть‑чуть обиделся, – и еще много кто писал. Ладно, пусть будет убийство. Скажем так – убит хранитель аукциона. Должность такая. Теперь сюжет устраивает?
– Так ты знаешь? – удивился Иван, внимательно разглядывая какое‑то сообщение, выданное компьютером. – Про хранителя? Обязательно тебе надо влезать в это дерьмо?
– Очень надо, – согласился я. – Более того, я уже влез. Ты тоже в курсе?
– Естественно, его же здесь убили, причем во время торгов. Сам не видел, но знаю. Меня иногда приглашают, когда с аукциона продают задержанных на таможне наших ордовикских трилобитов. В качестве независимого эксперта. К вывозу трилобиты без разрешения запрещены, поэтому подлежат изъятию, если что не так. А раз музеи от них отказываются – местонахождение‑то не определено – образцы выставляются на продажу, и я оказываюсь в курсе.
– Почему тебя приглашают, ты же любитель? Почему не профессионального палеонтолога?
– Нет их сейчас в Питере, профессиональных палеонтологов – спецов по трилобитам. В Москве был один такой, да и тот весь вышел. Сейчас чем‑то не тем уже занимается. А здесь только я.
– О, тогда вот и расскажи, что знаешь, будь другом, – с утрированно‑заискивающей интонацией взмолился я.
– Да я мало что знаю, – неожиданно пошел на попятную Иван, и тут я понял, что ничего он мне теперь не расскажет, даже если знает. – Ты лучше поговори с непосредственными свидетелями. Погоди, у меня где‑то… сейчас… а, вот. Вот визитка одного тамошнего менеджера. На его глазах все и произошло. Спокойно сошлись на меня, тебе помогут. Вот, еще и мою визитку прихвати. В крайнем случае, обратись к начальству охраны аукциона, тоже хорошо меня знает. Я же не только трилобитов там смотрел, но и кое‑какое компьютерное оборудование настраивать помогал, так что не откажут. А с твоим ноутбуком в порядке всё, там лишние паразитические проги в загрузке оказались. Удалил их, и все дела. Еще и кэш почистил, разный хлам стер… Чего сам‑то не справился? Ерунда ведь.
– Вот веришь – руки не дошли.
– Не верю. Ты его каждый день включал, как я вижу, и в Ворде чего‑то писал.
– Только на это времени и хватало, чтобы писать в Ворде… Слушай, а восстановить стертые файлы сейчас сможешь? – неожиданно для себя спросил я. – Те, что стерты с диска в течение, скажем, последнего года?
– Вообще‑то поздновато уже, раньше думать надо было. Но есть у меня хорошая прога для этого, нормально работает. Если файлы не очень старые, то можно попытаться что‑то вытянуть по кусочкам. Особенно, если мало пользовались. А зачем тебе?
– Тут одна мыслишка пришла, хочу проверить.
– Оставь на пару дней, посмотрю, что там можно сделать. Это не так быстро, как понимаешь. Ничего не обещаю, но какие‑нибудь обрывки точно вытяну. Пока переживешь? Без этого компа?
– Переживу. Я постепенно освобождаюсь от компьютерной зависимости.
– Ты? – Не поверил Иван, а потом убежденно сказал: – вот теперь точно врешь.
– Не‑а. Не вру. Жизнь заставляет. Тут давеча одного моего коллегу‑сисадмина из другой организации полномасштабный инсульт хватил. Вредные условия напряженной работы, нездоровый образ жизни и хронические стрессы способствовали. Перед компом сутками сидел…
Тем временем мы, наконец, распаковали привезенные продукты и распечатали первые банки пива.
– Ну, за встречу… Или баночным пивом тоже не чокаются? – почему‑то спросил я. – Да, о моем коллеге. Пил парень, причем пил конкретно. А у него были все пароли и явки, ибо доступ никому не давал кроме себя. Так что скоро трындец тамошним серверам. Ни сайт, ни почта работать не будут. В той академической организации (это научный институт такой) вообще страшные вещи творятся. Так один мужик там работает – ужасающий по низости личной культуры персонаж. Этакое быдло с легким налетом фальшивой и показной «интеллигентности», без всяких зачатков морали и нравственности. Тоже своего рода коллекционер. Любимое занятие – издеваться над институтской кошкой, когда никто не видит, и ложные порочащие слухи распространять, обычно про симпатичных женщин. И еще разное уголовное, о чем сейчас умолчу. Мразный тип. Кстати – он и споил того моего коллегу.
– Может, тот мужик и впрямь мразь редкостная, – задумчиво проговорил Иван, – не знаю. Но вот выражения «споил‑сторчал‑соблазнил» меня всегда убивали. Он что, к стулу его привязывал а водку по вене пускал? А потом всё время рядом ходил с пистолетом, чтобы спаиваемый никому не рассказал? Что за бред? Короче – твой сисадмин сам спился. Никто не виноват кроме него самого.
– В принципе, – признал я, – верно говоришь, да. Меня вон никто не споил, даже перспектив никаких. Но если человек податлив, то его можно и споить, и соблазнить. Например, эффектной бабе соблазнить мужика – часто нефиг делать, если, конечно, клиент не законченный педик и не полный импотент. А уж «сторчать» можно вообще без проблем и особых трудностей. Именно так – насильно сделать несколько инъекций. Для ряда тяжелых наркотиков зависимость возникает быстро. Иногда – после первого раза.
– Это только при работорговле, – сказал Иван, отрывая очередную банку. – Все, кто старчивается на свободе – виноваты сами. Вообще, при слове «программист» или «сисадмин» у меня, как и у большинства, возникает образ этакого бородатого нечесаного дядьки, скорее всего с толстым пивным брюхом.
– Ну, знаешь, – возмутился я, жуя очередной бутерброд, – для начала расставим все точки над «ё». Не надо смешивать программистов с системными администраторами. Их объединяет лишь одно – компьютеры. Сисадмины, как правило, самоучки, которые сносно разбираются в компьютерах, и имеют (иногда) корочки об усвоении каких‑то там курсов и сидят на инженерных должностях. Однако лишь единицы из них имеют университетские дипломы по профилю работы. В задачи сисадмина входит контроль над серверами и их программное обеспечение, соблюдение информационной безопасности и разные прочие глупости. Кстати, день сисадмина отмечается последнюю пятницу июля. Теперь переключаемся на программистов. Традиционно считается, что это люди, детально владеющие хотя бы одним языком программирования. Это как минимум. Обычно у них есть образование по профессии, что позволяет работать как в госучреждениях, так и в частных коммерческих фирмах. Именно программисты проектируют, разрабатывают, производят программные продукты, позволяющие юзерам решать конкретные задачи. Однако, бывают в жизни исключения…
– Это исключение – ты, что ли? Твой паскаль давно никому не нужен, вместе с ассемблером.
– А хоть бы и я. Ты что‑то имеешь против?
– Ладно, не кипятись, – сбавил обороты Иван. – Хочешь, совет тебе дам? Уходи ты из этой своей Академии, и новую работу ищи, пока еще не поздно. Скоро у вас там совсем всё развалят и в ноль обратят.
– Думаешь, прямо‑таки в ноль? Да, чуть не забыл, – перевел я разговор в другое русло, – штук несколько, на временно у тебя трехинчёвых дискет где‑нибудь случайно не завалялось?
– Завалялось, забирай все. Насовсем. Только сам разбирайся, какие хорошие, а какие нет. Для чего тебе?
– Потом скажу, ладно? – после прошедшего разговора мне почему‑то расхотелось объяснять, что собираюсь записывать разные мысли при помощи престарелого компа, под управлением MS‑DOS на доисторическом редакторе «Лексикон».
– Двенадцать экземпляров достаточно тебе?
– Более чем. Ага, спасибо, – сказал я, распихивая по карманам потасканные дискеты с исписанными фломастерами наклейками. Хоть одна должна быть нормальной. – За всё тебе огромная благодарность, пойду, пожалуй. А то мне еще на «Ваську» ехать...
– Хочешь, у меня переночуй? Завтра до центра довезу. Надеюсь, промилли уже просядут в моей крови.
– Не в лом? – на всякий случай спросил я.
– Да ладно, я же сам предложил. Одна комната свободна. Кроме того, на кухне еще диванчик есть. При желании, могу тут целую ораву разместить. Но вообще у меня, по‑моему, последнее время развивается синдром Диогена. Тишины хочется, покоя душевного, несмотря на остаточную склонность к вечеринкам…
К этому моменту мы уже покончили с пивом и едой, и перешли в свободную комнату. Ее Иван явно использовал в качестве гостевой. Обстановка напоминала отель средней руки, номер класса «стандарт», только с подозрительно обширной и мягкой кроватью.
– Что за синдром? – рефлекторно спросил я.
– По имени философа‑киника, что в Древней Греции в бочке жил. Идеалом существования он полагал достижение самодостаточности, это когда человек постигает суетность мира, а смысл бытия видит в безразличии ко всему, кроме безмятежности собственной души. Вот, устраивайся. Белье возьмешь вон в той тумбочке, сам разберешься. Знаешь, пойду‑ка я спать, утром предстоит много работы. До завтра
Глава XV
Питерский филиал
Питерский филиал аукционного дома «Хронос» располагался на Петроградке, в некогда старом, недавно еще полузаброшенном доме, с мрачным двором‑колодцем, грязными парадными, где первые этажи давно расселены, но при этом ходят лифты, а на последних этажах еще живут люди.
Теперь всё это в прошлом. Сейчас тут уже никто не жил. Новые владельцы провели капитальный ремонт, оставшихся жильцов куда‑то отселили, стены и лестницы привели в порядок, крышу сменили, а внутренний дворик, в котором сохранили неизменными кирпичные стены и старые оконные проемы, перекрыли стеклянным фонарём и превратили в эффектный атриум с лестницей и обзорными лифтами.
Пока я разглядывал окружающие красоты, ко мне подошел один из тех персонажей, что всегда обитают в подобных местах. По виду парень выглядел типичным «менеджером», а говоря по‑русски – распорядителем. Одет он был в элегантный темно‑серый костюм, белую рубашку с черным галстуком, а на груди болтался обязательный бейджик. Если б не карточка на пиджаке, он вполне походил бы на бандита, разодевшегося на свадьбу собственного босса. Из‑за некоторой своей близорукости и отсутствия контактных линз, я не смог прочитать надпись на карточке.
– Могу я чем‑нибудь вам помочь?
– Можете, – утвердительно дернул головой я, – мне нужен… – и я показал визитку того самого менеджера, на глазах которого, по словам Ивана, все и случилось.
– Он у нас теперь не работает, – скосив глаза на карточку, ответил мой собеседник.
– А если как‑нибудь попытаться найти?
– Не думаю, что получится. Насколько мне известно, его сейчас просто нет в стране.
Так. Приехали. Ключевые свидетели начали исчезать, будто рыжие домашние тараканы.
– Скажите, а могу я поговорить с вашим начальником охраны?
– С каким начальником?
– С начальником охраны аукциона.
– Зачем? – снова спросил «менеджер». Ситуация явно выпадала из привычной ему схемы.
– У меня вопрос по работе.
– По какой работе?
– По моей.
– А вы кто?
Когда этот допрос мне надоел, я взял визитку своего приятеля, и накарябал на обратной стороне: «Очень нужно с Вами поговорить. Иван посоветовал.»
– Вот, – сказал я, протягивая карточку «менеджеру», – передайте, пожалуйста, начальнику охраны. Он все поймет.
Когда «менеджер» удалился, я еще минут тридцать бродил по доступной посетителям части здания и глазел по сторонам. Наконец кто‑то подошел сзади и назвал моё имя с вопросительной интонацией.
Я обернулся. Передо мной стояла привлекательная женщина лет тридцати, с аналогичным бейджиком, в костюме точно такого же, как и у менеджера цвета, только в юбке. Да и выглядела она более представительно и уважительно. А может, просто была постарше и носила очки? Очередной менеджер. Или, скорее всего, чей‑нибудь секретарь.
– Пройдемте, – без особых церемоний сказала женщина.
Пока мы шли, я имел возможность оценить красоту ног и изящные очертания фигуры моей провожатой. Меня провели какими‑то коридорами, пока не доставили в уютный кабинет, отделанный по современной моде европейского дизайна. Как успел заметить, кроме номера, ничего иного на двери комнаты не значилось. Провожавшая дама отперла ключом дверь и села в кресло во главе Т‑образного стола. Судя по всему, она и была начальником отдела охраны.
– Меня зовут Татьяна Николаевна. Как сказал наш общий друг, у вас к нам какое‑то очень важное дело? Какое?
Разговорный стиль у нее был жесткий и деловой, совсем не женский. Чего тут странного? Обычно у начальственных дам всегда так.
«Иван, зараза такая, не мог предупредить, что охраной тут баба руководит», – подумал я, а вслух неудачно сказал:
– Я отниму у вас всего две‑три секунды…
– Ваши две‑три секунды давно прошли, – напомнила она.
Да, нетипичная ситуация, прямо скажем. Обычно на таких должностях бывшие опера или иные отставные силовики.
– Извините. Я, в сугубо частном порядке, разыскиваю убийцу Емецкого.
– Вы где‑то работаете? Кого‑то представляете?
– Представляю, – признался я, решив ни за что не называть имя приятельницы, неофициально нанявшей меня для поисков убийцы своего бывшего бой‑френда. – Я доверенное лицо, занимаюсь этим делом в частном, как уже говорил, порядке…
– …и, как вы понимаете, – с едва заметной улыбкой продолжила за меня хозяйка кабинета, – я ничего не обязана вам объяснять, а скажу лишь то, что посчитаю нужным?
– Понимаю, конечно. Но вы же заинтересованы в нахождении убийцы вашего сотрудника?
– Вообще‑то это был не наш сотрудник, он сотрудник московского офиса. Думаю, делом и так занимаются те, кому это положено по работе. И почему мы должны быть заинтересованы в поисках убийцы? Как вы думаете?
Вопрос поставил меня в тупик.
В самом деле, почему? С какой радости? Зачем это аукциону? Хранителя не воскресишь, карать убийцу или выявлять истину, похоже, здесь никому не надо, да и ущерба своей фирме погибший не нанес… Или все же нанес?
– Не знаю почему, могу только предполагать. Я думаю, он перед смертью нанес ущерб «Хроносу»? Кроме того, дадите понять всем, что с фирмой надо считаться, и вы не прощаете убийств своих сотрудников. Опять же в среде клиентов авторитет поднимется, ведь все эти коллекционеры – тот еще народ. В любом случае, если найдете причину, это повысит ваши акции как начальника охраны.
– Я найду? – уточнила Татьяна Николаевна.
– Например – да. Мне, в общем‑то, совсем не обязательно, чтобы мое имя как‑то упоминалось в связи с этой историей.
– Мои, как вы выразились, акции тоже повышать не требуется. Но в вашем предложении есть что‑то рациональное… Как вы насчет кофе? Или чаю?
– От чая не откажусь. Черный, если можно.
Хозяйка кабинета что‑то нажала на своем столе и сказала:
– Сделайте нам два обычных чая… вам сладкий? – спросила она, посмотрев на меня. Тут я вдруг понял, что возникшая вначале замороженность в нашем разговоре начала понемногу таять.
– Нет, спасибо, – помотал головой я.
– …Два несладких, и постарайтесь, чтобы нас не беспокоили, у меня совещание, – сказала Татьяна Николаевна и отпустила руку. – Вернемся к нашим баранам. Люди эти, я коллекционеров имею в виду, очень непростые, иногда нервные, часто с какими‑то отклонениями в психике. Эта публика очень не любит светиться. Да вы и сами это понимаете. Надо сказать, что собиратели‑психопаты всегда интересовали меня, причем исключительно с профессиональной точки зрения. Они неизменно возбуждают вокруг себя всевозможные слухи и сплетни, часто вполне оправданные. Многие связаны с криминалом. Вспомните хотя бы…
И она назвала парочку известных мне из прошлой жизни имен. Интересно, откуда ей ведомо, что я встречался с этими личностями? У нее что, на меня имеется полное досье?
– Вспомнили? – спросила начальница охраны, – Ну, так вот. Общество отзывается непониманием, прибавляя мистики и формируя нездоровую суету в узких кругах ограниченных людей, как говорил мой покойный шеф. Но кое‑кого из них я знаю лично, их деяния мне тоже хорошо известны. Не всех, естественно, только некоторых. Такие люди были и будут, они есть и сейчас, причем кроме тех тараканов в головах, что у каждого свои, эти личности заражены еще особого рода болезнью…
В этот момент дверь открылась, и тихо вошел какой‑то молодой человек в таком же, как у давешнего менеджера, костюмчике с бейджиком. Только этот парень был еще моложе, совсем худ, и, по‑моему, подобострастно сгибался над подносом. С полупоклоном он поставил чай и также молча ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Интересно, почему Татьяна Николаевна не послала этого слугу, а ходила за мной сама? Довольно‑таки странно для начальника отдела. Не статусно, как сейчас любят говорить.
– И кто эти милые персонажи? – спросил я, надеясь вытянуть что‑нибудь полезное для своего теперешнего расследования.
– Берите чай, это настоящий цейлонский, расфасован непосредственно в Шри‑Ланке. Персонажи говорите? Они коллекционеры различных экзотических объектов. Часто – биологических остатков. Иногда – останков. Предметами страсти могут быть палеонтологические окаменелости, артефакты исчезнувших цивилизаций, антиквариат, археологические находки, настоящие человеческие черепа…
Я немного знал подобную коллекционерскую публику. Беспорядочно‑образовательная карьера как‑то занесла меня на Геологоразведочный факультет одного университета, причем часть обучения заключалась в том, чтобы объезжать промышленные разработки и естественные выходы гордых пород, где собирались окаменелые остатки давно вымерших тварей. В ходе этой моей деятельности довелось насмотреться жутко‑патологических типов – часто фанатиков и психопатов. Почти маньяков. С психической, психиатрической и социальной точек зрения. Практически у каждого был свой фетиш и свой «фан‑клуб», состоявший из таких же чокнутых, жаждавших общения и приобретения новых сувениров. Один собирал древних ракообразных, другой – раковины вымерших головоногих моллюсков, третий – зубы ископаемых акул…
– Да, встречал нескольких таких, – задумчиво произнес я, тихо отпивая чай. Он действительно оказался высокого качества. – Например, парня, собиравшего окаменевших морских лилий и прочих иглокожих. Девушку, которая не только делала почти то же самое, но и предлагала себя любому, кто найдет ей что‑нибудь новенькое и уникальное. Еще некоторых, но с другими заморочками. Они вечно сидели без денег, поскольку почти все свои доходы тратили на увлечение. Кое‑кто из них не останавливался даже перед прямым воровством из музеев и академических коллекций. Скупка краденного их тоже никогда не смущала.
Хозяйка кабинета кивнула, подумав пару секунд.
– Особой честностью не страдают, это верно. Кстати, как и большинство им подобных. Что касается девицы, предлагающей себя за древнее иглокожее – это, конечно, ваша эротическая фантазия, но некоторые наши клиенты, пожалуй, могли бы видеть такое во снах. Однако существует и абсолютно иной контингент. Не менее двинутые, но гораздо более опасные. Коллекционирование за последнее время сильно изменилось. Закончились времена великих имен, что некогда разделяли между собой удачу, общество потребителей задело и коллекционеров. Рост цен, увеличение продаж и числа аукционов, все это исключительно влияние моды. Быть коллекционером стало престижно. Информатизация за последнее время тоже сделала стремительные шаги вперед, и каждый любитель приходит к мысли, что в деле коллекционирования не существует особых секретов. От коллекционера сейчас требуется что? Пунктуальность, внимательность, аккуратность, контроль здоровья и деньги. Много денег. Финансово хорошо обеспеченные, такие люди способны доставлять себе удовольствие путем приобретения коллекционно‑экзотических памятных предметов практически любой стоимости.
– Что, например? Череп французского короля Людовика Шестнадцатого в детском возрасте? – неуклюже пошутил я.
– Сойдет и в возрасте казни, – на полном серьезе ответила Татьяна Николаевна. – Скелеты, черепа. Высоко ценятся останки исторических личностей, особенно с нижней челюстью. А если потемнели от времени, то еще ценнее.
– Вы ведь меня разыгрываете, да? – Я внимательно посмотрел в лицо собеседнице. – Угадал?
– Надеюсь, что нет, – спокойно ответила она.
– И много таких коллекционеров вы знаете лично? Кто интересуется останками людей?
– Не бог весть сколько. Но есть среди них один, которого хватило бы на многих, даже слишком. Очень опасный человек. Я никому бы не советовала встречаться с ним.
– Он что, охотник за головами? – улыбнулся я.
– Именно так, кроме смеха. Один раз даже видела его коллекцию. Лично, вот как вас сейчас…
– Не расскажете?
– Почему нет? – удивительно легко согласилась начальница охраны. – У вас есть время? Отлично. Так вот, как‑то раз была я на известной книжной ярмарке в Центральном доме художника. У вас, в Москве. Ощущения сложные. Особенно доставила противоречивых впечатлений здоровенная «скульптура» из настоящих книг. Но сейчас не об этом. В отделе какого‑то издательства заметила хорошо изданную, прекрасно иллюстрированную глянцевую книгу – «Культ черепа» и подзаголовок: «Черепа в истории культуры». Дорогая. Автора не помню. Взяла в руки, стала листать, решила купить, но книга оказалась последней. Как это иногда случается, вместе со мной ту же книгу возжелал приобрести еще какой‑то мужик. Мы сначала поспорили, потом поругались, затем разговорились. Оказалось, он частый посетитель «Хроноса». Детали и подробности опускаю, но в результате, я, сама того не ожидая, оказалась у него дома.
– А дальше? – заинтриговано спросил я.
– Вот слушайте. Он чего‑то мне плел, какую‑то явную ахинею, рассчитанную на молоденькую дурочку, а я делала вид что верю, параллельно осуществляя свои оценки. Мужику было лет пятьдесят, но форму держал хорошо. А тут вдруг звонок в дверь. Мужик извинился, глянул на какой‑то экран и пошел открывать. Оказалось – соседи снизу, что‑то там с проводкой проблемы. Короче, извинился он, сунул мне планшетник с фотками своих путешествий, чтобы не скучала, и пошел к соседу. А я стала осматриваться. Квартирка была так себе – обычная трешка в новостройке, причем еще необжитая. Похоже, сюда только что въехали после ремонта. Да и сам дом находился в процессе заселения. Привлекла дверь в кладовку. Вообще‑то квартиры такой планировки я хорошо знаю, по проекту никаких кладовок не положено, а тут была. Ну, взяла я и открыла. А там – полки по стенам, а на полках, прям в открытую, черепа лежат двумя рядами. Как же я перепугалась! Вообще‑то не из боязливых, раньше на следствии работала, всякого нагляделась, но тогда откровенно струсила. Даже не понимаю, что со мной случилось. Не знала, как ноги унести.
Сказав это, Татьяна Николаевна сделала эффектную паузу, неторопливо допивая свой чай. Я смотрел на нее и гадал – с какой такой радости эта красивая женщина, начальница не самого последнего подразделения крупной фирмы, вдруг так разоткровенничалась? Причем с совершенно незнакомым типом, то есть со мной? Перевела разговор на желательную для себя тему, а я и сделать ничего не могу. Сижу и притворяюсь, что мне тут очень интересно. Для чего вообще она вдруг стала рассказывать всё это?
– А каким образом вы вышли из положения? – все‑таки спросил я.
– Закрыла кладовку, села как раньше и, как ни в чем не бывало, стала лениво просматривать фотографии на планшетнике. Ничего не видела и не запоминала, только и думала, каким образом быстрее убраться оттуда. Хотела уже уходить, как тут мужик взял и вернулся. Я сделала вид, что чем‑то заинтересовалась в этом планшетнике, о чем‑то спросила, а мужик сразу насторожился. Заметил что‑то. Ну, думаю, конец мне пришел. Голову отрежет, от мяса очистит, и в свою коллекцию поставит.
После этих слов начальница охраны опять сделала паузу и снова вызвала своего пажа, повелев убрать опустевшие чашки.
– Так чем же дело‑то кончилось? – нетерпеливо спросил я, когда парень ушел.
– Как чем? Встала, поблагодарила за интересный разговор и ушла. Видели бы вы, как у мужика рожа вытянулась. Но потом я оживила свои прежние контакты и настучала на этого субъекта. Когда наши к нему всё‑таки пришли, квартира оказалась пустой. Только мебель и везде разбросанное какое‑то второстепенное барахло. Ни жильца, ни коллекции. А главное – ни одного отпечатка. Съехал уже. Оказалось – квартиру он снимал. Настоящий хозяин понятия не имел о своем жильце: ни имени, ни паспортных данных не помнил. Записи, говорит, потерял. Придурок. Да и я хороша. Когда решили фоторобот сделать, то оказалось, что совершенно не могу представить себе его лицо. Имени тоже совсем не помню, а ведь он как‑то отрекомендовался, как‑то я его называла…
– Извините, что перебил, – встрял я, – но почему вдруг вы…
– …столь откровенна с вами, хотя вижу первый раз в жизни? – угадала она мой вопрос, сделав очередную многозначительную паузу.