Желаю, чтобы жизнь тебя Желала. 5 глава




Матфей-индус привез сто литров смирны и алоэ, и апостолы тщательно забальзамировали тело Сот Сирха, обвив его благовониями и пеленами, как новорожденного младенца. Так требовал древний обычай, о котором рассказывал им Сот Сирх, вспоминая свои прошлые жизни.

Утром великой субботы приехал друг Пилатова Арэн Хамарада – знаменитый член правительственного совета, богатый человек и последователь учения Сот Сирха, верующий и своими руками готовящий Царство Божие на Земле. У шумного и грязного Павелецкого вокзала был тихий сад, в котором даже днем без умолку пели соловьи. В глубине соловьиного сада стоял траурный поезд Ленина. Хамарада распорядился поставить поезд на рельсы, и ночью апостолы принесли в гробу благовонный кокон Сот Сирха и положили в тот траурный поезд. Скорбный машинист, запивая зеленый лук водкой, дал прощальный гудок, выпустив черный дым траурного поезда Ленина – Сот Сирха, и постучал пьяными колесами на родину Нелы, где жила его мать с отцом и бабушка, которая была астральной сестрой-близнецом Мэрилин Монро.

Апостолы, постояв на перроне, вернулись в Новоспасский бункер и возлегли в гостиной, молча и скорбно наливая друг другу Его кровь и причащаясь Его телом – Бородинским хлебом, выпеченным у победного Бородинского поля.

Петр, выпив несколько литров крови и выплакав океан слез, декламировал Артюра Рембо, повторяя единственную фразу «И выплакал я море слез…» «И выплакал я море слез…» «И выплакал я море слез…» а потом вдруг вспомнил о письме Нелы. Кифа заглянул в почтовый ящик, нашел конверт и открыв его в гостиной, рыдая и заливая слезами бумагу, вслух прочитал одиннадцати апостолам и Магдалине последнее предсмертное послание Сот Сирха.

Потом, в наступившей тишине, Иаков Зеведеев принял звонок из Самарии. Друг Сот Сирха Виталий сказал, что Иуда, узнав о распятии и ужасной смерти Нелы, в своей новой машине, стоящей тридцать старинных серебряных монет и жизни Учителя, поехал в ночной клуб, и час назад его нашли умершим от овердозы наркотиков на кожаных креслах VIP-зала.

Вечером великой субботы начальник змей-фарисеев и быдла в униформе Талип Пилатов привез на своей машине заказанную им массивную серебряную табличку, и его люди привинтили ее к стене бункера – к той, у которой росла черемуха. На серебряной табличке была надпись:

ЗДЕСЬ ЖИЛ НЕЛА СОТ СИРХ, БОГОЧЕЛОВЕК

Надпись, кроме русского, повторялась на чеченском, еврейском, польском, итальянском, французском, украинском, эстонском, белорусском и малаяламе. Не было только татарского.

Первосвященник, распявший Нелу, узнав о серебряной табличке, иронично спросил Пилатова:

– Зачем ты написал это? Неужели тоже стал его поклонником?

– Что написал, то написал, – сурово ответил Пилатов и добавил:

– Я всегда им был.

Через день серебряную табличку украли нищие. От нее остались только дыры от шурупов в старых кирпичах.

 

Глава 26

Утром Пасхального Воскресенья Мария, мать Нелы Сот Сирха, встречала красный траурный поезд на перроне своего провинциального городка. Апостолы и Магдалина прилетели на самолете и успели ко встрече поезда.

Когда траурный паровоз, приветствуя Марию, апостолов и Магдалину гудками и черным дымом, остановился у перрона, из кабины машиниста, как будто сошедши с небес, спустился Ангел Господень. Вид его был как молния, и одежда бела как снег. Ангел открыл двери поезда, и Магдалина, которая устрашилась его меньше всех, вошла внутрь. За нею вошел Андрей и Петр. Фиолетовый гроб Сот Сирха был пуст, и рядом лежали спутанные белые пелены и красная бандана, бывшая у Нелы на голове. Мать Мария, увидев это, заплакала и спросила Петра:

– Кифа, почему его гроб фиолетовый?

– Я спросил у Кирилла-художника из Самарии: что будет, если смешать голубой и розовый цвета? Он сказал: будет такой, – и Петр указал рукой на гроб Нелы.

Белый Ангел Господень сказал, обращаясь к ученикам:

– Что вы ищете живого между живых? Его здесь нет. Он воскрес. Вспомните, как он говорил вам, когда был еще в каменном сердце Серпентария, что сыну человеческому надлежит быть предану в руки змей-грешников, и быть распяту, и в третий день воскреснуть. И тот, который должен избавить мир от зла Серпентария, воистину воскрес!

И вспомнили апостолы слова Сот Сирха. Но снова не поверили.

Оставив на перроне красный траурный поезд с пустым фиолетовым гробом, Мария повела учеников и Магдалину к себе в дом и угостила поминальным завтраком с прекрасным южным вином с ее исторической родины – виноградной Молдавии. Петр был безутешен, однако Мария и Магдалина питали себя сладкими, как пасхальное вино, иллюзиями, что Нела действительно воскрес.

После пасхально-поминального завтрака Мария предложила апостолам и Магдалине пойти в ту маленькую церковь на Старом кладбище, где в далеком детстве Сот Сирха мать с отцом нашли Нелу у заповедной иконы «Добрый пастырь». Скорбные гости с радостью согласились проведать то место.

Когда апостолы и Магдалина в сопровождении матери Нелы вошли в церковь, среди толпы праздничных прихожан они увидели своего Учителя в синем хитоне и как будто помолодевшего. Он стоял у той самой иконы «Добрый пастырь» и улыбаясь говорил:

– Мир вам, братья и сестры! Мир тебе, мама! Мир тебе, любящий меня «Камень»! Мир и покой душе Иудиной!

Сказав это, он вышел из церкви и дунул, воскликнув:

– Примите Духа Святого!

Петр вскричал:

– Господи, это ты?! Зачем же ты куришь? Ты всем и всегда проповедовал это как ложный путь к свободе!

– Истинно говоришь, Кифа! В пятницу я пережил большие страсти, и добрый машинист угостил меня одной папироской – это святая трава древнего Танаиса.

И все апостолы, кроме Фомы, которого не было в бункере, когда умащали и пеленали тело, окружили Учителя с блаженными удивленными лицами и трогали его синий хитон. Фома-украинец сказал:

– Если не увижу на руках и ногах его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в эти раны, и не вложу руки моей в ребра его, не поверю!

Нела же говорил Фоме:

– Подай перст твой сюда и посмотри руки мои! Подай руку твою и вложи в ребра мои! И не будь неверующим, но верующим! – и на дальней лавочке кладбища у древних могил развернул свой хитон и снял обувь – солдатские ботинки.

Фома взял в свои руки ладони Сот Сирха и увидел стигматы с запекшейся кровью, то же увидел он на ногах Учителя, а когда открылась глазам его ножевая рана на ребрах, которые защитили сердце, подобно решеткам на окнах, охранявшим жизнь Новоспасского бункера, Фома неверующий воскликнул:

– Бог мой!

Нела же ответил ему:

– Ты поверил, потому что увидел. Блаженны не видевшие и уверовавшие!

И пошли они с кладбища к морю.

Магдалина же позвонила своему бывшему клиенту – начальнику змей-фарисеев центрального Серпентария – и радостно сообщила, что Нела воскрес.

Начальник усмехнулся в трубку и сказал:

– Пусть в доказательство справедливости твоих слов белое куриное яйцо, лежащее в моем холодильнике, покраснеет!

Смеясь, он подошел к холодильнику и открыв его, закричал, не зная, что его жена на днях красила яйца:

– Господи!!! Оно красное! КРАСНОЕ!!!

Так свершаются чудеса.

Первосвященник же, распявший Сот Сирха, узнал об этом яйцекрасном «чуде» и издал церковный указ, по которому змей, умерших на Пасху, хоронили с красным яйцом в гробу. И считал, что его указ – лучшее из «чудес» Серпентария, и, конечно, не верил в воскресение Нелы.

 

Глава 27

 

Спускаясь к морю с учениками через рыбацкий квартал, испытывая нечеловеческую боль при каждом шаге, как ставшая человеком Русалочка, хотя масла Матфея подлечили раны, Нела взял у знакомых рыбаков сеть и удочку и на несколько часов попросил деревянную лодку. Андрей и Петр вошли в нее и отплыли.

– Закиньте сеть по правую сторону лодки, а удочку – по левую, и поймаете много.

И пока братья ловили рыбу, Нела возлежал с учениками и Магдалиной на берегу моря у больших камней, преломлял для них хлеб, купленный по дороге, и раздавал по кусочку. Фома и Варфоломей разливали красное пасхальное вино, а Матфей-индус разводил костер.

С востока надвигалась гроза, и громадные, как гуси, чайки вместе с крикливыми ласточками нервно пестрили фиолетовое небо своим черно-белым цветом, рассекая над морем предгрозовой воздух.

Через два часа Андрей и Петр вернулись и поставив лодку на якорь недалеко от берега, вытащили набухшую сеть, наполненную серебристыми карасями, которых было сто пятьдесят три. Так насчитала Магдалина. Апостолы были уверены, что Учитель выпустит рыбу, но он попросил каждого выбрать себе по одной, а оставшуюся положил в мешок, взятый у рыбаков, и велел Петру после прибрежной трапезы отнести по специальному адресу – для нищих и горьких пьяниц, что стали такими от своей доброты и ютились в пыльных сараях у центрального рынка.

Петр не понял, отчего Нела не может сделать это с ним, но не стал спрашивать, потому что снова боялся его потерять, прикрывшись мыслью о плохом его самочувствии.

Кифа запек для апостолов выбранную ими рыбу, держа ее над костром нанизанной на влажные палочки.

Когда они сели обедать печеной рыбой, Сот Сирх сказал:

– С завтрашнего дня идите по всему миру и проповедуйте мои заповеди всей твари – змеям господним – и будет шанс у них стать боголюдьми, то есть верующими в нового Бога. Их будут сопровождать знамения, и смогут они словами и делами своими изгонять бесов из грешников, что, очистившись, заговорят новыми языками. И будут богочеловеки брать змей голыми руками. А если возложат руки на больных – больные станут здоровы.

Петр, подумав, что это похоже на завещание, тихо спросил:

– А ты, Нела? Где будешь ты?

Нела, как будто не слыша, продолжил:

– Никто не знает, какое будет прошлое, ведь по прошествии времени приобретает оно новые краски и испытывает неведомые метаморфозы в памяти Серпентария. И только когда вскроются вековые тайны, как запечатанные архивы, мы будем знать, какое оно будет. Ибо на качество прошлого влияют правда настоящего и их сравнительный анализ. Будущее же видится мне яснее всего: Царство Божие на Земле, то есть Рай Боголюдей, соблюдающих заповеди любви и добра и от этого свободных. Если же снова восторжествует Серпентарий, эта планета погибнет. Стройте же Рай на Земле своими руками, дети мои.

– Ты хочешь опять нас покинуть, Равви? – спросил Иаков Зеведеев.

– Перед своей смертью я говорил, что послан вам Утешитель, – ответил Нела. – Вспомните, мы посещали детей из приюта, и был среди них трехгодовалый мальчик, которого я лечил от наследственной одержимости, а после мы с Петром еще несколько раз бывали у него и учили говорить.

– Я помню, Равви! Его зовут Ахмад Параклетов, – вошел в разговор Андрей.

– Истинно говоришь, умница, – и Нела улыбнулся и обнял Андрея. А потом продолжил:

– Так вот, братья Андрей и Петр, если возьмете этого мальчика на воспитание, будет вам Утешитель. И одинокий Матфей-индус может взять из приюта себе Утешителя, и Симон-француз, и Иаков-белорус, и всем вам говорю сделать так, кто в силу различных обстоятельств не может иметь своих детей. Но кто же может и кроме рождения своего ребенка возьмет еще из приюта – будет великое божье дело. Ибо скоро рассеетесь вы по миру, и будет вам вместо меня утешение: ваши дети, новый Бог и дела ваши.

Ученики и Магдалина окончили рыбную трапезу, допили вино и доели хлеб, и пасхальная радость их от воскресения Нелы стала таять, потому что предчувствовали они разлуку.

– Нела, скажи нам, где будешь ты? – опять спросил Петр, тревожась.

Но Сот Сирх отвернулся и снова не ответил, а потом обратился к Петру:

– Кифа, ты любишь меня?

– Да. Люблю тебя.

– И пойдешь за мной?

– Ты сомневаешься, ибо я отрекся, – ответил Петр. – Но прости меня, я испугался. Господи, ты все знаешь. Ты знаешь, я так люблю тебя, что пойду за тобой хоть в Сибирь!

И Кифа заплакал.

Нела обнял его, поцеловал его слезы и молвил:

– Я верю тебе.

Полыхнула молния. Над морем пошел дождь, и прощаясь, Сот Сирх сказал ученикам:

– С вами я до скончания дней Серпентария. С вами буду я и в Царстве Божием на Земле.

Дождь усилился.

Нела поднял ладонь, благословив апостолов, и исчез в пелене дождя.

Апостолы отнесли мешок с рыбой в сараи и возвратились в железное сердце Серпентария. Фома с Магдалиной поженились, Матфей и Иоанн, прозванный Богословом, издали записанные ими проповеди Сот Сирха, Андрей и Петр забрали Утешителя из приюта и воспитывали его вместе, уехав на родину в Грозный и проповедуя мир, другие же ученики вернулись в свои семьи и каждый год на Пасху приезжали в Москву, чтобы встретиться за вином и вспомнить Учителя, и в годы великого кризиса Серпентария, видя его агонию, всегда пребывали в храме своей души, тратя ее серебро, проповедуя, прославляя и благословляя нового Бога – строителя и устроителя Царства Божьего на Земле.

 

/центральная часть раскрытого романа-триптиха/

ЭЛЬ ДОРАДО

 

Я хотел написать Рай

Не пугайся

Пусть о рае

расскажет ветер

Пусть простят меня Боги

за то, что я сделал

Пусть те, кто мне дорог,

просят меня тоже.

Эзра Паунд

Дорога-серпантин цвета серпентинита – серого змеевика Спаса-на-Крови – вела вверх к Эль Дорадо. Там хранилось серебро и золото богов. Золото было сердцем, а серебро – мыслями, рождающими добро и нового Бога – трехликого и единого. Иисус со шрамами на ногах и руках возлежал на поляне лиловых маков, роз и серебряных одуванчиков. Он беседовал с Буддой, иногда прикрывая глаза от блаженства ароматов и сквозь веки видя красное солнце, струящееся по крови. Золота и серебра было так много, что боги Эль Дорадо: шестирукий Шива, бледная Селена, голубоглазая Афродита, спортивная Афина, курчавый Аполлон и его возлюбленный Гиацинт, а также Иисус, Аллах и Будда давно хотели поделиться с теми, кто терпением и страданием дождался единственного и односложного божьего согласия, как получил благословение короля вольтеровский Кандид в Эльдорадо, ушедший с драгоценными баранами, наверное, похожими на тех, скульптуры которых застыли у Карнакского храма.

 

Прошло три года после вознесения Нелы. Магдалина была беременна и носила девочку. Фома аккуратно ездил на велосипеде с работы, чтобы ни одна машина не царапнула его, а потом, уже дома, готовил легкий ужин, жаря дорадо. Внутри этих боголюдей обитали громадные серебряные слитки золотых мыслей и желание передать их своей живущей в утробе дочери. Эта пара напоминала двух крылатых золотых рыб, что сидят в гнезде над глубокой пропастью, умиротворенные, а вокруг бушует страшная буря кризиса и бедствий. Серпентарий рушился. Но деревья, глядящие в их балкон, мимикрируя, просыпались пальмами, и глубоким днем после каждой ночи Магдалине виделась рыба – божья рыба Красного моря, благословленная Аллахом.

Так для боголюдей приходит время собирать камни.

 

Первой приснилась рыба-бабочка краснохвостая. Она плавала у красных кораллов, хвостом высекала рубины и символизировала главную красную добродетель Царства Божьего на Земле и первую ипостась нового Бога – ЛЮБОВЬ.

Во сне Магдалина знала наверняка: это был апостол Петр.

Сначала она услышала знакомый голос, произносивший слова, без которых эта добродетель не существовала:

– Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая…

– Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и обладаю верой – так, что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

– Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы.

Магдалина в маске и трубке плавала за рыбой-бабочкой с красным хвостом – морским двойником Петра, собирала рубины любви в плетеную корзину и мысленно спрашивала у этой божественной рыбы, что есть любовь и как она выражается. Магдалина помнила заповедь Сот Сирха о влечении к человеку на всех семи чакрах, но этого ей казалось уже мало, когда она реализовала это влечение с любимым Фомой. Рыба-бабочка отвечала, глядя на Магдалину спокойными рыбьими глазами и после каждой сказанной фразы трогая губами красные кораллы:

– Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.

Магдалина вынырнула и глотнула воздух, потому что она настолько увлеклась речью рыбы-бабочки, что окунула свою трубку в воду. А когда снова встретилась глазами с рыбой, насобирав полную корзину рубинов любви, услышала:

– Достигайте же любви!

Магдалина мысленно спросила, откуда рыба знает всё это. И бабочка, продолжая целовать красные кораллы, рассказала ей свою историю:

– Когда Нела – моя вечная любовь – исчез в дожде и вознесся в грозу, став молнией, я был долго безутешен, пока не забрал из приюта Ахмада-утешителя. Мы с Андреем воспитывали его в Грозном, творя мир и правду среди войны змей Серпентария. Приехав в Москву еще до Пасхи перед нашей всеобщей встречей – поминальной молитвой Сирху, я встретил богочеловека по имени Павел. Оказалось, что он читал книгу проповедей Нелы и был его страстным последователем, и более того, продолжил заповедь о любви словами, которые ты сейчас услышала и, надеюсь, запомнила. Я и Павел сошлись и стали жить вместе, когда Андрей женился. Так, двумя семьями в большом доме мы растили Утешителя, который был счастлив иметь трех пап и одну маму.

– Я думаю, что Нела был несказанно рад на небесах успехам твоей жизни, – мысленно ответила рыбе Магдалина.

– О, Магда! – ответила рыба. – Я каждый день медитировал на его образ в своей спальне перед горящей свечой и говорил с ним о нашей жизни. И после этих молитв и рассказов чувствовал еще большее умиротворение и благословение Нелы. Павел очень любил меня, и я отвечал ему взаимностью, но моя любовь к Неле не умирает, не умаляется, не гаснет, не остывает, не иссякает, не забывается. Я бы жил с ним в Сибири у тюремных острогов и носил бы ему печеные пирожки, если бы он был декабристом, я бы поехал с ним на Соловки, если бы его прошлая жизнь в лице Сталина вернулась бы и сослала его, я бы жил с ним в джунглях и боролся со змеями, варя ему суп из попугаев и делая жаркое из обезьян, я бы сидел с ним в картонной коробке у морозной Красной площади и просил милостыню, я бы вечно ходил с ним по осенним полям, связанный пуповиной красной веревки, и висел над пропастью, я бы ждал его двадцать, тридцать лет, если бы не был уверен, что он никогда не вернется на Землю в своем прежнем образе, но вернется в другом, но узнаю ли я его в нем, найду ли?.. если бы его изуродовала авария и он стал бы отшельником, я бы выколол себе глаза, чтобы быть ему равным и принятым им в его одинокую жизнь. Вспомни, так было в фильме «Куклы» Кетано, который он очень любил и всегда говорил, что этому фильму больше подходит название «Божьи куклы». Этот фильм о любви боголюдей, которая больше их собственной жизни…

Из глаз рыбы-бабочки покатились рубиновые слезы и капнули в корзину Магдалине.

– Не плачь, Кифа! Ты теперь стал божьей рыбой-бабочкой в Красном море любви и высекаешь настоящие драгоценные рубины своим красным хвостом. Но Кифа! Зачем любить БОЛЬШЕ жизни?! Надо любить КАК жизнь.

– Поэтому ты и жива, Магда. Ты любишь Фому как жизнь. Я же любил Нелу больше жизни. Я жил, чтобы быть рядом с ним, смотреть на него, слушать его, готовить ему, ласкать его, лечить, делать ему массаж, чувствовать его даже во сне и знать, что я его часть, как рука или нога.

Рыба-бабочка снова заплакала рубинами и продолжила, целуя губами красные кораллы:

– Когда он вознесся в грозу, я стал помогать лечить людей, пострадавших от змеиного зла. Ты помнишь, что уехав на родину, я устроился работать санитаром в грозненскую больницу. Так я работал, ловил рыбу с Андреем, воспитывал Утешителя и помогал Павлу строить новую православную мечеть. Жаль, что у вас с Фомой совсем не было времени, чтобы приехать, посмотреть на ее красоту и помолиться в ней. А потом меня убили…

Магдалина снова нечаянно впустила воду в трубку и вынырнула на воздух. Она подумала о том, что Петр совсем недавно звонил Фоме и был невредим.

– Тебя не убили. Неправда. Ты жив, – Магдалина, нырнув, мысленно обратилась к рыбе-бабочке, которая, однако, поведала ей следующее:

– Однажды весенним днем я сидел на земле у новой православной мечети, которую основал Павел, и читал вслух книгу проповедей Сот Сирха. Передо мной собралась толпа людей. Тем временем босой Павел, стоя на коленях, страстно молился внутри мечети. Маленький Ахмад-утешитель был дома с мамой, а брат Андрей ловил рыбу в реке, забрасывая сеть. Потом, закончив читать Нелу, я обратился к людям со своей речью, говоря:

– Послушанием истине очистивши души ваши к нелицемерному братолюбию, постоянно любите друг друга от чистого сердца. Ибо всякая плоть – как трава, и всякая слава человеческая – как цвет на траве, засохла трава, и цвет ее опал. Но слово Господне Сот Сирха пребывает в веках. А это есть то слово, которое вам проповедано. Довольно предаваться нечистотам, похотям, пьянству, излишеству в пище и питии и нелепому идолослужению. Но возлюбленные! Огненного искушения, посылаемого вам для испытания, не чуждайтесь как приключения для вас странного.

Вдруг кто-то из толпы спросил меня:

– Петр! В древних святых книгах осуждается грех мужеложства как грех похоти, а ты, мы знаем, живешь с мужчиной, который построил этот храм божий и называет себя праведником – богочеловеком Павлом.

И я ответил:

– Возлюбленные! Грех похоти может быть и двуполым, если желаешь ты тело другого существа, не любя его душу. Душа же беспола. Поэтому не грех любить любую душу, независимо от тела, в котором она живет. Когда я ласкаю тело своего любимого – я ласкаю его душу. Бог осудил на истребление города Содомские и Гоморрские, превратив их в пепел, но спас праведного Лота, утомленного обращением между неистово развратными людьми. Ибо сей праведник, живя между ними, мучился, видя и слыша дела беззаконные, потому что развратные. Разврат – это грех похоти, нелюбовь, а нелюбовь – беззаконие. Так, в растлении и в прельщении неутвержденных душ змеечеловеки истребляют сами себя.

После своей проповеди и беседы я пошел домой, не дождавшись Павла, который был занят делами нового храма. По дороге черные змеи с автоматами подползли ко мне сзади на черной машине и оглушив ударом по голове, увезли в горы. Там привязали меня к большому дереву вниз головой, прибили ноги гвоздями и долго били за то, что, по их словам, я своими беседами с новыми прихожанами Павла развращаю их, наставляя на путь свободной любви, и показываю плохой пример молодежи, живя с мужчиной в семье и воспитывая ребенка. А потом, когда я потерял сознание, но запредельными чувствами ощущал, они насиловали меня по очереди с огромным удовольствием и приговаривали:

– Грех не в том, что он трахает тебя в зад, а в том, что ты этого не скрываешь!

Удовлетворивши свою животно-змеиную, черную похоть, они уехали, снова привязав меня вниз головой, и через несколько часов я скончался от инсульта, став с деревом единым целым. И ты, Магда, не плачь по мне: теперь я приплываю во сны праведников, живя в Красном море любви, и раздаю им рубины. Передавай Фоме рубиновый привет!

Рыба-бабочка засмеялась, потом замолчала, в последний раз махнула красным хвостом, высекая рубины, и уплыла в большую, недоступную для Магдалины, морскую глубину.

Перед закатом, когда Фома еще не вернулся с работы, пронзительный телефонный звонок разбудил беременную Магдалину. Это был Андрей. Узнав, что Фомы нет дома, он хотел попрощаться, но Магдалина спросила, вспомнив свой странный сон и надеясь, что он не вещий, как поживает Кифа. Тогда Андрей сказал, что Петр лежит в реанимации, избитый агрессивными мусульманскими змеями.

Когда Кифа пришел в сознание, Магдалина позвонила ему и рассказала свой сон, на что Петр ответил, смеясь:

– Спасибо, Магда, что ты поведала мне о моей смерти. Теперь я один из немногих людей, которые ЗНАЮТ. Но это никак не изменит мою жизнь. Павел так же будет достраивать православную мечеть, брат Андрей будет ловить рыбу, Ахмад – расти, а я буду так же беседовать на своей паперти с прихожанами и говорить о Боге новой любви.

– Кифа, и ты не хочешь поостеречься? – волновалась Магдалина.

– После ухода Нелы в грозу мне ничего не страшно. Мы все уже стали бессмертными.

 

В один из дней Магдалине приснилась вторая рыба – пятнистая звезда. Она плавала у белых кораллов, высекала хвостом алмазы, светилась бриллиантовым блеском в подводных лучах арабского солнца и символизировала белую добродетель Царства Божьего на Земле и вторую ипостась нового Бога – ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.

Магдалина поняла, что это был Иоанн Богослов.

– Пока ты будешь собирать алмазы для своей дочери, живущей в твоем животе, я хочу пообщаться с тобой, – сказала пятнистая звезда и глянула в Магдалину бриллиантовым взглядом.

Я всегда знала, что людям нужно помогать. Тем более детям. После воскресения Нелы я с семьей поселилась в ближайшем Подмосковье по Варшавской дороге, не желая жить в Польше. Мать у меня русская, муж – русский, дети на двадцать пять процентов поляки. Я занималась своими девочками, а в выходные, когда муж оставался с дочками, на площади возле церкви читала книгу проповедей Нелы с моей редактурой, изданную Матфеем за его счет. Я ездила туда на велосипеде, когда было не холодно, и после беседы с прихожанами раздавала нищим деньги и хлеб. В один из дней у нас появились новые соседи: женщина с маленьким мальчиком и ее муж, бывший уголовник, сидевший за кражу машин. С подельником он разбирал угнанные авто на детали и продавал их. Теперь он работал грузчиком, а жена его и вовсе не работала. Мальчик почти голодал. Игрушек у него не было, кроме маленького пластмассового пианино с одной мелодией. Он играл с землей: сидел на земляной куче и насыпал пыль в бутылку, а потом переворачивал ее и выливал на вершину кучи. Я звала его в дом, пока его мать спала пьяная, и угощала эскимо и печеньем. Мальчик мыл черные от земли руки и брал угощение, произнося «писибо». Говорил он плохо, коверкая слова и невнятно соединяя слоги. Когда я въезжала на велосипеде во двор, он радостно бежал мне навстречу и кричал:

– Ты плиехала! Ты плиехала!

Это было единственное, что ему удавалось сказать ясно. Я купила логопедический букварь, и он читал его с моей старшей дочерью.

Однажды я вспомнила рецепт своей бабушки-польки и сварила суп по-варшавски. Я залила сушеные белые грибы теплой водой, промыла говядину с птичьими потрохами, нарезала их и сварила. Затем поджарила колбасу, сельдерей, лук-порей и добавила в суп. Майоран, семена фенхеля и набухшие грибы вместе с водой, в которой они вымачивались, тоже положила в суп. Потом натерла свеклу и опустила в супницу, залив кипящим супом. Добавила туда сметану и все посыпала мелко нарезанной зеленью. Это получилось очень вкусно. Бабушка бы порадовалась. Мои дети сели за стол. Я позвала маленького Витю и тоже налила ему супу. И, как всегда, в процессе общения с ним я учила его говорить, разделяя произнесенные им слова по слогам. Он исправно повторял за мной. Обычно я с трудом понимала едва не каждое его слово, но мои девочки, в отличие от меня, никогда не переспрашивали Витю, а сразу же отвечали на его невнятицу. Так, лакомясь супом по-варшавски, они ворковали друг с другом на каком-то птичьем языке.

Через несколько дней после этого супа Витя пропал. Потом его отцу пришло письмо с требованием выкупа, и была обозначена сумма, которой у бедного пьяницы-грузчика, само собой, не было. Мой муж, не задумываясь, выложил половину нужных денег, а остальное собрали соседи. Витя был выкуплен у молодых гопников, но у мальчика появились проблемы со здоровьем. Вечно пьяная мать не следила за этим, а я, когда Витя заходил к нам, не выдержав его ненормальной бледности и ерзаний на стуле, спросила его:

– Где у тебя болит?

– Тамь! – ответил Витя и положил ладонь на попу.

Я вызвала врача, и после осмотра он сказал, что Витю изнасиловали. Врач прописал мази и ванночки для скорейшего заживления. Я купила лекарства в аптеке и отнесла их Витиной матери, рассказав о диагнозе врача. На следующий день милицейская машина увезла отца Вити, потому что ночью он ездил к гопникам, нашел насильника-педофила и зарезал его.

Магдалина вынырнула и глотнула воздух. Вылив из трубки воду и вновь нырнув к бриллиантовой рыбе-звезде, она мысленно спросила:

– А как же первая заповедь Нелы «не убей!»?

Рыба-Иоанн ответила:

– У каждой заповеди есть свои исключения, Магда! Уверена, что Нела не осудил бы Витиного отца.

После этого страшного случая я еще более ревностно проповедовала на площади у церкви, оставив у лавочки свой велосипед. И помимо заповедей Сот Сирха, читала людям свои послания, чтобы ускорить их переход в боголюдей, благословив их и детей их:

– Братья! Станем любить не словом и языком, но делом и истиной. Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле Серпентария. Да храните себя от его идолов! Ибо многие обольстители вошли в мир. И писатель Набоков, сладкозвучный певец педофилии, – первый из идолов-обольстителей Серпентария. Да не поклонимся ему в ноги за то, что уже более полувека после выхода «Лолиты» страшные и гигантские волны педофилии бушуют во тьме Серпентария. Душите этот порок своими руками. А если кто из вас почувствует, что болен им, держите путь в монастырь и просите Бога избавить вас от дьявольского наваждения. Возлюбленные! Не подражайте злу, но добру. Кто делает добро, тот от Бога, а делающий зло не видел ни Бога в целом, ни его ипостасей. Человек, у которого нет сердца, никогда не плачет, даже без слез, как плачут камни. Но когда он заплачет, это станет его преображением, ибо вода не просто оттачивает камень, но превращает его из бесформенной глыбы в совершенную скульптуру – королеву каменных джунглей, в богочеловека. Дети! Да не обольстит вас никто! И да хранит вас Бог: Альфа и Омега, начало Царства Божьего на Земле и конец Серпентария. Возлюбленные! Жаждущему дайте даром от источника воды живой. Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-03-27 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: