55. (1) За родосцами вызвали послов Антиоха. По общему обыкновению умоляющих о пощаде, они признали царя неправым, но заклинали отцов‑сенаторов, чтобы те, принимая решение, помнили более о собственном милосердии, чем о царской вине, за которую он уже заплатил полной мерой, и даже сверх того. (2) Наконец они попросили, чтобы сенат своим решением одобрил мирный договор на тех условиях, какие предложил им командующий Луций Сципион. (3) И сенат счел, что этот договор должен быть одобрен, а через несколько дней его утвердил народ. Договор был заключен на Капитолии с главой посольства Антипатром, сыном брата царя Антиоха.
(4) Потом были выслушаны и другие посольства из Азии. Всем им было сказано, что сенат по обычаю предков отправит десять легатов, дабы рассмотреть и решить все азиатские дела. (5) Тем не менее общая основа будущего устройства была определена: земли по сю сторону Таврских гор, входившие в пределы Антиохова царства, должны были достаться Эвмену, исключая Ликию и Карию вплоть до реки Меандр, – эти области предназначались родосцам. (6) Другим городам Азии, что были ранее данниками Аттала, предстояло платить дань Эвмену, а бывшие данники Антиоха получали свободу и независимость. (7) В число десяти легатов были выбраны следующие: Квинт Минуций Руф, Луций Фурий Пурпуреон, Квинт Минуций Терм, Аппий Клавдий Нерон, Гней Корнелий Мерула, Марк Юний Брут, Луций Аврункулей, Луций Эмилий Павел, Публий Корнелий Лентул, Публий Элий Туберон.
56. (1) Этим мужам была предоставлена полная свобода решений во всем, что потребует разбора на месте. По главным же вопросам сенат вынес такое определение: (2) всю Ликаонию, обе Фригии и Мисию, отнятую царем Прусием, он вернул Эвмену. Ему же достались страна милиев[4185], и Лидия с Ионией, кроме тех городов, что были свободными ко времени сражения с Антиохом, (3) то есть Магнесия у Сипила, Кария, что зовется Гидрела[4186], и принадлежащая ее жителям область, обращенная к Фригии, (4) затем крепости и деревни вдоль Меандра, и города (за исключением тех, что были свободными до войны), а еще Тельмесс и Лагерь тельмессцев, кроме земли, ранее принадлежавшей Птолемею Тельмесскому. Все вышеназванное решено было отдать царю Эвмену. (5) Родосцам отдали Ликию, за изъятием все того же Тельмесса, Лагеря тельмесцев, а также земель Птолемея Тельмесского[4187], который был выведен из‑под власти как Эвмена, так и родосцев. (6) Кроме того, им была отдана часть Карии, расположенная ближе всего к острову Родосу по ту сторону Меандра; а еще города, деревни, крепости и поля, прилежащие к Писидии, за исключением тех городов, что были свободными накануне сражения с царем Антиохом в Азии.
|
|
(7) Поблагодарив за все это, родосцы заговорили о Солах[4188], городе в Киликии: жители этого города, как и они, происходят из Аргоса, и благодаря такому родству родосцы‑де их почитают как братьев; вот и просят они об особенном одолжении: вызволить эту общину из царского рабства. (8) Были приглашены послы Антиоха, но объяснение с ними ничего не дало: Антипатр ссылался на договор и, не соглашаясь, твердил, что не Солы нужны родосцам, но Киликия, и что они таким образом переходят через Таврский хребет. (9) Родосцев снова позвали в сенат, где им изложили настояния царского посла и добавили, что если родосцы считают это делом чести своего государства, то сенат приложит все средства, чтобы сломить упрямство послов. (10) Но родосцы, выразив признательность, с еще большим жаром, чем раньше, сказали, что готовы скорей уступить заносчивости Антипатра, нежели дать повод для срыва мирного соглашения. Итак, с Солами все осталось как было.
|
|
57. (1) В те же дни, когда это происходило, прибыли массилийские послы. Они сообщили, что претор Луций Бебий, отправившийся в Испанию, был окружен лигурийцами; (2) большая часть его спутников была перебита, а сам он, израненный, без ликторов, с немногими уцелевшими бежал в Массилию и через три дня умер. (3) Выслушав это известие, сенат постановил, чтобы пропретор Этрурии Публий Юний Брут, передав провинцию и войско одному из легатов по собственному усмотрению, отбыл в Дальнюю Испанию, которая и назначалась ему провинцией. (4) Это сенатское постановление и письмо были отправлены в Этрурию претором Спурием Постумием, и пропретор Публий Юний отправился в Испанию. (5) В этой же провинции незадолго до появления преемника сразился с лузитанами Луций Эмилий Павел, который позже с великой славой победил царя Персея[4189]. В минувшем году он вел войну неудачно[4190], а теперь наскоро собрал войско и сошелся с врагом в открытом бою. (6) Противник был смят и опрокинут, восемнадцать тысяч воинов было перебито, две тысячи триста взяли в плен, а лагерь разграбили. Слух об этой победе, разошедшись, несколько разрядил обстановку в Испании.
(7) В том же году за три дня до январских календ триумвиры Луций Валерий Флакк, Марк Атилий Серран и Луций Валерий Таппон в соответствии с сенатским постановлением вывели в Бононию колонию латинского права[4191]. (8) Переселилось три тысячи человек; конникам было дано по семьдесят югеров, остальным поселенцам – по пятьдесят. Земля эта была отнята у галльского племени бойев; галлы же некогда вытеснили с нее тусков.
|
|
(9) В этом году цензорской должности домогались многие знаменитые мужи. Само по себе соискательство этой должности как будто и не подавало повода к столь упорному состязанию, но возбудило иную, гораздо более напряженную распрю. (10) Итак, соискателями были Тит Квинкций Фламинин; Публий Корнелий Сципион, сын Гнея; Луций Валерий Флакк; Марк Порций Катон; Марк Клавдий Марцелл и Маний Ацилий Глабрион, победивший Антиоха при Фермопилах, а также этолийцев. (11) Он‑то и пользовался наибольшим расположением народа, ибо, раздав много подарков[4192], он привязал к себе немалую часть горожан. (12) Так как очень многие знатные люди болезненно отнеслись к тому, что новый человек[4193]настолько опередил их, народные трибуны Публий Семпроний Гракх и Гай Семпроний Рутул вызвали его в суд. Обвинение гласило, что во время триумфа он не показал, а потом и не отдал в казну часть царских богатств и добычи, захваченной им в Антиоховом лагере[4194]. (13) Показания легатов и военных трибунов были разноречивы. Среди свидетелей наибольшее внимание привлекал к себе Марк Катон. Однако вес его в этом деле, несмотря на влияние, какое он заслужил примерной жизнью, умалялся тем, что и сам он был в числе соискателей. (14) Как свидетель он показал, что не заметил во время триумфа тех золотых и серебряных сосудов, которые видел среди добычи после взятия царского лагеря. (15) В конце концов Глабрион заявил, что, раз против него с преступным лжесвидетельством выступил его соперник, такой же новый человек, как и он сам, тогда как знатные люди молча держат свое раздражение при себе, он, Глабрион, отказывается от соискательства. Говорилось это главным образом для разжигания ненависти к Катону.
58. (1) Предложено было взыскать с обвиняемого стотысячную пеню; это обсуждалось дважды, на третий же раз, поскольку ответчик отказался от соискательства, народ не стал и голосовать по поводу пени, так что трибуны оставили это дело[4195]. (2) Цензорами были избраны Тит Квинкций Фламинин и Марк Клавдий Марцелл.
(3) В эти дни сенат собрался за городом, в храме Аполлона, дабы выслушать Луция Эмилия Регилла, который со своим флотом одержал победу над начальником Антиохова флота. Когда тот доложил обо всем им сделанном, о том, сколь велик был вражеский флот, который он одолел, сколько судов он потопил или захватил, сенаторы единодушно присудили ему морской триумф, который был справлен в февральские календы. (4) В этом триумфе было пронесено сорок девять золотых венцов, денег же столько, что не сравнить с триумфом над царем – тридцать две тысячи двести аттических тетрадрахм и сто тридцать две тысячи кистофоров. (5) Затем по решению сената были устроены молебствия по случаю успеха Луция Эмилия Павла в Испании[4196].
(6) Вскоре после того в Город прибыл Луций Сципион, который хотел получить прозвание Азиатского, чтобы почестью этой сравниться с братом. (7) И в сенате, и на сходке он поведал о своих подвигах. Нашлись такие, кто утверждал, будто эта война больше наделала шуму, чем потребовала трудов, – ведь она решилась одним сражением, и цветок славы за эту победу был уже сорван при Фермопилах. (8) Но, говоря по правде, у Фермопил воевали скорей с этолийцами, чем с царем. Большую ли часть своих сил бросил в ту битву Антиох? А чтобы воевать в Азии, он и войска собрал со всей Азии – вплоть до самых дальних пределов Востока.
59. (1) Так что вполне основательным было принятое решение оказать величайшие возможные почести бессмертным богам, которые даровали блистательную победу и даже сделали ее такой легкой; и полководцу заслуженно присужден был триумф. (2) Он справил его во вставном месяце, накануне мартовских календ[4197]. Как зрелище этот триумф был великолепнее, чем тот, что когда‑то справлен был его братом Публием Африканским, но если вспомнить все обстоятельства той войны, оценить степень опасности и напряжение борьбы, то нынешний триумф не шел с тем ни в какое сравнение; тем менее мог бы соперничать теперешний командующий с тогдашним, а Антиох – с Ганнибалом. (3) В шествии пронесены были двести двадцать четыре боевых знамени, сто тридцать четыре изображения городов[4198], тысяча двести тридцать один слоновый бивень, двести тридцать четыре золотых венца, (4) сто тридцать семь тысяч четыреста двадцать фунтов серебра, двести двадцать четыре тысячи аттических тетрадрахм, триста двадцать одна тысяча кистофоров, сто сорок тысяч золотых Филипповых монет, (5) сосудов серебряных чеканной работы – общим весом в тысячу четыреста двадцать один фунт и золотых – в тысячу двадцать три фунта. Перед колесницей триумфатора вели царских полководцев, начальников и вельмож – всего тридцать два человека. (6) Воинам роздано было по двадцать пять денариев, центурионам же – вдвое больше, а всадникам – втрое[4199]. После триумфа им выплатили воинское жалованье и выдали паек – все в двойном размере; и после сражения в Азии он заплатил им вдвое. Этот свой триумф Луций Сципион справил примерно через год по истечении срока консульской должности.
60. (1) Почти в то же самое время в Азию прибыл консул Гней Манлий, а к флоту – претор Квинт Фабий Лабеон. (2) Но у консула было достаточно оснований, чтобы начать войну против галлов, а на море после победы над Антиохом царил мир, так что Фабию пришлось поразмыслить, чем бы ему заняться, дабы не оказалось, что преторский год он провел праздно. Наилучшим он счел отправиться к острову Криту. (3) Кидонийцы тогда вели войну против гортинцев и кноссцев, и распространился слух, что по всему острову в рабстве содержатся многие из числа пленных римлян и италийцев. (4) Фабий с флотом вышел из Эфеса и, как только достиг критских берегов, разослал по всем городам гонцов с требованием прекратить войну, разыскать в каждом городе и области находящихся там пленных и вернуть их ему, а заодно и отрядить к нему послов для обсуждения дел, касающихся равно критян и римлян. (5) Но на критян это не возымело действия. Никто из них, кроме гортинцев, пленных не возвратил. Валерий Антиат пишет, (6) что, угрожая войной, по всему острову удалось собрать четыре тысячи пленных и что за это Фабий, хотя ничего другого и не совершил, вытребовал от сената морской триумф. (7) С Крита Фабий вернулся в Эфес и, послав оттуда три корабля к фракийскому побережью, потребовал вывести Антиоховы гарнизоны из Эноса и Маронеи[4200], дабы города эти были свободными.
КНИГА XXXVIII
1. (1) В Азии шла война, но не было спокойно и в Этолии[4201]; там начались волнения, вначале среди племени афаманов. (2) Афаманией[4202]в ту пору управляли наместники царя Филиппа, своим высокомерием и беззакониями заставившие с сожалением вспоминать о прежнем царе Аминандре, (3) который жил изгнанником в Этолии. Из писем своих приверженцев Аминандр узнал о положении дел в Афамании, и у него появилась надежда вернуть себе престол. (4) Посланцы из Афамании возвратились в Аргитею, столицу области, и передали знатным людям племени ответ Аминандра: он готов вернуться, если будет уверен в поддержке соотечественников. Буде это действительно так, он воспользуется вооруженной помощью этолийцев и вступит в Афаманию с войском. Затем Аминандр вел переговоры с этолийским советом избранников[4203]и с претором союза Никандром. (5) Убедившись, что его соплеменники полностью готовы, Аминандр тотчас же сообщил им день, когда войдет в Афаманию с войском. (6) Вначале участников заговора против македонского владычества было четверо. Каждый из них присоединил к заговору по шесть человек; опасаясь, что и так число участников слишком мало, ибо немногочисленность их подходила скорее для сохранения замысла в тайне, чем для приведения его в исполнение, они еще удвоили число посвященных. (7) Теперь заговорщиков стало пятьдесят два, и они поделились на четыре части: одни отправились в Гераклею, другие в Тетрафилию, где прежде обыкновенно хранилась царская казна, третьи в Тевдорию, четвертые в Аргитею. (8) Они уговорились между собой, что сначала, не предпринимая никаких действий, станут просто держаться на городской площади, будто приехали по своим делам, а в назначенный день одновременно призовут народ изгнать из крепостей македонские гарнизоны. (9) Когда этот день настал, и Аминандр с тысячей этолийцев уже находился в пределах Афамании, македонские гарнизоны, как заговорщики и условливались, были изгнаны сразу из крепостей четырех городов, а во все остальные разосланы были послания с призывом освободиться от разнузданного произвола Филиппа и восстановить законного царя в отеческом царстве. (10) Македоняне были изгнаны отовсюду. Начальнику гарнизона в городке Тейе, Ксенону, удалось перехватить письмо и занять крепость, после чего он еще несколько дней оказывал сопротивление осаждавшим, (11) но вскоре сдался и он Аминандру, в чьей власти оказалась вся Афамания, кроме Атенея, крепостцы возле самой македонской границы.
2. (1) Узнав об отпадении Афамании, Филипп выступил с шеститысячным войском и очень быстро пришел в Гомфы[4204]. (2) Оставив там большую часть воинов, которые не выдержали бы столь трудного перехода, он с двумя тысячами вошел в Атеней, единственную крепостцу, которую его гарнизону удалось удержать. (3) Отсюда царь попытался занять ближайшие поселения, но, легко убедившись, что все они, кроме Атенея, держат сторону неприятеля, вернулся в Гомфы и уже со всем войском вступил в Афаманию. (4) Филипп выслал вперед Ксенона с тысячей пехотинцев, приказав ему овладеть Этолией, выгодно расположенной близ Аргитеи. (5) Получив донесение о том, что Этолия в его руках, сам царь расположился лагерем невдалеке от храма Зевса Акрейского[4205]. Там он на день задержался из‑за ненастья, а на следующий решил двинуться к Аргитее. (6) Во время перехода на господствующих над дорогой холмах сразу же стали появляться то там, то сям афаманы. Завидев их, передовые остановились. Страх и тревога пробежали по всему строю, (7) и каждый представил себе, что с ним будет, если колонну сбросят в ущелье, тянувшееся под скалистым краем дороги. (8) Царь устремился было вперед, чтобы быстро выбраться из теснины, рассчитывая, что войско последует за ним, но общее смятение было таким, что ему пришлось отозвать передовых и возвращаться прежней дорогой. Вначале афаманы просто следовали за войском в некотором отдалении, (9) но после того, как к ним присоединились этолийцы, афаманы оставили их для преследования колонны с тыла, а сами окружили ее с флангов, (10) а некоторые, пройдя более коротким путем по известным им тропам, заняли проходы. Это привело македонян в такое смятение, что они в беспорядочном бегстве, забыв о строе, теряя вооружение и солдат, переправились наконец на другой берег. (11) На этом преследование прекратилось. Дальнейший путь войска до Гомфов и от Гомфов назад в Македонию был безопасным. (12) Тем временем афаманы и этолийцы стянули все силы в Этопию против закрепившегося там Ксенона с его тысячей македонян. (13) Решив, что их позиция слаба, македоняне, рассредоточившись, отошли из Этопии вверх, на крутую скалу, но афаманы нашли пути, с разных сторон ведшие на нее, и выбили македонян оттуда. (14) Рассеявшись по бездорожью и не зная проходов среди незнакомых гор, они не могли найти пути к бегству и были частью взяты в плен, частью перебиты. В панике македоняне падали с круч, разбивались насмерть и лишь немногие смогли с Ксеноном вернуться к Филиппу. Убитых похоронили потом, во время перемирия.
3. (1) Вернув себе царство, Аминандр отправил послов и к сенату в Рим, и в Азию к Сципионам, которые после решительного сражения с Антиохом находились в Эфесе. (2) Аминандр просил мира, оправдывался, что прибегнул к помощи этолийцев, дабы возвратить себе отцовское царство, и возлагал всю вину на Филиппа.
(3) Этолийцы из Афамании направились в Амфилохию и с согласия большей части жителей вернули под свою власть всю эту область, (4) некогда входившую в состав Этолийского союза. Ободренные успехом, они двинулись в Аперантию, которая тоже в значительной части сдалась им без боя. Долопы[4206]никогда не были под властью этолийцев, но подчинялись Филиппу; (5) они собрались было дать этолийцам отпор, но, получив известие о том, что Амфилохия воссоединилась с Этолийским союзом, что Филипп поспешно отступил из Афамании, а гарнизон его истреблен, сами отложились от царя и перешли на сторону этолийцев. (6) Окружив свои земли этими новоприобретенными областями, этолийцы полагали, что теперь они уже со всех сторон надежно защищены от македонян, как вдруг до них дошел слух о том, что Антиох потерпел от римлян поражение в Азии. Вскоре послы этолийцев возвратились из Рима – без надежды на мир[4207]и с известием, что консул Фульвий со своим войском уже переправился через море[4208]. (7) Сильно встревоженные этим, этолийцы сначала обратились к посредничеству Родоса и Афин[4209]в надежде, что благодаря влиянию этих государств их собственные просьбы, недавно отвергнутые, будут благосклоннее выслушаны сенатом. А затем, чтобы в последний раз попытать удачу, (8) они послали в Рим знатнейших людей своего племени, спохватившись обо всем том лишь тогда, когда неприятель был почти что в виду.
(9) Марк Фульвий уже переправил войско в Аполлонию и советовался с эпирской знатью, куда направить первый удар[4210]. Эпирцы считали, что начать следует с осады Амбракии[4211], тогда уже вошедшей в Этолийский союз: (10) если этолийцы выступят на ее защиту, то лежащие вокруг Амбракии поля станут удобным местом боя; если же они откажутся от сражения, то осада будет нетрудной: (11) близ города достаточно древесины для устройства насыпей и прочих сооружений, возле самых городских стен протекает судоходная река Аретонт, по которой удобно будет доставлять все необходимое, и, наконец, стоит лето, так что замысел легче исполнить. Этими доводами они убедили Фульвия вести войско через Эпир.
4. (1) По прибытии на место консул пришел к выводу, что осада будет трудной. Амбракия расположена у подножия скалистого холма, (2) который местные жители называют Перрантом. С запада городская стена выходит на чистое поле и омывается рекой, с востока город защищен стоящей на холме крепостью. (3) Река Аретонт берет начало в Афамании и впадает в морской залив, названный по лежащему вблизи него городу Амбракийским. (4) Кроме того, что с одной стороны город защищен рекой, а с другой холмами, он еще окружен прочной стеной протяженностью более четырех миль. (5) Фульвий расположил два лагеря на небольшом расстоянии друг от друга с той стороны, где за стеной начинается поле, и еще один лагерь поставил на высоком месте напротив крепости. (6) Он собирался соединить эти лагеря валом и рвом так, чтобы нельзя было ни осажденным выйти из города, ни впустить подкрепление в город. Еще при первых слухах об осаде Амбракии этолийцы по приказу претора Никандра собрались в Страте. (7) Вначале они задумали всем войском идти в Амбракию, чтобы помешать осаде; потом, убедившись, что осадные сооружения окружают уже значительную часть города, а за рекой на равнине расположились лагерем эпирцы, решили разделить свои силы. (8) Эвполем направился к Амбракии с тысячей легковооруженных воинов и вошел в город, пройдя через укрепления там, где римляне еще не успели их соединить. (9) Командовавший остальной частью войска Никандр сперва решил ночью напасть на лагерь эпирцев, отделенный рекой от римлян, которые из‑за этого не могли бы быстро прийти на помощь; (10) но потом, опасаясь, что римляне как‑то узнают об этом и обратный путь для него будет небезопасен, он передумал и повернул в сторону Акарнании, чтобы опустошать эту область.
5. (1) Когда город был полностью окружен укреплениями и осадные устройства, придвигаемые к стенам, были готовы, консул отдал приказание ломать стену сразу в пяти местах. (2) Три таких устройства он придвинул к стенам на равном расстоянии друг от друга напротив здания, называемого Пирреем[4212], так как там, на ровном поле, к стене легче было приблизиться; одну он поставил напротив святилища Эскулапа, одну против крепости. (3) Тараны стали бить в стены, а шесты с серпами[4213]обламывали их зубцы. Видя это и слыша устрашающий грохот осадных машин, горожане вначале перепугались, (4) но потом, убедившись, что стены, сверх всякого чаяния, стоят твердо, стали подъемными рычагами сваливать на тараны чушки свинца, каменные глыбы и дубовые бревна. Они зацепляли шесты железными крючьями и, перетягивая их к себе, обламывали серпы. (5) Кроме того, осажденные сами наводили страх вылазками – ночью они нападали на стражу осадных машин, а днем на заставы.
(6) Так обстояли дела под Амбракией, когда этолийцы, оставив опустошение Акарнании, возвратились в Страт. Претор Никандр, понадеявшись снять осаду решительными действиями, приказал некоему Никодаму с пятью сотнями этолийцев войти в Амбракию. (7) Он назначил определенный срок и даже час для одновременного ночного удара: из города предполагалось напасть на осадные сооружения у стены, что напротив Пиррея, а сам он должен был навести ужас на римский лагерь. Никандр рассчитывал, что благодаря суматохе и ночному времени, усиливающему страх, действуя сразу с двух сторон, он сумеет совершить нечто славное, что надолго останется в памяти потомков. (8) И вот Никодам глубокой ночью проникает в город через соединительный вал[4214], незаметно миновав одни караулы и с боем пройдя через другие. Это придало осажденным надежды и решимости. Как только настала условленная ночь, Никодам внезапно напал на осадные машины. (9) Его смелая попытка не имела, однако, особенных последствий, так как никакой поддержки с наружной стороны вала он не получил: (10) этолийский претор то ли побоялся вступить в бой, то ли счел более важным оказать помощь недавно возвратившимся в союз амфилохийцам, которые тем временем подверглись жестокому натиску войск Филиппова сына, Персея, посланного вернуть македонянам Долопию и Амфилохию.
6. (1) Как уже было сказано, возле Пиррея в трех местах были осадные сооружения римлян. Этолийцы напали на них – на все три одновременно, но с разной силой и вооружением: (2) одни с пылающими факелами, другие с паклей, смолой и зажигательными стрелами, так что весь строй их сверкал огнями. (3) При первом их натиске погибли многие караульные; потом крики и шум донеслись до лагеря, солдаты по сигналу консула схватились за оружие и выступили сразу из всех ворот. (4) Бились огнем и мечом; в двух местах этолийцы, только попытавшись завязать сражение и ничего не добившись, отошли. Ожесточенная битва завязалась лишь в одном месте. (5) Здесь Эвполем и Никодам, два военачальника, напавшие с разных сторон, поднимали дух воинов, напоминая им, что по уговору вот‑вот подойдет Никандр и ударит на неприятеля с тыла. (6) Эта уверенность некоторое время поддерживала сражавшихся, но, не получая условленных сигналов и видя, как неприятель все прибывает и прибывает, они поняли, что покинуты, и ослабили натиск. (7) В конце концов они прекратили бой и, обратившиеся в бегство, были отогнаны в город; в ходе боя этолийцам удалось поджечь часть осадных сооружений и перебить значительно больше врагов, чем потеряли убитыми сами. А ведь если бой велся бы так, как было условлено, то этолийцы, несомненно, захватили бы осадные сооружения по крайней мере в одном месте и уничтожили бы множество неприятельских солдат. (8) После этого неудачного ночного сражения амбракийцы и бывшие в городе этолийцы, чувствуя себя пострадавшими от предательства, на все остальное время потеряли охоту идти навстречу опасности. (9) На вылазки они уже не решались, на вражеские заставы не нападали и сражались только из укрытий, распределившись по стенам и башням.
7. (1) Персей, услышав о появлении этолийцев, тотчас снял осаду с обложенного было его войсками города и возвратился в Македонию, успев только опустошить поля амфилохийцев. (2) Но этолийцы и сами ушли из Амфилохии, заслышав, что их собственные прибрежные земли подвергаются разграблению. Иллирийский царь Плеврат[4215]с шестьюдесятью легкими судами вошел в Коринфский залив и, присоединив к себе ахейские суда, стоявшие в Патрах, принялся опустошать побережья Этолии. (3) Но против него выслали тысячу этолийцев, которые неотступно следовали за флотом, и всякий раз, как кораблям приходилось огибать излучину берега, проходили прямым путем по тропам и не давали иллирийцам высадиться. (4) Тем временем римлянам под Амбракией удалось снести часть городских стен, разбивая их таранами сразу во многих местах, однако проникнуть в город они не могли, (5) ибо жители вместо разрушенных стен успевали быстро возвести новые, да и стоявшие на развалинах вооруженные воины заменяли собой укрепления. (6) Поэтому консул, видя, что, действуя силой в открытую, он не может добиться успеха, решил вести подкоп; выбранное место он заранее прикрыл осадными навесами, скрывавшими действия римских солдат. А те работали денно и нощно, роя ход под землей и вынося землю наверх, и некоторое время подкоп оставался незамеченным. (7) Горожане обнаружили его по внезапно поднявшейся куче и, испугавшись, что стены уже подкопаны и в город проделан ход, стали по свою сторону стен вести ров напротив того места, что было прикрыто навесами. (8) На той глубине, где должен был быть пол подземного хода, они прекратили работу и стали прислушиваться под стеною то там, то сям, стараясь расслышать, где же копают. (9) От того места, где они этот шум услышали, они повели ход напрямик к подкопу и без труда, мгновенно вышли к подрытой и снизу подпертой стойками городской стене. (10) Проложив дорогу в подземный ход, осажденные стали биться с римлянами, сперва теми самыми заступами и другими орудиями, которыми рыли землю, потом к ним быстро спустились вооруженные воины, так что там в глубине завязалось настоящее сражение, хотя с поверхности и невидимое. Бой был жарким, пока не догадались перегораживать подземный ход то в одном, то в другом месте волосяными матами и поспешно поставленными воротами[4216]. (11) Тогда осаждаемые придумали новую хитрость, не требовавшую большого труда: взяв бочку, они высверлили в ее дне отверстие, достаточное для того, чтобы укрепить в нем небольшую трубку, изготовили железную трубку и железную же крышку для бочки, которую во многих местах просверлили, а затем, наполнив эту бочку птичьим пухом, поставили ее так, чтобы она открывалась в подземный ход. (12) Из дырок в крышке торчали длинные копья, называемые сариссами, которые не позволяли неприятелю к ней приблизиться. Потом высекли искру, подожгли пух и раздули огонь кузнечным мехом, приставленным к концу трубки. (13) Подземный ход был заполнен удушливым дымом и едкой вонючей гарью от горящего пуха, оставаться там не мог уже, пожалуй, никто.
8. (1) Пока так шли дела под Амбракией[4217], в римский лагерь для переговоров с консулом пришли облеченные широкими полномочиями послы этолийцев Феней и Дамотел. Причиной их приезда было то, что этолийский претор, видя, что Амбракия еле выдерживает вражеский натиск, (2) на побережье одно за другим обрушиваются нападения неприятельского флота, македоняне со своей стороны опустошают Амфилохию и Долопию, прекрасно понимая, что этолийское войско не в силах вести войну сразу на трех направлениях, созвал вождей Этолийского союза, чтобы совместно решить, как действовать дальше. (3) Все сошлись на том, что нужно просить мира, на равных или, на худой конец, на терпимых условиях: союз вступал в войну, полагаясь на поддержку Антиоха, (4) но теперь, когда царь потерпел поражение и на суше, и на море и оттеснен почти за пределы земного круга, за хребты Тавра 17a, разве остается еще хоть какая‑нибудь надежда на победу? Ничего тут не придумаешь, другого выбора судьба не оставила, (5) так пусть же Феней и Дамотел ведут переговоры так, как сочтут полезным для Этолийского государства и как велит им долг. (6) С таким поручением послов и снарядили; прибыв в лагерь, они стали умолять консула пощадить город и пожалеть бывших союзников, ныне доведенных, можно сказать, до безумия бедами и несчастьями (чтобы не говорить – обидами); (7) ведь их вина в войне с Антиохом не больше, чем прежние их заслуги в войне с Филиппом: если тогда их не так уж щедро отблагодарили, то и теперь не стоит воздавать им слишком сурово. На эти речи консул ответил, что этолийцы часто просят о мире, но ни разу не были искренни. Пусть, прося мира, возьмут в пример Антиоха, которого сами же втянули в войну: (8) он уступил римлянам не только те несколько городов, ради свободы которых война началась, но так же все богатейшие земли Азии по сю сторону Тавра. (9) Разговоры этолийцев о мире, продолжал консул, он не станет слушать, прежде чем этолийцы не сложат оружия (10) и передадут его победителям, выдадут всех коней, а затем выплатят римскому народу тысячу талантов серебра, из которых половину они, если хотят получить мир, отсчитают немедленно. К договору будет прибавлено, что они должны считать друзей Рима своими друзьями, а его врагов – своими врагами.