Ни Катя, ни ее сутенер ничего не знали о переговорах на сто пятом километре, закончившихся так неожиданно. Оба ощущали дыхание угрозы, которая казалась почти неотвратимой.
По логике вещей Валере следовало бы бежать от девчонки куда глаза глядят, в конце концов именно ее предупредили о последствиях. Но, чтобы рационально действовать в таких случаях нужны недюжинная сила воли и хладнокровие – ни тем, ни другим он не отличался.
Самым страшным сейчас казалось остаться одному.
Почти то же самое чувствовала и несовершеннолетняя проститутка, успевшая избавиться от бантов примерной школьницы. Сломанные зубы болели, но недавние побои уже выветрились из головы. По крайней мере зла на Валеру она сейчас не держала – оно без следа растворилось при высокой температуре страха.
Она старалась не отставать, прикрывая рот платком.
В первом же ларьке он купил ей защитные очки, чтобы скрыть фиолетовый с желтизной синяк под глазом.
Инстинктивно заскочили в метро. Людское столпотворение давало хоть какую‑то иллюзию безопасности.
Сели в вагон, даже не взглянув на направление. Какая разница? Только подальше от этой квартиры, от этих людей, которые выжали все, что им было нужно и с минуту на минуту запустят механизм разборки.
– Спрячь платок, – недовольно шепнул Валера. – Очки да еще платок. С таким же успехом можно бумажный мешок на голову одеть и считать, что никто не обратит на тебя внимания.
Катя послушно спрятала платок, хотя оставшиеся в десне корни сразу заныли. Вагон был заполнен под завязку, но на каждой следующей остановке все равно впихивалось больше людей, чем выходило. Валера заставил себя прислушаться к регулярным объявлениям станций.
–..Следующая «Новослободская».
– Продвигаемся к выходу.
– Зачем? – испугалась она.
– У нас еще есть время, по крайней мере пара часов. Даже если по твоей наводке уже успели навести шорох, – торопливо шептал Валера, притиснутый к ней толпой. – Вряд ли тебя сразу кинутся разыскивать.
В голосе его слышалась неуверенность, он словно хотел получить от девчонки подтверждение.
– А если да?
Но ей самой уже было невтерпеж. От духоты и скученности в вагоне, от пережитого болевого шока закружилась голова, затошнило.
Оказавшись на перроне, оба прислонились к колонне, поддерживающей белый закругленный свод.
– Сунутся к тебе на квартиру, потом начнут меня разыскивать, – бормотал Валера себе под нос, не слишком заботясь, слышит его спутница или нет.
– Я хочу уехать, одолжи мне денег.
– У самого в кармане триста тысяч. Куда ехать – без денег, без документов.
– В Твери у меня тетка живет.
– Дура. Если тебя захотят отыскать, то вычислят тетку в два счета.
Катя захныкала:
– Я никому ничего не сделала. Мне угрожали. Ты бил меня – это ты виноват! Если до меня доберутся, я тебя сразу заложу!
– Тихо ты, сучка, – сутенер огляделся по сторонам.
Две женщины обратили внимание на выяснение отношений, но предпочли не вмешиваться – тем более что подошел поезд.
– Прекрати истерику. Предположим, мы сейчас слиняли в какую‑нибудь дыру. Что дальше? Сдавать тебя напрокат случайным людям? На второй же день залетим.
– А если самим пойти в милицию? Что‑нибудь придумать, сказать, что за нами охотится мафия.
«Эту сучку в самом деле нельзя оставлять одну, – подумал сутенер. – Возьмет и заявится в отделение.»
– Как же – выделят тебе добрые дяди спецназовцев для круглосуточной охраны.
– Пусть хоть за решетку сунут. Пережду, пока все кончится.
– Кончится, – проворчал Валера, потянув ее за собой.
Он пока не видел впереди просвета. Эти враждующие кланы неистребимы – они пускают корни во все направления. Только попади в черный список…
Надо бы связаться с остальными девчонками. Предупредить, чтобы в его отсутствие не занимались самодеятельностью.
* * *
Встречу с Меченым Вельяминову организовали в номере‑люкс гостиницы «Метрополь». Увидев верхний край родимого пятна, обрезанного жестким воротом сорочки, следователь подумал, что другой клички у этого человека и быть не могло.
С шикарным интерьером номера резко контрастировал аскетичный, попросту говоря пустой стол: только пепельница и красно‑белая пачка «Мальборо». Меченый явно не стремился ублажить представителя органов и наладить с ним дружеский контакт. Пустой стол ясно указывал, что проблем для беспокойства у человека с родимым пятном нет. Он согласен на неофициальную беседу со старшим следователем ГУОПа, если она не займет слишком много времени.
Вельяминов откинулся в кресле. На таких разговорах один на один он чувствовал себя как рыба в воде.
Часто из поведения собеседника удавалось извлечь гораздо больше, чем из его слов.
– К сожалению у нас с вами не слишком радостный повод для встречи, – после такого краткого вступления он достал фотографии поднятого со дна реки «вольво» и троих утопленников. – Вам, наверно, знакомы эти люди?
Меченый внимательно просмотрел снимки и покачал головой:
– Никак нет. Кто с ними так сурово обошелся?
– Городские улицы не слишком удачное место для гонок.
– Эти трое явно вышли из того возраста, когда гонки устраивают из любви к искусству. Мрачные физиономии, думаю они и при жизни выглядели не лучше. Я не держу таких субъектов даже в службе безопасности своей фирмы.
– По крайней мере они имеют отношение к ночному клубу «Калахари». Один из них застрелил моего внештатного осведомителя по этому заведению, Я таких дел не оставляю без последствий – По‑моему они уже налицо, – заметил человек с родимым пятном.
– Они будут гораздо серьезнее. Я сделаю все, чтобы закрыть «Калахари» до тех пор, пока не получу ответы на все вопросы.
Меченый и бровью не повел:
– У меня нет доли в этом бизнесе.
– Замечательно, тогда вы ничем не рискуете.
«Рассчитывает на крепкую спину из ФСБ», – мелькнуло в голове Вельяминова.
– Сколько сейчас? – он взглянул на свои дешевые часы. – Восемь вечера. Минут через двадцать начнется рейд ОМОНа. Я попросил ребят, чтобы не церемонились. Посмотрим, кто чем балуется в этом гадюшнике.
Меченый сцепил пальцы рук, удерживаясь от желания немедленно схватиться за сотовый телефон.
– А вы не слишком торопитесь? По моим сведениям у хозяев этого заведения есть высокие покровители.
– Высокие покровители не станут вмешиваться, когда мы выложим на стол конфискованное оружие и наркотики. Я хорошо знаю этот тип людей, их поддержка никогда не простирается слишком далеко.
– А что, если я предложу свои услуги в качестве посредника?
Меченый решил осторожно прощупать ситуацию. Он ясно представил себе последствия рейда скорых на расправу парней, ненавидящих «золотую» молодежь, всевозможных тусовщиков, гомиков и крутых. Нечто среднее между землетрясением и бомбежкой.
Вельяминов шел на встречу именно за этим. Он пока не собирался замахиваться на Меченого. Такую фигуру нужно долго «разрабатывать», прежде чем щелкать наручниками. Сейчас он вел конкретное дело об убийстве Риты Аристовой и хотел довести его до конца.
– Хорошая идея. Но если сейчас придержать ОМОН, эффекта неожиданности я в ближайшее время не получу. А где гарантия, что ответы на мои вопросы окажутся четкими и достоверными?
– Давайте сперва уточним – вы согласны с моей ролью третьей стороны?
«Называйся хоть десятой, лишь бы я получил о г тебя отступные», – подумал Вельяминов.
– Если да, введите меня в курс дела. В двух словах – о чем вы хотите узнать?
– Мне нужно посадить на скамью подсудимых убийцу Аристовой и его сообщников. Это та цена, за которую я согласен забыть, что в Москве существует заведение под названием «Калахари».
– Я‑то думал, что ответ на ваш вопрос можно получить, не вешая трубку…
– Так оно и есть. Этот человек обязан знать ответ, если он в самом деле контролирует «Калахари».
– Он может подсунуть недоброкачественный товар.
– О непосредственном исполнителе я знаю достаточно – детектор лжи сработает мгновенно.
Меченый на секунду задумался.
– Мне трудно что‑то гарантировать. Сколько у нас еще времени в запасе?
– Меньше десяти минут.
– Поступим так. Я вообще не стану сейчас ни с кем контактировать. Отложите вторжение на полчаса – вполне возможно я сам сумею удовлетворить ваше любопытство.
Вельяминов набрал номер.
– Савченко, ты? Придержи пока ребят. Рвутся в дело? Все будет в порядке – пар они сегодня выпустят.
– Спасибо за доверие.
Человек с родимым пятном подошел к окну и остановился, разглядывая разноцветье вечерних огней: неподвижные прямоугольники окон, бегающую по кругу рекламу, непрерывную череду красных и золотых светлячков на мостовой.
– Дело в том, что я знал Риту. Одно время даже звал ее на работу в свою фирму. Но она была вольным художником по натуре.
– Я вас не видел на похоронах.
– Меня не было в России.
Воцарилось молчание. Человек с родимым пятном курил, стоя у окна. По его лицу перемещались бледные отсветы. Тщательно подогнанные двойные рамы почти полностью гасили звуки уличного движения..
– Я держу ОМОН, – напомнил Вельяминов. – Ребята уже настроились.
– Да‑да. Вернемся к делу. Если пригласить меня для дачи официальных показаний, я скажу, что не имею понятия ни о какой Аристовой. Не найдете свидетелей – припереть меня к стенке. Вы поступили совершенно правильно, когда решили встретиться в неофициальной обстановке. Здесь я могу признаться: да, я имею сведения о тех, с кем она общалась в последнее время. Поделитесь своей информацией, и я, может быть, подскажу вам где искать.
После некоторого раздумья Вельяминов достал еще один снимок: фоторобот, составленный по показаниям свидетелей. От следователя не ускользнуло промелькнувшее выражение удивления на лице собеседника. Так реагируют только на знакомые черты, попавшиеся на глаза в неожиданном месте.
– Вам повезло, – медленно произнес Меченый. – Но поймите правильно – трудно переступить через эту черту, трудно вот так взять и сдать человека.
Отправляясь в «Метрополь», Вельяминов даже не рассчитывал на такое «попадание» с первого выстрела.
– Он все равно обречен, – заметил следователь. – Эти портреты уже три дня как розданы по всем горотделам милиции.
– Я не о нем забочусь, а о своей душе. Не хочу отвечать на Страшном Суде за то, что выдал невиновного человека.
– Вечером, в день убийства он наведывался в «Калахари» вместе с Аристовой. С теми, кто мог его запомнить, он неделей позже разобрался в подвале клуба. Но были и другие свидетели. Из «Калахари» Рита повезла его к себе домой. В подземном гараже на них обратил внимание сосед. Консьерж в подъезде запомнил, как рано утром гость вышел на улицу. Достаточно?
– Хорошо. Имейте в виду: у этого человека есть фальшивое удостоверение сотрудника охраны депутата Государственной Думы Малофеева. По этому удостоверению он получил даже пропуск в здание. Обязательно станет козырять всем известной фамилией, но вам не надо тревожиться – Малофеев не подозревает о существовании этого человека и давить на следствие никто не будет.
– Кто на меня только не давил, – усмехнулся Вельяминов. – Я в этом смысле человек закаленный.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ПРОЕКТ «СПИРАЛЬ»
Малофеев обладал уникальной способностью быстро восстанавливаться после пережитых потрясений. Уже на следующий день после стрельбы на сто пятом километре он появился в своем думском кабинете на четвертом этаже. Здесь его второй день дожидался бородач с янтарными четками.
– Погоди со своими делами, Мирзабек, – депутат, не присаживаясь, взялся просматривать факсы. – Завал какой‑то. Двое суток прогуляешь, потом гору дерьма надо разгребать.
– Смотри сам, у меня большие новости.
– Опять составы не идут? – с досадой осведомился Малофеев.
Он прикрыл дверь кабинета и устало опустился в кресло под портретом партийного лидера с охотничьим трофеем.
– С нефтью пока все нормально, слава Аллаху, – бородач выразительно обвел глазами стены и потолок.
– А‑а, ты еще не в курсе, – Малофеев достал из ящика стола портативное устройство с цифровым индикатором на жидких кристаллах. – Фирма гарантирует.
Мирзабек недоверчиво глянул на неведомый прибор – он не слишком доверял технике. Впрочем, людям он верил еще меньше.
– Регистрирует «жучки» в радиусе пятнадцати метров. Я даже соседу за стенкой помог вывести эту нечисть – теперь мой должник. Берет любые модификации: я несколько раз специально приносил с собой в кармане. Ловит, зараза.
– Давай лучше сядем у меня в машине. Она здесь, на стоянке. Там у меня консультант, без него никак не обойтись.
– Елки зеленые" ты ж современный человек, не пастух какой‑нибудь. Объясняю еще раз: гарантия сто процентов. Тащи своего консультанта сюда. Скажи Ларисе фамилию, пусть позвонит на проходную.
– Дело тянет на большие деньги, – бородач достал из кармана записную книжку, вырвал листок и черкнул на нем сумму в долларах.
Даже у видавшего виды депутата слегка отвисла челюсть.
– Нули ты вроде считать умеешь, – пробормотал он с сомнением, надевая только что скинутый пиджак.
Человек, ожидавший в машине, был похож на инженера из секретного «почтового ящика» советских времен: свитер с горлом, очки с толстыми стеклами, торчащие уши, волосы скорее приглажены ладонью, чем расчесаны гребешком.
Действительность полностью соответствовала имиджу – Геннадий Сысолятин некогда работал ведущим инженером‑конструктором в НПО «Молния», бывшем микояновском ОКБ. Пожав его вялую ладонь, депутат бодро провозгласил:
– К делу.
Цифра, коряво выписанная на бумажке, стала для Малофеева дозой допинга, пожалуй даже чрезмерной. Сердце работало на полных оборотах, кровь прилила к лицу, глаза выпирали из орбит. Сделка на миллиард долларов.
Это сколько же комиссионных можно отхватить.
Сысолятин невнятно зачастил, пересыпая речь неудобоваримыми терминами. Бородач почти сразу остановил его.
– Погоди, брат. Человек еще не в курсе дела.
Тонкое лицо с изогнутыми, черными как смоль бровями оставалось бесстрастным. Отполированные до блеска прикосновениями пальцев янтарные виноградины четок щелкали одна об другую. Малофеев поразился – Мирзабек обычно нервничал из‑за неизмеримо более скромных операций, но тут астрономическая сумма, похоже, превысила возможности его воображения, и кипение горячей кавказской крови обратилось в ледяной холод.
– Помнишь, что такое Байконур? – спросил он у депутата.
– Космодром. Теперь арендуем у Казахстана.
– Там много разных железок. Есть желающие выложить за них круглую сумму.
– Американцы?
– У американцев сейчас на свои программы денег не хватает, – вмешался Сысолятин. – Тем более, что их космические приоритеты пока в другой стороне.
– Пакистан, – уточнил Мирзабек. – Они уже сделали свою атомную бомбу.
– Теперь их интересуют средства доставки и космические технологии, – бывший ведущий инженер снял очки, чтобы протереть стекла носовым платком в клетку.
«Сколько тебе обещали кинуть, профессор? – подумал Малофеев, – тысчонку‑другую?»
На глаза попалась мощная фигура Терминатора, вышагивающего взад‑вперед в десятке шагов от автомобиля. Депутат вспомнил о недавней встряске на сто пятом километре. Ему особенно остро захотелось, чтобы все утряслось, взбаламученное море вошло обратно в берега.
«Надо связаться с Меченым. Если будут выставлять условия, пусть соглашается. Только бы замять инцидент твердо и бесповоротно.»
– Давай‑ка, введи меня в курс дела.
– С удовольствием. У вас техническое образование или гуманитарное?
– Десять классов и торговый техникум. По возможности популярнее.
– Попробую. Полеты ракет дорогое удовольствие – это поняли почти сразу. Техника сгорает дочиста. Поэтому еще в начале семидесятых начали раскручивать проект «Спираль» – разрабатывать многоразовую космическую систему. Мощный транспортный самолет‑разгонщик выводит орбитальный пилотируемый самолет на высоту около тридцати километров при шестикратной скорости звука. Там «вагон» отцепляется от «паровоза», выполняет свою миссию в космосе и самостоятельно приземляется на обычный военный аэродром с помощью турбореактивного тормоза. Лет двадцать назад, когда я пришел работать в НПО дело дошло до испытаний. Шесть раз успешно отработали на дозвуковой скорости.
– Это что‑то вроде американских.., как они там называются? «Шаттлы»?
– «Челноки». Как раз наоборот. «Челноки» выводит на орбиту ракета. Это два конкурирующих направления. В свое время американцы построили ракетный самолет «Х‑15», который стартовал из‑под брюха тяжелого реактивного бомбардировщика. После двух десятков полетов он вдруг потерпел аварию, летчик погиб.
В НАСА свернули это направление ради «челноков».
Наши решили, что американцы все хорошо просчитали и аккуратно сделали то же самое. Разработали «Энергию» с «Бураном». Потом выяснилось, что один полет «челнока» обходится от пятисот до восьмисот миллионов долларов.
Мягко прожурчал сотовый телефон. Малофеев выхватил трубку из кармана пиджака и сразу почувствовал, как пересохло во рту.
– Вышел на работу? – осведомился сипловатый простуженный голос.
– Вовремя вышел. Какие у тебя новости? Левашовские голос подавали? Если что, договаривайся по‑любому. Все равно выиграем больше, чем отдадим.
– С левашовскими я все улажу. Они сегодня будут заседать – клочья полетят во все стороны. Посмотрим, кто сядет на свободное место… Тут другая проблема свалилась. Где сейчас Иваныч?
– В приемной, на четвертом этаже. Я спустился вниз поговорить, – отчитался Малофеев.
– Пошли его куда‑нибудь с заданием. Только дай мне знать куда.
– В чем дело?
– Это чужой, чудо‑юдо. Даже мне залепил глаза.
Вот кто опасен, так опасен.
– Опять ты удружил. Опять ты!
– Ладно, остальное потом. Отсылай его, не тяни. Похоронит, сука.
Малофеев приготовился задать еще вопрос, но Меченый уже дал отбой.
– К консультации мы еще вернемся, – прошевелил губами депутат, выскакивая из машины.
– Перезвоню ближе к вечеру, – сказал ему вдогонку бородач.
Спрятав четки в карман, он запустил движок.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
НОЧНАЯ ТРАПЕЗА
После разговора со следователем человек с родимым пятном на шее понял, что чутье его стало давать сбои.
Сидя в потемках, он воображал, что контролирует ситуацию. Теперь, когда она осветилась ярким, словно от прожектора лучом, все сразу стало на свое законное место.
Невероятно, но факт: этот человек был у Риты в ночь убийства. Похоже его угораздило заснуть в другой комнате: кому суждено спастись тот спасется. Она сама могла обмолвиться насчет офиса. Здесь бывший «афганец» рассчитывал найти убийцу – других координат по Москве просто не было в его распоряжении.
И он, тертый калач, сам принял этого человека на работу. Неужели пора на покой? Или это единичный сбой, временное помутнение зрения?
Лучшим выходом было бы пристрелить этого героя, как бешеного пса. Он мог утаить от следователя свое знакомство с человеком, послужившим прототипом для фоторобота. Но утаив, не получил бы полной картины событий – пришлось бы восстанавливать ее самому, по кусочкам.
Теперь, конечно, Иваныча не шлепнешь – как ни разыгрывай спектакль для Вельяминова, все будет шито белыми нитками. Придется подарить его ментам. Буквально на пару дней. Потом подключится ФСБ – ввиду открывшихся обстоятельств. Два‑три допроса и «афганцу» втолкуют – о чем говорить, о чем молчать, как рыба. Если не поймет он, объяснят старшему следователю: когда слушать, когда уши затыкать.
В любом случае нужно было спешить – это Меченый знал наверняка. Такие одиночки хуже всего. Вознамерившись мстить, они мстят до упора, пока не напичкаешь их свинцом до отвала или не упрячешь в одиночку, предварительно подлечив мозги электроразрядом.
По стечению обстоятельств Борису Рублеву тоже надо было спешить. Прошедшей ночью, около трех часов, когда Малофеев, наконец, заснул после пережитых треволнений, к воротам дачи подкатила «хонда» с обтекаемым, в гоночном стиле, силуэтом.
Остервенело, захлебываясь злобой, залаяла овчарка.
Сторож прибежал докладывать – ему и без того в каждом порыве ветра, в каждом дребезге оцинкованной кровельной жести мерещилось возмездие левашовцев.
Комбат осторожно выглянул из окна. У ворот Малофеев давно уже распорядился поставить мощный фонарь на железобетонном столбе, в его свете Рублев узнал Экзаменатора. Тот вышел из машины – в столь поздний час гостю следовало показаться, чтобы рассчитывать на любезный прием.
– Успокой собаку, – Рублев послал сторожа обратно, а сам отправился впустить «доброго знакомого».
– Депутат, наверно, вскочил в холодном поту, – одним ртом улыбнулся азиат.
В его голосе не заметно было особого уважения к народному избраннику.
– Если он засыпает, то пушкой не разбудишь, – заверил Комбат.
– Мне пришло в голову, что лучшего времени для нашей трапезы не найти. Помнишь уговор? Днем слишком много забот, слишком много назойливой мошкары, которая лезет в глаза… Твои подчиненные, надеюсь, на месте?
– Оба, – кивнул Комбат.
– Вот и отлично – пусть несут службу. Собака тоже ведь не пустое место – голос подаст, если враг нагрянет.
На кухне Экзаменатор выложил из сумки пакет риса с иероглифами на целлофане и бутылку из‑под минеральной воды с густым содержимым темно‑розового цвета.
– Соус я приготовил заранее. Осталось сварить рис.
Посмотрим какая тут есть посуда – мне нужна чугунная.
Пока рис доходил до кондиции на медленном огне, Экзаменатор неторопливо выкладывал на стол два пары палочек для еды и Две миски из обожженной глины.
– Посуда вещь первостепенной важности. Все важно: помещение, погода, время суток. Кто твои сотрапезники, если ты не один. Но посуда особенно. Вы, русские, проще относитесь к еде, а для нас это священнодействие. Человек принимает в себя дары Земли. Чтобы они отдали всю свою силу, надо ощутить глазами и ноздрями, языком и небом каждую крошку.
– Только бы на все остальное времени хватило, – заметил полушутя Комбат.
– В сутках не двадцать четыре часа, а двадцать четыре года. Сколько лепестков цветка можно уместить в пустой ореховой скорлупе. Важно извлечь их оттуда.
Приподняв крышку, азиат втянул в себя обжигающий пар.
– Готово.
Он выложил рис – примерно по три столовых ложки в миску. Ни одна рисинка не слиплась с соседними, каждая имела цвет первозданной белизны, чистая и непорочная, как невеста.
– А, так ты умеешь обращаться с палочками.
– У меня в батальоне служил кореец из Приморья.
Показал однажды, как это делается.
Экзаменатор подлил из бутылки пряного ароматного соуса – себе и Рублеву.
Ели медленно, молча. Когда дело подошло к концу, визитер сощурил и без того узкие глаза.
– Совместная трапеза после полуночи позволяет читать мысли сидящего напротив.
– У меня пока глухо, – Комбат уже очистил свою глиняную миску с неровными краями.
– Не буду рассказывать тебе сказки, что я могу делать нечто подобное. Таким даром обладали люди в старину, сейчас само время изменилось. То, что заметил я, не требовало особого дара.
Не обратив внимание на последние слова азиата, Рублев сложил палочки на столе и откинулся на спинку стула.
– Спасибо за угощение. Не знаю, как к тебе обратиться – может просветишь?
– Никто не должен знать настоящего имени человека. Тот, кто знает твое имя, может одолеть тебя в бою.
Ты ведь как‑то называл меня мысленно до этой минуты.
Пусть все остается по‑прежнему.
– Не знаю. Мне никогда не приходило в голову скрывать свои паспортные данные, – улыбнулся Комбат.
– Зато ты прячешь все остальное, – спокойно, но веско произнес Экзаменатор. – Я понял с первых минут – ты попал к Меченому не случайно. У тебя своя цель, свой интерес.
Комбат внутренне напрягся, мгновенно оценил расстановку мебели, время, необходимое каждому из них, чтобы воспользоваться оружием.
– Скажи еще, что я перекрасившийся мент. Хочу заложить тут всех оптом.
– Конечно, нет. Менты не любят рисковать. Можно подождать, пока фирму заложит кто‑нибудь из конкурентов. Рискуют те, кого задело за живое.
– У нас, в России, много любителей острых ощущений.
– Я единственный имел возможность по‑настоящему оценить твою подготовку. Если такой человек не прочь сотрудничать с фирмами вроде нашей, он не будет прозябать в поисках работы, наниматься грузчиком в магазин.
Комбат не стал приводить доводов, переубеждать.
– Чего ж ты молчишь? Почему не доложишь начальству?
– Я у Меченого временный человек. И не брал обязательства доносить о всех своих подозрениях. Мое дело поддерживать ребят в форме – не более.
– А на сто пятом километре?
– Я сам туда напросился. Время от времени нужна – встряска.
Экзаменатор поднялся с места, сложил скромные принадлежности для трапезы в сумку и застегнул молнию.
– Что бы ни случилось с Меченым и его братией, я без работы не останусь. Как и ты. Профессионалов ценят независимо от цвета волос и глаз, им многое прощают. Им хорошо платят – везде и всюду. Но профессионал, который зациклился на сведении личных счетов, может сорваться. Точно выверенный удар требует дисциплины, ежедневной гимнастики для души. Отрешиться от всего суетного…
Комбат еще не решил окончательно – выпускать ли ночного визитера. С чем он приходил: угрожать, намекать на общие интересы?
Сев в машину, Экзаменатор не торопился захлопывать дверцу.
– Депутат по сути дела мертв, – произнес он, не глядя на Рублева. – Нравится тебе это или нет, ему конец. Прими к сведению. У тебя еще есть время сделать для себя выводы.
Комбат хотел было сказать, что в гибели Левашова И его телохранителей Малофеев не виноват. Но вспомнил, что Экзаменатору это известно не хуже, чем ему – истерика депутата никак не выглядела наигранной…
Теперь, сидя в приемной в ожидании Малофеева, Комбат в который раз взвешивал каждое сказанное ночью слово. Что стояло за рисовым ужином? Недвусмысленное предложение не вмешиваться? Или Малофеев с Меченым решили организовать «проверку на вшивость»?
Он все‑таки не усидел на месте, сказал секретарше, что сходит перекусить чего‑нибудь в буфет. Шло пленарное заседание Думы. Двери в зал оставались открытыми, но журналисты и операторы с видеокамерами не сновали туда‑сюда: в повестке дня не стояло скандальных вопросов. Комбат расслышал голос, вяло нудивший о пагубности жилищно‑коммунальной реформы.
Далеко не все депутаты считали нужным присутствовать в зале. В коридоре, по ковровым дорожкам плавно перемещались благообразные на вид люди в темных костюмах и галстуках. Скорость и осанка соответствовали рангу: рядовой сотрудник аппарата парламента, помощник депутата, независимый депутат, член фракции. Избранные в Думу от территорий держались явно солиднее, чем те, кто прошел по партийным спискам и к концу срока все острее ощущал зависимость от лидера.
Человек, бродящий без цели, сразу привлекал к себе внимание среди всеобщей подчеркнутой деловитости.
Рублев миновал крытую галерею, спустился вниз на эскалаторе и двинулся по забитому машинами подземному гаражу. Чем‑то он напоминал гараж в доме у Риты, увеличенный раз в десять. Такая же разметка на полу белыми линиями, те же вычищенные до блеска лимузины, выставленные точно по местам.
Около машины Малофеева он издалека заметил техника в темно‑синей форме. Многие депутаты, ставя свой автомобиль в гараж на время работы, «озадачивали» сервисный центр – устранить мелкую неисправность, провести профилактический осмотр.
Поскольку эти услуги оплачивались из думского бюджета, каждый из парламентариев обращался за ними через два дня на третий или того чаще. Возле машин постоянно копошились люди с инструментами, ныряя в открытый капот.
На сей раз спина техника показалась Рублеву удивительно знакомой… Экзаменатор – вот кто взялся за работу.
Как он попал в тщательно охраняемое здание, где раздобыл униформу?
Появление старшего сотрудника малофеевской охраны ничуть не смутило человека с раскосыми глазами и фигурой подростка.
– Погоди секунду, я сейчас закончу. Очень хорошо, что мы встретились именно сейчас. Нам так или иначе нужно было сегодня увидеться.
Он залез под машину – явно не в первый раз. Быстро вылез обратно, отряхивая едва заметные пылинки – похоже, контрольным осмотром он остался доволен.
– Думаю, тебе интересно, когда эта штука сработает. На Малофеева выделили тройную норму, ни одна комиссия не соберет. Только куски металла и красные брызги в радиусе полкилометра.
Комбат знал, что Экзаменатор не склонен к преувеличениям. Он мысленно прикинул тротиловый эквивалент заложенной взрывчатки.
– На радиосигнал мои заказчики не понадеялись, – продолжал человек в форменной куртке техника. – В центре города полно помех, случаются сбои.
Комбат представил себе мощный взрыв на людной московской улице – трупы прохожих, искореженные автомобили. Это не должно осуществиться.