– Истинная правда, – поддакнул младший. – Не продохнешь: одни проблемы. Вот сейчас, например: элементарно не могу попасть к себе домой. Боюсь. Нашлись какие‑то мерзавцы, которые угрожают мне и вот этой девочке, Катюше.
Девочка Катюша тем временем бродила по храму, с любопытством разглядывая иконы, лампады на цепочках, крылатых херувимов, нарисованных вверху.
– Нужны деньги, чтобы уехать. И не могу их забрать, – чистосердечно признался Валера. – Может ты бы съездил?
– С радостью, брат.
Сенцов‑младший уже достал ключи, но в последний момент засомневался. А если новый облик Лехи только хитрый ход, чтобы поиметь с храма Божьего вспомоществование или спереть какую‑нибудь утварь?
– Смотри, если пропадешь с деньгами…
– Не беспокойся, брат, – улыбнулся Алексей. – Знаю, что много тягот доставил ближним, но Господь призрел меня, как блудного сына.
– У тебя крест с собой? Ну есть на тебе крест или нет?
– А как же.
– Покажи.
Алексей запустил пальцы за пазуху и достал простенький крестик.
– Поцелуй, что деньги принесешь.
Брат послушно исполнил требуемое и бережно вернул крестик на место.
«Была не была. Других вариантов все равно не видно», – Сенцов‑младший отдал ключи…
После полуторачасового ожидания на ногах он чувствовал слабость – от запаха плавящегося воска и монотонного бормотания священника голова тяжелела, клонилась набок. Лики с икон с большими глазами и скорбно сжатыми устами колыхались как отражения на воде.
Стряхивая наваждение, Валера смотрел на часы.
Ему рисовался старший брат – тот торопливо пере считывал нежданный улов. На елейном лице проступала прежняя гнилая улыбочка, в которой удивительным образом сочетались слабоумие и хитрость мелкого зверька.
Сенцов‑старший вернулся, когда они с Катей собрались уже уходить. К изумлению Валеры достал несколько стодолларовых бумажек. Неужели из тайника? В глазах у сутенера на мгновение померк белый свет. Не дожидаясь вопросов, Алексей рассказал, что случилось.
Подойдя ко входной двери, он услышал внутри шум, треск и голоса людей. Дверь прикрыли, но оставили незапертой – ему даже не понадобился ключ. В квартире царили разгром и беспорядок. Несколько дюжих парней методично ломали и били все, что попадалось под руку.
– Стал их увещевать, стыдить. Смотрю один сует мне доллары. А я ведь дал обет везде и всюду ходить вот с этим, – Алексей показал пристегнутый к поясу большой кожаный кошель с надписью: «На обновление храмов». – Бери, говорит, отец. Я ему: хозяин больше обещал. Не хочу повторять как он тебя назвал. Но денег добавил.
Сенцов‑младший побледнел и опустился на колени.
– Что с тобой? – брат подхватил его подмышки. – Девочка, помоги.
Вдвоем они вывели его на свежий воздух.
– Что‑нибудь еще они говорили? – спросила Катя.
– Ругались мерзко на Валеру и какую‑то, проста Господи, особу легкого поведения.
– Это я.
Алексей, которого Катя успела мысленно прозвать Божьим человеком, только скорбно кивнул.
– Валера прав. Вам с ним опасно оставаться на виду – всякое может случиться.
Он протянул девчонке деньги, которые младший брат так и не взял.
– Сложный, конечно, вопрос. Их ведь как бы пожертвовали на благие цели. Вы точно знаете, что это из его сбережений? Тогда пусть сам решает, как с ними быть.
Вдруг переживший катастрофу человек в цветастом шарфе, скрученном веревкой вокруг шеи, взвыл и вцепился в волосы брата. Оба повалились на землю и стали кататься по мокрому асфальту возле паперти. Две нищенки степенно поднялись и перебрались на новое место – подальше от греха.
Алексей Божий человек почти не сопротивлялся.
Оказавшись наверху, сутенер придавил его коленом:
– Ах ты, крыса церковная! Последние деньги урвать?! Тварь, пропойца!
Он замахнулся, чтобы ударить в лицо сверху вниз, но Катя сзади уцепилась за руку:
– Ошизел? Отдает же деньги!
Валера отшвырнул девчонку – она еле удержалась на ногах.
– Ты хоть понимаешь, на сколько меня грабанули?
Будь все проклято – как они вычислили место?
Закусив кулак, он скрючился на асфальте. В ответ на шум и крики вырос откуда‑то из под земли дежурный милиционер. Направляясь к нарушителю порядка, он поднял смятую широкополую шляпу.
Алексей Божий человек бросился ему наперерез:
– Этой мой брат, у него приступ. Сейчас мы вызовем «скорую».
– Только уберите его подальше, – хмуро махнул дубинкой мент. – А то можно подумать, что тут кишки кому‑то выпустили.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
МУЖСКОЙ РАЗГОВОР
На следующий день после гибели Малофеева пленарное заседание Думы с самого начала отошло от повестки дня. Слово взял Семен Красильников – лидер Либерально‑социалистической партии, тот самый, чей охотничий портрет красовался в кабинете покойного депутата.
– Предлагаю всем встать и почтить память нашего сотоварища минутой молчания, – объявил Красильников, взойдя на трибуну.
Поднялись все – кто быстро, с готовностью, кто не торопясь, со скептическим видом. Некоторые явно не считали Малофеева сотоварищем и не испытывали большой скорби. Но афишировать свое мнение они сейчас не собирались.
Внимательно проследив за всеми собравшимися в зале, Красильников опустил руки по швам и умолк. Ровно через минуту он снова наклонился к микрофону:
– С разрешения председательствующего я хотел бы сказать по этому поводу несколько слов. Заслуги человека выступают особенно рельефно, выпукло, когда он уходит из этой жизни. Трагическая гибель Олега Евгеньевича Малофеева помогла всем нам осознать в полной мере весь масштаб его фигуры. Кому‑то казалось, что он слишком резок, невыдержан, горяч, но теперь мы обрели горькое право однозначно констатировать: все это диктовалось болью за судьбы Отечества. И если кто‑то позволяет себе во время моей речи демонстративно просматривать бумаги, этот человек бросает вызов не нам, он бросает вызов тому делу, за которое отдал жизнь Олег Евгеньевич.
Партийный босс в двубортном пиджаке с золотыми пуговицами указал рукой в сторону проправительственной фракции, где отдельные депутаты, в их числе и Фильченко, позволяли себе отвлекаться.
– Он был одним из немногих среди равнодушного большинства, кто открыто вступил в схватку с всесильной мафией. Всем нам памятны его блестящие, глубоко аргументированные выступления по так называемому спиртовому дело. Кто знает, какой ущерб понесло бы государство, если бы он не зазвонил во все колокола. Да, он одержал победу, но мафия такого не прощает. Вчера она нанесла ответный удар.
Красильников сделал паузу, чтобы глотнуть минеральной воды из стакана.
– Наша фракция предлагает следующее. Установить возле думского кабинета этого выдающегося гражданина России мемориальную доску. Назначить специальную комиссию по расследованию преступления. Полностью реорганизовать охрану здания. Проще говоря, разогнать всех к чертовой матери! Среди бела дня депутата выводят через центральный вход под дулом пистолета. Где, я вас спрашиваю, такое возможно? Ни в одном парламенте мира!
– Это вы пожинаете плоды своих же обычаев, – напомнили из зала. – Именно ваша фракция наводнила здание телохранителями. Мы предлагаем вообще запретить доступ в Думу вооруженным людям, кроме вневедомственной охраны.
– Все правильно – ваша фракция может запросто сэкономить на личной охране. Зачем она людям, которые всегда держат нос по ветру, всегда тянут руки в пользу того, кто сегодня сильнее?
– По‑моему вы увлеклись и плавно перескочили совсем на другую тему, – заметил Красильникову спикер.
– Ну, если вы считаете, что разговор о нашей безопасности сегодня не актуален, я готов подчиниться.
– Давайте все‑таки работать согласно регламенту. Если есть предложения по совершенствованию охраны, передайте их в комитет. Пусть их там детально обсудят…
– Это волокита на два месяца. Пожалуйста. За это время еще кого‑нибудь вынесут вперед ногами. Вопрос слишком очевиден – сотрудники МВД не справляются со своими обязанностями. Я не исключаю, что кто‑то из них был в сговоре с тем боевиком, на руках которого кровь нашего товарища. Нам надо создать при Думе штатное охранное подразделение, выделить деньги на современные системы охраны.
– Чтобы сделать все это, надо изменить конституционные права Думы, – отреагировал председатель. – На сегодняшний день закон нам запрещает подобные действия.
– Хорошо, пусть это будет называться подразделением МВД, но оперативными вопросами должны ведать те, кому мы можем доверять.
Из ложи прессы за дискуссией наблюдал бородач с янтарными четками. С участием Малофеева или без него, но дело надо было двигать с места.
* * *
С левой рукой на перевязи Рублев сидел в зале ожидания. Сосед, ожидающий своего поезда, читал свежую газету. Через его плечо можно было разглядеть фотографию с места взрыва: березы, воронка, собравшиеся люди в фуражках. Рядом, на снимке помельче он узнал самого себя. Корреспондент воспользовался фотографией с постоянного пропуска в Думу – второй ее экземпляр остался в бюро пропусков, Статья называлась хлестко: «Киллер‑телохранитель: работа по совместительству». Автор сразу предупреждал, что изложит несколько версий происшедшего. Рублеву удалось познакомиться с одной. Там высказывалось предположение, что взрыв произошел в результате преждевременного срабатывания устройства.
Убить депутата можно было и в кабинете, а потом спокойно покинуть Думу. Если «киллер‑телохранитель» с риском для жизни вывел его из здания и посадил в машину, значит у них имелась какая‑то тема для разговора.
"План был такой – угрозами вытянуть из Малофеева нужные сведения или документы, а потом отпустить, с тем, чтобы машину разнесло через несколько минут.
То ли убийца замешкался с выходом, то ли произошел сбой, но все, сидевшие в автомобиле, погибли.
Здесь, однако, вылезает одна нестыковка. Рублев каждый день сопровождал депутата в его служебных и личных поездках. Гораздо проще было достать пистолет часом раньше и развернуть автомобиль на подъезде к Думе. Создается впечатление, что сроки операции были неожиданно сдвинуты, возникла какая‑то спешка…"
Сосед убрал газету в сумку и отправился на перрон, Комбат остался в неведении относительно дальнейших рассуждений автора.
Внешность надо было срочно менять. Но не тот характер имел Рублев, чтобы сбривать усы, прятать глаза за темными очками. Собственное лицо было для него такой же постоянной, не зависящей от него величиной, как имя и фамилия.
Надо осмотреться, подыскать себе надежную «базу».
Каждый вокзал – это отдельное государство со своими законами, своими оседлыми и кочевыми жителями.
На каждом вокзале множество укромных углов с разной степенью комфорта.
Комбат заглянул в камеру хранения, прошагал по подземным переходам, поболтал с лоточниками, торгующими магнитофонными кассетами, игральными картами и плитками шоколада. На завалявшуюся в кармане мелочь решил побаловать себя хот‑догом.
– Где бы тут у вас переночевать? – закинул удочку, задержавшись у прилавка.
– Вещей много? – поинтересовалась девушка в голубом халате и шапочке.
– Никаких. Наличными тоже не отягощен.
Она кинула быстрый оценивающий взгляд.
– Подойди к Дудаеву. Не к тому – это прозвище такое у человека. Сидит на втором этаже, продает жетоны к игральным автоматам. Что‑то вроде бюро добрых услуг.
Дудаев оказался человеком неопределенного возраста в мятом, когда‑то велюровом пиджаке с чужого плеча и странными, как будто пыльными волосами. Единственное, что напоминало первого чеченского президента – ниточка усов над тонкими губами.
Сидел он неподвижно, ссутулившись. Только руки четко работали, принимая деньги, выдавая взамен тусклые металлические кружочки. Комбат объяснил свою нужду.
– Сделаем по высшему разряду, – не раздумывая ответил Дудаев. – Ночлег, трехразовое питание. Надолго тебе?
– Еще не знаю. На неделю так точно.
– О'кей. Придется, само собой, поработать, но мужик ты, крепкий, проблем быть не должно. Жаль с рукой у тебя непорядок, а то мог бы и копейку зашибить.
Он растолковал Рублеву, как добраться до тупикового пути, где стоит на приколе сцепка из трех списанных плацкартных вагонов.
– Стучись в последний. Можешь отправляться прямо сейчас.
Дойдя до конца перрона, Рублев спрыгнул вниз и двинулся дальше по шпалам. Огни и глухой рокот вокзала остались за спиной, только красный зрачок светофора сочился клюквенным соком в темноте, да луна отсвечивала на рельсах.
Он заскочил на платформу с контейнерами, спрыгнул с другой стороны. На следующем пути стоял длинный состав с погашенными огнями – пришлось нагнуться и пролезть под колесами. Железнодорожник в форме шел навстречу, простукивая колеса своим молотком. Он даже не поднял голову на звук шагов по гравию.
Вдалеке красный зрачок светофора сменился зеленым, поздний вечер из‑за этого стал еще холоднее, неуютнее. Сцепка стояла точно на указанном месте. Кое‑где сквозь мутные, давным‑давно не мытые стекла пробивался свет. Только третий, последний вагон был погружен в полную темноту.
Рублев постучал в дверь три раза. Внутри кто‑то зашевелился, раздались шаги. Обитатель вагона довольно уверенно двигался в потемках. Не задавая вопросов, он открыл дверь и отступил назад, когда Рублев здоровой рукой подтянулся за поручень и заскочил на площадку.
– Добрый вечер. Принимай соседа.
Комбат не мог различить лицо, только слышал в темноте ровное дыхание.
– В нашем номере свет не предусмотрен? У соседей дело вроде бы обстоит получше.
– Я слепой, мне свет не нужен, – спокойно ответил постоялец.
– Понятно. Так ты здесь один снимаешь весь вагон?
Теперь придется потесниться.
Глаза постепенно привыкали к темноте, Комбат уже мог различить длинный проход.
– Здесь не работает печка, – голос незнакомца не был похож на профессионально заунывный скулеж попрошайки, на сипение пропойцы‑бомжа. – Желающих маловато.
– А что с ней стряслось?
– Без понятия. Тяги нет, весь дым идет внутрь.
– Напомни, завтра посмотрю при дневном свете.
За время, проведенное в стане противника, Комбат устал кривить душой, сдерживать свои истинные мысли и чувства. Он мог выдержать многое, только не двойную жизнь. Сейчас он чувствовал облегчение. Хотелось просто поговорить, не взвешивая каждое слово – как общаются попутчики в поезде дальнего следования.
Попутчик по имени Виктор рассказал, что днем ходит по вагонам электричек с мальчишкой‑поводырем.
– Деньги ко мне не попадают. Вот, выделили жилье на ночь, подкидывают кое‑какую еду, раз в неделю забирают на стирку одежду и выдают смену. Тебя, похоже, поставят вагоны разгружать, – по рукопожатию Виктор сразу оценил комплекцию и физические данные нового жильца.
– Взялся бы, но левая пока не работает.
– Придумают что‑нибудь, здесь работы хватает.
– Если днем, я не против. Темное время суток я хочу оставить свободным.
Со станции доносились отголоски объявлений и протяжные гудки тепловозов. Глаз светофора расползся на стекле в мутное пятно. Скинув ботинки, Комбат вытянулся на нижней полке.
– Занимаем места согласно купленным билетам.
Виктор удалился в свой угол и тоже стал устраиваться на ночь.
Давно Комбат не чувствовал себя так хорошо, как в этом отжившем свой век, отсыревшем вагоне. Временами ему мерещились стук колес внизу, подрагивание стенок.
Вагон катился куда‑то в ночь. Может быть в прошлое, где все было гораздо проще, яснее?
Сон никак не шел.
– Здесь всегда так тихо? – спросил он у соседа.
– По‑разному. Если добудут гроши на выпивку, шумят до утра, – ответил Виктор, имея в виду публику из соседнего вагона. – На той неделе чуть не спалили к черту всю нашу гостиницу.
Из конца в конец вагона можно было переговариваться, не повышая голоса.
– Давно ты здесь?
– Не очень.
– А где раньше жил?
– На Большой Академической.
– Ого, почти соседи. Я на Тимирязевской. Хотя «жил» – сильно сказано. С восемьдесят первого постоянно в отъезде. Заскочишь на недельку и опять года на два в теплые края. С позапрошлого сказал себе: хватит, навоевался. Не тут‑то было. Живешь как на раскрученном колесе – на месте не удержаться, раз за разом отбрасывает к краю.
Виктор слушал молча. По вагону поползли бледные отсветы проходящего мимо поезда.
– Без меня два или три раза залезали в квартиру.
Пустой номер – нечего брать. Телевизора и то не держу.
– У меня было по‑другому, – вымолвил Виктор. – Работа – дом, вот и весь маршрут.
– А чем занимался? Извини, конечно, что лезу…
– Музыкой, играл на саксофоне.
– Серьезно? – Рублев с уважением относился к людям, умевшим делать недоступные для него вещи. – В оркестре?
– Нет, в кабаке.
– Я где‑то слышал, что у слепых обычно стопроцентный музыкальных слух.
– Тогда я еще был в норме.
«Ладно, молчи уже, а то все время попадаешь куда не надо», – сделал себе выговор Рублев.
Повернулся к стенке, чтобы, наконец, уснуть.
«Плохо, брат. Разбередил человека, а теперь бросаешь одного, наедине с прошлым.»
– Виктор, слышишь? А как играешь: по нотам или на слух?
– Все равно.
«Чего ты тогда здесь потерял? Неужели в целом городе не нашел бы работы? – подумал Рублев, но промолчал – чужая душа потемки».
– Когда стояли под Тузлой у нас был в отряде один серб. На обыкновенной дудочке такое выдавал.
– У каждого свой инструмент.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ИНСТРУМЕНТ ДЛЯ ДУШИ
В девять часов вечера Борис Рублев сошел с автобуса возле девятиэтажки на Большой Академической. Возле подъезда прогуливала собачонку женщина в куртке с капюшоном. На автомобили во дворе тихо падали осенние листья.
Рублев волновался больше, чем перед боевой операцией. Волновался потому, что чувствовал себя не в своей стихии. Он уже поднимался на шестой этаж когда услышал за дверью голоса. Квартира Виктора оказалось занятой. Кто и как сумел это провернуть – разбирательство придется отложить на потом. Сейчас надо решить вопрос с инструментом.
Комбат спустился вниз, чтобы выкурить сигарету и успокоиться. Отправляясь в город, он ничего не сказал соседу, но все равно ощущал груз ответственности.
Заканчивался второй день его «вокзального» бытия. Его пристроили тянуть от вагона на склад груженую тележку.
Прицепили лямку, чтобы он смог обойтись без рук. После двух десятков рейсов даже у такого выносливого человека, как Рублев, гудели ноги, ломило поясницу. Накормили, правда, неплохо – бутылка пива, вермишель с кетчупом, еще не остывшая порция вокзального шашлыка.
Немного передохнув после работы, он выбрался в город. Мог ли он представить, что первый раз выйдет с «базы» по такому необычному поводу? Ведь в голове сидел перечень неотложных дел…
Затоптав окурок, Рублев поднялся на лифте и позвонил. Глазок затемнился изнутри.
– Кто вам нужен? – спросил недовольный и заранее недоверчивый голос.
Комбат посмотрел на себя со стороны: человек внушительных габаритов, с рукой на перевязи, подпоясанный широким армейским поясом.
– Виктор просил забрать его инструмент. По крайней мере узнать, где он находится, – выговорил Комбат как можно более мирным тоном.
– Какой Виктор?
– Да что ты с ним разговариваешь? – послышался из глубины квартиры женский голос.
– Который здесь жил.
– С того света что ли передал?
Комбат не знал, что Виктора Логинова признали пропавшим без вести, а через месяц – на основании того, что в ванной комнате была обнаружена кровь именно его группы – суд вынес решение о заселении квартиры.
– Ему нужен саксофон, а вам, как я понимаю, он совершенно ни к чему. Если вы боитесь открыть, я могу спуститься вниз и встать под фонарем. Выставьте саксофон за дверь, я поднимусь и заберу.
– Гражданин, мы сейчас звоним в милицию, – сообщил женский голос из глубины квартиры. – Скажем, что те подонки, которые вырезали эту несчастную семью, еще не все, оказывается, унесли. Присылают сюда гонцов с требованиями, терроризируют нас.
«Вот оно, оказывается, в чем дело, – сердце Комбата сжалось от боли за едва знакомого человека. – Будь проклята эта жизнь.»
– Последний раз прошу по‑хорошему, – терпение у него лопнуло.
– Может, в самом деле отдать, – прошептал за дверью мужской голос.
– А завтра они тебе скажут, что Виктор тут оставил десять тысяч баксов.
Новая хозяйка квартиры уже потратилась на объявление в газете о продаже саксофона.
Комбат опустил руку в карман.
– Слушай, мужик, подойди к двери. Слово есть.
Когда зрачок снова затемнился, Комбат вытащил на свет своего «Макарова».
– Сейчас в два счета отстрелю оба замка. Не знаю, кто у вас любитель музыки, но она явно не стоит таких жертв.
– Дверь не открою, – запинаясь от страха, но достаточно твердо произнес мужчина.
– Я тебе уже предлагал вариант.
– Встанешь под фонарем, а твой напарник останется здесь за дверью.
– Напарник? – переспросил Рублев.
«Если раньше они были чересчур уверены в себе, то теперь слишком напуганы.»
– Ладно, спускайте на веревке.
– Идет, – радостно согласился хозяин.
– Только привяжите прочно, чтоб не сорвался.
Через две минуты Рублев уже стоял на мокром асфальте, задрав голову вверх.
– Подаю, – послышался голос с балкона.
Красавец‑саксофон повис в воздухе и медленно сделал оборот, блеснув в лучах фонаря золотистыми хитросплетениями и клапанами.
* * *
На третий день после сенсационного взрыва автомобиля с захваченным в заложники депутатом Думы пленарное заседание было посвящено прениям по расходной части бюджета. Когда дело дошло до обсуждения затрат на космические программы, Семен Красильников попросил слова:
– Я хотел бы привлечь внимание уважаемых депутатов к ненужному расточительству, форменному разбазариванию государственных денег. У нас, на территории России, есть свой космодром в Плисецке. Огромные суммы были затрачены, чтобы довести его, что называется, до ума. Одновременно мы платим Казахстану за аренду Байконура. Чего ради? Оборудование там морально и физически устарело. На модернизацию денег нет – дай Бог Плисецк содержать на уровне.
Вопрос с охраной и обеспечением безопасности на время отодвинулся в сторону. Красильников смирился с передачей его в комитет ради новой, не терпящей отлагательства заботы – Байконура. Не упустить подходящий момент, когда проблему можно привязать к повестке дня, поставить, не вызывая подозрений в излишней заинтересованности.
Мирзабек знал, что партийный босс запросит больше комиссионных, чем Малофеев, но хотел играть наверняка.
Если аренда Байконура будет признана нецелесообразной, это позволит поставить вопрос о демонтаже оборудования. Если технику объявить изношенной и устаревшей, можно получить согласие на ее реализацию через коммерческие структуры. С привлечением, разумеется, компетентных специалистов из ФСБ, которые проследят за" интересами государства.
С бюджетом дело обстояло, как обычно: кровь из носу, но расходы надо урезать, доходы увеличивать. Правительство опять заложило стопроцентную собираемость налогов, хотя дураку было ясно, что вовремя и полностью их собрать не удастся.
Поэтому в предложении Красильникова никто ничего необычного не усмотрел. Решили пригласить на очередное заседание курирующего Байконур генерала, чтобы получить информацию из первых рук.
Тем временем Мирзабек отрабатывал возможный маршрут переброски стратегических грузов в Пакистан.
Вырисовывалось два варианта. Предпочтительный – мощными транспортными самолетами. Запасной – специальным железнодорожным составом через Казахстан и Среднюю Азию.
* * *
Комбат вернулся с инструментом, когда сосед уже спал. Он не стал его будить, аккуратно обернул саксофон тряпкой и убрал на верхнюю полку.
На следующий день работы по разгрузке не было и Рублева поставили убирать склад от остатков побитой и переломанной деревянной тары. Он уже успел разобраться в механизме жизнедеятельности вокзала. На бумаге здесь получало зарплату множество работяг. На самом деле половину из них составляли лица без документов, без определенного места жительства, те, кто нашел здесь приют. Они вкалывали за ночлег в вагоне, за жрачку и дешевую выпивку. Деньги уходили начальству.
В этот раз он закончил раньше обычного и отправился искать Виктора по вокзалу. Удивительным он был человеком – Борис Рублев. Нашел себе «базу» подальше от чужих глаз и все равно не мог удержаться, чтобы не окунуться в толпу, рискуя быть опознанным.
Натянув тонкую вязаную шапку по самые брови, прошел из конца в конец одну электричку, другую. Потом увидел Виктора с мальчишкой на перроне.
– Пошли, покажу кое‑что.
– Не лезь, у нас еще три электрички, – огрызнулся мальчишка.
Комбат занес было руку, чтобы приласкать его легким подзатыльником. Но Виктор попросил:
– Потерпи, это недолго.
Вернувшись в «гостиницу», Комбат сел, аккуратно развернул застиранную тряпку и взял саксофон в руки.
После долгой череды пасмурных дней наконец‑то светило по‑летнему жаркое солнце. Даже пыльное вагонное стекло не могло задержать поток света. Золотистый сплав сиял, саксофон вбирал в себя солнце, ощутимо нагревался в руках.
Вещь из другого мира, куда Комбату всегда было недосуг заглянуть. Мира, который он защищал.
Он не услышал, как вошел Виктор, только вдруг заметил его, стоящего рядом. Протянул инструмент. Хозяин саксофона дотронулся до него, но в руки не взял – ушел в свой угол. Рублев ничего не сказал ему, надежно укутал экзотическое изделие и убрал обратно на верхнюю полку.
За весь остаток дня Виктор не проронил ни слова.
Иногда звук его дыхания менялся, воздух выходил судорожными толчками. Очевидно, он плакал. Комбат тоже молчал – не хотел лезть человеку в душу. Несколько раз разобрал и собрал «Макарова» и лег обдумывать собственные дела. На сегодняшнюю ночь он наметил разговор с Меченым.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ
Комбат пристально наблюдал за офисом. Как в тот первый день, когда в его распоряжении был только номер телефона. Сколько с тех пор утекло.., не воды, а крови. Теперь он знал все до мелочей: расположение комнат, заведенные Меченым порядки.
Большинство окон было освещено, несмотря на поздний час. Вот здесь, за плотно задернутыми шторами, сидит Меченый, отсюда ведет переговоры по телефону иногда всю ночь напролет. Его «порше» здесь, стоит рядом с микроавтобусом.
Двор уже вымер. Вдруг Комбат заметил несколько одинаковых темных силуэтов, как будто вырезанных из плотной черной бумаги. Они перемещались осторожно, короткими перебежками от дерева к дереву, от детской беседки к автомобилю, накрытому брезентом. Их повадки не оставляли сомнений – эти люди намерены наведаться по тому же адресу, что и Комбат.
Да уж, совпадение. Он насчитал семь человек. У двоих, шедших первыми, появились в руках коротко ствольные автоматы. Вся группа явно не была похожа на собровцев или ОМОН – те выезжают на серьезные операции в масках и камуфляже. Гости Меченого были одеты большей частью в куртки с капюшонами.
«Расчет за сто пятый километр, – решил Рублев – Малофеевым дело не обошлось.»
Пока что он обязан был уберечь от преждевременной смерти человека с родимым пятном. Иначе ниточка могла оборваться. Недолго думая, Комбат достал «Макарова» и, задрав ствол строго вверх, нажал спусковой крючок.
В тишине выстрел грянул, как гром небесный. Ныряя в подъезд жилого дома, Комбат боковым зрением все‑таки успел заметить коллективную судорогу пробежавшую по цепочке визитеров – как будто электрический разряд проскочил от одного к другому.
Лифт он вызывать не стал, бегом поднялся на второй этаж. Отсюда подступы к офису просматривались как на ладони.
Безостановочно трещали автоматные очереди. Его сигнал дал людям внутри две лишних секунды. Этого оказалось достаточно, чтобы фактор неожиданности не сработал. Из офиса уверенно отвечали огнем на огонь.
Один из нападавших вдруг крутнулся несколько раз, как волчок, и свалился набок. Двое других, низко пригибаясь, побежали назад. Ситуация складывалась не в пользу гостей – они явно не ждали такого оборота событий.
В немногих, еще горевших окнах, как по команде, погас свет. Рублев кожей почувствовал, как затаили дыхание несколько сот мирных обитателей, разбуженных перестрелкой или оторванных от телевизора.
Гостям ничего не оставалось, как отступать – в самое ближайшее время можно было ожидать появления милицейских спецподразделений. Сперва оттащили в машины двоих раненых, потом стали заскакивать во все двери разом. Последний прыгнул на ходу, когда автомобиль уже набрал скорость. Полетевшая вслед пуля из офиса разбила стекло и боевик, пристроившийся было на сиденье, схватился за лицо.