Афганка что‑то вставила на своем – похоже, поняла, о чем идет речь.
– Не падай духом. Это, конечно, дешевый совет, но сегодня я на большее не тяну. Ничего, мы еще повоют, ем. Дай только с долгами расквитаться.
Забрав газету, Иваныч отправился звонить. Набрал номер редакции, попросил к телефону Петра Удовиченко – именно так была подписана статья.
– Одну секунду.
В трубке заиграла механическая неживая мелодия, похожая на те, которые играют наручные часы. Потом ее снова подняли – мужской голос продолжил начатую фразу:
–..еще за те снимки не рассчитался. А как ты думала? Надо отучать людей от дурных привычек. Ради их же блага.
– Алло, – внушительно произнес Комбат, чтобы обратить на себя внимание.
– Да‑да, слушаю.
Уточнив, что у телефона действительно Удовиченко, Комбат сказал, что необходимо немедленно встретиться.
– Это имеет отношение к вашей последней статье.
– А кто вы такой, позвольте полюбопытствовать?
Иногда звонят сюда разные шутники.
Если б не опасность «жучков» Иваныч представился бы кратенько этому писаке. Вместо этого он назвал точный адрес и сказал, что звонит в редакцию первый и последний раз.
– Встретимся через полчаса. Здесь есть телефонная будка на отшибе, возле Сквера. Метров сорок от магазина «Меха». Никого с собой не тащите. Я жду не больше десяти минут.
– Погодите, я не успею! – заверещал Удовиченко, но Рублев уже дал отбой.
Полчаса, чтобы не терять времени он позанимался с Виктором, показал ему несколько растяжек.
– Я тут собираюсь закинуть удочку. Не исключено, что в скором времени придется держать экзамен. Покажешь, чего ты успел набраться.
Репортер появился минута в минуту. Маленький, суетливый, с сумкой через плечо. Он узнал Рублева сразу и вытаращил глаза не веря в удачу.
|
|
– Вы имеете представление что такое эксклюзив?
Давайте договоримся, вы работаете только со мной. Гарантия безопасности стопроцентная. Изобразим дело как захват. Угрожая оружием, вы захватили журналиста – то есть меня – чтобы объявить о своем воскрешении из мертвых и высказать в печати свою точку зрения. Тогда я буду чист перед нашей доблестной милицией – никто не предъявит претензий, почему я не настучал, прежде чем отправиться на встречу. А то ведь не поверят, что я шел вслепую.
– Спокойней, не тарахти. Мне совсем не улыбается, брать на себя угрозу оружием.
– Бросьте, Рублев. После Риты Аристовой и истории на Охотном ряду такое прегрешение сущий пустяк.
– Аристовой?
– Надо чаще заглядывать в газеты, уважаемый. Даже не знаю, кто из нашей журналистской братии первым установил, что у Бориса Рублева, личного телохранителя депутата Госдумы и фоторобота по делу Аристовой одно и то же лицо… Но как вам удалось так убедительно взлететь на воздух? Фантастика.
– Ладно, речь сейчас не об этом. Ни о каком воскрешении из мертвых я объявлять не собираюсь. Никаких интервью. Предлагаю другой вариант. Ты ведь знаешь, кто наехал на баню?
– Знаю. Люди Меченого. Но сами понимаете…
– Я стал слишком популярной личностью, чтобы высовываться. Разузнай по своим каналам куда они делись. Главным образом меня интересует хозяин. Тогда получишь свой «эксклюзив» на кое‑что более интересное, чем пустой треп.
Удовиченко примолк, соображая.
– Разузнать, говорите… В принципе, можно попробовать. Я только не возьму в толк, что вы мне предлагаете, – Пойдешь со мной. Если захочешь. Сохранность камеры не гарантирую, насчет личной безопасности тоже не уверен. Есть у тебя бронежилет?
|
|
Глазки Удовиченко загорелись азартным огнем. Он уже предвкушал сенсационные кадры вживую заснятой разборки. Выдрав листок из записной книжки он черкнул номер.
– Свяжетесь со мной ближе к вечеру. Перезванивайте каждый час – я могу появиться в любой момент.
«Отчаянный народ эти журналисты, – подумал Комбат. – Гоняются за своей жар‑птицей. Каждому свое.»
* * *
Около девяти вечера Удовиченко, наконец, ответил.
– Поставите одного человека, чтоб прикрывал меня, – потребовал он без долгих предисловий.
«Значит, все в порядке», – понял Комбат.
Он сам не очень верил, что затея даст результат. Конечно, он рискует: на вторую встречу Удовиченко может пригласить кого угодно – от милицейской группы захвата до ребят Меченого. Тоже кадры получатся неплохие. И без особого риска.
– Все будет видно на месте, – ответил Рублев.
«Странно, что репортер так смело болтает по телефону. Кто в наши дни может дать стопроцентную гарантию от подслушивания? Или бояться ему нечего – человек в погонах подсказывает, что говорить?»
– Встречаемся…
– Ты на машине? – оборвал Комбат.
– Ну да.
– Езжай туда же, по старому адресу. Когда будешь?
– Для верности подваливайте к десяти. Сколько вас?
– Поместимся запросто.
По команде Комбата Виктор стал спокойно собираться. Сейфулла не мог знать, куда они собираются, но по сосредоточенному выражению лиц понял – речь идет не о прогулке на свежем воздухе.
|
|
– Будьте осторожны. Вы не насовсем?
– Нет. Сакс, видишь, оставляем, – кивнул Комбат.
Афганка что‑то сказала, выразительно двигая тонкими, красиво изогнутыми бровями.
– Надо бы поесть, – перевел муж.
– Спасибо, – Комбат приложил ладонь к груди.
Отправляясь на задание (когда‑то он получал его от вышестоящего армейского начальства, сегодня сам был себе командиром), Рублев никогда не брал в рот ни крошки. Даже от трех‑четырех проглоченных кусков включается пищеварение. Пропадает легкость в ногах, ясность в голове. Да и пулю в живот лучше схлопотать на голодный желудок…
Машина уже стояла возле телефонной будки. Узнав фигуру Комбата, Удовиченко подал ее назад. Иваныч осмотрелся, сжимая в кармане рукоять нового, еще не притершегося к пальцам «ствола».
Мигая малиновыми огоньками, чей‑то надраенный до блеска «вольво» трогается от магазина. Сутулая фигурка пешехода на фоне искрящейся витрины. Темнота сквера на другой стороне улицы, бумажный мусор возле перевернутой урны. Вроде бы ничего подозрительного.
Надо быстрей нырять в машину.
– Они на «Грибоедове», – объяснил водитель. – Это речной теплоход, плывет с туристами до Нижнего.
По дороге Удовиченко ерзал на сиденье, водил плечами туда‑сюда. Не мог приноровиться к бронежилету.
– Где эти туристы могут быть сейчас?
– Я взял расписание. По идее.., где‑то на канале имени Москвы. Что вы намерены делать? Ближайшая стоянка в девять утра.
– До утра ждать не будем. Вези к берегу.
– А где остальные? Мне нужно хотя бы минимальное прикрытие.
– Остальные в отпуске за свой счет, – чувство юмора просыпалось у Комбата редко и обычно свидетельствовало о большей, чем обычно отмобилизованности.
Рот репортера приоткрылся и он закрыл его с явным усилием.
– Вы оба с ума спятили, – вымолвил он наконец. – Их там по меньше мере восемь человек.
Виктору показалось, что в спрятанном внутри Удовиченко проигрывателе переключилась скорость. Стремительную дробь фраз заело, отдельные слова проталкивались наружу с трудом, как клейкие сгустки.
– Меченый точно с ними? – спросил Комбат.
– Это какая‑то безумная авантюра в нашем родном стиле. Сейчас высаживаю вас и разбирайтесь, с кем хотите.
– Подбросишь до канала, а дальше дело твое, – спокойно отреагировал Рублев. – Я тебя спросил про Меченого.
– Вроде бы там, – без всякого настроения ответил Удовиченко.
В его душе боролись два одинаково сильных чувства: страх и охотничий азарт. Если все обойдется за кассету можно будет сорвать приличный куш. Такого еще не один телеканал не показывал. Все эти жалкие обзоры криминальных новостей перейдут в разряд детских «страшилок». Под такой материал можно запросить себе отдельную передачу.
* * *
После того, как измочалили молоденького симпатичного, как девушка, бармена, который замешкался, обслуживая крутых клиентов, команда корабля и обслуга окончательно усвоили правила поведения. Меньше мозолить глаза, появляться на палубе только в случае крайней необходимости. Ситуация разрешится как‑нибудь сама собой, не может ведь такое продолжаться долго.
Капитан прокрался в рубку, чтобы передать радиограмму на берег – вызвать ОМОН. Отбросив всякую субординацию, радист накинулся на него:
– Вы в курсе, что они вооружены до зубов? Мне первому достанется. Никого не подпущу к оборудованию. Можете меня уволить – мотал я такую работу.
– Послушай, скоро начнутся стоянки. Как ни крути рано или поздно здесь появятся ребята в камуфляже.
– Завтра посмотрим, дадут нам стать на стоянку или нет?
– Не дадут – очень хорошо. Береговые службы сообразят, что на борту проблемы.
– Вот пускай соображают без нас.
Капитан не стал особенно настаивать, он сам пребывал в большой растерянности и борьбе с сомнениями.
В самом деле – лучше опухоль рассосется сама по себе.
Иногда, вырвавшись из беспросветной гонки большого города, люди в первый день «отдохновения от трудов» выкидывают такие номера, что диву даешься. На второй день отсыпаются, на третий входят в норму…
Выпроводив капитана, радист заперся изнутри. Может лучше слинять от греха подальше. Мало ли что померещится спьяну братве? Пришлепнут как комара на стекле. По береговым огням он оценил расстояние – доплыть можно в два счета. Стояло бы сейчас лето – никаких вопросов. А так, судя по погоде, водичка градусов пять, не выше. Что делать, если судорога сведет?
Тем временем «гулянье» на борту продолжалось.
Стрелок ухватил за руку одну из двух подружек, пытавшихся прошмыгнуть мимо. В отличие от Крапивы, он словоохотливостью не страдал. Подержал девицу за локоть, осматривая с головы до ног. Та мысленно прокляла свои туго обтягивающие джинсы и кофту, которая позволяла оценить торчком стоящие груди.
Стрелок спокойно выпустил свою жертву – никуда не денется. Слегка подтолкнул в спину, чтобы шла вперед. Девушка оглянулась на подругу – та молча опустила голову. Все пассажиры уже знали, что у компании при себе ножи, «пушки» и Бог знает что еще.
– Я тебя умоляю… – начала она.
Стрелок только улыбнулся. Она с ужасом разглядела цветную татуировку, начинающуюся от самой шеи. Толчками в спину он довел ее до своей каюты. Там дремал, закинув ноги на стол, отличившийся за обедом «боксер» с массивным перстнем. В пальцах тлела сигарета, выпуская к потолку тонкую струйку сизого дыма.
На звук защелкнувшейся двери он лениво открыл глаза.
– А‑а… Ничего, пойдет под пьяную голову, – кряхтя поднялся с места.
– Да ты не мешаешь. Отдыхай, – махнул рукой Стрелок.
– Не буду тебя смущать, – слегка покачнувшись, сосед направился к выходу. – Пойду, погляжу на речку. Костяшки, сука, болят.
Он помахал в воздухе правой рукой.
– Подходи через полчасика. Я ее как раз разогрею.
– Можно.
Когда за «боксером» закрылась дверь, Стрелок стал расстегивать рубашку.
– Будешь лежать как бревно, пущу тебя по кругу, – предупредил он девчонку. – Сперва наши все тебя перетрахают, потом экипаж подключим.
Показались выколотые татуировщиком‑профессионалом тигриная морда, порхающая бабочка, голая красотка в непристойной позе.
– Вот так для начала, – Стрелок ткнул большим пальцем себе в грудь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
НОЧНОЙ ДЕСАНТ
Удовиченко вел машину по шоссе параллельно каналу. Особо гнать надобности не было – они и на скорости семьдесят километров обходили медленно плывущий в темноте «Грибоедов».
При виде четырехпалубного красавца репортерская душа не выдержала искушения. Удовиченко попросил Иваныча сесть за руль, а сам схватился за видеокамеру.
О том, чтобы высадить пассажиров и вернуться обратно больше речи не было – страхи временно отступили на второй план.
Комбат внимательно следил за берегом – требовалась обычная лодка, без движка, который обязательно расслышали бы с теплохода. Он прибавил скорости – надо оторваться как следует, иначе на веслах не угонишься.
Спокойнее всех вел себя Виктор, по его лицу в темных очках полосами пробегали отсветы прибрежных огней. Запах близкой воды не просачивался внутрь плотно задраенного салона и музыкант даже не знал, что они вышли на последний рубеж. Он сидел, не оборачиваясь, и терпеливо ждал команды.
Отсняв нужный материал – красивую заставку, Удовиченко с некоторым недоумением посмотрел на человека, ни разу не повернувшегося к реке. Этот молчаливый, неподвижный незнакомец пугал его, казался чем‑то вроде робота, обтянутого человеческой кожей.
Задавать вопросы репортер не решился, только осторожно коснулся плеча сидящего впереди Комбата. Тот увидел в зеркальце озадаченное лицо с крошечным носиком под стать птичьему клюву. Рублев понял немой вопрос, но не стал ничего объяснять. Скажи сейчас журналисту, что из мизерного состава «группы захвата» один, вдобавок, еще и незрячий, и Удовиченко точно потребует свою машину, чтобы укатить восвояси. А возвращать транспорт рановато.
Комбат только пожал плечами – такой вот у меня напарник, не обессудь. «Дальний» свет раскручивал ленту дороги. Проносились какие‑то складские помещения, домишки частной застройки, длинные железобетонные заборы.
– Можешь не гнать, – сказал Удовиченко. – Видишь шлюзы? Здесь они застрянут.
Но у людей на автомобиле появились свои трудности: трасса неожиданно вильнула в сторону. Сперва Комбат послушно повернул, придерживаясь асфальтовой полосы. Но она уводила все дальше от канала, словно две дороги – водная и шоссейная – резко рассорились после долгой дружбы.
Развернулись назад и, добравшись до места «размолвки», покатили по бездорожью. Комбат сбросил скорость, чтобы не растрясти на запчасти «жигуль».
– Осторожно, – Удовиченко стучал сзади кулаком по плечу, могучему, гранитной твердости плечу.
Он горько раскаялся, что уступил водительское место, теперь нечего было и мечтать занять его в ближайшее время. Подпрыгивая на очередной кочке, репортер морщился так будто его нервы проросли в железо родного автомобиля.
Но долго мучиться не пришлось; как только проскочили шлюзы. Комбат заметил то, что давно высматривал – лодки перевернутые вверх дном. Их было целых три.
Выйдя из машины, обнаружили, что весла отсутствуют – по всей видимости хозяева забрали их с собой.
Теплохода еще не было видно и Комбат дал долгий гудок. Один, потом другой, третий. Наконец, из темноты вынырнул рыжий паренек, которому жизнь еще не отбила охоту высовываться на шум.
– Ты хозяин?
– Нет. А че надо?
– Лодку одолжить.
– Не знаю… Хозяин смотал уже. Завтра утром пробуйте словить.
– Тогда весла найди. С ним мы решим все вопросы.
Тут парень заметил рукоятку, торчащую из кармана Виктора и безошибочно определил, к чему она относится.
– Сейчас. Сейчас принесу.
– Только не вздумай пропасть! – крикнул ему вслед окончательно осмелевший Удовиченко. – Все равно найдем!
Непроницаемый вид человека в темных очках внушил репортеру уверенность: за спиной такой «машины смерти» можно чувствовать себя как за каменной стеной.
Неизвестно, вернулся бы парень без такого предупреждения или нет. Через десять минут он вынырнул из темноты вместе с парой стареньких весел.
– Не боись, все вернем на место, – заверил Комбат.
Он не привык прятать свое лицо, но не стоило разочаровывать ни милицию, ни мафию, убежденных в факте его смерти. Хотя бы тонким шарфом замотать ненадолго.
* * *
Человек с родимым пятном занимал одну из двух кают класса «люкс». Вторая пустовала – больше не нашлось никого, кто пожелал бы заплатить за билет двойную цену. Эту каюту можно было сравнить с гостиничным номером средней руки: отдельный санузел с душем, телевизор и холодильник, тусклый ковер на полу и такой же тусклый пейзаж на стене. Ее главным преимуществом была неплохая звукоизоляция: гула корабельного двигателя почти не было слышно.
Именно поэтому Меченый, занятый деловыми переговорами по сотовой связи, достаточно долго не имел понятия о происходящем на борту. Выходить ему не хотелось: толпа туристов еще при посадке раздражала. Еду в номер приносил один из бойцов, недавних участников «кровавой бани».
Как никогда раньше имелись все основания для оптимизма. Бизнес шел неплохо. Левашовцев удалось окончательно сокрушить – выкосить под корень командный состав. Были все основания думать, что Вельяминов в ближайшее время сменит гнев на милость и взаимовыгодное сотрудничество продолжится.
Только одно облачко маячило на общем голубом фоне: Иваныч. Из какой берлоги выполз этот медведь? Что общего было у него с Ритой? Кого он выслеживал в фирме? И обстоятельства гибели подозрительные – не исключено, что это толковая имитация.
Меченый привык доверять только трупу. Остальные свидетельства никогда не убеждали его до конца.
Краем уха он уловил что‑то похожее на крик. Похоже ребята дали себе волю. Он приоткрыл иллюминатор – в каюту ворвались речная свежесть, стук двигателя, шипенье пены. Крик больше не повторился.
Зато постучали в дверь – забрать посуду.
– Что там за шум? – спросил Меченый. – Ребята шалят?
Здоровенный детина с соломенными патлами виновато улыбнулся:
– Нос одному тут разбили.
– Одному? – недоверчиво переспросил Меченый.
– Еще с девкой какой‑то проблемы возникли…
– Нажрались уже. Вам только поводок сними – понеслась душа в рай. Прекратить сейчас же – мы не в открытом море.
Меченый оставил иллюминатор приоткрытым – ни криков, ни шума больше не доносилось, только монотонный гул перемалывающего воду винта. Потом и движок затих – началось шлюзование…
* * *
– Ото, мы, кажется, опускаемся, – Крапива выглянул в темноту. – Или поднимаемся – я чего‑то не пойму.
Сергей лихорадочно перебирал в уме предлоги, чтобы вытянуть гостя из каюты.
– Может выйдем посмотрим? Кто‑нибудь уже видел, как это происходит?
– Сходи, потом нам расскажешь, – махнул рукой Крапива.
Сергей прикусил язык.
– Ну что сидишь. Не доверяешь мне? Или бабе своей? – Крапива наклонился к кровати и похлопал по одеялу там, где обозначилось Ларисино колено.
– Что вы себе позволяете? – поперхнулась она от возмущения и перевела глаза на мужа.
– В самом деле, – осторожно высказался Сергей. – Давай не будем переходить определенные границы.
– Не понял, – Крапива зацепил парня за волосы на макушке и вывернул шею назад, так что лицо его задралось к потолку. – Повтори еще раз.
– Ничего особенно я не сказал, – с трудом произнес Сергей.
– Оставь его в покое, мразь! – не выдержав, крикнула Лариса.
Выпустив мужа, Крапива всеми пятью пальцами схватил ее подбородок и больно сжал рот.
– А ну тише, красавица. От крика я делаюсь бешеным.
Свободной левой рукой он вытянул из кармана охотничий нож с широким лезвием.
– Успокойся, ради Бога, – попросил сзади Сергей.
«Да стукни ты его стулом», – молча взмолилась Лариса.
Крапива словно почувствовал ее мысль через кожу и, не оборачиваясь, приказал парню:
– Сядь на место.
Отпустив молодую женщину, он сорвал с пустой койки простынь, мигом скрутил в жгут и привязал Сергея к стулу. Лариса вскочила с кровати и попыталась проскочить к двери. Споткнувшись в последний момент о выставленную ногу, она упала и больно стукнулась локтем об пол. Тяжелая подошва прижала спину:
– Я в розыске, терять мне нечего, – на ходу придумал Крапива для вящей убедительности. – Будешь плохо себя вести – уши обрежу твоему мужику. Пошла на кровать.
Она спряталась под одеяло с головой – вдруг кошмарный сон сейчас кончится. Услышала звук расстегиваемой пряжки пояса. Вспомнила фильмы с видеокассет: ложась, насильник выпускал оружие из рук, героиня завладевала им и стреляла в висок или ударяла ножом в спину.
Надо посмотреть где он оставит нож. Она выглянула из‑под одеяла: голый ниже пояса Крапива вешал джинсы на второй стул. Он подошел к крепко связанному мужу и в доказательство серьезности своих угроз легонько провел острием ножа по щеке. Из длинного пореза потекла кровь.
– Если ты рот откроешь, тоже ничего хорошего не обещаю. Посиди – просмотр бесплатный.
Повертев нож в руках, он положил его на стол – если кто‑то попытается открыть дверь, достаточно сделать два шага. Полез в кровать – Ларису обдало перегаром и звериным запахом пота.
Сергей закрыл глаза, чтобы не видеть ритмично двигающихся вверх‑вниз складок одеяла. Но уши он не мог заткнуть – шумное дыхание работающего в постели мужчины переворачивало все внутри.
Он не смог бы сказать, сколько прошло времени.
Вдруг он услышал как тихо и осторожно поворачивается в замке ключ. Разгоряченный Крапива дышал все чаще и чаще, как разогнавшийся до предела паровоз, и явно ничего не замечал.
Дверь резко распахнулась на пороге появился незнакомая Сергею массивная фигура.
– Елы‑палы, Иваныч! – удивленно воскликнул Крапива.
Эти слова оказались для него последними. Раздался хлопок, пуля, выпущенная с расстояния в несколько шагов пробила голову над левой бровью. Густая кровь вылилась из тела одновременно со спермой. «Напарнику»
Комбата пришел конец.
Из‑за плеча стрелявшего высунулся телескопический объектив видеокамеры: Удовиченко успел поймать дернувшееся в последней конвульсии тело, рот молодой женщины, раскрытый в беззвучном крике…
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
НИТЬ ТЯНЕТСЯ ДАЛЬШЕ
Крапива оказался не первым, с кем было покончено.
Лодка пристала к теплоходу в самый подходящий момент – он только вышел из последнего шлюза и еще не набрал оборотов. Волны от движения не мешали пристать к борту.
На палубе никого не было видно: даже самые отчаянные из туристов решили не искушать на ночь глядя судьбу. После предупреждения шефа, распоясавшаяся было братва тоже поутихла и продолжала развлекаться в каютах, своих и чужих.
Рублев забрался на корму. Бросил вниз канат, чтобы Виктор надежно прицепил лодку к белоснежной махине.
Через несколько секунд все трое находились на борту «Грибоедова».
Подъем прошел гладко, разве что камера чуть не свалилась в воду. Никто не заметил пополнение на борту, кроме одного единственного пассажира, у которого от пережитых треволнений разыгралось нечто похожее на морскую болезнь.
Приоткрыв дверь каюты на четвертой палубе, он собирался глотнуть свежего воздуха. И неожиданно заметил, как человек в темных очках перекидывает ногу через поручень. Пассажир быстро захлопнул дверь, лег на койку и закрыл голову подушкой.
Иванычу важно было не упустить Меченого, остальные могли подождать. Он подозревал, что шеф, скорее всего, занял лучшую на теплоходе каюту. Надо разыскать кого‑нибудь из команды, выяснить где и на какой именно палубе таковая находится.
Но первым на глаза попался «боксер» с перстнем, прогуливавшийся в ожидании своей очереди. Вернее, он, на свою беду заметил Удовиченко со стрекочущей камерой:
– А ну чеши сюда, корреспондент.
Вместо корреспондента рядом выросла фигура Комбата. Иваныч хотел вырубить противника ударом рукоятки пистолета, но тот в последний миг успел чуть‑чуть отклониться в сторону. Его все равно сшибло с ног, но сознание не провалилось в «черную дыру». «Боксер» потянулся к карману, и Комбату ничего не осталось, как стрелять.
Глушитель эффективно погасил звук. Но выстрел все равно прозвучал достаточно громко, чтобы еще один из «сотрудников фирмы», оказавшийся поблизости, распознал характерный хлопок. Сперва он не слишком обеспокоился: решил, что кто‑то из своих балуется, пуляя по звездам. Потом плеснуло что‑то тяжелое, сброшенное в воду. Заподозривший неладное «сотрудник» двинулся в ту сторону, откуда донеслись подозрительные звуки.
Комбат мог бы и не расслышать его осторожные шаги, но тройку замыкал Виктор. Крадущуюся поступь сзади он уловил отчетливо. Оставались сомнения: кто это – напуганный пассажир или один из бандитов? Незрячий саксофонист затаил дыхание и вдруг почувствовал прилив такой ненависти, что всякие сомнения отпали.
Заметив три спины с явно подозрительными намерениями, человек Меченого решил первым делом проинформировать шефа. Он притормозил, чтобы развернуться в обратном направлении, но было уже поздно. Человек в темных очках вдруг резко выбросил руку назад и, не глядя, дважды выстрелил на звук последнего шага.
Вторую пулю он выпустил, чтобы подстраховаться, но в цель попали обе. На этот раз хлопков никто, кроме Комбата и Удовиченко не расслышал – заработала на полную мощность корабельная машина. Иваныч не сразу признал в далекой фигуре, которая, скрючившись, осела на пол одного из бывших «сослуживцев».
– Я, кажется, попал, – тихо произнес Виктор.
– Лицевой счет открыт, – подтвердил Комбат.
Перед этим музыкант много думал по ночам о перспективе участвовать в суде без следствия, свидетельских показаний, адвокатов и прокуроров. Такой суд начинается и заканчивается приведением приговора в исполнение, А приговор один‑единственный и обжалованию не подлежит.
Это не воскресит его семью, не смягчит боль, не изменит мира к лучшему. Но все остальное еще бессмысленней. Безропотно существовать, заживо погребенным в мышиной норке? Исключено. Вернуться в обычную жизнь? Невозможно.
Виктору казалось, что первое убийство – если доведется нажать на спусковой крючок и попасть в цель – превратит его в камень или в соляной столб, как описано в Библии. Но ничего не произошло: после короткого приступа ненависти он почувствовал только пустоту и холод внутри.
Пришлось сталкивать за борт еще одно тело. Удовиченко фиксировал все на пленку, стараясь не захватить в кадр лица исполнителей – об этом предупредил Рублев. Комбат успел подумать о том, сколько людей увидит эту пленку, если ее действительно крутанут по телевизору. Может быть кто‑то из «братвы» в Москве, Казани или Питере почувствует себя менее уютно.
Они спустились вниз, в трюм, надеясь набрести там на человека из команды. Нашли там перепуганного механика и одного из матросов, которые подробно объяснили расположение двух кают‑люкс.
– А человек с родимым пятном вот здесь, на шее? – спросил Комбат на всякий случай.
" – Я видел его на посадке, – придумал матрос, чтобы не навлечь на себя гнев молчанием. – А дальше не знаю.
Сами члены экипажа вопросов не задавали – оба окончательно убедились, что рейс выдался каким‑то диким: на теплоходе даже не одна банда, а целых две.
По коридору в указанном моряками месте прогуливался знакомый Рублеву «качок». Это подтверждало правильность догадки – Меченый где‑то совсем близко.
Поэтому стрельба, даже с глушителем, исключалась – зверя нельзя спугнуть ни в коем случае.
Комбат решился на риск. Какой бы информацией ни владел Меченый вряд ли он станет делиться с рядовым составом…
Завидев приближающегося по коридору пассажира, охранник недовольно пригляделся к смельчаку. И вдруг узнал своего.
– Ты? Откуда свалился?
Комбат прижал палец к губам и негромко спросил:
– Шеф здесь?
– Сказал не беспокоить, у него важные переговоры по сотовому… А говорили, тебя в клочья разнесло.
Расстояние между ними сокращалось – пять метров, три, два.
– Может ты, это самое, – «качок» неуверенно хохотнул, – типа привидения.
В следующий миг он убедился, что имеет дело со вполне реальным человеком. Комбат нанес один из тех ударов, которые не опрокидывают противника назад, а заставляют его сложиться, скорчиться. Удар ногой под правое ребро, в область печени.
Потом, подскочив вплотную, удержал охранника за рубашку на груди, рубанул ребром ладони по основанию шеи. И только тогда осторожно опустил на пол тяжелую кучу костей перевитых мышцами.
Перевел дух, присмотрелся к двери. Замочки в каютах хлипкие – рассчитаны на мирных отдыхающих. Достав пистолет, Комбат дважды выстрелил в замок. После второго выстрела дверь приоткрылась сама. Распахнув ее кулаком, он ворвался в каюту.
Ноги Меченого торчали из иллюминатора Еще секунда и самый привилегированный из пассажиров «Грибоедова» успел бы свалиться в воду. Не судьба – крепкие руки втащили хозяина «фирмы» обратно. Он почти не пытался сопротивляться, силы были слишком неравными.
Увидев Комбата, бывший шеф не проявил особого удивления. Воскрешение из мертвых ничуть не поразило его, в отличие от охранника он явно не исключал такой возможности.
Комбат попросил появившегося Виктора втащить «качка».
– Интересных ты себе подобрал компаньонов, – по осторожным движениям человека в темных очках Меченый сразу определил, что тот совершенно слеп.
В дверь пролез Удовиченко с камерой наперевес.
– Запечатлеть на память? – криво усмехнулся Меченый.
Глядя в непроницаемое, будто высеченное из камня лицо Рублева, он пытался прочесть свою участь. Комбат обернулся к репортеру:
– Выруби пока камеру и подожди в коридоре.
– Не хочу я там маячить один. Мы так не договаривались.
– Здесь ты можешь услышать кое‑что лишнее, – объяснил Комбат. – А это гораздо опаснее, чем поторчать с той стороны двери.