Счастье человека и благополучие семьи и общества всецело зависят от того, благоговеет ли человек перед жизнью. Каждый человек перед чем-то благоговеет: перед государством, перед начальством, перед денежными купюрами, перед своей гордыней, наконец. Но ничто из перечисленного не может сделать жизнь человека счастливой. Высшее счастье человека должно быть в том, чтобы отвести от неё страдание и разрушение, чтобы утверждать её и противостоять её злейшему врагу — смерти.
Уже упоминавшийся выше социолог Питирим Сорокин так пишет в своей книге «Долгий путь»: «Что бы ни случилось в будущем, я знаю, что хорошо усвоил три вещи, которые навсегда останутся в моей голове и моём сердце. Жизнь, даже самая тяжёлая, — это самое прекрасное, чудесное и таинственное сокровище в мире. Исполнение долга — другая прекрасная вещь, делающая жизнь счастливой и дающая душе непобедимую силу в борьбе за идеалы. Это второе мое убеждение. Третье состоит в том, что жестокость, ненависть и несправедливость не могут и никогда не смогут создать ничего достойного в умственном, нравственном или материальном отношении». Эти строки написал человек, который благоговел перед тайной жизни и всю свою научную и общественную деятельность посвятил тому, чтобы бороться за жизнь и защищать её от уничтожения, из-за какого бы угла в неё ни целились.
Не для всех это очевидная истина, что счастье человека и весь итог его жизни суммируется не тем, что он нажил и сколько он прожил, но тем, перед чем он благоговел. Некоторые предпочитают благоговеть лишь перед собственной персоной и, не колеблясь, втаптывают в грязь достоинство другого. Но от этого истина не перестаёт быть истиной, и счастье — счастьем. Человек борется за своё счастье, когда отказывается встать в один ряд с теми, для кого жизнь — жестянка. Быть счастливым в жизни, не благоговея перед нею, невозможно. Несчастны те, чью жизнь превратили в жестянку, в чью душу плюнули и не извинились. Но и для таких есть выход — это Бог, восстанавливающий и исцеляющий всякого, кто начинает благоговеть перед Ним. По сути, исцеление от нанесённых травм возможно лишь в том случае, если человеку удаётся сохранить в себе глубокое почтение к жизни и её Творцу. Каким бы глубоким ни был рубец, оставленный на теле человека, в его рассудке или душе, это ещё не всё, не последнее слово судьбы. Жизненный и крестный подвиг Иисуса продемонстрировал: Бог — это Отец, благоговеющий перед жизнью не только Своего единственного Сына, но и всех Своих детей. Даже в трудной жизни есть благо, если благоговеть перед ней.
Бить или не бить?
Вторая часть Священного Писания христиан открывается Четвероевангелием — четырьмя развёрнутыми рассказами о жизни Иисуса. Первым идёт рассказ Евангелиста Матфея, бывшего чиновника по сбору налогов, а впоследствии ученика и апостола Иисуса. Как человек, привыкший работать с цифрами, Матфей сумел достаточно стройно и последовательно передать ключевые смыслы одной из самых продолжительных проповедей Иисуса. Эту проповедь Иисус произнёс, «взойдя на гору» (Мф. 5:1), отсюда её название — Нагорная. Именно эта проповедь лежит в сердце всего учения Иисуса. Очевиден её мировоззренческий характер: Иисус не просто даёт советы о том, как жить, но формирует новый взгляд на социальное и духовно-нравственное мироустройство. Среди особенностей этой проповеди важное место занимает Манифест ненасилия (Мф. 5:38—42, 43—48) — важнейшая черта нравственного учения Спасителя:
«Вы слышали, что было сказано также: «Око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Если ударит тебя кто по правой твоей щеке, подставь ему и другую. Если же захочет кто-то отсудить у тебя рубашку, пусть забирает и верхнюю одежду. И если кто принудит тебя идти с его ношей одну версту, пройди с ним две. Тому, кто просит у тебя, дай и от того, кто у тебя занять хочет, не отворачивайся.
Вы слышали, что было сказано: "Люби ближнего своего и ненавидь врага своего”. А Я говорю вам: любите своих врагов и молитесь за тех, кто преследует вас. Только так будете вы детьми Отца вашего Небесного, ибо по воле Его солнце восходит и над злыми, и над добрыми, как и дождь равно проливается для праведных и неправедных. Если же любите только тех, кто вас любит, в чём тут заслуга? Разве не то же самое делают и сборщики налогов? И если вы только братьев своих приветствуете, что же тут особенного? Не то же ли самое и язычники делают? Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:38-42,43-48; совр. перевод).
Пожалуй, никакие другие слова в нравственном учении Иисуса так не вдохновляли одних и не отталкивали других, как эти: «Любите своих врагов». Идею непротивления злу насилием Л. Н. Толстой (1828—1910) считал «вопросом, самою жизнью поставленным перед всеми людьми и перед всяким мыслящим человеком и неизбежно требующим своего разрешения». За несколько недель до своей кончины, 7 сентября 1910 г., он написал Махатме Ганди следующие слова: «Чем дольше я живу, и в особенности теперь, когда живо чувствую близость смерти, мне хочется сказать другим то, что я так особенно живо чувствую и что, по моему мнению, имеет огромную важность, а именно о том, что называется непротивлением, но что в сущности есть не что иное, как учение любви, не извращённое ложными толкованиями».
Махатма Ганди (1869—1948), духовный лидер индийской нации, восхищался мужеством Толстого и глубоко разделял толстовскую идею непротивления. Верный избранному пути, он сумел-таки добиться того, что Индия без вооружённой борьбы обрела независимость от Англии в 1947 г.
Русский философ И. А. Ильин (1883—1954) полемизировал с Толстым и даже написал целую книгу «О противлении злу силой» (1925) — название, которое говорит само за себя. В свою очередь выдающийся русский философ Н. А. Бердяев (1873—1948) выразил своё решительное несогласие с позицией последнего. В статье «Кошмар злого добра» (1926 г.) он яростно раскритиковал книгу Ильина. Бердяев, в частности, писал: «Наиболее неприятно и тягостно в книге И. Ильина — злоупотребление христианством, православием, Евангелием. Оправдание смертной казни евангельскими текстами производит впечатление кощунства».
Дитрих Бонхёффер (1906—1945), выдающийся немецкий богослов, участник заговора против Гитлера, казнённый по его личному приказу за месяц до капитуляции Германии, испытывал глубокие нравственные терзания, когда размышлял об ответственности христиан и на пацифиста в условиях натиска нацистской машины уничтожения. В частности, он задавался такими вопросами: «Как повиноваться власти (Рим. 13:1—5), если она сеет зло и насилие? Как можно не противиться злу, если оно перемалывает судьбы миллионов ни в чём не повинных людей?» В книге «Сопротивление и покорность» Бонхёффер писал: «Избегая публичных столкновений, человек обретает убежище в приватной порядочности. Но он вынужден замолчать и закрыть глаза на несправедливость, творящуюся вокруг него. Он не совершает ответственных поступков, и репутация его остается незапятнанной, но даётся это ценой самообмана. Что бы он ни делал, ему не будет покоя от мысли о том, чего он не сделал. Он либо погибнет от этого беспокойства, либо сделается лицемернее всякого фарисея».
Полемика о том, чья позиция нравственней и какая этика правильней, продолжается по сей день. Это уже не новость и не причина для удивления, когда заповедь о любви к ближнему всё чаще и настойчивей подменяется призывом ненавидеть, мстить и уничтожать врагов. Насилие не признаёт никаких границ и не останавливается ни перед какими препятствиями. Чем глубже общество затягивает в воронку зла, тем яснее и громче должен слышаться голос Человека, стоящего на склоне горы.
Две этики?
На Манифест ненасилия можно посмотреть и в более широком плане Евангелия по Матфею и его этики. Но здесь внимательный читатель наталкивается на серьёзную трудность. Дело в том, что из тех притч, которые записал евангелист, восемь заканчиваются сценами насилия (см. перечень ниже). Как это согласуется с радикальным призывом «не противься злому»? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует остановить своё внимание на сюжетных развязках восьми притч Иисуса.
Притча о плевелах: «Как собирают плевелы и сжигают в огне, так будет и в конце мира. Сын Человеческий пошлёт Своих ангелов, и они очистят Царство Его от всех, кто других совращал, и от тех, кто сам творил беззаконие, и бросят их в печь огненную, где будет плач и скрежет зубовный» (Мф. 13:40—43; совр. перевод).
Притча о рыболовной сети: «Так будет и в конце мира: выйдут ангелы и отберут нечестивых из среды праведных, и бросят их в печь огненную, где будет скрежет зубовный» (Мф. 13:49, 50; совр. перевод).
Притча о прощении: «Тогда господин призвал помилованного слугу и сказал: Бесстыдный раб! Весь твой долг простил я тебе, когда просил ты меня. Не должен ли был и ты сжалиться над твоим сотоварищем, как сжалился я над тобой?» И разгневавшись, господин отдал его на мучение, пока тот не вернёт всё, что должен» (Мф. 18:32—34; совр. перевод).
Притча о злых виноградарях: «Итак, когда придёт хозяин виноградника, что сделает он тем виноградарям? “Расправится со злодеями, предав их злой смерти”» (Мф. 21:40,41; совр. перевод).
Притча о свадебном пире: «Когда царь вошёл посмотреть на собравшихся, он увидел там человека, одетого не в свадебную одежду, и спросил его: "Друг! Как случилось, что ты вошёл сюда не в свадебной одежде?” Тот молчал. Тогда царь велел слугам: "Свяжите ему руки и ноги и выбросьте его вон, во тьму: там будет плач и скрежет зубовный”» (Мф. 22:11—13; совр. перевод).
Притча о верном и неверном рабе: «Если негодным окажется тот рабом, рассуждающим так: "Не скоро вернётся хозяин мой”, если бить начнёт он других рабов, есть и пить с пьяницами, то придёт хозяин раба того в день, в который тот не ожидает, и в час, о котором не знает тот, определит ему с лицемерами место, где рассечёт его надвое — и будет он там вопить и скрежетать зубами» (Мф. 24:48—51; совр. перевод).
Притча о талантах: «Возьмите же у него и этот талант и отдайте его тому, у кого десять талантов. Ибо, у кого есть, тому и ещё будет дано, и дано в изобилии. У того же, у кого нет, будет взято и то, что есть у него. А негодного этого слугу возьмите и выбросите вон, во тьму: там будет плач и скрежет зубовный» (Мф. 25:28—30; совр. перевод).
Притча об овечьем стаде и козьем: «Они же спросят Его: “Господи, когда же мы видели Тебя голодным, жаждущим, пришельцем, нагим, больным или в тюрьме — и не позаботились о Тебе?” Тогда Он ответит им: “Скажу Я вам: не сделав это для одного из Моих меньших братьев, вы не сделали этого и для Меня”. И пойдут они прочь: удел таковых — наказание вечное, а праведных — вечная жизнь» (Мф. 25:44-46).
Есть нечто общее, что объединяет все эти притчи: «конец мира». Драматичные развязки в вышеприведённых притчах — это язык Божественного возмездия, которое постигнет всех, кто с надменностью отнёсся к Его воле и своим обязательствам жить по ней. Однако суд Божий в «конце мира» — это не то же самое, что христианская этика для повседневной жизни. Но это не должно давать повод думать, что есть две этики: одна для настоящего времени (этика Иисуса), другая для времени конца (этика Бога). Политика двойных стандартов чужда Богу и Его Мессии. К суду Божьему в эпоху «конца мира» вообще ни с какими стандартами подойти невозможно. Можно лишь с благоговением размышлять о нём. Как не по силам человеку линейкой измерить простирающиеся во все стороны просторы Вселенной, так не в его власти «судить» суд Божий. Ставить Богу оценку за то, насколько этичен Его суд, так же неуместно и бессмысленно, как горшку оценивать работу горшечника. Не создал человек такой этической системы, которая бы превзошла Нагорную проповедь Иисуса в точности нравственных суждений. Поэтому вывод таков: процитированные притчи Иисуса никаких корректив в Его Манифест ненасилия не вносят, к насилию не призывают и его не оправдывают.
Но здесь возникает вопрос о том, как же следует понимать повеление Иисуса о том, чтобы подставить обидчику другую щёку?
Правая щека и другая
Никакая другая часть человеческого тела не отождествляется со всем человеком в такой степени, как его лицо. Лицо человека есть его визитка. О человеке (и людях) даже принято так говорить: лицо (лица). Например, «лицо неустановленного возраста», «лица, не достигшие 18 лет». Говорить о человеке «рука», «нога» или «живот» как-то не принято. Даже такое близкое к «лицу» слово как «голова», едва ли может с ним соперничать. Не говорить же о людях: «головы» или «поголовье». Так говорят о ком-то другом.
Лицо человека и есть человек. Благословляя, благословляют глядя в лицо, равно как и при оскорблении именно лицо становится мишенью обидчика. В лицо бросаются самые ядовитые слова, в лицо плещут воду из стакана, в лицо могут и плюнуть, от лица же отлетает и звон пощёчины — этого веками испытанного средства унижения и сведения счётов. Когда беснующаяся толпа хотела унизить Иисуса, одни плевали на Него, другие били Ему кулаками по лицу (Мк. 14:65). Но это было потом. А сейчас об этом ещё никто не знал и думать не думал. Все внимали Учителю: «Если ударит тебя кто по правой [твоей] щеке, подставь ему и другую».
Можете ли вы допустить, что во время продолжительной проповеди Иисуса кто-то из теснившихся в многолюдной толпе людей мог на что-то отвлечься? Я это вполне допускаю. Согласитесь, что не каждому ребёнку была интересна тема поста и молитвы. Вероятно, не каждый мужчина горел желанием послушать об одежде, а женщина — о законе. Хотя и об этом считал Своим долгом сказать что- то важное Иисус. Но как-то с трудом можно представить себе хоть одного из присутствующих, кто не очнулся бы, услышав: «Если ударит тебя кто по правой щеке, подставь ему и другую». Это было слишком, как гром среди ясного неба. Ничему подобному никто другой не учил. Даже самый подготовленный из слушателей не был подготовлен к тому, чтобы услышать такое, не говоря уже о том, чтобы тут же внять сказанному. К счастью, сегодня у нас больше времени для осмысления этого нравственного императива, нежели у тех, кто стоял в тот день на склоне горы. Посмотрим же на некоторые подробности, проливающие свет на слова Иисуса.
Во-первых, при сильном эмоциональном возбуждении человек действует скорее инстинктивно, чем осмысленно. Далее, как сегодня, так и тогда, правши составляли большинство. Поэтому, вероятней всего, именно об одном таком правше и говорит здесь Иисус. Такой человек, решив нанести своему ненавистнику удар, сделает это правой рукой. Но куда он при этом попадёт? Вы правильно подумали: в левую щёку. Почему же Иисус говорит о правой щеке? Дело в том, что правша может ударить в правую щёку своей жертвы только тыльной стороной руки. Так били не для того, чтобы свалить с ног, нет. Чтобы свалить с ног бьют по-другому: хорошо замахнувшись вправо, чтобы наотмашь ударить в левую часть лица. Тыльной же стороной руки били для того, чтобы нанести особенно глубокое оскорбление, унизить, указать человеку на его место — ниже того, кто бьёт. Унижением и оскорблением держалась власть господ над рабами, чиновников над простолюдинами, богатых над нищими. Учение о равенстве человека человеку было просто неведомо в то время.
Во-вторых, следует подчеркнуть: позоря и оскорбляя другого, невозможно не оскорбить и не опозорить себя. В данном случае Иисус говорил об оскорблении, которое падало не только и даже не столько на того, чья щека принимала удар, сколько на того, кто этот удар наносил. Точно так же, как и в случае с пьяным и обнажённым Ноем стыд и срам были не столько на нём, сколько на его внуке Ханаане. Это он, внук Ноя, должен был расплачиваться за опрометчивый поступок своего отца Хама — человека, который «увидел... наготу отца своего» и рассказал о ней двум своим братьям (Быт. 9:22). Итогом произошедшего стало то, что проклятие пало не на того, кто оказался пьян и наг, а на того человека, чей отец смотрел не туда.
Древний пророк Исаия, предвосхищая будущий подвиг Иисуса, писал от Его имени:
«Я предал хребет Мой бьющим и ланиты Мои поражающим; лица Моего не закрывал от поруганий и оплевания. И Господь Бог помогает Мне: поэтому Я не стыжусь, Я держу лицо Моё, как кремень, и знаю, что не останусь в стыде. Близок оправдывающий Меня: кто хочет состязаться со Мною? — станем вместе. Кто хочет судиться со Мною? — пусть подойдёт ко Мне. Вот, Господь Бог помогает Мне: кто осудит Меня? Вот, все они, как одежда, обветшают; моль съест их» (Ис. 50:6-9).
Обратите внимание: стыд не на Том, Кого унижают, а на тех, кто унижает. Кроме того, на стороне страдальца — Бог, поэтому-то лицо жертвы сохраняет достоинство и она держит его, «как кремень». Наконец, очевидно и то, что конец насильников и насмешников предрешён: «все они, как одежда, обветшают». Зло и насилие несут в себе семена самоуничтожения.
Веля человеку (Своему последователю) подставлять своему обидчику другую щёку, Иисус фактически учил таким образом возвращать оскорбителю его же оскорбление. Иисус призвал к действию, а не бездействию. Бездействие вынужденно, в то время как действие требует мужества. Предпочтительней вернуть оскорбление, чем удвоить его, ответив оскорблением на оскорбление. Из учения Иисуса следует, что оскорбление лежит не на оскорблённом, а на оскорбителе. Таким образом, оскорбление не удваивалось, как в прежней этической системе удваивались выбитые глаз и зуб: «око за око и зуб за зуб». Напротив, оскорбление утрачивало свою разрушительную силу, когда ни с чем возвращалось к тому, кто его нанёс. Подставить другую щёку поэтому означает следующее: взаимность в ненависти, насилии и оскорблении уродлива, потому что удваивает зло. Такая взаимность должна быть отвергнута. Именно так и поступил Иисус, когда, по словам апостола Петра, «будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал, но предавал то Судии Праведному» (1 Петр. 2:23). Более того, достоинство человека, его честь и нравственный облик зависят не от того, как поступают с ним, а от того, как поступает он. Это даже не примерно, а практически то же самое, о чём впоследствии Иисус сказал так: «Ничто из того, что входит в человека извне, не может его осквернить, но исходящее из человека оскверняет его» (Мк. 7:15, 16; совр. перевод). Задумайтесь на мгновение: какую мощную опору в этом этическом постулате может обрести для себя жертва насилия и ложного обвинения! Терапевтическое значение слов Иисуса для любого униженного и оскорблённого трудно переоценить.
В-третьих, и это особенно важно, подумайте о социальных предпосылках слов Иисуса. Его движение находилось в стадии формирования. Новых приверженцев становилось всё больше и больше, но процесс этот носил более чем болезненный характер. Принятие нового требовало отвержения старого, что редко проходит безболезненно и бескровно. Нетрудно представить, как в домах и семьях первых последователей Иисуса росло напряжение, особенно в тех случаях, когда остальные члены семьи не разделяли убеждений странствующего проповедника из Назарета. Отчуждение одних членов семьи от других приводило к полному разрыву родственных уз. Нередко именно родственники «предателя» веры инициировали гонения и преследование тех, кто внёс раскол и смуту в их дотоле спокойную жизнь.
По этому поводу Иисус высказывался неоднократно. В частности, Он говорил: «Не думайте, что Я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч, ибо Я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её, и враги человеку — домашние его» (Мф. 10:34—36; ср. Мих. 7:6). К страху быть отверженным в собственной семье добавлялась тревога, вызванная решением религиозного истеблишмента отлучать от синагоги тех, кто отваживался открыто встать на сторону Иисуса (Ин. 9:22). За свою приверженность новому религиозному движению приходилось платить высокую цену — социальное отчуждение, уход из собственной семьи, бегство из родного селения, ярлык вероотступника и жизнь в социальной изоляции. Чем должны были ответить на это ученики Иисуса? Как относиться к врагам, если ими стали самые близкие люди?
Ответ был дан: «Любите своих врагов и молитесь за тех, кто преследует вас». Это Он говорил о самых близких родственниках Своих учеников, о тех, кто и по крови, и социально стоял к ним ближе, чем кто бы то ни было ещё. Примечательно, что сразу после призыва любить врагов (отвернувшихся от тебя ближайших родственников) Иисус объясняет, что есть и иное родство — с Отцом Небесным: «Только так, — говорит Он, — будете вы детьми Отца вашего Небесного». Иисус учит, что, когда от человека отрекается родной отец, он не становится сиротой, нет. Продолжая любить своих самых дорогих и близких, человек убедительно демонстрирует, что у него теперь есть Небесный Отец, Отец всех без исключения — и тех, кто Его чтит, и тех, кто Его ненавидит. Никогда не переставайте любить своих родителей и других самых близких родственников, говорит Иисус. Любите их всегда и независимо от того, разделяют они ваши новые убеждения или нет. Любите, потому что только любовь есть самое убедительное свидетельство в пользу нового учения. Любите, потому что только в любви находит своё высшее выражение истина нового религиозного движения.
Чуть ранее, описывая характеристики граждан Царства Небесного, Иисус призвал Своих последователей быть миротворцами: «Блаженны миротворцы» (Мф. 5:9). Где же должно начинаться миротворчество, если не в семье? Ни в какой другой социальной среде вопрос о миротворчестве не стоял и не стоит так остро, как в семье. Это вдвойне справедливо, если говорить о семье, рассечённой надвое из-за духа отчуждения на религиозной почве. Но обращает на себя внимание та награда, которую обещал Иисус за миротворчество. Миротворцы, говорил Он, «будут наречены сынами Божьими» (Мф. 5:9). По сути, и в этом блаженстве, и в Манифесте ненасилия Иисус говорит об одном — о том, что есть два родства — земное и небесное — и что путь ко второму лежит не через ненависть к «врагам», а через неизменную любовь к ним, через любовь к своим самым близким и родным, через любовь в слове, поступке и отношении, через любовь, которая ищет мира и несёт его. Вас будут ненавидеть за Меня, говорил Иисус, причём будут ненавидеть все (Мф. 10:22), но не падайте духом и ни в коем случае не отвечайте ненавистью на ненависть.
Напротив, любите. И помните: хлеб-соль и разбойника смиряет, тем более родную душу.
Вывод
Сказанное вовсе не означает того, что система правосудия должна быть упразднена, что возмездие неуместно, что убийц, воров, растлителей, насильников и душегубов нужно миловать, а не карать изоляцией от их будущих потенциальных жертв. Совсем не о том говорит в Манифесте ненасилия Иисус. Апостол Павел точно уяснил нравственный смысл слов Иисуса, выразив его в своей знаменитой поэме любви. В ней он написал бессмертные слова о том, что любовь «не помнит зла... и всё переносит» (1 Кор. 13:5,7). Любовь и чувство долга (как необходимое условие любви) — суть важнейшие обязательства человека перед человеком. Как правило, духовными и нравственными уродами становятся в тех случаях, когда уже с первых минут и дней жизни человека обделяют любовью. Нравственно преступно, когда взрослые не выполняют своего первейшего долга перед детьми: любить. Не может любить тот, кто сам не был любим. Нелюбимые не любят, нелюбимые мстят. Вырастая, они выполняют волю инстинкта, который учит их тому, что этому миру нужно отплачивать той же монетой, какой платили им: ненавистью за ненависть, чёрствостью за чёрствость, равнодушием за равнодушие.
Что же делать? Приготовьтесь и мужественно выслушайте ответ Учителя: любите. Так и только так порочный круг ненависти и взаимного отчуждения будет порван. Помните: кривого кривым не исправишь, сила — ума могила. Любите. Черпайте силу в любви Божьей. Её не становится меньше, если она не встречает взаимности. Так и Солнце не перестаёт светить и греть оттого, что к нему почти ничего не возвращается из ледяного космоса. Делайте то же: любите. Начните с того, чтобы не отвечать чёрствостью на чёрствость, хамством на хамство, подлостью на подлость. Покоряйте других духом кротости, а не палкой по кости. Это и будет вашей другой щекой.