Я не отослала письмо.
- Изабелла! – раздался снизу голос Эмили, вырывающий меня из размышлений.
- Что? – отозвалась я, откладывая телефон и подходя к гардеробной.
Вытащив шорты и топ-танкини, я быстро переоделась, после чего скользнула в шлепки.
- В этом доме есть вообще чертов алкоголь? И где ты, блядь?
Я засмеялась, заходя в ванную, быстро причесываясь и поднимая волосы с шеи. Секунду я разглядывала свое отражение, увидев темные круги под глазами и осознавая, что я чертовски плохо выгляжу.
- Не возражаешь, если я поищу? – заорала Эмили.
Я тряхнула головой, потому что было еще слишком рано для алкоголя, и ушла назад в спальню. Посмотрев на часы, на которых было без нескольких минут десять, я села на край кровати и опять взялась за телефон. Моя рука нервно тряслась, когда я перелистывала контакты, остановившись на номере домашнего телефона Алека. У меня был номер его сотового, но Алек ожидал, что я буду пользоваться им только в самых крайних случаях, предпочитая, чтобы я оставляла сообщения на автоответчике.
Прошло несколько гудков, и я задержала дыхание, услышав щелчок.
- Алло?
Я с облегчением выдохнула, потому что ответил мягкий женский голос, а говорить с ней было значительно легче, чем с ее мужем.
- Здравствуй, Эсме.
- Изабелла! – выдохнула она.
Я знала, что мой номер телефона не опознается, так что до этого она не могла знать, кто звонит.
– Как ты?
- Я в порядке. Как ты?
- Все хорошо. На самом деле, я собиралась уходить, когда услышала звонок. Я рада, что ты позвонила, о тебе уже вечность ничего не было слышно.
- Я знаю. Я была… занята, - нерешительно сказала я, чувствуя вину.
- Не надо извинений, детка. Мне они не нужны. Я понимаю, через что тебе надо было пройти. Я рада, что с тобой все хорошо, потому что беспокоилась за тебя.
|
|
- Я понимаю и обещаю, что со мной все будет прекрасно, - сказала я. – А Алек дома? Он звонил мне утром.
- Он? – удивленно переспросила она. – Нет, он рано ушел. Сказал, что ему нужно кое-что сделать в клубе.
- Ладно, - сказала я, понимая, что он, похоже, звонил по поводу свадьбы. – Сообщишь ему, что я звонила?
- Конечно, милая.
- Спасибо, - тихо сказала я. – А… он все понял? Ты не в курсе? – я вдруг почувствовала тошноту и прикусила губу, пытаясь отогнать ее назад.
- Не думаю, - ответила она. – Я уверена, что слышала бы, если бы это было так.
- Спасибо, - опять сказала я. – Ты не должна была делать это. А Алек знал?
- Нет, но он умный мужчина, - ответила Эсме. - Когда Эдвард упомянул о рисунке, который я послала ему на день рождения, Алек точно понял, откуда он пришел. На самом деле, если Эдвард в конце концов не поймет, что это такое, я удивлюсь. Правда, в его состоянии…
- Состоянии? – переспросила я, когда она прервалась, не понимая.
- Плохой выбор слова. Я хотела сказать про положение его дел. Она занят и отвлечен. Ты понимаешь, как это может быть.
- Да, - ответила я, хотя это все еще смущало меня.
Ее тон изменился, и она, похоже, внезапно занервничала.
– Все нормально, Эсме?
- Конечно, милая, - ответила она. – Правда, мне пора, сегодня много дел.
- Хорошо. Рада была поговорить, - ответила я. – И, если ты увидишь…
- Увижу Эдварда, - сказала она, точно зная, к чему я веду. – Я собираюсь к нему зайти.
- Передай ему мои поздравления с днем рождения, - попросила я.
Сердце дико забилось. Это был двадцатый день рождения Эдварда, второй, который я пропускала, и в этот момент я не хотела ничего больше, как быть рядом с ним, хотя понимала, что это невозможно.
|
|
- Конечно.
Я еще раз поблагодарила ее и отключилась, пытаясь спрятать слезы, которые угрожали пролиться потоком. Передо мной еще был длинный день, и нужно было держаться.
Взяв свои вещи, я спустилась вниз, найдя Эмили в гостиной, рассматривающей один из моих рисунков на стене.
- И что ты видишь? – спросила я.
Она подпрыгнула, не услышав моих шагов, и быстро повернулась, хватаясь за сердце. Я увидела трубочку в ее чашке из «Старбакса», и закатила глаза, понимая, что там алкоголь.
- Я вижу девушку, которой нужно лечь и отдохнуть, - саркастически сказала она, изучая меня опять. – Еще ей нужно сделать макияж, чтобы убрать мешки под глазами, и педикюр, если она собирается носить шлепки.
- Очень смешно, - ответила я. – Потому что я вижу девушку, чьи планы на вечер внезапно пошли…
- Нет, - сказала она, сузив глаза. – Я предвкушала этот день несколько недель!
- Да, - усмехнулась я. – Но не буду. Радуйся, что я люблю тебя, даже если ты зараза.
- И слава Богу, - сказала она, поднося соломинку к губам и делая глоток. – Пойдем. Пора, если мы не хотим опоздать. Ты водишь… осторожно.
- Осторожно, - пробормотала я, пока она выходила мимо меня из дома.
Я взяла темные очки и надела их, выходя наружу. Было довольно жарко, температура превышала девяносто градусов (пр. переводчика: больше 32 по Цельсию), и солнце ярко светило, на небе не было ни облачка. Жара не беспокоила меня, потому что я выросла в жарком месте, и я наслаждалась ясной летней погодой. Я даже слегка загорела, хотя думала, что это невозможно.
|
|
Я нажала кнопку на брелке, открывая машину, и Эмили скользнула на пассажирское сиденье, крикнув, чтобы я поторопилась. Я оглядела машину, любуясь сияющими арками колес и гладким серебристым корпусом, и немедленно подумала об Эдварде. Я оставила себе его машину, несмотря на то, что Алек убеждал меня избавиться от нее, потому что это была большая часть Эдварда, с которой я не могла расстаться. Как бы глупо это не звучало, Эдвард любил свою машину, и каждый раз, когда я вела ее, это напоминало мне о его привязанности. Это давало чувство спокойствия, и я слушала все, что Алек говорил мне, следуя его инструкциям, но оттолкнула свой дискомфорт в сторону и заняла жесткую позицию, когда дело касалось машины.
Я села за руль и завела машину, закрывая двери. Эмили развалилась на сиденье, забрасывая ноги на приборную панель. Я съежилась.
- Опусти ноги, - сказала я.
- Ей не больно.
- Опусти.
- Это просто машина.
- Мы каждый раз должны проходить через это? Опусти ноги, или выходи и иди пешком. Мне все равно, - сказала я.
Она фыркнула и опустила ноги, усаживаясь ровно.
- Меня бесит, как ты относишься к своей чертовой машине, - сказала она, тряхнув головой. – Это «Вольво», Иззи. «Вольво» водят только домохозяйки республиканцев и мамочки футболистов. Клянусь, что до тебя я не видела ни одного «Вольво» без надписи на бампере "Мой мальчик круглый отличник". Я никогда не понимала этого. Разве не все дети в начальной школе круглые отличники? Сейчас, на самом деле, дети в начальной школе получают оценки? Разве нам не говорили, что это убивает чувство собственного достоинства, или что-то в этом роде? Наше следующее поколение вырастет сволочами, знаешь ли. У них даже нет свободного времени, так что игра в вышибалы скоро умрет. Это глупо. И я слышала в новостях, что какой-то мальчик в первом классе был исключен из школы за то, что поцеловал девочку в щеку. Слушай, какого черта? Тогда, когда они будут в старших классах, он не сможет пощупать ее, или уговорить ее на минет, или что-то такое. Вот этого я не понимаю. У половины парней в нашей школе отсасывали под трибунами на переменах, и учителя просто игнорировали это. Черт, они, возможно, и сами трахались с некоторыми девочками, похотливые старые ублюдки. В вашей старшей школе было так же?
Она с любопытством посмотрела на меня, и я кивнула, надеясь, что этого будет достаточно для ответа.
- Ты, похоже, взбодрилась от кофеина, - сказала я, стараясь отвлечь ее внимание. - Не думаю, что ты сделала хотя бы один вдох во время этой тирады.
- Смешно, - язвительно сказала она. – Где джинсы твоей мамочки? Они прекрасно подойдут для «Вольво».
Я засмеялась, выезжая с подъездной дорожки на улицу. Эмили во время поездки непрерывно болтала обо всем, что было у нее в голове, как обычно. Иногда я задумывалась, может, ей просто нравится слушать собственные разговоры, учитывая, что она не требовала от меня включения в беседу. Хотя это мне нравилось. Чем меньше она спрашивает, тем меньше мне врать.
Парковка была практически пустой, когда мы доехали, и я припарковалась на первом свободном месте. Я разблокировала двери, прежде чем заглушить машину и выйти. Осмотрев потрепанное кирпичное здание, я вернула внимание на большую доску, висевшую рядом с главным входом.
Художественная студия «Радуга».
Окленд, Калифорния.
Калифорния… Алек после происшествия в парке предложил, чтобы я уехала из Сиэттла, сказав, что поможет мне устроиться в любом месте, пока доктор Каллен под следствием, но я выбрала место сама. Я еще до его предложения думала об отъезде, так что мне было не так тяжело сделать выбор. Как бы я ни приветствовала все, что делал для меня Джаспер, я понимала, что должна жить сама. Воспоминания об Эдварде наталкивали меня на мысль о моей предыдущей жизни везде, куда бы я ни смотрела, и я понимала, что мне нужен новый старт, если я действительно хочу воспользоваться шансом быть свободной. Я была рядом с людьми, которые знали, что внутри меня все еще таится часть прежней Беллы, и, пока я не отпущу эту жизнь, я никогда не смогу полностью отпустить эту личность.
Я оставила почти все, как и Эдвард, и за это чувствовала себя виноватой, но думала, что это лучший способ справиться с ситуацией. Я надеялась, что они не будут обижаться на меня, но часть меня всегда боялась, что они не смогут понять. Я написала записку, объясняя, что мне нужно побыть одной, и подсунула ее под дверь спальни, прежде чем уехать в Калифорнию. Алек нашел дом и приложил усилия, чтобы записать меня в местную художественную школу, практически в последний день, но до отъезда он дал мне несколько основных указаний. Он сказал, что у них есть несколько простейших советов, чтобы облегчить мне переезд, но я не была дурой – Алек ждал от меня повиновения. Он сказал, что федеральный агент не прекратит выслеживать меня, надеясь, что он как-нибудь убедит меня пойти на сотрудничество с ним, так что мне необходимо сделать некоторые определенные приготовления, чтобы пропасть без вести. Это означало, что я должна сделать в точности то, что он скажет… за исключением продажи машины.
- Ну, идем? – сказала Эмили, допивая жидкость в своей чашке и хлюпнув, когда она закончилась.
Эмили вздрогнула, то ли сама по себе, то ли от ликера, который выпила, я не была уверена, и направилась к входу. Я улыбнулась, когда подошла к зданию и услышала шум внутри, крики и грохочущие шаги, но Эмили простонала.
- Напомни мне, почему я опять делаю это?
- Ты сказала, что мы справимся легче, чем эти выпендрежники-интеллектуалы.
- Точно, - ухмыльнувшись, ответила она. – Никогда не доверяй мужчине в берете с французским акцентом, Изабелла. Он или гей, или обманщик. Поверь мне.
Я засмеялась, качнув головой, не желая слушать историю, скрывающуюся за этим утверждением. Она открыла дверь, и я съежилась от шума, шагнув в помещение. В тот момент, когда за мной захлопнулась дверь, я напряглась, но было уже поздно. Они влетели прямо в меня, и я отшатнулась, теряя равновесие и падая, когда они обхватили руками мою талию.
- Изабелла! – заорал голос.
Я улыбнулась маленькой девочке, которая с обожанием смотрела на меня. Ее густые темные волосы обрамляли лицо и частично закрывали ей обзор. Я убрала волосы с ее глаз, вставая и отряхивая одежду.
- Привет, милая, - тепло сказала я девочке по имени Челси.
- Они животные, клянусь, - пробормотала Эмили.
Я осмотрелась и увидела, что в ее ноги вцепились двое парнишек, мешая ей идти.
– Хорошо, что я люблю зоопарки.
Пожилая леди по имени Шелли коротко кивнула мне, молча показывая, что они все мои, и поспешно растворилась за дверью.
- Хорошо, дети, рассаживайтесь, - крикнула я.
Несколько человек взглянуло на меня, услышав мой голос, но большая часть полностью проигнорировала это, продолжая бегать и кричать. Эмили тяжело вздохнула, поднося пальцы ко рту, и громко свистнула. Звук пронесся по комнате, отражаясь от стен и немедленно привлекая всеобщее внимание.
- По местам, монстры, - сказала она.
Дети повиновались. Я похлопала Челси, все еще обнимающую меня за талию, по голове, тихонько сказав ей садиться на место. Она неохотно отпустила меня, скользнув на свой стул. Эмили и я начали раскладывать наши принадлежности.
Художественная школа «Радуга» была маленькой комнатой в местном общественном центре, где Эмили и я вели уроки рисования для непривилегированных детей. Название было ироничным, потому что в этом месте не было ничего яркого или цветного. Стены были тускло-коричневого цвета, краска облупилась, здание обветшало и разваливалось на части. Там протекала крыша, кондиционер не работал, и в комнате едва можно было дышать.
У большинства детей, приходящих в общественный центр, не было семьи, они жили в приютах, а оставшиеся появлялись из сломанных домов, где их родители были связаны с наркотиками и криминальной деятельностью. Все они находились в группе риска у властей штата Калифорния, опасающихся, что они пойдут по стопам родителей или полностью растворятся в системе. Они все были юны и невинны, в возрасте между четырьмя и семью, но я понимала, что они в одном шаге от жизни, которой жила я. Маленькая девочка, которая обнимала меня, в особенности… ее мать бросила ее, когда та была младенцем, и отец пытался продать ее ради наркотиков.
Один из моих профессоров однажды упомянул об этом, спросив, не хочет ли кто-нибудь учить детей, или программа закроется. Никто не выразил желания, хотя это было полезно для дальнейшего образования, потому что никто не хотел связываться с детьми и терять свободу. Я, нервничая, сообщила о своем желании профессору после уроков, она радостно согласилась, и на следующее утро я пошла к Эмили с вопросом, не сможет ли она помочь мне. Она сомневалась… пока не услышала, что сможет пропустить обязательную летнюю практику в обмен на добровольную помощь.
Мы провели два часа, рисуя с детьми, и, когда урок закончился, я устала. Шелли вернулась присматривать за ними, мы попрощались, и Челси встретила меня у двери, ярко улыбаясь и протягивая один из своих рисунков.
- Это я сделала! – воскликнула она. Я засмеялась и взяла его, рассматривая кривую тощую фигуру с ненормально большой головой и длинными коричневыми волосами. На лице был большой красный рот, на небе нарисовано большое солнце, яркость которого заставила меня улыбнуться.
- Очень красиво, - с энтузиазмом сказала я.
- Возьми его.
- Правда? – спросила я. – А давай оставим его здесь, и я возьму его завтра, хорошо? Он очень красивый.
- Ты думаешь, он красивый? - с сияющими глазами спросила она. – Может, я смогу стать художницей?
Я улыбнулась.
- Конечно. Ты можешь быть всем, кем захочешь.
- Спасибо! – завопила она, почти стискивая меня в объятиях.
Я обняла ее в ответ и сказала, что скоро увижусь с ней, прежде чем уйти к машине, где меня уже ждала Эмили.
Я поехала домой. Эмили сообщила, что ей надо кое-что сделать, и она пообщается со мной позже вечером, залезла в свой «Мерседес» и покатила вниз по улице. Я направилась внутрь, поднялась по лестнице и свернулась на кровати, чтобы подремать. Как только я закрыла глаза, то скользнула в бессознательное состояние.
Пришли мысли об Эдварде, его образ в голове был настолько ясным, что мне было больно. Он сидел перед своим пианино, легко пробегаясь пальцами по клавишам, но не надавливая на них, не играя ни одной ноты. Он не говорил, но поднимал голову, не было ничего, кроме Эдварда в темноте и тишины.
Я наслаждалась этим, мои глаза сканировали его силуэт, упиваясь его накачанным телом. На нем не было рубашки, и я видела очертания его мышц, то, как поднимается и опускается его грудь при дыхании, и темноту татуировок на его бледной коже. Его волосы были спутаны, как обычно, торчали в разных направлениях и падали на его глаза, пока он смотрел на клавиши. Я видела шрам на нем, напоминание о том, что он пережил, и внезапно страстно захотела коснуться его.
- Tesoro, - прошептал его голос, хотя поза не изменилась, и я не видела, чтобы его рот шевелился. – Ti amo.
- Я тоже люблю тебя.
- Больше никого, только ты, - прошептал он. – Sempre.
- Sempre
- Ты – моя жизнь, - сказал он. – Я без тебя умру.
- Я твоя, - ответила я. – И всегда буду ею.
- Прости меня, - прошептал он.
- За что?
- Я разрушаю все, к чему прикасаюсь.
- Ты не разрушил меня, - ответила я.
- Пока, - сказал он. – Но разрушу… если ты отпустишь меня.
- Нет, - возразила я. – Ты не причинишь мне боль.
- Я всегда причиняю тебе боль, - сказал он. – Я бросил тебя.
- У тебя не было выбора.
- У нас всегда есть выбор, - возразил он. – Он может нам не нравиться, но выбор есть всегда. Такова жизнь. У нас у всех есть свобода, Изабелла, даже если мы не свободны.
- А какой выбор был у тебя?
- Я мог остаться с тобой, но, возможно, убил бы тебя этим, - едва слышно прошептал он. – Вместо этого я разрушил себя.
Он медленно повернулся в моем направлении и поднял голову. Мое сердце яростно забилось, когда он посмотрел прямо на меня. Вместо ярко-зеленых глаз, которых я ожидала увидеть, на меня смотрела темнота. Его глаза были угольно-черными и безжизненными, и я задохнулась, когда он стиснул свою грудь. Над его сердцем, где были вытатуированы слова "Il tempo guarisce tutti i mal’", появился маленький черный круг. Я в ужасе наблюдала, как он рос, заполняя собой все. Его лицо искривилось от боли, и я испуганно закричала, когда чернота заполонила собой все его тело.
- Эдвард! – кричала я. – Нет, Эдвард!
- La mia bella ragazza, - странным шепотом сказал он, вдруг растворяясь в темноте.
Я резко села на кровати, тяжело дыша и глотая воздух. Грудь горела, словно в огне, меня тошнило, слезы текли по лицу, затуманивая зрение. Я прекратила принимать таблетки после отъезда из Сиэттла, разорвав контакт с доктором Калленом, и ночные кошмары не замедлили явиться. Эдвард уже не в первый раз растворялся в темноте в моем сне, но я никогда не могла с этим справиться. Это мучило меня и играло на моих худших страхах.
Я взглянула на часы, слепо моргая, и задохнулась, увидев, что почти семь вечера. Я прыжком вскочила с кровати. Ноги подкосились, но я удержала равновесие и направилась в ванную. Я уже опаздывала, и мне нужно было поторопиться, иначе я не успею вовремя.
Быстро приняв душ и высушив волосы, я схватила белый пакет, висевший на двери гардеробной, и вытащила оттуда желто-коричневое платье. Скользнув в туфли, я быстро побежала в ванную сделать легкий макияж. Меня слабо волновало это, но я была слишком нервной и чувствовала, что должна сделать это, зная, что там, куда я собираюсь, это принято. Я зачесала часть волос назад и скрепила их заколкой, позволяя остальным рассыпаться по спине. Несколько локонов болтались около лица, и я просто забросила их назад, коротко взглянув на свое отражение.
Я все еще была собой, хотя выглядела старше и более взрослой, потому что прошло время, и немедленно задумалась, изменился ли Эдвард. Я размышляла, что он делает, это все еще тяжело давил на мой разум. Думает ли он обо мне? Гадает ли он, что стало со мной? Спрашивает ли кого-нибудь?
Вздохнув, я выключила свет и вышла, понимая, что нет времени задаваться вопросами, на которых все равно нет ответа. Конечно, я могла спросить, и Эсме рассказала бы мне правду, но часть меня боялась услышать ее. Прошло так много времени, и мы официально были дольше в разлуке, чем вместе. Может ли он все еще любить меня?
Дорога до Сан-Франциско казалась вечностью, каждая секунда толкала меня на край дальше, чем предыдущая. Парковка перед художественной галереей около Калифорнийского Колледжа Искусства была переполнена, огромное количество машин заставило меня нервничать, но я боролась с собой. Припарковавшись, я медленно пошла к зданию, притормозив у двери, где стоял мужчина с пачкой бумаги в руках.
- Имя?
- Изабелла, - быстро сказала я, прежде чем, заколебавшись, сделала глубокий вдох. – Изабелла Смит.
Он пролистал свои бумаги. Я прикусила губу, все еще нервничая при упоминании своей фамилии, как и весь прошлый год. Это была одна из тех вещей, которые предложил Алек, давая мне новую личность для начала моей жизни в Калифорнии. Он сказал, что имя Изабелла должно остаться прежним, потому что возникнут подозрения, если я начну вспоминать, как меня зовут, и изменил мою фамилию на самую часто встречающуюся в стране. В Америке были сотни Изабелл Смит, так что, если кто-то узнает мой псевдоним, найти меня будет очень сложно. Надеюсь, это займет так много времени, что, когда они найдут меня в конечном итоге, это будет уже не нужно. Это была основная причина, по которой я разорвала все контакты со всеми, кроме Алека, боясь, что любой вид связи с остальными выведет на меня агента Ди Фронзо.
- Да, мисс Смит, - сказал мужчина, улыбаясь и приглашая меня войти. – Ваш гость уже прибыл.
- Спасибо, - ответила я, входя в галерею.
Освещение было теплым, атмосфера благожелательная, из колонок на заднем плане лилась спокойная музыка, но я чувствовала себя не в своей тарелке среди всех этих людей в причудливой одежде. Они бродили вокруг, оценивая предметы искусства на платформах и украшающих стены, тихо беседуя друг с другом и попивая шампанское.
Я медленно прошла по галерее и, возвращаясь назад, услышала смешок. Звук внезапно немного успокоил мою нервозность. В углу стояла Эмили, рядом с мужчиной в синем костюме, и они оба смотрели на знакомые рисунки. При виде них по моему телу прошла волна тепла, сердце почти остановилось, когда я прочитала маленькую подпись. Автор: Изабелла С.
Выставка в галерее Сан-Франциско обычно демонстрировала работы известных художников, заканчивающих образование студентов и штатных сотрудников, но одна из
профессоров, покоренная моими рисунками, послала их туда. Они сомневались, но, после долгих убеждений, взяли две работы – абстракцию и пейзаж, послав мне приглашение на две персоны на открытие. Эмили была в экстазе, когда я пригласила ее, потому что, очевидно, втрескалась в кого-то из колледжа Сан-Франциско, кто тоже должен был быть там. Я ничего не знала о нем, но, основываясь на языке ее тела и флиртующим смешкам, предположила, что этот мужчина в синем костюме он и есть.
- Изабелла! – обрадовалась она, увидев меня, и помахала рукой, приглашая присоединиться. Мужчина повернулся и широко улыбнулся, демонстрируя глубокие ямочки на щеках и превосходные белые зубы. У него была бронзовая кожа и темные волосы, глаза были черными и загадочными.
- Привет, - пробормотала я.
- Добрый вечер, - сказал мужчина.
- Изабелла, это Сет Клируотер. Сет, это моя подруга, Изабелла, я тебе о ней рассказывала, - сказала Эмили.
- Изабелла? – спросил он, глядя на рисунок и опять поворачиваясь ко мне.
Я кивнула, и его улыбка стала еще шире, чем раньше.
– Ты исключительна.
- Спасибо, - ответила я.
Он протянул мне руку. Я осторожно взяла ее и напряглась, когда он поднес ее ко рту, слегка целуя тыльную сторону руки.
- Рад познакомиться, - сказал он.
- Я тоже, сэр, - покраснела я от комплимента.
- Не нужно называть меня "сэр", - сказал он, отпуская мою руку. – Мы здесь равны. Каждый из нас любит искусство, и в этом мире никто из нас не является старшим. Так что, пожалуйста, зови меня просто Сет.
- Сет художник, - сообщила Эмили. – Я слышала, что он реально хорош.
- Ты добра, но я не так хорош. Я недостаточно хорош, чтобы мои работы выставлялись после первого года обучения, - со смехом сказал Сет.
Мой румянец усилился, и я попыталась ответить что-то вежливое, но кто-то позвал меня по имени. Обернувшись, я увидела моего профессора, стоящую неподалеку с группой людей, в которых я узнала остальных своих одногруппников. Она помахала мне, и я извинилась, нерешительно приближаясь к ним.
Вечер прошел как в тумане, я бродила сквозь толпу, изредка подходя к группам, чтобы люди могли встретиться с автором картины. Я слышала бесчисленное множество теорий по поводу моей абстракции, некоторые были так далеки от правды, что я с трудом сдерживала смех, и встречалась с дюжинами других художников, чьи работы могли быть так же представлены на выставке.
Эмили в какой-то момент исчезла, но я едва заметила это среди хаоса, так много другого забирало мое внимание и отвлекало меня. Это было намного больше, чем я ожидала, я получила так много восхвалений за то, во что вложила свою душу, и, когда вечер подошел к концу, я словно парила в воздухе.
Я стояла перед своей абстракцией, где раньше видела Эмили, когда кто-то за моей спиной кашлянул. Обернувшись, я увидела, что за мной наблюдает Сет Клируотер. Его присутствие застало меня врасплох, потому что я считала, что с ним Эмили. Он улыбнулся и встал рядом, глядя на стену.
- Не солгу, если скажу, что это великолепно, - сказал он.
- Что ты видишь? – с любопытством спросила я.
Он пожал плечами, продолжая рассматривать картину.
- Это напоминает мне то, что я сказал раньше, - через секунду сказал он. – Как мы все похожи, когда смотришь на общую картину.
Я взглянула на рисунок, занервничав от того, что он был близок. На ней была сфера, темная в середине, синий смешивался с черным. Сферу окружали образы разного цвета и формы, и все они закручивались в хаотические спирали. Я рисовала это, думая о мире, о людях разных национальностей и цвета кожи, все уникальны сами по себе, но никто из нас не лучше, чем другой. Мы все смешиваемся вместе и вливаемся в черноту – люди становятся неразличимыми, ни один не существует – и в этом нет совершенства, потому что жизнь несовершенна.
- Ты уже продаешь картины? - спросил он прежде, чем я смогла ответить на его анализ.
- Нет, - покачала я головой. – Я не подрабатываю рисованием. Все, что я делаю – это личное, так что не чувствую себя комфортно, отдавая рисунки незнакомцу за деньги.
- Жаль, - ответил он. – Я бы купил вот эту.
Я в шоке посмотрела на него, увидев серьезное выражение лица.
- Спасибо. А… ты видел Эмили? – спросила я, желая изменить тему.
Он смущенно посмотрел на меня.
- Кого?
- Эмили. Ну, помнишь, моя подруга, которая познакомила нас, - пояснила я.
- А, ее, - сказал он. – Нет, прости, я ее не видел.
- О, - растерянно сказала я. – Тогда мне стоит ее поискать. Рада была познакомиться.
- Стой, подожди секунду, - сказал он, когда я повернулась.
Он залез в карман и вытащил маленькую белую карточку, протягивая ее мне.
– Если передумаешь по поводу продажи картины, дай мне знать. Или даже если ты не захочешь продавать ее, можешь просто позвонить.
Я, колеблясь, взяла визитку, вежливо улыбаясь. Он внимательно смотрел на меня, словно изучая. От этого внимания я неудобно себя почувствовала, повернулась и быстро ушла прочь, доставая телефон и набирая номер Эмили. Он даже не звонил, сразу переключившись на автоответчик, и я оставила ей сообщение позвонить мне при первой же возможности.
Я оставалась там еще какое-то время и видела, как уходит Сет, наблюдая, как он подходит к темной машине на стоянке. Что-то в нем заставляло меня нервничать, хотя я не отдала бы пальца на отсечение, что именно это было.
Около одиннадцати я направилась к своей машине, заводя ее и выезжая со стоянки. Я нигде не видела машину Эмили, так что еще раз попыталась дозвониться ей во время поездки, но снова услышала автоответчик. Я больше не стала оставлять сообщения, но подъехала к ее дому, увидев, что в окнах нет света и нет никакого признака, что она дома. Я сдалась, решив, что она позвонит и расскажет еще какую-нибудь идиотскую историю, направившись домой.
Это был двухэтажный дом в окрестностях Монтклера, арендованный на мое вымышленное имя, а не купленный, потому что Алек чувствовал, что так безопаснее. Он сказал, что лучше всего не иметь ничего постоянного, когда за тобой следят, чтобы я не цеплялась за что-то, когда есть необходимость съехать за доли секунды.
Я припарковалась на улице и заглушила мотор, вздохнув и вылезая, направляясь к передней двери. Я устало поискала ключи и, вставив ключ в замок, взялась за дверную ручку. Я повернула ее и нахмурилась, когда она открылась без щелчка, осознавая, что дверь уже была открыта. От ужаса сердце хаотически забилось, я тихо толкнула открытую дверь, размышляя, неужели я так торопилась, что выбежала, не закрыв ее.
Осторожно пошарив вокруг, я дотянулась до газового баллончика, который всегда носила с собой, тихо закрывая дверь, прежде чем начать подниматься по ступенькам. Я зашла на кухню и потянулась к выключателю, но в тот момент, когда пальцы коснулись его, рядом раздался глухой стук. Сердце остановилось, я инстинктивно посмотрела на потолок, почувствовав, что меня сейчас стошнит. Волоски на руках встали дыбом, странное чувство охватило меня, ощущение, что я не одна, буквально подкосило.
Я стояла, как статуя, пытаясь убедить себя, что мне все почудилось, когда ушей достиг недвусмысленный скрип. Я задохнулась и начала дрожать, как только услышала шаги, выходящие из спальни и идущие по коридору. Я немедленно подумала об Эмили, возможно, это она, но шаги были слишком тяжелые. Они напомнили мне о походке Чарльза и звуке его ботинок по деревянному полу, когда мы сидели и ждали от него наказания.