- Заставь его заплатить, - бросил он, кивая на мужчину, стоящего возле книги регистрации.
Я кивнул, а он отвернулся от меня и поднес телефон к уху.
– Алло? Все в порядке?
Я тут же понял, что разговор личный, и сконфуженно наблюдал, как он выходит через дверь – этот мудак никогда не принимал личные звонки на работе. Я пожал плечами, для меня все это не имело гребаного смысла, а потом пошел к мужчине. Он окинул меня опасливым взглядом – он знал, кто я.
- У вас есть для меня деньги? – спросил я.
Он недолго смотрел на меня, а потом закусил нижнюю губу, это зрелище напомнило мне об Изабелле, и я поежился от боли. Не было ни единого гребаного дня, когда я не встречал бы напоминания о ней.
- Что-то есть, - нерешительно ответил он.
- Сколько? – с любопытством уточнил я.
- Э-э, пять сотен? – нервно пролепетал он, фраза прозвучала как вопрос.
Я застонал и закатил глаза.
- Вы, наверное, блядь, издеваетесь, - сказал я, подходя к кассе.
Он напрягся, когда я взял бейсбольную биту, которая стояла там для защиты. Он тут же поднял руки и задрожал.
- Хорошо, тогда, может, тысяча, - быстро сказал он, пятясь назад. – Да, у меня есть тысяча.
- Вообще-то, вы должны двадцать пять сотен, - безразлично сказал я, выходя из-за стойки.
- Я знаю, но у меня столько нет, - бормотал он. – У меня дети, они в летнем лагере, а жена беременная. Я отдам все на следующей неделе, но сейчас у меня нет.
Я прошелся по магазину, а он начал возиться с сейфом, а потом извлек оттуда пачку стодолларовых купюр и начал их пересчитывать. Его руки тряслись, когда он клал деньги перед собой, и я тут же переборол вспышку вины, которую ощущал каждый раз, когда брал деньги у людей вроде него. Они ничего не могли с этим поделать, это просто невинные люди, пойманные в ловушку того, что называется жизнью. Если не я буду вымогать с них деньги, то будет, б…ь, кто-то еще. Кто-то менее цивилизованный, кто-то, кто потребует намного больше, или будет еще худшая альтернатива. Если бы я, блядь, не грабил людей, не забирал у них деньги и имущество в пользу Borgata, я бы отнимал их жизни; материальное дерьмо можно заработать заново. Иногда, когда чувство вины было чересчур сильным, я помогал. Я уже не раз клал в конверт собственные деньги, а потом подкидывал их в почтовые ящики, как раз на следующее утро после работы. Но жизнь я вернуть не мог. Я понимал, почему отец нашел утешение в работе в больнице – там он исцелял людей, и я был чертовски благодарен Богу, что до сих пор никого не убил. Я не знаю, как буду справляться с этим дерьмом, когда настанет тот самый день. А он придет. Я уверен. Вопрос только, когда.
- Плохо, - холодно проговорил я, беря бейсбольную биту и замахиваясь изо всех сил.
Я ударил по стеклу перед собой, повсюду полетели осколки. Я быстро отскочил и нанес еще два удара, уничтожая стенды, прежде чем вернуться к мужчине. Я кинул биту за стойку, едва, на хер, не влупив и ему, а потом схватил наличку.
– Я вернусь за остальным на следующей неделе. Лучше тебе поторопиться.
И я вышел, не в силах смотреть на него, а потом сел на пассажирское сидение машины Алека. Он все еще говорил по телефону, слушая невидимого собеседника с крайне серьезным выражением лица.
- Нет, я приеду. Я буду там утром, - сказал он, а потом завел машину и отъехал от бордюра. – Да, уверен. Я рад, что ты позвонила. Я дам знать, когда приземлюсь.
Он нетерпеливо вздохнул, а потом закончил звонок и повернулся ко мне.
– Сколько ты взял?
- Тысячу.
- Это все?
- Это все, что у него было, - сказал я, пожав плечами.
Он покачал головой и забрал у меня деньги. Он пересчитал их, едва глядя на дорогу. Вскоре любопытство взяло верх надо мной, и я спросил его.
– Ты собираешься уехать, или что?
- Или что, - ответил он, вытягивая одну из стодолларовых купюр и протягивая мне остальное.
Банкноту он засунул в центральную консоль.
– Ты слишком податлив. Он должен был заплатить тебе больше.
- Я разворотил несколько его стендов, вышел из себя, - сказал я.
Это была ложь – я прекрасно знал, что делаю, и поступил так нарочно. Но, блядь, Алеку этого не понять.
– Думаю, он потратит на ремонт больше, чем должен нам, поэтому я дал ему еще неделю.
- Это справедливо, - сказал он, подъезжая на парковку к клубу на Эльм-стрит.
– А тебе нужно научиться контролировать себя. За вечер ты уже дважды сорвался.
- Я работаю над этим, - сказал я, окидывая его подозрительным взглядом.
Казалось, он нервничает, его глаза то и дело прыгали к часам на приборной доске.
– Куда ты едешь?
- Туда, где должен быть, - просто ответил он, избегая объяснений. – Место не имеет значения. Мне нужно уехать прямо сейчас, надеюсь, я вернусь к свадьбе, так что вылезай из машины.
- Как скажешь, - пробормотал я, выходя на улицу и захлопывая дверь.
Я смотрел, как он вдавил педаль газа и умчался, покрышки завизжали. В голове я прокручивал его слова, меня наполнило странное предчувствие. Место не имеет значения… то же самое он сказал, когда упоминал, где она.
Сердце снова забилось, боль в груди стала пронзительнее, а желудок подвело от волнения, пока я провожал взглядом его машину.
Изабелла.
Глава 75. Открытие [u6]
"Ты должен оставить город своего спокойствия и уехать в пустыню интуиции. Что, если твое открытие будет потрясающим? Что, если ты откроешь себя?"
Алан Алда
Изабелла Свон
Июня 2008 года
Громкий звук эхом отразился в комнате, я потянулась к тумбочке, стоявшей рядом с кроватью, и хлопнула по будильнику, выключая его. Я была полностью истощена, глаза горели, тело ослабело, и мне было слишком хорошо под одеялом, чтобы даже помышлять о подъеме. Странный тихий зудящий звук достиг моих ушей, но я изо всех сил пыталась заблокировать его, в тот момент даже не стараясь понять, что это такое. В конце концов, он прекратился, и в комнате опять воцарилась тишина, но, как только я, наконец, была готова снова провалиться в бессознательное состояние, шум разбудил меня. Я подпрыгнула и, раскрыв глаза, быстро села на кровати.
Внезапно опять стало тихо, и я задумалась, не показалось ли мне. В голове возникла мысль - не галлюцинации ли у меня? Это не было бы большим шоком, учитывая, как мало я спала всю прошлую неделю. Я опять прилегла, сказав себе, что начала слышать звуки, но, как только моя голова коснулась подушки, я услышала непрерывные громкие стуки. Я раздраженно застонала и вытащила себя из кровати, осознавая, что звук - не просто продукт моего воображения. Зрение затуманилось, когда я встала на ноги, и я немного постояла, делая глубокие вдохи, чтобы обрести равновесие, прежде чем выйти из комнаты.
- Изабелла! – прозвенел знакомый высокий женский голос, приглушенный толстой дверью, за которой стояла его обладательница. – Я знаю, что ты уже не в постели! Ты видишь, сколько времени? Давай, давай, давай, поднимайся!
Я медленно спустилась по ступенькам и сердито взглянула на входную дверь, по которой продолжали нетерпеливо стучать. Я немедленно вознесла благодарность, что дверной звонок сломан, зная, что, если бы это было не так, она держала бы палец на кнопке беспрерывно, пока бы я не появилась, потому что терпение определенно не было ее сильной стороной.
- Успокойся, - крикнула я хриплым голосом. – Я уже иду.
- Тебе лучше уже быть здесь, - крикнула она и еще несколько раз стукнула в дверь, хотя в этом не было смысла – она уже и так знала, что я иду.
Вздохнув, я подошла к двери, открыла ее и распахнула настежь.
- Вот, - немедленно сказала она, протягивая мне чашку из «Старбакса». – Он, наверно, уже замерз, потому что ты очень долго шла.
Я закатила глаза, зная, что она только что купила кофе ниже по улице, и взяла его, пока она проходила мимо меня в дом.
- Спасибо, - сказала я, поднося чашку к губам и делая глоток.
Жидкость была горячей, и слегка обожгла мне язык, но я в любом случае с жадностью пила ее.
- Всегда пожалуйста, - сказала она, изучающе разглядывая меня. – Хотя по твоему виду можно сказать, что тебе нужно как минимум десять таких чашек. Ты вообще спала прошлой ночью, милая?
- Немного, - сказала я, пожимая плечами и продолжая пить кофе.
Он был черным, без сливок и сахара, точно как я предпочитаю. Это была полная противоположность чашке в ее руке, которую она заказывала каждое утро – латте, четыре закачки, без пены, без воды, экстра-горячий. Я абсолютно не понимала, что все это означает. Фактически, я не имела представления, что означает большинство сортов кофе в «Старбаксе». Просто заказать обычную чашку кофе в этом месте было практически невозможно.
- Немного, - повторила она, и ее выражение сказало мне, что она не верит мне.
Через секунду на ее лице появилась улыбка, глаза зловеще сверкнули, когда она посмотрела на меня.
- У тебя прошлой ночью была компания?
- Конечно, нет, - быстро ответила я, недоверчиво глядя на нее.
Она с подозрением продолжала смотреть на меня, и я почувствовала, как щеки залил румянец от сильного внимания.
– Ты знаешь, что я не буду делать… это.
- Жаль, - шутливо сказала она. – Тебе, возможно, не хватает хорошего траха, чтобы уменьшить напряженность.
- Эмили!
Эмили была той, кого большинство людей назвали бы моей лучшей подругой, невзирая на нашу полную противоположность практически во всем. Она выросла в богатой семье, и училась в самых крутых частных школах, получая лучшее образование, которое можно купить за деньги. Она никогда не занималась уборкой, потому что вокруг нее всегда были люди, делающие это для нее. Я была уверена, что она в жизни не надевала один и тот же наряд дважды, так что предполагала, что у нее не было стиральной машины. У нее было такое детство, что, когда она просила пони, то получала его, а когда стала слишком взрослой для пони – отец продавал его. Она любила ходить на многолюдные вечеринки, когда я предпочитала оставаться дома, и я обожала читать книги, в то время как она интересовалась только журналами со сплетнями.
Люди замечали ее не только из-за ее роста, бронзовой кожи и длинных темных волос, которые всегда были великолепны, а из-за ее сияния. Невозможно было скучать или грустить, когда она была рядом, с ее бодрым отношением и заразным оптимизмом. Если машина Эмили ломалась, и она шла две мили на девятидюймовых каблуках, чтобы найти телефон, потому что аккумулятор в ее сотовом разрядился, первое, что вылетало из ее рта – это то, что у нее, наконец, появилась возможность сломать ногу в новых туфлях. Она говорила, что всегда есть серебряная полоска, если вы достаточно умны, чтобы разглядеть ее. Мне очень нравилась эта ее черта, и именно она притягивала меня к ней в первую очередь.
Она напоминала мне Элис своим оживленным поведением, но это было не единственным, что напоминало о других. Эмили была словно средоточием всего, что я оставила позади, и этот факт одновременно и притягивал, и заставлял чувствовать боль. Она шутила, как Эмметт, и была такой же сочувствующей, как Джаспер. Она уважала людей, которые были достаточно сильны, чтобы постоять за себя, и яростно защищала людей, которых любила, как Розали. Она присматривала за мной, напоминая мою маму, и всякий раз, когда она рассказывала глупую шутку, мое сердце сжималось при воспоминаниях о Джейкобе. И у нее определенно была вульгарность Эдварда. Все это так быстро и легко примирило меня с ее присутствием, но в то же время постоянно напоминало о жизни, которой у меня не было – и которую я отчаянно хотела иметь.
Все радикально изменилось с того холодного зимнего утра, когда я проснулась и обнаружила кровать рядом с собой пустой, и только оставленное письмо сообщало об уходе Эдварда. Мне все еще было больно думать об этом, жжение в груди постоянно напоминало о том, что часть моей души оторвана. Этот кусок он забрал с собой, когда уехал, тот, в котором, как я понимала, всегда был он. Я пришла к согласию сама с собой так, как смогла, привыкая и учась жить с пустотой, которую чувствовала, и одни дни были лучше, чем другие.
Чаще всего я думала об Эдварде с любовью и улыбалась, вспоминая то, что мы делали вместе, и все, что он говорил. Все напоминало мне о нем, и не было дня, в который что-нибудь не вытащило бы воспоминание о нем на поверхность. Он был моей первой настоящей любовью, моей единственной любовью, и он дал мне больше, чем я даже могла себе представить, и за это я была благодарна ему.
Хотя не всегда это было так. В самом начале было время, когда я спрашивала себя – смогу ли я улыбаться опять, тревожась, что боль, которую я чувствовала, только усиливается, и вскоре поглотит меня целиком. Я была оцепенелой, когда упаковывала свои вещи в Форксе, в шоке, потому что часть меня просто не могла принять, что Эдвард бросил меня. Это было нереально, и я почти ждала, что он сейчас войдет в дверь, и не хотела верить, что это настоящий конец для нас.
Но, когда мы приехали в Сиэттл, и я наблюдала, как Джаспер заносит мои вещи на шестой этаж, реальность всего происходящего, наконец, затопила меня. Он положил мое барахло в свободную спальню, и я молча смотрела на все это, расплывающееся в тумане, потому что все случилось так быстро. Я даже не могла ступить в комнату, вспышки воспоминаний о прошлом разе, когда мы были здесь, проносились в моей голове. Это был мой день рождения – в тот день Эдвард предложил мне выйти за него замуж.
- Не сегодня, и не завтра. И даже не в этом году, или, блядь, следующем, если это имеет значение, - сказал тогда он. – Но когда-нибудь, когда ты будешь готова, ты выйдешь за меня замуж? Ты обещаешь, что проведешь всю жизнь со мной?
Я тогда ответила "да", не желая ничего больше, кроме того, чтобы быть с ним, и от этих воспоминаний в груди начало жечь. Я рассеянно потерла это место, желая уменьшить боль. За прошедшее время я часто обнаруживала, что делаю это, словно физически пытаюсь починить мое сердце.
Я устроилась так хорошо, как могла, но это было нелегко. Сон постоянно ускользал от меня, как только я вспоминала ночь, которую провела с Эдвардом в этой кровати. Он держал меня, шепча, как хочет уметь читать мои мысли, чтобы знать, что сказать, чтобы все было еще лучше. Если бы он только мог прочитать мои мысли перед уходом – он знал бы, как нужен мне. Я рассыпалась на кусочки, тихо плача в темноте, страстно желая быть с Эдвардом, и, как только истощение взяло надо мной верх, кошмары овладели моим подсознанием.
Ночи были пыткой, но дни были не лучше, и я пребывала в ступоре. Я не могла есть, и едва функционировала от истощения. Я чувствовала, что тону, медленно соскальзывая вниз, и отчаянно хваталась за поверхность, просто ожидая, чтобы что-нибудь вытянуло меня наверх. Я ждала, что он вернется, изменит свое мнение и скажет, что сделал ошибку… что придет спасти меня, просто потому, что он всегда делал это. Эдвард спасал меня. Он пообещал, что никогда не сдастся, что найдет меня, когда будет мне нужен, и в это время он был нужен мне больше, чем я даже могла представить.
Но Эдвард не пришел.
Через две недели я начала ослаблять хватку. Я практически ничего не ела и спала урывками, мои мысли становились все более безумными по мере того, как отчаяние росло. Я понимала, что пропадаю, но не могла справиться с этим, боль была огромна и сбивала с толку. Каждый раз, как в дверь стучал Джаспер или звонил телефон, через меня пробегал ток надежды, что это он, но каждый раз я, в конце концов, была раздавлена тем, что это не так. Во мне росла злость и тревога, рождающие дикие сценарии в моей голове о том, где он сейчас и что делает. Раньше он никогда не уходил от меня так надолго, и я не могла понять, как он может выносить это, потому что, если он любил меня так, как утверждал, то должен был чувствовать такую же боль, как и я… разве нет?
Я проводила время, забившись в угол комнаты, прижав колени к груди и обхватив их руками, покачиваясь в темноте и стараясь успокоиться. Все сливалось в одно пятно, и мне начали видеться вещи, которых здесь не было, по ночам шепчущие голоса звали меня. Я слышала шумы в квартире, шаги за дверью и громкие звуки, от которых сердце билось так сильно, что, я думала, оно взорвется. Я кричала по ночам. Прибегал Джаспер, пытаясь успокоить меня, говорил, что все хорошо, но я слишком обезумела, чтобы верить ему. Я чувствовала, что кто-то постоянно находится здесь, скрывается в углу и наблюдает за мной. Я слышала, как они шепчут и ходят по квартире, но их никогда не было видно, и до них нельзя было дотронуться. Он преследовал меня, воспоминания о нем были везде, куда я смотрела, пока его отсутствие мучило меня.
В середине января мое опустошение достигло своего пика, и я, наконец, ударилась о дно пропасти.
Января 2007 год.
Я внезапно села на кровати с бешеным сердцебиением и растерянно осмотрелась. Комната была угольно-черной, и я несколько раз моргнула, пытаясь привыкнуть к темноте. Мои глаза жгло, словно в них насыпали песка, и я потерла их, но сделала еще хуже. Передо мной закружились цветные пятна, зрение затуманилось. Все окружающее казалось искривленным и неясным.
Снаружи бушевал шторм, и я слышала, как дождь стучал по зданию, а ветер громко завывал. Шум эхом отдавался в комнате, увеличиваясь в ушах и отдаваясь сильной болью в голове. Крошечные волоски на моих руках встали, на коже распространялось покалывающее ощущение, словно в воздухе накапливался электрический разряд, и я опять почувствовала, что за мной наблюдают. Я взглянула на дверь в гостиную, за которой раздался глухой стук. Я запаниковала.
- Джаспер? – позвала я хриплым и надтреснутым голосом.
Я сглотнула, пытаясь собраться, и сбросила одеяло. Мои ноги задрожали, когда я встала и на цыпочках подошла к двери, прижимая ухо к дереву и прислушиваясь. Я подпрыгнула, когда внезапный порыв ветра распахнул окно, и инстинктивно повернулась посмотреть. Растерянность заполонила меня, когда через туман я увидела в осколках стекла отражение глаз. И не просто глаз, а очень знакомых мне, тех, которые манили меня с первого раза, как я посмотрела в них.
- Эдвард, - прошептала я.
Боль в груди усилилась при звуке его имени. Показались слезы, и я моргнула, пытаясь загнать их обратно, но, когда я открыла глаза, изображение ушло. Сейчас это было мое собственное отражение, и я отчаянно осматривалась вокруг, пытаясь вернуть его.
– Эдвард!
Еще один порыв ветра, и слезы вернулись, потому что с ним пришел звук его голоса, шепчущий мое имя. Он был так реален, что по спине прошла дрожь, и электричество в воздухе только усилилось. Я быстро отвернулась и распахнула дверь спальни, задохнувшись, когда гостиную пересекла чья-то тень. Входная дверь со стуком захлопнулась, я запаниковала, подняв голову и увидев, что дверная цепочка висит и все еще раскачивается. В этот момент я поняла, кожей осознала, что замок на двери открыт.
Он был где-то здесь, может быть, не телом, но определенно духом. Я не видела его, но чувствовала его присутствие, и знала, что он отчаянно нуждается во мне, тоскует по мне там, где он сейчас. Он не мог жить без меня, точно так же, как и я не могла жить без него. Он был частью меня и всегда ею будет, не имеет значения, что произойдет, и сейчас я понимала, что он точно так же осознает это.
Я побежала в спальню и скользнула в туфли, в безумии хватая какие-то вещи и убегая к двери. Я распахнула ее настежь и побежала по коридору, пинком раскрывая дверь на лестницу и пролетая шесть этажей со всей возможной мне скоростью, слишком торопясь, чтобы ждать лифт. Я почти споткнулась, добравшись до второго этажа, но устояла на ногах, притормозив и напрягшись, когда услышала шаги перед собой. Секундой позже они остановились, распахнулась входная дверь, по зданию эхом разнесся треск грома, и все это растворилось в грозе.
Я продолжала спускаться. Дождь ударил по мне, когда я вышла наружу, вода мгновенно охладила кожу. Я огляделась, увидев нескольких людей, гуляющих под зонтиками, но никого знакомого, и споткнулась о бордюр, метнувшись через улицу, когда желтое такси притормозило передо мной. С заднего сиденья вылез мужчина, и уже почти захлопнул дверь, когда заметил меня, нахмурившись от растерянности, потому что я замерла рядом с машиной.
- Леди, вам нужно такси? – спросил он, придерживая для меня дверь.
Я с секунду смотрела на него, обдумывая вопрос. Я не имела представления, что делаю, моя растерянность увеличивалась, когда я смотрела на него.
– Эй? С вами все в порядке?
- Да, - быстро сказала я, на самом деле не уверенная, правда это или нет.
Я коснулась его, бормоча благодарности, и скользнула на заднее сиденье. Мое сердце ускоренно билось, я загоняла назад тошноту, которая нарастала в желудке, когда парень захлопнул дверь.
- Куда? – спросил мужчина за рулем, глядя на меня в зеркало заднего вида.
- Чикаго, – это слово слетело с моих губ прежде, чем я поняла, что сказала.
- Аэропорт? – нерешительно спросил он, странно посмотрев на меня.
Я кивнула, даже не раздумывая, что это означает, и он тронулся с места, выезжая на дорогу. Дождь стучал по машине, завывал ветер, гром грохотал так, что я подпрыгивала на месте. Я отключилась, не обращая внимания ни на что, скользнув в транс. Больше ничто не имело смысла, я была слишком истощена, чтобы остановиться и подумать, что я делаю, действуя под импульсом отчаяния. Мне нужен был Эдвард, я была нужна ему, и это все, что имело сейчас значение.
Когда мы приехали, я полезла в карман, достала немного наличных, которые прихватила с собой, и протянула их водителю, даже не пересчитав. Я вышла и вошла в здание, от его огромности моя паника только возросла. Несмотря на ночное время, там было много людей, и я не имела даже малейшего понятия, с чего начинать поездку. Я пыталась вспомнить тот единственный раз, когда я была здесь, поездку из Финикса в Вашингтон в самый первый день, но моя голова была затуманена, и я не могла восстановить, что делал доктор Каллен.
Мое тело тряслось, пока я бродила кругами. Столько незнакомцев в одном месте отвлекали и сильно пугали. Я повторно обдумывала свое решение, голова кружилась все сильнее, люди натыкались на меня. Я пробиралась сквозь толпу и пыталась выяснить, как пройти к билетной кассе, но все игнорировали меня и продолжали идти дальше. В конце концов, я начала учащенно дышать, мое зрение становилось еще более неясным, когда я натолкнулась на незнакомца. Его поза испугала меня, я попыталась отступить, но он приказал мне остановиться, и тревога в его голосе подвела меня к краю. Я повернулась, чтобы бежать, но, прежде чем я смогла сделать шаг, темнота окружила меня, и я едва услышала, как кричит мой собственный голос, прежде чем все пропало.
- Изабелла Свон? – спросил незнакомый голос.
Я силой раскрыла глаза и несколько раз моргнула, пытаясь различить лицо мужчины, стоящего передо мной. Он выглядел достаточно молодо, со светлыми волосами и теплыми синими глазами, которые слегка успокоили меня, встретившись с моими.
– С тобой все в порядке. Ты просто устала.
Я удивленно посмотрела на него, садясь. От движения мое зрение подернулось дымкой. Я смущенно отвела от него глаза и напряглась, когда заметила полицейский жетон, прикрепленный к его груди. Сердце яростно заколотилось, от страха дыхание участилось, я попыталась вспомнить, что я сделала неправильно.
- Я под арестом? Что я сделала?
- Успокойся, Изабелла. У тебя нет проблем, - ласково сказал он, трогая меня за плечо.
Я вздрогнула от этого, и он быстро убрал руку.
- Откуда вы знаете мое имя? – спросила я.
Он улыбнулся, протягивая маленькую карточку, в которой я узнала свои водительские права.
- Я нашел ее в твоем кармане вместе с сотовым, - пояснил он. – Тебе звонил мужчина по имени Джаспер, пока ты была без сознания, и я ответил. Он тревожился о тебе, так что я объяснил ситуацию. Он скоро будет здесь.
- О, - просто сказала я, не зная, что еще сказать.
Я немедленно встревожилась, как он отреагирует, чувствуя вину от осознания того, что натворила. За полицейским появилась женщина, протягивая мне бутылку с водой, касаясь моей руки и проверяя пульс. На ней также была форма, на бейджике было написано, что она – парамедик. Женщина начала задавать мне вопросы о моем самочувствии и мне самой, и я неясно отвечала на них, обеспокоенная предметом разговора.
Джаспер приехал через минуту, в панике влетая в комнату. Его появление отвлекло от меня лишнее внимание, потому что офицер начал задавать ему вопросы и беспокоиться о состоянии моего рассудка. Я видела тревогу в глазах Джаспера, так что смущенно отвела взгляд. Джаспер уверил офицера, что все нормально, пояснив, что у меня бессонница после травмы, так что моя растерянность нормальна. Я понимала, что он не верит собственным словам, зная, что в моих действия нет ничего нормального. Слушая, как они говорят обо мне, мне стало стыдно. Тот факт, что я гналась за призраком через весь город и поставила под угрозу людей, которые старались защитить меня, вызвал слезы от стыда. Я выпала из реальности от своей скорби.
Офицер закончил беседу, разрешая нам уйти, и я быстро поблагодарила его за помощь, больше не говоря ни слова, пока Джаспер вез нас обратно на квартиру. Мы на лифте поднялись на шестой этаж. Я обхватила себя руками, пытаясь остановить дрожь, изо всех сил стараясь игнорировать обеспокоенные взгляды Джаспера.
- Ты испугала меня, - сказал он, когда мы поднялись на свой этаж, направляясь к квартире. – Я увидел, что дверь распахнута и тебя нет. Ты даже не представляешь, какие сценарии пробежали в моей голове. Я думал, что тебя опять похитили.
- Мне жаль, - еле слышно сказала я.
- Я знаю, что это так, - тихо ответил он. – Я не злюсь, но ты на самом деле испугала меня. О чем ты думала? Куда ты собралась?
- Я, - начала я, но по моей щеке потекла слеза. – Я не знаю. Я проснулась и подумала… То есть я просто хотела… Эдварда.
Я прошептала его имя сквозь текущие слезы, ощущая на себе взгляд Джаспера и стирая их.
- Эдвард, - пробормотал он. – Вот почему ты уехала в аэропорт? Ты хотела поехать к Эдварду?
Я кивнула, чувствуя искреннее любопытство в его настроении. Джаспер сердито вздохнул, отворачиваясь закрыть дверь. Он повел меня внутрь, направляясь в спальню, когда его голос зазвучал опять.
– Ты даже не хочешь попробовать, Изабелла?
Я остановилась на пороге и уставилась на него:
- Что?
- Ты можешь сделать все, что хочешь: купить свой дом, пойти в школу, встречаться с людьми, завести друзей. Ты можешь все это. Ты можешь пойти на работу, если хочешь. Хотя я не вижу, зачем тебе работать, но смысл в том, что ты можешь это сделать. Но ты даже не хочешь попробовать? Ты просто хочешь сдаться?
- Я не хочу сдаваться, Джаспер, - сказала я, тряхнув головой. – Я просто… Я соскучилась по нему, Джаспер. Я люблю его.
- Я знаю это, - мягко сказал он. – И он тоже любит тебя. Вот поэтому он и сделал это, понимаешь? Он хотел, чтобы ты ушла от всего, что связано с ним, чтобы у тебя был шанс сделать все это. Он думает, что ты заслуживаешь этого, потому что верит в тебя. Ты не думала, что это, по крайней мере, стоит его ухода?
Я смотрела на него, обдумывая его слова, пытаясь разогнать туман, который все еще окружал меня. Он смотрел на меня в ответ, ожидая какой-нибудь реакции, но, прежде чем я смогла ответить, зазвонил его телефон. Он посмотрел в сторону, беря трубку, и, как только наш контакт был разорван, скользнула в спальню, захлопывая за собой дверь.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я лежала на кровати, завернувшись в одеяло. Несколько раз я задремывала, но все время просыпалась от шума в квартире. Как-то раз я услышала голос Джаспера, говоривший серьезным тоном.
- Она просто выбежала наружу, оставив дверь открытой, - сказал он. – В одной пижаме! Снаружи было двадцать восемь градусов (пр. переводчика - по Фаренгейту. По Цельсию примерно минус два) и гроза, но она даже не надела пальто. Я так думаю, она взяла такси до аэропорта, слава Богу, что она расплатилась за него, но я не понимаю, какого черта она хотела там сделать. Она сказала, что собиралась к Эдварду, но в ее кармане было десять долларов. Она не могла купить чертов билет за десять долларов! Я даже не думаю, что этого хватило бы на поездку домой на такси! Они сказали, что она просто стояла там в центре зала, промокшая, вся дрожа, без багажа, так что, конечно, она вызвала подозрения. И потом она попыталась сбежать от охранника. О чем она думала?
- Она не думала, - жестко сказал другой голос, который я немедленно опознала как принадлежащий доктору Каллену.
Я не знала, что он здесь делает, но, скорее всего, Джаспер просто позвонил ему.
- Это не просто так называется нервным расстройством. Она сломалась, сын, и страдает от расстройства адаптации, потому что для нее это все незнакомо. Она потеряла единственного человека, от которого позволила себе зависеть, единственного человека, который мог влиять на нее. Она боится, Джаспер. Ею нужно руководить, ей нужна поддержка, и ей нужен кто-то, помогающий ей справиться со всем. Может, мне стоит забрать ее ненадолго в Форкс?
- Ты думаешь, это поможет ей? – спросил Джаспер. – Вернуться назад в дом, где она провела с ним весь последний год? Как ты думаешь, она отреагирует на то, что его вещей нет, его комната вычищена и пианино отсутствует? И быть с тобой наедине после того, что ты с ней сделал? Никогда. Не обижайся, пап, но я думаю, что это последнее, что ей сейчас нужно. Я уже обвинил ее в том, что она сдалась, и, если я сейчас верну ее в Форкс, это будет означать, что я сам сдался.