- Ты прав, - ответил доктор Каллен. – Ее несправедливо забрали у нас.
- Да, и это стыд, потому что я бы очень хотел, чтобы она была тут в этот момент, - сказал Эмметт, качая головой, пока он поднимался со стула.
Он встал и засунул руку в карман, мои глаза расширились от шока, когда он достал маленькую черную коробочку, оббитую вельветом. Элис взвизгнула, а Розали застыла, когда Эмметт опустился возле нее на колено и показал золотое кольцо.
– Я знаю, что мы молоды, но если я что-то и выучил в жизни, так это то, что ничто нельзя воспринимать как должное. Мы теряем людей, разные события происходят, когда мы того не ждем, а правда в том, что ни одному из нас не гарантирован завтрашний день. И я не знаю, сколько проживу, на каком моменте оборвется моя жизнь, но одно я знаю точно – я хочу, чтобы ты была рядом. Что скажешь, Рози? Ты выйдешь за меня?
Я увидела как по ее щеке скользнула слезинка, и она с трудом выдавила улыбку.
– Ты знаешь, что выйду, Эмметт Каллен, - сказала она ломающимся от эмоций голосом. – Бог мне в помощь, но по какой-то чертовой причине я тебя люблю.
Он ухмыльнулся и с энтузиазмом надел кольцо ей на палец, а потом сел на место. Мы принялись поздравлять их, я улыбалась, наслаждаясь обожанием, которое появлялось на их лицах, когда ребята смотрели друг на друга. Атмосфера стала легкой, все беззаботно болтали, смеялись и рассказывали разные истории. Я слушала, как Эмметт и Джаспер смеялись над своими детскими проделками, а Эдвард встрял, говоря, что помнит многое из жизни братьев совсем иначе. Они много говорили о матери, и я все ждала, когда возникнет напряжение, которое всегда сопровождало эти воспоминания, но вместо этого доктор Каллен сам начал рассказывать про нее разные вещи. Они говорили о поездках, в которых побывали, о том, чему она их научила, о книгах, которые она им читала, и каждое воспоминание вызывало у них улыбки, а не слезы. Это было трогательно до боли, их любовь к ней была сильна, как никогда, и трудно было поверить, что этой женщины нет уже десять лет.
|
|
Вскоре ужин завершился, и все пошли смотреть другие фильмы, а я предложила Эсме помочь с посудой. Она не возражала, и мы работали в тишине, казалось, она витает где-то вдали отсюда. Мы закончили, и она со смирением вздохнула, покачав головой и отложив тарелку в сторону.
– Он действительно любит тебя, знай это. Никогда об этом не забывай, что бы ни случилось, - тихо сказала она.
Я кивнула и нервно закусила губу, перемены ее настроения с самого утра озадачивали. Она грустно улыбнулась мне, а затем забрала тарелку, которую я мыла.
– Я сама закончу это. Иди, проведи время с Эдвардом, наслаждайся остатками Рождества.
- Хорошо, - пробормотала я, быстро вытирая руки и направляясь в гостиную.
На полпути я услышала голос Эмметта, его слова сбили меня с толку.
- Ты делаешь ошибку, Эдвард, - сказал он. – Я знаю, что ты веришь, будто это правильно, но не думаю, что ты хорошо поразмыслил.
- Оставь его в покое, - жестко сказал доктор Каллен. – Ты не видишь ситуацию его глазами.
- Ошибаетесь, вижу, - сказал Эмметт с нотками злости в голосе. – И я знаю, что он еще не раз об этом пожалеет.
- Уже все решено, - тихо сказал Эдвард.
- Но еще не поздно передумать, - парировал Эмметт. – И, во имя всех святых, я прошу тебя передумать. Я умоляю тебя, брат.
|
|
- Ты не прав, уже слишком поздно, - сказал Эдвард. – Я принял решение, ты с ним не согласен, но ты и не должен. Это моя жизнь. Я буду с этим жить.
- А ты сможешь? – с недоверием спросил Эмметт. – Ты серьезно сможешь жить с этим дерьмом?
- Я должен.
- Нет, не должен, - сказал Эмметт, страсть в его голосе ошеломляла. – Должен быть иной выход. Когда я предложил тебе помощь в Чикаго, я совсем не это имел в виду. Это глупо! Не могу поверить, что Джаспер посчитает это дерьмо нормальным.
Я приблизилась к ним и застыла на входе в гостиную. Эмметт судорожно ходил по комнате, а Эдвард стоял у стены, он в расстройстве чувств запустил руки в волосы. Все вокруг сидели и наблюдала за ними, атмосфера была столь напряженной, что я ощущала ее кожей. Волоски на руках стали дыбом, желудок подвело от приступа тошноты.
- Это его жизнь, - сказал Джаспер. – Он мой брат, и я буду поддерживать его так, как смогу. Может, это не то, что я бы делал на его месте, но я не он.
- Это полное дерьмо, - громко выплюнул Эмметт, сила в его словах поразила меня.
Я вздрогнула, и тут Алек посмотрел в моем направлении, привлеченный движением, его взгляд был холодным. Эдвард раздраженно застонал и сказал Эмметту не лезть не в свое дело, но прежде чем он закончил, заговорил Алек.
- Привет, Изабелла, - спокойно сказал он.
Все вокруг резко повернулись в моем направлении, на их лицах мелькнула паника.
- Все хорошо? – нерешительно спросила я.
- Все замечательно, - ответил Алек, уверенность в его голосе заставила меня поверить. – Небольшое разногласие на тему Эдварда и его выбора в жизни, но сейчас не время и не место это обсуждать. Почему бы тебе к нам не присоединиться?
|
|
Я обвела их взглядом, и меня пронзил ужас, когда я увидела выражения их лиц. Что-то определенно было не так.
– Вообще-то, я хотела пойти прилечь, - тихо сказала я.
- Я с тобой, - сказал Эдвард, одаривая Эмметта злым взглядом, когда проходил мимо.
Он протянул мне руку, и я пробормотала всем «пока», но мне никто не сказал ни слова. Мы пошли наверх.
- Они злятся, что ты прошел посвящение? – спросила я, когда мы пришли в спальню.
Я была озадачена, в Чикаго мне показалось, что Эмметт принял решение Эдварда, но мне не приходила на ум другая причина, которая могла бы его расстроить. Часть меня, наверное, и не хотела знать, я помню, как Эсме говорила, что есть секреты, в которые лучше не вникать. Она сказала, что тайны ее не волнуют, и она верит Алеку, и я хотела сказать бы тоже самое и об Эдварде, когда до такого дойдет.
- Что-то вроде того, - пробормотал он, взъерошивая волосы. – Не хочу сейчас об этом говорить. Я слишком устал для этого дерьма. Пусть это просто… будет. Оставим пока все в покое.
- Э-э, хорошо, - сказала я, пытаясь избавиться от чувства тошноты.
Он упал на кровать, и я прилегла рядом с ним.
- La mia bella ragazza, - прошептал он, притягивая меня к себе. – Я так надеялся, что этот день будет идеальным, но получился гребаный провал.
- Мы были вместе, - прошептала я в ответ. – А это уже идеально.
- Да, - тихо сказал он. – И для меня.
Я не хотела ложиться спать так быстро, но моя усталость оказалась сильнее, чем я думала. Я за считанные минуты задремала, сон был беспокойным и полным кошмаров. Посреди ночи я перекатилась на середину кровати и ощупала матрас. Я хотела найти Эдварда, но, вздохнув, поняла, что кровать пуста, он, наверное, ушел играть на пианино или делать что-то еще из того, что он делает, когда не спит. Я поднялась и осмотрелась в темноте, слепо моргая, пока пыталась привыкнуть. Протерев руками лицо, я старалась проснуться и тут заметила что-то краем глаза. Я повернулась к дивану и нахмурилась, увидев, что там сидит Эдвард, он подтянул ноги к груди. Он слегка приоткрыл штору, достаточно, чтобы смотреть в окно в темноте. Серебристый лунный свет освещал его лицо, я видела в чертах его лица грусть, а уголки губ опустились.
- Эдвард? – выдохнула я, начав за него беспокоиться, мне не нравилось, когда он расстроен.
Он по-прежнему сидел неподвижно, глядя в пространство, и как будто не слышал меня. Я хотела снова его позвать, но тут он громко выдохнул.
- У меня был сон, - пробормотал он.
- Еще один кошмар? – нерешительно спросила я, выбираясь из постели.
Я медленно подошла к дивану, и он, наконец повернулся ко мне, грусть в его глазах удручала. Я ощутила привкус тошноты, а он опустил ноги, чтобы я могла сесть. Он прижал меня к себе, легко поцеловав макушку, я зарылась ему в грудь.
- Нет, не кошмар, - сказал он. – Хороший сон.
- О чем? – спросила я.
- О тебе, - тихо ответил он. – Ты рисовала картину того луга, на который я брал тебя. Картина получилась такой хорошей, что ее взяли в музей, а тебя назвали очень талантливой. Тебя посчитали следующим Пикассо или Ван Гогом, tesoro. Это было мило.
Я засмеялась и покачала головой, отодвинувшись от него. Он выдавил кривоватую улыбку, но грусть в его глаза стала еще глубже.
– Я даже не знаю, как рисовать, Эдвард.
- Ты можешь научиться, - сказал он, пожимая плечами. – Ты бы хотела?
- Может быть, - ответила я. – Это, должно быть, весело. Но я не знаю, что из меня получится. Я же никогда не пыталась.
- О, ты будешь хороша, - с уверенностью сказал он. – Никогда не сомневайся в себе. Ты можешь сделать все, что пожелаешь.
- Кроме игры на пианино, - игриво сказала я.
Он хихикнул и кивнул. Несколько раз он пытался научить меня азам, но я ужасно справлялась, неуклюже путала ноты, а он съеживался от звуков, которые я извлекала из инструмента.
- Да, ради всех святых, побережем чужие уши и оставим музыку мне, - с улыбкой сказал он. – Но весь остальной мир твой. Ты можешь делать какое угодно дерьмо, сама знаешь. Рисовать, чертить, заниматься скульптурой, делать разное дерьмо странных форм и говорить людям, что это не то, на что, блядь, похоже. Все это требует таланта, сама понимаешь.
Я засмеялась.
– А ты думаешь, у меня этот талант есть?
- Конечно, - сказал он, поднимаясь. – Он врожденный, он глубоко в твоих гребаных генах. Тебя ничто не остановит.
- Спасибо тебе, - прошептала я, во мне всколыхнулась волна эмоций. – Для меня много значит, что ты веришь в меня.
- Я был бы идиотом, если бы не верил, - ответил он, подходя к столу и вынимая ключи.
Он открыл нижний ящик и начал что-то искать, перекладывая бутылки с алкоголем. Наконец он достал знакомую пластиковую емкость и я увидела, как он насыпал на бумагу немного марихуаны, сворачивая ее в трубочку. Потом повернулся ко мне и, приподняв бровь, ухмыльнулся.
– Не возражаешь?
Я покачала головой, удивленная, ведь он давно этого не делал… насколько я знала, по крайней мере. Он взял зажигалку и вернулся на диван, усаживая рядом.
– Помнишь, как это было впервые, и тогда я делал то дерьмо? – спросил он, поджигая косяк.
- Мы играли в игру, - ответила я.
Он кивнул.
- Двадцать один вопрос, - сказал он, делая длинную затяжку и задерживая в легких кислород.
Он повернулся ко мне и приподнял свободной рукой мой подбородок, притягивая ближе к себе. Он низко наклонился, его губы почти касались моих, и он начал выдыхать, дым окутал нас. Я вдыхала, пока не наполнила грудь полностью. Он ухмыльнулся и отодвинулся на несколько дюймов.
– Мы так и не закончили игру, tesoro. Думаю, пора это сделать.
Я улыбнулась, выдыхая, грудь жгло, и я закашлялась.
– Хорошо, - прошептала я.
- Я начну первым, - сказал он, делая еще одну затяжку.
Он медленно выпустил дым. Зрелище было почти красивым, я смотрела, как он дышал. Это было чувственно и эротично, и осознание того, что тот же воздух, что существовал в нем, принимала я, опьянил меня. Он кашлянул и глянул на меня, очевидно, раздумывая над вопросом.
– Из всех книг, которые ты читала, какая твоя любимая?
Улыбнувшись, я удивилась теме.
– Та, которую ты дал мне, когда мы в последний раз играли в эту игру, - ответила я. – «Грозовой перевал».
- Ты дочитала ее? – удивленно спросил он.
Я кивнула и он улыбнулся.
– Хорошо. Я же говорил, черт возьми, что ты сможешь. Как я уже сказал, что бы ты ни захотела, tesoro. Бесконечные возможности.
Следующие несколько часов мы задавали друг другу отдельные вопросы на разные темы. Он продолжал курить марихуану, иногда он вдувал дым и в меня или легко целовал, когда я выдыхала дым. По телу разлилось тепло, в венах шумела кровь, а наркотик подействовал на нервную систему. Мы не говорили друг с другом о муках и боли, которые пережили, наоборот, мы вспоминали то, что делало нас счастливыми. Он спрашивал, какие у меня самые глубокие надежды и желания, он хотел знать, куда бы я поехала, если бы имела безграничные возможности. Он хотел, чтобы я описала каждый свой шаг, который совершу, он рассказывал о своем детстве. В тот момент мы как будто скрывались от правды, реальность ушла на задний план, мы погрузились в мечты, говорили о будущем, о котором я всегда мечтала, но в которое никогда не верила.
- Ты все еще можешь ходить в школу? – спустя время спросила я, с любопытством глядя на него.
Я до сих пор не была уверена, что ему можно делать, и какие ограничения на его жизнь наложила организация.
- Думаю, да, - ответил он. – Поскольку технически я бросил старшую школу, я должен буду получить GED, но все это ерунда, я еще этим не интересовался. Слишком много другого дерьма, о котором нужно думать.
- Я понимаю.
Он криво улыбнулся и сделал глубокую затяжку, задержав в легких дым, пока смотрел на меня. Он подвинулся и погладил мою щеку, его касание было теплым и нежным. Я довольно замурлыкала и прикрыла глаза, а он наклонился ниже, медленно выдыхая. Я глубоко вдохнула, его губы обжигали меня.
- Я знаю, что понимаешь, - прошептал он. – Это одна из вещей, за которые я люблю тебя. Я твой, Белла. Больше никто не смог очаровать меня, и я передать не могу, как ценю это дерьмо. Я помню, как ты стояла тут в самый первый день и говорила, что не можешь меня понять, а я думал, как мне хотелось, чтобы ты могла, черт возьми. Я отчаянно хотел, чтобы ты по-настоящему увидела меня.
Я улыбнулась и выдохнула.
– Теперь я действительно тебя вижу.
- Знаю, - ответил он, в его глаза вспыхнули искорки. – Хочешь знать, что я вижу?
- Что? – спросила я.
Он кивнул в сторону окна, и я повернула голову, застывая, когда увидела белые хлопья, падающие с неба
- Снег, - прошептал он.
Я ослепительно улыбнулась, но прежде чем я сказала хоть слово, он подскочил с дивана и схватил меня за руку, поднимая на ноги. Я уставилась на него, ошеломленная, а он хихикнул, его лицо засветилось.
– Давай, пошли на улицу.
- Сейчас? – недоверчиво уточнила я, глядя на часы.
Красные цифры ярко светились в темноте, сообщая, что уже четверть первого ночи.
– На улице, должно быть, холодно, Эдвард.
- Может, - сказал он и пожал плечами, будто это ерунда. – У нас есть пальто. И да, на этот раз я, блядь, надену свое.
- Э-э, хорошо, - со смехом сказала я, пока он рылся в шкафу.
Он достал мое пальто и бросил его мне, а потом полез за своим небесно-голубым. Мы быстро собрались, обулись и тихо спустились вниз, чтобы никого не разбудить. Эдвард отключил сигнализацию, когда открывал заднюю дверь, я выскользнула на улицу. Ночной воздух был холодным и обжигал лицо, но я глубоко вдохнула его, наслаждаясь зрелищем. Снежинки падали на землю, на деревья, покрывая мир белым покрывалом.
Я сделала несколько шагов в сад, а Эдвард, когда закрыл дверь, приблизился ко мне сзади. Я смотрела на ночное небо. Снег падал на меня, влага холодила кожу, по телу побежали электрические разряды. Я прикрыла веки и улыбнулась, открывая рот, чтобы поймать несколько снежинок языком. Они были ледяными и не имели вкуса, как я и ожидала, но в этом действии было что-то магическое. Я покрылась гусиной кожей, но, несмотря на ужасный холод, по телу распространялось тепло.
Через минуту я повернулась к Эдварду. Он не сводил с меня серьезного взгляда. Я мягко улыбнулась ему, замечая, как снежинки попадают в ловушку его взъерошенных бронзовых волос. Я подошла к нему и погладила пальцами локоны, чтобы их убрать. Потом я притянула его к себе, облизывая губы, и он ухмыльнулся, когда я наклонила голову. Его поцелуй был нежным, губы мягкими, а рот теплым.
- Как красиво, - сказала я, когда оторвалась от него.
- Не сравнится с твоей красотой, - прошептал он.
Я ощутила, как заливаюсь краской от его слов, в лицо бросился жар.
- Пытаешься очаровать меня.
- Я только говорю правду, tesoro, - ответил он.
Я улыбнулась и отвернулась от него, когда мой румянец стал еще глубже. Я начала разбивать ногой холмики снега, собравшиеся на земле, носком задевая замерзшую землю.
- В Чикаго много снега? – спросила я.
Он молчал с минуту, пока я вопросительно смотрела на него, его взгляд был устремлен вдаль.
- Слишком много, черт его дери, - тихо сказал он. – Я люблю снег и все такое, но тут этого дерьма для меня достаточно. А в Чикаго целые сраные метели, снега каждую зиму по колено. Это меня сводит, на хер, с ума.
- Это, должно быть, весело, - сказала я, пожимая плечами. – Мы могли бы построить снеговика и сделать снежных ангелов, и даже играть в снежки.
Уголки его губ чуть-чуть приподнялись, когда он глянул на меня, но в глазах по-прежнему плескалась грусть. Я тут же почувствовала вину, что упомянула Чикаго, я не хотела портить ему настроение. У нас теперь нечасто случались беззаботные моменты, и я не хотела побыстрее закончить сегодняшний. Я поняла, что Эсме была права – им нужно убежище, место, куда они могут пойти и быть собой, не переживая о прочих вещах.
- Ты, похоже, замерзла, - сказал он, не отвечая на мои последние слова.
Мои пальцы уже онемели, в ушах звенело, а из носа начало течь, но я лишь пожала плечами – я не хотела заканчивать этот миг.
- А ты выглядишь горячим, - выпалила я, не думая, что говорю.
Он на миг нахмурился, а потом расхохотался, качая головой.
- Спасибо, детка, - игриво сказал он. – Ты сама еще та горячая штучка.
Я закатила глаза, когда он хихикнул, подходя ко мне. Он притянул меня к себе и нежно сжал, его тело тут же начало согревать меня. Я зарылась ему в грудь и обняла, крепко-крепко. Он наклонил голову, прижался к моим волосам и довольно вздохнул. Я молчала какое-то время, просто прижимаясь к нему, а снег все падал и падал, окутывая нас крупными белыми хлопьями. Грудь Эдварда завибрировала, и из его уст вырвалась мелодия, сладкая и странно знакомая, мне потребовалась минута, чтобы вспомнить песню.
- Наши сердца были выставлены на всеобщее обозрение, - прошептала я, вспоминая строчку из песни, после которой мы занялись любовью на День Святого Валентина; тогда мы впервые стали единым целым. - Не могу поверить, что это происходит со мной.
- Ты помнишь песню, - это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.
- Как могу, - прошептала я, пока он продолжал мурлыкать мелодию, звук медленно превращался в слова, и вот полилась лирическая песня.
По спине словно прошел электрический разряд, сердце забилось, а его голос надломился на словах "Я сохраню тебя в своих снах".
- Ты в порядке? – спросил он, отстраняясь меня, когда ощутил, как я задрожала.
Я кивнула, глаза наполнились слезами. В животе появилось странное чувство - тоска, смешанная со страхом. Он осторожно посмотрел на меня.
– Хочешь внутрь?
Я снова кивнула, и он, взяв мою руку, повел меня в дом. Он буквально втолкнул меня внутрь и быстро закрыл дверь, снова включая сигнализацию, а потом мы пошли наверх. Я молчала, пока поднималась на третий этаж, в голове проносилось множество мыслей. Я быстро стащила пальто, когда зашла в спальню, на ходу разуваясь. Штаны промокли, и я сняла их, бросая на пол; туда же отправилась и рубашка. Я повернулась к Эдварду, внимательно наблюдая, как он вешает свое пальто на спинку кресла.
- Эдвард, - прошептала я, мой голос дрожал.
Он повернулся и застыл, когда увидел, что я стою в одном лифчике и трусиках, его глаза инстинктивно исследовали мое тело снизу вверх. Наконец, он посмотрел мне в лицо и когда наши взгляды встретились, от огня в его зеленых глазах моя кожа покрылась мурашками. Он жадно рассматривал меня, но грусть в его взгляде сейчас была сильнее, чем когда-либо. Я ощущала его любовь. Мы можем игнорировать ее, отстраняться, но это чувство всегда с нами.
– Люби меня.
Он напрягся от моих слов и нерешительно покачал головой. Я знала, что он больше всего на свете хочет согласиться, но я видела и страх, который заставлял его отгораживаться. Я не понимала, что происходит, но странное чувство в животе появилось вновь, на глазах выступили слезы.
– Белла, я не думаю… - начал он.
- Пожалуйста, - преодолевая напряжение, прошептала я, в горле застрял ком.
Я боролась с собой, я не хотела плакать. Он был нужен мне в эти минуты, это чувство зарождалось глубоко внутри, пронизывая меня. Мне было мало просто видеть его любовь, я хотела ощутить ее. Прошли месяцы с нашей последней близости, с тех самых пор, как в нашу жизнь ворвалось разрушение, и мы потеряли контроль. И вот теперь все мои желания сосредоточены в одном – я отчаянно хочу принадлежать Эдварду Каллену. Сейчас. В этот момент.
Его разрывали сомнения, когда он смотрел на меня, но стоило мне во второй раз произнести "пожалуйста", как агония на его лице исчезла. Вздохнув, он пробежался рукой по волосам и сделал ко мне несколько шагов. Он молчал, но слова и не были нужны. Мы оба знали, что нам нужно, и мы поддались желанию, не в силах более сопротивляться этому притяжению, которое охватывало нас с самой первой нашей встречи.
Он замер возле меня, он проследил кончиками пальцев мою руку, а потом наклонился и поцеловал. Он потянулся и аккуратно расстегнул мой лифчик, медленно снимая его и бросая на пол. У меня вырвался гортанный стон, когда он погладил мою грудь, его пальцы нежно сжимали соски; они быстро затвердели от его ласк. Руки Эдварда спустились к моим бедрам, и он медленно начал подталкивать меня к кровати. Я упала на спину, а он лег сверху, не разрывая поцелуй.
Я лежала, прикрыв глаза, наши губы двигались в унисон, а потом он спустился к моей шее, его теплое дыхание, касающееся влажных дорожек, оставленных поцелуями, посылало по телу молнии. Во мне разливалось тепло, а он спускался поцелуями к животу, я глубоко вдохнула, когда он коснулся языком пупочной ямки. Было щекотно, я вся задрожала от его ласк.
Он наслаждался каждой минутой, он целовал и ласкал каждый дюйм моей кожи, прежде чем аккуратно снять трусики. Он бросил их на пол, и я крепко вцепилась в простыни, когда он начал медленно целовать внутреннюю поверхность бедра. Он взял мои бедра и удерживал их, пока его язык нежно ласкал меня там, а потом погрузился в меня. Я громко застонала, наслаждаясь удовольствием, пока он пробовал меня.
Мои стоны становились громче, ноги задрожали, и я ощутила, как нарастает напряжение. Я тяжело дышала, а потом отпустила простыни и потянулась к нему. Я зарылась пальцами в прядки его волос и простонала его имя, у него вырвался стон. Он быстро оторвался от меня, и я открыла глаза, когда он сел, стягивая с себя рубашку. Я смотрела на него в темноте, наслаждаясь его мускулистым телом. Я поднялась и проследила пальцами рельеф его пресса, а потом татуировки на груди. Он тем временем расстегивал штаны. Он быстро снял их, и я задохнулась, когда увидела его эрекцию. Я провела рукой вниз, кончиками пальцев погладила дорожку волос на животе, а потом нежно взяла его и несколько раз сжала. Он застонал и откинул голову назад, закрывая глаза; он пульсировал в моей руке.
- Ты уверена? – спросил он через минуту, кладя свою руку поверх моей.
- У кого из нас сейчас задние мысли? – тихо спросила я. – Ты не веришь мне?
Он улыбнулся, удивившись, что я повернула его слова против него, а потом оторвал от себя мою руку и лег на меня сверху. Я задержала дыхание, когда он пристраивался у меня между ног, а потом одним уверенным толчком погрузился в меня; я крепко держалась за него, пока он наполнял меня. Он громко застонал, сильнее опускаясь на меня и притягивая ближе к себе.
- Конечно, я тебе верю, - прошептал он. – Я просто давал тебе шанс передумать.
- Я никогда не передумаю, - ответила я, пока он медленно выходил, а потом входил. Поначалу его толчки были размеренными и аккуратными, он прижимался ко мне губами, нежно целуя, у меня вырывались тихие стоны. Я обвила его руками, прижимая к себе, а потом начала гладить его спину. Удовольствие было мощным, и вскоре напряжение вновь начало нарастать, я дрожала. Оргазм настиг меня внезапно, я закричала, откидывая голову назад, я выкрикивала имя Эдварда. Он застонал, яростно впиваясь поцелуем в мою шею, пока я выгибалась под ним. Спустя миг я начала расслабляться.
Вскоре Эдвард ускорился, его толчки стали глубже и резче. Дыхание срывалось, его тело тряслось в моих руках, пока он входил и выходил из меня. Я ощущала, как каждую клеточку его тела наполняет желание, он отдавал мне кусочек себя. Я вцепилась в него, крича, пока он продолжал наполнять меня, чувства были интенсивными, как никогда раньше. У нас столько раз был секс, но только сейчас я ощущала, как между нами пробегают электрические разряды незамутненной страсти. И этого было достаточно, чтобы отнять у меня дыхание. Я жадно хватала ртом воздух, грудь была в огне, каждый дюйм моего тела тянулся к нему. Я слышала его тяжелое дыхание и вздохи, его руки крепко меня держали, он пытался притянуть меня к себе еще ближе. Мы практически стали единым целым, где кончался он, начиналась я. Я потерялась в нем.
Несколько раз меня сотрясал оргазм, и каждый раз я кричала его имя, ногти впивались в его кожу, а руки жадно исследовали тело. Я как будто инстинктивно впитывала в себя каждую частичку его тела, я наслаждалась напряжением его мышц, запоминала его очертания. Мое сердце билось так, будто хотело вырваться из груди, я ощущала его пульс, и знала, что с ним происходит то же самое. Мы были поглощены моментом, комнату наполняли лишь наши вздохи и вскрики, у меня в глаза появились слезы.
- Я люблю тебя, - прошептала я, ощущая, как он напрягся.
- И я люблю тебя, - ответил он, слова застряли у него в горле. – Так чертовски сильно. Sempre.
- Sempre, - эхом повторила я, борясь со слезами.
Он застонал и несколько раз сильно врезался в меня тазом, я слышала в его дыхании слова.
- Non ci sara mai un altro (7. Никогда не будет другой), - говорил он. - Solo tu. Il mio cuore e tua (Только ты. Мое сердце принадлежит тебе.), tesoro.
Я застонала, когда сладкие слова сорвались с его губ, несмотря на то, что не знала, что они означают. Его тело сотрясалось, и он зарычал, когда достиг своего пика. Он прижался к моим губам, его язык яростно переплетался с моим, и он сделал еще несколько толчков, крепко держась за меня, как будто от этого зависела его жизнь.
Вскоре он замедлился и оторвался от меня, он обвил меня руками и уткнулся лицом мне в шею. Его дыхание было неровным, по телу пробегала дрожь, а с губ сорвался придушенный стон. Я поняла, что он борется с рыданиями, его боль чувствовалась физически, мои глаза защипало от слез.
Он сел на колени и попытался взять себя в руки, зашипев, когда выходил из меня. Пока я смотрела на него, еще одна слезинка скользнула по моей щеке, и я быстро ее вытерла. Его глаза покраснели, на губах дрогнула улыбка.
– Это было охеренно сильно, - с придыханием прошептал он.
- Да, - ответила я, когда он лег рядом со мной, вытирая руками лицо.
Я легла ему на грудь, и он подтянул плед, укрывая наши обнаженные тела. Я довольно вздохнула, когда он начал поглаживать мою спину, он излучал тепло.
- Доброй ночи, - прошептал Эдвард, когда я начала погружаться в сон. – И я не откажусь от своих слов, Белла. Ты будешь в моих снах.
Я улыбнулась его словам и провалилась в дрему раньше, чем успела ответить, впервые во сне я нашла покой. Не было ни мук, ни агонии, преследующей меня обычно по ночам, ни боли, ни смятения, разрушающего сон. Мне было спокойно и хорошо, я так долго этого ждала, и теперь готова была праздновать эту перемену.
Я еще не знала, что кошмар настигнет меня, когда я проснусь.
Солнце ярко светило в окно, когда я открыла глаза. Я быстро села и глянула на часы, было около десяти утра. Я поежилась, когда ощутила прохладу, горло болело, а неприятное чувство в груди подсказывало, что я заболеваю. Я застонала, понимая, что простудилась ночью под снегом, и потянулась за теплым одеялом. Оглянувшись, я поняла, что Эдварда нет поблизости. Я застыла, заметив на его подушке свернутый лист бумаги. Подозрительно глянув на него, я увидела там свое имя, и то чувство, с которым я боролась прошлым вечером, стало невероятно интенсивным, меня затошнило.
Я подобрала письмо и нерешительно развернула его, замечая, что вся страница была исписана почерком Эдварда. Я боролась с эмоциями, которые грозили взять надо мной верх, и начала читать, руки тряслись.
La mia bella ragazza,
Франклин Делано Рузвельт как-то сказал в своей речи, что свободу невозможно дать, ее можно только приобрести. Он был одним из наших президентов, и я не знаю, слышала ли ты о нем. Наверное, ты узнала из «Джеопарди», кем он был; а я помню, как меня бесило то, что нужно учить историю, я не видел смысла в том, что уже прошло. Оглядываясь назад, я понимаю, что был просто невежественным маленьким дерьмом, но, думаю, с этой точки я начинаю исправляться. Я многое принимал в жизни как должное, и не ценил мелочи – мелочи, которых у тебя не было, и которые ты должна была пережить, как все мы. То, что случилось с тобой, - это нечестно, и только узнав тебя, я это понял. Как бы я хотел, чтобы больше людей это узнало. Может, тогда люди поняли бы, что из истории можно почерпнуть много нового об ошибках людей. И мы смогли бы избежать всей этой хрени, и мир не был бы полон дерьма.
Ты пришла в мою жизнь в прошлом сентябре и перевернула все, что я знал, с ног на голову. Ты изменила меня и дала мне то единственное, что, мне казалось, я никогда не буду иметь; то единственное, что мне по-настоящему было необходимо, хоть я это и не понимал. Ты дала мне любовь. Ты научила меня значению слова "жить", ты дала мне причину просыпаться по утрам, к чему-то стремиться, бороться, когда я просто хотел, на хер, все бросить. И я буду вечно благодарен тебе за это дерьмо, и это то единственное, что я никогда не буду принимать, как должное. Я люблю тебя, Изабелла. Иисусе, я охеренно люблю тебя, и я делаю это только по этой причине.