Меган Куин
Название: Меган Куин, «Дорогая дорога»
Переводчик: Er1ka
Редактор: Марина К (пролог – 5 гл), Анжелика М (с 6 гл)
Вычитка: Пандора
Оформление: Юлия и Ника
Переведено для группы: https://vk.com/stagedive
+18
(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)
Любое копирование без ссылки
на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!
Пожалуйста, уважайте чужой труд!
Четыре жизни. Четыре истории. Четыре комплекта писем. Четыре храбрые души, которые нуждаются в помощи, сталкиваясь с жизненными вызовами.
Анонимная программе «Дорогая жизнь» создана, чтобы помочь им выйти из их зон комфорта, встретиться лицом к лицу с препятствиями и побороть своих демонов… и доказать смысл их существования.
Пока их жизни зажаты между желанием чего-то большего и возможностью потерять всё, все четыре души окунаются в программу в канун Нового года, и отправляются в чумовое, жизненное путешествие.
Дорогая жизнь,
Пожалуйста, будь немного добрее.
Содержание:
Пролог. 4
Шаг 1: Скорбь. 13
Шаг 2: Отпустить. 32
Шаг 3: Оказать поддержку. 48
Шаг 4: Мечты о большем.. 72
Шаг 5: Научиться чему-то новому. 97
Шаг 6: Встретиться со своими страхами. 135
Шаг 7: Принятие. 162
Шаг 8: Жить. 172
Пролог
Холлин
Два с половиной года назад…
— Даже не думай открывать эту дверь, — кричит Эрик, пробегая мимо меня.
Он оборачивает руки вокруг моей талии и целует меня в щеку. Его легкая щетина касается моей кожи, вызывая во мне безумное желание.
Этот мужчина.
Наклонившись вперед, он смотрит мне в глаза:
— Ты действительно думала, что я позволю своей жене зайти в дом, не перенеся ее через порог?
Я хихикаю, когда он начинает осыпать мою шею поцелуями.
— Ты такой старомодный. Почему бы не изменить правила.
Он останавливается и отходит от меня. Посмотрев на меня взглядом, в котором так и читается: «неужели ты серьезно», он произносит:
— Тростинка, ты на самом деле считаешь, что смогла бы перенести большого, крепкого, будущего пожарного в квартиру на своих хрупких ногах? Да я одним движением пальца могу заставить тебя крутиться над моей головой.
Платье обтягивает мое тело, когда я скрещиваю руки на груди. Сжимая вуаль в руке, я спрашиваю:
— Думаешь, я бы не смогла?
Эрик, прекрасный светловолосый мужчина с темно-карими глазами, смотрит на меня с той самой ухмылкой калифорнийского парня, которая пленила меня шесть месяцев назад.
— Тростинка, я знаю, что ты не сможешь.
Тростинка. Это прозвище он дал мне в тот судьбоносный декабрьский день на игре «Денвер Бронкс», когда я была с друзьями на пикнике. Он посмотрел на меня с ухмылкой, когда я бросала небольшой футбольный мяч с моими девочками. Я никогда не забуду тот взгляд и дерзкий вид. На нем была зимняя шапка «Бронкс», и когда он подошел, я обратила внимание на его внушающих размеров грудь. Моя кофта не спасала меня от холодного денверского ветра.
Он показался мне странным. Странным и адски сексуальным.
Я сразу же прониклась его любовью к жизни и отзывчивостью. А его сладкие речи ускорили наше свидание.
У нас была связь друг с другом, и со временем она становилась сильнее. Увидев ту же решимость и самоуверенность сейчас, я знаю, что приняла лучшее решение в моей жизни.
Эрик для меня — всё. Он выводит меня из зоны комфорта, заставляет стремиться к большему. Я чувствую себя в безопасности с ним. Новая «я» стала сильнее и лучше — благодаря ему.
Приподняв мой подбородок, он спрашивает:
— Почему ты так смотришь?
С решимостью в голосе, я отвечаю:
— Забирайся ко мне на спину.
Откинув голову назад, он хохочет.
— Тростинка, без вариантов. Я тебя разочарую, но в нашу брачную ночь я предпочитаю заниматься с тобой любовью, а не проводить время в больнице.
— Забирайся мне на спину, — снова говорю я, игнорируя его слова.
— Холлин, — его голос становится серьезным. — Я, как минимум, на сто фунтов больше тебя. Я этого не сделаю.
Воспоминания нахлынули на меня, когда я вижу его ухмылку. Я не поддамся.
— Если ты планируешь получить свою брачную ночь, то позволишь мне сделать это.
— Холлин…
— Эрик…
Это противостояние противоположностей. Пожарный и студентка-медик. Прекрасный сильный мужчина и хрупкая рыжеволосая девушка.
Он знает, что я не отступлю из-за своего упрямства. Его подтяжки покачиваются по бокам, а закатанные рукава обтягивают его предплечья, когда он проводит рукой по волосам. Он выглядит идеально. Это его первый тест в качестве мужа. Жизнь — отрада, когда жена рада. Справится ли он?
— Ты не собираешься отказываться от этой идеи, так?
— Нет, — скрестив руки, отвечаю я.
Он вздыхает и крутит пальцем.
— Развернись, чтобы я мог запрыгнуть.
Такой хороший, умный мужчина. Нет причин для беспокойства.
Освободив руки, я оцениваю свои возможности осуществить задуманное. Моя вуаль спадает ему на плечи, когда я, встав на цыпочки, закрепляю на его волосах.
— Прекрасно, — шучу я.
— Это не смешно.
— А я и не смеюсь.
Когда я пытаюсь принять нужную позицию, он замечает мою улыбку.
— Ты получишь, когда мы попадем в квартиру.
Я качаю головой и смотрю через плечо.
— То, что я получу — это твой язык, когда выиграю.
Он приподнимает бровь.
— Неужели?
— Да, именно так. И ожидаю, что ты постараешься.
— И когда ты облажаешься, что получу я?
Я закатываю глаза.
— Ты же мастер на все руки.
— Ага, — он показывает на меня пальцем. — В таком случае я хочу намного больше, учитывая твои условия. Я хочу твой рот на моих яйцах.
— Оу, — я съеживаюсь. — Почему мужчинам так это нравится?
Он пожимает плечами.
— Потому что это ощущается чертовски хорошо, вот почему. Как насчет сделки?
Я смотрю на него и останавливаюсь, когда поднимаю руку. Это не будет проблемой. Мне нужно пройти, вероятно, не больше пяти шагов. Все просто.
— Сделка, — отвечаю я, уверенная в своих способностях.
Встряхнув мою руку, он качает головой в недоумении.
— Ладно, Тростинка, но потом не говори, что я не предупреждал тебя.
— Прекращай болтать и готовь свой язык. Я тебя сделаю.
Открыв дверь, я встаю в удобную позу и сцепляю руки, чтобы подхватить его ноги.
Дело в шляпе.
— Ладно, вот так.
Я сжимаюсь, когда его руки ложатся на мои плечи. Согнув колени, я принимаю нужное положение. Почувствовав себя сильной, я готова.
Двести фунтов.
Двести фунтов огромного мужского тела[1]…
Вот дерьмо.
Надежда покидает меня в тот момент, когда он забирается на мою спину. Я трясусь под ним, теряя опору и баланс, понимаю, почему он назвал меня тростинкой.
Вместо того чтобы двигаться вперед, я стою там, в свадебном платье в стиле «русалка», а мой муж у меня на спине с моей вуалью на голове. Из-за его веса мои колени подгибаются, и чувствую жжение на щеке, когда я падаю на ковер. Его глубокий голос эхом отдается в нашей квартире, когда он истерически смеется.
— Я говорил тебе, Тростинка, — говорит он сквозь смех. — Черт, я давно хотел хороший минет, поэтому доволен нашим пари. — Мне нужно взять себя в руки несмотря на то, что мне хочется спрятаться.
Здравый смысл покидает меня, когда я оборачиваюсь к нему:
— Что? — восклицаю я, пытаясь успокоиться. — Ты проиграл.
Он отодвигается от меня, оценив мою жалкую попытку перенести его. Он начинает спорить, пока я, лежа на полу, выгляжу как жертва убийства.
— Я более чем уверен, что выиграл, милая. Ты не продержалась и секунды.
— Пари заключалось в том, чтобы ты попал в квартиру. Разве нет?
Осознавая происходящее, он отвечает:
— Черт, нет. Технически, ты не выиграла, Тростинка. Ты не перенесла меня. Ты проиграла.
— Я упала с тобой на спине, так что технически — я выиграла. Готовь свой язык.
— Черт, нет, — говорит он с улыбкой.
Он открывает дверь и прижимается ко мне. Наш смех затихает, когда он смотрит на меня своими карими глазами.
— Поскольку это наша брачная ночь, я хочу трахаться до тех пор, пока мы не сможем ходить. Что скажешь?
Мое сердце пропускает удар.
— Означает ли это, что ты спустишься ниже?
— Я не лишу тебя своего языка, моя прекрасная жена. В любом случае, я выиграл. Как и ты. А теперь снимай платье. Я умираю, как хочу увидеть, что скрывается под ним.
Вот тот самый момент, прямо сейчас. Когда мой муж, мой муж, смотрит на меня, как на единственную женщину, которую он желает. И в которой нуждается. С такой любовью, которая будет всегда. Вместе мы неуязвимы.
Наша любовь защитит нас. Мы поженились слишком молодыми, что означает лишь то, что мы влюбились в свои родственные души. Никто не сможет отнять у нас это. И это делает меня самой счастливой девушкой.
Джейс
Два месяца назад…
— Чувак, не двигайся или я снесу тебе башку.
— Слушай, я ничего не делаю. Положи пушку, развернись и проваливай.
— Назови мне причину, почему я не могу пустить тебе пулю между глаз.
Вздохнув, я поворачиваюсь к нему, держа контроллер в руке[2].
— Мужик, мы в одной чертовой команде. Какой смысл это делать?
— Потому что я могу, — говорит он перед тем, как появляется красный экран, когда уничтожают моего игрока.
— Ты такой мудак.
Сидя на диване, я делаю глоток пива и хмуро смотрю на моего лучшего друга Итана. Который, судя по всему, находит все это забавным.
Мы стали друзьями еще в школе, когда играли в одной команде еще в младшей лиге. Два года назад он заменил Кайла Сандерса, кэтчера[3] команды «Денвер майнерс», который не мог играть из-за разрыва мениска. Кайл так и не вернулся, поэтому Итан начал играть в основном составе. Я присоединился к нему в прошлом году, начав с позиции шорт-стопа[4]. Я не ожидал такого успеха и внимания прессы. Я показал себя превосходным игроком в пятидесяти пяти играх, после чего попал в список рассмотрения на звание «Новичок года»[5].
Я все еще не знаю, как это произошло. Я просто делал то, что знаю и люблю.
Я получил награду и сейчас, в период межсезонья, я сижу в своей комфортной квартире в центре города.
Всего этого было бы достаточно для двадцатидвухлетнего, чтобы превратиться в зазнавшегося придурка.
Но не в моем случае.
Я всегда был простым благодарным парнем, а со своими деньгами, я всегда буду в комфорте. Я получил признание, благодаря своим стараниям.
— Знаешь почему я уделал твою жалкую задницу? — спрашивает Итан, потягивая пиво.
— Потому что ты — маленькая сучка, увидел, как я тащу всю команду?
— Нет.
Он делает еще один глоток.
В этот период у нас больше свободы в плане выпивки. Все это закончится весной.
Указывая на меня бутылкой, он продолжает:
— Потому что из-за тебя мне пришлось ехать на запад по 470-й, в час пик в пятницу, чтобы доставить тебе бензин, потому что ты водишь кусок дерьма с неисправным датчиком уровня топлива.
Это правда. Я гнал на ржавом «Джип Чероки». Дорога убивала мою машину, и я не успел добраться до станции заправки. Мне всегда нужно следить, чтобы уровень показывал не менее двадцати пяти процентов. Я как будто играл в русскую рулетку. Когда моя машина заглохла из-за движения на дорогах Денвера, у меня не было выбора, кроме как позвонить Итану.
— Мужик, я купил тебе ужин той ночью.
Перед тем как сделать глоток, Итан качает головой:
— Больше ничто не заставит меня ехать туда в час пик.
— Ну и кто ведет себя как маленькая сучка?
— Да пошел ты, — он улыбается. — Говоря об ужине, ты заказал пиццу?
— Ага.
— Ты сказал им не класть туда оливки? Знаешь же, как я ненавижу эту хрень.
Я пожимаю плечами. Уверен, что не делал этого.
— Чувак, — скулит он.
Я сдерживаю смех, когда он бьет меня в плечо.
Дзынь.
Когда я подхожу к двери, Итан говорит:
— Так что насчет оливок? Ты в курсе, как сложно их оттуда убрать.
— Их там нет. Господи, ты действительно ведешь себя как сучка.
Качая головой, я беру свой бумажник с кухонного стола и направляюсь к двери. Отсчитав нужную сумму, открываю дверь.
— Двадцать два пятьдесят, верно?
Я поднимаю голову и не замечаю ни пиццы, ни курьера. Женщина.
Не просто женщина. Ребекка.
Она была барменом в Фениксе[6].
С которой у меня было много ночей с крышесносными оргазмами.
Та, с кем я был пока не перешел в высшую лигу, и пока она все не закончила.
Та, с которой я был семь месяцев назад. И теперь она стоит передо мной с выпирающим животом.
Чтоб меня.
Избегая моего взгляда, она с грустью в голосе произносит:
— Привет, Джейс.
На лбу у меня выступает пот, желудок скручивает в узел. Я сглатываю ком в горле.
Может быть только одна причина, по которой она здесь.
— Ребекка, что ты здесь делаешь?
Это тупой вопрос. И так понятно, что именно она собирается сказать, но я не могу подобрать слов.
Глядя на меня, она говорит:
— Ребенок твой.
Ага, это то, о чем я подумал. У меня пересыхает во рту, и я хватаюсь за лоб в недоумении. Мы в неловком молчании.
— Да заплати ты ей и… — говорит Итан позади меня. — Ого… — он останавливается, видя Ребекку. — Это не пицца.
— Нет, это ребенок, — сердито отвечает она.
— Охренеть, — похлопав меня по плечу, он спрашивает: — Я просто собираюсь взять еще пива. Бутылка виски для тебя, бро?
Он уходит, не дожидаясь ответа.
До того, как я успеваю среагировать, она говорит:
— Этот ребенок твой.
Я это уже понял. Она не из тех, кто спит со всеми подряд. Поэтому я не сомневаюсь, что ребенок мой.
Пока я все еще в состоянии шока, она продолжает:
— Я не могу ее оставить. Я думала, что смогу это сделать. Прости, но она твоя, как только родится.
Она?
Я все еще не могу переварить сказанное, когда она продолжает, вызывая во мне еще больше паники.
— Это будет через два с половиной месяца. Реши, что ты хочешь. Вот мой новый номер.
Она протягивает мне лист бумаги. Я не могу. Это чувствуется, будто на меня перекладывают ответственность, и это давит на меня.
— Позвони мне, когда у тебя не будет этого «вот дерьмо» взгляда, и ты будешь готов поговорить. Я остановилась здесь у друзей.
Она отступает назад, обхватив живот:
— Мне ничего не нужно от тебя. Ни любви, ни тепла, ни твоих денег или известности. Я просто хочу, чтобы у этого ребенка был хороший дом. На данный момент я не могу ей этого дать.
Ей…
У меня будет дочь?
Черт, у меня будет дочь?
И она хочет, чтобы я дал ей дом. Как мне это сделать, если я в разъездах по полгода?
Какого черта…
Дейзи
Месяц назад…
— Дейзи Борегар.
Я останавливаюсь, услышав свое имя. Я прижимаю кроссворд к груди, держа в руке розовую ручку.
— Это я.
— Пожалуйста, идите за мной.
Я быстро хватаю сумочку и бутылку с водой, и следую за женщиной через большие двойные двери с электронным контролем. Стерильный коридор ярко освещен флуоресцентными лампами. Я слышу звук мониторов, направляясь к закрытой деревянной двери с номером двести тринадцать.
— Доктор Мендес подойдет к вам.
Я киваю и нервничаю в ожидании. Прижавшись к закрытой двери, я слышу с другой стороны звуковой сигнал. Это успокаивает и помогает выкинуть из памяти картину, которая преследовала меня последние несколько часов…
Страх в ее глазах.
Ее лицо, склонившееся в сторону.
Как ее безжизненное тело падает на пол.
У меня перехватывает дыхание, и я ощущаю жжение в глазах. Она всё для меня. Я не знаю, что буду делать без нее. Без ее защиты, без ее теплых объятий, без ее любви.
— Дейзи?
Я смотрю на мужчину в белом халате. На бейдже которого указано имя доктор Джейк Мендес.
— Это я, — говорю я дрожащим голосом.
— Дейзи, я доктор Мендес, — я быстро пожимаю его руку, когда он протягивает ее в знак приветствия. Вместо слов я просто киваю, когда он продолжает: — Как вы знаете, у вашей бабушки был инсульт. Мы провели компьютерную томографию[7], и нашли тромб в одной из ее артерий, которая качает кровь в мозг.
— О боже, — я непроизвольно закрываю рот рукой.
Доктор Мендес сжимает мое плечо в успокоительном жесте.
— На самом деле, не все так плохо. Есть два вида инсульта: ишемический и геморрагический. При геморрагическом происходит кровоизлияние в мозг, что довольно сложно вылечить. У вашей бабушки — ишемический, при котором кровь не поступает в мозг, поэтому мы можем избежать операции, учитывая ее возраст. Мы ввели ей антикоагулянтное средство[8], которое должно помочь.
Я сглатываю ком в горле.
— С ней все будет в порядке?
— Мы сейчас наблюдаем за ней. Она сломала бедро при падении, из-за чего ей потребуется курс интенсивной реабилитационной терапии. Есть вероятность, что левая часть тела будет обездвижена.
Страх пробегается по моей спине.
— Она парализована?
— Временный паралич, из-за которого ее левая рука будет нетрудоспособна. Также может произойти онемение левой части лица. Сложно сказать, как долго это будет длиться.
— Но она будет в порядке?
— Сейчас она стабильна, но ей потребуется время для выздоровления, — он вздыхает и продолжает: — Я так понимаю, что вы живете с ней в двухкомнатной квартире.
— Да, сэр. Мы заботились друг о друге все время, сколько я себя помню.
— Хорошо, — он прячет руки в карманы халата, и я думаю, что мне не понравится то, что он скажет дальше. — Учитывая состояние твоей бабушки, возраст и необходимые требования к лечению, будет лучше, если она отправится в реабилитационный центр, а затем в дом престарелых.
— Дом престарелых? — я качаю головой. — В этом нет необходимости. Я могу позаботиться о ней.
Он вздыхает:
— Я в этом не сомневаюсь. Судя по нашему разговору, я могу сказать, что ты — любящая и заботливая внучка, но ей необходимо круглосуточное внимание.
— Я могу дать ей это, — отвечаю я быстро.
— Что насчет работы, друзей, другой семьи? Ты еще молода, у тебя много всего впереди, а на уход за бабушкой уйдет все твое время.
— У меня нет работы и друзей.
Я в ужасе от того, что могу потерять единственное, что есть в моей жизни.
Я была на домашнем обучении со второго класса. Она обеспечивала меня. Она относилась ко мне как к своей дочери. Я провела основную часть своей жизни с ней. Мы вместе смотрели «Дни нашей жизни»[9] и мюзиклы. Она научила меня шить и готовить. Она мой лучший друг, мой герой, моё всё. Я не знаю, что буду делать без нее.
Она не может покинуть меня. Я не знаю, как буду жить одна. Я не знаю, как жить за пределами комфорта, в котором находилась благодаря ей. Я не хочу. Я не готова к этому.
— Дейзи, я не говорю, что нужно принять решение сейчас. Но, скорее всего, другого варианта нет. Если ты хочешь, чтобы она поправилась, когда покинет эту больницу, я предлагаю тебе начать присматривать дома престарелых или другие подобные организации. Может быть, что-то на западной стороне, с видом на горы, — он хлопает меня по плечу. — Я вернусь, чтобы проверить ее. Она сейчас спит, но ты можешь зайти и побыть с ней.
Я киваю, поблагодарив его.
Скорее всего, другого варианта нет…
Эти слова убивают меня, и осознание того, что все изменится.
Как это возможно? Еще два дня назад она была веселой и жизнерадостной. Как принять подобные слова о сильной и неунывающей женщине, которую я знаю и люблю?
Моя бабушка.
Я не вижу ничего из-за подступивших слез.
У нее случился инсульт. Она сломала бедро. Ее левая часть тела парализована. Другого варианта нет.
Значит… Моя жизнь вот-вот перевернется вверх дном. Крошечный кокон, в котором я была с семи лет, скоро раскроется до того, как у меня появятся крылья.
Я не знаю, что будет дальше. Но я не готова быть одна. Я ничего не знаю о мире за его пределами. И все это меня жутко пугает.
Картер
Неделю назад…
Опустив защитное стекло шлема, и, посмотрев через плечо, я выезжаю на своем мотоцикле. Я ощущаю свободу, когда чувствую шум двигателя подо мной.
Мне нужно быть как можно дальше от этого места.
Мой властный дядя выводит меня из себя, долбаный неудачник.
Еще несколько тысяч долларов до того, как я верну ему деньги, которые он потратил на оплату моей учебы в кулинарной школе, после чего наконец-то открою свой собственный ресторан. А пока мне приходится помогать в его итальянском ресторане, где я готовлю дешевую и дерьмовую пищу для жителей Денвера, у которых отсутствуют вкусовые рецепторы.
Я не заморачиваюсь в плане готовки. Мне пришлось много работать, чтобы быть здесь. Следовать его правилам — как будто заключить сделку с дьяволом, поэтому я каждый день живу в аду.
Но мне нужны деньги, и он знает это. Поэтому я работал на него пока учился и после того, как выплатил долг. Я работаю по несколько смен, экономя и ограничивая себя насколько это возможно. Еще я делаю ставки на спортивных соревнованиях, когда уверен, что точно выиграю.
Повернув направо, я еду по шоссе под звездами темной ночи. Из-за того, что Денвер был назван лучшим городом для жизни в США, цены на жилье взлетели. Поэтому у меня только один вариант: переделанный склад на Делавэр-стрит, рядом с автомагистралью. Аренда была слишком дешевой, и чтобы сэкономить, я разделил оплату с моей девушкой Сашей.
Светофор показывает красный, когда я останавливаю свой байк. Господи.
Откинувшись назад, я опускаю ноги на дорогу, проклиная этот чертов город и его долбаное движение.
Вытащив телефон, я подключаю его к Bluetooth в моем шлеме и звоню моему лучшему другу Фитси.
— Чувак, ты едешь? — спрашивает он раздраженно.
Я знаю Джеральда Фитсиммонса (он же Фитси) со времен начальной школы, поэтому его беспокойство не ново для меня.
— Мне нужно заехать домой, чтобы принять душ.
— Нахрен это, игра начнется через десять минут. Просто приезжай сюда.
— От меня несет как от свиньи, — спорю я. — Я приму душ и переоденусь. Если вообще справлюсь с этой дорогой.
— Будь мудаком и прокатись по обочине. Это слишком долго.
Он прав.
— Это единственный вариант.
— Значит, прокатись по чертовой обочине и двигай сюда.
Нарушить правила. Я следую его совету, не заботясь, что меня поймают копы. Я просто добавлю очередную квитанцию со штрафом к той стопке на своем кухонном столе.
— Ты просто хочешь, чтобы я приехал и пожарил крылышки.
Фитси молчит в течение нескольких секунд.
— Конечно, я этого хочу. И не забудь привезти пива.
— Ты придурок, — я улыбаюсь, останавливаясь справа от своего дома.
— Я придурок, у которого пятидесятидюймовый телевизор с плоским экраном и идеальным изображением. Это больше, что можно сказать о своем древнем ящике, стоящем на раскладном столе.
— Ага. Ну, у меня нет папы, который подкидывал бы мне деньжат.
— Он чувствует себя виноватым за то, что оставил меня двадцать лет назад. Буду ли я отказываться от его предложения покупать мне всякий хлам? Черт, нет. Он может купить мне всю электронику и любое другое дерьмо, какое захочет.
Отец Фитси был полным мудилой, когда был молодым, свалив однажды ночью, он так и не вернулся. Мы проходили через все трудности вместе. По крайней мере, у него была мама. У меня же был только дядя Чак. И вы могли бы подумать, что после многих лет, проведенных вместе праздников и семейных сборов, он будет относиться ко мне как к настоящему сыну. Нет. Каждый день он напоминает мне, какое я бремя для него, как я ему обязан за то, что он меня «вырастил», дал крышу над головой и отправил меня в колледж, когда мне исполнилось шестнадцать.
Он думал, что помогает мне стать человеком. В действительности, я превращаюсь в такого же жестокого ублюдка, как и он сам.
Я паркуюсь на своем обычном месте, замечая отсутствие автомобиля Саши. Я беру свою сумку, обхожу квартиру, собираясь принять самый быстрый душ.
— Так, я у себя. Скоро буду.
— Отлично, — фыркает он. — Поторопись, черт возьми.
Я вижу письмо на раскладном столе в импровизированной столовой, когда захожу в квартиру. Оглядевшись вокруг, я подозреваю неладное, не замечая всякой девчачьей фигни, которую Саша оставляла по всей квартире. Опустив мой шлем, я с беспокойством подхожу на дрожащих ногах.
Это почерк Саши. Она никогда не оставляет записок…
Я открываю и читаю ее.
«Картер, мне очень жаль.
Возможно, когда-нибудь я смогу тебе все вернуть.
С.»
Вернуть? Какого черта это значит?
Это ее способ расстаться со мной? Через долбаную записку?
Это не происходит на самом деле.
В растерянности, я перечитываю снова. Мне просто нужно понять смысл всего этого. Вернуть мне что…
Мои мысли путаются, холод пробегает по коже.
Нет…
Она единственная знала.
В растерянности, я бегу в спальню, дергаю нижний ящик комода, и открываю коробку.
Абсолютно ничего. Это были все деньги, которые я выиграл на ставках за последние несколько лет. Больше десяти тысяч чертовых долларов пропали.
Я не доверяю банкам, поэтому не храню там свои сбережения, полагая, что моя квартира будет более безопасным местом. Это нихрена не так. Дерьмо.
— Бл*дь! — кричу я, бросаю коробку, хватаясь за голову. — Бл*дь! Бл*дь!
Всего этого нет. Моей свободы, единственной возможности, чтобы избавиться от своего дяди. У меня темнеет в глазах. Этого не могло, черт подери, произойти. Саша не могла просто забрать все, ради чего я работал и уйти. Оставить меня ни с чем, за исключением квартиры, в которой нет ничего кроме раздолбанной мебели.
Вытащив телефон из кармана, я набираю ее номер. И попадаю на голосовую почту, что не удивляет меня. Я отправляю ей сообщение с текстом «Перезвони мне», хотя осознаю, что не дождусь звонка.
Она не могла.
Она лишила меня свободы. Я много лет вкалывал, чтобы добиться этого.
Это не происходит.
Пожалуйста, это не может быть правдой.
Я сижу на кровати, взявшись за голову. Я уничтожен. Других слов для описания происходящего нет.
— Бл*дь…
Слово соскальзывает с моего языка, повиснув в воздухе. Я бью по стене, выплескивая весь гнев, когда чувствую жжение в руках.
Твою мать.
Почему? Почему, черт возьми, она это сделала? Я думал, что у нас все было хорошо. И теперь она просто… ушла?
И вот так она, как и моя свобода, исчезла в мгновение ока.
Шаг 1: Скорбь
Холлин
— Три… два… один… Счастливого Нового года!
Я слышу шум, исходящий от экрана, а голубые и серые конфетти вспыхивают в небе, как и шляпы от спонсора передачи «Нивеа». Целующиеся пары, празднующие люди, и все веселятся пока Райан Сикрест[10] говорит какую-то эмоциональную чушь о том, что наступил Новый год.
— Говори, что хочешь, Райан, ты не скажешь что-то важное, — бормочу я.
С чипсами Cheez Doodle во рту, которые окрасили уголки губ в оранжевый цвет, я со вздохом говорю:
— С новым Годом, Принц Уильям.
Оглянувшись, я беру принца Уильяма, мою золотую рыбку. Или правильнее сказать — мою мертвую золотую рыбку. Это произошло два дня назад, но мне было лень убрать его.
— Я бы поцеловала тебя, если бы ты не вонял на всю квартиру. Ты пахнешь отвратительно, поэтому я не буду этого делать.
Чипсы падают мне на грудь, когда я беру баллон с освежителем воздуха, поднимаю его к потолку и нажимаю на кнопку. Он с запахом «горного тумана», и когда он наполняет квартиру, я чувствую, будто нахожусь в осиновом лесу.
Это жизнь. Только начался новый год. У меня есть сырные колечки, мои волосы собраны в узел, мои полосатые носки еще времен средней школы болтаются на ногах. Лучше не придумаешь.
Я опять нажимаю на кнопку, снова чувствуя запах и наблюдая, как капли падают на ковер.
— Знаешь, принц Уильям, они немного антиклиматичны. Ты чувствуешь то же самое?
Я смотрю на него в ожидании ответа.
— Буль, буль, буль, я согласен, Холлин, — произношу я жутким голосом.
Я осматриваюсь: пачки с чипсами, разбросанные по моему журнальному столу; валяющиеся на полу фотографии знаменитостей, вырванные из журналов; мокрое пятно на ковре от освежителя воздуха, а мой диван напоминает окрас леопарда из-за отпечатков пальцев после чипсов.
Я чувствую себя хуже некуда.