Сила. Прежде мама так это не называла. Но внутри действительно ощущаешь себя сильнее, когда по малейшему желанию из твоих пальцев стреляют ледяные брызги. Иногда даже думать ни о чем особенно не надо, лед появляется сам по себе.
Мама сжимает ее ладони сильнее.
– Эльза, давай ты будешь использовать свои способности, только когда я или отец рядом.
Девочка опускает глаза:
– Хорошо, мамочка, только...
– Только что?
– Я не всегда могу этим управлять, – признается Эльза. – Если меня что‑то расстраивает, то дело еще хуже. Я знаю, папа говорит скрывать чувства от других, запирать их на замок. Но иногда, когда чувств слишком много, я просто не знаю, как остановить весь этот лед.
Мама прижимает ее к себе.
– Мы с тобой обязательно научимся управлять твоими способностями, чтобы они не начали управлять тобой. Обещаю.
– Правда? – с надеждой переспрашивает Эльза.
– Конечно. Для нас самое главное – чтобы вы были в безопасности, – заверяет мама. – И ты, и Анна.
В этот момент из коридора слышится звонкий хохот Анны, а вслед за ним – низкий папин смех.
– Я обещаю быть осторожнее, – шепчет Эльза.
– Умничка, – говорит мама и целует ее в щеку.
Они обе оборачиваются к двери, и через мгновение на пороге появляется веселый папа, держа перед собой за лодыжки хохочущую Анну. Та висит вверх ногами и машет ручками, как мельница.
– Кто заказывал сказку на ночь? – громогласно восклицает папа.
– Эльза? Псс... Эльза! Вставай, вставай, вставай!
Эльза и не думает открывать глаза.
– Анна, иди спать.
Шорох. Кажется, Анна забирается к ней на кровать... и с размаху плюхается на Эльзу сверху.
– Мне не спится... Звезды проснулись. И я проснулась. Мы должны поиграть!
|
|
Эльза раскрывает один глаз и спихивает Анну с кровати.
– Поиграй без меня!
Слышно, как малышка плюхнулась на пол. Эльза замирает в ожидании крика боли и уже чувствует легкий укол совести, как вдруг маленькая ручка касается ее лица и бесцеремонно оттягивает правое веко вверх.
– А давай слепим снеговика? ‑ раздается над Эльзиным ухом вкрадчивый голос сестренки.
Больше Эльза не может сдержать улыбку – и мигом спрыгивает с кровати.
Вокруг глубокая ночь. А значит, все в замке крепко спят. Их никто не увидит. Никто не сделает замечание. Никто не испугается.
Если Эльзе и учиться управлять своими способностями, то когда же, если не сейчас?
Сестры уже мчатся вниз по лестнице, младшая топочет мягкими валенками, старшая шлепает тапочками. Эльза упорно шикает на Анну, чтобы та вела себя тише, но та возбужденно повторяет громким шепотом: «Идем, идем, идем!»
Вот они в Большом зале, где в этот поздний час, разумеется, никого. Вокруг них – огромное пространство, где‑то наверху оно переходит в массивные своды. На стенах даже в сумерках можно разглядеть красивые деревянные панели и рисунок обоев. Обычно зал используют для проведения торжеств и тогда всячески украшают, но сейчас он стоит пустой. Девочки выбегают на середину и останавливаются.
– Наколдуй, наколдуй! – прыгает от нетерпения Анна.
Эльза бросает опасливый взгляд на двери, но, убедившись, что они закрыты, слегка подается вперед и начинает вращать руками перед собой. В центре невидимого шара появляется голубое свечение, а в нем – снежный комок.
– Готова? – спрашивает Эльза сестру, но ей самой уже не терпится – так всегда, когда волшебство вот‑вот проявится. Она вскидывает руки вверх, и снежный шар взмывает в воздух. С потолка начинает сыпаться снег, который быстро покрывает пол зала белым слоем.
|
|
– Как здорово! – радуется Анна, и ее восторженная улыбка наполняет сердце Эльзы гордостью. Анна больше всех на свете ценит ее дар и часто сама просит его применить. А вот родители, наоборот, требуют скрывать его. Но если ты можешь доставить столько радости другому человеку, разве ты не должен только больше им делиться? К тому же это всегда приятно – поразить младшую сестру.
– Смотри, – говорит Эльза и топает ногой. Лед с треском расстилается от ее ноги по всему полу, и зал превращается в их персональный каток. Видя, в каком восторге Анна, Эльза только распаляется – ей хочется творить. Она сосредотачивается, снег валит пуще, лед крепчает, и вокруг них уже не Большой зал, а настоящая зимняя сказка. Теперь самое время лепить снеговика, которых Анна так обожает. Девочки вдвоем лепят из мягкого снега большой ком, затем еще два и водружают их на первый. Средний ком, который катала Эльза, идеально круглой формы, а вот голова, которую лепила Анна, выходит больше похожей на большую картофелину. Анна бросается в кухню и через мгновение возвращается с морковкой и потухшими угольками. Морковку они втыкают вместо носа, а угольки – вместо глаз и пуговиц. Снеговик готов.
Анна отбегает посмотреть издалека и забирается на папин трон, Эльза прячется за спину снеговика и, двигая его в сторону Анны, притворяется, будто это он ожил и сам к ней идет.
|
|
– Привет, я Олаф, – говорит она из‑за его спины смешным голосом. – И я люблю жаркие объятия.
Анна спрыгивает с трона и бросается обнимать снеговика, чуть не сбив при этом ему голову с плеч.
– Я люблю тебя, Олаф!
Она не может отвести от него восторженных глаз, так что Эльза принимается возить его по ледяному полу, а Анна, ухватившись за Олафа, словно за своего партнера, скользит с ними вместе. Потом малышке приходит в голову попрыгать по снежным сугробам. Эльза не возражает – ей только в радость творить новые и новые кучи снега, безошибочно угадывая, куда Анна хочет перескочить в следующую секунду.
– Держись! – кричит Эльза сестре.
– Лови‑и! – визжит от восторга та и все быстрее скачет в своей зеленой ночнушке с сугроба на сугроб. Эльза старается успеть наколдовать каждый новый сугроб раньше, чем Анна спрыгнет с предыдущего.
– Еще! – кричит маленькая егоза.
Эльза еле поспевает за ней, но вот Анна начинает ее обгонять.
– Стой! Осторожно! – кричит Эльза, но Анна не слушается. Эльзе уже тесно, она отступает на шаг назад, но вдруг скользит и падает. Мгновение потеряно, и когда она вновь поднимает глаза на сестру, Анна уже летит с последнего сугроба в пустоту.
– Анна! – в панике вопит Эльза и поспешно стреляет снежным лучом в ее сторону.
Но луч попадает в саму Анну – прямо в голову.
Анна вдруг застывает в прыжке, а затем, рухнув вниз, падает на один из сугробов и мешком скатывается по нему на пол. Ее тело остается лежать неподвижно у снежного склона.
Эльза кидается к ней:
– Анна!
Она обвивает сестренку руками и кладет ее голову себе на колени, но та не откликается. На глазах у Эльзы прядь медно‑рыжих волос, начиная от макушки, медленно белеет.
Внутри у Эльзы поднимается страх, дыхание перехватило, тело дрожит.
– Мама! Папа! – кричит она что есть мочи.
Лед вокруг них начинает потрескивать, и вдруг новый слой, уже не гладкий и прозрачный, а толстый и белый покрывает все вокруг, доходит до стен и поднимается по ним, охватывает потолок и всю мебель. Волна нового льда задевает Олафа, тот падает и разваливается на куски.
– Не бойся, Анна, я с тобой, – плача, приговаривает Эльза, качая сестренку на руках, – я с тобой.
Двери распахиваются, и в зал влетают родители. На лице у мамы написан такой ужас, что Эльза теряет последние остатки стойкости, и лед разрастается еще сильнее.
– Эльза! Что ты наделала? – кричит папа. – Это уже слишком!
– Но я не нарочно... Прости, Анна, – лепечет Эльза дрожащим голосом, пока мама забирает у нее малышку.
– Она замерзает, – упавшим тоном произносит мама. В ее голосе чувствуется растущий страх, хотя папа мягко обвивает ее вместе с Анной руками.
– Я знаю, что делать, – быстро говорит отец, разворачивается и жестом приказывает Эльзе с мамой поторопиться за ним.
– Она поправится? Мам? С ней все будет в порядке? – еле слышно повторяет Эльза. Еще никогда ей не было так страшно. Но родители не отвечают. Она умолкает, глотая слезы.
Именно из таких вот опасений они и просили ее не применять свои способности. Что теперь будет с Анной? Если эта ее «сила» способна натворить такое, то лучше пусть ее совсем не будет.
Почему волшебство, которое дано ей от рождения, только все портит? И вообще, почему именно ей выпала эта доля – быть не такой, как все? Злость и обида подступают к горлу, сердце бьется все сильней. Вокруг ее пальцев поднимаются снежные завихрения, и она не в силах остановить их.
«Хватит!» Эльза делает глубокий вдох, чтобы унять гнев.
– Эльза! – зовет ее мамин голос.
Она догоняет родителей и вслед за ними входит в темную библиотеку. Мама запирает за ней дверь. Обернув Анну в голубое одеяльце, королева отчаянно прижимает ее к сердцу, пока король снимает с полок какие‑то книги, одну за другой, очевидно ища нужную. Оба они молчат. Если только с Анной случится что‑то серьезное, Эльза никогда себе этого не простит.
– Нашел, – наконец говорит папа, держа в руках книгу с красным корешком. Книга выглядит очень старой, и, когда отец раскрывает ее, Эльза совершенно не может разобрать, что в ней написано – вместо букв на страницах какие‑то загадочные символы. Папа останавливается на развороте с рисунком: над лежащим человеком стоит тролль с воздетыми руками, а от головы человека исходит голубое свечение.
– Да, это оно, – подтверждает мама. Из книги выпадает на пол карта. Она разворачивается, и Эльза успевает мельком заметить, что это карта Эренделла, только на нее нанесена помета в одном месте, в горах.
Папа щупает у Анны лоб.
– Еще такая холодная.
– Надо ехать к ним, – говорит мама. – Нельзя мешкать.
– Поедем верхом, – отвечает отец. – Эльза, ты едешь с нами. Только не шуми.
– Мамочка, с Анной все наладится? – снова спрашивает Эльза.
– Тише, молчи, – приказывает мама, и девочка послушно смолкает. – Нам надо пробраться в конюшни, но так, чтобы никто не видел.
Во всем замке стоит мрачная тишина, как будто даже стены упрекают Эльзу в том, что она наделала. Эльза больше не задает вопросов. Вместе с родителями она отправляется в конюшни. Папа запрягает двух скакунов, помогает маме сесть верхом и протягивает ей неподвижное тельце Анны. Затем он подхватывает Эльзу под руки, сажает ее на спину своего коня и садится сам за ней. В следующий миг они уже мчатся бок о бок прочь из замка. Как только ворота остаются позади, скакуны набирают полную скорость, и знакомые силуэты башен исчезают из виду – всадников окутывает черная ночь.
Эльза старается смотреть только вперед, на мелькающую дорогу, успокоиться и не думать о плохом, но пока они скачут, все вокруг, чего касаются копыта лошадей, продолжает замерзать и покрываться коркой льда. У папы в руках зажата карта, и он то и дело сверяется с северными созвездиями, чтобы не сбиться с пути. Кони несут их все выше и выше в горы, а море внизу под скалами шумит все дальше и дальше. В какой‑то момент Эльзе вдруг кажется, будто откуда‑то со стороны она слышит мальчишеский голос; она оборачивается, но успевает заметить только крупного олененка. Мгновение спустя из виду пропадает и он.
– Приехали! – внезапно объявляет отец, останавливает взмыленного коня и поспешно спрыгивает на землю. Помогает маме с Анной на руках спешиться, затем возвращается к Эльзе и снимает ее.
Приехали – куда?
Вокруг них простирается травянистая долина, усыпанная круглыми валунами, поросшими мхом. Валуны словно собраны кем‑то в груды разной формы. К центру, где стоят Эльза и ее родители, долина углубляется, как огромная воронка, и по пологим склонам поднимаются вверх ряды каменных ступеней, как будто в незапамятные времена здесь была какая‑то постройка. Видимо, вокруг полно скрытых гейзеров: в темноте зловеще шипят тонкие струйки белого пара. Куда бы отец их ни привез, сразу понятно, что место это непростое, таинственное. А оказались они здесь из‑за ее, Эльзы, колдовства. «Это все я виновата», – сокрушенно думает девочка.
– Эльза, подойди сюда, – зовет ее папа, и она бросается к нему. – Не волнуйся, все наладится. – Кажется, это первое, что он сказал ей с того момента, как увидел неподвижное тело Анны в Большом зале. Рядом с ними стоит мама, она все еще держит Анну на руках. – Пожалуйста! Помогите! – кричит отец во тьму. – Моя дочь...
Кому он кричит? Эльза уже открывает рот, чтобы спросить, как вдруг на ее глазах валуны начинают качаться из стороны в сторону, спрыгивать с належанных мест и катиться вниз по ступеням – прямо в центр долины, где стоят они.
Эльза в панике тянется к маме и зарывает лицо в ее юбку. Папа прижимает их обеих к себе, словно пытаясь защитить, в то время как валуны надвигаются на них волной. Эльза пугливо выглядывает из‑за маминой юбки...
Внезапно валуны замирают на месте и оборачиваются маленькими круглыми троллями. Их десятки вокруг! Все они выглядят так, словно их вырезали из камня. Только наросший на спинах мох уже больше похож на одежду, а на шее у каждого висит ожерелье из цветных кристаллов. На макушках торчат пучки зеленых травянистых волос, у всех большие носы и огромные уши. В лунном свете сверкают белки близко посаженных глаз. Эльзе приходит в голову, что тролли похожи на больших ежиков.
– Это же король! – кричит один из них, и вся толпа подается вперед, чтобы рассмотреть получше. От общей массы отделяется старый тролль в длинной накидке из мха. Под накидкой видно такое же моховое одеяние, на котором поблескивают особенно красивые кристаллы, нанизанные на тонкие нити.
– Дорогу Деду Пабби! – слышится отовсюду, и тролль в накидке – очевидно, предводитель – приближается к королю с королевой.
– Ваше величество, – приветствует он монарха и кланяется. Затем протягивает Эльзе руку и берет ее ладонь в свою. – Рождена такой или проклята? – без всякого предисловия спрашивает он.
У Эльзы замирает дыхание. Откуда он знает?
Видимо, у отца в голове тот же вопрос. По крайней мере, его голос нервно подрагивает, когда он отвечает:
– Рождена. И сила крепчает.
Дед Пабби подходит к королеве. Та опускается на одно колено, чтобы сравняться с низеньким троллем, и бережно передает ему Анну. Пабби кладет девочке руку на лоб и озадаченно хмурится:
– Хорошо, что это не сердце. Изменить сердце о‑очень непросто... – Он, пожимая плечами, добавляет: – А голову‑то мы убедим.
Отец бросает недоуменный взгляд на маму и поспешно просит:
– Делай, что положено!
– Я считаю, надо убрать волшебство, – размеренно отвечает Дед Пабби. – Даже воспоминания о нем – на всякий случай.
«Убрать волшебство?» – эхом отзывается в голове у Эльзы.
– Но она... забудет про мою магию? – спрашивает она, не в силах оставаться в стороне.
– Так будет лучше, – уверенно говорит отец, кладя руку ей на плечо.
Но у Эльзы так мало близких людей, кому она может доверить свой секрет. Если еще и Анна забудет о том, что она способна творить магию, с кем ей останется делить свое бремя? Сердце от волнения колотится сильнее. Она не может так просто потерять Анну. Анна – ее главный соратник. Ее помощник по вафлям. Ее младшая сестра. У них никогда не было никаких секретов друг от друга.
– Послушай меня, Эльза, – мягко говорит ей Дед Пабби, словно отвечая на ее мысли. – Твоя магия будет расти. – Пабби воздевает руки к темным небесам, и в них появляются голубые отблески света. Вначале они беспорядочно пляшут и извиваются, но постепенно приобретают конкретные очертания: Эльза видит девушку, которую окружает множество людей. Девушка взмахивает рукой, и по ее мановению возникает снежинка, самая прекрасная, которую Эльза когда‑либо видела. – В ней много красоты – и много опасности, – продолжает старый тролль. Снежинка растет и вдруг становится алой, вспыхивает и распадается на осколки. Эльзу охватывает испуг. – Учись управлять ею! Страх – твой главный враг. – Девушка, окруженная людьми, по‑прежнему светится голубым, но люди вдруг тоже алеют, как снежинка. Девушка бьется между ними в панике – Эльза чувствует ее страх... Неужели это и есть ее будущее? Быть отверженной людьми? Алые волны людских толп набрасываются на девушку, слышится вопль отчаяния, и картинка пропадает. Эльза в ужасе зарывается лицом в папину грудь.
– Нет! – восклицает папа, обмениваясь быстрым взглядом с мамой. – Мы защитим ее. И она научится этим управлять. О ее способностях не узнает никто. – Он твердо смотрит Эльзе в глаза. – Включая Анну.
– Нет! Пожалуйста, только не это! – кричит Эльза. Так уже слишком. – Я больше ничего ей не сделаю. Обещаю! – Она с мольбой обращается к матери, но та только качает головой:
– Это не наказание, милая. Ты же слышала, что сказал Дед Пабби. И что говорит папа. Мы обязаны защитить вас обеих.
Но Эльза отказывается верить своим ушам. Больше всего на свете она хочет, чтобы Анна знала ее такой, какая она на самом деле. Анна всегда по‑доброму верила в ее способности. В отличие от родителей, с ней одной можно было поделиться этим даром. С кем теперь Эльзе баловаться в снегу? Без Анны вся эта магия скучна и бесполезна.
– Зато так Анна будет в безопасности, – повторяет Дед Пабби. – И ты тоже.
Эльза судорожно пытается сообразить, что бы такое сказать, чтобы переубедить взрослых, но они даже не обращают на нее внимания. Все сгрудились вокруг Анны. Дед Пабби дотрагивается рукой до ее головы, а затем взмахивает ладонью в воздухе.
Папа ободряюще гладит Эльзу по спине:
– Знаю, дочь, это тяжело, но ты у нас девочка храбрая. Ты же не станешь настаивать на том, что плохо для Анны, верно?
– Да, папа, – послушно откликается Эльза, однако в голове ее стучит: «Анна мне нужна. Она единственная меня понимает». – Да, папа, но Анна – единственная, с кем я могу поделиться своими способностями. Не отнимайте ее у меня!
– Эльза, ты привыкнешь, – заверяет ее папа.
Внезапно раздается пронзительный звук, похожий на свист ветра, и над их головами возникает голубое облачко – точь‑в‑точь как те маленькие снежные тучки, которые иногда создает Эльза своим волшебством. Только в этом облаке, как в окне, мелькают фигуры самой Эльзы и ее сестры. Видно, как они с Анной играют в снегу в Большом зале замка, как катаются по гладкому льду, покрывающему его паркетный пол, как лепят Олафа. Все эти игры были бы невозможны без волшебства. Как же Дед Пабби собирается убрать эти воспоминания из головы Анны?
Буквально в следующее мгновение картинки меняются. Их возня в снегу теперь происходит не в Большом зале, а на улице. Анна больше не скачет по сугробам, которые появляются за секунду до того, как она прыгнет, а катится вместе с Эльзой с горы на санках – совсем как обычные дети. Их катание на льду теперь тоже снаружи, они обе рассекают коньками ровную гладь прудика неподалеку от замка. Воспоминания об Олафе переносятся в заснеженный лес, где девочки вдвоем лепят обычного снеговика. Отныне память о колдовстве стерта. Этого Эльза вынести не может.
– Нет, прошу вас! Пожалуйста! – исступленно выкрикивает она, чувствуя, как к кончикам пальцев подбирается знакомое покалывание. Вокруг ладоней появляется голубое свечение.
– Не волнуйся, все игры останутся, – пытается успокоить ее Дед Пабби.
Но дело не в играх. Дело в том, с кем Эльза будет делиться своим волшебным даром, и сейчас старый тролль забирает единственного такого человека. В отчаянии Эльза следит за движениями Пабби, который сворачивает исправленные воспоминания в шарик, совсем как она обычно сворачивает снег в комок. Он медленно подводит шарик ко лбу Анны – Эльза уже знает, что сейчас произойдет. Как только Дед Пабби коснется девочки, новые образы заменят в ее памяти старые. Все, что связывало сестер, будет утеряно навеки. Этого Эльза просто не может допустить.
– Нет! – Не помня себя, она вырывается из объятий отца и кидается к сестре.
Ее рука сталкивается с рукой тролля ровно в тот момент, как он опускает ладонь на лоб Анны.
– Эльза, нет! – раздается за ее спиной крик отца; руки матери обхватывают ее сзади и тащат в сторону, но уже слишком поздно.
Яркая вспышка слепящего света озаряет всю долину и отбрасывает в стороны замшелые валуны. Горные склоны, плотно обступившие долину, начинают дрожать, с них сыпятся камни. Тролли, как по команде, разбегаются в поисках укрытия. Свечение растет, становится все ярче и вдруг разлетается на миллион маленьких звездочек... А затем мир разом меркнет, темнота обступает Эльзу, и больше она не видит и не чувствует ничего.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Эльза
Эльза очнулась от своего воспоминания, с усилием глотая воздух, как будто пробыла все это время под водой. Первые минуты она боролась с дыханием: тело словно еще не до конца пришло в себя, и ей пришлось сознательно следить за тем, чтобы не забывать вдыхать и выдыхать.
– Эльза! Эльза! – Олаф стоял над ней с крайне обеспокоенным видом. – Ты потеряла сознание! Как ты, сейчас получше?
В дверь спальни колотили что есть мочи:
– Ваше высочество! Принцесса Эльза! Вы там? С вами все в порядке?
Среди прочих голосов она узнала голос Ханса.
– Почему она не отвечает?! – прокричал он в нетерпении.
– Принцесса? – раздался другой голос, лорда Петерсена. – Вы слышите?
– Да! – отозвалась Эльза, все еще еле владея собой. – Я сейчас выйду.
Сколько же времени она лежит на полу?
– Эльза, что произошло? – тревожно спросил Олаф.
Эльза с трудом села – мышцы едва слушались ее. Воспоминания, живые как никогда, жгли ее изнутри. Итак, ее способности принадлежат ей с рождения, и родители знали о них с самого начала. Они лишь пытались помочь ей скрыть свой дар. Горькая правда отозвалась такой болью в ее душе, что Эльза не могла больше держать ее в себе.
– Анна была моей сестрой, – выдавила она, захлебываясь от горя. – И моя магия убила ее.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Анна
От усердия у Анны раскраснелись щеки.
Ведь сегодня день коронации!
Пекарня битком набита народом. И хотя мало кто из жителей Гармона поедет в Эренделл лично посмотреть на коронацию принцессы Эльзы, все же у них тоже праздник – просто они отметят его по‑своему. Те, кто занимается торговлей, закроют свои лавки пораньше, выйдут на улицы и присоединятся к ликующим соседям. Повсюду будут веселиться, танцевать, раздавать угощения. По случаю сегодняшнего торжества мама специально напекла несколько пирогов, лавочник Горан зажарил целого кабана и гору картофеля, а папа договорился с группой музыкантов, готовых порадовать горожан игрой на лютнях. На дворе стоит погожий летний денек, а в воздухе чувствуется всеобщее возбуждение.
После трех лет правления регента Эренделл наконец обретет настоящую королеву.
День коронации – это начало новой жизни целого государства, это воплощение свежих начинаний и вообще всего нового. Больше всего Анне хотелось, чтобы ее собственный день начала новой жизни наступил как можно скорее, но как она могла перечить родителям? Ей еще так мало лет. Ну, маловато. К тому же им действительно нужна помощь. Очень нужна. Три года пролетят незаметно... Скорее всего.
– Спасибо, Анна, – поблагодарила ее госпожа Эриксен и взяла аккуратно завернутый Анной пакет с булочками с корицей. – Увидимся вечером на празднике.
– Да‑да, до вечера, госпожа Эриксен! – машинально отозвалась Анна, глядя, как за женщиной закрывается дверь.
Вдруг сквозь дверное стекло показались знакомые силуэты – парень с оленем. Оба они стояли спиной ко входу в пекарню. Это же Кристоф!
Не веря своим глазам, Анна наскоро вытерла ладони о передник и поспешила на улицу, еще с порога заслышав, как Кристоф, по своему обыкновению, разговаривает со Свеном.
– Ну да, я с ней поговорю. Наверное, – раздраженно бурчал Кристоф. – Все вы, что ты, что Буль‑ да, что Дед Пабби, так об этом твердите, как будто это раз – и все. Может, они и эксперты в любви, да ведь они за пределы своей долины ни разу носу не казали.
Свен фыркнул.
– Привет, – прервала его речь Анна, чувствуя себя несколько неловко. Ей вдруг представилось, как они вдвоем сейчас выглядят со стороны. Кристоф в своей нарядной ярко‑синей рубахе и совершенно чистых штанах и она – в зеленом рабочем платье и заляпанном тестом и глазурью переднике. Косы она не переплетала вот уже дня два – наверняка на голове куча петухов. – Ты меня ищешь? Ну то есть, понятное дело, не ищешь, а просто... э‑э‑э... зашел, так, может, это... ты голодный?
Кристоф моментально покраснел:
– Что? А, да. То есть нет. Я... – Он вынул откуда‑то связку морковки и сунул ей в руки. – Просто хотел вернуть долг.
– А‑а, – протянула Анна, опуская глаза. – Ну, это было не обязательно... О‑ой!
Совершенно внезапно Свен толкнул ее сзади, и она, не удержавшись на ногах, рухнула прямо в объятия Кристофа. Тот от неожиданности тоже не устоял, и они вместе полетели на мешки с мукой, которые папа оставил у входа в пекарню и все обещал затащить внутрь, но пока так и не затащил.
– Как неуклюже, – пробормотала Анна, пытаясь подняться. – То есть не ты неуклюжий, а... я неуклюжая. Ты роскошный. О‑ой... что?
Она никому прежде такое не говорила. Да и сейчас это ли она хотела сказать? Надо срочно сменить тему.
– Так ты только за этим и пришел? Отдать морковку?
– Хм. Э‑эм... – Кристоф походил на оленя, который внезапно выскочил ночью на дорогу перед экипажем и, попав в луч света от фонаря, застыл в испуге, не зная куда деться. – Э‑э‑хм... – Свен за его спиной снова фыркнул. – Мне пора. Доставка в Эренделл, надо торопиться – хотя дорога и под гору.
– Ты едешь под гору? – ухватилась Анна. – Мне тоже туда надо! Ну, то есть не прямо сейчас, а через три года. Хочу открыть в Эренделле собственную пекарню.
– Через три года? – почесал в затылке Кристоф.
– Ну да. Родители хотят, чтобы я переняла у них эту пекарню, но я не хочу оставаться жить в Гармоне. – Кристоф слушал ее, не прерывая. – Ты, я думаю, меня понимаешь. Пока возишь свой лед, наверняка все королевство повидал. Ты ведь везде ездишь, а я тут на одном месте торчу.
– Я бы так не сказал, «торчишь», – пробормотал Кристоф. – Вроде неплохое место, уютное. Тебе небось не часто доводилось проситься к чужим людям в амбар заночевать, и росла ты не в долине, где сплошные камни.
– Что? – Анна уже решила было, что ослышалась.
– Ничего, – отвернулся Кристоф, но затем снова посмотрел на нее.
Анне снова вспомнилась Фрея, и в голове опять мелькнула мысль о том, как жизнь может быть коротка. Сидеть на месте, где тебе не очень‑то нравится, – глупая трата времени.
– Тебе не понять, – задумчиво проговорила она и затеребила по привычке косу. «А три года – это все‑таки слишком много».
– Ой, – Кристоф придвинулся ближе. – Что это у тебя с волосами?
– А, это. – Ей часто задавали подобный вопрос. – Ты про белую прядь? Это с рождения. Ну, так моим родителям сообщили, – пояснила она. – Они ведь у меня приемные, взяли к себе, когда я была совсем маленькой. Мне в детстве иногда снилось, что это тролли подбросили меня им на крыльцо.
Кристоф вытаращил глаза.
– Как ты сказала? Тролли? – И внезапно доставка в Эренделл стала не такой срочной.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Эльза
– Анна что... умерла? – медленно пролепетал Олаф, будто силясь понять, что это значит.
Всхлипнув, Эльза посмотрела на его горестное лицо, и ее собственный дрожащий голос прозвучал для нее словно со стороны:
– Мне кажется, я ее убила.
Вокруг пальцев появилось голубое свечение, наружу вырвался лед и моментально покрыл стены и пол комнаты. Там, за пределами спальни, ее ждал целый мир, и этот мир барабанил в дверь как мог. Худшего момента, чтобы распуститься и позволить колдовству прорваться наружу, нельзя было и придумать. Однако Эльзу охватило такое горе, что ей было все равно – пусть видят.
Анна мертва. Вот почему родители скрывали от Эльзы то, что она когда‑то существовала. Теперь понятно, отчего у мамы всегда был такой несчастный вид. Эльза навсегда сломала жизнь их семьи. Как только у родителей хватило духу простить ее? И как ее могло простить остальное королевство?
«Так, секундочку».
Эльза перестала плакать. Ей вспомнилась скульптура перед воротами замка и семейный портрет в парадном вестибюле. И то и другое изображало только троих членов семьи. Разве родителям не захотелось бы сохранить память об Анне с помощью такой искусной работы, как, скажем, произведение господина Люденберга? И почему никто в королевстве никогда не вспоминал о погибшей принцессе? А ведь никто даже не упоминал никогда ее имени. Да и мама всегда говорила окружающим, что после Эльзы больше не может иметь детей.
– Что‑то не сходится, – сказала сама себе Эльза. В голове возникали все новые вопросы. Сердце снова быстро забилось, и кровь начала пульсировать в ушах. Кажется, она что‑то упускает – но что? – Допустим, ближайшее окружение хотело уберечь меня от горькой правды. Но как папа с мамой могли заставить целое королевство забыть, что принцесс было две?
– Не знаю, – откликнулся Олаф, подходя к ней ближе. – Может, в этом письме найдется объяснение. Ты, когда достала картину, там, в тайнике, оказалось еще и письмо.