– О нет! Я этого льда жду все утро!
Анна так и подскочила на месте. Горан – так звали мужчину – торговал в продуктовой лавке с тех самых пор, как она себя помнила. Ее родители всегда были ему очень признательны за то, что тот не противился, когда ему предлагали обмен. Например, пара свеженьких улиток с корицей вполне могли выручить Анну, если ей не хватало денег на продукты.
– Простите. Случился форс‑мажор. – Кристоф бросил косой взгляд на Анну. – Могу достать новый, но это займет время. Несколько часов.
– Часов?! Мне нужен лед немедленно, у меня все продукты портятся на такой‑то жаре! – застонал Горан.
– Хорошо, доставим сразу после обеда, – пообещал Кристоф. – А если вы сможете предоставить нам некоторые расходные материалы авансом – привезем еще быстрее. Во‑первых, у меня ледоруб затупился. Во‑вторых, Свену нужна морковь. – В подтверждение последних слов олень фыркнул.
Горан скрестил руки на груди:
– Нет льда – нет товара.
– Но мы же раньше так делали! – воскликнул Кристоф, теряя самообладание. – Войдите в положение!..
– Не сегодня. – Похоже, Горан твердо собрался стоять на своем. – Этот лед мне нужен был позарез.
– Горан, может, я помогу? Как насчет улиток с кори... – встряла было Анна, но Кристоф так и зыркнул на нее сверху вниз:
– Ну‑ка посторонись, пока я разберусь с этим жуликом.
У Горана сузились глаза, осанка гордо выпрямилась. Анна никогда раньше не замечала, какой он вообще‑то высокий. Ростом он оказался еще больше, чем Кристоф.
– Как ты меня назвал?
Кристоф стоял с ним нос к носу.
– Я сказал...
Анна прыгнула вперед и протиснулась между ними.
– Так, кажется, это я во всем виновата! Горан, тебе нужен лед, а ему – ледоруб, чтобы добыть лед. Может, договоримся?
– Без тебя обойдемся! – гаркнул Кристоф.
– Ты‑то вряд ли, – огрызнулся Горан.
– Горан, запиши морковки и ледоруб на мой счет, – твердо продолжала Анна. – Я принесу улиток с корицей, чтобы загладить ситуацию, а тут и Кристоф поспеет с новым куском льда. – Она перевела взгляд с одного спорщика на другого. – Все согласны?
Горан молча протянул Анне связку моркови, затем ненадолго исчез в своей лавке и вернулся с новеньким ледорубом в руке. Анна улыбнулась Кристофу, довольная собой, но тот еще больше насупился.
– Не нужны мне чужие подачки, – буркнул он.
– Никакие это не подачки. Ты же отплатишь Горану льдом. И если хочешь – можешь отблагодарить льдом и меня, тем более что ты знаешь, где меня найти. – Она разделила связку моркови на две, протянула Кристофу половину и напоследок потрепала оленя по холке. – Пока, Свен! – С этими словами она помчалась домой.
Почему‑то у нее было такое чувство, будто с Кристофом они еще встретятся.
Однако пора приниматься за торт. Чем быстрее она с этим покончит, тем скорее приступит к важному разговору. Она уже принялась перебирать в памяти нужные пропорции, как вдруг в комнату вошли родители, на ходу продолжая начатый разговор.
– Ничего не изменилось, Йохан. Три года прошло! Может, и вообще никогда не изменится. А ей полагается знать правду, – говорила мама.
– Кому полагается? – встряла Анна, поспешно собирая миски и ложки. – Вам полагается отдыхать в гостиной! А теперь вы мне весь сюрприз испортили. – Она все пыталась шутить, но вид у родителей был смущенный. – Что такое? Вы что, говорили обо мне?
Папа с мамой переглянулись.
Явно испытывая неловкость, папа заговорил:
– И не знаем, как тебе сказать, медвежонок, да еще так, чтоб перед лучшим другом семьи не оказаться, понимаешь, предателями...
«Другом семьи? Предателями?»
– Это ты о Фрее? – сразу спросила Анна.
Мама кивнула:
– Так и есть. Она мне всегда была и остается лучшим другом.
– Понятное дело, – согласилась Анна. Мама так и не оправилась в полной мере после гибели Фреи, да и Анна не смогла до конца это пережить. – Я тоже о ней все время думаю.
– Правда? – удивился папа.
– Конечно. Наверно, поэтому и собралась сегодня печь вам этот морковный торт. Мне тоже нужно вам кое‑что сказать, но вы тут начали про какое‑то предательство, и мне теперь не по себе...
Мама дотронулась до ее плеча:
– Мы не хотели тебя напугать, дочуня. Просто обсуждали тут с твоим папой кое‑что...
– Вот уже три года обсуждаем, – буркнул папа себе под нос.
– И больше не хотим держать тебя в неведении, – докончила мама. – Все немного сложно.
– Мы обещали кое‑что Фрее, – пояснил папа. – Но и заставлять тебя жить всю жизнь, не зная правды, тоже не хотим.
У Анны от удивления округлились глаза:
– Так вы и в самом деле обо мне?.. И о Фрее...
Голос папы прозвучал так сдавленно, как будто ему не то что говорить – дышать было трудно.
– И да, и нет.
Анна начинала серьезно волноваться:
– Да о чем, в конце концов, речь?
– Я ее знала гораздо дольше, чем ты, Йохан, – сказала мать отцу. ‑– Если это проклятие никогда не спадет, она...
– Проклятие?! – Анна уронила руку, одна из мисок полетела на пол и разбилась вдребезги. Папа схватил метлу, висевшую на крючке в углу, и принялся усердно сгребать в кучу осколки. – Ой, простите! – смутилась Анна. – Я думала, проклятия – это что‑то выдуманное, несуществующее... разве нет?
Мама в нерешительности оглянулась на папу.
– Ну, то есть я не имела в виду прямо проклятие... Это просто слово такое.
– Слово для чего‑то, чего не существует, – уточнила Анна.
Но мама снова обратилась к отцу и продолжила:
– Йохан, если все так пойдет и дальше, она так и будет жить, совершенно не зная, что там где‑то у нее есть еще одна семья.
Папа застыл с метлой в руках.
– А мы ей не семья, Томалли? – мягко возразил он. – Что путного выйдет из того, что мы скажем? Она не же сможет ничего поменять. Да и кто ей поверит?
На глазах у мамы навернулись слезы.
– Да, тут ты прав. Я, конечно, своей доченьке зла не желаю, но все‑таки уносить с собой в могилу эту тайну тоже не хочу.
Анна перестала вообще что‑либо понимать.
– Вы говорите о моих настоящих родителях?
Глубокая складка рассекла мамин лоб.
– Э‑э, в целом, да...
– И Фрея их знала? – продолжала гадать Анна. Ей давно приходило это на ум. Фрея прочно входила в ее жизнь с самого раннего детства; возможно, ей было известно об их семье больше, чем самой Анне. В комнате повисла тишина, все трое молча уставились друг на друга. – Это ничего, – наконец проговорила Анна. – Если вы знаете тех, кто произвел меня на свет, и не хотите говорить мне, кто они, я пойму. Да и потом, какая разница. – Она протянула к ним руки. – Вы были и остаетесь лучшими родителями, каких только можно желать.
Папа с мамой одновременно бросились к ней с распростертыми объятиями. Это у них было семейное: очень уж они любили обниматься. И еще вдоволь похохотать. Анна прижалась к ним обоим и замерла, не желая их от себя отпускать.
Наконец папа отстранился и заглянул ей в лицо; в его глазах стояли слезы.
– Медвежонок, маме хочется рассказать тебе кое‑ что важное, только все это не наши с ней тайны, а чужие, вот в чем штука. Ты уж это учти.
– Учту обязательно, но мне тоже нужно рассказать вам кое‑что важное. – Никакого торта она не приготовила, но раз они первые завели откровенный разговор, то сейчас самое время. – К тому же мое дело тоже в некотором роде касается Фреи, – подумав, добавила она.
Мама опешила:
– Как? Но ты же не... ты же не знаешь...
В ушах у Анны застучало сердце, губы внезапно пересохли. Однако пути назад не было. «Никогда не изменяй своим мыслям», – вспомнились ей частые слова Фреи – ее главная премудрость. Анна вздохнула и выпалила:
– Я хочу уехать в Эренделл.
Родители не шевельнулись. Анна продолжила:
– Вы сами прекрасно знаете, я всю жизнь мечтала жить в Эренделле. Мне нравится Гармон, даже очень, но у меня вечно такое чувство, как будто где‑то там, за его пределами, есть целый большой мир, и жизнь в нем проходит мимо меня. А мир этот – всего лишь у подножья нашей горы. – Анна махнула рукой на окно, из которого виднелись пики эренделльских башен. – Обещаю не уезжать от вас с бухты‑барахты. У меня есть план открыть там свою собственную пекарню, как только заработаю денег, а до тех пор думаю поработать в пекарне при замке. Фрея всегда говорила, что там их несколько. Несколько пекарен! А не одна на весь город, как здесь.
Родители все еще стояли как громом пораженные.
– Знаю‑знаю, мы окажемся далеко друг от друга, но я буду приезжать, и вы тоже приезжайте ко мне, – растерянно продолжала Анна, видя, что никто не собирается ее прерывать. – Мне уже восемнадцать, пора начинать самостоятельную жизнь. Фрея всегда говорила, что Эренделл мне обязательно понравится, и я уверена, так оно и будет.
Наконец мама понимающе кивнула, и Анна воспряла духом.
– А по‑моему, мала ты еще, – буркнул папа.
– Мне восемнадцать... – едва слышно пролепетала Анна.
– Йохан!.. – вступилась было мама. Но папа настойчиво покачал головой:
– Томалли, ты сама знаешь, что я дело говорю. Совершеннолетие у нас в двадцать один. Ты, медвежонок, прости, только рано тебе туда. Не готова ты еще ко всяким... испытаниям. – Он взглянул на маму. – В Эренделле тебе пока что не место. Ты нам тут нужна.
– Ма‑ам? – обратилась Анна за помощью, но мама тоже покачала головой, как папа.
– Папа прав. Мы с отцом стареем, и держать целую пекарню нам не так‑то просто. Мы всегда мечтали, что когда‑нибудь ты будешь сама в ней хозяйничать.
Эта мысль очень тронула Анну. Она прекрасно знала, что родителям в тягость подниматься ни свет, ни заря, и весь день стоять у печи. Но и оставаться в Гармоне на всю жизнь она точно не хотела. Желание уехать сидело у нее в крови, а Эренделл являлся каждую ночь во снах – снах, где царил снег и звали голоса. Иногда ей и наяву казалось, будто там кто‑то ее ищет. Глупо, конечно. Это же просто сны.
– Вы сами знаете, как я обожаю нашу пекарню, как обожаю быть с вами, но я всегда так мечтала жить в Эренделле, – мягко произнесла Анна. – Мне всю жизнь казалось, что меня ждет большое будущее. Жизнь так коротка. Теперь, после гибели Фреи, я это прочно усвоила. И я не хочу больше ждать другого случая. Я хочу начать жить.
Мама и папа помолчали, переглядываясь.
– Она не готова к такому, – наконец сказал маме отец. – Там небезопасно...
– Знаю, – ответила мама и обернулась к Анне: – Мы не хотим забирать у тебя мечту, доченька. В Эренделл так в Эренделл. Я и сама так считаю, егоза моя. – Она сжала руку дочери. – Просто сейчас не самое подходящее время. Поверь, мы точно знаем.
– Понимаю, – пролепетала Анна, пытаясь что есть сил сдержать слезы, чтобы только не показать родителям, как она на самом деле расстроена. Она ни разу не ослушалась их и не собиралась поступать им наперекор и теперь. Но ждать еще три года... непросто.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Эльза
«Вот бы я могла останавливать время», – подумала Эльза, стоя у окна своей спальни и смотря на толпы людей, которые постепенно заполняли обширный двор замка и окружали бронзовую статую королевской семьи. Ворота, вопреки обыкновению, стояли настежь; в церкви завершились последние приготовления. Певчие, чьи репетиции Эльза слышала в течение всех предыдущих дней, стояли на хорах, готовые вступить по сигналу. Репетициям Эльзы тоже настал конец, но она не могла перестать волноваться, хотя и понимала, что от этого вся беда. Казалось, будто злополучный час надвигается с неимоверной скоростью и нет никакой силы, которая способна его остановить.
На Эльзе уже надет церемониальный наряд – с этим ей, как всегда, помогала Герда. Платье для коронации красивого темно‑бирюзового цвета с цветочным орнаментом на груди и низким корсетом в форме сердца. Над корсетом поднимается черная облегающая блуза с высоким воротником, переходя в длинные черные же рукава. И фасон, и детали платья были придуманы специально для нее. Дополняет этот наряд роскошная лиловая мантия, расширяющийся край которой стелится по полу. Волосы Эльза уложила на голове примерно так, как делала когда‑то ее мама. Все готово для церемонии. Остается только ждать, когда ее позовут.
«Вот бы я могла останавливать время», – снова промелькнуло у нее в голове. Но она знала, что это невозможно.
Последняя прогулка с Хансом позволила ей немного расслабиться, но едва она снова оказалась в стенах своей комнаты, ею опять овладели тревожные мысли. «Папа, мама, почему вы сейчас не стоите рядом? Мне так тяжело проходить это одной».
За спиной послышалось кряхтенье, и Эльза обернулась. Олаф тщетно пытался сдвинуть с места ее огромный сундук.
– Олаф! – поспешила она ему на помощь. – Что ты делаешь?
– Ищу Анну, – пояснил снеговик. – Уж на такое событие она обязана прийти.
Эльза опустилась рядом с ним на корточки, не в силах стоять от пронзившей ее тоски.
– Мы даже не знаем, кто такая эта Анна.
– Может, и так, но я уверен, она хотела бы прийти к тебе на коронацию! – воодушевленно настаивал Олаф. – Может, она в этом самом сундуке? Она обожала в нем прятаться.
Эльза уже открыла рот, чтобы переспросить, как вдруг раздался стук в дверь.
Пора.
– Удачи! – пискнул Олаф и обнял ее, а затем побежал прятаться под кровать. – Буду тебя очень ждать! – донеслось из‑под кровати напоследок.
Эльза открыла дверь. Перед ней вытянулся Ханс в белоснежном парадном мундире.
– Ваше высочество, – проговорил он с улыбкой и выставил локоть, – позволите препроводить вас в часовню?
«Нет!» – хотелось ей выпалить, только бы не идти ни в какую часовню. Но при этом она была рада видеть Ханса. Он так замечательно все продумал. Пару дней назад сам предложил ей сопровождать ее на церемонии коронации, и она с радостью согласилась, зная, что рядом с ним ей будет гораздо спокойнее.
– Ах, вы только посмотрите! – экзальтированно всплеснул руками герцог Варавский, возникая буквально из ниоткуда. – Юные влюбленные, ну как на картинке!
Вот рядом с герцогом ей спокойнее не будет. Что он тут забыл?
Герцог поправил на носу большое круглое пенсне и посмотрел на молодых людей через его стекла, для удобства задрав свой огромный нос повыше. Седые волосы по случаю торжества аккуратнейшим образом зализаны на затылок, парадная военная форма сверкает, через плечо – алая лента, на груди – россыпь золотых медалей.
– Каким же знаменательным днем станет для вас обоих эта дата!
Из‑за угла показался лорд Петерсен. Кашлянув, он заметил:
– Полагаю, ваша светлость, что будущая королева сама выразила соизволение на то, чтобы принц Ханс сопровождал ее на церемонии. – Подойдя поближе, он добавил: – Позвольте и мне, дорогой герцог, сопроводить вас в часовню, где вас как раз ожидает удобное местечко в самых первых рядах.
«Слава богу, что есть лорд!» – пронеслось в голове у Эльзы.
Но герцог словно не замечал Петерсена.
– Представляю, как обрадуются подданные, впервые увидев принца Южных островов под руку с ее высочеством! Теперь они обретут не только королеву – но, возможно, и короля. Какой подходящий день для того, чтобы объявить о помолвке! Как по‑вашему, милорд?
Эльза вспыхнула. Лорд Петерсен неловко поежился. Ханс уставился в сторону.
Ей начинала порядком надоедать подобная назойливость. О браке она пока не думала. У них с Хансом установились милые дружеские отношения, которые в свое время могли бы перерасти во что‑то большее, но сейчас ее мысли делили корона и таинственная Анна. Сегодня день коронации. И только.
Из ее комнаты послышался грохот. «Олаф!»
– Ваша светлость, мы с принцессой Эльзой уже обсудили этот вопрос. – Голос Ханса звучал отрывисто. – Государственные дела – на первом месте. – Лорд согласно закивал:
– О, ну разумеется, однако все же было бы так мудро объявить о помолвке сегодня – когда принцесса Эльза предстанет пред лицом своего народа и объявит себя королевой. Ах, это бы так подкрепило ее власть! – не унимался герцог.
Эльза не могла поверить своим ушам. Внутри все кипело.
– Разве не так, выше высочество? – поднажал герцог.
– Я полагаю, нам следует перенести этот разговор, – вступился лорд Петерсен, доставая из кармана часы. – Церковь уже полна народу. Пора начинать.
Ханс вопросительно посмотрел на Эльзу:
– Герцог поднял важный вопрос, но решать все равно вам. Что вы скажете?
– Я... – Эльза запнулась, чувствуя, как по кончикам пальцев разливается тепло. Как бы хорошо ей ни было в обществе Ханса, все же она знала его совсем мало. Что‑то по‑прежнему удерживало ее на расстоянии – она сама не могла определить, что именно.
– А вы, собственно, уже сделали принцессе предложение? Со всеми надлежащими почестями, разумеется? – опять встрял герцог, хватая Ханса за плечо. –• Девушка королевской крови заслуживает высочайшего уважения.
– Нет еще, но... – Щеки принца залились краской.
– Так сделайте! – обрадованно завопил герцог. – Просите сейчас! – Петерсен нервно провел рукой по редеющим волосам. – Сегодня или никогда!
– Эльза! – послышался из спальни голос Олафа. Прежде он никогда не звал ее, если вокруг были люди. – Эльза! – Вероятно, с ним что‑то случилось!
Лорд Петерсен застыл с ошарашенным видом.
– Прошу прощения, мне кажется, я кое‑что забыла в своих покоях, – произнесла принцесса. Во всем теле покалывало.
Ханс будто не слышал ее. Он уже успел опуститься на одно колено... Что он задумал?
Ощущение теплоты и покалывания прежде никогда не распространялось дальше рук. Внезапно Эльзе почудилось, будто на нее надвинулись стены. Срочно бежать к Олафу!
Принц робко заглянул ей в глаза снизу вверх:
– Ваше высочество принцесса Эльза Эренделльская, согласны ли вы выйти за меня замуж?
– Эльза! – снова раздался голос Олафа, уже громче.
– Кажется, меня зовет Герда, – сдавленно пролепетала Эльза и бросила виноватый взгляд на Ханса. Почувствовав, что жутко краснеет, она еле выдавила: – Вы не позволите мне отлучиться на минутку?
Ханс не мог сдержать своего удивления.
– Конечно‑конечно... – и он смущенно умолк.
Герцог разочарованно вздохнул.
– Мы будем ждать вас – и вашего ответа! – протянул он ей вслед с тоненькой улыбочкой.
Ханс быстро поднялся с колена и поправил медали на мундире. На Эльзу он больше не смотрел. Ситуация и так получилась неловкая, а еще этот герцог. Эльзе ужасно хотелось остаться и что‑то исправить, но в комнате ее ждал Олаф, и нужно было срочно узнать, что с ним стряслось.
Стыдливо приоткрыв дверь на самую малость, она проскользнула в щель и тут же захлопнула дверь за собой. Прямо перед ней маячил Олаф, нетерпеливо скача с ноги на ногу.
– Олаф, что случилось? – прошептала Эльза. – Ты что, нельзя вот так звать меня при всех! Кто‑то же может...
– Я, кажется, нашел! – радостно завопил он. – Я снова заглянул в твой сундук, и вот что там оказалось!
Ее сундук стоял перевернутый вверх дном, детское одеяльце валялось на полу. Рядом стояла распахнутая зеленая шкатулка, совершенно пустая. Раньше внутренняя сторона крышки была плотно затянута обивкой, но теперь ткань немного отошла с одного края и внутри выпуклой крышки открылась пустая полость. В полости, кажется, кое‑что лежало.
– Смотри! Видишь? – Олаф энергично ткнул в обвисшую ткань. – У меня руки не влезают, не могу вытащить, но там точно что‑то есть, за этой зеленой штукой. Смотри! Смотри!
Он был прав. Эльза осторожно потянула за край бархата и открыла полость до конца. Внутри лежало аккуратно сложенное полотно.
Эльза мигом развернула его. К ее удивлению, это была картина.
На первый взгляд могло показаться, что это копия их семейного портрета из парадного вестибюля. Но на этой картине их было четверо: король, королева, Эльза и еще одна девочка помладше.
Девочке на вид было на пару лет меньше, чем Эльзе, и она как две капли воды походила на короля. Те же широко посаженные голубые глаза, ярко‑рыжие волосы с медным отливом – девочка заплела их в две косички, – россыпь веснушек на переносице. На ней светло‑зеленое платьице, и она так вцепилась в Эльзину руку, словно не собирается отпускать никогда.
Эльза провела рукой по полотну, и по ее щекам покатились слезы.
– Это и есть Анна, – проговорила она. Сомнений больше не было.
Воспоминания нахлынули с такой силой, что она не могла с ними справиться. Эмоции захлестнули ее.
– Я вспомнила! – выкрикнула Эльза, а затем силы оставили ее, и она упала на пол без чувств.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Эльза
Тринадцать лет назад...
Повсюду сплошная мука.
Мука толстым слоем устилает деревянный стол, порядочно запорошила пол и даже пробралась Анне в волосы. Но той всего пять, и ее такие пустяки не волнуют. Она снова зачерпнула из банки муку и подбрасывает вверх.
– Это снег! – пищит она, глядя, как мука опускается на пол. Одна косичка уже распустилась, хотя ее причесали всего час назад. – Поплобуй ты, Эльза, поплобуй ты!
– Посмотри лучше, какой ты тут беспорядок устроила, – укоряет ее Эльза, но сама не может сдержать улыбки и только пытается навести хоть какой‑то порядок.
– Принцесса Анна, прошу вас, не трогайте муку! – в сотый раз повторяет Олина.
– Но, тетя Олина, ее же так весело кида‑ать! – Анна хихикает и запускает в воздух новую пригоршню.
– Давайте так: вы вдвоем замесите тесто, а я подготовлю печь, идет? – предлагает Олина.
– Ладно! Анна, иди сюда, будешь мне помогать, – говорит Эльза, откидывает со лба выбившуюся светленькую прядку и принимается растирать деревянной ложкой мягкое сливочное масло. Анна забирается на высокий табурет рядом с ней и наблюдает.
Вместе они добавляют сахар, муку, ваниль и молоко. Замешивают по очереди, пока смесь не становится равномерной. Яйца Эльза разбивает сама, потому что в прошлый раз, когда это поручили Анне, скорлупа оказалась в печенье, которое подали королю Сондрингама.
Эльза еще вымешивает тесто, но Анне уже наскучило сидеть на месте, и она принимается носиться по кухне. Эльза мигом забывает про тесто и с хохотом бросается за ней. Внезапно на пороге появляется мама, она быстрым движением ловит их и прижимает обеих к себе.
– Пахнет просто восхитительно, – говорит она затем, заглядывая в миску с тестом. – Папа будет в восторге. Сами знаете, как он обожает ваши вафельные трубочки.
– Фавельные тлубочки, – повторяет, стараясь в во‑всю, Анна, но слышит, что не получается. – Вафельные... дудочки?
Мама с Эльзой смеются.
– Трубочки, – повторяет мама, и это слово легко слетает у нее с языка. – Я по этому рецепту их пеку с тех самых пор, как была такой же вот девочкой, как вы, представляете? Мы их вдвоем с лучшей подругой всегда пекли.
– Вот где ты начуи... научилась печь с любо‑о‑вью, – говорит Анна.
– Именно так, – кивает мама, заплетая Анне косичку.
Все трое окружают разогретую печь, куда Олина уже поставила греться чугунную двустворчатую вафельницу с красивым тиснением внутри. Благодаря тиснению на их вафлях отпечатается герб Эренделла – деталь, которую особенно ценит папа. Мама наливает первую ложку жидкого теста на нижнюю створку вафельницы, прямо посередине, и опускает верхнюю створку, а затем задвигает поглубже в печь. Все хором считают до десяти; затем мама переворачивает вафельницу, и они отсчитывают еще десять секунд. Самое сложное во всем этом деле – это отскрести потом готовую вафлю от чугуна, чтобы, пока она мягкая, обернуть ею специальную формочку в виде конуса. Мама с Олиной никогда не подпускают девочек к вафельнице на этом этапе. Олина иногда говорит, что у нее на кончиках пальцев мозоли, потому что она так много раз обжигала их о горячую вафельницу. Зато когда тесто остывает, его снимают с формочки, и тогда девочки снова могут поучаствовать: теперь их задание – посыпать застывшие вафельки сахарной пудрой. Иногда лучше оставить их пустыми, иногда можно заполнить сладким, воздушным кремом. Папе больше нравятся без начинки.
Не успели Эльза с Анной оглянуться, как уже готово с полдюжины трубочек, а разведенного теста остается еще на добрый десяток.
– Может, вы втроем пока продолжите без меня, а я отлучусь ненадолго? – спрашивает Олина, вытирая руки о передник. – Мне только принять поставку овощей – и я тут как тут.
– А можно мне поделжать вафельницу? Можно мне? Пожа‑а‑алста! – клянчит Анна.
– Нет, моя сладкая, – говорит мама. – Обожжешь пальчики.
Анна затаив дыхание наблюдает, как мама вынимает вафельницу из печи, открывает и снимает готовую вафлю. Затем заворачивает в нее деревянный конус и отставляет в сторону – застывать.
– Ваше величество! – В дверях кухни появляется Кай. – Его величество просит вас почтить присутствием собравшихся в зале совещаний.
Мама строго смотрит на девочек.
– Я скоро вернусь, – говорит она. – Не трогайте вафельницу, пока не придет фрекен Олина.
Эльза кивает, но в то же мгновение, как мама поворачивается к ним спиной, Анна подбирается к вафельнице и, встав на носочки, кладет ложку теста в серединку нижней створки.
– Анна! – кидается к ней Эльза. – Мама сказала не трогать!
– Да ничего не будет, – упрямо возражает Анна, пихает вафельницу в открытую печь и считает. Затем переворачивает и считает снова. – Я хочу сама испечь... дудочку для папы.
– Подожди, пока придет фрекен Олина, – твердит Эльза, но Анну не удержать. Она ненавидит правила.
Эльза – полная противоположность. Она состоит из правил.
Анна открывает вафельницу и пытается стащить горячий пласт ломкого теста с раскаленных выступов тиснения...
– Ай‑й! – Она вскрикивает, роняет тесто на пол и что есть мочи дует на пальчики. – Обожгла‑а‑ась! – Слезы бегут по детским щекам.
– Дай посмотрю, – подбегает Эльза и ловит ее ручку в свою. Два пальчика покраснели. Нужно срочно приложить что‑то холодное, чтобы Анне не жгло. Эльза в замешательстве оглядывается и замечает на столе медный черпак с водой. Олины не будет еще несколько минут. Эльза бросается к столу и протягивает ладонь над черпаком, широко разведя пальцы. Сосредотачивается. Спустя мгновения вокруг ее руки возникает голубое сияние, и в черпак начинают медленно падать снежинки и кристаллики льда.
Плач прекращается.
– О‑о‑ой, – протягивает Анна.
Еще пара секунд, и вода в черпаке застыла.
– Клади скорей руку вот сюда, на лед, – диктует Эльза. Анна бежит со всех ног к ней и хочет уже дотронуться до холодной поверхности... Обе девочки так захвачены происходящим, что не замечают, как в кухню неслышно вошла мама.
– Та‑а‑ак, – звучит над их головами угрожающе низкий тон.
Эльза моментально прячет руки за спиной, но поздно. Мама видела, как она использовала свои магические способности.
– Ты не могла придумать ничего полу...
– Ну как наши вафельные трубочки поживают? – слышится задорный голос Олины, и в следующее мгновение появляется она сама, с корзиной свежих овощей в руках, которую она ставит на высокую лавку у входа. Ее взгляд падает на черпак с водой – она набрала ее перед самым уходом.
– О господи! Что такое? Как это вода могла замерзнуть, в такой‑то теплый вечер?
Мама прижимает обеих девочек к себе и торопится к выходу.
– Да, действительно странно... Олина, Анна обожгла пальцы у печки. Мы пойдем забинтуемся, а затем я уложу девочек спать.
– А как же трубочки... – противится Эльза.
Мама кидает на нее резкий взгляд.
– Олина закончит за нас, и за завтраком вы преподнесете их отцу. На сегодня с выпечкой покончено.
Олина молчит. Она не сводит глаз с черпака.
– Хорошо, мама, – понуро отвечает Эльза, повесив голову.
В детской спальне мама мажет Анне пальчики мазью, а затем одевает ее в зеленую ночную сорочку, которую Анна так любит, и отправляет за отцом, чтобы он пришел почитать девочкам на ночь. Через большое треугольное окно пробивается лунный свет. Эльза отправляется за ширмы переодеваться. Ее любимая сорочка – голубая. За ширмой ей слышно, как мама тихонько напевает колыбельную, подбирая кукол Анны, разбросанных по полу. Когда Эльза забирается под одеяло, мама подсаживается к ней на краешек кровати.
– Прости меня, мамочка, – говорит Эльза. Ей все еще стыдно за свое непослушание.
– Ничего, – отвечает мама. – Ты не виновата, что Анна обожглась. Надо было кому‑то из нас смотреть за вами – либо Олине, либо мне, но раз уж никого из нас рядом не оказалось...
– То проследить за Анной должна была я, – прилежно повторяет Эльза заученное правило.
– Нет, – качает головой мама. – Обязанности старшей сестры никто не отменял, но и о себе позаботиться тоже важно. Что, если бы Олина вошла в тот момент, когда ты превращала воду в лед?
Эльза замечает, как на мамином лице появляются тревожные складки. Вот это самое неприятное – когда мама тревожится из‑за нее.
– Но она же не видела.
– Но могла увидеть, – настаивает мама. – Тебе надо быть осторожнее, Эльза. Мы с твоим папой прекрасно понимаем, что такие способности невозможно скрывать вечно, но нам надо больше о них узнать, прежде чем открывать твой дар остальным. Папа проводит в библиотеке часы за книгами из этой области. – Мама смотрит на ее руки и берет их в свои. – Но пока что не нашлось ничего, что могло бы объяснить, откуда у тебя эта магическая сила.