– Это когда я творила снег для Анны, еще раз?
Олаф возбужденно захлопал в ладоши.
– О‑о! Это было... Э‑э‑э... – Снеговичок озадаченно нахмурился. – Я забыл.
Эльза грустно улыбнулась:
– Ничего. Как‑нибудь потом вспомнишь.
Олаф кивнул.
– Давай еще раз отрепетируем твою коронацию!
– Не думаю, что сейчас подходящее время. Меня ждет Герда, – заколебалась Эльза.
– Да ладно, в этот раз точно получится! – не унимался Олаф. – Давай, я в тебе совершенно уверен!
– Ну хорошо.
Эльза подошла к рабочему столу и посмотрела на круглую фарфоровую шкатулочку и высокий подсвечник. Последние дни они служили ей скипетром и державой, которые ей придется взять в руки во время коронации – ровно как это когда‑то сделал ее отец. Она в очередной раз закрыла глаза и постаралась представить, что над ней – своды замковой церкви и церемония коронации началась. Она вообразила, что слышит стройное пение, доносящееся с хоров, и перед ней церковная кафедра, где ее уже ждет священник. Вот Эльза поднимается на кафедру, и все взгляды обращены на нее – в зале собралась толпа ее подданных, в первых рядах сидит знать королевства и высокие сановники других государств. Но никого из родных на этой церемонии нет, она совершенно одна. Об этом последнем обстоятельстве Эльза тут же постаралась не думать и поспешно представила, как священник возлагает на ее голову богато украшенную драгоценными камнями диадему. Затем он протягивает ей бархатную подушку со скипетром и державой. Никаких перчаток на этой части церемонии не дозволяется, поэтому и сейчас для тренировки она стянула с ладоней свою любимую бирюзовую пару. Последнее время она всегда ходила в перчатках. Может, и глупо, но ей казалось, что они помогают ей сдерживать свои магические способности. Таков уж был ее девиз: закрой все чувства на замок. Скрывайся ото всех.
– Почти готово! – подбодрил ее Олаф.
Наступал самый тяжелый момент. Трясущимися пальцами Эльза дотронулась до шкатулки и подсвечника и взяла их в руки. Ее губы шептали молитву, которую в эти мгновения будет произносить священник: «Sem hon heldr inum helgum eignum ok krynd i pessum helga stad ek te fram fyrir ydr [ Поскольку она держит всё богатство и корону в этом священном месте, я представляю вашему вниманию (исл.) ]... Эльзу королеву Эренделла».
Затем она повернется лицом к толпе, держа скипетр и державу в руках, и присутствующие возликуют: «Эльза, королева Эренделла!»
– Эльза, королева Эренделла! – заголосил Олаф.
Эльза затаила дыхание, стараясь унять рвущуюся наружу магию. «Я могу подавить ее. Могу. Я могу», – повторяла она себе мысленно. Руки дрожали, как она ни старалась держать их ровно. Олаф напряженно следил за происходящим. «Я могу».
Дно фарфоровой шкатулки, легко потрескивая, начало покрываться льдом. Железный подсвечник замерз. Эльза быстро поставила их обратно на стол и вмиг натянула перчатки.
– Почти получилось, – улыбнулся Олаф, выставив свои огромные передние зубы. – Потом еще попробуем.
Она ни за что не посмела бы признаться Олафу, что это бесполезно. Как она вообще может надеяться пройти всю церемонию до конца, ни разу себя не выдав?
Но Олаф уже думал о другом.
– Смотри, какие красивые цветы тебе подарили! Пахнут просто шикарно, правда? – Он принюхался к одному цветочку и размашисто чихнул на весь букет. – Интересно, от кого они?
В букете с лиловым вереском была карточка, и Эльза взяла ее.
– «У меня есть замечательная идея», – прочитала она вслух и остановилась.
«Мне очень понравилась наша вчерашняя прогулка по саду. Могу ли я осмелиться просить Вас об еще одном променаде сегодня вечером? Думаю, Вам будет полезно расслабиться перед наступающим столь важным событием».
На губах Эльзы заиграла улыбка.
– А ты и впрямь нравишься принцу! – заметил Олаф, заглядывая ей через плечо. – Ну, я так думаю.
– Возможно, – согласилась Эльза.
– Он зовет тебя на прогулку каждый день, с самого приезда! – напомнил Олаф. •– А еще присылает шоколадки, цветы и еще всякие книги.
– Тоже верно.
Принц постоянно рассказывал Эльзе о тех книгах, которые прочитал – а читать он любил не меньше ее, – и как только заканчивал очередную, сразу посылал томик Эльзе в ее покои, заложив какой‑нибудь цветок между страниц.
Несколько месяцев назад принц прибыл в их королевство впервые; тогда он сопровождал герцога Варавского в его деловой поездке. Эльза сама удивлялась, как быстро и легко они сошлись. В отличие от надоедливого герцога, принц обращался с ней очень вежливо и никогда не давил. Казалось, он понимает, что ей нужно время, чтобы притереться к человеку. Он задавал ей интересные вопросы о вещах, которые она изучала, любил обсуждать историю и архитектуру. Они могли часами говорить о манере правления ее родителей в Эренделле и о том, почему их династия длится не один десяток лет. Его собственная семья заняла королевский трон сравнительно недавно, так что принц часто спрашивал ее мнения относительно торговых и политических вопросов. В итоге они значительно сблизились, но все же оставалось еще очень многое, чего Эльза не могла ему рассказать.
В дверь из гардеробной вновь постучали:
– Эльза, вы готовы подойти?
– Иду! – крикнула Эльза и взглянула на Олафа.
– Знаю‑знаю, – ответил он. – Сидеть здесь тихо, никуда не выходить, если что – прятаться. Наверно, я тут пока немного приберусь. В комнате порядком накопилось пыли.
Он не выдумывал. Поскольку Эльза теперь никому не позволяла к ней входить, даже слугам, ее покои приобрели несколько неряшливый вид.
– Отлично. Если станет скучно, просмотри, пожалуйста, вещи в большом сундуке – может, там найдется что‑то на выброс, – обронила она напоследок. – Кажется, я не заглядывала в него несколько лет.
– О‑о! Обожаю рыться в сундуках! – закивал Олаф. Он тут же заторопился к сундуку Эльзы и распахнул крышку. – Ого! Здесь столько всего накопилось!
Как только его голова скрылась внутри сундука, Эльза выскользнула из комнаты в гардеробную. Там ее терпеливо ждала Герда. Рядом с ней стоял манекен, на котором висело платье для коронации. Каждая деталь, каждая рюшечка этого платья была четко продумана и оговорена.
– Как, по‑вашему, достойный наряд для королевы, ваше высочество? – улыбнулась Герда.
– Все, что выходит из таких умелых рук, как твои, Герда, – истинная красота, – улыбнулась ей Эльза в ответ. Гардеробная была любимой частью ее покоев. Ей нравились спокойные голубоватые тона обоев и белые деревянные панели, расписанные вручную золотыми и лиловыми цветами, как всегда в народном стиле. Пол покрывал ковер, тоже лилово‑золотой – цвета Эренделла. Иногда принцессе самой не верилось, что у нее есть целая комната, отведенная специально для нарядов и переодеваний, но всякое смущение испарялось при мысли, что благодаря этому ради очередной примерки надо всего лишь перейти в соседнее помещение и не задумываться о том, куда бы спрятать Олафа.
– Примерим последний разок? – прервала ее размышления Герда.
Эльза покорно ускользнула за ширмы, чтобы надеть там платье. Когда она показалась оттуда, Герда попросила встать ее на деревянную подставку, окруженную тремя створками большого зеркала. Им оставалось окинуть взглядом все детали в последний раз.
Раздался стук в дверь:
– Разрешите войти?
– Войдите, – хором ответили Герда и Эльза.
В комнату вошел лорд Петерсен и тут же состроил такое лицо, будто вот‑вот заплачет.
– Эльза, дорогая, ты просто прелестна. Если бы только тебя видели сейчас твои родители...
– Знаю, милорд, – прервала его Эльза, легонько дотронувшись до его руки. – Знаю. Они бы очень мною гордились.
Лорд достал носовой платок из кармана голубого жилета.
– Гордились, обязательно гордились бы. И я горжусь, – добавил он с улыбкой.
За эти три года он заметно постарел. Когда‑то густые черные волосы поредели, на висках заблестела седина. На лице застыло усталое выражение. Эльза понимала почему. Гибель ее родителей легла тяжким грузом не только на ее плечи. Но близится день, когда он сможет отойти от государственных дел – а вот она заступит на этот пост до конца своих дней. Как она собирается хранить свой секрет от всего королевства?
Эльза почувствовала, что пальцы, затянутые в перчатки, начинают дрожать. Она быстро отдернула руку, которую держала Герда, поправляя шов на рукаве.
– Платье вполне готово, как и вы сами, – ободряюще заверила ее Герда.
В этот момент за стенкой, смежной со спальней, послышался грохот. Затем раздался громкий вопль.
Лорд Петерсен чуть не подскочил в крайнем изумлении.
– Разве в той комнате кто‑то остался?
Эльза соскочила с деревянной подставки и попятилась к двери в спальню.
– Прошу меня извинить, я на минуточку. Оставила окна открытыми – вот, наверное, птица залетела... – пробормотала она. «Что там Олаф вытворяет?» – мелькнуло в голове. – Я сейчас все улажу.
– Может, вам помочь, принцесса? – шагнула вперед Герда.
– Нет! – вырвалось у Эльзы – чуть более резко, чем бы следовало. – Я сама. Скоро вернусь.
Эльза юркнула за дверь и плотно закрыла ее за собой. Оказавшись в спальне, она тут же поняла, что Олаф действительно взял на себя труд покопаться в ее сундуке. Повсюду валялись бумажки, тряпки, безделушки и всяческое барахло. Сам Олаф стоял неподалеку, склонившись над каким‑то предметом – его Эльзе было не разглядеть, – и тщетно пытался поднять его, испуская отчаянные охи.
– Олаф! – окликнула она его громким шепотом. – Что ты там... О‑о‑о!
Олаф бился над зеленым деревянным ларцом, который ей подарил папа незадолго до своего отъезда. Она давно позабыла об этом ларце; снова увидев его, она не могла сдержать печальных воспоминаний, и слезы навернулись ей на глаза.
– Я совсем забыла про него, – прошептала она.
– Это что, подарок? – оживленно воскликнул Олаф. – Такой тяжелый!
– Нечто вроде подарка, да, – ответила Эльза, с любовью обводя взглядом извилистые узоры традиционной росписи, украшавшие ларец. Она протянула руку и провела пальцами по выпуклостям фамильного герба, выгравированного на крышке. – У отца тоже был такой, когда он правил Эренделлом, и он подарил этот мне на будущее, когда я стану королевой. Видимо, это будущее настало.
– А что внутри? – тая от любопытства, спросил Олаф.
Эльза открыла ларец – впервые за эти три года. Глазам предстало ровное полотно зеленого бархата.
– Пусто‑ой... – разочарованно протянул Олаф.
– Эльза? – послышалось из гардеробной.
– Иду! – Эльза поставила ларец на стол. Олаф подошел к нему, чтобы рассмотреть поближе. – Спасибо, что нашел его, – сказала Эльза снеговику. – Я скоро вернусь, – пообещала она и исчезла за дверью, где ее по‑прежнему терпеливо ждала Гер да.
– Так и есть, птица. Уже улетела, – твердо сказала ей Эльза.
– Тогда давайте переоденемся обратно, принцесса, и я повешу на место платье для церемонии. Лорд Петерсен был вынужден уйти, но за дверью вас ожидает новый посетитель.
Эльза улыбнулась и поспешила за ширму. Кажется, она знает, что это за посетитель. С Олафом ничего не случится, посидит немного в ее комнате. Погода чудесная, и прогулка по двору замка – ровно то, что ей сейчас нужно. Как только с переодеванием было покончено, Герда открыла дверь, и Эльза шагнула навстречу своему гостю.
– Благодарю вас за эту возможность увидеться, ваше королевское высочество принцесса Эльза Эренделльская, – поклонился тот. Затем, выпятив локоть, с улыбкой добавил: – Прогуляемся?
Она взяла его под руку.
– С превеликим удовольствием, ваше королевское высочество принц Ханс Южных островов, – мягко произнесла она.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Ханс
– Не нужно каждый раз кланяться, когда мы видимся, Ханс, – смеясь, сказала Эльза.
Его лицо просияло очаровательной улыбкой, и он шутливо вздохнул.
– Что поделаешь, привычка – вторая натура. Но со временем обещаю от такой привычки избавиться.
За последние месяцы времени он уделял Эльзе немереное количество.
Он терпелив.
Он участлив.
Его движения размеренны, каждое слово заранее взвешено. Ханс быстро понял, что к принцессе Эренделла нужен особый подход.
Когда они познакомились, бедная Эльза была такой разбитой, что ему сразу стало понятно: потерю родителей она так и не смогла пережить. К тому же рядом – никаких братьев или сестер, на кого можно было бы опереться в трудную минуту. Во что превратилась ее жизнь сразу после трагедии, он боялся даже представить. Остаться одной в огромном пустом замке, должно быть, все равно что оказаться в могиле.
Прошлой осенью герцог Варавский приехал с визитом на Южные острова и тогда же в подробностях поведал там о событиях в Эренделле и о бедной осиротевшей принцессе, которой через несколько лет придется взойти на королевский трон. Никто из двенадцати братьев Ханса не проникся этой историей, но Хансу она сразу запала в сердце. В самом деле, им‑то о чем беспокоиться? Почти все уже определились с будущим. Кого‑то ждало теплое местечко в их собственном королевстве. Кому‑то переходили во владение отдаленные острова. Кто‑то удачно женился и теперь брал на себя узды правления другим государством. Для тринадцатого сына шансов на престол и даже на правящую должность оставалось совсем мало. Он один знал не понаслышке, что значит искать свое место в мире. И Эльзу мог понять, как никто. Услышав ее историю, он сразу решил, что отправится в Эренделл. Герцог Варавский, человек хитрый и изворотливый и к тому же вечно ищущий новых связей, только обрадовался такому спутнику. С тех пор Ханс гостил в Эренделле.
Конечно, временами он скучал по дому. Иногда по братьям, почти всегда – по мудрому совету отца, а еще по своим островам, где климат был теплее, а природа – разнообразнее, чем в Эренделле. Только эти самые острова никогда ведь и не стали бы в прямом смысле слова его королевством.
А вот Эренделл вполне мог стать.
Ханс подошел к окну и стал смотреть на внутренний двор, где торопливо сновали работники, развешивая вымпелы и украшения к дню коронации. После долгих трех лет пора наконец королеве вступить на трон своего королевства.
Но чего королевству не хватает еще больше – так это короля. Они с Эльзой не были официальной парой, и Ханс не хотел отпугнуть ее внезапным объявлением о своих серьезных намерениях, но, кажется, они успели заметно сблизиться.
– Я готова, – прервал его размышления голос Эльзы. Внезапно раздался еще один звук – какой‑то грохот, как будто из ее комнаты. Принцесса вздрогнула. – Наверно, упало что‑то... Впрочем, не стоит беспокоиться.
У Эльзы было множество секретов. За это Ханс ее особенно уважал.
– Тогда пойдем?
– Да, – кивнула она. – Думаю, вы были правы. Глоток свежего воздуха мне не повредит.
– Совершенно точно, – согласился Ханс. На какое‑то мгновение они застыли, глядя друг на друга.
Ханс имел все основания надеяться, что Эльзе нравится на него смотреть. Русые волосы поблескивали красивым рыжеватым отливом, а вместо бороды или усов он носил расширяющиеся книзу бакенбарды, каких не смог отрастить ни один из его братьев и за которые дома его вечно дразнили. Только мама говорила, что ему так идет. У всех братьев были темно‑карие глаза, у него же – скорее песочного цвета, как у мамы. Выше принцессы на целую голову, Ханс к тому же был довольно худощав, чего сложно избежать, если всю жизнь бегаешь от двенадцати братьев. Эльза же напоминала ему лань – робкое, хрупкое существо, которое легко спугнуть и чьи огромные голубые глаза всегда полны печали.
– Знаете, я подумал – ну его, этот двор. Там полно народу, – не торопясь, говорил Ханс, ведя ее по коридору. – Пойдемте лучше в какое‑нибудь место потише. Может, заглянем в конюшни? Я уже давно не виделся с Цитроном.
– В конюшни... – в раздумье повторила Эльза. Цитрон, конь принца, ей определенно нравился – такой послушный. – Что ж, думаю, идея замечательная.
Она задержалась на мгновение перед портретом их семьи, который висел в парадном вестибюле. Король и королева взирали на нее сверху вниз. Каждый из них положил руку на плечо маленькой девочке, их дочери, которой, судя по виду, было не больше восьми лет.
– В детстве я иногда мечтал быть единственным сыном, – признался Ханс. – Каково это? С кем вам доводилось играть, когда на улице дождь? И у кого списывать домашнюю работу? С кем кататься на санках зимой?
Эльза задумалась.
– Я была девочкой покладистой, всегда сама делала уроки и сдавала раньше срока.
– Ой, да будет вам хвастаться, – полушутя усмехнулся Ханс. – Мои братья вечно подставляли меня перед учительницей, например, кидались бумажками ей в голову и показывали на меня. А я рассказывал, как трое старших прикинулись, будто я стал невидимкой? И что вы думаете! Два года продержались!
– Какой ужас!
– Братья – они и есть братья, – пожал плечами Ханс.
– Мне этого не понять, – вздохнула Эльза и стала смотреть в сторону.
Однако Ханс не позволил разговору оборваться:
– Но у вас, конечно, были хоть какие‑нибудь товарищи?
– Родители позволяли мне играть с детьми прислуги, а котла в замке гостил какой‑нибудь герцог или кто‑то из знати, я проводила время в компании их детей, – поделилась Эльза. – Только ни с кем из них подружиться мне не удалось. – Она бросила на него косой взгляд. – Видимо, мое детство проходило куда более одиноко, чем ваше.
– Очень даже может быть, но зато вы вряд ли страдали от недостатка родительского внимания и наверняка не ловили себя на ощущении, будто вам нигде нет места. – Ханс помолчал. – Возможно, ваше детство прошло в одиночестве, зато ваша будущая жизнь одиночество исключает. Уверен, у вас еще будет своя семья. – При этих его словах она покраснела и отвернулась, но он сделал вид, что не заметил, и продолжал: – Наверняка вам захочется дать королевству более чем одного наследника. Странно, что вашим родителям не пришло это в голову.
– После меня моя мама больше не могла иметь детей, –‑ мягко пояснила Эльза. – Но мне часто думалось... А впрочем, нет, ерунда.
– Что думалось? – настойчиво переспросил принц. Не так уж часто она раскрывала ему свои чувства, но, когда это случалось, перед ним словно открывалась щелочка, и он мог подглядеть, какой была принцесса Эльза до гибели родителей.
Эльза робко поежилась:
– Не буду рассказывать. Так, глупость одна.
– Мне нравятся глупости, – сказал принц и резко развернул ее.
Она рассмеялась и, заглянув ему в лицо, немного помедлила с ответом.
– Мне всегда хотелось иметь сестру, – выпалила она. – Не очень хорошо так говорить, зная, что твоя мама не может больше рожать, но мне иногда нравилось представлять, будто у меня есть младшая сестренка. – Краска проступила у нее на лице. – Я же говорила, глупости.
– Ничего не глупости, – с готовностью откликнулся принц. – Кажется, вам было очень одиноко. – Он взял ее за руку, и она с удивлением подняла на него глаза. – Но отныне все будет иначе.
Эльза сжала его ладонь:
– Мне нравится беседовать с вами, принц.
– Это славно. – Наконец‑то хоть какой‑то прогресс! – Я всю жизнь искал себе место, а теперь, когда я с вами, мне кажется, что я его нашел.
Эльза открыла рот, чтобы ответить, но тут в дальнем конце коридора хлопнула дверь и мелькнули фигуры лорда Петерсена и герцога Варавского. Принца с принцессой они не заметили.
– Может, стоит призвать принцессу и еще раз обсудить ее речь для церемонии, – донесся удаляющийся голос герцога. – Вы же понимаете, милорд, речь должна быть идеальной, без единой задоринки.
В панике Эльза попыталась освободить свою руку из руки Ханса, но тот схватил ее еще крепче и втащил в одну из открытых боковых дверей. Там они бросились наутек. Переглянувшись на бегу, они рассмеялись и уже так и бежали, смеясь, по анфиладе гулких залов, через парадный вестибюль, пока не выбежали на улицу, навстречу солнцу и свободе.
Только у самых конюшен Эльза остановилась отдышаться.
– Не помню, когда я в последний раз вот так убегала из замка, – произнесла она сквозь смех.
– А иногда побег – это то что надо, – заверил ее Ханс. Сам он уже успел проверить эту истину на деле. Только вслух он этого не сказал.
Эльза раскинула руки в стороны и закружилась:
– Свобода‑а!
Ханс никогда не видел ее такой раскрепощенной. Но именно такой она и нужна ему.
Он подошел к конюшням и открыл несколько верхних створок стойла. Тут же наружу высунулись лошадиные головы. Появился и Цитрон, его черно‑белая грива мягко затрепетала под дуновениями ветерка. Пока Ханс гладил мягкую гриву, Эльза принялась скрести щеткой буланую шерсть. Оба были заняты лошадью, а не друг другом. В конюшнях стояла тишина.
– Знаете, это, конечно, невероятно, – прервал молчание Ханс, – но мне никогда прежде не встречался человек, который думает...
– Совсем как вы? – подхватила Эльза, и на ее лице отобразилось то же удивление, что и на его.
– Именно. – Ханс всмотрелся в ее глаза. – Кто знает, может, мы с вами созданы...
– Друг для друга, – снова закончила за него Эльза.
Они опять рассмеялись. Пожалуй, до свадьбы гораздо ближе, чем ему казалось.
– Представляю, как обрадуется этой новости герцог Варавский, – съязвила Эльза. – Этот наверняка прямо‑таки в пол врастет, когда услышит.
– И лорд Петерсен тоже, – добавил Ханс, проводя ладонью по крутому боку Цитрона. – Мне доводилось слышать их беседы. Они считают, что мы отличная пара... монархов на будущий престол. – Он метнул на Эльзу быстрый взгляд.
Но по ее лицу было сложно понять, что она думает.
– Правда?
«Да, и ты сама это знаешь», – хотелось выпалить ему, но он сдержался. Он уже столь многого добился: всего неделю назад о таком повороте он и мечтать не смел.
– Да какая разница, что они считают. Важно, что считаем мы сами. – Он снова заглянул ей в лицо.
– Правда. Мне так нравится, какая дружба установилась между нами сейчас.
Ханс приложил все усилия, чтобы не выдать разочарование.
– Мне тоже, – выдавил он.
Герцогу хотелось, чтобы обручение состоялось до коронации, но Ханс понимал, что сейчас рискованно торопить события. Совершенно необязательно додавить это дело прямо сегодня. Да и завтра тоже. В душе Ханс почему‑то был уверен, что совсем скоро так или иначе они будут править Эренделлом вдвоем – и уже навсегда.
Если только Эльза – умненькая девочка, она позволит ему взять бразды правления на себя. А если нет... Что ж, всякое случается. В том числе плохое. Скажем, по недосмотру. И в интересах королевства пережить все несчастья должен именно король, а не королева.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Анна
Взгляд Анны застыл на красном кружке, которым она обвела сегодняшний день в календаре. Она еле могла сдержаться, чтобы не завизжать от восторга, но в конце концов не выдержала, схватила с кровати подушку и, уткнувшись в нее, издала неслышный вопль радости. Этого дня она ждала три года!
Три года строила планы. Вела обратный отсчет. Мечтала.
Три года размышляла над тем, что именно скажет родителям, когда настанет этот момент.
И за все эти три года она так и не нашла правильных слов, какими могла бы изложить свои намерения.
«Мам, пап, мне уже восемнадцать, – прокручивала Анна свою речь в голове – наверное, в сотый раз. – Я совсем взрослая, и мне пора начинать свою самостоятельную жизнь. Поэтому я... поэтому я...» – в этом месте ее речь неизменно обрывалась.
Она не могла даже представить, как сообщить родителям, что покидает Гармон. Всякий раз, как она думала о предстоящем разговоре, у нее начинал болеть живот. Это ведь не кто‑нибудь, а родители. Они заботились о ней, когда она была совсем малышкой, дарили ей любовь и ласку. Ей ужас как не хотелось их огорчать.
«Жаль, что Фреи нет рядом».
Эта мысль часто приходила ей в голову. И хотя прошло уже три года с того злополучного дня, когда Фрея погибла в морской пучине вместе с королем и королевой, Анна по‑прежнему вспоминала о ней каждый день. Если только кто‑то и мог бы убедить маму, что в Эренделле Анну ждет счастливое будущее, то разве что Фрея. К тому же маме было бы проще отпустить Анну в другой город, знай она, что там есть близкие люди, почти как родня, которые присмотрят за ней, если что.
Но Фреи больше нет. Отныне полагаться нужно только на себя.
Розовая комната, которая всегда ей так нравилась, теперь казалась Анне детской, но она по‑прежнему любила здесь находиться. Особенно сидеть у окна и смотреть на бурлящую жизнь там, под горой. Эренделл всегда казался ей таким близким и одновременно таким далеким. Она обернулась к модели Эренделльского замка, которую когда‑то давно смастерил ей из дерева папа, и задумчиво дотронулась пальцем до острого шпиля одной из многочисленных башенок. На глаза навернулись слезы. Как ей донести до них свое решение, не разбив их сердец?
С помощью... еды?
Ну конечно!
Надо приготовить им что‑нибудь вкусное – самое вкусное, на что она способна. Что‑нибудь, что не делают у них в пекарне каждый день. Они так обрадуются ее творению и так отменно набьют животы, что не выслушать ее речь об Эренделле просто не смогут. И Анна даже знает, что именно надо приготовить: морковный торт!
Однажды она уже пекла папе морковный торт, и ему так понравилось, что он готов был его есть и на завтрак, и на обед, и на ужин. Мама тогда запротестовала, что папа ест слишком много сладкого, но он стал возмущаться, что у него как‑никак пекарня, а не рыбная лавка, и ему положено есть сладкое – даже пусть и многовато. На этом они все развеселились и сошлись во мнении, что морковный торт – лучшее, что Анне когда‑либо удавалось.
Именно этот торт нужен, чтобы они согласились с ее намерениями.
Анна взглянула на часы. Родители все утро трудились у печи, так что сейчас скорее всего отдыхают в гостиной. Папа наверняка прилег вздремнуть. Ей вполне удастся проскользнуть мимо них на улицу и затем так же незаметно вернуться. Если быстро приступить к работе, торт будет готов как раз к ужину. А может, они даже съедят этот торт вместо ужина! Вот бы так и было.
Анна быстрым шагом направилась к двери, торопливо выскочила на улицу, и летний зной пахнул ей в лицо. «Так, что мне для него надо? Кажется, все есть, кроме морковки. У нас ведь как‑никак пекарня, – задорно припомнила она, совершенно забыв при этом смотреть по сторонам. – А если просто предположить, что еще мне может... О‑ой!»
И она со всего размаху налетела на молодого парня, несущего впереди себя огромную глыбу льда. От толчка лед выскользнул у него из рук, грохнулся на землю и разбился на миллион осколков. Оба встали как вкопанные прямо посреди рыночной площади.
– Эй ты! – зарычал на Анну парень. – Ты мне заплатишь за... – Тут он поднял на Анну глаза, и злость сменилась на удивление. – А! – Он даже отступил назад, а глаза его округлились. – Так это ты!
– Точно, это ты! –Анна была удивлена не меньше. Она сразу его вспомнила – того парня, что встретила года три назад. Она потом искала его, но больше так ни разу и не видела. – Ты тот самый мальчик, который со своим оленем разговаривает.
Будто поняв, что речь идет о нем, из‑за спины парня показался олень и принялся тыкаться мордой хозяину в плечо.
– Во‑первых, какой я тебе мальчик? Во‑вторых, я не с оленем, а за оленя разговариваю, – отрезал парень. – Его зовут Свен. И Свен хотел морковок. Но теперь, раз ты раскокала мой лед, за который мне могли заплатить, никаких морковок он не получит.
Олень захрапел.
Парень повернулся к нему:
– Ничего не грубо, – угрюмо прошипел он оленю громким шепотом. – Это из‑за нее наш лед разбился. Так что теперь придется обойтись без морковки.
Олень фыркнул еще громче.
– Ладно‑ладно! – Он снова обернулся к Анне: – Свен говорит, будто я тебе нагрубил. – Парень уткнулся взглядом в ботинки. – Так что это... извини. Хотя виновата все равно ты.
– Никто не виноват, это случайно вышло, – ответила Анна. Ее взгляд скользнул по косматым светлым волосам парня, которые торчали во все стороны и застилали карие глаза. Оба уставились друг на друга и на какое‑то мгновение застыли в молчании. Затем словно очнулись и отвернулись, каждый в свою сторону. – Если настаиваешь, могу заплатить тебе печеньем, – предложила Анна. – Я пеку лучшее печенье в нашем городе.
Олень нетерпеливо загарцевал на месте.
– Ты хочешь сказать, единственное печенье в этом городишке? – невозмутимо поддразнил ее парень.
– Откуда ты знаешь? – вырвалось у Анны. – Ты что, наводил обо мне справки?
Тот нервно натянул козырек картуза на самые глаза.
– Нет. Может быть.
Она так и вспыхнула:
– Вообще меня Анной зовут. У моих родителей пекарня, та самая, которая «Пекарня Томалли». Томалли – это моя мама. А тебя как зовут?
– Кристоф, – пробубнил парень и повернулся к оленю: – Что, Свен, надо б успеть раздобыть еще льда, пока...
От одного из продовольственных прилавков отделилась фигура. Мужчина приблизился к ним, оглядел осколки льда на земле и в ужасе всплеснул руками: