– А что такого? – пожал плечами Ксендзюк. – Все начальники со своими секретаршами спят. Во всем мире.
– Может, во всем мире оно и так, – сердито пробурчал Дружинин, – но я на работе шашни ни с кем не завожу.
– Ну, дело хозяйское, – развел руками Павло. – Ладно, братка, скажи лучше, как наши дела с тушенкой, замутил? И вообще, как обстановка политическая? Чем дышите?
– Да вот летал я тут в Ялту на встречу с Янушевичем, – начал Дружинин.
– Это который у Кушмы премьер-министр, что ли? – перебил Ксендзюк.
– Ну, это теперь уже один из главных кандидатов на президентский пост, – сделав значительное лицо, сказал Дружинин. – Я на него огромные надежды возлагаю.
– С нашим салом? – поинтересовался Павло.
– Да что ты с салом пристал? – отмахнулся Дружинин. – Там, если я буду принят в качестве спонсора этого проекта, такие перспективы откроются, наше сало песчинкой в океане покажется, а мне ведь надо еще и крымскую стройку спасать! У меня ведь там татарский погром – Мамай прошел!
– Ну, это я понимаю, – согласился Ксендзюк, – кабы я заручился дружбой с премьером Канады или с президентом Бушем, то я бы с тобой тут не сидел.
– Это точно, – кивнул Дружинин, – ты бы мне тогда и руки не подал.
– Ну, так и что в Ялте? – спросил Павло.
– А то, что меня аккуратно послали на три буквы, – с горечью ответил Дружинин, – отлуп мне сделали.
– Отсос-петрович! – хмыкнул Павло. – Ну и что теперь?
– Ну, я сперва даже отчаялся, думал уж, как мне Вася советовал, на Юлю Тимоченко поставить, но ребята наши, с кем я по политике советуюсь, они мне сказали, что не все потеряно, и съездил я не зазря, – оживился Евгений Васильевич, – познакомился я за неделю перед тем с помощником Янушевича неким Козаком.
– Ну?
– А то, что с Козаком мы друг друга поняли, и он мне помощь обещал, – ответил Дружинин, – так что у нас с ребятами, с Маратом тема одна возникла.
– Что за тема? – с явным интересом спросил Ксендзюк.
– Референдум надо параллельный запустить, и Козак мне поможет Янушевича убедить.
– Ну, я в вашей политике, если честно, не очень, – покачав головой и зевнув, заметил Павло Ксендзюк, – ты же помнишь, я в Афгане на политзанятиях всегда ухо давил.
– Да, ты здоров был поспать, кусок ты, прапорщик, старшина ротный, сундучина! – хохотнул Евгений Васильевич. – Рожу там в Афгане такую наел, едва в рампу самолета пролезал!
– А теперь давай за кредиты под наш с тобой сало-проджект побалакаем, – хлопнув себя по ляжке, сказал Ксендзюк, – я тут придумал схему, как на тебя кредит открыть…
* * *
Грецiя, iспанiя, iталiя – ви побачите все з туристичною фiрмою «Свiт». Постiйним клiєнтам – знижка!
– Ю. Тимоченко допрошена Генеральной прокуратурой Украины, – сообщает радио «Эхо России».
Сипитый не смог встретить Галочку на автостанции. Да и по мобильному он не отвечал. Что оставалось? Добираться самой. Адрес стройки Галочка знала. Да и расстояния тут в Бахчисарае не такие большие, как в Киеве.
– Ну, это шефу в дополнительные два дня к отпуску отольется, – сердито хмыкнула Галочка, направляясь к скучавшим неподалеку шоферам, что лениво сидели или лежали в своих стареньких с открытыми для прохлады дверцами «Жигулях».
– До стройки в «Бережках» довезете? – наклонившись и сунув голову в стоявшие первыми «Жигули», спросила Галочка.
– До «Нахаловки»? – переспросил шофер. – Сто гривен будет.
– А почему до «Нахаловки»? – поинтересовалась Галочка, садясь. – Они же раньше «Бережками» назывались.
– Это при Советах там детский пионерлагерь «Бережки» был, – заводя мотор, сказал водитель, – а теперь, после того как там москвичи стройку нового санатория начали, там татары землю по нахалке захватили, да сами свой поселок построили, все его так «Нахаловкой» теперь и называют.
Шофер оказался русским – из бывших военных моряков-черноморцев.
– Я ведь до пенсии мичманом в Севастополе служил, а как на пенсию вышел да как эта катавасия с отделением да самостийностью началась, думал, не выживем с моей Маришкой да детьми, извозом вот занялся, работы-то нет, – крутя баранку, простодушно рассказывал шофер, – да тут москвичи стройку затеяли, я было пошел к ним наниматься, взяли меня завскладом на цементный узел, деньги появились, зажили мы вроде, но тут самозахватчики эти появились, стройка встала, вот я опять там, откуда начал.
За разговором быстро доехали.
– Вот она стройка «Бережки», – сказал шофер, беря стогривенную бумажку, – а тебе, девушка, там кого?
Сипитого в прорабской не оказалось.
Более того, и самой прорабской на месте уже не было.
Один только вагончик пустой, да и тот без окон, без дверей, да пара раскуроченных контейнеров рядом с вагончиком.
Снова набрала номер Сипитого. На этот раз он отозвался.
– Галочка? Приехала? Извини, что не встретил, я потом объясню. Ты пакет от Жени привезла? Вот хорошо! Ты меня там подожди где-нибудь, я через час подъеду, ты меня извини, мне очень надо было отлучиться.
У Галочки был час времени.
Что делать? Может, погулять, местные достопримечательности посмотреть, воздухом свежим подышать? А вот целый карьер недалеко, вода наверняка теплая, можно искупаться!
К карьеру вниз вела крутая тропа. Такая крутая, что на каблуках спускаться было опасно, и Галочка, сняв туфли, пошла босиком. Камни с непривычки больно кололи ступни.
Оглядевшись на всякий случай вокруг, Галочка разделась. На сумку, где лежал пакет, бережно положила снятые и аккуратно сложенные топик и джинсы. Потрогала воду ногой… Ай! Парное молоко! Какое счастье! Это в тысячу раз лучше, чем на Днепровском пляже в Киеве, так что даже спасибо Евгению Васильевичу за эту командировку.
Осторожно, чтобы не пораниться, вылезая из воды, оперлась коленкой на гладкое углубление в скале и тут вздрогнула… Какая-то тень застила солнце. Она поглядела вверх и увидала троих косоглазых незнакомцев в спортивных костюмах. Незнакомцы погано лыбились.
– Ну что, кюрортница-тюристочка? За прыкюлечениями суда к нам париехала? – спросил тот, что был повыше и потолще других.
– Я на стройку к прорабу документы привезла, – прикрывая грудь руками, испуганно ответила Галочка.
– Какая тута ситройка? Какой прараб-мараб? – рассмеялись незнакомцы. – Тут теперь нэт никакой ситройки, тут тепер паселок татарский, Азатлык называется, а по-русски «Свободный».
– Пустите меня, – беспомощно и испуганно озираясь и как бы ища защиты, запричитала Галочка, – сейчас за мной прораб Володя Сипитый приедет.
– Никито за табой не перъедит, – хватая Галочку за руку и валя ее наземь, сказал толстый. Остальные, довольно рогоча, бросились ему помогать.
Насиловали Галочку долго.
И когда растерзанная, оборванная, вся в синяках и кровоточа, она выползла к бывшей прорабской и когда там такую полуживую нашел ее Володя Сипитый, Галочка упала к нему на руки и потеряла сознание.
Глава двенадцатая
Июль 2004 г.
Сама краща акустика i електроннi пiдсилювачi кращих захiдних фiрм. Магазин «Звук».
– Блок Юлии Тимоченко и блок Юрия Ищенко «Наша Украина» объявляют о создании коалиции «Сила народа» для поддержки кандидатуры Ищенко на выборах Президента Украины в октябре 2004 года, – сообщает «5-й канал».
Юрия Андреевича Ищенко никогда никто в жизни не считал лидером. В Сумской области украинский язык, который преподавал в школе его отец, никому был не нужен. Старые селяне если и говорили, то на суржике, а молодежь откровенно говорила по-русски. Никто не понимал, зачем учить фактически иностранный галицийско-польский украинский, на котором в этих местах никто не говорил, да и говорить не будет. Ребята получали по этому предмету тройки и двойки, откровенно издевались над учителем, плохо вели себя на его уроках, прогуливали, хамили. Отца было Юрику жалко. И поэтому он был единственным во всей школе, кто учил этот самый украинский. Отец отвечал ему взаимностью и откровенностью.
Еще в детстве Юрия поражало, что отец никогда не ходит на День Победы, не проклинает немцев, как должен был бы делать человек, который провел у немцев несколько лет в плену. А однажды, когда сын неуклюже поздравил отца с праздником, тот взял его за локоток, увел во двор на лавочку и доверил тайну: «Нынешняя коммунистическая власть – неправильная. Посмотри, каких людей она выталкивает наверх? Каждый вихрастый сынок конюха – теперь барин, а мы – интеллигентные люди – никому не нужны. Все это быдло, все эти рабочие и крестьяне. Куда они приведут страну, что они построят? Это тупик, в цивилизованном мире всем правит элита, самые богатые и образованные люди. Ты, сынок, элита, а не быдло, помни всегда об этом».
С тех пор сынок иначе стал смотреть на школьных друзей. На всех этих детей доярок, хлеборобов и механизаторов… На то, как они курили уже в десять лет, как ржали на уроках, как тискались на сеновалах, еще будучи совсем подростками. Между ними и Юрой встала огромная стена отчуждения. Сейчас, уже спустя много лет, Ищенко видел в Янушевиче не просто своего политического противника, он узнавал в нем то, что он ненавидел с детства. Все эти «янушевичи», эта дворовая шпана в широких драповых штанах, с кепками на затылке и цигаркой в зубах, вся эта шваль, которая хихикала на уроках отца и подкладывала ему кнопки на стул, вся эта тупорылая, помешанная на танцах, девках и вине гопота… Они не били его, нет. Боялись, что учительский сынок нажалуется отцу, директору школы, а там придет участковый… Они просто пакостили ему: харкали в тетради, бросали комья соли в суп в школьной столовой, прятали шапку и портфель, периодически объявляли бойкоты… «Советская власть» для него постепенно стала синонимом «власти быдла», что с самого начала и пытался объяснить ему отец. А когда угрюмый Юра стал постарше и отец понял, что парень не проболтается, сыну была доверена главная тайна. Папа, оказывается, не просто был военнопленным, а служил в лагерной администрации, имел возможность пить каждый день кофе и близко общаться с немецким начальством, людьми очень образованными и культурными. Немцы, объяснял отец, хотели принести на территорию России цивилизацию, освободить народ от власти тирана – Сталина, которого поддерживало быдло. А все разговоры по телевизору про фашистские убийства, лагеря… Конечно, Гитлер вынужден был уничтожать жидов и коммунистов, иначе было нельзя. Жаль, победили Советы, а не Гитлер и Бандера…
Но юность не хочет быть на стороне проигравших неудачников, все время перебирающих свое прошлое, мечтающих о каком-то внезапном крушении империи, запускающей первого человека в космос, осваивающей просторы Сибири, делающей революции в Африке и Латинской Америке… Главное – быть элитой внутри, решил Ищенко, главное – самому не превратиться в быдло, не быть, как они. Он покупал дорогую одежду, даже если приходилось отказывать себе в еде, он душился французскими одеколонами и даже слушал классическую музыку… И в СССР есть своя элита, надо пробиваться наверх и управлять этим стадом рабочих и крестьян! Поэтому молодой Ищенко вступает в партию (чем сильно обижает отца) и начинает усиленно учиться в институте на экономиста. Дорогие привычки дорого стоят. Но когда работаешь бухгалтером и экономистом – все равно что-то к рукам прилипает, уже в тридцать лет Ищенко имел и квартиру, и машину. «Советская власть» ему даже начала нравиться. Но тут неожиданно с самого верха из Москвы послышались такие речи, которые он последний раз слышал от отца в далеком детстве и по страшному секрету. центральные советские журналы писали гадости против Сталина (вспомнили же через столько лет!), хвалили царскую Россию, а еще больше – Запад и «цивилизацию». Душой Ищенко поддерживал эти начинания, но с места заштатного экономиста не дергался. А вот женился Ищенко удачно. Светлана Колесникова, тоже экономист, оказалась крестницей одного из банковских бонз – Вадима Гетмана, экономиста-реформатора, друга московского Гайдара и питерского Чубайса. Ищенко получает престижную должность в Киеве, у него родился сын, которого назвали в честь отца – Андреем, а Гетман двинул своего кума дальше. Команда Гетмана создала банк «Украина» на основе «Сельхозбанка». В содружестве с Центробанком новый банк успешно пылесосил и вклады населения, и государственные деньги, и западные кредиты. Но бывает так: украдешь миллион у миллионера, так он и не заметит, а украдешь мятую трешку у бомжа – он тебя прирежет. Так получилось и с Гетманом, врагов больших он не имел, так как всех покупал, а, видимо, кинул кого-то, маленько, кого даже и не заметил, и тот за паршивую десятку его заказал. Благодетеля Ищенко убили прямо в подъезде. Но перспективный экономист Ищенко уже был выведен на орбиту. Команда Гетмана поддержала Ищенко при назначении на пост в Центробанк. Нельзя было банк «Украина» оставлять без связей в Центробанке. Так и работали на пару, пока Кушма эту лавочку не прикрыл. А его, Ищенко, чья подпись красовалась на всех украинских банкнотах, заметили. Заметили не кто-нибудь, а американцы… Впрочем, он сам сделал все для этого. После развала СССР надо было создавать валюту – гривну, и не просто создавать, но и поддерживать ее курс. А как его поддерживать в полумертвой экономике? Только одним способом – продать золотовалютный резерв, а когда он кончится – взять кредиты. Так мудро Ищенко и делал. А когда кредитов стало много, пришли люди из ЦРУ и сказали: «Мы не требуем наши деньги назад, мы хотим сотрудничать». А потом появилась она, Катя Чумиченко, бывшая сотрудница Госдепартамента США, родители которой эмигрировали в США еще после войны. Ищенко был не дурак. Он прекрасно понимал, что Катя, руководительница какого-то мелкого якобы благотворительного фонда, никак не могла появиться в самолете с делегацией банкиров, летящих в США за кредитами. И уж тем более к нему, женатому человеку, не должна была так агрессивно приставать. Ищенко понял, что ее ему подкладывают… Но у него в жизни был удачный опыт общения с женщиной, выведшей его на высоких покровителей. Жена Светлана связала его с Гетманом, чье фото до сих пор стоит на рабочем столе. Но Гетмана уже нет, а вот новый высочайший покровитель понадобится! И Ищенко пошел на контакт, развелся, детей забрал себе и женился вновь. А через некоторое время ему сказали подготовиться к важному событию. Как рассказал Ищенко позже Хербст, прежний посол просто вызвал Кушму и потребовал, чтобы Ищенко назначили премьер-министром. Это было в 1999 году. Может быть, и дальше бы все было нормально, если бы не бывшие друзья из команды Гетмана, которые обанкротили банк «Украина», кинув миллионы простых граждан, да Юлька Тимоченко, ставшая его заместителем и разворовавшая весь энергетический комплекс. Оппозиция стала требовать от Кушмы их отставки. Но американский посол, к которому в панике прибежал Ищенко, все ему объяснил: «Конечно, вас отправят в отставку, и это хорошо, вы станете главным оппозиционером, вы объявите, что не захотели работать с «преступной властью», а потом победите на президентских выборах, мы вам поможем, ничего не бойтесь, слушайте, что мы говорим». С тех пор Ищенко уже перестал что-то планировать. Наверху все знают, у них есть план.
Юрий Ищенко сидел и смотрел телевизор, ожидая начала заседания своего президентского штаба.
Шел сюжет о том, как Кушма отчитывает Янушевича за то, что тот уже несколько месяцев не предпринимает меры по устранению последствий взрывов на военных складах в Запорожье.
И если в доме Марины и Ивана, родных Николая Козака, которые тоже смотрели этот сюжет, сидя в Запорожье, поведение Кушмы, который, казалось бы, сам двигал вперед Янушевича, а теперь его же топил перед избирателями, вызвало удивление, то в сдвоенном «люксе» отеля «Премьер», где расположился штаб Юрия Андреевича, сюжет, посвященный этому событию, равно как и последующие сообщения корреспондентов, вызывали только взрывы смеха, общий прилив радости и восторгов.
Ну и правда, разве можно было сдержать искреннее восхищение по поводу абсолютной тупости и интеллектуальной импотенции конкурентов?!
Ну, что ни сюжет в программе новостей – то обязательно очередное свидетельство несостоятельности всех этих… Кушмы и Янушевича… Ну как над ними не поржать, как не поизмываться над ними?!
Впрочем, и компания хорошая в отеле «Премьер» собралась. Помимо самих Юрия Андреевича и его красавицы-жены Катерины Чумиченко, были тут и сын Ищенко от первого брака – Андрей, и помощник Майка Боуна Слободан Ивонарич, и дорогой грузинский гость Гига Бикерия, а также друзья Андрея – адвокат Леня Рибко и профессиональный боксер Дима Кибкало.
Гига с чисто грузинской широтой души привез хорошего вина, настоящих «Мукузани» и «Цинандали». Вино было в больших десятилитровых бутылях, для того чтобы не разбились, по-деревенски обвитых вязаной сеткой из белой соломы. В больших, тоже деревенских, корзинах было и грузинское угощение – фрукты и пшеничные лепешки.
– С этим вином успех нашей «бархатной революции роз» нежно перетечет в сердца наших украинских братьев, – приложив руку к груди и артистически кланяясь, сказал Гига и выпил бокал красного вина.
– Ну, с такими конкурентами, – кивая на телеэкран и улыбаясь, подхватила Катерина Чумиченко, – с такими конкурентами, как этот косноязычный Янушевич, и с такими друзьями, как Гига и Слободан, мы выиграем все сражения.
– Ну, поглядите на этого уголовника, – со смехом указывала на экран Катерина, – он в красноречии может и с русским послом, с этим Чорноморовым посоревноваться, двух слов связать не может!
– А вы читали его автобиографию? – радостно встрял в беседу адвокат Леня Рибко. – Он в слове «профессор» три ошибки сделал.
– А судимость свою как он раскрутил! А! Это же надо было додуматься, начать свою избирательную кампанию с того, что целый месяц рассказывать, что на самом деле он никого не насиловал, а всего лишь снял часы по малолетке и то, дескать, не он, а подставили его… Пока мы о своих предвыборных программах рассказываем, он целый месяц сам же про свою судимость вещает! – хохотал Андрей Ищенко.
– В любой игре есть две стороны. Мало того, чтобы на одной стороне был дурак, как Янушевич, важно ведь еще и чтобы мы умели эту дурость использовать. На самом деле мы больше полугода пытались справоцировать его на то, чтобы он вместо своей программы стал говорить о своей судимости. Мы полгода потратили, чтобы в «повестку дня» встал вопрос, судим он был или нет и если судим, то за что именно? А ведь еше два месяца назад все обсуждали, поднимет Янушевич пенсии или нет. Он ведь их поднимает с первого сентября! Но никто об этом не вспоминает, все говорят про судимость! Вот это и есть наши эффективные политические технологии! – сказал Слободан с гордостью.
– Янушевич добился от России дисконта по долгам за газ. Триста миллионов долларов сохранил для бюджета Украины. Если бы мы такого добились, мы бы три месяца народу об этом рассказывали. А янушевичевские журналисты об этом сказали один раз по ТВ, зато про судимость сами же по своим же каналам говорят уже месяц. Каких-то бухариков из Донецка показывают, очевидцев того, как Янушевич хулиганил, – поясняла для Гиги ситуацию Чумиченко. Ей нравился красивый молодой грузин, который тоже иногда бросал на нее многозначительные взгляды.
– Полный непрофессионализм, – кивнул Юрий Андреевич, – складывается такое впечатление, что мы победим без особых усилий.
– А вон, смотри-смотри, тебя показывают, – подтолкнув мужа, вскрикнула Катерина Чумиченко, – и в том малиново-белом галстуке, что я тебе из Нью-Йорка привезла, очень красиво!
– Ха! Смотрите-ка, и показывают-то по каналу, что всегда считался проянушевическим! – отметил адвокат Леня. – Они полные идиоты, платят деньги телевизионщикам, чтобы те рекламировали нашего кандидата. Называют тебя «лидером оппозиции» и «популистом». Критикуют они тебя! Но слово «популист» все равно народ не поймет, а то, что ты лидер оппозиции, это они хорошо народу напомнили! Ну какие же идиоты сидят в штабе Янушевича. Ведь это очевидно – никогда не показывай конкурента, даже с плохой стоны! Не провоцируй коммуникацию вокруг него, а они показывают Ищенко больше, чем самого Янушевича, и еще и радуются, что вот, мол, как мы его мочим… Дураки! Каждый критический сюжет от власти – работает на оппозицию! На нас!
– За их деньги нам рекламу делают, – самодовольно улыбнулся Юрий Андреевич и, нагнувшись к жене, поцеловал ее в шею за ухом, – это тебе за галстук, – пояснил он значение своего жеста.
– Ну, так я недаром на счастье его выбирала, – торжествующе оглядев присутствующих, сказала Катерина Чумиченко, – в бутике «Fabulous» на твенти секонд стрит покупала.
– Тихо, Березуцкий из Лондона звонит, – подняв к потолку палец и призывая всех к тишине, воскликнул Ищенко.
– Максим Еленский, – улыбаясь, поправил Юрия Андреевича Бикерия, – к нам в Грузию он как Максим Еленский приезжает.
– Да, Борис, хорошо, Борис, отлично, Борис, – коротко отвечал Ищенко на неслышимые остальной публике и, судя по паузам между ответами, пространные речи лондонского миллионера, – я учту, Борис, спасибо, Борис.
– Что он сказал? – поинтересовалась Катерина, когда Ищенко дал отбой.
– Дельную вещь посоветовал, – в задумчивости почесав за ухом, сказал Юрий Андреевич, – Борис напомнил, что грех не воспользоваться шумихой, связанной с арестом Павло Лазаренко.
– Гениальная голова у этого Березуцкого, – прицокивая языком и выразительно подняв брови, заметил Бикерия, – наш Еленский из любого события выгоду извлекает.
– Верно, надо перевести стрелки на Янушевича, – подхватил адвокат Леня Рибко, – дадим журналистам материалов, что Лазаренко в тех аферах, что ему инкриминируют американцы, был связан с Янушевичем.
– Это несильно сработает, – возразил Бикерия, – Янушевич открестится, скажет, что с Лазаренко всегда враждовал. Надо по– другому, надо пустить информацию, будто Лазаренко оттуда, из тюрьмы, из США, призвал проголосовать за Янушевича, тогда такая поддержечка обернется хуже иной подножки…
– Голова! – одобрительно воскликнул Андрей Ищенко. – Ну, просто грузинская мудрая головушка!
– Давай, Ленечка, займись-ка этим, – Катерина Чумиченко обернулась к адвокату Рибко, – давай, займись-ка журналистами, пусть завтра же напишут, что Лазаренко агитирует голосовать за Янушевича.
– Ха-ха! Уголовник Лазаренко голосует за уголовника Янушевича, господа избиратели, голосуя по совету Лазаренко, вы делаете правильный уголовный выбор!
– Слушай сюда, Ленечка, – Катерина Чумиченко снова обернулась лицом к адвокату, я еще хотела тебе сказать, займись-ка срочненько оформлением авторских прав на всю брендовую символику нашей кампании.
– А на кого авторские права оформлять? – поинтересовался Леня. – На кого персонально?
– На Андрюшу, – не раздумывая, ответила Катерина Чумиченко, – на Андрея Юрьевича Ищенко все права оформляй.
– Глядите-ка, весь телеэфир сегодня за нас! – удивленно заметил Ищенко, следя за очередной новостью. – При этом считается, что все контролирует Янушевич! Правда, если быть честными, на грантах Сосноса сидит десять процентов журналистов всех этих телеканалов, а кто платит, тот и заказывает музыку.
И тут на столе снова мелодично затенькал телефон.
– Опять «Береза» звонит? – угадала Катерина Чумиченко.
– Он, – тихонько кивая жене, ответил Ищенко.
– А вам, между прочим, известно, что авторство дизайна государственной символики Третьего рейха принадлежало самому Адольфу Алоизовичу? – делая какие-то пометки в своем органайзере и обращаясь ко всем присутствующим, спросил адвокат Ленечка Рибко.
– Так он сам художником был, – сказал Бикерия.
– Кончайте болтать, – прервал их Ищенко, кладя телефон обратно на стол, – наш лондонский мудрец еще одну идею подкинул.
– Говори, – глядя на мужа, сказала Катерина Чумиченко, – не тяни кота за хвост.
Ищенко оглядел собравшихся и решил, что людей, хоть и доверенных, чересчур много.
– Вы не обижайтесь, хлопцы, но мне тут надо посоветоваться с женой.
Ищенко и Катерина вышли на балкон номера. Еще через пять минут туда зашел Валентин Чирвоненко, доверенный человек, отвечающий у Ищенко за разные спецоперации.
Ищенко начал короткое совещание.
– Березуцкий предлагает подбросить в предвыборную прессу слухи о покушении на меня неких спецслужб.
– Кремля! – выпалила Катерина.
– Ну, не Алматы же! – с упреком глядя на нее, заметил муж.
– А что! Это была бы неплохая тема, – задумчиво почесывая в затылке, сказал Чирвоненко.
– Диоксин, – загадочно сказал Ищенко.
– Что? – дуэтом в голос переспросили Чумиченко и Чирвоненко.
– Как будто бы меня отравили диоксином. Дескать, всему миру известно коварство советского и русского КГБ, они запросто могут и диоксином, и чем-нибудь радиоактивным. Березуцкий говорит, что вреда здоровью не будет, а видимость очень серьезная, все избиратели будут за меня переживать… Вот, он мне продиктовал адрес какой-то швейцарской клиники, в которой все сделают как надо, а потом сами же и напишут, что нашли во мне русский яд, все экспертизы фальсифицируют, никто не докопается.
– Я готов лететь в Швейцарию… – сразу сориентировался Чирвоненко.
– Я не знаю, – с сомнением сказал Юрий Андреевич.
– Надо, Юра! – назидательно сказала Катерина Чумиченко. – Надо, дорогой.
Чирвоненко сочувственно поглядел на кандидата.
* * *
Купи собi квартиру на Блакитному березi Францiп i ти вкладеш своп грошi в найнадiйнiше примiщення капiталу. Торгiвля нерухомiстю «Капiтал – Макси».
– ЦИК Украины зарегистрировал лидера «Братства» Д. Корчинского кандидатом в президенты, – сообщает агентство «Регнум».
Снова была пятница.
На этот раз чаю на веранде не было. Генерал Колея хворал. Но болезнь – не причина, чтобы отменять значимые встречи, а контакты со своим крестником Владимир Семенович почитал за очень и очень важные.
– Что, Владимир Семенович, остеохондроз? – участливо поинтересовался Николай, входя в кабинет учителя и найдя его лежащим под пледом на кожаном диване.
– Да, ты вот доживи до моих лет, Николай, тогда мы поглядим на тебя, – кряхтя и охая, генерал попытался было подняться на диване, чтобы пожать Козаку руку, но Николай остановил его:
– Лежите-лежите, Владимир Семенович, не вставайте.
Николай знал, что в Афгане генерал падал в сбитом душманами вертолете. В отчетах это называлось «вертолет совершил жесткую посадку на авторотации винта». Но на самом деле эта жесткая посадка на авторотации представляла собой натуральное падение вертолета «Ми-8» с высоты почти двухсот метров, когда духи из замаскированного в ущелье ДШК, полоснув короткой очередью, попали сразу в обе турбины вертушки-«пчелки», и та только чудом и виртуозным фартом бывалого майора-пилота избежала того, чтобы не закувыркаться, упав на косогор, но грохнулась на все четыре колеса шасси прямо на дно ущелья. Тогда-то Владимир Семенович и получил трещину в позвонке да межпозвоночную грыжу к трещине вдобавок. Два месяца в Душанбе, а потом уже в московском госпитале лежал. Оперировался. Думал, что спишут уже в запас, но понадобился. Не списали. Как раз после госпиталя звание генерал-майора вместе со звездочкой Героя и получил.
– Ты мне скажи, что ты в Запорожье делал? – строго и с хитрецой спросил генерал, когда Николай уселся на предложенном ему стуле.
– Как что? – удивился Николай. – У меня там родители. Мать, отец. И потом, я на разбор инцидента со взрывом боеприпасов на полигоне ездил.
– Ладно, расслабься, Коля, это я к тому, чтоб ты меньше с дивчинами гулял, а больше думал, чтобы размышлял, почему Янушевич проигрывает, причем проигрывает не шибко-то умным противникам, – вздохнув, ослабил хватку Владимир Семенович.
– Проигрывает? – переспросил Николай.
– Бездарно, по всем пунктам проигрывает, Коля, – подтвердил генерал, – и скоро у нас будет американский президент, можем друг дружку с этим поздравить.
– Это Ищенко, что ли, американский президент? – спросил Николай.
– А что же он, монгольский, что ли? – ехидно переспросил генерал и ойкнул от сдавившей позвоночник боли. – Чай, не в монгольское посольство по шесть раз на дню звонит, а в американское.
– Ну, хорошо, – нервно кашлянув, начал Николай, – а мне-то что вы посоветуете делать, если Янушевич пролетит, как фанера над Берлином?
– Над Парижем, – поправил его генерал.
– Да, над Парижем, – согласился Николай, – так мне-то куда прикажете потом подаваться? Не к американскому же, как вы говорите, президенту?
– Нет, не к американскому, – кивнул с дивана Колея, – но место работы, видимо, придется сменить.
– Ну, а вы, – сглотнув комок в горле, спросил Николай, – а вы сами на кого ставите?
– Я? – переспросил генерал и, улыбнувшись, сказал: – Меня никто не тронет и не уволит. У меня ведь на каждого такие материалы лежат, реальные, что даже сотой доли достаточно, чтобы поднять международный скандал и судить всех, как Павло Лазаренко. И они все это знают. И знают, что материалы надежно спрятаны, и знают, что случись со мной что – найдутся люди, которые их куда надо доставят. За меня не беспокойся.
– Я вот тут хотел попросить. Девушка эта, журналистка, все «голодомором» интересуется, может, поможете ей допуски в архивы получить?
– А в наших архивах ничего про это нет. Кушма дал указание все документы уничтожить!