Анжела вдруг тоже заплакала:
– Мама! Неужели все так плохо?
– Пока не так плохо, – уже спокойнее сказала Юлия, – но может статься, что будет плохо. И чтобы такого не случилось, ты должна немедленно дать отставку своему Василию и…
– И что еще? – всхлипывая, спросила Анжела.
– И выйти замуж за нормального парня, – подвела черту мать, – за американца.
Мамаша села в кресло и закрыла глаза. Двадцать минут, как Штирлиц, она будет спать, этого достаточно, чтобы сбросить усталость дня и снова идти в бой. Бой продолжался у Юлии Тимоченко всю жизнь, бой за выживание, за место под солнцем. И чем больше проблем она успевала решить и чем больше врагов она побеждала, тем больше новых проблем и новых врагов у нее возникало. В «главной украинской националистке» не было ни капли украинской крови. Мать – русская, отец, полуармянин-полуеврей, оставил ей в наследство армянскую фамилию Агригян, с которой ей пришлось прожить жестокое детство. Она его не помнила, он бросил их, когда ей было два года. Мать бесконечно работала и была помешана на экономии, деньгах, бережливости: «У нас нет денег» – самая частая фраза, которую она слышала в детстве. Собственно, все разговоры матери сводились только к тому, сколько что стоит и сколько еще нужно отдать долгов со скудной зарплаты. Собственно, поэтому деньги стали главной ценностью жизни и для дочери. А еще она ненавидела мужиков – это тоже на всю жизнь, обида на отца за мать и за себя. Юльке приходилось выкручиваться, стараться, хорошо учиться, самой поступать в вуз, на экономиста, поближе к деньгам. Она планировала быть отличницей, распределиться на какой-нибудь завод и стать его директором через много лет, как героиня фильма «Москва слезам не верит». Но планы внезапно изменились, когда совершенно случайно засветил другой вариант. Какой-то юноша ошибся номером, стали болтать, встретились, и он… У него была такая машина, такие вещи, такие деньги… которых Юля никогда не видела. Папа был секретарем Днепропетровского райкома – большая шишка! В советские времена девочки не очень-то позволяли себе секс до свадьбы. Юноши из богатых семей не могли себе позволить и проституток: узнают в КГБ – выгонят отца с работы – и прощай красивая жизнь. Поэтому, когда Юля резко пошла на интим, Саша Тимоченко был удивлен и сражен. Его радость, однако, была недолгой. Через месячишко Юля объявила юноше, что она беременна и в любом случае намерена рожать. Бросит, думала она, рожу и выживу, как выжила моя мать-одиночка. А если не бросит – то я вытянула счастливый билет. «Риск – благородное дело» и «цель оправдывает средства», «все мужики – подонки, которыми надо пользоваться, пока они тобой не воспользовались» – вот три принципа, которыми она стала руководствоваться. Саша Тимоченко не бросил ее и даже «как честный человек» женился. И Юля распрощалась с ненавистной фамилией Агригян и стала простой Тимоченко. Как все, родившиеся в богатых семьях, Саша привык ко всему готовому, он не вызывал у молодой жены ничего, кроме презрения. Как можно уважать человека, которого сама же и обвела вокруг пальца? Зато папа нового мужа вызывал настоящее восхищение: человек большой, со связями, авторитетный, настоящий мужик, не то что Сашка-размазня, мальчик-мажор. Бойкая сноха, этакий мальчишка в юбке, Юля тоже понравилась свекру, который тяжело вздыхал, глядя на неумеху – сына-наследника.
|
|
|
|
По сути, Юля заменила ему сына, стала оправдывать его надежды, на ходу рвать подметки. Как только Горбачев объявил перестройку, придумала Юля открыть видеосалон и зарабатывать на показе порнушки и боевиков. Свекор дал денег, и скоро весь Днепропетровск покрылся видеосалонами. Естественно, пришлось делиться с бандитами, но эти связи тоже пригодились. Когда свекор понял, что девчонка – молодец, он предложил ей настоящее дело. «Корпорацию» Украинский бензин» (КУБ). Бизнес простой – он, папа, договаривается, чтобы предприятия области покупали бензин только у него, а она, дочка, организует сам бизнес: поставки, дистрибуцию, а главное – финансовые схемы. Через год все сельхозпредприятия покупали только бензин КУБа. Как это удалось? Главное, иметь связи и уметь предложить откат директору совхоза за то, что он покупает бензин только у этой фирмы. А связей у свекра было в избытке. Молодую бизнес-леди заметили серьезные фигуры из днепропетровского клана. А именно металлург Пенчук и губернатор Днепропетровщины – Павло Лазаренко. Пенчук позже станет зятем президента Кушмы, а Лазаренко еще до Кушмы успеет побывать премьером Украины. А в то время все было еще не так масштабно. Юля создает фирму «Единые энергосистемы Украины» ЕЭСУ и теперь уже монопольно продает бензин всей области. Барыши делят с Павло. И тут Лазаренко становится премьером, Кушма помог днепропетровскому дружку. Все то же самое повторяется в масштабах страны. Юля – монополист по продаже бензина в ряде областей, в семи областях она контролирует газоснабжение. Занимается покупкой дешевого газа у «Газпрома» и продажей его по дорогим ценам – за границу. При этом гарантом выступает правительство Украины. И когда Юля забывает расплачиваться с «Газпромом», то деньги платит за нее украинский бюджет. А еще было придумано расплачиваться с русскими продукцией украинских предприятий. Естественно, было выгодно, чтобы продукцию принимали по высоким ценам. Купили в Москве соответствующего чиновника – и пошла работа! Юля стала миллиардером… Казалось бы, радуйся, но – одна проблема. Если раньше ей помогал тесть и помогал ради сына и минус ситуации был в том, что приходилось терпеть нелюбимого мужа, то теперь, хоть с мужем она и рассталась, на ее женские плечи свалился другой мужик – собственно сам Павло. Неужели не мог найти себе в партнеры авторитетный человек других авторитетных мужиков? Нет, Павло был старым, жирным, развратным, похотливым мерзавцем. Все льготы и привилегии Юлиной фирме давались именно за красивые глаза, а также ноги и все остальное. Юля утешала себя тем, что «цель оправдывает средства» и то, что она продала себя за миллиард, это мечта чуть ли не каждой женщины на планете. Банки, авиакомпании – ее богатство растет, и вот у нее уже два миллиарда. Но… Кушма под давлением оппозиции снимает проворовавшегося Павло, и им обоим грозит тюрьма.
|
|
Политика и депутатская неприкосновенность – лучшая защита от тюрьмы. Они избираются в Верховную раду по спискам тут же на коленке сделанного «избирательного блока» – «Громада». Но самому Лазаренко это не помогает, его воровство имело международный масштаб, против него имели зуб и на Западе. У себя дома – воруй сколько хочешь, но нельзя воровать у Запада. Эту истину Павло не понял и погорел. Его арестовали в Швейцарии, он вышел под залог и бежал в свободную Америку, но и там его посадили. Юля потеряла весь бизнес, пошла к Кушме – поплакалась, предала Лазаренко, обещала быть послушной и даже создала новую пропрезидентскую партию – «Батьковщина». За это Кушма назначил ее вице-премьером к своему новому премьер-министру Ищенко. Она отвечала за весь топливно-энергетический комплекс. И, может, и хотела бы она не воровать, но долги, которые висели на ней после падения Павло, были очень велики. Пришлось вспомнить старое… Ой, как пригодился ей опыт и уроки Павла Лазаренко. Долги своей фирмы она тут же покрыла из казны, стала заниматься контрабандой газа в Великобританию и на Ближний Восток… Ну и… Чуть больше года прошло, а прокуратура завела аж два уголовных дела и объявила, что ей грозит аж десять лет тюрьмы! Да еще и русские посадили своего чиновника, через которого делались зачеты с украинскими предприятиями. Ее вызывают на допрос в Москву, ее объявляют в розыск в Интерпол! И где искать спасения? Только в политике! Благо, Кушма, погрязший в отставках и скандалах, в очередной раз погорел на деле об исчезновении журналиста Гагаладзе. Юля, которую отправили в отставку, объявляет Кушме войну, заплетает косу и идет на митинги и баррикады. Но ее все равно арестовывают, в тюрьме бывшая миллиардерша и газовая принцесса провела страшных сорок два дня, которые никогда в жизни она не сможет забыть. Огромные взятки помогли выйти на свободу. Оставшиеся деньги приходится бросать на новые выборы – вперед, за вожделенной депутатской неприкосновенностью! И она ее получила, день и ночь выступая на митингах, крича о том, какой страшный коррумпированный режим у Кушмы, как надо идти к «цивилизованной Украине»! Блок Юлии Тимоченко прошел в парламент, а сама она тут же затеяла новую акцию «Восстань, Украина!» и готова была прекратить ее только в обмен на прекращение всех уголовных дел. Но Кушма не сдавался, в эфире телевидения показали, как ее засняла скрытая камера в момент разговора о передаче взятки генпрокуратуре. Кушма попросил Россию активизировать уголовное дело потив нее, и ее опять вызвали на допрос в Москву. Теперь вопрос стоял так: или она вместе с Ищенко сместит Кушму, или Кушма посадит ее. Она не могла проиграть, ставка значила больше, чем жизнь. И поэтому баррикады, митинги, переговоры с утра до ночи. И поэтому так бесит инфантильная дочка, которая, видите ли, влюбилась! Почему-то мама никогда не позволяла себе влюбляться, всегда использовала ненавистных мужиков, даже когда спала с ними, мама все время думала о ней, о дочке, ее будущем, а она, дуреха, увлеклась москаленком, забыв про мать…
* * *
Нiжний крем вiд загару «Невея» ваш нiжний i надiйний супутник у щасливiй вiдпустцi на курортi.
– Ю. Ищенко доставлен в австрийскую клинику с предварительным диагнозом «острое пищевое отравление», – сообщает польское агентство «Право»
Алла на этот раз не полетела, а поехала поездом с Киевского вокзала.
– Что-то леталка отказывать стала, – пожаловалась она главному, – бояться я что-то стала.
– Это у тебя оттого, что ты влюбилась, – сказала присутствовавшая при разговоре Ленка Асланян.
«Может, Ленка и права», – про себя думала Лисовская, когда поезд лихо, на скорости проехал Наро-Фоминск. В купе, на ее левой нижней полке, лежал открытый ноутбук. Но что-то не работалось. И когда поезд со свистом пролетел Малоярославец, Алла взяла мобильный телефон, решив позвонить Николаю.
– Встретишь? – спросила она его.
– Встречу, – ответил Николай.
Николай встретил с розами. Красивой Алле и до этого часто дарили цветы, но ей никогда не было так приятно получать их, как теперь.
– Спасибо, милый, это мои любимые, – сказала Алла, целуя Николая в щеку, – а почему небрит?
– Извини, дорогая, но столько работы, сегодня еще не ложились, ночь на ногах, – с виноватым видом ответил Козак.
– Тебе надо серьезно поговорить с твоим Янушевичем, – сказала Алла, – иначе я рискую уже через полгода иметь в твоем лице не высокопоставленного любовника, а простого безработного. А мне не нужен любовник без положения, я девушка рациональная и прагматичная.
– Хорошо, – согласился Николай, – я и сам, если честно, уже созрел для серьезного разговора с шефом, так что твои доводы только добавили каплю на чашу весов.
– Ну, вот и хорошо, – улыбнулась Алла.
* * *
Пластиковi звукопоглинальнi вiкна «Кварц» i сантехнiка вiд кращих фiнських фiрм постачальникiв в магазинi будiвельних товарiв «Мiнiмакс».
– Эксперты из ЕС и СНГ на брифинге для журналистов в Киеве предсказали революцию в Украине.
Звонил Сипитый, сказал, что их местная прокуратура в возбуждении дела об изнасиловании Галочки Маховецкой отказала.
– Наши местные менты с врачами «Скорой помощи» написали, что у нее патологический постменструальный синдром, поэтому и кровотечение, – сказал Сипитый.
– Чего-чего? Какой синдром? – перебил его Дружинин.
– Месячные у нее, мол, с патологией, с отклонениями, потому и постоянное кровотечение, – тоже в раздражении заорал в трубку Сипитый, – а синяки и ссадины у нее потому, мол, что купаться полезла в неположенном месте и со скалы в воду упала и о камни покорябалась.
– Ага, а они к ней в больницу ходили? Ее расспрашивали? – в возмущении кричал Евгений Васильевич. – Они видали, какая она лежит?
– Слушай, не дави на меня, – сбавив тон, сказал Сипитый, – тут менты все на стороне татар, ты бы видел наших участковых, все бы понял.
– Плохо это все, – упавшим голосом сказал Дружинин. – Если Галка инвалидкой останется, я себе этого не прощу, это ж я ее в командировку послал.
– Ты еще погоди, – не без злорадства заметил Сипитый, – если делу бы дали ход, как мне мой участковый сказал, меня бы как первого подозреваемого бы в СИЗО определили, а с тебя тоже подписку взяли бы о невыезде, будь спок, так что это еще, может, и к лучшему.
Надо молитву за здоровье Галкино заказать, решил Дружинин и двинулся прямиком к Владимирскому собору, который виднелся неподалеку. Раз сто Дружинин бывал в Киеве, а в знаменитый собор, расписанный Васнецовым, так и не зашел посмотреть. Все думал – успею еще. А тут как раз нужда и заставила!
Перекрестившись у входа, Дружинин хотел уже было войти в храм, как почувствовал, что его кто-то держит за рукав.
На нем повис маленький дед с красивой большой белой бородой.
– Вы, молодой человек, какой веры?
– Как это? Православный! Крещеный я.
– Вы русский? Из Москвы?
– Да!
– Не ходите в этот собор, он временно испоганен раскольниками!
– Как это испоганен?
– Нельзя в нем пока молиться. Храм захватила раскольничья секта Филарета, который Денисенко.
– Я в этом не разбираюсь… А где тогда молиться?
– В Киево-Печерской лавре, например, она еще не захвачена раскольниками.
– А что, будет захвачена?
– Да вы что, с луны свалились? Не знаете, что творится?
Дружинин подошел к машине.
– Вы в лавру? – спросил дедок.
– Да! Сами же посоветовали!
– Захватите меня с собой, а я вам все расскажу!
Дедок оказался и впрямь каким-то бывшим профессором философии, изгнанным из Киевского университета за то, что прилюдно насмехался над «великим украинским философом – Сковородой». Сегодня пенсионер занимался миссионерством, разъяснял приезжим туристам и поломникам, что творится с церковью в Украине. Начал дедок издалека:
– После Батыева нашествия, со времени вхождения Малой Руси в Великое княжество Литовское, официальным языком которого был русский, религией – православие, никаких притеснений православию не было. Поворот литовской верхушки в католичество, естественно, привел к насаждению католицизма. Тем из русских, кто становился католиком, давались всевозможные привилегии, дворянству жаловались усадьбы и прочее. Но процесс этот шел медленно, основная масса простого народа католичество не принимала. Собственно, даже сейчас католических храмов даже в Западной Украине довольно мало. Более того, православные объединялись в братства, стремились всеми силами защитить правильную веру. Можно почитать историков, есть много скандальных и трагических моментов, связанных с попытками расколоть православных и насадить католичество. Дело чуть сдвинулось с мертвой точки после Флорентийской унии 1438 года, когда митрополит Киевский Исидор ушел под Папу.
– Что за уния такая? – заинтересовался Дружинин.
– Сама уния была придумана Папой, пытавшимся спекулировать на тяжелом положении Константинопольского патриарха. Как всегда ему обещалась помощь в борьбе с неверными, с турками, в случае, если он уйдет под Рим. Естественно, никакой помощи не было. Константинополь был взят турками, а итальянцы-генуэзцы даже оказывали туркам помощь. Уния не была признана большинством православных епископов, но в числе предателей оказался митрополит Киевский – Исидор. В Москве новоявленного кардинала арестовали, но он бежал из-под стражи и кончил свою жизнь где-то за границей. Тем не менее униатство начало насаждаться литовской, а затем и польской верхушкой среди православных. Это было легче, чем насаждать католичество. Потому что униатство предполагало сохранение обрядовой стороны, единственное условие – подчинение Папе римскому. Форпостом сопротивления насаждению униатства стала знаменитая Свято-Успенская Почаевская Лавра. Сопротивление успешно продолжалось до двадцатого века. Естественно, что австро-венгры, придумавшие «Украину», насаждали и униатство, погромы в первую очередь касались православных храмов, духовенства. Не большевики первыми стали громить храмы и убивать священников в двадцатом веке, это делали в Первую мировую войну просвещенные европейцы и их натасканные псы, новоиспеченные «украинцы».
Дедок закатил глаза, поднял палец вверх и вдохновенно продолжил:
– Святой Лаврентий Черниговский завещал: «Помните наши родные слова – Русь и Русский. И обязательно нужно знать, помнить и не забывать, что было крещение Руси, а не крещение Украины. Киев без Великой России и в отдельности от России немыслим ни в каком случае. Поляков понуждали завоевывать Русь. Православных притесняли со всех сторон. Очень не нравились слова: Русь и Русский, поэтому назвали завоеванные поляками русские земли сначала Малороссией. Потом опомнились, что здесь есть слово «рос», и перезвали «окраиной». Слово «окраина» – позорное и унизительное слово! Какая «окраина»? Чего и почему окраина, когда за этой окраиной находятся другие страны и государства? И позже узаконили нам слово «Украина» и «украинцы», чтобы охотно забыли свое название «русский» и навсегда отреклись от святой и православной Руси».
– Ну, это вы, батя, не ко мне, я и так русский, что меня агитировать? – прервал его речь Дружинин.
– Русским себя называете, а что творится тут, не знаете! После 1991 года агрессия со стороны униатов приняла чудовищные масштабы. На Западной Украине, с молчаливого согласия властей, избивались священники, осквернялись храмы, большая часть храмов была захвачена и переделана в униатские. И это не в Средневековье, не сто лет назад, а буквально сейчас. Захваты храмов продолжаются. Но даже сейчас число униатских и католических приходов в пять раз меньше, чем число приходов православных.
– Да вы мне про этого… Филарета хотели рассказать… – опять прервал Дружинин словоохотливого проповедника. – Этот-то откуда взялся?
– Филарет был митрополитом Киевским и принадлежал к Русской православной церкви Московского патриархата. Когда умер прежний Патриарх Всея Руси Пимен, Филарет целил на его место, но его не выбрали, а выбрали нынешнего патриарха – Алексия Второго. И вот Филарет объявил самостоятельную Украинскую церковь и ушел в раскол. Думал, что вся Украина за ним пойдет. Но за ним не перешло ни одного монаха! Абсолютное большинство епископов и священников за ним не пошли! Его приходы в большинстве случае фиктивны, реально этих новых киевских «православных» менее одного процента, зато им регулярно передаются храмы, причем самые лучшие. Например, Владимирский собор, в который я вас сегодня не пустил.
– На каком основании им передают храмы-то? – спросил Дружинин.
– Это явно не «требование народа», который остается православным и лояльным Московской патриархии, это насаждение альтернативной конфессии властью. При этом властям неважно, что насаждать, лишь бы не «московское православие». Самое опасное – даже не Филарет, Украина стала страной, в которой, как нигде в мире, господствуют всевозможные секты, в том числе тоталитарные. Им дали волю только для того, чтобы они отбивали паству у православной церкви. Но даже при всем этом подавляющее большинство верующих молится в канонических православных храмах, почитает истинные святыни Киево-Печерской лавры, а не новых «украиноязычных» раскольников.
– Приехали, – объявил Дружинин, засовывая в карман куртки дедка стодолларовую бумажку, – спасибо за интересный рассказ, дальше я сам.
И он вошел в ворота Киево-Печерской лавры.
Глава пятнадцатая
Октябрь 2004 г.
Вiзи, паспорти, громадянство за три днi. Охоронний– туристичний-детективне пiдприємство «Щит».
Президент России выступил в прямом эфире трех украинских каналов с поддержкой кандидата Янушевича.
К генералу Колее Алла пришла вместе с Николаем. Сколько ни уговаривал он ее просто позвонить, сославшись на него, как он, собственно, с генералом и договорился, а все девчонка робела.
А генерал оказался нестрашный, угостил хорошим кофе и даже достал Алле материалы по «голодомору».
– Вот тебе точные цифры погибших от голода в 1932—1933 годах. В 1932 году родились семьсот восемьдесят две тысячи и умерли шестьсот шестьдесят восемь тысяч, в 1933 году – соответственно триста пятьдесят девять тысяч и один миллиард триста девять тысяч. Данные неполны, я знаю, так как плохая работа ЗАГСов в тот период является достаточно известным фактом. Несомненно, в сводках украинского УНХУ был недоучет. Возможно, весьма значительный, но, конечно, речь идет о процентах, а не порядках. Цифры говорят о многом. Для Украины двадцатых-тридцатых годов в благоприятных условиях, без войны, голода, эпидемий, было характерно примерно двукратное превышение рождаемости над смертностью. В 1932 году еще сохранялось положительное сальдо между рождаемостью и смертностью, но уже далеко не в двукратном размере, то есть последствия голода давали о себе знать, а в 1933 году смертность была выше рождаемости почти в 4 раза. Это говорит о том, что в 1933 году на Украину обрушилась какая-то катастрофа. Даже по неполным данным, умерли лишних миллион двести тысяч человек, чем в нормальные годы. Уточненные данные, даже если очень стараться, не превысят двух миллионов человек по Украине. Все разговоры о пяти-десяти и пятнадцати миллионах погибших – чистой воды вымысел.
– А не могли в этих справках специально не показывать масштабы бедствия? – спросил Николай.
– Исключено. Дело в том, что большевики не считали свои деяния преступлением, они считали, что от голода погибли просто несознательные граждане, сами не сеявшие хлеб. К тому же Госплан – строгая организация, ему на основе цифр этих надо было всю экономику планировать, за приписки или, наоборот, сокрытие цифр Сталин людей сразу в Сибирь ссылал. Нет, никто ничего не пытался фальсифицировать, это я вам как спецслужбист заявляю, у меня данные всегда точные.
– То есть все-таки голод был, и масштабный! – задумчиво сказала Алла.
– Да, но не только в Украине. В СССР умерли от голода и его последствий не менее двух миллионов восьмисот тысяч человек. Неучтенная смертность в 1933 году оценивалась величиной около одного миллиона человек. Сколько не было учтено смертей в 1932 году, неизвестно, но явно значительно меньше, чем в 1933 году. По моему мнению, смертность от голода в 1932—1933 годах в целом в СССР составила четыре миллиона человек. Так что разговор о том, что это был геноцид именно украинского народа, является самой настоящей брехней! Украинцы голодали, а все остальные от пуза, что ли, жрали? И главное – давайте сравним. Когда Украина вышла из СССР, в стране жило сто пятьдесят два миллиона. А сейчас сто сорок шесть миллионов. Куда делись шесть миллионов? Каждый год последние восемнадцать лет нас становится на триста тысяч меньше в среднем. Идет вымирание нации. Настоящий геноцид. Умерли в три раза больше, чем во время «голодомора», только незаметно. Умерли от нищеты, от плохой медицинской помощи. А при Сталине население росло каждый год, украинцев больше становилось, а не меньше… Так кто геноцид-то осуществляет? А? Новые власти или Сталин?
– Спасибо… вы мне очень помогли с моим материалом, осталось теперь только понять сам механизм возникновения голода, почему люди перестали сеять? Неужели просто из жадности, чтобы большевикам меньше досталось?
– Я не экономист, поговорите с кем-нибудь другим, может, они объяснят, – подвел итог генерал Колея. – Но это все дело прошлое, меня же будущее волнует, что делать-то собираетесь?
– В смысле? – не понял Николай.
– А вот что я тебе скажу, Коля, я ведь высоко сижу и далеко гляжу. Ты думаешь, что вот, дескать, голосование пройдет. Вот, может быть, Янушевич победит… так?
– Так.
– А я тебе скажу, что, по моим разведданным, все билеты на поезда в Киев на день голосования из всех западных регионов уже месяц как скуплены! А еще заказаны сотни автобусов во всех автопарках западенщины! Прикинь, сколько стоит это все!
– А зачем? Я что-то не понимаю, – спросила Алла.
– Хэ! А если я вам скажу, что, по моим разведданным, в штабе «оранжевых» заготовлено около полумиллиона оранжевых плащей и накидок и еще одна тысяча оранжевых палаток. Консервы, тушенка, сгущенка, флаги, дудки… Есть и оружие, между прочим…
– К празднику, что ли, готовятся? – не догонял Коля.
– Ага, будет вам праздник! Да неужели не понятно, дурьи ваши головы, что совершенно неважно, как пройдет голосование, кто победит и кто проиграет. Выборы – это повод обвинить власть в фальсификациях и устроить переворот! Все уже заготовлено заранее!
– Так Ищенко не меньше нашего фальсифицирует! На Западе все избирательные комиссии и вся власть под ним!
– Но только разница в том, что Ищенко о ваших фальсификациях заявит и полмиллиона человек на площади выведет, а вы ничего не заявите, и люди, плащи, флаги, палатки, дудки у вас не готовы!
– Но есть власть, в конце концов, милиция, – слабо возразила Алла.
– Никто не будет стрелять, все перебегут на сторону Ищенко, все всех предадут. Янушевич обречен. Как я и говорил, в этот момент повысятся акции Кушмы, и он заставит подписать соглашения и принять законы, согласно которым у него будут гарантии безопасности, а президент будет лишен части полномочий в пользу премьера.
– А ведь в Раде большинство у Янушевича.
– Сейчас – да, и то весьма приблизительное, а через месяц все от него разбегутся…
* * *
Подарунки не дарують! Ними обсипають! Правило «Артiнi».
– Ю. Тимоченко заявила о готовящихся масштабных фальсификациях на выборах президента со стороны действующей власти, – сообщает «5-й канал».
На душе у Козака было как-то мутно. Мутно и противно, как бывает, когда тебе поручают какое-то важное дело и тебе при этом от работы никак не увильнуть, но ты сам при этом не веришь, что работа эта может быть сделана. Это все равно, как если не наделенное умом, знаниями и информацией начальство посылает тебя кровь из носу добыть нечто не существующее в природе или решить непосильную современной науке задачу. От упрямого нежелания начальства видеть очевидную для Николая безысходность своего положения, да и от общей царящей в штабе эйфории, порожденной, как теперь казалось Козаку, упрямой слепотой его шефа, поощряемой и лелеемой его нечистоплотным окружением, от этой упрямой слепоты Янушевича, с какой тот весело несся к очевидному для Николая поражению, в душе его поселилась тоска.
Козак и сам не был дураком. Отчего бы тогда генерал Колея стал с ним возиться! После долгих разговоров с тем же генералом, а потом и с Аллой Лисовской, которая везла из Москвы неискаженный взгляд на проблемы его шефа, Козак со всей очевидностью теперь видел, как в шутку, в виде тоста говорят иногда некоторые умные военные: «всю безысходность порученного им дела»…
– Николай, не лезь не в свое дело, – морщась, словно от боли в животе, отрезал Янушевич, когда Козак было попытался завести с шефом разговор на тему перспектив скорых выборов. – Твое дело – обеспечивать безопасность, вот и занимайся этим, а насчет политики, на меня такие умы работают, куда тебе! Так что не лезь, куда не надо. Я выиграю, сто процентов. Вон на давешних теледебатах Ищенку на обе лопатки положил. Каждый должен своим делом заниматься, – назидательно поучал Янушевич, – Ринат денег дает, Анна пиаром руководит, Левинец с Клюквиным и Прудником координируют, а ты за безопасность отвечаешь, понял? Что ты скажешь, если Ринат Ахматов или Анна Герман полезут в твои дела? – Янушевич с хитрецой поглядел на Николая. – Тебе не понравится, потому как ты скажешь, в каждом деле специалист нужен и дилетанту в серьезные вопросы, где есть специфика, лезть не след… И правильно скажешь! Так чего же ты, Мыкола, лезешь в политику? Твое дело – топтунами из наружки руководить да прослушку глушить, чтобы я и мои люди спокойно работали, понял?
Янушевич с назидательным видом покрутил пуговицу на пиджаке Николая. И этот жест вместе с обидным ударением на букве «я» в слове «понял» больно резанули по самолюбию Козака.
– Понял, ваше превосходительство, – с явным вызовом ответил Козак и, отходя от шефа, внутренне послал его ко всем чертям.
– Че Коля Козак такой расстроенный? – участливо поинтересовался Клюквин. – Я с ним в приемной столкнулся, он со мной даже не поздоровкался.
– Лезет не в свои дела, – отмахнулся Янушевич, – после того как выборы пройдут, я его поменяю.
– Ну, когда ты президентом станешь, – картинно разведя руками и выразительно округлив глаза, сказал Клюквин, – тебе иного масштаба особисты потребуются, мы тебе таких привлечем.
– Не хочу сглазить, – сплюнув через плечо, ответил Янушевич, – но после вчерашних теледебатов у меня сомнений почти нет.
– Я смотрел, Витя, – улыбнулся Клюквин, – а сегодня в газетах про это все журналюги пишут, что ты своего оппонента переиграл, особенно по экономике.
– Да я и не сомневаюсь, – кивнул Янушевич, жестом показывая, что этот вопрос его более не волнует, – надо бы уже обсудить, как будем работать первую президентскую стодневку.
– Да, Витя, я затем до тебя и приехал, – меняя тон с добродушного на деловой, включился Клюквин, – надо несколько кадровых вопросов решить, у меня есть хорошие людишки на примете.
– Давай, – Янушевич устроился в кресле и выразил готовность слушать, – излагай, нам теперь много работы предстоит, не меньше, чем до выборов.