Во дворце была своя маленькая часовня, где батюшка каждое
воскресенье проводил службу для обитателей дворца. Это был тот день
недели, когда можно было быть уверенным, что увидишь всю семью в
сборе. В течение того времени, когда Керенский был у власти, условия
были довольно хорошими, несмотря на то что у императрицы и у всех нас
была ограничена свобода передвижения. Как раз к тому времени, когда мы
уезжали из России, я получал, например, жалованье от государства в
размере 120 рублей, на которое к концу моего пребывания в Южной России
можно было купить только моток пряжи. После того, как Керенский был
изгнан и к власти пришли Троцкий и Ленин{64}, условия нашей жизни
ужесточились. Не пришлось долго ждать, и у императрицы отобрали
автомобиль, которым она пользовалась для небольших прогулок по
окрестностям. А некоторое время спустя она и все прочие обитатели
получили приказ переехать из Ай-Тодора в замок Дюльбер{65},
расположенный на одну версту южнее. Замок принадлежал князю Петру
Николаевичу. Между тем, из Санкт-Петербурга приехал Поляков, и теперь
мы вдвоем выполняли нашу работу. В этот период за нами очень строго
следили. Командование состояло теперь уже не из офицеров старого
царского времени, а из людей, которые получили офицерское звание на
новом политическом пути. Мы, обслуживающий персонал, нисколько не
сомневались, что тучи над нашими головами сгущались. Я не знаю,
чувствовала ли это императрица, но если и чувствовала, то, во всяком
случае, это было незаметно. Несмотря на свои 70 лет, она все еще
высоко держала голову. Во время нашего пребывания в Дюльбере мы
пережили одну ужасную ночь. В окрестностях шли бои и были волнения. У
нас самих не было оружия, но часовые, которые нас охраняли, были
хорошо вооружены. Начальник караула по виду был страшным разбойником,
с невероятно грубой рожей, но, как оказалось, он был мужчиной,
понимавшим свою задачу: от лица своего правительства защищать нас от
возможных нападающих. Он был мичманом военно-морских сил, по фамилии
Задорожный{66}. Было ясно, что нам грозит серьезная опасность, и
Поляков и я стояли на посту с большой палкой в руках, готовые оказать
теплый прием нежеланному гостю. Когда наступила ночь, мы увидели нечто
удивительное. Большие группы крымских татар, вооруженных чем попало –
дубинами, косами и ружьями, встали лагерем вокруг дворца. Мы были
полностью окружены. Императрица как будто ничего не замечала. Она
спокойно готовилась ко сну и легла в обычное время. Задорожный был все
время на своем посту, проверял караул и был готов защищать нас до
последней капли крови. Как после оказалось, татары пришли также
защищать нас! Как только среди них прошли слухи, что императрица в
опасности, они устремились к дворцу, чтобы усилить охрану. Это было
неожиданное доказательство лояльности татарского населения{67}. В
один прекрасный день мы вдруг обнаружили, что караул снят. Мы не
поняли почему, и решили, что была допущена ошибка при смене караула.
Позднее мы получили разъяснение. В Крым вступили немецкие войска, и в
тот же самый момент все красные отряды исчезли. После того, как пришли
немецкие войска, мы получили значительно большую свободу передвижения.
В мае 1918 года мы покинули Дюльбер и переехали в Харакс{68},
маленький уютный дворец, стоявший очень близко к воде, примерно с
таким же расположением, как и Ай-Тодор. Дворец принадлежал Георгию,
старшему брату великого князя Александра. Все лето и зиму немцы стояли
близко, в окрестностях дворца. Как я понял, они не искали связей с
императрицей и не вмешивались в наши отношения. Но случалось, что
немцы появлялись во дворце и просто вели разговоры о ситуации – чаще
всего с гофмаршалом императрицы Долгоруким. Однажды осенью пришли трое
офицеров, у которых была долгая беседа с гофмаршалом. Как только они
ушли, он прошел к императрице и доложил о разговоре. Они рассказали,
что день спустя в русских газетах появится сообщение, что царь, его
супруга и их пятеро детей были убиты в Екатеринбурге (теперь
Свердловск). Но мы не должны верить тому, что будет в газетах.
Немецкие офицеры далее рассказали, что царская семья спаслась. Через
короткое время все в доме знали об этом посещении немецких офицеров и
о том, что они рассказали. Когда я вскоре был вызван к императрице,
она была так же уравновешенна, как всегда, но мне показалось, что она
была более радостной и возбужденной, чем обычно. На следующий день мы
получили газету, где было описано убийство. Мы читали это сообщение,
смеясь, так как знали, что все это ерунда. И тем человеком, который
больше всех был уверен в том, что царь жив, была сама императрица. Она
была оживлена и шутила со своей горничной и другими людьми, хотя,
несмотря на свою приветливость, обычно была молчаливой. Через
несколько дней ялтинская газета написала, что царь не был убит и
совершил побег, а некие «Д», «В» и «Г» помогли ему и его семье
убежать. Никто из нас не знал, кто скрывается под этими буквами, но
очень усердно пытались отгадать это. Некоторое время спустя произошло
событие, которое произвело на всех нас заметное впечатление. Вся семья
собралась за завтраком на большой открытой веранде. Была прекрасная
погода, мягкая и не слишком жаркая. Во время еды на лестнице веранды
вдруг появилось странное существо. Это была цыганка. Она была не
молодой и не старой, скорее всего ей было 35-40 лет. Она было одета в
обычную пеструю цыганскую одежду, а на ее черные волосы был накинут
цветастый платок. На шее и на запястьях у нее, как обычно, были
серебряные мониста. Откуда она пришла? Как она проскочила через
караул? Чего она хочет? Дежурный гофмаршал, а это был Вяземский,
подошел к ней, чтобы ее прогнать, но цыганка сказала, что она хочет
поговорить с императрицей. Это была крайне неофициальная форма приема.
Императрица сидела так близко, что слышала все сказанное. Она сказала:
– Императрица – это я. Что ты от меня хочешь? Цыганка сделала шаг
вперед по направлению к императрице и сказала так громко, что все
вокруг смогли это услышать: – Я хорошо знаю, что Ваше Величество очень
печалитесь, но Вам не стоит этого делать, Ваш сын жив и находится в
добром здравии. Императрица засмеялась, она смеялась так искренне, как
мне редко приходилось слышать, и поблагодарила за сообщение. Цыганка
хотела сказать что-то еще, но императрица прервала ее. – Достаточно, –
сказала она и приказала Вяземскому выдать цыганке 25 рублей. Та взяла
их и была препровождена гофмаршалом к воротам. Это маленькое
происшествие оставило у нас глубокое впечатление. Была ли это только
ловкость цыганки, которая воспользовалась ситуацией? Или за ее словами
скрывалось сообщение политического свойства? Я не знаю этого и,
вероятно, никогда не узнаю. Зима следовала за зимой. Мы напряженно
ждали хоть какого-нибудь знака от царской семьи, подтверждающего, что они живы, но никакого сообщения не было ни от царя, ни от
таинственных Д., В. и Г. Императрица однако не падала духом. Она и ее
родственники хорошо и спокойно проводили время в уютном дворце и
спокойно смотрели в будущее. Через много лет я услышал от бывшего
камердинера царя, как царская семья должны была избежать смерти. По
его мнению, было замечено, что царские охранники в последний
критический период вели себя так, что было видно, что они не истинные
пролетарии, а, скорее всего, белогвардейцы, которые прикидывались
красными. Конечно, тон обращения с высокопоставленным узником и его
семьей был крайне грубым и несдержанным, но в различных ситуациях, он
полагает, что видел признаки доверительности между узниками и их
охранниками. Бросалось в глаза, что охранники ели за одним столом с
царем, они говорили на иностранных языках и играли в шахматы. В тот
день, когда должна была состояться казнь, царь и его семья не были
отведены в подвал, а выведены на улицу и посажены в несколько
автомобилей, которые быстро исчезли за углом. К сожалению, человек,
рассказавший мне это, уже умер, и я могу только пересказать его
сообщение. Я думаю, что царю и его семье, которая, за исключением
императрицы Аликс, всегда умела найти общий язык с простыми людьми,
удалось скрыться среди толпы и слиться с серой массой народа. Может
быть, им повезло, может быть, их случай похож на то, что произошло с
Александром I, который, как предполагают, умер не царем, а безымянным
монахом в монастыре в глубине огромной России{69}. Николай II не мог
уехать за границу, и может быть, его собственная страна предоставила
ему тайное убежище. С его тягой к народному обожанию и мистике, вполне
вероятно, что такое могло произойти. Много пишется и говорится о
судьбе царской семьи. Но хорошо ли, плохо ли развивались события, я
верю в то, что, во всяком случае, они были вместе. Через несколько лет
после их исчезновения появился слух, что одна из дочерей, великая
княжна Анастасия, живет в Берлине. Один австрийский солдат якобы нашел
ее, женился на ней и таким образом вывез ее из страны. Дело было
расследовано. Камердинер Александр Волков, о котором я только что
говорил, поехал в Берлин, чтобы выяснить, мошенничество это или нет.
Что же он нашел? Женщину, возраст которой совпадал с возрастом великой
княжны, но с изуродованным лицом и совершенно не знающую русского
языка. В тот момент, когда исчезла царская семья, Анастасии было 17
лет, и невероятно, чтобы она забыла свой родной язык так же
основательно, как таинственная Анастасия из Берлина{70}. Как уже
говорилось, мы спокойно жили в Хараксе и отмечали большие события,
происходящие в мире, как слабое эхо отдаленных штормов.
Отъезд в Англию
Вскоре после Нового, 1919 года произошли некоторые изменения в
ситуации. Немцы, ушли из Крыма и Украины. Одновременно вокруг Харакса
стали появляться русские войска{71}. Это произошло в феврале или в
начале марта. В воздухе повисла новая угроза. Однажды в конце марта
перед Хараксом неожиданно появился английский корабль. Он не мог
пришвартоваться, но направил шлюпку к молу у Дюльбера, и на берег
сошел морской офицер. Сначала он долго говорил с князем Долгоруким, а
позже с императрицей. Я, конечно, не знал, что они обсуждали, но
рассказывали, что они пытались уговорить императрицу уехать в Англию.
Высокопоставленный офицер приходил несколько раз, но так ничего и не
изменилось. Однако в один прекрасный день его аргументы все же
оказались настолько убедительными, что императрица решила отправиться
в путь со всей своей свитой{72}. Мы долго ждали, что же произойдет, и,
наконец, поступил окончательный приказ об отъезде, что было для нас
неожиданностью. Это было 25 марта по русскому календарю – 7 апреля по
западноевропейскому. Я помню этот день так точно, потому что это был
день рождения великой княгини Ксении. Сразу же после обеда, около часу
дня, императрица сообщила, что нам сейчас же нужно начать
укладывать вещи и быть готовыми, чтобы взойти на борт английского
военного корабля «Мальборо», который отвезет нас в Лондон. Смею
сказать, что мы были очень заняты. Мы упаковывали вещи, укладывали их
на телеги, которые должны были отвезти их в портовый город Ялту. Сама
императрица отправилась вместе со своей фрейлиной графиней Менгден к
молу Дюльбера, откуда на шлюпке она была доставлена на «Мальборо». Мы
могли с берега видеть, как легко и быстро она поднялась на борт
английского военного корабля, где команда была выстроена для парада.
Сразу же после этого капитан отдал приказ поднять якорь и плыть в
Ялту. Семья императрицы и свита последовали за ней, некоторые в
шлюпках, некоторые сухопутным путем, и в Ялте все были взяты на борт.
Английский капитан хотел очень быстро отправиться в путь, но
императрица тянула время. Она хотела убедиться, что каждый из ее
близких и все слуги были взяты на борт. Большинство отправились на
«Мальборо», остальные последовали на другом английском военном
корабле, название которого я не помню. На борту «Мальборо» прежде
всего находилась сама императрица. Кроме нее были великая княгиня
Ксения со своими детьми, дядя царя великий князь Николай Николаевич,
который был главнокомандующим русской армией с начала войны,
гофмаршалы Долгорукий и Вяземский и личные слуги императрицы. Великая
княгиня Ольга, которая большую часть времени находилась в Крыму, двумя
месяцами раньше уехала на Кавказ, где она и ее муж полковник
Куликовский надеялись найти более спокойную обстановку{73}. А муж
великой княгини Ксении великий князь Александр несколько месяцев назад
уже уехал во Францию. Когда императрица убедилась, что все ее друзья и
помощники были на корабле, она сообщила капитану «Мальборо», что она
готова к отплытию. Прозвучало несколько коротких, точных команд,
которые я не понял, и через несколько секунд английский военный
корабль запустил свои мощные машины. Императрица стояла на палубе,
когда были отданы швартовы. Она, как всегда, стояла прямо, и я не
увидел слез в ее глазах. Но она стояла очень долго и очень тихо и
все смотрела на землю, которая была ее домом более 50 лет и которая
хранила тайну того, что произошло с ее возлюбленным сыном, его
супругой и их пятью детьми. Я никогда не читал чужих мыслей, но я
определенно чувствовал, что в тот день императрица Дагмар была
совершенно убеждена, что она снова увидится с царем. И вот на
горизонте мало-помалу исчезли склоны крымских гор. Мы следили за ними
глазами так долго, как это было возможно, так как они все же около
двух лет были нашим домом. Это были два бурных года, два года больших
государственных переворотов и все еще существующего напряжения, но,
укрывшись за стенами Ай-Тодора, Дюльбера, Харакса, мы не только спасли
свои жизни, но и надежду. Вдовствующая императрица покинула Крым 11
апреля 1919 года. Она больше никогда не увидела Россию.
На борту «Мальборо»
Большую часть времени императрица находилась внутри, под палубой.
Ей, конечно, были предоставлены лучшие каюты, и наши английские
хозяева сделали все возможное, чтобы ее величество и все остальные
чувствовали себя хорошо. Но даже адмирал не мог приказать волнам
успокоиться, и «Мальборо» получил хорошую трепку. Впервые это
случилось, когда мы проходили вблизи Босфора, и императрица вышла на
палубу, чтобы присутствовать при входе в него. «Мальборо» продолжал
путь на Мальту в качестве первой цели путешествия, но на один день он
бросил якорь около Константинополя. Императрица оставалась на борту,
но дружелюбно и с улыбкой приняла ряд посланников и лиц другого ранга,
которые хотели засвидетельствовать ей свое почтение. В то время, пока
мы находились на рейде Константинополя, пришло телеграфное приглашение
великому князю Николаю Николаевичу от итальянского короля. Он сразу же
согласился и перешел на борт итальянского судна, на котором он
отправился прямо в Италию. Императрица продолжала свой путь на
«Мальборо» в сторону Мальты. Большую часть пути была плохая погода, и
императрица все время находилась в своей каюте. Во время всего нашего
путешествия в открытом море только один раз у императрицы возникло
такое горячее желание подышать свежим воздухом, что она осмелилась
выйти на палубу в сопровождении своей фрейлины и горничной. Через
короткое время большой военный корабль, который, конечно не был
рассчитан на использование его в качестве королевской яхты, попал в
шторм и получил хорошую трепку. Корабль глубоко зарывался форштевнем в
апрельские холодные воды Средиземного моря, и огромные волны
разбивалась об него. Вода обрушивалась на палубу и добегала до кормы.
Императрице и ее спутницам также досталось, пока они смогли вернуться
в каюту. Когда мы достигли Мальты, море стало спокойнее. У нас была
слабая надежда, что нам удастся попасть на землю в пасхальную субботу,
но этому не пришлось сбыться. Мы вошли в порт только утром на Пасху и
поэтому вынуждены были провести пасхальную ночь в море. Пасхальная
ночь – это большой праздник в православной церкви, и никто из тех, кто
был на борту, не представлял, как можно пропустить его. Императрица
решила, что мы должны быть все вместе в пасхальную ночь и сделать все
самое наилучшее, что возможно в данной ситуации. Среди нас не было
православного священника, но мы исходили из того, что у нас было
желание отпраздновать Пасху, а это было самым важным. И вот пришла
пасхальная ночь – самая необычная пасхальная ночь, какую я когда-либо
в жизни переживал. Нам предоставили самую большую каюту на борту. Она
была красиво украшена картинами и настоящими свечами. В 11 часов
вечера появились «прихожане». Вдовствующая императрица надела светлое,
праздничное и очень красивое платье. Гофмаршалы были в своих парадных
костюмах с бесчисленными орденами. Все мужчины были в мундирах, а дамы
в праздничных туалетах. Я сомневаюсь, что на каком-нибудь еще
английском военном корабле было столько великолепия на корабельной
церковной службе. При обычных обстоятельствах православная
пасхальная ночь – великолепный и захватывающий праздник с шествием,
пением псалмов, хоровыми песнями и многим другим. Конечно, нам
пришлось сократить свои требования на борту «Мальборо». Прежде всего
это коснулось псалмов. Один за другим мы начинали петь, но голоса были
или слишком высокими или слишком низкими, и мы никак не могли попасть
в такт. Нам не хватало органа и некому было руководить хором.
Гофмаршалы и дамы пробовали, но пение не получалось. Тогда императрица
позвала меня и сказала: – Ящик, ты будешь запевать. Я попытался
отказаться, так как я никогда еще не пробовал себя в этом деле, но
другого выхода не было. Я должен был вступить в должность псаломщика
судовой церкви, не имея голоса, во всяком случае голос мой не был
лучше, чем у всех кубанских казаков. И вот я поднял руки, как тот
человек, что обычно дирижировал хором у нас в станице, и начал сам
петь один из пасхальных псалмов, который в то время каждый ребенок в
России знал так же хорошо, как датские девочка и мальчик знают датские
рождественские псалмы. И произошло чудо: пение, которое до этого
момента было неуверенным и нескладным, вдруг зазвучало. И мы
отпраздновали Пасху на английском корабле, который с каждым оборотом
поршня уносил нас все дальше и дальше от нашей любимой России.
Императрица также позаботилась о вине, печенье, и крашеных яйцах, как
это было в России. Это была пасхальная ночь, которую мы, бывшие на
корабле, никогда, пока мы живы, не забудем. И, наконец, мы поздравили
друг друга с Пасхой и похристосовались, троекратно поцеловав друг
друга в щеки или в губы. Я поцеловал руку императрицы, ее величество
поблагодарила меня за помощь в ведении праздника.
На Мальте
Утром мы прибыли на Мальту. Очевидно, никто не знал, что мы
приедем, так как в гавани было совсем мало народу. Но губернатор,
который получил телеграмму о том, что на борту «Мальборо» будет
императрица, позаботился об автомобилях для всей компании. Императрица
и ее личные слуги поехали в небольшой дворец, который был передан в ее
распоряжение на неделю, в течение которой мы находились на этом
красивом острове. Как только мы приехали во дворец, мы распаковали
вещи, но других указаний не поступило, так как во дворце был
предусмотрен полный штат слуг, которые справлялись со всем наилучшим
образом. В период нашего пребывания во дворце мы были только гостями.
Как только мы более или менее привели себя в порядок, мы отправились
на пасхальную службу в маленькую протестантскую церковь, которую нам
разрешили использовать. К нашей большой радости мы узнали, что на
острове был православный епископ. Он провел для нас службу, хотя,
конечно, она и не была такой, как праздничная пасхальная служба в
главном соборе Санкт-Петербурга или даже в маленькой часовне
Ай-Тодора. Последующие дни императрица использовала для автомобильных
прогулок по Мальте. Это звучит так обычно, если не учитывать то, что
она пережила в те дни и в предыдущие годы, а также то, что ей было 72
года. Мы объехали весь остров, и, как я помню, поездка составила 75
км. Мы восхищались великолепной пышной природой, которая давала
местным жителям богатый урожай апельсинов и других южных плодов. Мы
осмотрели огромный кактус, являющийся одной из достопримечательностей
острова – или, во всяком случае, он стал одной из его
достопримечательностей 25 лет спустя. Он был таким большим, как
двухэтажное здание, а его стебли были настолько плотными, что можно
было по ним ходить. Порой вокруг кактуса могли одновременно уместиться
25 человек. Он выглядел внушительно. Но больше всего времени
императрица, все же, затратила на посещение старого мальтийского
монастыря. Мы направились туда на автомобиле и самостоятельно
обошли его, так как некому было показать нам монастырь. Во всех других
местах мира он был бы достопримечательностью, что давало бы хлеб
насущный разным ловким экскурсоводам. Но все же нам пришлось узнать
Мальту и с других, менее приятных сторон. Мы видели известковую пыль,
толстым слоем лежащую на одежде и домашней утвари. Нас ужасно замучили
крошечные москиты, которые так подло кусались. Мы с Поляковым жили во
дворце в одной комнате. Когда мы в первый раз вошли в нее, то решили,
что в ней очень душно и открыли окна полностью и, кроме того, убрали
плотную сетку, которая висела вокруг наших кроватей. Мы привыкли спать
на свежем воздухе и не могли даже подумать о том, чтобы замуровать
себя. Но мы горько раскаялись, когда на следующее утро были опухшими
от укусов москитов на руках и лице. Мы чесались и расчесывались...
прежде, чем мы узнали, что укусы расчесывать нельзя, а нужно смазывать
их маслом. В ту же ночь многие из русских приобрели тот же горький
опыт. После этой удивительной и спокойной недели на Мальте
вдовствующая императрица, родственники и свита были уже на борту
другого английского военного корабля, который должен был доставить нас
в Лондон.
На борту «Нельсона»
Это был старый военный корабль «Нельсон», который в этот раз
совершал свое последнее плавание. Офицеры были очень огорчены, что он
должен пойти на слом, так как они его любили, – и мы тоже полюбили
его. Мы совершили красивую и очень интересную прогулку. Мы видели
китов к западу от Испании. Они нам не были незнакомы, так как в Черном
море имеется много дельфинов. Иногда их выбрасывает на берег во время
сильного волнения, и рыбаки бегут к ним и высоко поднимают, чтобы
следующая волна не унесла их обратно в море. Но здесь были не
дельфины, а большие киты длиной по 10-15 метров, которые выбрасывали в
воздух каскады воды. - Потом мы прошли глубокую морскую впадину в
Бискайском заливе. Я тогда не говорил по-английски, но с помощью
переводчика и знаками один из офицеров рассказал мне, что глубина моря
в этом месте 5000 метров и что здесь постоянно идут вверх и вниз
водяные столбы, которые поднимают и опускают суда с почти совершенной
регулярностью. Я надеюсь, что он рассказал правду, и мне показалось,
что я чувствовал, как корабль поднимало и опускало и его скорость
снизилась. Как только мы вышли из Бискайского залива, погода стала
прекрасной и императрица большую часть времени проводила на палубе,
где развлекалась, наблюдая, как офицеры играют в теннис и другие игры.
Но в последний день императрица часто сидела с биноклем, чтобы увидеть
английский берег. И вот, наконец, мы прибыли в Портсмут. Было еще
далеко от берега, когда императрица увидела свою сестру, королеву
Александру, которую она называла всегда Аликс{74}. Они махали друг
другу и нетерпеливо ждали, когда большой и тяжелый корабль подойдет
настолько близко к причалу, чтобы они смогли окликнуть друг друга. И,
наконец, мы услышали далекий и чистый голос, который кричал «Это
первое датское слово, которое я услышал, и оно запечатлелось в моей
памяти. Много времени спустя до меня дошло, что на самом деле королева
Александра произнесла не ««Нельсон» маневрировал в течение 20 минут
взад и вперед, прежде, чем он ошвартовался вдоль железобетонного
причала, и все это время королева Александра и императрица Дагмар
ходили вдоль причала и по палубе и переговаривались, как две
школьницы, которые не виделись друг с другом во время школьных
каникул.
В Лондоне
Вскоре после прибытия вдовствующая императрица и королева
специальным поездом отправились в Лондон, где они были встречены
принцем Уэльским{75}. Английский король{76} был болен в эти дни, и не
мог присутствовать. При этом я был свидетелем одного события, которое
оставило у меня глубокое впечатление. Принц Уэльский был в утреннем
костюме, но в связи с получением сообщения о смерти царя, которое
обошло весь мир, у него на левой руке была траурная повязка. Когда
императрица ее увидела, то спросила, по кому он носит траур. Он
ответил, что по ее сыну, русскому императору и его семье. Императрица
была крайне взволнована и еще на вокзале сорвала траурную повязку у
своего племянника, наследника трона. Было ясно, императрица хотела
этим подчеркнуть, что она не верила и не хочет верить в сообщения об
убийстве императорской семьи. Я внутренне убежден, что императрица
вплоть до своей смерти сохраняла не только надежду, но также и веру в
то, что она опять увидит императора. Известие о том, что императрица
сорвала траурную повязку с руки принца, очевидно, молнией облетело
дворец, так что, когда мы приехали, ни у кого не увидели черных
повязок на руках. А на торжественном вечернем приеме двор не был в
трауре, а при полном праздничном параде. Если мы, лейб-казаки, Поляков
и я, и заслужили отпуск после крымского периода, когда мы в течение
двух лет выполняли обязанности лейб-казаков и камердинеров
одновременно, то получили его в полном объеме в течение тех двух
месяцев, пока императрица была в Лондоне. Большую часть времени их
величества были вместе, и в нас не было потребности. А мы могли гулять
и наслаждаться жизнью. Для начала нам не особенно легко было
передвигаться по лондонским улицам, не привлекая внимания. Мы гуляли в
наших казачьих униформах, и их красочность в сочетании с нашими
размерами и длинными волнистыми бородами привлекала к нам достаточно
много любопытных, и не всегда из самых приятных. Как известно,
«Девушки с Лангелиние» есть во всех городах мира{77}. В первые дни мы
здорово запутались в том, что мы должны посмотреть и куда пойти, но
шеф личной полиции английского короля был чрезвычайно любезен и готов
был помочь нам. Он составил для нас своеобразный боевой план, чтобы мы
за короткое время смогли увидеть многое. Одновременно мы получили
личную одежду, что помогло нам спокойно передвигаться. Во время
длинных прогулок не очень-то весело было привлекать такое же внимание
на английской улице, как слон на улице Копенгагена. Поляков и я
несколько дней обсуждали, можно ли сшить гражданскую одежду, но
оставили это дело, так как наши русские деньги в Лондоне использовать
было нельзя. Они имели такую же ценность, как обойная бумага. Однажды
мы пересилили себя и спросили у вдовствующей императрицы, не могли бы
мы получить разрешение ходить в гражданской одежде, пока мы живем в
Лондоне. Мы получили это разрешение, и одновременно королева
Александра отдала распоряжение экипировать нас с ног до головы. Мы
получили обыкновенный костюм, рубашки с соответствующими жесткими
галстуками, которые сначала нас смущали, и жесткие английские
шляпы-котелки. Мы не могли удержаться от смеха, Поляков и я, когда
впервые увидели друг друга в непривычном обмундировании. С этого
момента жизнь у нас стала более спокойной, чем раньше, но наши бороды
все же вызывали любопытство. Во время «уличных праздников» с проходом
войск или чем-нибудь подобным мы приходили домой и снимали с бород
несколько метров серпантина. В целом, по нашему мнению, английское
население, достаточно радовалось победе, но еще больше радовалось
миру, который последовал за войной. Конечно, всегда были люди, которые
шумели и кричали по каждому поводу, но лучшая часть народа была
спокойной и очень серьезной. Они слишком близко к сердцу восприняли
эту войну, чтобы впечатления о ней могли быть стерты одним трактатом о
мире. Императрица, конечно, радовалась возможности быть вместе с
сестрой и семьей. Но она была очень серьезной во все время
нахождения в английской столице. Я видел Ее Величество меньше, чем
обычно, но было заметно, что она мысленно все время возвращается
обратно в Россию... в страну, где она провела лучшие годы своей жизни
и где она оставила самое дорогое из того, что у нее было. Мой товарищ,
лейб-казак Поляков, также тосковал по России, и в конце мая он
испросил разрешение поехать домой, чтобы повидать свою жену и детей.
Императрица сразу же дала разрешение, и гофмаршал князь Долгорукий
позаботился о необходимых бумагах. Поляков получил билет на корабль,
который доставил его прямо на Кавказ, и он проплыл назад весь путь,
который проделали мы, но на этот раз не на английском военном корабле,
а на русском грузовом пароходе. Он был счастлив в тот день, когда
отправился в путь и радовался как ребенок, что увидит снова свой дом.
Вместо того, чтобы рассказывать о поездке Полякова, может быть, лучше
сообщить о том, что он благополучно добрался до места назначения.
Когда он приехал на Кавказ, то обнаружил, что там все еще очень
неспокойно. Один день край был переполнен красными войсками, а на
следующей неделе белые брали власть в свои руки. Поляков одновременно
воспользовался случаем, чтобы передать привет великой княгине Ольге и
ее мужу полковнику Куликовскому, которые переехали сюда из Крыма во
время оккупации полуострова немцами. Они были в добром здравии, но не
чувствовали себя в безопасности из-за постоянных волнений. Но вернемся
обратно в Лондон. Время шло, и в начале августа приехал принц
Вальдемар, чтобы забрать свою сестру обратно в Данию. Я получил
указание написать Полякову, что он не должен возвращаться в Лондон, а
ехать прямо в Копенгаген. К счастью, письмо это дошло. Императрица
подготовила все к поездке, которая должна была осуществиться на борту
большого дизельного парохода «Фиония» компании O.К.{78}, который
должен был зайти в английский порт с грузом южных фруктов по дороге в
Данию. Мы ждали день за днем радиограмму о том, когда придет «Фиония»
– и наконец, она пришла. Корабль встал на якорь в устье Темзы. Багаж
императрицы был отвезен на красивый большой корабль двумя
баржами, оснащенными длинными прочными мостками. Раньше я никогда
таких не видел. Путешествие проходило спокойно. Я радовался, что увижу
родину императрицы, несмотря на то, что я лично рассчитывал, что это
будет относительно кратковременный визит. Когда мы приблизились к
Эресунду, императрица позвала всех нас на палубу. Был прекрасный
августовский день. Небо было голубым, и солнце светило во всем своем
блеске, чтобы приветствовать датскую принцессу, вернувшуюся домой.
Тогда я верил, что все летние дни в Дании одинаково прекрасны. В
течение 20 лет, которые прошли с тех пор, у меня было много
возможностей лучше изучить датский климат. Когда мы приплыли в
Хельсингер, императрица начала рассказывать: сначала о Кронборге, а
затем обо всем, что мы видели на датском берегу. Если она затруднялась
что-либо вспомнить, то спрашивала принца Вальдемара, который с
братской улыбкой помогал ей восстановить это в памяти. Мы, ее русские
соотечественники и слуги, слушали императрицу. Это благодаря ей мы
получили хорошее впечатление от красивой страны, где мы должны были
остановиться, хотя бы и временно.
В Копенгагене
Во второй половине дня мы прибыли в таможню. Датский король и
королева приветствовали вдовствующую императрицу, и спустя некоторое
время она уехала в своем собственном автомобиле в Видёре. Мы начали
сразу же распаковывать вещи, а в остальном дворец был готов к приему
императрицы. Видёре – это был дворец, который вместе занимали
императрица Дагмар и королева Александра. Все серебро, фарфор и
скатерти были помечены монограммой обеих владелиц дворца{79}. Через
некоторое время после прибытия императрица пообедала. Ее величество
обедала в полном одиночестве и попросила меня принять на себя
обслуживание, чему я был очень рад и горд этим. Немного погодя, когда
императрица уже сидела за столом, в дверь позвонили и пришли двое
датских гостей, одетых в гражданское платье. Они появились прямо в
столовой, поздоровались с императрицей и сели за стол, но от еды
отказались. Я очень удивился, что они не подождали в гостиной, пока
императрица закончит обедать, но, как я понял, это были одни из
особенно хороших друзей императрицы. Через некоторое время они ушли, и
когда они уехали, я спросил шофера императрицы, что это были за гости.
Он засмеялся и сказал, что это были датский король и королева. Я был
немного сконфужен, но не знаю, было ли для этого основание, так как я
видел королевскую чету только одно мгновенье сегодня днем, и король
был тогда в военной форме. Но меня поразило, что на малой родине
императрицы можно так просто и на равных обходиться друг с другом. У
меня также есть другое небольшое воспоминание о моем первом дне в
Видёре. Когда мы плыли через залив, была прекрасная погода, но к.
вечеру небо затянули дождевые тучи, и вдруг начался проливной дождь.
Датский климат в первый же день оставил о себе впечатление, как
капризный. Императрица пробыла в Видёре до ноября, ей было там хорошо.
Когда прошла первая усталость от поездки, она начала гулять в саду.
Императрица любила цветы, и, несмотря на то, что ей было 72 года, она
передвигалась так легко и быстро, что могла бы посрамить многих юных
девушек. Она легко и с большим изяществом наклонялась к земле, если
хотела сорвать цветок или срезать розу. Императрица очень любила свой
сад. И когда погода позволяла, она сидела там, читала или писала
небольшие письма. Первые дни в Видёре были довольно спокойными. Гости
редко заезжали к обеду или ужину, но всегда было большое оживление за
чаем. К этому времени у Видёре стояло 10-15 автомобилей, на которых
гости при<