Это пребывание в состоянии отчужденности Бог назвал смертью, когда, воспрещая Адаму и Еве вкушение от древа познания добра и зла, сказал: «Ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2: 17). Смертоносная зараза отчужденности вошла в природу человека. Богоподобие человека и его богообщение утратились, образ Божий в человеке исказился. Вместе с ядом отчужденности в человеческое естество пришла звериность (звероподобие), ибо до падения, как говорит святитель Феофан Затворник, «мы были духовны»[47]. «Мы, – говорит святой Григорий Синаит, – став чрез преслушание подобными скотам, от свойственных нам, богоданных благ отпали, и соделались из разумных скотскими и из божественных зверскими»[48].
С тех пор, как заразился человек отчужденностью, воля его стала удобопреклонной ко греху. Недаром Господь Бог сказал Каину, что у дверей его сердца лежит грех: «Он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним» (Быт. 4: 7). То есть, теперь человек должен употреблять усилие для победы над грехом и отчужденностью (ср.: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» из 11:12 Евангелия от Матфея и «Побеждающему (грех и отчужденность) дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем на престоле Его» из 3:21 Апокалипсиса).
Но сначала отчужденность появилась среди ангелов. И произошло это еще до сотворения человека. Все ангелы по своем сотворении были связаны между собой союзом любви, пребывали в личном общении с Богом и друг с другом. Как существа духовные, как личности, они были одарены от Бога свободой и имели власть оставаться в этом состоянии личного общения (которое и может быть только свободным, ибо нельзя любить по принуждению, никого нельзя заставить любить) и преуспевать в этом добре (все больше возрастая в любви) или – измениться в худшую сторону, отпасть от Бога, отказаться от общения и любви.
И вот вскоре после сотворения один из ангелов отпал от добра и оказался во зле, стал враждовать против Бога, то есть впал в состояние отчужденности. Он возымел желание сделаться равным Богу, «быть подобным Всевышнему» (см. Ис. 14: 12-14), захотел стать богом без Бога, вне общения и любви. За этим самообольщением последовало явное неповиновение Богу и дерзкое возмущение против Него. Он начал клеветать на Бога, все отрицать и всему противиться. Таким образом он из светлого ангела стал диаволом (клеветником) и сатаной (противником, отрицателем, разрушителем). Оба этих наименования (диавол и сатана) указывают на отчужденность. Тот же смысл имеют и такие наименования главного падшего ангела, как «князь тьмы», «дракон», «змий», «зверь» и другие. А наименования «люцифер» (от лат. lucifer – светоносный) и «денница» (утренняя звезда) указывают на прежнее светлое состояние этого падшего ангела.
Сатана стал «отцом» отчуждения в мире разумных тварей, в мире личностей, стал «царем над всеми сынами гордости» (Иов. 41: 26), источником и воплощением зла, хаоса, греха, смерти, лжи (поэтому Господь в Евангелии и называет его «ложью и отцом лжи»). За собой сатана увлек множество других ангелов (ср. Откр. 12: 4: «Хвост его увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю»), которые тоже добровольно сделались злыми, заразившись этой отчужденностью. «И произошла на небе война. Михаил (архангел) и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них. Но не устояли, и не нашлось для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Откр. 12: 7-9). Согласно Евангелию, сатана (вместе с другими отчужденными от Бога ангелами) спал с неба «как молния» (см. Лк. 10: 18). «Уподобление молнии указывает на сияние прежнего состояния и на скорость падения» (святитель Филарет Московский)[49]. Диавол был «низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис. 14: 15). Изгнание диавола, как и его падение, по учению святой Церкви, произошло до сотворения человека. Причем «если до сотворения человека и для диавола оставалось еще какое-нибудь место покаяния, но как по гордости и зависти произошло убиение возвеличенного (то есть человека. – Авт.), с тех пор заключено для диавола место покаянию» (преподобный Антоний Великий).
Произошло именно «убиение возвеличенного», то есть произошло духовное убийство человека диаволом, который потому и называется в Евангелии «человекоубийцей искони» (Ин. 8: 44). Премудрый Соломон говорит: «Бог создал человека для нетления и соделал его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир смерть » (Прем. 2: 23-24). Бог сотворил человека по образу Своему – разумным и свободным, но «после того, как через преступление заповеди мы помрачили и исказили черты образа Божия в нас, то мы, сделавшись злыми, лишились общения с Богом, оказались вне жизни, подпали тлению смерти» (преподобный Иоанн Дамаскин). Утрата ближайшего и непосредственного общения с Богом и погружение в мрачную стихию отчужденности – вот главное следствие грехопадения. Бог уже не являлся людям видимым образом, как в раю, то есть молитва людей стала несовершенной.
Грехом вошла в мир смерть. Следствием грехопадения и вошедшей в природу человека разрушительной, разъединяющей отчужденности явились болезни, страдания и смерть телесная, отделяющая тело от души. Ведь «смерть не есть существительное, смерть – это прилагательное, прилагательное ко греху» («Духовные беседы и наставления старца Антония», часть 1-я).
Человек отпал от Бога, Который есть Жизнь; он подвергся смерти прежде всего духовной, а за ней неизбежно последовала и смерть физическая. Греческий богослов митрополит Иерофей (Влахос) пишет об этом так: «Грех, вследствие которого родилась смерть, – это падение Адама в раю сладости. Бог, дав человеку заповедь не есть от запретного плода, в то же время известил его: «В день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2: 17). И действительно, после совершения этого греха смерть вошла в человеческое естество; сначала смерть духовная, которая заключается в отлучении души от Бога, а потом смерть телесная – разлучение души с телом»[50]. Вот почему сказал Христос: «Истинно, истинно говорю вам: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти во век» (Ин. 8: 51). Кто соединен любовью с Богом (свидетельством чего является исполнение Его воли, Его заповедей), тот не увидит смерти.
Последовавшие за грехопадением человека изгнание из рая, страдания и физическая смерть явились «как бы некоторой уздой для человека» (святитель Кирилл Александрийский, «О вочеловечении Господа»), то есть средством предупреждения развития в нем отчужденности до крайних, сатанинских пределов.
Когда человек воспротивился Богу, тогда же и вся природа стала противиться – и между собой, и человеку. «Терния и волчцы возрастит тебе земля» (Быт. 3: 18), – сказал Господь согрешившему человеку. Животные стали бояться человека, стали дикими и хищными.
«Грех, – учит святитель Василий Великий, – раздробил единое человеческое естество на множество враждующих частей». Именно в отчужденности состоит так называемый первородный грех, который со всеми своими последствиями перешел от Адама и Евы на все их потомство, то есть на все человечество, – на всех нас. Вкушение запретного плода Адамом и Евой было только началом отчужденности, только первым толчком. В человека вошло начало греха, «закон греха» (Рим. 7: 18, 22-23), то есть «закон отчужденности». В дальнейшем, после изгнания наших прародителей из рая, взаимное отчуждение в человечестве не только не уменьшилось, но, напротив, все больше и больше увеличивалось. Старец Паисий Афонский говорит, что Каин после убийства им Авеля[51] (это было первое убийство и первая телесная смерть в истории человечества) «кружил по лесам подобно дикому зверю »[52].
Греческий богослов Георгий Мандзаридис пишет: «Грех привел человека к отпадению (отделению) от Бога и от ближнего. Единая человеческая природа утратила свое единство и раскололась на эгоцентрические индивидуальности, которые и сами по себе живут в расколе и противоречии. Спасение, которое Бог подает в Церкви, ставит человека в общение с Богом и возвращает единство с самим собой и с миром»[53].
В большей или в меньшей степени отчужденность и безсловесие (звериность) присутствуют в каждом из нас. Подобно Адаму и Еве, все мы «вкушали дерзостно безсловесия снеди» и, подобно Каину, «убивали ум (дух) безсловесными стремленьми» (из Великого покаянного канона святого Андрея Критского). «Преклонився, Иисусе, безсловесными сластьми, безсловесен явихся, и скотом воистину, о Иисусе мой, страстно окаянный уподобихся, Спасе: тем же Иисусе, безсловесия мя избави», – молимся мы в каноне Иисусу Сладчайшему. Ежедневно в числе вечерних молитв православный христианин читает молитву ко Пресвятому Духу, в которой содержится прошение о прощении всего, чем согрешил в течение дня «яко человек, паче же и не яко человек, но и горее (хуже) скота». Или, например, в каноне предпразднства Рождества Христова (21 декабря по ст. ст.) читаем: «…в яслех возлег (Богомладенец Христос) безловесных, разрешил еси безсловесия ны…». А в каноне святым апостолам мы обращаемся к ним: «Иже словом безсловесие разрешивше языков, апостоли, от безсловесных деяний люте омраченное сердце мое, Утешителя благодатию просветите, апостоли». Есть в церковных молитвословиях и песнопениях немало и других мест, говорящих о безсловесии и скотоподобии.
Отчужденность стоит за всякой греховной страстью, является фоном для страстей и источником их питания. Присутствует отчужденность как в грубых страстях (гнев, блуд), так и в более тонких (сребролюбие, славолюбие, самолюбие, чревоугодие). Новый Завет говорит нам о том, что все добродетели обнимает собою любовь, на ней все они утверждаются, ибо любовь «есть совокупность совершенства» (Кол. 3: 14). Так и все грехи и греховные страсти обнимает собою отчужденность.
Отчужденность – причина непонимания людьми друг друга. Бывает, например, что один человек пытается что-то объяснить другому, а тот никак не может понять смысла его слов, хоть и говорят они на одном языке. Отчужденность – причина холодности, мрачности и жестокости сердца, равнодушия к ближним, безразличия к духовному. Она же – причина лукавства, фальши (актерства) и искусственности в людях.
Взаимосвязь лукавства и звероподобия (отчужденности) хорошо показал Иван Ильин: «Все люди хитры (то есть лукавы. – Авт.), за исключением, может быть, душ наивно-чисто-сердечных и детски невинных. Наша хитрость происходит из инстинкта, из чувства самосохранения и от сознания, что очень немногие действительно хорошо к нам расположены; а большинство… кто знает, как они относятся к нам? Подобно пугливой птице, подобно робкой серне (то есть подобно животным. – Авт.), ходит человек по лесным дебрям жизни и остерегается, не хочет подвергать себя опасностям; он оглядывается вокруг, скрывает свои намерения, готов спрятаться от возможных врагов или направить их по ложному пути. Это простой социологический факт, и только в раю, возможно, будет иначе»[54].
Звероподобие делает нас похожими на демонов, а духовной своей природой мы подобны ангелам. «Мы веруем, – пишет святитель Игнатий (Брянчанинов), – что в сердце человеческом имеется вожделение скотоподобное, внесенное в него падением, находящееся в отношении с вожделением падших духов; мы веруем, что имеется в сердце и вожделение духовное, с которым мы сотворены, которым любится естественно и правильно Бог и ближний, которое находится в гармонии с вожделением святых ангелов. Чтоб возлюбить Бога и в Боге ближнего необходимо очиститься от вожделения скотоподобного. Очищение совершает Святый Дух в человеке, выражающем жизнью произволение к очищению»[55].
Дели себя, советуют Святые Отцы, на себя и на врага в себе, внутреннего врага. То есть, дели себя на твою личность и на то безличное, что вошло в тебя, будучи чуждым и враждебным тебе. Это безличное и есть отчужденность и звериность. Святитель Феофан Затворник называл это чуждое самостью, которая вошла в природу людей после их грехопадения. Замкнутость на себе (самость) означает непризнание других личностей, то есть отчужденность от них. А поскольку звери тоже не признают других личностей, ибо и сами таковыми не являются, то эта отчужденность есть одновременно звериность. Для животных непризнание других личностей естественно, а для человека противоестественно: человек сотворен как личность, поэтому для него естественным является видеть личность и в других.
В Скитском патерике есть следующее сказание. Авва Пимен говорил: «Если человек достигнет того состояния, о котором сказал Апостол: Вся убо чиста чистым (Тит. 1: 15), то увидит, что сам хуже всякой твари». Брат спрашивает старца: «Как могу думать о себе, что я хуже убийцы?» Старец отвечал: «Если человек дойдет до состояния, указанного Апостолом, и увидит человека, совершившего убийство, то скажет: “Он однажды сделал свой грех, а я убиваю каждый день ”»[56]. Авва Пимен говорит здесь о зрении подвижником в себе и оплакивании отчужденности, в основе которой – отрицание личности «другого», что в духовном смысле есть убийство.
Преодоление в себе отчужденности было главной духовной проблемой в жизни преподобного Силуана Афонского. Долгое время он находился в состоянии напряженной духовной борьбы. Он никак не мог избавиться от этого отчуждения, когда на человека смотришь «со стороны», «косым» и холодным взглядом, в мыслях проходит осуждение, в сердце бывает неприязнь, отталкивание человека, безразличие к нему. Когда одну ночь он был уже на грани отчаяния, то молился Богу: «Как возможно избежать этого?» И был ему ответ: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся» (то есть не будь отчужденным ни от кого, люби как самого себя и всех тех, кто находится во аде, представляй себя находящимся рядом с ними, плачь о них и о себе, представляй, что это ты находишься там; но не отчаивайся, не забывай о неизреченной и непостижимой любви Божией к Своему созданию – и к тебе, и к ним, то есть не отчуждайся от Бога, будь единым целым и с ними, и с Богом). И это слово Божие («держи ум твой во аде и не отчаивайся») стало для преподобного Силуана началом победы, исходом ко вселенской любви, любви ко всем. Он перестал бояться, осуждал себя во ад, и тогда исчезало отчуждение от людей, оставалось одно сострадание[57]. С тех пор, как замечает архимандрит Софроний (автор книги «Старец Силуан»), преподобный Силуан «никогда ни внешне, ни внутренне не оттолкнул ни одного человека».
«Человек, как член Церкви, призван жить в единстве человеческого рода, который находится в нынешнем мире в состоянии разделения и раздробленности. Он призван возлюбить как самого себя того, от которого он оторван, и принять как своего брата всякого своего ближнего, друга или врага: стать вселенским и всемирным. Это есть и важнейшая цель соблюдения заповедей. Все сказанное не представляется возможным и даже кажется непостижимым в быту нашей повседневной жизни. Поэтому христианское учение кажется миру нелепым. Только переход в жизнь Христову и церковную оправдывает сказанное и делает его реальным.
В плоскости повседневного опыта человек переживает единосущие человечества внутри трагичности разделения. Поэтому он постоянно остается раздвоенным и недовольным. Жизнь кажется ему естественным состоянием, но искаженным и трагическим. А внутри духовной жизни Церкви человек призван переживать единство человечества, несмотря на состояние разделения. Он призван победить трагичность верой во Христа, как член Его Церкви.
Любовь ко врагу кажется совершенно нелогичной. Но она становится критерием для общей оценки того, есть ли христианская любовь. «И аще любите любящия вы, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы любящия их любят... И аще взаим даете, от нихже чаете восприяти, кая вам благодать есть? Ибо и грешницы грешником взаим давают, да воспримут равная. Обаче любите враги ваша...» (Лк. 6, 32-35).
Таким образом, христианская любовь оказывается в противоречии с тем, что человек считает разумным. Соответственно, и христианская нравственность с самого начала оказывается чем-то безнравственным по отношению к нравственности, принятой в мире. Христианская нравственность призывает человека сообразовываться с божественным нравом, который отличается от человеческого и входит с ним в противоречие. Она призывает человека вести себя в мире так, как Бог. Это означает делать добро всем, любить друзей и врагов и жертвовать собой ради других» (Георгий Мандзаридис, «Глобализация и глобальность: химера и истина»).
«Любите врагов ваших», – говорит Христос (Мф. 5: 44). Это значит: любите других не за что-то, не за то, какие они по отношению к вам, а их самих, «как самого себя» (Мк. 12: 31), то есть не отделяя их от себя, не отчуждаясь от них, считая их вместе с собою единым целым. В ком есть любовь, учит преподобный Ефрем Сирин, «тот не смотрит ненавистным оком» и «никого не почитает чужым, но все ему свои»[58]. Такое состояние, когда никто не представляется чужим и всех видишь добрыми и хорошими, бывает у православного христианина особенно после соединения со Христом в таинстве Божественного Причащения.
По мысли святителя Игнатия (Брянчанинова), христианина, достигшего святости, благодать Духа Святаго подвигает к тому, чтобы жалеть и любить даже падших ангелов, оплакивая их отпадение от Бога.
+ + +
Апокалипсис говорит о последней степени развития взаимной отчужденности у людей перед кончиной мира. Когда греховность достигает крайних пределов (что и характерно для человечества последних времен), тогда чрезмерно увеличивается и отчужденность, звериность людей.
Вот и нынешние «достижения» «технического прогресса» (телевидение, компьютеры, мобильные телефоны, современная музыка, транспорт, различные технические «удобства» и так далее) как раз и представляют эту отчужденность как данное, более того – они культивируют ее в людях, заставляют относиться к другим не как к личностям. Можно сказать, что отчужденность царит в современном «цивилизованном» обществе. У философов и социологов есть даже особый термин для обозначения современной западной цивилизации – «отчужденное общество» [59].
Весь строй современной жизни направлен на развитие в человеке животности и механицизма. Все меньше люди общаются друг с другом непосредственно, все больше они общаются с различными устройствами и машинами, или посредством машин. «Удобства, изобретенные людьми, перешли всякие границы, – сетует старец Паисий. – Возросшее число машин и самого человека сделало машиной. Теперь машины командуют человеком, и сердце у него стало железным»[60].
«Цивилизация, – отмечает архимандрит Рафаил (Карелин), – разъединяет людей, отделяет их друг от друга, поэтому большие города становятся не только муравейником из стекла и бетона, но и самой настоящей пустыней для духа. Человек разлучается с другими людьми не расстоянием, а отсутствием внутреннего контакта, ему не нужны живые люди – гораздо удобнее и легче общаться с машиной. Человек пытается вложить в машину программу коллективного разума, но на самом деле машина сообщает ему свои свойства, вкладывает в него свою компьютерную систему. Человек технической цивилизации запрограммирован, как машина. Он превращен в биологический аппарат, подчинен жесткому режиму стандарта, а в качестве альтернативы этому стандарту он может противопоставить только одно – свои собственные неврозы. Здесь мы встречаемся со странным явлением: безумие как бунт против машины. Патология в искусстве, патология во всех областях личной жизни. Здесь машина не только побеждает человека, но и убивает, уничтожает его»[61].
В поистине пророческой книге священника Александра Краснова «Духовные беседы и наставления старца Антония» (в 3-х частях), изданной в наше время по благословению старцев-схимников и получившей большую известность среди «малого стада» Христова, сказано: «Поезд современной цивилизации – это добровольное предание себя диаволу, передача своей души на вечные мучения, добровольное отречение от желания богообщения и богоуподобления… Единственная возможность спасти себя, и тело, и душу, это соединиться с Богом, отрешиться от всего мирского… Чем больше «цивилизованно» место проживания людей, тем больше произойдет ужасов от технических и природных апокалиптических негораздов» (часть 2-я).
Личность
В Своем Откровении Бог открывается нам как «Аз есмь Сущий» (Исх. 3: 14). Это, пожалуй, центральные слова в Священном Писании. Этими словами Бог говорит нам: Я есмь Тот, Который есмь, т. е. – Я существую как Личность ( как Лицо – Ипостась – Персона). Идея личности – стержневая для всего Священного Писания, ключевая для его понимания. Личность – это суть и главная тайна слова Божия, открывающаяся всякому ищущему живого Бога, всякому жаждущему истины, которая есть не «что», а «Кто»: «Аз есмь Истина» (Ин. 14: 6).
Православие – это религия света и жизни, говорящая о том, что живем мы в мире личностей. Это религия ипостасная, религия личности, вера в Личностного Бога – Отца и Сына и Святого Духа. Личность в Православии – абсолютная ценность, суть всего: и тайны Святой Троицы, и тайны жизни вечной. Принцип личности – главный закон бытия. Личное бытие – первооснова всего сущего и главная реальность. Можно сказать, что это единственная истинная реальность («Аз есмь Сущий», значит: сущее (бытие) есть бытие личное, бытие личности), все остальное, по сравнению с личным бытием, – не реальность, а «реальность». «Видимое временно, а невидимое вечно», – говорит апостол Павел (2 Кор. 4: 18). Христианский персонализм показывает абсурдность ухода от истинного, реального Абсолютного Бытия, которое может быть только персональным, и интеллектуального взлета к сверхперсональному (то есть сверхличному, а значит – безличному) Абсолюту, к «Чистому Бытию», трансцендирующему все сущее, на самом же деле – небытию.
«Человек – отблеск существа, и заимствует от этого Существа характер существа. Бог, единый Сый, отражается в жизни человека» (святитель Игнатий)[62]. Бог, Сам будучи Личностью, и человека сотворил как личность. Это значит, что Бог сотворил человека как духовное, нравственное и ответственное существо, наделенное самовластием, то есть свободою самоопределения, свободою воли, выбора (и основным является выбор между добром и злом, то есть между общением и отчужденностью). Самосознание, возможность жить как духовная личность – это главный дар, полученный человеком от Бога. Этот дар составляет «норму человечности», как выражался святитель Феофан Затворник, добавляя, что без ясного самосознания «человек стал бы не человек» («Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться», письмо 12).
Человек состоит из тела, души и духа. Дух есть высшая часть души. Дух – это личность, это сам центральный человек. По определению святителя Феофана, дух есть «самостоятельная, особая личность, свободно-разумная, нормальное состояние которой есть жизнь в общении с Богом»[63]. «Дух, – говорит святитель Феофан, – это сила, в Боге живущая, из Бога пиющая жизнь и все к Богу устремляющая – и в человеке и вне его, – и внутреннее и внешнее». И именно в духе, по словам святителя Феофана, «печать человечества». Если же Бог забыт и духовные устремления погасли, то «человек стал не похож на человека»[64].
«Без веры человек – не человек, – учит святитель Феофан. – Если которые не верят из многоученых, то это не значит, что они шагнули далеко вперед или высоко махнули ввысь, а это значит, что они выступили из природы человеческой, – исказили себя и изуродовали» («Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться»).
«Человек – это его вера», – говорил великий русский философ И. В. Киреевский (1806 – 1856). Другой великий русский мыслитель XIX века, Ф. М. Достоевский, в творчестве которого, как известно, проблематика, связанная с темой личности доминирует (смысл жизни, достоинство человека, свобода и ответственность, человек и Бог, добро и зло, влечение и долг, рассудок и мораль и другие вопросы), видел в человеке не «ветошку», не «штифтик», не объект манипуляций, а личность, обладающую свободной волей и ответственную за совершенные деяния. В любой жизненной ситуации Достоевский требовал руководствоваться высоким нравственным принципом: «БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях не уныть и не пасть»[65], – до уровня зверя.
Каждый человек есть уникальная личность. Однако личность – это совсем не тот сгусток гордыни и тщеславия, который считает личностью «мир сей». Апостол Павел и вслед за ним Святые Отцы различают «внутреннего» и «внешнего» человека (см., напр.: 2 Кор. 4: 16; Еф. 3: 16). Под первым они понимают духовное начало в человеке, а под вторым – его плоть и животные инстинкты и влечения. Внешний человек – это не «я», а «мое»; рука – это не «я», тогда как «я» – это словесное начало моей души (святитель Григорий Нисский). «Я признаю, – говорит святитель Иоанн Златоуст, – двух человеков, одного – видимого и другого – скрывающегося в видимом. У нас есть внутренний человек, и что составляет наше совершенство мы имеем в разумной душе, так что тело есть только дом, селение души человека, собственно же человеком является то, что составляет душу, мое «я» [66].
«Я» – это моя духовная природа, личность, которая есть образ Божий; а тело и его ощущения – это «мое». «Душа и ум – это мы, поскольку сотворены по образу Создавшего; тело и приобретаемые посредством него ощущения – это наше; около же нас – имущества, искусства и прочие удобства жизни» (святитель Василий Великий, «О познании себя»).
И современная медицинская наука наглядно показывает нам, что после смерти тела наша личность, наше существенное «я» не умрет, а будет продолжать существование, хотя и в совершенно новых условиях. Умирая, все мы почувствуем отделение нашего безсмертного «я» от его временного дома – физического тела. Одна из умиравших женщин сказала: «Я выхожу, а тело – пустая оболочка». И эта женщина, и все другие никогда не говорили, что из тела вышла их душа. Из тела вышло «я», и «я» потом наблюдало со стороны свое тело и все, что с ним делали врачи[67].
Когда дух пленен страстями, то человек предается животной чувственности, не зная предела и меры. Эту безмерность сообщает ему дух, попавший в плен, и проявляется нечто, животным несвойственное.
«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою» (Быт. 2: 7). Вот величественная словесная икона Божественного творческого акта, которым человек был приведен в бытие. Откровение о Божием даре – безсмертном человеческом духе – образно представлено словом «дыхание», по толкованию святителя Игнатия (Брянчанинова): «Душа от первого видимого действия, свидетельствующего о присутствии ее в человеке, названа дыханием жизни; самое вдохновение ее отнесено к лицу человека (отсюда такие слова, как «личность», «лицо», «личный» и т. д. – Авт.), как к той части тела, которая одна по преимуществу служит зеркалом души, выражая на себе характер ее движений и ощущений».
Символ жизни, дыхание изображает духовную жизнь, по слову святого Иоанна Кронштадтского: «Как дыхание необходимо для тела, и без дыхания человек не может жить, так без дыхания Духа Божия душа не может жить истинною жизнию. Что воздух для тела, то Дух Божий для души». А также по толкованию святителя Игнатия: «Повторением дуновения вочеловечившимся Богом при воссоздании человека объясняется дуновение Божие при сотворении души человеческой. Господь наш Иисус Христос, совершив наше искупление и предуготовляя человечество к принятию Святого Духа, стал посреди учеников Своих по воскресении Своем, дунул и сказал им: «Примите Дух Свят» (Ин. 20: 22), Который вскоре и низошел на них в виде огненных языков при шуме с неба, как бы от несущегося сильного дыхания ветра (Деян., гл. 2). Этим вторым дуновением объясняется и указуется, что и при первом дуновении было сошествие Святого Духа».
Во время сошествия Святого Духа апостолы ощутили в сильнейшей степени живое богообщение (так что некоторым очевидцам показалось, что они пьяны), и через это личностное богообщение совершилось восстановление в них истинной, богоподобной человеческой личности. И эта же благодать Святого Духа сообщалась затем через апостолов и их преемников всем вступающим в Церковь Христову, возрождая в них истинную личность, и сообщается и поныне. Вот почему Дух Святой именуется Церковью «животворящим».