Рэм
— Вот, черт, — я наступаю на банку пива и смотрю на свои парадные туфли. — Джек, где ты, черт возьми? — я говорю это достаточно громко, хотя не уверен, что меня слышат.
Я поднимаюсь по лестнице к задней двери. И вдруг замечаю людей — они везде, выпивают и разговаривают, одни держатся за деревянные перила, другие прислонились к стене дома, третьи расположились на заднем дворе.
— Рэм, — чувствую чью-то руку на своем бицепсе и тут же улавливаю запах алкоголя, смешанный с очень сильным цветочным запахом парфюма.
— Классная вечеринка, — Стэйси бормочет мне это прямо в ухо, ее дыхание щекочет мою кожу. — Я не знала, что ты устраиваешь вечеринку. Меня пригласили только после обеда.
— Я тоже не знал, — я не улыбаюсь. Не получается.
Она смотрит на меня смущенно и тут же пытается соблазнительно мне улыбнуться, а затем опять сдавливает мои бицепсы.
Я не настроен на эти игры и отступаю от нее, пока руки Стэйси не падают с моих плеч. «Где же Джек?», — думаю я.
А затем я вижу ее. Останавливаюсь и невольно задерживаю дыхание. Я чувствую, как сильно бьется в груди мое сердце. И я забываю о Джеке и всех других людях в моем доме. Я даже забываю, что зол. Я забываю обо всем, кроме нее.
Первое, что я замечаю, это ее светлые волосы и красивое лицо.
Она сидит на садовой качели — на моей садовой качели — смеется и разговаривает с двумя другими девушками, которых я никогда не видел прежде.
Я осматриваю себя — на мне все та же одежда, что я надел на деловую встречу: черные прямые брюки и белая рубашка. Я расстегиваю на рубашке две верхние пуговицы и выпускаю ее поверх брюк.
На мне также моя любимая кожаная куртка и потертая бейсбольная кепка «Кардиналс».
Я отряхиваю свои брюки руками, как будто бы на них могли быть крошки, хотя я ничего не ел с самого Остина. Покончив с этим, я украдкой открываю стеклянные двери и прохожу в дом. Я стараюсь не шуметь, чтобы она меня не заметила. Я вдруг начинаю сильно нервничать, может, если мне неподвижно постоять здесь, то и мое дыхание придет в норму? Я снимаю кепку и взъерошиваю волосы, надеясь, что это даст мне несколько минут, чтобы сосредоточиться.
— Рэмингтон Джуд, — знакомый сладкий голос повисает в теплом воздухе, я не успеваю сделать и шага навстречу к ней.
Она произносит это, как будто бы ждала меня, словно мы — старые друзья.
Я очень рад, что она запомнила мое имя.
— Эшли Уэскотт, — я возвращаю приветствие, теребя бейсболку в руках.
Она широко улыбается и ставит свой бокал на деревянный пол.
— Рэм, это мои подруги Эрин и Кэти. Эрин, Кэти — это Рэм.
— Привет, — говорю я им.
Они улыбаются мне, но ничего не произносят, молчание затягивается. Я мучительно думаю, что сказать в такой ситуации, но слова совсем не идут мне в голову.
— Подождите, так вы двое знаете друг друга? — это спрашивает брюнетка, кажется, Эрин.
— О! — отвечает Эшли, глядя на меня. — Не то, чтобы мы знаем друг друга. Мы вместе работали над созданием местечковых слухов в прошлые выходные.
И она улыбается мне. Это самая сладкая улыбка, которую я когда-либо видел. Мое проклятое сердце растаяло.
— О-о-о, — тянут девушки.
Я бросаю смущенный взгляд в ее сторону. И в течение нескольких неудобных моментов снова воцарилось молчание.
— Хорошо, — брюнетка прерывает неловкую паузу. — Мы оставим вас, — она то ли спрашивает, то ли ставит нас перед фактом.
Эшли улыбается Эрин, и затем я замечаю, как Эрин пожимает ей руку. Эрин и Кэти берут свои напитки и перемещаются на другую сторону открытой террасы, туда, где сидят парни, которых я знаю еще со школы. Они, видимо, обсуждают работу или последнюю бейсбольную игру. Вечер стал намного интереснее.
— Ты принарядился?
— Что? — я возвращаю свое внимание к ней. И, наверное, мое лицо выглядит глупо, я никак не могу уловить суть ее вопроса.
— Я тоже люблю надевать лучшую свою одежду на вечеринку.
Я оглядываю ее и вижу, что она старается сдержать улыбку.
— Кто-то же должен повысить класс этого места, — говорю я. — И Дасти в грязном комбинезоне, уверен, сделать этого не сможет.
Она смотрит на Дасти, а затем глядит мне в глаза, прежде чем засмеяться.
— Нет, — говорю я с улыбкой. — Если серьезно, то я только что приехал с деловой встречи.
И, отпустив все сомнения, я сажусь в одно из уличных кресел напротив нее.
Она бросает недоверчивый взгляд на меня, а затем смотрит на часы.
— Это ужасно поздняя деловая встреча
— Да, — это все, что я могу ответить.
Я никак не могу стереть глупую улыбку с лица, полагая, что эта ночь будет очень интересной.
— Пожалуйста, скажи, что ты не замешен ни в чем плохом.
— Что? — слишком быстро переспрашиваю я. — Нет, — успокаиваю я ее, качая головой, — ничего плохого.
Я откидываюсь на спинку кресла и медленно поднимаю палец вверх. Я чувствую, как уверенность разлилась в моей груди, и это очень неожиданно.
— Ты знаешь, что марихуана вне закона в четырех штатах?
— Ага, — ухмыляется Эшли. — Но не в этом.
Ее улыбка исчезает, и она хмурится, как будто бы разочарована во мне. Не знаю, почему, но от ее беспокойства обо мне я чувствую себя хорошо. И я стараюсь не поперхнуться едва сдерживаемым смехом.
— Я пошутил. Я был в Остине на деловой встрече этим утром. И недавно прилетел на самолете, он приземлился два часа назад.
— О! — отвечает она. Ее щеки немного покраснели от смущения. Мне нравится ее нежный румянец.
— Это удовольствие — жить в маленьком городе, — и добавляю, — в больших очень тяжело добираться из аэропорта.
Ее сладкая улыбка возвращается, еще более прекрасная на этот раз.
— Я это заметила.
Затем мы замолчали, впервые с момента нашей встречи. И тут я вспоминаю, что вокруг нас люди, которые смеются, пьют и разговаривают, одни громче, чем другие. Это смешно, но я их не замечал во время нашего разговора.
— Ты знаешь, — говорит она, возвращая внимание к себе, — я не так давно переехала, и это моя первая вечеринка в этом городе. Я подумала, что настало время познакомиться с местными.
Я улыбаюсь ее словам. По какой-то причине, когда я думаю о местных, это ассоциируется с кучкой бизнесменов, которые живут здесь, оторванные от всего мира, ну, что-то в этом роде… затем я думаю, что не так уж и далеко это место, на самом деле.
— Встретила твоего дружка здесь, — она указывает куда-то между двух досок в перилах крыльца на заднем дворе. Я поворачиваюсь в ту сторону, куда она указала, и вижу, что она имеет в виду Джека. И вместо того, что бы проклинать его имя, я смеюсь. Это забавно, как быстро я забыл, что хотел надрать его задницу.
— И, — продолжает она, — он пригласил меня и моих друзей на сегодняшнюю вечеринку.
— Он это сделал? — спрашиваю я, привлекая ее внимание к себе.
Эшли утвердительно кивает головой.
— Он пригласил всех, кто был на заправочной станции Коноко. Я была в этот момент там.
— Ах, он мелкий засранец!
— Что? — переспрашивает она. Я замечаю, что она немного поразилась моей вспышке гнева. Я некоторое время изучаю невинное выражение ее лица и понимаю, что она не догадалась.
— Ты знаешь, кто здесь живет? — спрашиваю я
Ее улыбка начинает сползать с лица, и Эшли, закусив свою нижнюю губу, пожимает плечами.
Я думаю, что, если мне предоставят возможность выбора, я назову этот ее образ как один из любимых.
— Нет, — отвечает она, качая головой. — Я предположила, что он. Это плохо?
Я смотрю вниз на деревянный пол и смеюсь про себя.
— Нет, вовсе нет, — говорю я и оглядываюсь назад. — Уверен, что парень, который здесь живет, очень рад, что ты пришла.
Она прищурила глаза, и широкая улыбка появилась на ее лице.
— Это ты?
Я никогда не играл хорошо в покер, потому все написано у меня на лице.
— Я не могу присвоить себе заслугу за организацию этой вечеринки, — признаюсь я. — Но моя заслуга может заключаться в том, что я весьма неплох в выборе лучших друзей.
Она смеется и одновременно поднимает свой бокал, сделав пару глотков.
— Красивый дом, — говорит она.
— Спасибо, — отвечаю я, чувствуя себя неловко.
Но чувство неловкости быстро проходит, стоит лишь ее зеленным глазам остановиться на мне, и через мгновение я чувствую, как радость переполняет меня. Возможно, это смешно, но я могу поклясться, что мир остановился, как будто бы земная ось замерла лишь для того, чтобы мы могли остаться наедине и насладиться этим моментом, где мы могли бы говорить обо всем и ни о чем. Я не знаю, о чем она хотела поговорить со мной. Но я знаю, что сказал бы я: «Ты мне нравишься, и думаю, что я тоже тебе нравлюсь, я не хочу прекращать нашу беседу и уверен, что не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась». И будто специально для этих мгновений исчезли окружающие нас шум разговоров, запах алкоголя и парфюма, абсолютно все исчезло. Остались только мы одни. Я сижу в плетеном кресле и смотрю ей в глаза, и мое сердце неровно стучит. Я нервничаю и очень возбужден, вот проклятие. И вдруг ее взгляд опускается на мою грудь. И волшебство момента заканчивается.
— Это очень красивый пиджак, — она делает комплимент без всякого выражения.
Мне кажется, что это не в ее стиле — говорить так, но что я могу знать о ее характере и привычках? Я ведь только встретил ее.
— Спасибо, — благодарю я.
В какой-то момент она сильно задумывается, и мне безумно хочется узнать, о чем именно, но я не решаюсь спросить об этом сейчас. Вместо этого я меняю тему разговора.
— И чем занимается Эшли Уэскотт?
Она медленно поднимает взгляд от моей груди ко рту, а затем и к глазам.
— Хмм? — переспрашивает она.
— Что помогает оплачивать счета мисс Уэскотт? — я перефразирую вопрос и улыбаюсь ей, но она не улыбается мне в ответ.
— О! — Эшли как будто бы выходит из транса. — Марихуана,— говорит она решительно.
Я чуть не падаю с кресла от этого заявления.
— Я шучу, — быстро говорит она после нескольких ударов моего сердца. И я понимаю, что не дышал все это время. Я очень удивлен.
— Я заслужил это.
Она краснеет и довольно улыбается.
— Я работаю в издательстве «София», оно находится на Елм-стрит в Файрфилде. Мы публикуем книги для детей.
— А, — я откидываюсь на спинку кресла. — Книги творческого типа. Здесь их не печатают так, чтобы уж очень много.
Ее лицо слегка светится, когда она говорит про работу.
— Итак?
— Что? — не понимаю я.
— Итак, что помогает оплачивать счета Рэмингтона Джуда?
— О! — говорю я, выпрямляясь в кресле. — Я создаю веб-сайты для компаний, в основном для мелкого бизнеса, работаю вместе с парнем, который живет в Остине. Вот почему я должен летать туда время от времени.
— Откуда приехала мисс Уэскотт к нам? — продолжаю я интересоваться.
Она качает головой, внезапно засмущавшись.
— Омаха.
— О, думаю, что слышал об этом месте.
Мягкий смех срывается с ее губ.
— Теперь мы должны узнать, из какого именно города или пригорода Омахи?
Она удивленно приподнимает брови.
— Мы говорим о полумиллионе людей в одной Омахе.
— О! — проговорил я и почесал подбородок. — То есть ты имеешь в виду «Старбакс» в Омахе?
— Мм, — подтверждает Эшли.
— И часы пик в Омахе? — снова допытываюсь я.
— Это точно, — она кивает головой
— И ты окончила школу с двадцатью пятью учениками в одном классе.
— Так оно и есть, — снова подтверждает она.
— Это, должно быть, далеко от всего того, к чему ты привыкла?
Она только улыбнулась этому вопросу.
— Что же тебя привело сюда? — вновь задаю вопрос я.
Я смотрю, как ее грудь медленно поднимается вверх, задерживается там, прежде чем опуститься в низ.
— Я много слышала об этом месте, и мне захотелось на него посмотреть.
Я не знаю, случайно или нет, но я прищурился.
— Это место? — спрашиваю я. — А мы разговариваем об одном и том же месте?
— Да ладно, здесь очень красиво, — говорит она, откидываясь назад и забрасывая одну ногу на другую.
— Здесь все так, как я себе представляла. Маленький город в Америке, фестиваль яблок, гонки на воздушных шарах, аллеи кленовых деревьев, и все знают друг друга.
— Подожди, — прошу я, доставая телефон из кармана брюк.
— Что такое? — спрашивает она, разглядывая меня в упор. — Что ты делаешь? — она слегка улыбнулась мне.
— Я хочу записать это, — поясняю я, — И дам тебе послушать через пять лет, когда ты захочешь убежать отсюда.
Она смеется и одновременно несильно бьет меня по руке. Ее кожа касается моей, и мурашки удовольствия бегут по моей спине.
— Правда, мне нравится здесь, — она говорит это так, как будто пытается меня в этом убедить.
— Хорошо, — я неохотно уступаю, убирая свой телефон обратно в карман, но, на самом деле, я молюсь, чтобы она влюбилась в меня прежде, чем разлюбит это место.
— Ты сказал, что вырос здесь, — говорит Эшли. — Я предполагаю, ты зовешь это место своим домом?
— Да, — подтверждаю. — Это чертовски верное предположение.
Она продолжает смотреть на меня, и если бы глаза умели смеяться, то ее глаза сейчас смеялись.
— Эшли Уэскотт, — голос звучит с нижней ступеньки террасы. — Я рад, что ты нашла этот дом.
Я смотрю в ту сторону и вижу Джека, который рассматривает нас.
Он подмигивает мне, а затем хлопает по спине. Джек — любитель панибратских приветствий.
— Мой приятель не переставал говорить о тебе с тех пор, как ты появилась в городе.
Она поворачивает голову в мою сторону.
— Он это делал?
Прежде, чем я успеваю что-нибудь сказать или пнуть Джека коленом в пах, он открывает свой большой рот снова.
— О да. Мне пришлось пригласить почти весь Коноко, только чтобы ты не подумала, что какой-то странный незнакомец приглашает тебя на неприличную вечеринку. И сейчас я присматриваю за старым сумасшедшим Кипом, который бегает и ищет свой виски, только потому, что он покупал сэндвич на заправке сегодня утром.
Она звонко смеется, но я ее не поддерживаю, потому что думаю о том, где буду искать сумасшедшего Кипа, который отключится к утру.
— В любом случае, Эшли, Рэм — хороший парень. Ты должна дать ему шанс.
Он опять хлопает меня по спине, а затем наклоняется и шепчет ей на ухо, достаточно громко, чтобы я мог услышать.
— Никакого давления, но я буду трупом к утру, так как думаю, что кто-то описал его гаражные двери.
— Что? — я перебиваю его.
Джек машет руками передо мной.
— Я пошутил, это всего лишь шутка, — он пятится назад с поднятыми руками, но прежде, чем уйти, снова шепчет что-то в ухо Эшли. — Не води его к гаражным дверям.
— Джек, — говорю я, качая головой.
— Хей, по крайней мере, теперь ты можешь посмотреть игру в субботу, — говорит он мне. — Ну, ты знаешь, вместо того, чтобы идти в магазин и толкать там продуктовую тележку.
И он делает движение, как будто бы толкает тележку, а затем быстро исчезает.
Итак, я остаюсь с вымученной улыбкой на лице наедине с Эшли, в глазах которой застыл немой вопрос.
— Прошу прощения за это, — говорю я. — Он безвредный.
И прежде, чем я успеваю добавить что-либо еще, я слышу ее мягкий голос.
— Твои друзья кажутся довольно крутыми.
Я смотрю на нее одним глазом, пока достаю телефон из кармана и нажимаю на сьемку.
— Ты не могла бы повторить это еще раз? — прошу я ее.
Она слегка шлепает по моей руке, но на этот раз ее прикосновение задерживается на мгновение, и я заблудился в свете ее глаз.
Я ничего не говорю. Возможно, что ее прикосновение, а может и то, как нежно она произнесла мое имя, но что-то лишило меня голоса.
— Так же, как и в этом городе, есть что-то уникальное и в тебе, — продолжает она чуть тише.
Я не знаю наверняка, о чем она говорит, но думаю, что мне это и не нужно было знать. Все, что я слышу, так это то, что она остается здесь, и что я ей нравлюсь. По крайней мере, я хочу в это верить. И это все, что мне нужно знать.
— Эшли Уэскотт, что ты делаешь завтра вечером?
Она улыбается, но старается скрыть свою улыбку, склонив голову вниз, прежде чем опять посмотреть на меня.
— Я полагаю, у тебя есть идея?
— Да, возможно, есть кое-что.
— Говори, — просит она.
— Я надеюсь, что могу позаимствовать немного твоего времени
И еще одна прекрасная улыбка озаряет ее лицо.
— Я имею виду, — продолжаю я, — только после обеда и, может, ранним вечером.
«И я надеюсь, что и всю оставшуюся жизнь», — добавляю я про себя.
Она смотрит на меня, и ее розовые губы — все для меня в эту минуту.
— Ну, если немного моего времени — это все, о чем ты просишь, то могу тебе его дать.
После ее слов я откидываюсь на спинку кресла и улыбаюсь, потому что Джек, гаражные двери и сумасшедший Кип, и даже то, что мне предстоит убирать весь беспорядок завтра утром, не имеют такого значения, как ее ответ в эту минуту. Я чувствую себя так, словно это лучший день в моей жизни, будто переломный момент, после которого я уже никогда не смогу вернуться назад к прежней жизни.
Я влюбился в Эшли Уэскотт, и не важно, что будет дальше, — я никогда не смогу ее забыть. Я знаю, что никогда не забуду, как мягко слетало ее имя с моих губ, не забуду, как ее зеленые глаза прожигали дыру в моей душе.
Не говоря уже о том, что она дала совершенно новый смысл дырявой паре джинсов, старой бейсбольная кепке «Кардиналс» и красной помаде. И будь я проклят, если эта девушка — не причина, по которой мужчины влюбляются с первого взгляда. На самом деле, у меня нет сомнений, что она разбила чье-то сердце и приехала сюда. Но, черт, я просто счастлив, что она здесь, и даже лучше — она дала мне шанс.
Глава 6
Прошлое
Рэм
Первые десять раз, что я приходил сюда, я ненавидел это место. Мои ладони потели, сердце чуть не выпрыгивало из груди, а легкие сокращались до размеров стеклянных шариков. Но потом стало легче. Стало даже лучше, чем легче, мне так кажется. Со временем это стало… О, черт, что за слово мама всегда использует? Терапевтический. Это стало что-то вроде терапевтических визитов к нему, как будто бы это обычный будний день. Как будто мы вдвоем сидим и разговариваем о сумасшедших событиях в наших жизнях, как в старые времена.
Я прохожу к его участку, который находится рядом с мистером Катцом. Его надгробие с круглыми краями словно произрастает из земли. Большинство надгробных плит здесь квадратные и лежат они ровно, включая и мистера Катца, но не Оуэна. Его плита совсем другая и отличается от остальных. Даже цвет другой. У всех надгробия лимонного цвета, а у него — песочно-каменного, и не серого и не золотого. Если я закрою глаза, то могу увидеть этот цвет сквозь закрытые веки. И иногда, перед тем как заснуть, я вижу надгробие и надпись на нем. Оуэн Катц, 3 ноября 1989 года — 6 ноября 2011 года. И под датами цифра 12 — его футбольный номер. Хочу я или нет, но этот камень стал такой же частью меня, как моя рука.
Я сажусь на старую табуретку, которую принес сюда год назад. Я подумал, что если я провожу здесь много времени, то пусть оно проходит с комфортом.
— Здравствуйте, мистер Катц, — я наклоняю козырек бейсболки в сторону надгробия рядом с Оуэном.
Камень сильно постарел, погода уже поработала над его краями. Мистер Катц или Сэм Катц, отец Оуэна. Я никогда не встречался с ним. Он умер от сердечного приступа после рождения Оуэна. Это должно было стать предупреждением для Оуэна и противопоказанием играть в американский футбол, но он выглядел таким здоровым.
Никто не догадывался, что с его сердцем что-то не в порядке, пока однажды он не упал на игре и больше не поднялся.
— Привет, приятель, — я возвращаю свое внимание к серо-золотистой плите. Я хочу сказать что-то еще, но вдруг замечаю что-то за банкой пива. Джек всегда оставляет одну неоткрытую для Оуэна, потому я всегда знаю, когда он приходил сюда. Я тянусь за чем-то белым позади банки, что оказалось открыткой. На лицевой стороне — фотография с видом захода солнца на берегу моря и с красивой надписью внизу «Рио-де-Жанейро».
Я переворачиваю открытку, но на другой стороне ничего нет. Там всегда пусто. Я возвращаю открытку на место. Каждый месяц тут новая открытка. Они стали появляться вскоре после того, как он обосновался здесь, может, года два тому назад. Фотографии экзотических мест, типа Южно-Американских пляжей или джунглей, или пустынь. Оуэн никогда не говорил об этих местах со мной или Джеком, или Майком. Я даже не был в курсе, что ему известно о таких местах. Я думаю, что тот, кто приносит открытки, общался с Оуэном больше нас. Я догадываюсь, что это от его девушки. Он всегда был скрытным, когда дело касалось девушек. Да, он всегда был скрытным, когда дело касалось личного. Большую часть жизни он провел в маленьком городишке, где всем про всех все известно. И когда ему выпал шанс исчезнуть, он его не упустил. Когда он получил футбольную стипендию в колледже на севере, он переехал туда и быстро решил, что если он не будет рассказывать о себе там, то и здесь никто о нем ничего не узнает. Ему это нравилось. Он любил, когда люди не лезли в чужие дела и не досаждали сплетнями.
И, наверное, поэтому за эти три с половиной года, что его не было здесь, мы так и не узнали ничего о его девушке. Мой взгляд блуждает от камня к открытке. Я знаю, что она от того, кто его любил, от того, кто знал его лучше, чем его друзья и семья. И мне хочется узнать эту девушку. Не знаю, что бы я ей сказал при встрече. Может быть, я попросил бы рассказать, каким он был там. Думаю, что он не сильно отличался от того парня, который жил в Миссури. Хотя тот Миссури-Оуэн никогда бы не понял значения пустой открытки с видом на пляж Рио-де-Жанейро. Я поднимаю открытку в последний раз, не желая пропустить важную деталь. Нет. Ничего нет.
— Оуэн, ты когда-нибудь расскажешь, кто твоя девушка? — я смеюсь про себя и возвращаю открытку обратно. — Все в порядке, приятель, ты не должен ничего говорить. Она кажется хорошей девушкой. Даже слишком хорошей.
Я задерживаю дыхание и затем заставляю себя тяжело выдохнуть, глядя на песок на открытке.
— Думаю, что ты хотел увидеть мир, да?
Я жду, не ответит ли он мне, но слышу только шелест белок — они живут на дереве рядом с могилой.
Я не удивился бы, если бы Оуэн ответил мне. Это было бы в его духе — напугать меня из могилы.
— Мне очень жаль, что ты не увидел эти места, — говорю я, глядя на его имя, выбитое на надгробии.
— Но зато ты увидел Рай раньше нас. И я предполагаю, это даже лучше.
Глава 7
Прошлое
Рэм
— Я нашел еще одну открытку сегодня, — говорю я Джеку.
Он смотрит на меня озадаченно. В это же время Кристин возле нашего стола открывает для нас пиво.
— О, у Оуэна? — спрашивает Джек, теребя козырек своей кепки.
Кристин застывает, а мы с Джеком съеживаемся.
— Прости, Кристин, — говорит Джек, отводя глаза.
Если бы я знал, что здесь будет Кристин, то никогда бы не завел этот разговор. Даже упоминание его имени вызывает у нее слезы. Так было всегда. Я понимаю, мы все выросли вместе, и мы все переживаем его смерть по-разному. Кристин вытирает слезы тыльной стороной ладони и быстро уходит, не сказав ни слова.
Когда убеждаюсь, что она не может нас слышать, я отвечаю:
— Да, — и отпиваю из своей бутылки.
— Ты знаешь, — говорит Джек с задумчивым видом. — Может, это Кристин.
Я замечаю, как он следит за ее передвижениями по залу.
— Она всегда присматривала за ним, когда мы были детьми.
Кристин работала официанткой в «Нолле» с колледжа. Я знаю ее со времен подгузников. И у Джека всегда были чувства к ней. Кристин же нравились все, кроме Джека. И я не думаю, что у нее были чувства к Оуэну, но я также не слышал, чтобы у Оуэна кто-то был.
— Это бы объяснило те странные путешествия, которые она совершала, — добавляет он.
— Она навещала свою бабушку во Флориде, — возражаю я.
— Хорошо, — отвечает он, все еще не отводя взгляда от нее, — это то, что она сказала.
Наконец-то он переводит свой взгляд на меня. И указывает горлышком бутылки в мою сторону.
— И это бы объяснило, почему она даже не смотрит на тебя, как все остальные девушки в этом чертовом городе. Она по-прежнему влюблена в него.
У Джека на лице написано отвращение, но я знаю, что он в порядке. Девушки любили его, и ему прекрасно об этом известно.
Я улыбаюсь и выдыхаю, одновременно переводя взгляд на Кристин.
— Мы бы знали, если бы между ними что-то было?
Джек дергает плечом.
— Я не знаю. Ты же знаешь, какой он был скрытный. И секретов прибавилось, когда он пошел в колледж. Кто, черт возьми, может знать наверняка?
Я тяжело вздыхаю: я чувствую глубокую печаль от утраты, от того, что Оуэн оставил нас.
— Эй, приятель, — говорит он, концентрируя все свое внимание на мне. — Мы все скучаем по нему.
Я согласно киваю.
— Да, — отвечаю я. — Знаю.
— Только Боги умирают молодыми, — он поднимает свою бутылку верх.
Откинув все мысли, я поднимаю свою бутылку в ответном жесте.
Глава 8
Настоящее
Рэм
Аэропорт слишком переполнен для вторника. Я на секунду задумываюсь, куда все эти люди едут?
Я отыскиваю свой посадочный талон и сажусь между пожилым мужчиной, который практикует искусство спать сидя, и молодой девушкой, по виду старшеклассницей, которая вцепилась обеими руками в мобильник и что-то усердно набирает на экране. Я не отвожу взгляд от ее рук дольше положенного, так как никогда не видел никого, кто так быстро мог бы двигать своими пальцами. Ее пальцы сравнимы с «Риверданс» или с чем-то подобным. (Примеч. «Риверданс» (англ. Riverdance) — танцевальное степ-шоу танцоров-виртуозов). Ее пальцы замирают на секунду, и я отворачиваюсь. Уверен, она не заметила, что я смотрел на нее. А, возможно, ей вообще все равно, ведь она не отрывала взгляд от своего телефона.
Электрическое табло наверху отвлекает меня, на нем обновляется информация. Я бросаю взгляд вниз на свой посадочный талон. Номер рейса на табло совпадает с моим.
Вовремя. Я люблю точность. И ненавижу сидеть и ждать. Я бы предпочел опоздать на самолет, нежели сидеть часами в ожидании. Спустя мгновение женский голос звучит в динамиках, объявляя о посадке на борт.
И я как дедушкин чайник, готовый закипеть в любую минуту, быстро вскакиваю со своего места, направляясь, опережая всех, к очереди на билетный контроль. Я уже стою в ней целых две секунды, когда кто-то ударяет меня по ноге. Обернувшись, я вижу макушку блондинки. В этот момент она нагнулась, чтобы поднять свой чемодан с пола. Я тоже наклоняюсь за ее чемоданом, желая помочь.
— Извините, мне очень жаль, — говорит она торопливо.
От звука ее голоса мое сердце колотиться, все мысли улетучиваются.
И только стою и жду, жду, когда она повернется ко мне, но я уже догадался, кого я увижу.
Один Миссисипи.
Мое сердце готово вырваться из груди.
Два Миссисипи.
Секунды ощущаются как года. И в то же время, я не могу дышать.
Три Миссисипи.
Наши взгляды встречаются, и она удивленно ахает.
— Рэм.
Непонятно, вопрос это или утверждение. Я как будто бы онемел, даже не могу пошевелить губами. Она фиксирует сумку в вертикальном положении и скрещивает руки на груди
— Эм… Эм... Привет, — наконец-то я могу выдавить из себя хоть слово.
Один Миссисипи.
Два Миссисипи.
— Как твои дела? — спрашивает она искренне, как будто на самом деле это ей интересно. И, наверное, это ранит меня больней всего.
Я глубоко вздыхаю, так как задерживал дыхание последние несколько секунд. Затем выдыхаю и стараюсь изобразить улыбку.
— Я хорошо, — киваю головой. — Как ты?
Она тоже кивает, прежде чем ответить.
— Хорошо.
Удушающая тишина сгущается между нами, только лишь наши взгляды остаются прикованными друг к другу. Это длится слишком долго. Это ощущается недостаточным, но мое сердце, кажется, вырывается из груди, а я изо всех сил пытаюсь сдержать его внутри.
— Хорошо, — повторяет она, опуская взгляд и в то же время теребя рукой свой пиджак.
— Встреча? — спрашивает она, бросая взгляд на табло расписания полетов, где указан Остин.
— Да, — просто отвечаю я.
Она кивает головой, будто заранее знала мой ответ.
Смешно, а я ведь представлял нашу встречу снова. Я делал это очень часто. Это случалось в течение дня или ночью, когда казалось, что весь мир спал. Я представлял себе нашу встречу так много раз. Это всегда представлялось мне в людном месте. Она увидела бы меня, а я увидел бы ее, и мир вокруг нас остановился бы и рухнул, как плохо закрепленная плитка на стенах, оставляя нас наедине. Мне всегда казалось, что мы знали, что эта встреча неизбежна, мы оба понимали, что встретимся вновь, только не знали точно день и час. Мне представлялось, что когда мы впервые увидимся после долгой разлуки, наши глаза встретятся, и вся боль уйдет, будто ее и не было. Эшли улыбнется мне, и я улыбнусь ей в ответ. И мы будем вспоминать о нашей первой встрече или о нашей ночи на Солнечной площади. А затем мы посмотрим друг другу в глаза и пообещаем без слов, что в этот раз у нас все получится.
Сейчас все эти мысли смешны. И где-то глубоко притаилась боль, которая наложила отпечаток на светлые чувства при встрече. Я догадываюсь, что не смогу сказать ни слова. И в моих мечтах не было слова «Работа», мы не говорили о работе.
— А ты? — спрашиваю я. — Почему ты летишь в южную сторону?
— Я... живу в Лэйквей сейчас. Это недалеко от Остина. Я подумала, что могу работать поближе к моей бабушке, чтобы приглядывать за ней, — она поднимает голову и мягко смеется. — Но, думаю, что это она приглядывает за мной.
Я сдержано улыбаюсь, но что-то продолжает сжимать сердце у меня в груди. Я не знаю, почему, но то, что она живет в Техасе сейчас, ударило по мне очень сильно. Наверное, потому, что я понял, что не являюсь больше частью ее жизни. Я даже не знал, где она жила.
— Я навещала своих друзей здесь, — добавляет она
Это тоже ударяет по мне — я не являюсь ее другом, которого бы она хотела навестить. И я не знаю, каких друзей она навещала. Ее друзья раньше были нашими общими друзьями. Хотя, конечно, она могла завести новых друзей за этот год. Я киваю головой.
— Ты продолжаешь жить в Аве? — спрашивает она.
— Да, — отвечаю я, хватаясь сзади за шею, наверное, это нервная привычка.
Она задерживает дыхание, словно набираясь сил.
— Как все?
Опять она спрашивает, будто бы ей не безразлично. Почему она так себя ведет? Я пытаюсь не представлять ее рядом со старым кленом, смотрящую мне в глаза и говорящую мне, как сильно она меня любит. И то, что она так себя ведет сейчас, не помогает мне избавиться от наваждения.
Очередь вдруг начинает двигаться вперед, и я замечаю, что уже образовалось значительное пространство между мной и человеком впереди.
Эшли улыбается и опускает руку на ручку сумки.
— Они в полном порядке, — с трудом говорю я. — Уверен, что все по-прежнему с тех пор, как ты нас покинула.
Я замечаю, как дрогнула ее челюсть от быстрого вздоха после моих последних слов. Я не хочу ее ранить, но факт остается фактом — она ушла очень быстро. Никто не уходил из наших мест, и уж точно они все делали медленно. Но, возможно, я бы тоже ушел также быстро, если бы был на ее месте.
Очередь двигается слишком быстро, я встаю перед стройной женщиной в форме авиакомпании, проверяющей билеты. Она приветливо улыбается мне, и я учтиво улыбаюсь ей в ответ, передавая свой посадочный талон.
Она его сканирует, и я медленно вливаюсь в новую очередь в посадочном туннеле.
Люди передо мной вдруг останавливаются, и я оглядываюсь посмотреть на Эшли. Она в этот момент подает свой билет для сканирования. И через мгновение уже присоединяется ко мне.
— Это весь твой багаж? — замечает она, складывая руки на груди.
Я смотрю на свой рюкзак, который без усилия удерживаю кончиками пальцев.
— Я с некоторых пор стараюсь не тратить время на получение багажа.
Она смеется, опуская свою голову.
— Я тоже.
Я вздыхаю и смотрю на ее небольшую сумку. Сегодня я бы не возражал ждать свой багаж, если бы она была рядом. Черт, мне не следует думать об этом.
— Какое у тебя место на билете? — спрашивает она.
Впервые за сегодняшний день я смотрю на свой билет, так как до этого момента мне было все равно, где я буду сидеть.
— 15С, — говорю я.
— У меня 11, — она смотрит вниз на билет, — 11А.
Эшли переводит взгляд на меня, и что-то мелькает в ее глазах. Что-то недосказанное, и я отдал бы все, чтобы узнать, что именно.
— Знаешь, если место рядом со мной будет свободным, ты мог бы сесть там, — предлагает она очень мягким и не слишком уверенным тоном.
Я киваю и улыбаюсь.
— Хорошо, договорились.
Она прикусывает свою нижнюю губу, а я начинаю молиться, чтобы место возле нее не было занято.
— Прошло так много времени, — произносит она, возвращая меня из своих мыслей.
— Да, — соглашаюсь я. — Ты по-прежнему работаешь в издательстве?
Она кивает.
— Да, я и сама стала немного писать, — говорит она, улыбаясь шире.
— Правда? — переспрашиваю.
— Правда, — отвечает она, теребя свой пиджак. — Совсем немного.
— Здорово, — говорю я. Это неожиданно, но я очень рад за нее. — Это же классно!
Все опять весьма быстро начинают двигаться на посадку, и вот мы уже стоим перед входом в самолет, и стюард вопросительно смотрит на меня. Я подаю свой посадочный талон и продвигаюсь по заполненному салону. Восемь. Девять. Десять. Одиннадцать.
Черт. Два парня уже сидят на одиннадцатых местах. Я оглядываю их — два молодых симпатичных парня, примерно нашего возраста. Я сразу же начинаю ревновать ее к ним, не знаю, почему, ведь она больше не моя. Я останавливаюсь и помогаю Эшли положить ее сумку в багажный отсек. Я стараюсь вести себя как обычно, и в то же время пытаюсь встретиться взглядом с парнями — им не нужно знать, что она больше не моя.
— Спасибо, — благодарит она.
Я киваю.
— Ладно, — говорит она, глядя на свое место, — в случае, если мы больше не увидимся после посадки.
Она останавливается, и опять что-то появляется в ее глазах. Я должен сказать что-нибудь, должен был пригласить ее в ресторан на обед.
И в это время парень позади нас громко кашляет, намекая, чтобы мы освободили проход, и я недовольно смотрю на него.
— Хорошо, если я не увижу тебя позже, — начинает она снова, — я была очень рада увидеть тебя вновь, Рэм.
В последний момент я останавливаю слова, уже готовые вырваться, и просто говорю:
— Да, я тоже был рад тебя увидеть.
Она улыбается мне и садится в свое кресло. И после еще одного глубокого вдоха я заставляю свои ноги двигаться дальше по проходу к своему месту.
Возле окна сидит женщина с ребенком. Я сажусь в свободное кресло и тупо смотрю перед собой, обдумывая то, что только что произошло.
Я не видел Эшли Уэскотт больше года, это первая наша встреча.
Она все также прекрасна, как в тот день, когда я впервые ее увидел. Я все так же хочу ее, и это также неоспоримо, как эта стена сбоку. Но я знаю, и она знает. И это держит нас на расстоянии.
Я стараюсь увидеть ее в просвете между кресел, но ничего не могу рассмотреть и, в конце концов, сдаюсь. И затем я опять отправляюсь блуждать по воспоминаниям двухлетней давности. Я думаю о том времени, когда мы были вместе, я всп