Эшли
— Ты уверена, что эта дорога ведет к большому городу? — спрашивает Рэм, глядя в окно.
Последние сорок пять минут мы едем по Айове. И все это время вокруг нет ничего, кроме полей.
— Терпение, мой дорогой, — говорю я, поймав на мгновение его взгляд. Он так мило смотрится на пассажирском сиденье моей машины. Кажется, он не знает, чем себя занять, когда перед ним нет руля. Первые полчаса поездки он чинил мой бардачок. Около года назад я сунула туда инструкцию по эксплуатации автомобиля, и случилось так, что она там застряла. В течение года я не могла открыть дверцу. Но сегодня это изменилось — в день, когда Рэмингтон Джуд просидел на пассажирском сиденье моей машины более пяти минут.
Следующим объектом он выбрал боковое зеркало. Видимо, оно находилось не в том положении. Он что-то рассуждал об углах, а затем просил смотреть в него каждые две секунды.
Последним объектом стало его сиденье. Скорее всего, сейчас оно идеально по высоте и углу наклона. И теперь, как я понимаю, ему больше нечем себя занять.
— Знаешь, — говорю я, возвращая его внимание. — Я никогда раньше не приводила в дом молодого человека.
Он отрывает взгляд от окна, чтобы взглянуть на меня.
— Совсем никогда?
Я качаю головой.
— Совсем никогда.
— Проклятье.
— Что? — спрашиваю я.
— Ну, теперь твои родители будут ожидать этакого идеального парня лет тридцати, работающего в «Майкрософт» и водящего «Порше» или что-то в этом роде.
— Что? — я начинаю смеяться. — Почему они будут этого ждать?
— Не знаю. Я бы ожидал именно такого. И я чертовски уверен, что не ожидал бы какого-то деревенского мальчишку из Авы штат Миссури, водящего пикап.
— Тогда ты плохо меня знаешь, Рэмингтон Джуд. Потому что я предпочитаю мальчишку из Авы, водящего пикап, парню, который, вероятно, слишком злоупотребляет гелем для волос.
|
|
Он смотрит на меня и улыбается.
— Эшли Уэскотт, ты слишком хороша для меня.
— Я знаю, — говорю я с широкой улыбкой на лице.
— P.S., я не пользуюсь гелем для волос.
Я смотрю на него — его лицо абсолютно серьезное.
— Я знаю, за это ты мне и нравишься.
Он протягивает руку и отрывает мои пальцы от рулевого колеса.
— Не могу дождаться встречи с твоей семьей, — говорит он, целуя мои пальцы, а потом сжимает мою руку в своей.
— Они полюбят тебя, — обещаю я. — И твой гель для волос.
Он просто дарит мне довольную ухмылку, а потом снова смотрит в окно. И все, о чем я могу думать: как мне могло настолько повезти, что я встретила такого мужчину?
***
На въезде в Омаху движение на дороге уплотняется — несколько километров мы тащимся бампер к бамперу — но потом все приходит в норму. Мы съезжаем с дороги, и могу сказать, что Рэм начинает нервничать. Он волнуется. У него тот взгляд, который появляется перед началом игры, или когда я соглашаюсь на что-то, вроде похода за грибами. Точно могу сказать, что он взволнован, и это делает меня счастливой.
— Кстати, моя младшая сестра Лана приехала домой на выходные, чтобы познакомиться с тобой, — говорю я. — Она учится в университете Небраски и немного увлечена хиппи — это просто, чтобы ты был в курсе.
— Чем?
— Хиппи. Ну, ты знаешь? Мама считает, что у нее просто такой период, но я так не думаю.
— Ох… не думаю, что когда-нибудь встречался с настоящими хиппи, — говорит он, выглядя немного испуганным. Я вижу выражение его лица и смеюсь. У него это выглядит так мило.
|
|
— Не волнуйся, — говорю я. — Она любит всех.
— Ладно, — шепчет он. Сделанный им глубокий вздох не остается незамеченным.
— Серьезно, — говорю я, — тебе не о чем беспокоиться. О, и я упоминала, что мой отец — бывший морской пехотинец?
— Что? — почти выкрикивает он.
— Шутка, — говорю я.
— Черт, девочка, — бормочет он, опустив голову. — Ты пытаешься меня убить, я знаю это.
Я просто смеюсь и выхожу из машины. Встретив его с пассажирской стороны, я беру его за руку. Он тут же смотрит вниз на наши руки.
— Думаешь, мы должны держаться за руки? — спрашивает он.
— Рэм!
— Ну, я не знаю! Я все еще не убежден, что твой отец не является кем-то большим и важным, и совсем не уверен, кого больше мне следует бояться: его или твою сестру.
Стараясь подавить смех, я целую его в щеку.
— Вот кого ты действительно должен бояться, так это мою маму, — шепчу я ему в ухо.
Он дарит мне испуганный взгляд, и это абсолютная умора — адский испуг безо всякой причины.
Мы входим внутрь, и я ставлю свою сумку на пол рядом с кучей обуви. И тут же сладкий запах корицы заполняет мои ноздри. Я дома.
Дом моих родителей пропитан запахом корицы с тех пор, как однажды моя сестра упомянула при маме, что он улучшает работу мозга. Это было почти три года назад. Теперь, почувствовав запах корицы, я не могу не думать о доме.
— Мама, — зову я. — Мы здесь.
— Эшли, — моя сестра вбегает в холл и обхватывает меня руками, а потом, без особых колебаний и предупреждений, она обхватывает руками Рэма. — У тебя хорошая аура, — говорит она, отстраняясь от Рэма. — Я это чувствую.
|
|
Рэм просто улыбается и кивает. Думаю, он просто не знает, что сказать… или сделать.
— Это хорошо, — говорит моя сестра.
— Лана, — говорю я, улыбаясь. — Это Рэм.
— Рэмм?.. — мурлычет она, растягивая последний звук его имени. — Это сокращенно от какого имени?
— Рэмингтон, — отвечает Рэм.
— Хорошо, — говорит она. — В таком случае, могу я звать тебя Рэмингтоном?
Рэм смотрит на меня, а потом улыбается Лане.
— Конечно, если хочешь.
Лана склоняет голову.
— Думаю, хотела бы.
И с этими словами она протанцевала прочь — буквально влетая в следующую комнату — в то время как Рэм наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Она сказала, что я хорошо пахну?
— Да, — говорю я, улыбаясь, — что-то вроде того.
— Дорогая, ужин почти готов, — мама неожиданно появляется в коридоре и целует меня в щеку, прежде чем повернуться к Рэму. — А вы, должно быть, тот молодой человек, о котором мы столько слышали.
Рэм смотрит на меня с довольной ухмылкой, после чего переводит взгляд на маму.
— Здравствуйте, миссис Уэскотт, — и протягивает ей руку. Мама пожимает ее.
Мой отец говорит, что о человеке можно многое узнать по его рукопожатию. Поэтому знакомство с новыми людьми в нашем доме начинается с рукопожатия.
— Мама, это Рэм, — говорю я.
— Ну что же, приятно познакомиться с тобой, Рэм.
Рэм просто кивает и улыбается. Он выглядит застенчивым, но, в то же время, некоторым образом, уверенным в себе. Думаю, как раз это мне так сильно нравится в нем. Он всегда такой — словно два в одном. Например, он не может быть только милым. Он должен быть милым и сексуальным. Или если он говорит мне, что я красивая, то обязательно шепотом или хриплым голосом, с голодным блеском в глазах. Или даже когда он расстроен, его лицо будто говорит: я не откажусь от тебя.
— Почему бы вам не пройти в столовую, — мамин голос звенит в ушах, разбивая мои мысли.
Я улыбаюсь Рэму.
— Ты им понравился, — шепчу я ему на ухо и замечаю, что его плечи как будто немного расслабились. Потом беру его за руку и веду в соседнюю комнату. Там мой папа как раз ставит миску вареной моркови на стол.
— Папа, — говорю я, — это Рэм.
— Привет, — здоровается папа, потерев друг о друга ладони, прежде чем протянуть руку Рэму. Рэм берет ее и пожимает.
— Приятно познакомиться с тобой, сынок, — говорит отец.
Рэм вежливо улыбается. И еще я не пропускаю тот еле заметный папин кивок в мою сторону. Он делает так всю мою жизнь. Каждый человек, которому он пожимает руку, либо удостаивается его кивка, либо нет. Это его способ дать мне понять, кто «годится», а кто «не годится». Кивок означает, что этому человеку можно доверять. Отсутствие кивка: я не хочу, чтобы ты находилась с ним в одной комнате. Я знаю эту процедуру и вздыхаю с облегчением, когда получаю кивок, даже если для меня это просто формальность. Я уже доверяю Рэмингтону Джуду и не думаю, что есть нечто в этом мире, способное убедить меня в обратном.
Вскоре после этого мы все садимся за стол. Я занимаю свое место, Рэм рядом со мной. Моя сестра напротив нас, а родители рассаживаются по обоим концам стола. Пока мы едим, мои родители расспрашивают Рэма обо всем: о том, где он живет, какие телепрограммы смотрит. Мой папа почерпнул это из ТВ-шоу. Если вы смотрите спорт или исторический канал, значит, в его классификации вы в разряде «годится». Если вы говорите, что смотрите что-то другое, то автоматически попадаете в его список тех людей, в которых он не уверен. Рэм сказал, что смотрит много спортивных передач, так что, полагаю, тест пройден.
— Рэмингтон? — произносит моя сестра в одну из пауз в разговоре. Она говорит в своей обычной мягкой и задумчивой манере. Рэм, жуя, поднимает глаза от своей тарелки. — На какую сторону фасад твоего дома?
— Прости?
— Ты живешь в доме? — спрашивает она.
— Ой, да, — запнулся Рэм.
— На какую сторону выходит фасад?
Мама закатывает глаза и улыбается. Папа ведет себя так, словно не слышит вопроса. Думаю, он считает, что если «не слышал» вопроса, то он и не был произнесен. Ни один из моих родителей до сих пор полностью не согласен с ее образом жизни.
— Ох, ммм, на восток, я уверен, — говорит Рэм.
— Хорошо, — Лана кивает и возвращается к поеданию сырой моркови.
— Хорошо, — просто повторяет Рэм с улыбкой.
***
Ужин проходит без потерь. Потом Лана отправляется в свою комнату. Мама с папой уходят в гостиную. А я веду Рэма на заднее крыльцо.
— Ты сделал это, — говорю я.
— Я сделал это, — повторяет он.
Я сажусь на скамейку с мягкой обивкой, и он присоединяется ко мне.
— Думаешь, я им понравился?
Я нахожу его взгляд. Сейчас вокруг нас темнеет, но я все еще могу разглядеть прекрасное море его глаз.
— Я думаю, они полюбили тебя, — говорю я.
— У тебя клевая сестра.
Я киваю.
— Она очень похожа на нашу бабушку — ту, что рассказывала нам про бамбуковые стебли.
— Да, — говорит он, будто вспоминая. — Я прямо вижу это. И уверен, что у твоей сестры тоже есть один из этих любовных бамбуковых стеблей.
Я смеюсь.
— У нее есть. Но у нее не любовный стебель. У нее стебель с десятью отростками, что означает завершенность.
— Ааа, — протягивает он, немного отклоняя назад голову. — Звучит неплохо. Но, должно быть, это чертовски большой стебель.
— Это так, — соглашаюсь я. — Он занимает, вроде как, весь ее стол в комнате наверху.
Он негромко усмехается.
— Иди сюда, — говорит он затем, притягивая меня ближе. Я опускаю голову ему на грудь. Он теплый и пахнет одеколоном. Я люблю его запах. — Итак, здесь ты выросла? — спрашивает он.
— Да. Недалеко отсюда есть парк, в котором я проводила большую часть времени каждое лето. На самом деле, именно там я получила свой первый перелом, когда сломала руку, упав с турника.
— Первый?
Я киваю.
— Да, я сломала ее снова в средней школе, играя в софтбол. И не спрашивай меня, как. В одну секунду я поскользнулась, а затем почувствовала эту острую боль, и неожиданно это стало вторым переломом руки, — я поднимаю вверх два пальца.
— Вау, — восклицает он, — ты крутая.
Я просто смеюсь ему в грудь.
— Которая? — спрашивает он.
— Правая.
Я поднимаю свою правую руку, и он прокладывает дорожку из нежных поцелуев от локтя до запястья. Ощущение его губ на моей коже вызывает прилив тепла к лицу. Пытаясь скрыть это, я сильнее утыкаюсь ему в грудь.
— А дальше по дороге — примерно в миле отсюда — моя старшая школа, — говорю я после его последнего поцелуя на моей руке.
— Как думаешь, ты обратила бы на меня внимание в старшей школе? — спрашивает он.
Я смотрю в его глаза.
— Не представляю, как смогла бы не сделать этого.
— Даже если бы я был второкурсником, а ты…
— Я все равно заметила бы тебя.
— Мы могли бы влюбиться в старших классах.
— Могли бы, — говорю я, мягко усмехаясь. — На самом деле, у меня не было школьной любви.
— Серьезно?
— Неа, — подтверждаю я.
— Это сюрприз для меня.
— Ну, ты не был знаком с парнями из моей школы.
— Бедняжка, — говорит он, осторожно проводя ладонью по всей длине моей руки.
Контраст от прикосновения его шершавой ладони к моей коже каким-то образом действует на меня успокаивающе.
— Ну, у меня тоже не было школьной любви, — говорит он, прижимая меня крепче. — В моей жизни было слишком много придурков, настраивавших меня против этого.
— Нееет, — говорю я ехидно.
— Понимаю, в это трудно поверить, — говорит он.
Я чувствую смех, зарождающийся в его груди, еще до того, как он срывается с губ. Затем он затихает, и я просто пытаюсь впитать в себя все детали этой ночи, в том числе и то, как мой отец смеялся над его шутками и как мама улыбалась ему. Они увидели в нем то же, что и я. И то, что я вижу, — это только начало того, что я чувствую к этому молодому человеку.
— Эшли?
— Ммм? — я поднимаю на него взгляд, не желая отрывать голову от его груди.
— Теперь это один из моих самых любимых моментов в жизни.
Я широко улыбаюсь.
— Рэм?
— Да?
— Я счастлива, что ты здесь.
Я слышу его дыхание — вдох-выдох — и чувствую, как при этом поднимается и опадает его грудь.
— Я тоже, — говорит он. — Я тоже.
И на этом я зарываюсь глубже в его мускулы и чувствую, как он крепче сжимает меня в объятиях. В этот момент я не вспоминаю о боли, она ощущается сейчас очень далекой. Теперь все просто представляется таким счастливым, полным жизни, любви и возможностей. Я изо всех сил хочу удержать эти ощущения. Не хочу и думать, что могу это потерять. Не хочу представлять, что могу потерять Рэмингтона Джуда. Я влюбляюсь в него. Знаю, что это так. Я пропадаю из-за Рэмингтона Джуда.
Глава 20
Прошлое
Эшли
— Рэмингтон, — напеваю я его имя, потому что думаю, ему нравится, когда я так делаю.
— Что, детка?
Я подхожу к нему сзади и обнимаю за шею.
— Не ходи сегодня на работу, — шепчу я ему на ухо. — Останься дома и поиграй со мной.
Я целую его в гладко выбритую щеку и крепче обнимаю за плечи. Он раскачивается в своем кресле, и я сажусь к нему на колени.
— Мы можем погулять вдоль реки или съездить на ферму твоего дедушки… или развести костер и пригласить весь город, — от последнего он поеживается, и я смеюсь. — Или …— говорю я, — мы можем просто свернуться калачиком на диване и весь день смотреть старые фильмы.
— Я думаю, — говорит он, поднимаясь вместе со мной. Я игриво визжу и закидываю руки ему на шею, а он подхватывает меня одной рукой под колени, а другой под спину и несет в сторону гостиной. Укладывает меня на диван и целует в лоб. — Я думаю, что последнее мне нравится больше, — говорит он, осторожно опускаясь на меня. Его рот сближается с моим. Я чувствую его теплое дыхание и нежное прикосновение губ. — Я люблю тебя, Эшли Уэскотт.
Моя улыбка начинает исчезать. В сердце возникает какое-то небольшое жжение. Я не слышала этих слов очень давно. Но я смотрю в эти глаза и вижу его: мужчину, такого родного, сексуального, любимого, такого моего.
— Я… — я беру в ладони его загорелое лицо. — Я тоже люблю тебя, Рэмингтон Джуд.
От моих слов уголки его губ приподнимаются.
— Я давно должен был сказать тебе это, не так ли? — спрашивает он.
Ничего не могу с собой поделать и улыбаюсь.
— Днем раньше я бы не поверила тебе.
Он смотрит на меня с таким страстным желанием, и я не думаю, что смогу когда-нибудь этим насытиться. Я чувствую себя единственной в мире девушкой для него.
— И, — говорит он, засовывая руку в карман и вытаскивая маленький блестящий ключ, — я хочу, чтобы это было у тебя.
— Что это? — спрашиваю я и беру ключ в руку.
— Это мой запасной ключ.
— Отсюда? От твоего дома?
Он просто кивает, и я чувствую, как моя улыбка становится шире.
— Ты знаешь, Эшли Уэскотт, — говорит он тихим хриплым голосом. То, как он произносит мое имя, заставляет меня сосредоточиться. — Я понимаю, что, вероятно, был шанс — до того, как мы встретились — что наши пути в этой жизни никогда не пересекутся, — он слегка пожимает плечами. — Знаешь, может, это был некий выбор, который мы сделали или не сделали. И это — или что-то еще — заставило наши пути изменить направление, но мы могли бы разминуться всего лишь на сантиметр. Конечно, мы никогда бы не узнали об этом и жили бы дальше в блаженном неведении того, что пропустили… Я не знаю, может, мы вступили бы в брак с другими людьми и имели бы по паре ребятишек. И, возможно, прожили бы с этими людьми до старости, — он замолкает и опускает глаза, прежде чем снова найти мои. — Но знаю, если бы случилось так, если бы я никогда не пересекся с тобой, я никогда не познал бы любовь. Потому что, насколько я понимаю, есть только одно определение любви… и я убежден, что оно лежит прямо здесь, рядом со мной.
Он произносит последнее слово, наклоняется и прижимается своими губами к моим.
— Ты знала это? — спрашивает он, отстраняясь от моих губ и оставляя дорожку нежных поцелуев на моей шее.
Я не могу выдавить из себя ни слова. В моих глазах слезы — они словно прорываются из глубины моей души, а его поцелуи заставляют меня тонуть под его телом в омуте сладкого головокружения. И оставив еще один, последний, поцелуй на моей ключице, он обнимает меня и притягивает к себе. Я чувствую себя так безопасно в этой счастливой тишине. И вскоре слышу, как он начинает напевать нежную мелодию возле моего уха. Я узнаю ее. Это песня, под которую мы впервые танцевали. Эту песню мы слушали, когда я думала, что мы оба знаем — у нас впереди долгий путь. Я сжимаю ключ в ладони и прижимаюсь щекой к его груди, вдыхая его запах. Я люблю этого мужчину. И в этот момент не сомневаюсь — я была права насчет этого места и переезда сюда. Для меня Ава — это развилка на дороге. Это место словно исцелило мою душу и похитило мое сердце. Спасибо Господу за этот маленький городок. И спасибо Господу, что Рэмингтон Джуд называет его домом.
Глава 21
Настоящее
Рэм
— Привет, Джек, — бубню я себе под нос. Мои мысли рассеяны, словно находятся где-то не здесь.
— Привет, Рэм. Бери стул, — он произносит это слишком бодро.
Я бросаю куртку на старый деревянный стул напротив него. Прежде чем сесть, я украдкой оглядываю взглядом небольшой бар, проверяя, кто здесь.
— Спасибо, что встретился со мной здесь, — говорю я.
— Нет проблем. Итак, что случилось?
Я опираюсь на стол. В баре никого, кроме старика Сигера, который уже не слышит, но я не хочу рисковать.
— Короче, помнишь, как мы однажды шутили над тем, что она пишет книгу?
Джек молчит секунду, а затем склоняет голову в сторону.
— Эм, да?
— Нуууу… — тяну я.
Он не двигается. Просто прищуривает на меня глаза.
— Подожди, что ты сказал?
Я чувствую, как под его взглядом долгий растянутый выдох прорывается через мои губы.
— Я сказал, что она написала книгу.
— Эшли?
— Да, — говорю я.
— О тебе?
— Ну, не совсем. Но очень близко, если ты понимаешь, о чем я, — я снова окидываю взглядом бар, прежде чем опять посмотреть на него.
— Вау, — он произносит это слово, как будто пытается уложить все в своей голове. Затем откидывается назад, пока обе ножки стула не отрываются от пола. — Вау, — говорит он снова.
Я сижу на стуле и просто смотрю, как он качает головой.
— Она про тебя? Ты узнал? — говорит он.
Я пожимаю плечами и открываю рот, чтобы опровергнуть это утверждение, но ничего не получается.
— Ну…? — спрашивает он.
— Что, ну?
— Ну, что она говорит?
Я тру шею.
— Я не знаю. Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что она говорит о тебе?
— Не знаю. Я просто прочитал несколько глав. Книга оказалась в моем почтовом ящике прошлой ночью, когда я вернулся домой.
Я не скажу ему, что прекратил читать, потому что меня это слишком задело за живое. Я не скажу ему, что просто испугался. Эту часть я опущу.
Джек разглядывает потолок бара, словно это самая интересная вещь в мире.
— Вау, — восклицает он снова, все еще качая головой. Он делает это довольно долго, пока окончательно не возвращает свой взгляд ко мне. — Ты должен дочитать эту книгу.
Резким выдохом я выталкиваю, кажется, весь запас воздуха из легких.
— Серьезно, что ты делаешь здесь? — спрашивает он. — Иди, дочитывай.
— Я просто… Ну, так и что с того?
— Что значит «что с того»?
— Ну, так и что с того, что она это написала? — спрашиваю я. — Что с того, если это звучит знакомо? Ну и что?
— Ну и что? — он смотрит на меня так, будто я несу какую-то чушь. Затем опускает ножки стула на пол и склоняется над столом. — Это твоя жизнь, чувак. Если все правильно описано в начале, то и концовка должна быть правдивой, верно? Или, по крайней мере, такой, которую она считает правдивой. Правильно?
Он придвигает стул еще ближе и упирается локтями в стол.
— Разве ты не хочешь узнать, о чем она думает? Не хочешь узнать концовку? Я имею в виду, ведь она просто встала и ушла. Просто так. Разве тебе не интересно узнать, почему?
Я сижу и минуту обдумываю сказанное им. А затем медленно качаю головой.
— Нет.
— Давай, мужик. Ты должен прочитать это, — он хлопает меня по руке и садится обратно на свой стул.
— Я не хочу знать.
— Но ведь это твоя жизнь, чувак.
— Это глупо.
— Это? — спрашивает он.
Он делает большой глоток пива и ставит его обратно на стол. Я громко вздыхаю, в основном из-за того, что мне нечего сказать. Звучит глупо, но, кажется, он попал в точку. Что если книга является сообщением и написана именно с этой целью? Но что она может сообщить? Что она может рассказать такого, что способно что-то изменить?
Я качаю головой.
— Нет.
— Нет? Что значит — нет?
— Нет. Я не буду это читать.
Он смотрит на меня, будто хочет спросить, почему, но не делает этого.
— Кто сказал, что я должен прочитать эту чертову вещь? — спрашиваю я.
Его локти на столе.
— Чувак, позволь мне высказать свое мнение, — он подпирает пальцем подбородок. — Представь, что кто-то просто подарил тебе машину времени и хрустальный шар предсказаний, а ты даже не попытался заглянуть ни туда, ни сюда… И все?
Я качаю головой.
— Я предпочел бы не представлять снова, как все это разыгрывалось, и предпочитаю не знать, чем бы все это сейчас закончилось. В конце концов, я разберусь с этим — так или иначе.
Джек делает долгий глубокий вдох, после чего скрещивает руки на груди.
— Справедливо, — кажется, он признал свое поражение. — Хорошо, тебе не нужно читать книгу. Но ты не сможешь удержать весь этот чертов город от того, чтобы прочесть ее. И тебе известно — как только они поймут, откуда дует ветер, то захотят приложить к этому руку и слетятся быстрее, чем мухи на дерьмо.
На этот раз мои локти оказываются на столе. Подперев подбородок ладонями, я сижу и проигрываю все это в голове. В итоге, я откидываюсь на спинку стула и пожимаю плечами.
— Пусть читают.
Я пытаюсь вложить в эти слова все безразличие, на которое способен, но даже простая мысль о том, что весь чертов город узнает эту историю, пугает меня.
— Значит, ты согласен с ними, с их мнением о том, как ваша история развивалась… и как она закончилась?
Огонь разгорается в моей груди. Он охватывает легкие, добирается до горла и не дает дышать.
— Насколько я могу судить, история Рэма и Эшли закончилась в тот момент, когда она ушла, — говорю я.
После этого встаю, хватаю куртку и иду к двери, пока весь этот огонь не достиг моих глаз и не пролился слезами. Но перед тем, как толкнуть дверь рукой, я слышу громкий и четкий голос Джека за моей спиной — жаль, что не успел выйти.
— И насколько причина в ней?
Я останавливаюсь.
— Это взяло и закончилось в один момент, поскольку причина в ней? — повторяет он снова, на этот раз немного спокойнее.
Я делаю вид, что игнорирую его последние слова, и выбегаю из бара. Джек знает, что этим на меня лучше не давить. Это единственная вещь, способная меня сломать.
Глава 22