Эшли
— Ты слышишь это?
— Слышу что? — спрашиваю я.
— Цикады. Они плачут, — шепчет Рэм.
Я слушаю. И словно впервые — хотя знаю, что это не так — я слушаю их. Я слышу громкие вибрации крыльев, звучащие как шум поездов, мчащихся по рельсам. Звук непрерывный — сплошной поток ритмичных ударов и эхо от них. И когда ты фокусируешься на нем, он становится почти оглушающим.
— Почему они плачут? — шепчу я ему на ухо.
Он сидит, привалившись спиной к перилам крыльца, а я, как обычно, прижимаюсь к нему в небольшом пространстве между его руками и ногами — мое маленькое владение.
— Потому что они знают… — он останавливается на мгновение. Его слова затихают и рассыпаются, как нежная поэма или грустная песня. Но я молчу, и плач цикад медленно окутывает нас. И я жду. Я слышала эту печальную песню прежде.
— Потому что они познали бессмертие… но не вечную молодость, — продолжает он.
Я смотрю на него снизу вверх, и его светлые глаза встречаются с моими. Он заправляет прядь волос мне за ухо — я люблю, когда он так делает.
— Они плачут, потому что у нас есть то, чего хотят они: быть смертными, — рассказывает он. — Знаешь, был такой греческий бог Тифон, и он полюбил богиню Аврору. Однажды Аврора попросила Зевса сделать Тифона бессмертным, как и она, чтобы они могли вечно жить вместе. Но она забыла одну вещь, — он прижимается губами к моей щеке. — Она забыла попросить о вечной молодости для Тифона, — шепчет он тихо возле моего уха. — И вот Тифон состарился и жил, навечно скованный цепями старости. В конце концов, он превратился в цикаду и провел остаток вечности, ненавидя свое бессмертие.
Я позволяю пройти нескольким минутам, чувствуя, как тепло солнечного дня уходит, легко касаясь наших лиц.
— Где ты услышал это? — в конце концов спрашиваю я..
— Что?
— Легенду, — говорю я охрипшим от волнения голосом.
— О, — он, кажется, задумался. — Я не знаю. Эта история, наверное, так же стара, как и этот город. Не могу сказать, потому что не знаю. Но все вокруг знают эту легенду.
— Ох, — выдыхаю я, чувствуя, как мои плечи снова расслабляются.
— Это просто легенда. Я в это не верю. Не волнуйся — я не сумасшедший.
— Я знаю, — говорю я, снова улыбаясь. — Мне понравилась эта история.
Я делаю вдох и, протянув руку, запускаю пальцы в его темные волосы. Я не говорю ему, что слышала это раньше. Просто закрываю глаза и, позволив голове откинуться к его сильной груди, слушаю грустный плач цикад.
— Думаю, я приняла бы бессмертие, даже если бы это означало не сохранить вечную молодость, — говорю я, помолчав. — Думаю, я была бы счастлива, зная, что могу навсегда остаться с тем, кого люблю.
— Звучит неплохо, — говорит он, обнимая меня под грудью и прижимаясь губами к моей макушке. — Но дело в том, что наши легкие дышат, сердца радуются, наш разум отсчитывает время… Видишь, мы не вечны, поэтому дорога каждая минута. Каждый миг имеет значение.
Я мысленно повторяю его слова. Я хочу поверить им. Этим вечером они звучат так прекрасно. Но мне также хорошо известно, что если завтра я его потеряю, то буду по-прежнему хотеть вечности вместе с ним. Я так сильно его люблю. Я словно чувствую его в каждой косточке. Он будто стал частью меня, элементом моей ДНК. Я люблю его. Мне нравится, что он не боится ходить с моим именем, написанным на его сердце для всеобщего обозрения. Мне нравится, что он заставляет меня смеяться, то, как он произносит что-то, пародируя меня, так чертовски похоже. Я люблю, что он может быть уверенным и застенчивым, и неуклюжим — и, зачастую, все это одновременно. И я люблю то, что он любит свою семью и друзей. Знаю, что он все для них сделает, и это заставляет меня верить, что и для меня тоже. И я знаю, что это звучит глуповато, но с ним я всегда чувствую себя… желанной. Независимо от того, надеты ли на мне грязные ковбойские сапоги или туфли на каблуке, он ведет себя так, как будто не может мной насытиться. И какая девушка не захочет этого? Он, на самом деле, удивительный человек. Я думала, что встретилась с Навсегда в прошлом, но, оказывается, Навсегда ждал меня все это время в маленьком городке под названием Ава.
Глава 23
Настоящее
Рэм
Я сижу за кухонным столом. Сейчас вечер субботы, и я не выходил отсюда весь день. В моих руках ее книга. Я продолжил с того места, на котором остановился перед разговором с Джеком. Думаю, я всегда знал, что прочту эту книгу так быстро, насколько способен. Кажется, я просто хотел, чтобы Джек мне сказал не делать этого. Мне хотелось, чтобы он сказал, что это нормально — не желать знать, чем заканчивается моя история. Но, естественно, Джек этого не сделал. И в глубине души я понимал, что он этого не сделает. И вот я здесь, смотрю, как на страницах книги разворачивается полотно моей жизни, переданное через двух персонажей, с которыми пару дней назад я начал знакомство. Некоторые главы читать тяжело. Я стараюсь пробежать слова в них так быстро, как могу. Зато другие главы я перечитывал по несколько раз. Например, тот отрывок, где они впервые пошли за грибами, или о том моменте, когда они впервые поцеловались, там, у черной реки. А ту часть, где он пригласил ее на танец, перечитывал, наверное, раза четыре. А затем, слишком уж быстро, на мой взгляд, я добираюсь до последней страницы и переворачиваю ее. И глаза сразу же перемещается к нескольким предложениям, следующим за финалом книги:
Я знаю, что это не должно быть безболезненным. Я знаю, что оно должно стоить этого — стоить всех этих белых шрамов, вырезанных на сердцах друг друга, стоить этой истории, которую мы с такой болью, но, к счастью, все же выгравировали собственными руками на хрупкой поверхности наших душ.
Но стоит ли?
Стоит ли, зная, что сейчас ты и я будем отмечены в вечности? Стоит ли, зная, что когда-нибудь ангелы увидят наши души, прочтут и узнают? Они будут знать, что однажды у нас была одна жизнь на двоих — та, что на земле. И хотя наши пути разошлись, наши сердца и наши души шли бок о бок.
Да, я знаю — это не должно быть безболезненным. Считается, что любовь не может быть без боли. И предполагается, что она того стоит. Но все, что занимает мои мысли до сих пор, это: стоило ли? Стоило ли всей этой боли? Сто́ит ли все это… для тебя?
Я переворачиваю страницу.
Конец.
Я читаю последнее слово и медленно закрываю книгу. А потом очень долго смотрю на белую стену перед собой. Кажется, я ожидаю, что вот-вот что-то произойдет. Я почти жду, что стена сдвинется и появится она, словно все это время наблюдала за тем, как я перечитывал страницы нашей жизни. Или, возможно, ожидаю, что реальность вторгнется в меня, я проснусь и пойму: все, что я когда-то знал, — это просто сон или какая-то хорошо написанная повесть. Но ничего из этого не происходит.
Ни-че-го.
Поэтому я просто сижу здесь и пялюсь на стену, пока каждая моя вена, каждая моя косточка, каждый миллисетр моего сознания наполняется словами: сто́ит ли все это… для тебя?
Глава 24
Настоящее
Рэм
— Ладно, что случилось? Чего ты хочешь? Мне пришлось ради этого одеваться. Я не смог найти чистые боксеры, так что вынужден был выйти без трусов под этими старыми трениками, поэтому…
Я тут же останавливаю его.
— Господи, я не так уж и благодарен тебе за красочное описание, чувак.
Он садится на стул напротив меня. В зале тихо. Обычное дело для воскресного вечера. Из музыкального автомата раздается какая-то старая песня, и, кроме нее, никто и ничто не нарушает тишины.
— Я прочитал.
Это все, что я говорю. А потом сижу и смотрю, как его лицо, до этого утомленное и апатичное до чертиков, вдруг загорается, словно лампочки на рождественской елке.
— Ну, и что она говорит?
— Ну, ребята, вы не вляпались ни в какие неприятности? — Кристен ставит бутылку перед Джеком.
Джек упирается локтями в стол и улыбается ей.
— А я когда-нибудь вляпывался в неприятности? — спрашивает он.
— А кто на прошлой неделе устроил экстремальные гонки с тем парнем, Фишером из Типтона? — говорит она, упирая руки в бедра.
Джек смотрит на нее с изумленным выражением лица.
— Клянусь, девочка, ты знаешь меня, как прочитанную тысячу раз книгу. Почему мы до сих пор не женаты?
Кристен закатывает глаза и переключается на меня. Вглядывается в меня несколько секунд, а потом склоняет голову набок.
— Ты говоришь об Эшли, не так ли?
Я прищуриваю на нее глаза.
— Что?
Она поворачивается к Джеку.
— Всякий раз, когда у него такое лицо, я слышу ее имя, — говорит она и вновь переключает внимание на меня. — Это действительно не секрет, сладкий.
— Хорошо, ты нас раскусила, — говорит Джек, вскидывая вверх руки.
— Проклятье, Джек, — говорю я, опуская глаза и качая головой.
— Не волнуйся, малыш, — говорит Кристен, опуская руку мне на плечо. — Я уже знала это.
Она оставляет нас, и я бросаю хмурый взгляд на Джека.
— Меня она никогда не называет сладким… или малышом, — говорит Джек, провожая ее взглядом.
Я игнорирую его, потому что он явно игнорирует меня. И, черт возьми, я не говорю об Эшли, во всяком случае, не столько, чтобы иметь при этом особенное «лицо».
— Эй, Крис, у тебя здесь осталось что-нибудь из еды? — обращается Джек к Кристен.
— Кухня закрыта, — кричит она через плечо.
— Что-нибудь, — просит он.
В ответ ему тишина, и его взгляд, в конце концов, возвращается ко мне.
— Итак, ты прочитал ее?
— Да, — говорю я, кивая. — Она, или Джен, заканчивает…
— Джен?
— Да, главная героиня, — поясняю я. — Ее зовут Джен. Но, в любом случае, она заканчивает…
Возвращается Кристен и бросает на стол пачку чипсов. Джек смотрит на Кристен взглядом, полным обожания, но я не могу утверждать, сарказм ли это или реальное положение вещей.
— Я люблю, когда ты готовишь для меня, детка, — говорит он.
Кристен отмахивается и закатывает глаза.
—Да-да. Не ешь слишком быстро. Это все, что ты получишь.
Джек разрывает пакет и, запрокинув голову, высыпает себе в рот половину содержимого упаковки. Между тем, Кристен поворачивается ко мне.
— Знаешь, ты подлетел слишком близко к солнцу.
Я смеюсь. Может, звучит и нервно, но, все равно, это смех.
— Что это должно означать?
— Это значит, что ты играешь с огнем. Ты обожжешься.
— Проклятье, девочка, — смеюсь я, — прекрати говорить загадками.
Она улыбается и пожимает плечами.
— Слушай, мне неизвестно, что между вами двумя произошло. Все, что я знаю, — она ушла. И не пойми меня неправильно. Я любила Эшли и не понимаю, почему вы двое не вместе. Я всегда думала, что вы поженитесь и заведете детей. И даже выбрала платье для свадебной церемонии, — она делает паузу, а потом продолжает. — Но она причиняет тебе боль, Рэм. Она огонь. Ты должен просто смириться с этим.
— Кристен, — говорю я, — Эшли не огонь… по крайней мере, не в этом смысле.
Джек бросает на меня быстрый взгляд с самодовольной улыбкой, и, вздохнув, мы оба ухмыляемся.
— Рэм, другого пути нет. Огонь есть огонь, — говорит она с легкой улыбкой.
Невольно моя ухмылка сменяется тяжелым вздохом. Иногда я жалею, что они все знают. Все они предполагают, что здесь нет моей вины, но я — нет. Я был бы счастлив все им объяснить, но даже Эшли не хочет, чтобы я узнал ее тайну, так что у меня просто нет права говорить кому-то об этом.
— Спасибо за разговор, Крис, — говорю я.
— Угу, — бурчит она, хватая пачку соли с верхней полки бара. Я смотрю, как она отходит и начинает заполнять маленькую солонку на столе через два от того, за которым сидим мы с Джеком. — Все, что я тебе скажу: когда тебе звонит прошлое, не отвечай, — говорит она. — Оно не скажет ничего нового.
Я снова смеюсь, но мой смех неискренний. Знаю одно: она не общалась с моим прошлым. Я киваю в ее сторону козырьком кепки и возвращаю внимание Джеку, который уже прикончил пачку чипсов.
— У нее там цитатник или что-то в этом роде? — спрашиваю я.
— Возможно, — возможно он, нисколько не удивляясь вопросу. — Ладно, так каков вердикт?
— Книга не закончена.
— Что?
Я качаю головой.
— Она не закончена.
— Как она может быть не закончена? Разве не все книги заканчиваются?
Я чувствую, что непроизвольно пожимаю плечами.
— Эта — нет. Я имею в виду, что они не воссоединились, либо не воссоединятся никогда.
— Хммм, — он покусывает нижнюю губу.
— Но она надписала ее, — говорю я.
Он смотрит на меня, словно не понимает.
— Ну?
— Она надписала так: это сто́ит?
— Это сто́ит? — повторяет он.
Я киваю.
Он приподнимает плечи и дарит мне удивленный взгляд.
— Это сто́ит — чего?
— Ну, когда я сначала увидел это, то не понял, о чем она говорит. Но потом я добрался до последней страницы, где прямо перед финалом книги Джен — девушка — спрашивает парня, сто́ит ли оно того — стоит ли оно того, чтобы быть с ней. И, насколько я могу судить, это единственный подобный вопрос в книге.
Глаза Джека округляются, и могу сказать, что он схватывает буквально на лету.
— Вау, — говорит он, кивая головой. — Ты должен на него ответить?
Я качаю головой и вздыхаю.
— Я не знаю.
— Подожди, почему она спрашивает об этом у тебя? Я имею в виду, ты явно любил ее. Ну, а если ты любил ее, то это, как минимум, того стоило, да? Так почему она об этом спрашивает?
Я ничего не говорю.
— Ты ведь любил ее, — он склоняет голову набок. — Ты любил ее? Да, Рэм?
Я киваю.
— Да. Да, конечно.
— Тогда как она могла не знать этого? Вы двое были, как вечно возбужденные Джонни и Джун, ну, или что-то в этом роде. (Примеч. Джонни Кэш и Джун Картер — знаменитые исполнители музыки в стиле кантри, признаны эталоном романтической любви и величайшей парой ХХ века). В городе не было ни одного человека, который бы не знал, что ты любишь…— он остановился. — Нет, погоди минутку. Позволь мне начать сначала, — он поднял вверх палец. — Нет ни одного человека в городе, который не знал бы, что ты все еще любишь Эшли Уэскотт.
Я ничего не говорю. Просто кусаю внутреннюю сторону щек.
— Кроме нее, — добавляет он. — Знают все, кроме нее.
Между нами на мгновение воцаряется звенящая тишина.
— Это так, правда? — он качает головой. — Почему так получилось, Рэм? — его взгляд внезапно становится обвиняющим.
Я коротко вздыхаю и оглядываю бар. Кристен в дальнем углу все еще заполняет маленькие солонки. Она вне зоны слышимости, а больше в баре нет никого. Прикрыв ладонью рот, сижу так около секунды, после чего опускаю руку на стол. Все это время Джек в упор смотрит на меня, словно готовится к тому, что я могу сказать. И правильно делает.
— Что ты сделал, Рэм?
Я качаю головой и смотрю на небольшую вмятинку на поверхности стола.
— Я ничего не сделал.
Джек вздыхает.
— Это из-за того, что я сказал ей прямо перед тем, как она ушла, — признаюсь я.
— Подожди минутку. Так ты знаешь, почему она ушла?
Я ничего не говорю. Думаю, это лучший ответ на его вопрос.
— Все это время… — продолжает он, — все это чертово время, пока мы все сидим здесь и гадаем, почему эта девушка вернула ключ, закрыла банковский счет и уехала из города, ты знаешь причину? — он делает паузу, чтобы перевести дух. — Рэм, что ты ей сказал?
Я смотрю в потолок и, на миг зажмурив глаза, выдаю:
— Я сказал, что никогда не любил ее.
— Что? — практически кричит он.
Мои глаза распахиваются, и я тут же замечаю быстрый взгляд Кристен в нашу сторону. Подняв руку и покачав головой, даю ей понять, что все нормально. Кажется, это срабатывает, потому что она возвращается к своему прежнему занятию.
— Что? — снова говорит Джек, как будто я не расслышал его с первого раза. К счастью, на этот раз он не кричит.
— Я был не в себе. И она искала повод, чтобы сбежать. Я просто подумал, что дам ей его.
— Что? — он проводит рукой по волосам, смотрит вокруг, а затем устремляет свой взгляд обратно на меня. — Почему? Почему ты был не в себе? И почему она искала повод, чтобы сбежать?
Я пытаюсь рассмеяться и небрежно пожимаю плечами.
— В этом городе это вопрос на миллион долларов, не так ли?
— Черт, Рэм! — теперь он в нетерпении. — Я, вроде как, твой лучший друг. Разве я не должен знать о таких вещах? Лучшие друзья знают друг о друге то, что больше никому не известно, верно?
Я выдыхаю и секунду смотрю на него. Действительно не знаю, почему я никогда не рассказывал ему. Он бы сохранил тайну Эшли, я знаю. Но опять же, я принципиально никогда никому не рассказывал. Конечно, никто никогда и не спрашивал. Либо они слишком боялись, либо им просто нравилось верить в свою собственную версию.
— Что она сделала? — спрашивает он.
Мой взгляд снова падает на Кристен в дальнем углу зала и задерживается там на несколько секунд. Я вижу, как немного соли просыпается на стол. Она берет щепотку и бросает ее через плечо, а остальное смахивает на пол. Потом я обращаю внимание на часы рядом. Обыкновенные черно-белые офисные часы, спешащие на пятнадцать минут и висящие на стене, оклеенной выгоревшими обоями. Без них стена смотрелась бы пустой. Их секундная стрелка издает несколько ритмичных щелчков, после чего мои глаза перемещаются на повтор какой-то старой игры в маленьком телевизоре над нами. А потом ничего не остается. Не остается ничего, что помогло бы мне увильнуть ответа.
— Она любила кое-кого еще, — переведя дыхание, говорю я.
Он сужает глаза, но ничего не говорит.
Мое сердце разгоняется, но, несмотря на это, по моим венам стало разливаться какое-то спокойствие. Я никогда не говорил об этом вслух.
— Она изменила тебе? — он выглядит так, будто слова даются ему с трудом.
— Нет, — быстро отвечаю я, — нет, она не изменяла.
— Тогда какого черта ты несешь? — спрашивает он.
Я скрещиваю на груди руки и ищу ответа на потолке. Несколько мгновений спустя возвращаю взгляд на Джека.
— Оуэн, — говорю я. — Она любила Оуэна.
У Джека такой вид, будто он увидел привидение. С лица сползает краска, челюсть отвисает.
— Как? — спрашивает он.
Чувствую, как мои щеки раздуваются, и я с силой выталкиваю из них воздух.
— До того, как она переехала сюда. В Миннесоте. В школе.
К нему, кажется, начинает приходить понимание. Он слегка прикрывает рукой рот. В остальном он словно одеревенел, глаза прикованы к чему-то в противоположной стороне бара, а потом снова мечет взгляд на меня.
— Открытки?
Я просто киваю головой.
— Это была она.
— Ничего себе, — говорит он, кажется, частично переварив эту информацию, — так же, как и я год назад. — Ничего себе. Прости, приятель. Это… Я не видел, чтобы она туда ходила.
Я просто сижу и тяжело вздыхаю.
— Да, — говорю я. — Ну, я тоже.
Глава 25
Прошлое — год назад
Рэм
Я умышленно положил открытую коробочку с кольцом внутри на журнальный столик. Эшли в Небраске навещает свою семью, поэтому я уверен, что она не сможет прийти и заметить ее.
— Сегодня большая игра, — я слышу, как Джек кричит мне из прихожей.
Мое сердце заколотилось, как сумасшедшее, когда до меня дошло, что он может легко заметить коробочку. Ощущения, как в тот год, когда на Рождество я получил железную дорогу. Я так взволнован, что едва могу сдерживаться — как тогда, в шестилетнем возрасте. Я осторожно отхожу от столика, добегаю до стула и плюхаюсь на него. Потом, закинув ногу на ногу, пытаюсь принять непринужденный вид и щелкаю кнопками на пульте телевизора.
— О, — он испуганно смотрит на меня, входя в комнату. — Ты здесь. Когда твоя тупая задница мне не ответила, я подумал, что ты еще не вернулся.
Я качаю головой
— Я все время был здесь.
— Тогда почему ты, черт возьми, молчал?
— Просто так, — говорю я.
— Что с тобой?
— Что? — смеюсь я. — С чего ты решил, что со мной что-то не так?
Около минуты он, вроде как, изучает меня. Затем оглядывает комнату.
— Чувак, я не знаю, какую хрень ты куришь,— он падает на диван перед столиком и замирает. — Чувак, черт возьми, что это?
Я начинаю смеяться.
— Ну, мы ведь знаем друг друга с пеленок. Знаешь, я решил, что время пришло.
Он смотрит на меня с глупой улыбкой на лице.
— Черт, приятель, тогда оно должно быть золотым. Золото мне нравится больше.
Я просто посмеиваюсь, наблюдая за тем, как он рассматривает кольцо.
— И все же? — спрашивает он. — Это правда?
Он выглядит так, будто хочет взять кольцо в руки, но почему-то боится.
— Это правда, — подтверждаю я. — Я уже разговаривал с ее отцом.
— Черт! Ты уже спросил ее?
— Нет, придурок, поэтому кольцо все еще здесь.
Он смотрит на меня так, словно пребывает в небольшом шоке, а потом берет черную коробочку и подносит ее к глазам.
— Итак? Как давно ты это решил?
— В тот же день, когда впервые увидел ее.
— Вау! — восклицает он. — Это реально взрослое дерьмо.
— Да, я знаю,— громко смеюсь я, а он все продолжает разглядывать кольцо. — Так что ты думаешь?
Он делает вдох, выдох, а затем уголки его губ приподнимаются.
— Я думаю, она будет сумасшедшей, если откажется.
— Хорошо, — говорю я, кивая. Чувствую, что широкая улыбка словно приклеилась к моему лицу. — Теперь осталось только рассказать Оуэну.
Глава 26
Прошлое
Рэм
Я прошел половину пути от входа на кладбище до могилы Оуэна и остановился.
— Что ты здесь делаешь? — я спрашиваю это без осуждения и гнева. Я просто спрашиваю. Девушка в желтом сарафане с длинными светлыми волосами, вздрогнув, поднимает на меня взгляд. Выражение ее лица настолько же смущенное, насколько поражен я сам. Я смотрю, как она заправляет за ухо прядь волос, затем переводит взгляд на надгробие и снова смотрит на меня.
— Я… я вернулась пораньше и просто решила навестить старого друга.
Она опускает взгляд на землю, а я просто смотрю на нее несколько секунд, после чего заставляю свои ноги двигаться. Подойдя немного ближе, замечаю у нее в руке открытку. И тут меня осеняет. Только сейчас до меня доходит.
— Эшли, — шепчу я, — откуда ты знаешь Оуэна?
В ее глазах слезы, но, приблизившись, я понимаю, что появились они не только что. Она совершенно точно плакала до этого.
— Прости, — говорит она, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Я не хотела, чтобы ты видел меня такой. Я была в этом районе и решила зайти. Он был просто моим другом в колледже, — она смеется сквозь слезы. — Не смотри на меня. Я, наверное, сейчас ужасно выгляжу.
Я ничего не говорю, потому что все еще пытаюсь переварить информацию. В моем мозгу всплывают все открытки, которые я находил рядом с его могилой.
— А ты почему здесь? — спрашивает она после нескольких минут молчания.
Я смотрю на открытку, пытаясь убедить себя, что они были просто друзьями или что, возможно, она ошиблась могилой. Но видя открытку в ее руке, понимаю, что шла она именно сюда. Я вздыхаю и чувствую, как воздух проходит по моим дрожащим губам.
— Я здесь, чтобы навестить его, — я указываю глазами на могилу Оуэна.
С ее розовых губ слетает легкое «ох».
— Ты знал его?
Я ничего не говорю — просто потому, что не могу заставить свои губы двигаться.
— Конечно, знал. В этом городе его, скорее всего, знал каждый.
— Мне жаль, — она делает паузу и тянется к моей руке, но я быстро отстраняюсь от нее. Это движение удивляет даже меня. Я удивлен, как я мог не взять ее за руку.
— Рэм? В чем дело?
Она расстроена. В ее словах звучит боль. Но я ничего не говорю. Чувствую, как мои губы начинают дрожать, — как и в тот день, когда я услышал новости про Оуэна.
— Рэм, это не … Я не … Он был просто другом. Я не хотела тебя расстраивать.
Она снова замолкает, а я не могу перестать думать о ней и Оуэне. Не могу перестать думать о них вместе, об этих открытках. Она любила его. Я знаю, что любила. Она была той единственной, что любила его. Эшли — моя девушка, любовь всей моей жизни — была любовью и всей его жизни тоже.
— Рэм?
Я все еще не отвечаю и смотрю на нее.
— Малыш, откуда ты его знаешь? — спрашивает она.
Я заметил, что она перевернула открытку лицевой стороной к платью.
— Предполагаю, что вы были близки, — говорит она.
Впервые … не знаю, за какое долгое время, я смотрю в эти наполненные слезами глаза и как будто больше не узнаю ее.
— Малыш, — я слышу слово, сорвавшееся с ее губ, и оно обжигает каждую частичку моей души.
— Малыш? — по голосу чувствуется, что она снова плачет. Ее слова звучат прерывисто, словно осколки стекла, — именно это я сейчас чувствую по отношению к нам. Как будто нас посадили в стеклянную колбу, а затем бросили ее на твердую землю и разбили.
Вдребезги.
Она начинает рыдать. Я должен что-то сказать. Я должен сказать ей.
Делаю глубокий вдох и, закрыв глаза, через силу выдавливаю:
— Он был моим братом.
Глава 27
Прошлое
Рэм
— Что? — ее голос хриплый и неровный. — Нет, — говорит она, качая головой, прежде чем я могу сформулировать очередную мысль.
Я застыл. Не могу двигаться. Даже смотреть на нее не могу.
— Нет, — шепчет она, и в ее голосе слышны слезы. — Нет, — повторяет она снова, как будто сама не может в это поверить.
Я все еще не двигаюсь. Чувствую, как бешено колотится мое сердце. До боли. Смотрю на надгробие, на котором высечено имя моего брата. Смотрю на открытку, которую она прижимает к платью. Мой брат любил Эшли Уэскотт. Эшли Уэскотт любила моего брата. Смысл этих слов засасывает меня. Но, может быть, если я отброшу их до того, как они завладеют моим разумом, то все это просто исчезнет в небытие. Я стараюсь думать о чем-то другом. Эшли; первый день, когда я увидел ее в продуктовом магазине; ее улыбка — такую же улыбку она, наверняка, дарила Оуэну … Я не могу этого вынести.
Я поворачиваюсь в сторону выхода с кладбища и просто ухожу. Она не окликает меня. Хотя вряд ли я бы услышал ее. Такое ощущение, что я ослеп, оглох и ничего не чувствую. Черный железный забор, ограждающий это место, держит меня в ловушке. Небо, земля, могилы — все это душит меня. Я просто должен выбраться отсюда.
Не так быстро, как хотелось бы, я добираюсь до своего грузовика. Хватаюсь за ручку двери, но не открываю. Вместо этого прислоняюсь спиной к металлическому боку машины и сползаю вниз, опускаясь на корточки. Через ткань брюк ощущаю бедром лежащую в кармане коробочку с кольцом, и она посылает через все мое тело невероятную боль. И еще я чувствую онемение и беспомощность. Я шел сюда с намерением сказать моему брату, что хочу сегодня просить любовь всей моей жизни выйти за меня замуж. А теперь такое чувство, будто я пытаюсь удержать в кулаке воду, а моя мечта медленно утекает сквозь пальцы.
Я обхватываю лицо руками. Тело не подчиняется мне. Я словно снова теряю Оуэна, потому что теряю Эшли Уэскотт — единственного человека на земле, который мог знать его лучше, чем я. Теперь все понятно. Чем больше я получал от нее, тем больше забирал у него. И если бы все это осталось тайным, она могла бы заполнить ту часть моего сердца, которую он забрал с собой. Но теперь я все знаю … Теперь я знаю … Я не могу. Я не могу быть с ней.
— Я не могу. Не могу. Не могу.
— Рэм.
Я слышу ее голос и убираю руки от лица. Она стоит передо мной, качая головой. Слезы градом катятся по ее щекам и капают на грудь.
— Я не могу, Эшли, — я поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь к машине. Не могу даже посмотреть на нее.
— Я не … — начинает она, но потом замолкает. — Я не знала. Почему я не знала? Рэм, почему я не знала? — умоляет она.
Я прилагаю чертовски много усилий, борясь со слезами, и потираю ладонью шею.
— Все знают, Эшли. Ты не должна смотреть так строго.
— Так вот почему ты никогда ничего не говорил? Поэтому никто здесь не говорит о нем? Все! Они говорят обо всем на свете, но никто никогда не говорит ни слова о нем.
Я чувствую, как мой взгляд медленно перемещается в ее сторону.
— Хочешь верь, хочешь нет, — мне удается справиться с волнением, — есть некоторые вещи, которые считаются запретными в этом городе … И это — в их числе.
А потом, несмотря на все мои усилия, мой взгляд скользит по ней, и сердце чуть ли не разрывается пополам.
— Прости, Эшли.
Я хватаюсь за ручку и открываю дверь.
— Что? — она качает головой. — Куда ты собираешься?
Я тяжело и протяжно вздыхаю.
— Эшли, — говорю я самым спокойным и ровным голосом, на который только способен.
— Я буду бороться за тебя, — я останавливаюсь и исправляюсь: — Я бы боролся за тебя до скончания дней.
Не могу больше смотреть в ее печальные глаза, поэтому перевожу взгляд на землю под ногами, после чего продолжаю.
— Но я не стану соперничать. Я не буду соперничать из-за тебя с моим братом — моим покойным братом.
И после этого между нами воцаряется тишина. Это похоже на затишье перед бурей.
— Соперничать? Рэм! — она выкрикивает эти слова, но я, несмотря на это, сажусь в машину. И сижу там несколько секунд, уставившись на руль. Неужели это происходит на самом деле?
— Рэм! — она кричит громче, ее голос пронизан болью. Мои глаза наполняются слезами. Я не могу оставить ее в таком состоянии. Черт, не могу оставить ее так. Но она принадлежала Оуэну. Она принадлежит Оуэну. И она все еще любит его. Я не могу больше встречаться с ней.
Я завожу машину.
— Рэм! — я поднимаю взгляд и вижу ее в открытом окне. — Я совершенно запуталась.
Ее прекрасные глаза полны слез. Я хочу обнять ее. Хочу любить ее. Хочу поцелуями прогнать ее печаль. Но вместо этого я заталкиваю свои желания поглубже внутрь. И, не раздумывая, разворачиваюсь и уезжаю, оставляя позади себя облако белой пыли и любовь всей жизни моего брата в зеркале заднего вида.
Глава 28
Прошлое
Рэм
— Рэм.
Она поднимается на три ступеньки по лестнице крыльца и подтаскивает шезлонг, ставя его напротив меня.
После кладбища я пришел сюда и с тех пор не двигался. Сижу в этом кресле уже несколько часов, глядя вдаль, на синий горизонт, и думаю — назад, вперед, назад, вперед.
— Рэм, ты должен поговорить со мной. Должен объяснить мне, что происходит.
Ее глаза красные. Похоже, она проплакала весь день.
Я ничего не говорю.
— Рэм, — говорит она, на этот раз более строго.
— Что ты хочешь знать? — мои слова рассекают воздух. Они злые. Мне грустно, что они злые, но я не могу сейчас чувствовать себя иначе. Я просто не понимаю, как случилось, что я ничего не знал. Я просто не понимаю, как она могла прийти сюда, понимая, что все знала, но ничего не говорила.
Она делает вдох и медленный выдох, пока ее глаза разглядывают что-то в районе моей груди.
— Это была его куртка, не так ли?
Я бросаю взгляд на свою старую кожаную куртку, прикрываю глаза и медленно киваю.
— Да.
Она сжимает губы, словно пытается сдержать эмоции.
— Как твоя фамилия? — спрашивает она.
Я сглатываю. Действительно не хочу говорить об этом.
— Его отец и моя мать были влюблены в старшей школе. Потом они поженились, и родился Оуэн. Но вскоре после рождения Оуэна его отец умер. Потом, пару лет спустя, моя мать вышла замуж за моего отца, и родился я. Мой отец воспитал Оуэна как собственного ребенка, но на самом деле он мой сводный брат.
Я вижу, что ее рот приоткрывается, и она подносит ладонь к губам.
— Как? Как умер его отец? Он никогда не говорил мне.
— Сердечный приступ, — коротко отвечаю я.
Я бросаю на нее взгляд только для того, чтобы снова увидеть слезы, наполняющие ее глаза. Я отворачиваюсь и сосредотачиваю свое внимание на птичьей кормушке во дворе. В горле появляется болезненный ком. Я часто сглатываю в надежде избавиться от него. Никогда ни перед кем не плакал. И сейчас не буду.
Тишина. Она молчит. Я молчу.
— Зачем ты приехала сюда, Эшли? — даже обращаясь к ней, я избегаю на нее смотреть. Но поскольку сейчас она ничего не говорит, я понимаю, что мои глаза возвращаются к ней.
Она смотрит на меня грустным озадаченным взглядом.
— Рэм, нам нужно поговорить об этом. Мы должны все выяснить. Я совсем запуталась. Не знаю, как мне чувствовать себя.
— Нет, — говорю я, — зачем ты приехала в Аву? Ты знала, что он был отсюда родом?
Сейчас я смотрю на нее. Она прикусывает губу и отводит взгляд куда-то вдаль.
— Он говорил об этом, — ее слова звучат, как признание. — Это место мне представлялось таким волшебным, таким мирным. И, не знаю, может, я просто хотела узнать о человеке, которого в действительности так и не узнала. Мы были вместе всего несколько месяцев. Он был таким тихим, таким загадочным, таким …
— Я знаю. Он был моим братом, — мои слова звучат слишком холодно. Я слышу, как они срываются с моих губ, и тут же жалею об этом. Но слышать ее разговор о моем брате … Она знала его. Она любила его.
— Рэм, ты думаешь, мне легко?
Я ничего не отвечаю, по-прежнему не глядя на нее. А потом чувствую прикосновение ее руки к моей, и, словно рефлекторно, я отдергиваю руку и поднимаю на нее взгляд. Слезы — одна за другой — катятся сейчас по ее щекам. Глаза красные. Она трясет головой. — Не надо, — просит она. — Не уходи, как сделал он. Не отталкивай меня.
— Нет, — я встаю и подхожу к ступенькам, ведущим на задний двор. — Ты не можешь сравнивать нас. Он мог бы любить тебя, но … — я останавливаюсь и тру рукой шею. — Я — нет.
И если по выражению лица человека можно определить, что его сердце разбилось, то, думаю, я только что видел, как сердце Эшли Уэскотт раскололось надвое.
— Что? — слово прозвучало тихо и с надрывом.
— Я никогда не любил тебя.
А потом я отворачиваюсь.
И это все.
Как только я уйду, мой мир разрушится.
Глава 29
Прошлое
Рэм
Я вхожу в бар и устраиваюсь на одном из старых стульев. Она осталась у меня дома. Я не знал, куда еще мне пойти. Просто ушел гулять и, пройдя пару километров, оказался здесь.
— Рэм, — Кристен оборачивается и смотрит на меня. Я отвожу взгляд. — Что случилось? — спрашивает она.
— Паршивый день, — отвечаю я, снимая кепку и бросая ее на барную стойку. Даже не пытаюсь объяснить. Как объяснить кому-то, что потерял все?
Кристен достает из холодильника бутылку пива, открывает ее и ставит передо мной. — Хочешь рассказать мне об этом?
Я качаю головой и делаю глоток из бутылки.
— На самом деле, нет.
— Ладно, — говорит она, кивая. — Хочешь, я вызову Джека, чтобы ты смог рассказать ему?
Я смотрю на нее. Она криво усмехается, но выражение лица по-прежнему какое-то сочувствующее.
— Нет, — отказываюсь я.
Она быстро поджимает губы, и я понимаю, что, вероятно, ответил слишком резко.
— Но спасибо, — добавляю я уныло.
— В любое время, — почти шепчет она.
Я склоняю голову и смотрю на старую деревянную барную стойку, обдумывая то, что произошло сегодня. Не уверен, что до конца поверил в это. Из всех людей в этом чертовом мире это должно было произойти с ней, с моей Эшли. Проклятие, Оуэн.
Я поднимаю взгляд и вижу Кристен, все еще смотрящую на меня.
—Ты уверен, что в порядке?
— Я никогда не говорил, что в порядке.
Ее плечи поднимаются и опускаются от глубокого вздоха.
— Это Эшли?
Я ничего не говорю, но уверен, что ответ просто написан у меня на лице.
— Настоящая любовь да