В сентябре 1918 года для борьбы с генералом Красновым был образован Южный фронт.
Неудачно сложилось для нас начало. Красная Армия на юге была малочисленной. Оружия не хватало. В штаб Южного фронта даже пробрались изменники.
– Наша берёт! Наша берёт! – торжествовал генерал Краснов.
Однако рано радовались белые. Нашлись у Красной Армии нужные силы.
Собирался генерал Краснов захватить Царицын. Трижды походом ходил на Царицын. Не получилось. Не взят Царицын.
Воронеж надеялся взять Краснов. Не по зубам оказался ему Воронеж.
Даже идти на Москву донской атаман грозился. Не получилось ничего у него с Москвой.
Разбила Красная Армия белую армию генерала Краснова. Бежал Краснов за границу. Правда, не так далеко, как Керенский. Не во Францию, не в Соединённые Штаты Америки. Ближе – в Германию.
Не кончилась на этом история генерала Краснова. Когда в 1941 году на нашу страну напали фашисты, оказалось, жив и здоров генерал Краснов. Жив и здоров и заодно с фашистами. Даже фашистскую форму надел. Даже на Дон приезжал. Всё надеялся и сейчас поднять здесь восстание против Советской власти.
Разбила фашистов Красная Армия. Снова, как тогда под Петроградом в октябре 1917 года, в плен к нашим попал генерал Краснов.
Однако не брали на этот раз советские люди с него генеральского слова. Не вели разговоров долгих. Судили Краснова советским судом. Судили. Вспомнили всё. Повесили.
«ОЛСО БЕЛИВ!»
Нелегко иностранным войскам в России. Трудно солдатам. Трудно матросам. Всё чаще у солдат возникают вопросы:
– Зачем мы тут?
– Против кого воюем?
Деревня Кадыши маленькая‑маленькая. Затерялась она на севере в заонежских дальних лесных просторах. Сто разных карт переберёшь, перетряхнёшь, пока Кадыши найдёшь.
В декабре 1918 года стояли здесь друг против друга две роты 339‑го американского полка и бойцы из советских рот.
Едва заметный, занесённый снегом овраг между ними.
Идут среди наших бойцов разговоры:
– Американцы на той стороне.
– Интересно поближе глянуть.
– Что ж там за люди?
– Люди как люди, – кто‑то сказал в ответ.
И у американцев о наших речь:
– Русские там за оврагом.
– Посмотреть бы поближе.
– Из мира иного люди.
– Люди как люди, – кто‑то сказал в ответ.
Любопытно американцам. Любопытно, конечно, и нашим. Высунулся было из‑за укрытия один из красных бойцов. «Стрельнут, не стрельнут?» Сдержались американцы. Не раздался из‑за оврага выстрел.
Высунулся кто‑то и с той стороны. «Стрельнут, не стрельнут?» – гадают американцы. Не открыли огонь от наших. Не грянул раскат над полем.
За первым новые нашлись смельчаки. И с нашей, и с той стороны. Кто‑то поднялся в полный рост. И там за оврагом, и тут у наших.
Вскоре поднялись целыми группами. Постояли. Посмотрели через овраг. Шагнули навстречу друг другу. Шагнули американцы. Шагнули наши. Вначале робко. Затем смелее.
Смотрят американцы на русских – люди как люди. Смелее пошли вперёд.
Смотрят русские на американцев – люди как люди. Шире у наших шаг.
– Гуд бай! – ещё издали крикнули американцы.
– Здравствуйте! – ответили издали наши.
И вот уже рядом стоят солдаты. В декабре 1918 года у деревни Кадыши произошло братание американских солдат с нашими красноармейцами.
Забеспокоились американские офицеры. Постарались побыстрей увести из‑под Кадышей свои роты.
Когда уводили американских солдат, кто‑то сказал из красноармейцев:
– Верим – будет такое время, когда не врагами, когда друзьями сойдутся народы наши.
– Йес! Олсо белив! (Да! Тоже верим!) – отозвались американцы. – Олео белив!
– Олсо белив! – подхватили наши.
– Олсо белив! – разнеслось над полем.
– Олсо белив! – полетело в небо.
КРАСНЫЕ ФЛАГИ
Было это на юге. На Чёрном море.
Ходил Никанор Дерюгин, красный боец, в разведку. Вышел к морю. Стоят корабли на рейде. Всмотрелся. Флаги красные на кораблях.
Бросился Дерюгин быстрей к своим:
– Наши на Чёрном море!
– Как наши?!
– Откуда наши?
– Корабли интервентов на Чёрном море!
– Наши, наши! – твердит Дерюгин. – Красные флаги! Красные флаги на кораблях!
Группой пошли в разведку.
Стоят корабли на рейде. Действительно, красные флаги на кораблях. Старший над группой достал бинокль. Навёл на море, на корабли. Флаги красные. Корабли иностранные. Ясно видны названия.
Откуда же красные флаги появились на кораблях интервентов?
Недовольны иностранные матросы, недовольны солдаты. Не хотят они воевать против русских рабочих, против русских крестьян. Сами рабочие, сами крестьяне.
Вот и подняли красные флаги. Пусть все видят, за что матросы.
Мало того, спустились матросы на берег. Вместе с русскими рабочими в революционных прошли колоннах. Произошло это в городе Севастополе.
Не только в Севастополе, не только на Крайнем Севере, но в других местах всё чаще и чаще звучат призывы:
– Долой войну!
– Хватит войны!
Рвутся домой солдаты.
Ясно иностранным генералам, ясно иностранным капиталистам – пора уходить из России.
Приняли они решение отвести из Советской России свои войска.
Радость на Севере. Радость на Юге. Загудели, задымили корабли интервентов.
Вздохнули свободно советские берега.
Увели иностранные капиталисты из России своих солдат. Но не оставили в покое Страну Советов. Новые зреют планы:
– Белым поможем! Белым! Руками белых генералов задушим Советскую власть.
Ушли из России войска иностранные. С новой силой пошли на Советскую власть войска генералов белых.
Новые шторма над Красной Россией. О новых штормах и наш рассказ.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ГРОЗНОЕ ОРУЖИЕ
Стояла весна 1919 года. С востока на Советскую Россию обрушилась огромная армия Колчака. Шагают, идут полки. К Волге идут полки. Конечная цель Колчака – Москва.
Москва. Вопрос о положении на Восточном фронте обсуждался в Центральном Комитете партии большевиков. Колчака надо было остановить. «Там, – писал Владимир Ильич Ленин о Восточном фронте, – решается судьба революции».
Партия большевиков выдвинула лозунг: «Все против Колчака!»
О героической борьбе молодого советского государства с белыми полчищами адмирала Колчака и написаны рассказы, вошедшие во вторую главу этой книги.
ШЁЛ АДМИРАЛ КОЛЧАК
С востока, из Сибири, с Урала, на молодую Советскую Республику шёл адмирал Колчак.
Покатилось страшным, пронзительным звоном:
– Белые!
– Колчак!
– Адмирал Колчак!
Запылали сёла и рабочие посёлки, как от боли, вскрикнули города.
Не верил дед Семибратов тревожным слухам. Собрался он как‑то за хомутами в лавку купца Кукуева вёрст за тридцать, на Юрюзаньский завод. Сосед Семибратова Илья Кособоков напросился к нему в попутчики. Запрягли лошадёнок. В тулупы укутались.
– А ну поспешай, родимые…
Хороша их родная Акимовка! Выйдешь на горку – лежит, красавица. Трубы как свечи. Резные окна. Крылечки что под дугой бубенчики.
Тракт пересек деревню. Побежала стрелой дорога. Столбы телеграфные лентой тянутся.
Едут старик Семибратов и Кособоков. Скользят по весеннему снегу сани. Пересел Кособоков к деду. Скучно без слов, без дела. Наклонился к Семибратову, шепчет:
– Говорят, кругом жгут беляки деревни.
– Брехня, – отозвался старик Семибратов. Глянул на Кособокова: щупл, мелкота мужичонка. Вот и голос что писк мышиный.
Снова шепчет Илья Кособоков:
– Людей на столбах телеграфных вешают.
Усмехнулся старик Семибратов:
– Так это ж кто‑то со страха выдумал.
Помолчали они, посидели. Кособоков в зубах ковырнул соломиной. Семибратов погладил бороду.
Вновь Кособоков к деду:
– Заводских‑то прямо в воду под лёд спускают.
Отозвался старик с неохотой:
– Пуглив, пуглив нынче пошёл народ. Эка страсти какие скажет! Тебе бы, Илька, поменьше слушать.
Заночевали они в пути, в придорожной избе. С рассветом снова тронулись в путь.
Бодро бегут лошадёнки. Солнце по‑весеннему ласково с неба глянуло. Верста за верстой. Верста за верстой. Всё ближе лавка купца Кукуева. С горки на горку. С горки на горку.
Вот и Юрюзаньский завод.
Повстречали старуху. Как раз при въезде. Замахала руками старая:
– Вертайте, вертайте, милые!
Насторожился Илья Кособоков.
– С чего бы, любезная? – спросил Семибратов.
– О горе, горе… – запричитала старуха. – В наших местах Колчакия. Заводских‑то на заводском пруду прямо под лёд спускали. Камень на шею… Триста безвинных душ.
Онемел Семибратов. Побелел Кособоков. Перекрестились оба. Развернули быстрее сани. Бог с ними, с хомутами, с купцом Кукуевым. От беды подальше.
Добрались к вечеру до придорожной избы. Ждали ночлега, тепла, уюта. Нет придорожной избы. Головешки на этом месте.
Сокрушённо качнул головой Семибратов. Белее снега стоит Кособоков. Ясно обоим – и тут прошагал Колчак. Тронулись дальше крестьяне. Гонят к своей Акимовке. Всю ночь поспешали лошади. К рассвету к месту родному как раз и прибыли.
Поднялись они на взгорок. Свят! Свят! Где же родная Акимовка? Печи торчат да трубы. Дотла сожжена Акимовка.
Через Акимовку тянется тракт. Столбы телеграфные к небу дыбятся. Посмотрели Семибратов и Кособоков туда, на тракт. Свят! Свят! На столбах люди висят казнённые…
Не сдержался старик Семибратов. Запричитал он, заплакал. По щекам побежали слёзы.
– Да как же?! За что же?!
Тянутся, тянутся вдаль столбы. Тянется смерть‑дорога.
Стояла весна 1919 года. На Советскую Россию шёл адмирал Колчак.
ОБНОВЫ
Поражались в тот день в селе. Санька явился. Санька Кукуй. Служил Кукуй в армии Колчака. Забежал он в Зябловку на часок. Показаться отцу и матери.
Ботинками Санька хвастал. Полсела у избы собралось. Ботинки нерусские. Подошва в три пальца. Носок что бульдожья морда.
– Английские, – объяснял Санька.
– Ясно, не наши, – бросали крестьяне.
– Англицкие, – переговаривались бабы.
– Это ещё не всё, – говорил Санька.
Расстегнул солдатский ремень, приподнял рубаху, вытянул нательное бельё.
– Французское, – уточнил Кукуй.
– Ясно, не наше, – бросали крестьяне.
– Хранцузское исподнее, – перешёптывались бабы.
Достал Санька коробку папирос. Важно закурил. Дым к небу пустил колечками.
– Японские.
– Ясно, не наши, – всё больше и больше мрачнели крестьяне.
Колчак – вот кто уничтожит Советскую власть, рассуждали иностранные капиталисты. Богатеи Англии, Франции, Японии и других стран стали помогать белому адмиралу.
Расхвастался Санька. От белья и папирос перешёл к винтовкам.
– Винтовок у нас завались!
И верно. Только одни англичане передали Колчаку 220 тысяч новых винтовок.
– Пуль у нас! – продолжал Санька. – Куры не клюют.
И это верно. Около 300 миллионов патронов предоставили капиталистические государства армии Колчака.
– А пушек, – распалялся Санька, – не сосчитать.
Правда, сколько пушек получил Колчак, Санька Кукуй не знал.
Одни только французские капиталисты передали Колчаку 400 самых совершенных орудий.
Про пулемёты, про гранаты рассказывал Санька. Потом перешёл на шёпот. Сообщил как великую тайну:
– Самолёты для армии нашей прибыли…
Не врал колчаковец Кукуй.
И самолёты, и бронемашины, и много другого вооружения поставили капиталистические государства армии Колчака.
Не зря про Колчака в Сибири такую частушку сложили:
Мундир английский,
Погон российский,
Табак японский,
Правитель омский.
Омский – это потому, что в сибирском городе Омске враги Советской власти провозгласили адмирала Колчака верховным правителем России. Здесь он возглавил белую армию.
Торопился Санька Кукуй в свою часть. Не смог задержаться надолго в родном селе.
Смотрят крестьяне вслед уходящему Саньке. Кто про Колчака, кто про Саньку думает:
«Продал Россию, продал».
Даже родитель Санькин и тот Саньке вдогон прокричал проклятье и тут же с досады на сына – сплюнул.
ПРИКАЗ КОМАНДИРА
Наступает Колчак. Мало красных войск на Восточном фронте.
Мало войск, да немало отважных. Бьются красные бойцы. Помогают бойцам местные жители. Рабочие. Крестьяне. Коммунисты поднимают народ на борьбу. Комсомольцы. Все, кому дорога народная власть, берутся за оружие.
Решили белые штурмом взять Лесковский завод. И здесь на помощь красным бойцам пришли отряды рабочих. Коммунисты и комсомольцы впереди.
Записался в боевой отряд и Николай Перваков. Молод совсем Перваков. Комсомолец всего с двухнедельным стажем. Собрались комсомольцы на своё комсомольское собрание. Дали клятву стоять до последнего.
Стойко держались красные. В общем строю и бойцы Красной Армии, и рабочие Песковского отряда.
Колчаковская пуля ранила командира красных бойцов Прокофьева. Упал командир с лошади. Подбежали два колчаковца:
– Сдавайся!
– Ан не возьмёшь!
Выхватил револьвер Прокофьев. Выстрелил в первого, выстрелил во второго.
Ранен Прокофьев, но не покинул боя.
Бьётся командир отряда лесковских рабочих Байдаров. Обошли колчаковцы Байдарова слева, справа. Ранен Байдаров. Ранен, но не покинул боя.
Бьётся со всеми и Николай Перваков.
Ранило Первакова в плечо. Скривился боец от боли. Подбежал к Первакову лучший его дружок – Овечкин. Предлагает помощь Первакову. Мол, выведу с поля боя.
– Не могу. Приказ, – отвечает ему Перваков.
– Так чей же такой приказ?
– Командира, – отвечает Николай Перваков.
Всё сильнее, всё жёстче схватка с колчаковцами.
Снова ранило Первакова. Ударила пуля в ногу. Вскрикнул боец от боли.
Предлагает Овечкин снова свою услугу. Мол, обопрись на моё плечо, выведу с поля боя.
– Не могу, не могу, – говорит Перваков. – Приказ командира.
Бьются, бьются бойцы. Не стихает сражение.
Снова пуля достала Николая Первакова. В грудь угодила. Перекосилось лицо у Первакова от боли. Выдох стоном наружу вышел.
Бросился к другу Овечкин:
– Коля, родный, взвалю я тебя на плечи, вынесу с поля боя.
– Нельзя, – говорит Перваков. Снова винтовку держит.
– Как нельзя? Почему нельзя?
– Приказ, – говорит Перваков, – приказ командира.
– Прокофьева? – спросил Овечкин.
– Нет, – замахал головой Перваков.
– Байдарова?
– Нет, – замахал головой Перваков.
Пе понимает Овечкин, удивлённо на друга смотрит.
– Кто ж командир? Кто же отдал приказ?
Не ответил ему ничего Перваков. Лишь рукой показал на сердце.
ШКОЛА
Дом этот лучший во всей округе. Светлый. Высокий. При входе колонны. Стоит на взгорке. Окнами к солнцу.
Что в этом доме?
Школа.
Бегают в школу дети. Среди многих – Манька, Сидорка, Хабибула.
Утро. Манька спешит за Сидоркой.
– Сидорка! Сидорка!
Выходит Сидорка.
Манька и Сидорка бегут за Хабибулой.
– Хабибула! Хабибула!
Выходит Хабибула.
Вместе торопятся дети в школу. Нравится очень школа. Сутки сидели бы в этой чудесной школе.
Знают ребята, откуда дом. Советская власть отдала для школы. Знают ребята и кто раньше владел этим светлым домом.
Спросите Маньку.
– Помещик Воронов, – ответит Манька.
Спросите Сидорку.
– Генерал Воронов, – ответит Сидорка.
Спросите Хабибулу.
– Граф Воронов, – ответит Хабибула.
Все они правы. Верные все ответы. Воронов – владелец чудесного дома – был и помещиком, и графом, и генералом. Свергли теперь помещиков. Нет больше графов. Испарился куда‑то Воронов.
В бывшем помещичьем доме школа.
Ходят ребята в школу.
И вдруг ворвались сюда колчаковцы. Все ждали беды. Не ошиблись. Пришла беда.
Явился бывший владелец дома. Правда, не сам генерал, не граф. Явились пока сыновья – молодые колчаковские офицеры.
Один офицер драгунский, то есть кавалерийский, второй офицер пехотный. Вместе с ними отряд солдат.
Запомнили дети тот страшный день. Устроили белые детям порку. Хватали, тащили к лавкам.
Притащили Маньку. Привязали Сидорку. Лежит на лавке Хабибула. Взлетают, как крылья, розги.
Прохаживается офицер драгунский:
– Хлеще, хлеще! – даёт команды.
Прохаживается офицер пехотный.
– Так им, так им! – кричит пехотный. – Вбивай соплякам науку! Усвоили дети науку эту. За что – Советская власть, за что – адмирал Колчак. Как дважды два на всю жизнь запомнили.
ЛИЧНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Армия Колчака продвигалась вперёд. Белые взяли Уфу, Ижевск, Сарапул. Пали Бирск, Белебей, Бугульма, Бугуруслан. Враги окружили Уральск. Захватили на юге Актюбинск.
Колчак приближается к Волге. Под угрозой была Казань. Под угрозой была Самара.
Вернулся как‑то отец Лёньки Берёзкина домой. Отец у Лёньки большевик. Рабочий. Глянул на жену, на сына:
– Прощайте, мои родные. Отправляюсь завтра против Колчака на Восточный фронт.
Достал из кармана газету. Положил на стол. Развернулась газета. Прочитал Лёнька – крупно в газете напечатано: «Все против Колчака!» И дальше про то, что разгром Колчака – это личная ответственность каждого.
Не маленький Лёнька. Слыхал про Колчака. Знает и то, что у них в Тамбове создаются полки для отправки на фронт. Смотрит на газету, опять читает: «Все против Колчака!»
«Вот здорово, – подумал Лёнька. – Все. Значит, и я».
Схватил он газету. Помчался к дружку своему, Кузьке Кускову.
– Кузька, Кузька! – манит дружка на улицу.
Вышел Кузька:
– Ну что?
– Личная ответственность!
– Что?!
Показывает Лёнька Кузьке газету. Читает Кузька: «Все против Колчака!»
– Ясно? – спрашивает Лёнька.
Нет, не ясно пока ничего Кузьме.
– Э‑э! – вздохнул Лёнька.
Растолковал он другу, в чём дело:
– Все! Значит, и мы.
Просиял Кузька.
– Личная ответственность, – повторил Лёнька.
Оказалось, что и отец Кузьмы уезжал на колчаковский фронт.
– Вот видишь – все! – заявил Лёнька.
Стали собираться ребята в дорогу. Долго не мешкали. Тут же собрались. В тот же день, на целые сутки раньше отцов, и двинулись.
Залезли они в вагон.
– Куда вы?
– На колчаковский фронт.
Рассмеялись взрослые – шутят, видать, ребята.
Поехали они на восток. Едут, а на полустанках, разъездах, станциях обгоняют ребят другие поезда. Люди в поездах в военной форме.
Остановился один состав.
– Откуда?
– Из Ярославля.
Остановился второй.
– Откуда?
– Из Смоленска.
Остановился третий.
– Откуда?
– Калужские мы.
Идут, идут составы. Из разных мест России едут красные бойцы на Восточный фронт.
Едут бойцы, и тут же рядом другие идут составы. Винтовки, пулемёты, патроны в этих составах. Пушки, снаряды, гранаты.
Добрались ребята до самой Волги. Там, за Волгой, – Восточный фронт. Малость до фронта совсем осталось.
Да тут задержал вдруг мальчишек военный патруль.
– Кто такие?
– Лёнька.
– Кузька.
– Леонид и Кузьма, выходит.
Доставили их патрульные к военному комиссару.
Объясняют ребята, в чём дело. Лёнька сунул за пазуху руку. Тащит газету. Раскрыл, показал комиссару. Читает комиссар: «Все против Колчака!»
Улыбнулся комиссар. Понял, в чём дело. Сказал:
– Так точно – все. Все, непременно.
– Личная ответственность! – выкрикнул Лёнька.
– Верно, – сказал комиссар. Подумал. Посмотрел на ребят: – Только вам полагается временный отпуск. Вызовем, если без вас не справимся.
Едут домой ребята. Вспоминают составы с красными бойцами, вспоминают вагоны с военными грузами.
– Обойдутся они без нас, – бросил задумчиво Лёнька.
– Обойдутся. Это точно, – сказал не колеблясь Кузька.
ПРОФЕССОРСКОЕ ВЫРАЖЕНИЕ
Не пустили красные бойцы колчаковцев к Волге. Завязались тяжёлые, кровопролитные бои. Упорными были бои на реке Каме возле города Чистополя.
Действовала здесь 2‑я армия.
Под страшным напором белых армия отходила. Чистополь оказался в руках у колчаковцев.
В эти дни в штаб армии прибыл молодой командир Александр Кириллов. Из интеллигентов, из недавних студентов. Знакомят Кириллова новые товарищи по штабу с боевой обстановкой, с боевыми картами. Рассказывают о соседях по фронту, называют имена своих командиров.
Командующий 2‑й армией – Василий Иванович Шорин.
– Он бывший полковник царской армии, – доверительно сказали Кириллову. – Он орденом Святого Георгия награждён.
– И георгиевским оружием, – кто‑то добавил.
– Знающий он командир.
Начальник штаба – Афанасьев.
– Фёдор Михайлович.
– Тоже человек храбрый и очень опытный.
Продолжают товарищи свой рассказ:
– А членом Реввоенсовета у нас профессор.
– Профессор по астрономии.
– Штернберг.
– Павел Карлович.
Подумал Кириллов: «полковник», «профессор» – неплохо у большевиков. Профессор – и вдруг на фронте.
В это время Штернберг и вошёл в штаб.
Глянул Кириллов – точно, профессор. Роста небольшого. Глаза умные. Профессорская бородка.
Штернберг был чем‑то возбуждён. Он нервно прошёл по комнате, остановился. Глянул на штабных командиров. Посмотрел на штабную карту.
– Пора им начесать. Пора, пора, – сказал Штернберг. – Пора начесать по физиономии.
Сказал и вышел.
Поразился Кириллов: профессор – и вдруг «начесать». Слово какое‑то не профессорское. «Начесать по физиономии» – это уже и вовсе.
– Профессор? – переспросил у штабных офицеров.
– Так точно, по астрономии, – ответили Кириллову.
Начались у Кириллова фронтовые будни. Вслед за Чистополем белые взяли Елабугу. Этот город тоже стоит на Каме. Положение становилось всё более трудным. Враги упорно стремились к Волге.
Командующий армией Шорин и начальник штаба армии Афанасьев разработали дерзкий план. Шорин решил освободить Чистополь. Удар по этому плану белым наносился комбинированный. Комбинированный удар – это значит ударить по противнику сразу с нескольких направлений, привлечь различные войска. Подтянул Шорин под Чистополь красные полки. Полки красноармейские усилил полками чистопольских рабочих. Напротив Чистополя, на противоположном берегу Камы, установил артиллерию. В помощь пехотинцам и артиллеристам вызвал отряд моряков. Прибыли они по Каме на кораблях, со своей артиллерией, с группами для десанта.
Когда всё было готово, Шорин дал команду к атаке. Заработала красная артиллерия. Пошли в наступление армейские и рабочие полки. Ударили морские отряды.
Не ожидали белые комбинированного удара. Бежали из Чистополя. Сорвался стремительный выход к Волге.
Возбуждение царило в эти дни в шоринской армии. Возбуждение было и в самом штабе. Возбуждён и Александр Кириллов.
– Начесали! – кричит. – Начесали белым! И пленных взяли.
Кричит, вдруг видит: в помещение штаба входит Павел Карлович Штернберг.
Смутился Кириллов, понял: услышал Штернберг его крики.
– Начесали? – спросил Штернберг.
Покраснел Кириллов.
– Так точно, – тихо проговорил.
– По физиономии?
Ещё больше смутился Кириллов. Однако смотрит, Штернберг улыбается. Улыбнулся и Кириллов:
– Так точно, по физиономии, товарищ член Революционного Военного Совета.
ЯРМУХАМЕД НАРМУХАМЕД
Ярмухамед – имя, Нармухамед – фамилия.
В Ярмухамеде на редкость большая сила. Лошадь на спор подымает. Подлезет под брюхо, поднатужится, выпрямится. И вот уже в воздухе лошадь. На многие километры с севера на юг растянулся колчаковский фронт.
На севере, в центре, на юге идут бои. Идут бои и возле города Глазова. Под городом Глазовом и сражался красноармеец Ярмухамед Нармухамед.
Сам Глазов город небольшой. Небольшой, но важный. Стоял он на железнодорожной линии, на полпути между Пермью и Вяткой (сейчас это город Киров). Пермь была у белых, Вятка у красных.
Захватили колчаковцы город Глазов. Начали наступление на Вятку. Отсюда, от Вятки мечтали идти на Вологду, на Москву.
Тяжёлые шли в этих местах бои, упорные.
Два приятеля у Ярмухамеда – Иван Таланкин и Василий Кручинин. Вместе сидели они в обороне. Сидят друзья в обороне, а тянет вперёд, в атаку.
Белые ведут огонь из орудий, из пулемётов. То сильнее огонь – голову тогда от земли не оторвёшь, то тише. Если артиллерийский огонь стихает – значит, белые идут в атаку. Приметил Ярмухамед такое. Глазами на Таланкина, на Кручинина косит. Мол, не воспользоваться ли нам этим: как убавится чуть огонь, самим броситься на колчаковцев в атаку?
Отвечают Таланкин и Кручинин Ярмухамеду глазами: мол, поняли, согласны.
Словно прочитал командир мысли Ярмухамеда.
– В атаку! – закричал командир.
– Ура! Ура! – подхватили красные бойцы.
Устремились они вперёд, полетели в колчаковцев гранаты.
Поднялась в атаку красноармейская цепь.
– Ура! – уже громом несётся по полю.
Не выдержали белые ответного удара, смешались их ряды, расстроились. Ещё миг – и побежали белые.
Мчится Ярмухамед в атаке. Видит, удирают два белогвардейских пулемётчика. Резво бегут солдаты. Пулемёт за собой тащат. Катятся пулемётные колёса по неровной земле. Пулемёт на ухабинах подскакивает.
Впился Ярмухамед в пулемёт глазами. Вот ведь трофей отличный. Ускорил шаг, убыстрил бег. Оторвался Ярмухамед от своих. Увлёкся. Не заметил, что опомнились белые. Изменилась опять обстановка. Вновь залегли в обороне наши.
Все залегли, лишь один Ярмухамед несётся.
Догнал пулемётчиков. Швырнул одного направо, налево швырнул другого. Рванул на себя пулемёт. Оглянулся – нет поблизости красных бойцов. Белые снова идут в атаку.
Что делать? Отступать? Бросать пулемёт?
Поколебался секунду Ярмухамед. Затем поднатужился, взвалил пулемёт на плечи, крякнул. Развернулся. Быстрей к своим!
Колчаковцы открыли огонь. Только Ярмухамед уже далеко.
Прикрыли Таланкин, Кручинин да другие бойцы Ярмухамеда огнём. Донёс Ярмухамед Нармухамед пулемёт до своих.
– Ну герой, Ярмухамед, ну орёл! – восхищались бойцы подвигом Ярмухамеда.
– Отнял всё‑таки пулемёт.
– Да что пулемёт, – смущался Ярмухамед. – Вот если б Глазов вернули…
Подошёл командир, посмотрел на пулемёт, на Ярмухамеда Нармухамеда, на Таланкина, на Кручинина, на других бойцов:
– Вернём, вернём с такими орлами Глазов!
И верно – вскоре вернули Глазов.
МИРАЖ
В армии Колчака были самолёты. Самолёты новенькие, иностранные. Немало они доставляли беспокойства красным войскам. Особенно досаждали бомбардировками.
На одном из участков колчаковского фронта вместе с красным бронепоездом действовал аэростат. Поднимался он над бронепоездом, вёл воздушную разведку, помогал нашим артиллеристам точно стрелять по целям.
Начали белые лётчики охоту за аэростатом. Однако оберегали его красные авиаторы, не подпускали, отгоняли колчаковцев. Отгоняли, отгоняли, а затем Фёдор Астахов, человек изобретательный и серьёзный, вдруг говорит товарищам:
– Берусь устроить белым галлюцинацию.
Подивились друзья:
– Какая ещё галлюцинация?!
Кто‑то даже спросил, что за слово такое диковинное.
Объясняет Астахов:
– Это когда что‑нибудь мерещится.
После полёта аэростат опускали на землю, укрывали брезентом. Смотришь с воздуха на землю – не виден аэростат, виден только брезент.
Узнали белые лётчики про брезент, про то, где укрывают красные аэростат.
Совершили колчаковцы авиационный налёт, разбомбили брезентное укрытие.
Разбомбили. Спокойны. Довольны.
Прошёл день. Что такое?! Снова сопровождает бронепоезд аэростат.
– Вот так да! Чудеса в решете! Как же понять?! – поражаются белые.
– Так ведь это уже второй аэростат, – соображают белые.
Стали они теперь охотиться за этим. Определили место. Вот он, брезент. Вот он топорщится. Под брезентом аэростат. Ну что же, уничтожим и этот.
Снова совершили белые авиационный налёт. Всё поле вокруг брезента изрыли воронками. Бомб несчитанное число потратили.