Летом 1919 года разгорелось одно из самых ожесточённых сражений гражданской войны. С юга, с берегов Чёрного моря, начал поход генерал Деникин.
Белые захватили большую часть Украины, Крым, Северный Кавказ. Они шли на Курск, на Орёл, на Воронеж. Главная цель у Деникина – взять Москву и уничтожить Страну Советов.
Партия большевиков выдвинула новый лозунг:
«Все на борьбу с Деникиным!»
Не дошёл до Москвы Деникин. Разбит был в жестоких схватках. Разбит. Побежал назад.
О победах Красной Армии над войсками генерала Деникина вы и узнаете из рассказов, составивших четвёртую главу этой книги.
ЖИРНЫЙ, ТОЩИЙ, СРЕДНИЙ
Наступает, идёт Деникин.
Представляют деникинские офицеры, как входят они в Москву. Летит громовое «ура!» повсюду. Колокола на церквах упиваются медным звоном.
Представляет и сам Деникин, что он в Москве. Верхом на белом коне въезжает.
Идёт Деникин не с голыми руками, не с пустым карманом. Помогают ему, как и помогали адмиралу Колчаку, генералу Юденичу, капиталисты Англии, Франции, богатеи других стран.
380 тысяч винтовок передали они Деникину. Почти 3 тысячи пулемётов. Около 300 миллионов патронов.
Но это ещё не всё:
217 орудий,
101 танк,
194 самолёта,
1335 автомобилей.
Снаряды, сукно для солдатских шинелей, пистолеты, револьверы, гранаты, бомбы.
Щедры зарубежные богатеи. Не забывает богатей богатея.
Главную ударную силу генерала Деникина составляла Добровольческая армия. Командовал армией генерал Май‑Маевский.
Главная сила в армии Май‑Маевского – корпус генерала Кутепова.
По‑разному встречали белых генералов на захваченных землях.
Грозно смотрели рабочие.
Затихали, притаившись, обыватели.
Радовались недобитые богачи:
– Ах, Деникин идёт, Деникин!
– Ах, сам Антон Иванович!
– Ах, Май‑Маевский идёт, Май‑Маевский!
– Ах, сам Владимир Зинонович!
– Ах, Кутепов идёт, Кутепов!
– Ах, сам Александр Павлович!
Мальчишки Савка, Мишка и Пашка тоже как‑то бегали смотреть на белогвардейских генералов.
Савка повыше ростом. Ему виднее. Передавал он Мишке и Пашке, как выглядят белые генералы.
Вот – Деникин. Присмотрелся Савка, докладывает:
– Жирный.
Повторяет Мишка:
– Жирный.
Повторяет Пашка:
– Жирный.
Вот – генерал Кутепов. Присмотрелся Савка, докладывает:
– Тощий.
Повторяет Мишка:
– Тощий.
Повторяет Пашка:
– Тощий.
Вот – генерал Май‑Маевский. Присмотрелся Савка, докладывает:
– Не тощий. Не жирный. Средний.
Повторяет Мишка:
– Средний.
Повторяет Пашка:
– Средний.
Стоял рядом с ребятами какой‑то рабочий парень. Посмотрел он на Савку, на Мишку, на Пашку, хитро подмигнул им и вдруг сказал:
– Жирный, тощий, средний – не имеет значения. Всем им будет один конец.
Крутанул сжатыми кулаками рабочий, словно генеральские головы скручивал.
Рассмеялись ребята. Вот бы так да на самом деле!
Размечтались ребята. Вот так бы на самом деле!
Улыбнулся ребятам рабочий парень. Мол, будьте спокойны, мол, так и будет. И вновь крутанул руками.
Стояло лето 1919 года. Наступали, шли на Москву деникинцы.
«САМООБСЛУЖИВАНИЕ»
Довмонт Кикикин, кулацкий сын, записался в войска к Деникину. Нравилось ему у Деникина. Особенно «самообслуживание».
Бесчинствует белая армия. Грабит она население. Воля во всём Кикикину. Вступили войска в Обоянь. Сразу шмыгнул по дворам Кикикин. Видит мясо – давайте мясо. Видит яйца – давайте яйца. Хлеб раздобыл, молоко и квас. Даже принёс пироги с грибами.
Приглашает других. Угощает. Смотрят солдаты:
– Откуда?
– Как?
Отвечает Кикикин:
– Самообслуживание.
Смеются другие – эка ж словечко выдумал!
Вступили деникинцы в город Курск. Вот где мечта, где простор солдату. Юрок, пронырлив, нахален Довмонт Кикикин, сразу видно – кулацкий сын. Пригрозил он винтовкой какому‑то портному. Френч, галифе и рубаху сшил за сутки ему портной.
Смотрят солдаты – Кикикин, словно жених, с иголочки.
– Откуда?
– Как?
Отвечает Кикикин:
– Самообслуживание.
Вступили войска в Фатеж. Город Фатеж на пути к Орлу. И в Фатеже куда‑то исчез Кикикин. Где‑то шнырял, вынюхивал. Вернулся. Смотрят солдаты: сапоги на нём хромовые. Новые. Со скрипом.
– Откуда?
– Как?
Отвечает Кикикин:
– Самообслуживание.
В город Кромы вступила белая армия. Это рядом совсем с Орлом. Снова простор Кикикину.
Уже в тонкорунной папахе стоит Кикикин.
Доволен солдат‑деникинец: и одет, и обут, и желудок всегда набит. Хорошее дело самообслуживание.
Вступили войска в Орёл. Снова исчез Кикикин. Ждут его час. Ждут день. Волноваться стали.
Вдруг видят: несётся Кикикин.
– Караул! – истошно вопит.
Посмотрели солдаты: нет ни папахи на Кикикине, нет ни сапог. Исчезли френч, галифе, рубаха.
Голым, в чём мать родила, несётся к своим Кикикин.
Что же случилось?
Раздели Кикикина солдаты соседней части. Вор дубинку унёс у вора.
Нередко случалось такое в войсках Деникина. Привыкнув грабить других, деникинские солдаты стали друг друга грабить.
– Верну! Отомщу! – бушевал Кикикин.
И верно, вернул. Для острастки теперь гранатами вдоль и поперёк обвесился. Ходит как склад с оружием.
Недолго ходил Кикикин. На первой версте за Орлом погиб. И надо же – на собственной гранате подорвался деникинец. Взорвалась одна из гранат Кикикина.
Поражались другие.
– Сам! На своей гранате!
Вспоминали Кикикина:
– Самообслуживание.
СЛОВО КОМИССАРА
Когда генерал Деникин начал наступление на Москву, рабочий‑большевик Владимир Архипович Барышников был назначен членом Реввоенсовета 8‑й армии.
Перед отъездом на фронт Барышников виделся с Владимиром Ильичём Лениным.
– Я уверен, что вы справитесь, – сказал Владимир Ильич, прощаясь с Барышниковым.
И вот Южный фронт, тяжёлые бои с Деникиным.
Полюбили в армии комиссара.
Был он сердечен с людьми в обращении. Голос ровный, спокойный. Без громких басов, без крика.
Внешне Барышников больше напоминал рабочего, чем командира: потёртая кожаная куртка, поношенная гимнастёрка, видавшие виды сапоги.
Однако когда выступал Барышников, преображался он весь: голос вдруг становился звонким, глаза горели, руки, как крылья, взлетали в жестах.
О новой жизни говорил комиссар. О той, что будет, во имя которой бьются, жизни своей не жалеют тысячи пролетариев. И ещё говорил комиссар:
– Дадим же клятву быть стойкими в борьбе. Быть верными народному делу! До конца! До самой последней минуты жизни!
– Клянёмся! Клянёмся! – неслось в ответ.
Из полка в полк, из дивизии в дивизию ездил в те дни Барышников. Однажды едет Барышников, видит – отряд навстречу. Решил, что красные. Оказалось, белые.
Окружили белые:
– Комиссар?
– Комиссар!
Схватили. До полусмерти избили Барышникова.
Притащили комиссара в белогвардейский штаб. Начались допросы и истязания.
– Комиссар! – кричали белые.
– Красная сволочь!
– Заговоришь!
Требовали белые от Барышникова, чтобы раскрыл он военные тайны, выдал им планы Красной Армии.
Усмехнулся в ответ комиссар. Только крепче зубы стиснул.
Ясно белым – нет силы такой, чтобы сильней была большевистской клятвы. Вырезали звери на спине комиссара пятиконечные звёзды. Повели на казнь.
Казнили Барышникова на рассвете. Подвели к виселице. Хотели набросить на глаза повязку. Отвёл Барышников ослабевшей рукой повязку. Вдаль посмотрел, туда, где занималась заря.
Собрал он последние силы:
– Да здравствует коммунизм!
…Город Орехово‑Зуево. Под Москвой. Родина Барышникова. Заводской пролетарский район. Здесь в окружении зелени и цветов возвышается памятник герою гражданской войны, комиссару Владимиру Архиповичу Барышникову.
АВТОГРАФ
Пардон‑Халилецкий – пианист, музыкант. Одобрял Халилецкий во многом белых. Знал, что они разбойничают.
– Так время такое, – говорил Халилецкий.
Знал, что казни, что розги для непокорных у них в ходу.
– Фи, – говорил Пардон‑Халилецкий. – Я демократ. Я категорически против казней. Розги? Хи‑хи, розги – это другое дело.
Считал он, что белые порядок несут России. Лучше они, чем красные. Впрочем, не очень ругал и красных:
– Я демократ, я демократ. Что‑то есть и у них хорошее.
Захватили белые город Курск. Отмечали свою победу. На торжественный ужин был приглашён и Пардон‑Халилецкий.
Сам генерал Кутепов пришёл на ужин. Генералы в зале. Юнкера, офицеры, нарядные дамы в зале.
Играл Халилецкий на фортепьяно. Играл. Старался.
Похлопали дружно ему офицеры. Генералы улыбкой встретили. Дамы кричали:
– Браво!
Кланялся важно Пардон‑Халилецкий. Был на десятом небе. Попросил он на память автограф Кутепова.
Пригласили к столу музыканта. Выпил шампанского. Милое общество!
Хорошо на душе у Пардон‑Халилецкого. Дружно кричал с другими:
– Слава Деникину!
– Слава Кутепову!
– Май‑Маевскому долгие лета!
Были танцы, затем и карты. Заговорили потом о красных. Не удержался Пардон‑Халилецкий. Полез со своим любимым:
– Я демократ, я демократ. Что‑то есть и у них хорошее.
Обернулись на эти слова офицеры. Генералы глаза скосили. Посмотрели, как змеи, дамы.
– Что‑то хорошее?
Выпил Пардон‑Халилецкий шампанского. Море ему по колено.
– Так точно, хорошее, – сказал Халилецкий. – Хи‑хи, не секут они, скажем, розгами.
Сказал и этим подал идею.
Насупился Кутепов.
– Красный змеёныш, – прошипел генерал какой‑то, что‑то шепнул кому‑то, какой‑то полковник куда‑то повёл глазами; какой‑то поручик едва заметно кивнул головой и тихо ответил:
– Есть.
Поманили за дверь Халилецкого. Вышел. Схватили его офицеры. И тут же, как куль, в подвал.
Скрутили, связали, на лавку бросили. Взлетели, как сабли, над Пардон‑Халилецким розги.
– А‑а‑ай! – завопил Халилецкий. – Я пианист! Я музыкант! Я демократ!
– Демократ! – хихикают офицеры.
Взлетают, взлетают розги.
Больше недели отлёживался после этого Пардон‑Халилецкий.
Остался на память автограф Кутепова. Один – на бумаге, второй – на теле.
РОМАШКИ
Во время наступления генерала Деникина на Москву в городе Харькове для деникинской армии был организован сбор средств. Объявили в Харькове День ромашки. Лето. Как раз уйма в полях ромашек. Вот и стали их продавать на улицах города. Появились сотни корзин с цветами. Продавцы их были дети. Разнаряженные, разодетые. В матросках мальчики. В бантиках девочки. Сынки и дочери богатых родителей.
Плата за ромашки могла быть любой. Возьми ромашку, а в корзину положи сколько хочешь – хоть копейку, хоть сто рублей.
Сбор от продажи ромашек и поступит в фонд деникинских войск.
Оживились улицы Харькова. Повалили к цветочным корзинам все те, кто против Советской власти, кто за Деникина. Кто рубль, кто два, кто полтину, кто двадцать копеек в корзину бросит. Особенно стараются местные богатеи, обходят один другого.
– Я десять рублей положил!
– Что – десять, я – двадцать!
– Что – двадцать, я – тридцать!
– Что – тридцать, я – сорок!
– Подумаешь – сорок. Я сто положил целковых!
Мальчишка Игнашка Сверчок, это прозвище было Игнашки, оказался на редкость в тот день смекалистым.
Не в семье богачей появился на свет Игнашка. В железнодорожных мастерских работал рабочим его отец. Соседи по дому, соседи по улице тоже простые рабочие люди.
Спохватились в тот же день на рабочей улице: где же Сверчок Игнашка?!
Мать всполошилась. Отец всполошился. Всем домом пошли на поиски. Лишь к вечеру вернулся домой Игнашка.
Идёт, как луна сияет. Держит в руках корзину.
Заглянули в корзину люди. На дне лепестки от ромашек. Рядом целая горка денег.
– Для рабочей кассы, – сказал Игнашка. (Была у рабочих такая касса для общих нужд.)
Догадались люди, где пропадал Игнашка.
А на следующий день притащили соседи газету. И вот тут все без конца дивились. Напечатан в газете снимок. На снимке Игнашка, а рядом с ним генерал Деникин. Ниже подпись, что сам генерал Деникин купил у Игнашки за десять рублей ромашку.
Пригодились Игнашкины деньги. Передали их рабочие из рабочей кассы на нужды харьковским революционерам‑подпольщикам.
Долго вспоминали тогда Игнашку:
– Ну и Сверчок! Ну и Сверчок! Деникину всунул, шельмец, ромашку.
Получилось: Деникин на борьбу с Деникиным раскошелился на десятку.
ВСЕ УШЛИ
Тяжело для молодой Советской страны сложились дела на юге. Партией большевиков брошен призыв:
– Все на борьбу с Деникиным!
Ваня Заброда, Петя Зимянин и Люба Кубанчик собрались добровольцами в Красную Армию. Явились на сборочный пункт.
Отвечают им:
– Молоды ещё! Молоды!
И верно: им по 15 лет.
Однако мечтают друзья о фронте, о защите Советской власти.
Представляет Ваня Заброда себя верхом на боевом коне. Вот он лихо на белых скачет. Шашка в руке грозным огнём сверкает. Разбегаются белые.
Петя Зимянин – артиллерист. Старший в батарее.
– Огонь! Огонь! – командует Петя.
Летят снаряды. Точно ложатся в белых.
И Люба Кубанчик мечтает о подвигах. Сумка висит у неё на плече. Красный крест на сумке. Сестра милосердия, сестра милосердия Люба Кубанчик. Вот она с поля боя выносит раненого.
«Сестрица, спасибо», – шепчет боец.
Лежат ребята в травах. О своём мечтают.
Ваня Заброда к Пете:
– Стреляешь?
– Стреляю, – признаётся Заброде Петя.
Петя Зимянин к Ване:
– Скачешь?
– Скачу, – отвечает Ваня.
Вместе они к Любе Кубанчик:
– Спасаешь? Тащишь?
– Тащу, – признаётся Люба.
Мечтали, мечтали. И вдруг решили:
– В город идём!
– В райком комсомола.
– Верно!
– Там разберутся.
– Возьмут.
Отправились друзья в уездный город, в райком. Подходят, встречают ребят, таких же, как они. Тоже о фронте мечтают.
– Закрыт, – говорят, – райком.
– Как закрыт?
– Почему закрыт?
Подошли к двери. Висит объявление.
Читает Ваня:
– «Райком закрыт. Все ушли на фронт».
Растерялись друзья. Огорчение на лицах.
А мимо спешат ребята:
– Хотите с нами? Пойдёмте. Часть формируется.
И верно, создавалась новая красноармейская часть для борьбы с Деникиным.
Отправились друзья прямо в часть.
– Возраст? – спросили в части.
– Шестнадцать лет, – ответили дружно ребята.
Ваня Заброда для надёжности даже сказал:
– Семнадцать.
Посмотрели на них командиры. Глаза у ребят как огонь горят.
– Попробуем, что ли? – обратился один командир к другому.
– Можно, пожалуй, – сказал командир второй.
Зачислили в красноармейскую часть подростков. Ушли комсомольцы на бой с Деникиным.
МИЛЛИОН
Белогвардейскому полку, который первым вступит в Москву, был обещан миллионный приз.
Наделал шуму в деникинской армии этот приз. Командиры полков спокойного сна лишились.
Полковник Ордын‑Нащокин одним из полков командовал. Ордын‑Нащокины – дворяне. Ещё при первых царях Романовых, при царе Михаиле Романове и Алексее Михайловиче, вошёл в известность их древний род. Есть что вспомнить полковнику Ордын‑Нащокину, есть чем гордиться. Служил он при царе Николае II в Петербурге в гвардейском полку. Был в Зимнем дворце обласкан. Даже с братом царя дружил.
Кому же, как не ему, не Ордын‑Нащокину, первым вступить в Москву. Вступить и приз получить миллионный.
Полковник князь Шуйский тоже полком командовал. Кто же не знает Шуйских.
Вот уж древний, не то что дворянский – боярский род. Ещё до царей Романовых в силу они вступили. Давний предок Шуйских – Василий Шуйский сам был русским царём. Правда, совсем недолго.
Так кому же первым вступить в Москву? Конечно, ему, полковнику Шуйскому, его шуйскинскому полку. Кому получить миллион? Конечно, ему, потомку Василия Шуйского.
Полковник Прохоров тоже полком командовал. Не такого Прохоровы древнего рода, как Шуйские, как Ордын‑Нащокины. Даже не дворяне Прохоровы. Не дворяне, зато богаты. Фабриканты они, заводчики. Миллионеры. Новая сила России. Представляет Прохоров обещанный миллион.
– Денежка денежку любит. Миллионы идут к миллионам.
Кому, как не ему, не Прохорову, первым войти в Москву. К миллионам миллион прибавить.
Немало полков у Деникина. Немало полковых командиров. Тот – князь, тот – барон, землевладелец известный, шахтовладелец, пароходы раньше, до революции, были у пятого. Всё достойный народ, значительный. Спорят командиры белогвардейских полков – кому же первым вступить в Москву. Спорят. Уверены – быть им в Москве, быть им в Кремле, быть им на Красной площади. Вернуть им свои богатства.
Много прошли километров деникинцы. Вот взят Курск. Вот вступили они в Орёл. Немного совсем до Москвы осталось.
Дошли до Орла деникинцы. Двинулись дальше на Тулу. Вдруг остановка.
– В чём дело?
– Нам же в Москву!
– Нас ожидает приз!
Однако не смогли они дальше Орла продвинуться. Здесь, под Орлом, и разгорелись основные бои с Деникиным.
Остановился Деникин. Остановились полки. В мечтах миллион остался.
«ПРИВЕТ ИЗ ОРЛА»
Вот как остановили Деникина под Орлом. Шёл Деникин – казалось, дорога на Тулу и дальше на Москву открыта.
Понимает командование Красной Армии: не выдержат ослабленные части лобовое сражение с белыми.
Решает: надо ударить по белым с фланга.
Нацелил удар со стороны Брянска, южнее Орла, прямо в бок и по тылам деникинской армии.
Наступает Деникин. Верит в успех. Спокоен. Вдруг депеша с фронта.
– Что такое?
– Ударили красные.
– Как ударили? Где ударили?!
– Южнее Орла, – отвечают Деникину.
Разгорелось здесь сражение. Лучшие свои части направил сюда Деникин. Бросил самолёты. Поднял офицеров в психические атаки.
Не помогли лучшие солдаты.
Не помогли самолёты.
Не помогли психические атаки.
Пришлось остановить Деникину свой путь на Москву,
Радость у красных:
– Остановился Деникин!
– Стоп!
– Не движется!
Потеряли белые темп, наступательный порыв, как говорят военные – инициативу. Вот и удачный момент красным по Орлу ударить.
Закипело опять сражение. В стремительной схватке сошлись войска. Каждому ясно: от того, кто кого, зависит судьба Москвы, зависит судьба Советской России.
День и ночь.
День и ночь.
Не стихает сражение. В штыковые атаки идут войска. В рукопашных схватках сошлись.
Опрокинули красные белых. Ворвались в Орёл герои.
Двенадцать часов бушевало сражение на улицах. Держались белые за каждый выступ, за каждый дом. Но вот иссякла у белых сила. Точка. Конец.
В рядах красных войск, сражавшихся под Орлом, членом Реввоенсовета одной из армий был известный большевик, большой друг Владимира Ильича Ленина – Серго Орджоникидзе.
«Привет из Орла», – послал Орджоникидзе короткую телеграмму Владимиру Ильичу.
Прочитал Владимир Ильич телеграмму. Улыбнулся. Ясно, в чём дело. Рад он орловскому привету.
КРОМЫ
Кромы – небольшой город. Находится он южнее Орла.
Жил в Кромах булочник Абрикосов. Ни молод, ни стар. Ни богат, ни беден.
Тревожная жизнь у Абрикосова. Гражданская война подкатилась к Кромам. С кем, за кого держаться? Об одном он мечтает: лишь бы торговля текла спокойно. Были красные – старался держаться красных. Вступили белые – держится белых.
Неспокоен Абрикосов. Сидит. Гадает. Решает так: если отобьют красные Кромы у белых – будет приветствовать красных.
Отбили красные Кромы. Распахнул Абрикосов двери своей булочной:
– Ура красным!
Видно сразу – стоит за красных.
Однако не завершился бой. Пытаются белые снова ворваться в Кромы. Снова гремит артиллерия.
– Поторопился, – решает Абрикосов. – Не удержатся, кажется, красные.
Закрыл он поспешно булочную.
Отбили белые Кромы. Пришлось отойти красным бойцам.
– Ура белым! Генералу Деникину! – кричит Абрикосов.
Открыл снова двери своей булочной. Пусть все видят, что он за белых.
Только открыл, как опять гремит канонада. Это красные снова идут на Кромы.
– Эх, поторопился, кажется, – решает опять Абрикосов. – Нет, ненадёжно, видать, при белых.
Закрыл он поспешно булочную.
Отбили красные у белых Кромы.
Уже не кричит Абрикосов «ура»! Однако открыл двери своей булочной – пусть все видят, что он за красных.
Открыл. Кажется, всё. Решилось, кажется, всё с Кромами.
И вдруг снова гремит канонада. Снова врываются в Кромы белые.
Вздохнул тяжело Абрикосов. Как же быть? Открывать булочную, не открывать?
Решил подождать.
Правильно сделал.
Отбили красные у белых Кромы.
Однако и теперь не торопится Абрикосов. Проявил осторожность. Видит, снова у белых Кромы.
Закрыл он глаза. Открыл.
Видит, на улицах снова красные.
Закрыл он глаза. Открыл.
Видит, на улицах белые.
Шесть раз переходили Кромы от белых к красным, от красных к белым, от белых к красным.
И всё же завершились бои нашей победой.
Стихла канонада в Кромах. Однако долго ещё Абрикосов не решался открыть свою булочную. Пока не постучали:
– Открывай, открывай! Приходи же в себя, Абрикосов. Взяты навечно красными Кромы.
«РАЗРЕШИТЕ ДОЛОЖИТЬ»
В Красной Армии действовали отряды червонных, то есть красных, казаков. Командовал красными казаками Виталий Примаков. И вот как‑то в красных кавалерийских эскадронах стало происходить невероятное. Подходят бойцы друг к другу:
– Как стоишь!
– Молчать!
– Красная сволочь!
– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие.
И в кавалерийском полку Латышской дивизии, которым командовал Ян Кришьян, тоже стало происходить невероятное. Подходят бойцы друг к другу:
– Бей красных!
– Долой Советы!
– Молчать!
– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие.
И у конников Кубанской бригады происходит тоже самое невероятное.
К вечеру и у красных казаков, и у латышских кавалеристов, и у кубанских конников – новое: принесли им белогвардейскую одежду, стали они переодеваться. Переоделись и снова:
– Ваше благородие…
– Ваше сиятельство…
Слава генералу Деникину!
Что такое?
Оказалось, красные командиры решили отправить червонных казаков, кубанцев и латышских конников в тыл к Деникину. Вот и переоделись они в белогвардейскую форму, вот и подражали в командах и разговорах белым.
Старшим над советскими конниками был назначен Виталий Примаков.
Ноябрь. Глубокая осень. Для перехода в тыл к белым выбрали тёмную ночь. А тут ещё выпал снег. Разыгралась метель. Укрыла красных пороша‑вьюга. Прошла конница Примакова незаметно в тылы к белым.
Правда, несколько раз деникинские посты окликали наших.
– Свои, – отвечали красные конники. И тут же кто‑нибудь зычно: – Слава генералу Деникину!
Видят белые: едут конники в форме белых. Славу кричат Деникину. Ясно – свои, не красные.
Проникли красные в тылы к белым. Устремилась в лихую атаку конница. Заработали острые шашки.
Среди деникинцев паника, крики. Не поймут, кто же у них в тылу:
– Красные?!
– Белые?!
– Белые?!
– Красные?!
Разобрались:
– Красные! Красные!
Несётся лавиной советская конница. Идёт по тылам деникинцев: Поныри, Ольховатка, Возы, Фатеж…
Трещат, рассыпаются тылы у Деникина. В панике, в страхе белые.
Улыбается Примаков. Представляет белых:
– Как стоишь!
– Молчать!
– Разрешите доложить, бежим, ваше высокоблагородие.
ЯН ФАБРИЦИУС
Ещё в молодые годы друзья назвали Яна Фабрициуса «Железный Мартын».
И вот:
– Железный Мартын!
– Железный Мартын прибыл!
Это передавалось среди белых солдат. Не только наши бойцы, но и наши враги не раз уже слышали о красном командире Яне Фабрициусе. Немало всяких легенд среди белых солдат о бесстрашном краскоме тогда ходило. И будто бы пули его не берут. (Хотя на самом деле семь раз был ранен в боях Фабрициус.) И о том, что не знает в боях поражений. (Что верно, то верно.) И о том, что небывало меткий стрелок Фабрициус. (И снова верно.) И даже о том, что будто бы вовсе не рядовой он в прошлом солдат (как было на самом деле), а бывший царский полковник. Любил его царь, а затем разжаловал. В Сибирь сгоряча отправил.
Действительно, немало лет в Сибири провёл Фабрициус. Вот как сложилась его биография. Родился Ян Фабрициус в Латвии, в семье батрака, крестьянина. Здесь в Латвии он учился, работал, вступил в партию большевиков. В городе Риге, в Виндаве (теперь это город Вентспилс) вёл революционную работу.
За революционную работу и погнали его в Сибирь. Побывал он на суровой сибирской каторге. А затем был оставлен на вечное здесь поселение. Многому научился в Сибири Фабрициус. И на охоту ходить, и метко стрелять, и людей уважать, и не бояться сибирской стужи.
Ян Фабрициус был среди тех, кто с первых же дней создания Красной Армии стал одним из её командиров. Сражался с немцами под Гдовом, у Пскова, в Эстонии, в Латвии. Бился с войсками Юденича. Прибыл теперь под Орёл. Начал бои с Деникиным.
Передаётся среди деникинцев:
– Железный Мартын прибыл!
Девочка Ксюша Корзинкина тоже услышала про Фабрициуса. Как‑то комбриг Я. Фабрициус с отрядом красных бойцов проезжал через их село. Сложилось так, что заночевал он в Ксюшином доме.
Глянула Ксюша. Замерла Ксюша – перед ней человек железный!
Знала девочка, что дядю военного называют железным. Решила, что и вправду он из железа сделан. Хотела спросить. Да не решилась. Всё крутится возле Фабрициуса, всё старается рукой его тронуть.
Дотронется – нет, кажется, не железный. «А может всё же железный?» – сомневается Ксюша. Решила проверить наверняка. «Достану иглу. Кольну. Если железный – не вскрикнет», – рассудила девчонка.
Достала иглу. Кольнула. И что же?
Разгадал Фабрициус нехитрый Ксюшин приём. Не вскрикнул.
«Значит – железный», – довольна Ксюша.
Всю гражданскую войну прошёл Ян Фабрициус. Отличался он исключительной смелостью. Лишь четыре человека за всю историю гражданской войны были удостоены четырёх орденов Красного Знамени. Это Ян Фабрициус, Иван Федько, Василий Блюхер, Степан Вострецов. Среди этой когорты отважных Ян Фабрициус был первым. То есть именно ему первому в нашей стране было вручено четыре ордена Красного Знамени.
ИЕРОНИМ УБОРЕВИЧ
Основные бои под Орлом, под Кромами вела 14‑я красная армия. Командовал этой армией Иероним Уборевич. По его же предложению в глубокий рейд по тылам белых была отправлена конница Примакова.
Родился Уборевич в Литве, недалеко от города Каунаса. Родился в семье крестьянина. Рос. Пас помещичьих гусей. Рано освоил грамоту. Мировая война резко изменила жизнь литовского паренька. Послали его в артиллерийское училище. Стал подпоручиком Уборевич.
Когда произошла Февральская революция, он уже был большевиком. В Красной Армии командовал полком, бригадой, дивизией. И вот получил назначение под Орёл командующим 14‑й армией.
Нелегко пришлось новому командующему. Армия была потрёпана белыми в боях. Отступала. Среди бойцов нашлись и паникёры, поползли слухи:
– Деникина не осилишь.
– Дело дрянь.
Редкой энергией обладал командующий. Прекратил ненужные разговоры. Навёл порядок в частях. Сам ездил по дивизиям, по бригадам. Как одеты, во что обуты бойцы, следил. Как с оружием на передовой, как с боеприпасами. Интересовался всем.
Встретил Уборевич однажды бойца. Проверил винтовку.
В грязи винтовка. В пыли. Не смазана.
Разобрал командарм при бойце винтовку. Прочистил. Ствол и затвор маслом протёр ружейным.
Вернул винтовку. Сказал бойцу:
– Будет грязной, опять придёшь.
Провалиться готов был боец сквозь землю. Навечно урок запомнил.
Приказал Уборевич отрыть окопы, возвести минные поля, оборудовать огневые точки. Заставил тех, кто неопытен, учиться стрельбе и штыковому бою.
Не пропали усилия даром. Подтянулась армия, набралась сил.
14‑я армия Уборевича и нанесла удар по Деникину южнее Орла, а затем вместе с соседней армией, с 13‑й, отбила Орёл у белых, сорвала поход Деникина на Москву.
Шутили, улыбались красноармейцы:
– Пригладил Уборевич Деникина.
– Давай на Уборевича три Деникина!
Армия Уборевича и после Орла громила деникинские войска. Освобождала Украину, гнала белых до Чёрного моря.
Командующему 14‑й армией Иерониму Петровичу Уборевичу было всего 23 года.
– Мальчишка! – ругались белые.
– Командарм Уборевич! – гордились красные.
ВОРОНЕЖ
Красная Армия штурмовала Воронеж. Разгромить в этом районе белых и взять город Воронеж поручили конному корпусу Семёна Будённого.
Подошли конники к Воронежу. Остановился Будённый. Послал разведчиков.
Разведали красные силы белых. Намного больше они, чем у красных. Главная сила белых – конный корпус генерала Шкуро.
Требуют горячие головы:
– Ерунда, что больше!
– Вперёд, на штурм!
– Выбьем лихой атакой!
Не соглашается Будённый.
Даже приказ от старших командиров пришёл. И в нём – штурмовать Воронеж.
Не соглашается Будённый.
Воронеж стоит на высоком месте. Подходы к нему открыты. Понимает Будённый: расстреляют с воронежских высот белые красную конницу на подходах к городу.
Видит Будённый успех не в штурме Воронежа, а в открытом бою с конницей белых. Надо, чтобы вышел Шкуро из Воронежа. Надо выждать, решает Будённый. Уверен – не усидит долго Шкуро в Воронеже. Выйдет из города, попытается снять осаду, разбить красных. Вот тут‑то и не зевай.
Ждут будёновцы.
День ждут. Не выходит Шкуро.
Два ждут. Не выходит Шкуро.
Три ждут. По‑прежнему в городе всё спокойно.
Снова идут разговоры:
– Подумаешь – больше!
– А мы их с ходу!
– Как же так, на войне – без риска?!
Не поддаётся Будённый. Ждёт.
Дождался Будённый. Вышел Шкуро из Воронежа. Как раз на четвёртый день.
– Ну, теперь проявляй геройство! – крикнул бойцам Будённый.
Проявили геройство красные.
Хоть и больше числом тех было. Однако сила не вровень силе. Меньше будёновцев. Да, видно, точней удар.
Разбили генерала Шкуро будёновцы. Ворвались они в Воронеж.
Едет Будённый, глаза сверкают. Выдержка в битве исход решает.
КРАСНЫЙ ДУНДИЧ
Олеко Дундич – герой, человек‑легенда. Таким вошёл он в историю гражданской войны. Красный Дундич его назвали.
По национальности Дундич хорват. Родился в Долмации, в нынешней Югославии.
Немало боевых подвигов на счету у Красного Дундича. Вот лишь один из них. Было это в те дни, когда стояли будёновцы под Воронежем, всё пытались солдат Шкуро из города в поле выманить. То промчатся верхом перед самым городом, то подкрадутся ночью, снимут в темноте неприятельские караулы, а то и вовсе лихим наскоком потревожат заставы белых.
– Что бы ещё придумать?
Решили письмо написать Шкуро. Вспомнили, как запорожские казаки турецкому султану когда‑то письмо писали. Есть знаменитая картина художника Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Вот и будёновцы решили написать письмо генералу Шкуро.
Собрались в круг. Сочиняли вместе. В выражениях не стеснялись. Называли генерала разными крепкими словами. Обещали на телеграфном столбе повесить. Но главное было в том – писали, что завтра ворвутся они в Воронеж. Приказ отдавали белым – приготовиться всем к параду. Письмо подписал Будённый.
Как же переправить письмо Шкуро?
Проникали не раз в Воронеж красные разведчики. Знают, где штаб Шкуро.
Доставить письмо вызвался Олеко Дундич.
– Доставлю в самый штаб, – говорил Дундич. – В руки дежурному передам.
Выполнил Дундич своё обещание. Офицерскую форму надел, прикрепил погоны, офицерский ремень поправил. Проник сквозь заставы белых. Вот он в Воронеже. Вот и штаб генерала Шкуро.
Поднялся по лестнице. Честь по дороге кому‑то отдал. От кого‑то принял. Постучал к дежурному офицеру. Вошёл, представился, сказал:
– Пакет для генерала Шкуро. Срочный.
Вручил… Козырнул. Повернулся. И след пропал.
Вышел Дундич на улицу, подумал: тихо, спокойно, нигде ни тревоги, ни паники. Встряхнуть, что ли, белых?
Достал две гранаты. Бросил в открытые окна штаба.
Выбежали офицеры:
– Держи! Лови!
И Дундич вместе со всеми:
– Лови! Держи!
Бегают все, суетятся. Кого хватать, не знают.
Насладился будёновец паникой. Надоело бегать ему со всеми, в сторонку, бочком, шажком – и тихо ушёл из штаба.
Благополучно вернулся Дундич.
А Шкуро?
Прочитал он письмо Будённого. Жарко пришлось офицерам. Чуть не лопнул Шкуро от генеральского гнева.
«ВОРОНЕЖСКИЕ КАЗАКИ»
Воронежские казаки. Нет таких казаков в природе. Есть донские, кубанские, терские, оренбургские, даже даурские – это сибирские казаки. А воронежских нет и не было.
Но вот появился полк «воронежских казаков». Создали полк белые. Из жителей города Воронежа. Собрались в него добровольцы – бывшие царские офицеры, чиновники царские, домовладельцы, купцы, торгаши, подкупчики. Даже два генерала царских. Для пущего вида, для важности. Отставные, старые.
Появился полк; думали, как назвать. Вот и решили: «воронежские казаки».
Поклялись «воронежские казаки», что будут доблестно биться с красными. Не пустят в Воронеж красных.
– Не пустим! – клянутся офицеры.
– Не пустим! – кричат чиновники.
– Не пустим! – бьют себя в грудь купцы, торгаши, подкупчики.
– Задержим. Сотрём. Уничтожим, – шепелявят отставные царские генералы.
Домовладельцы тоже в герои рвутся:
– Двери захлопнем! Воронеж на ключ закроем!
Не закрыли на ключ Воронеж.
После боя конников Будённого с белогвардейской конницей под Воронежем, после победы красных бежали из Воронежа остатки полков генерала Шкуро. Остались в городе одни «казаки воронежские».
Стоят они в центре города. Готовы к защите города.
Вышли сюда будёновцы:
– Кто вы?
– Мы – «казаки воронежские».
Смешно стало будёновцам: что‑то таких ещё не слыхали.
Гикнули, свистнули, прогремели клинками будёновцы.
– По домам! – скомандовали красные конники.
Пошепталось, пожалось воинство. Разбежалось, рассыпалось в разные стороны.
Кончились, нет «казаков воронежских».
КАСТОРНАЯ
Конный корпус Будённого шёл на Касторную. После взятия Воронежа получил он приказ пробиться в тылы к Деникину.
Ворвались будёновцы на станцию Суковкино. Захватили в плен отряд белых. В том числе и офицера из штаба генерала Постовского. Генерал Постовский командовал всей касторненской группировкой белых.
От пленённого офицера будёновцы узнали, сколько белых солдат обороняет Касторную, сколько пушек, сколько бронеавтомобилей у генерала Постовского. Узнали и о том, что у белых в Касторной имеется четыре бронепоезда.
– Ого!
– Четыре!
– Поделиться бы не мешало!
– А что – хорошая мысль, – сказал Будённый.
Подошёл Будённый к телефонному аппарату, приказал белому офицеру соединить его со штабом генерала Постовского.
Соединили.
Докладывает Будённый, словно бы он не красный командир, а белый офицер, что рядом со станцией Суковкино появились разъезды красных. Просит для защиты станции прислать бр